355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георгий Вайнер » Тревожные будни » Текст книги (страница 7)
Тревожные будни
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 02:08

Текст книги "Тревожные будни"


Автор книги: Георгий Вайнер


Соавторы: Аркадий Вайнер,Эдуард Хруцкий,Виль Липатов,Анатолий Безуглов,Николай Коротеев,Алексей Ефимов,Александр Сгибнев,Юрий Кларов,Иван Родыгин,Григорий Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Надо было перенести Кошелькова в пролетку. Он оказался неожиданно тяжелым. Мы вчетвером еле его подняли. На губах Кошелькова пузырилась кровавая пена, глаза закрыты, он сипло дышал. Как говорил Мартынов Клинкину? «Ваше дело такое: сегодня – гуляешь, а завтра – в расход. Бандитское дело, одним словом».

Когда мы внесли Кошелькова в дежурку, он был еще жив. Я протелефонировал дежурному по МЧК о ликвидации банды Кошелькова и, дождавшись приезда Мартынова, отправился за ордером, который наш завхоз выписал мне накануне. Я давно мечтал по-настоящему одеть Тузика, по-прежнему ходившего оборванцем.

Кладовщик уже знал о событиях этой ночи и был менее прижимист, чем обычно. Он мне выдал совершенно новый картуз, сапоги, галифе и несколько косовороток.

Разложив все это бесценное имущество у себя дома на кровати, я начал прикидывать, подойдет ли оно Тузику.

Вскоре приехал Виктор.

– Как там Кошельков? – спросил я, продолжая рассматривать обновки.

– Умер. Часа три, как умер.

Голос у Сухорукова был какой-то странный, напряженный. Что ж, такая ночь не могла пройти бесследно.

– Вымотался?

– Да, – подтвердил он и спросил: – Что это у тебя?

– Для Тузика.

– Понятно.

– Галифе не великоваты?

Виктор взял в руки галифе, повертел их, помял и бросил на кровать.

– Подойдут?

Сухоруков стоял у окна и смотрел во двор.

– Нет больше Тузика, Саша. – Я не понял, – Убили его. Участковый с Хитровки телефонировал. Кто-то из недобитых дружков Кошелькова задушил...

Я для чего-то сложил по выутюженным складкам галифе, завернул их в бумагу. Косоворотки остались лежать на кровати. Видимо, их тоже надо положить, Я вновь развернул сверток, положил косоворотки, запаковал, аккуратно перетянул крест-накрест шпагатом.

Виктор подошел ко мне, обнял:

– Не надо, Саша.

Так меня обнимала в день смерти отца Вера и так же говорила: «Не надо, Саша». А почему, собственно, не надо? Почему человек должен сдерживать слезы, если ему хочется плакать?

Только после смерти Тузика я узнал о той роли, которую он сыграл в ликвидации банды Кошелькова.

Севостьяновой для выполнения различных деликатных поручений нужен был мальчишка, и она приютила смышленого беспризорника, которого не раз использовала для связи с Кошельковым. Дружба Тузика со мной, Виктором и Груздем насторожила содержательницу притона. Но, убедившись, что Тузик не продает, она успокоилась, хотя и опасалась теперь давать ему ответственные поручения.

Юный житель «вольного города Хивы» хорошо знал неписаные законы Хитровки, карающие измену смертью, и держал язык за зубами. Держал до тех пор, пока банда Кошелькова не напала на Ленина... Тогда Тузик принял решение и написал мне записку. А когда я не пришел в «Стойло Пегаса», он отправился к Мартынову.

О доме в Даевом переулке знали немногие, а о том, что там будут Кошельков и Барин, – только Тузик, потому что именно ему поручил Кошельков проверить, нет ли за домом наблюдения. Севостьянова уже была арестована, и некому было предупредить Кошелькова, что Тузику доверять больше нельзя...

Обо всем этом мне рассказал Виктор. А потом за нами зашел Груздь, и мы пошли к живущему недалеко от меня гримеру уголовного розыска Леониду Исааковичу. Там нас уже ждали Сеня Булаев и Нюся. Матрос принес спирт. И мы его пили. Пили все: Леонид Исаакович, Виктор, Сеня, я и Нюся. Это были поминки по Тузику.

Когда мы расходились, Леонид Исаакович пошел меня провожать.

– Я хотел бы вам сказать несколько слов, Саша. – Старик поднял на меня свои бледно-голубые глаза. – Я не всегда был одинок, Саша. У меня был сын. И в пятнадцатом году мой сын хотел бежать на фронт. Я ему тогда сказал: «Война – дело мужчин, а не детей». И он меня послушался. А в семнадцатом, когда из Кремля выбивали юнкеров, я ему так не говорил. И мой сын взял винтовку и ушел. Он погиб во время перестрелки. И теперь я совсем одинок. Но я знаю, что сделал честно, не повторив тех слов. В тысяча девятьсот семнадцатом году это были бы лживые слова. Революция – дело и детей, и женщин, потому что она для всех, кто недоедал. Мне тяжело, Саша, но зато я не обманул своего мальчика, и я знаю, что перед смертью он думал: «Да, мой отец честный человек». А теперь спокойной ночи, Саша. Пусть у вас все ночи будут спокойными...

Он резко повернулся и зашагал по улице, выставив, как слепой, перед собой трость, нескладный, в сдвинутом набок стареньком котелке.

* * *

Хоронили Тузика на Немецком кладбище. Стоял погожий весенний день. Ночью прошел сильный дождь, и на мостовой кое-где поблескивали еще не высохшие лужи. Гроб, реквизированный в какой-то конторе похоронных принадлежностей, был непомерно большим, и щуплое, маленькое тело едва виднелось среди красных лент. Мертвым Тузик выглядел взрослее, ему теперь можно было дать лет семнадцать. В похоронах участвовала почти вся особая группа. Пришли и заплаканная Нюся, и Леонид Исаакович, торжественный, в своем неизменном котелке.

Помню плотно сжатые губы Булаева, искаженное судорогой боли лицо Груздя, опущенные глаза Виктора. Почти дословно помню краткую речь Мартынова:

– Это смерть за революцию, за очищение республики от скверны бандитизма, за коммунизм. Тузик не увидит то, за что он боролся, но зато это увидят миллионы его сверстников...

Гроб опустили в яму я и Сеня Булаев. После того как могилу забросали сырыми глинистыми комьями, Груздь старательно прикрепил дощечку, на которой печатными буквами было тщательно выведено:

«Тимофей, по прозвищу Тузик (отчество и фамилия неизвестны). Героически погиб в борьбе на внутреннем фронте 21 апреля 1919 года».

Много лет спустя я пытался найти эту могилу среди холмиков, на которых нет ни мраморных надгробий, ни памятников, ни плит, но это оказалось невозможным. Установить фамилию Тузика также не удалось: иначе как Тузик его никто не называл.

Но разве юный житель «вольного города Хивы» исчез бесследно? Нет, он пережил свою смерть. У меня растут три внука. А в Московском архиве находится на вечном хранении докладная записка начальника розыска председателю МЧК. В ней говорится:

«В начале прошлого года в Москве организовалась опасная и смелая шайка бандитов под предводительством Якова Кузнецова, он же Кошельков, – сына известного своими разбойными нападениями бандита Кузнецова, казненного незадолго до революции... Свои разбойные налеты бандиты проводили с неслыханной дерзостью, не считаясь с количеством жертв. Перечисленные ниже вооруженные нападения почти всегда сопровождались убийствами. Наиболее крупными преступлениями, совершенными бандой Кошелькова, являются: вооруженное нападение на типографию Сытина, ограбление правления Виндаво-Рыбинской железной дороги, ограбление завода Корнеева, ограбление Замоскворецкого Совдепа, расстрел на улицах Москвы 22 милиционеров и нападение на Председателя СНК В. И. Ленина (Ульянова)... Однако в настоящее время банда Кошелькова полностью ликвидирована. Сам Кошельков и его ближайший сообщник Сергей Барин убиты в Даевом переулке 21 апреля... При осмотре убитых обнаружено несколько бомб, два маузера, один наган... а также дневник Кошелькова, в котором он клянется «мстить до последней капли крови» своим преследователям, особенно за арест своей невесты Ольги Федоровой...»

Этот документ – память о Тузике. Это память обо всех нас.

АЛЕКСЕЙ ЕФИМОВ
В ТЕ ТРУДНЫЕ ГОДЫ
(Записки о работе Московского уголовного розыска)

Особо опасен

Несмотря на то что за годы работы в уголовном розыске я, кажется, достаточно насмотрелся на преступников, некоторые запомнились на всю жизнь. И дело тут вовсе не в какой-то их особенной доблести, волевых качествах или изобретательности. Чаще всего опасные преступники ограниченны и примитивны. Поражает лишь степень их падения, прямо-таки животная жестокость, ненависть к людям.

Вспоминается знаменитый в свое время Михаил Ермилов, по кличке Хрыня. На счету у него было немало преступлений. Много раз его арестовывали, но он убегал из мест заключения при первой же возможности и снова возвращался в Москву. Рослый, физически крепкий, он у своих же приятелей отнимал украденные ими деньги, вещи и все это пропивал. Хрыня всегда оказывал ожесточенное сопротивление, когда его задерживали. Запомнился он еще и потому, что от его руки погиб наш товарищ Николай Лобанов. Сейчас это имя, выбитое золотыми буквами, можно увидеть на мемориальной доске в здании Главного управления внутренних дел Мосгорисполкома.

...Это произошло вечером 18 ноября 1930 года на Большой Пироговской улице. В МУРе стало известно, что именно в этот день Хрыня придет сюда к скупщику краденого за деньгами. Группа Николая Лобанова получила задание установить адрес скупщика и задержать преступника. Все это было сделано своевременно и достаточно четко с профессиональной точки зрения. Но в последний момент Ермилов, заметив окружавших его оперативных работников, бросился бежать вдоль улицы, а потом свернул в проходной двор, где лицом к лицу столкнулся с Лобановым. Трудно сказать, что именно произошло в этот момент, чем объяснить промедление Николая Лобанова. Скорее всего, он хотел взять Хрыню живым. Но тот, увидев перед собой человека, не раздумывая выстрелил ему в голову. Подбежавшие сотрудники остановились возле упавшего Лобанова, а Хрыня, воспользовавшись этим, скрылся.

В розыске и задержании Хрыни участвовал Николай Иванович Живалов, который за два года до этого уже встречался с преступником. Встреча эта была довольно необычной и имела своеобразное продолжение.

...Как-то однажды Николай Живалов и помощник начальника отделения МУРа Валериан Владимирович Кандиано во дворе одного из домов увидели группу парней, игравших в карты. Среди них был и Хрыня, незадолго перед тем сбежавший из заключения. Заметив сотрудников уголовного розыска, вся компания разбежалась. Хрыня забежал в ближайшее парадное и бросился вверх по лестнице. Деваться ему было совершенно некуда, и наши товарищи рассчитывали задержать его тут же, на площадке. Но когда до преступника оставалось уже несколько метров, тот, не раздумывая, выпрыгнул из окна лестничной клетки третьего этажа.

– Ну все, – сказал Живалов. – Уж теперь-то он сломает себе шею.

– Похоже на то, – согласился Кандиано.

Но когда они спустились вниз, двор был пуст. Хрыни не было ни за углом, ни в соседних парадных, ни на улице. Он словно сквозь землю провалился. Не дали никаких результатов и дальнейшие поиски. На Усачовке он не появлялся, не видели его и в других местах Москвы. Было похоже, что он вообще выехал из столицы.

Но вот однажды раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос попросил Николая Ивановича Живалова.

– Да, Живалов слушает.

– Здравствуй, дядя Коля! Что? Не узнаешь? Это я, Хрыня.

– Ну, здравствуй, Хрыня. Давно о тебе не слыхал... Уж подумал, не случилось ли чего, а? – задав вопрос, Николай Иванович прикрыл трубку рукой и повернулся к Кандиано: – Валериан Владимирович! Хрыня звонит. Засекай... Может, успеем задержать...

– Зря беспокоились, ничего со мной не случилось, – продолжал Хрыня.

– Ну а если опять придется с третьего этажа прыгать?

– Если придется – прыгну. Не впервой, – Хрыня засмеялся. – Видел я, как вы воздух руками хватали. Вот уж, видать, обидно было, а?

– Куда же ты делся?

– А я, дядя Коля, рядом был. В двух шагах. Я тогда прыгнул как-то неудачно, ногу подвернул. Только вскочил – и снова упал. А слышу – вы уж по лестнице бежите...

– Ну а все же куда ты делся-то? – Живалов не столько Хрыню слушал, сколько торопил взглядом Кандиано, звонившего по другому телефону.

– Ладно, так уж и быть, открою секрет... Там рядом сарайчик стоял небольшой...

– Помню, но ведь он на замке был!

– Правильно. Замок-то меня и спас. Дело в том, что над дверью было окно... Вот я подполз к тому сараю, подтянулся на руках и через это окно в сарай перевалился. А потом сквозь щели за вами наблюдал.

– Ну а с ногой как же? Не хромаешь?

– Нет, дядя Коля, не хромаю. Так что хромых тебе не стоит задерживать. Дружки выручили. Извозчика наняли, к врачу доставили. У врача и жил до полного излечения.

– Как же это он согласился? Врач-то?

– А куда ему деваться, дядя Коля!

– Ну что, Валериан Владимирович, – спросил Живалов, прикрыв трубку, – узнали?

– Из автомата звонит, – ответил Кандиано. – Сейчас едем туда. Поговори с ним еще... хоть несколько минут... О чем угодно!

Но Ермилов был очень осторожным. Провести его тогда нам не удалось.

– Ну ладно, дядя Коля... Довольно гутарить. А то ваши, наверно, уже едут. – И он положил трубку.

Когда к автомату, откуда звонил Хрыня, подъехали сотрудники уголовного розыска, будка была пуста.

А через некоторое время в управлении снова раздался звонок.

– Видишь, дядя Коля, прав я был. Приехали все-таки ваши. Я за ними из парадного наблюдал. Все как тогда получилось...

– Ничего, Хрыня, далеко не уйдешь.

– Это точно. В Москве останусь. Дело у меня тут есть... Одного дядю Колю пришить надо.

После этого о нем долгое время ничего не было слышно...

Но вот в 1930 году в Москве было совершено несколько крупных квартирных краж. По их характеру – взломанные замки, сорванные запоры, высаженные двери – можно было предположить, что это работа Хрыни. Довольно быстро удалось напасть на его след. Задержали Хрыню во время одной из засад. Вместе с ним были задержаны и его дружки.

Наконец-то после долгого перерыва Михаил Ермилов снова оказался под стражей. Началось следствие. Хрыня сознался во всех преступлениях, в том числе и в убийстве Николая Лобанова. Он охотно отвечал на вопросы, не пытаясь запутать следствие или сбить его с толку. Это ускорило весь процесс, и вскоре групповое дело слушалось в Московском городском суде. Преступлений подсудимыми было совершено много, по каждому из них заслушивались свидетели, пострадавшие, выяснялись детали, степень участия каждого из подсудимых. Короче, суд продолжался не один день. И... и здесь я должен рассказать об очередном побеге Хрыни. Да, на этот раз он сбежал прямо из Московского городского суда во время перерыва. Объяснение этому может быть только одно – «примерное» поведение Хрыни во время суда усыпило бдительность конвоиров, да и вряд ли они в полной мере представляли себе, какого отчаянного преступника им поручено охранять. Когда подсудимых вели по коридору, Хрыня неожиданно вспрыгнул на подоконник, одним ударом ноги вышиб раму и выпрыгнул из окна второго этажа. Конвоиры, решив, что вслед за ним бросятся остальные подсудимые, прежде всего оттеснили их от окна и доставили в караульное помещение. Этой задержки Хрыне вполне хватило, чтобы скрыться.

Однако, несмотря на побег одного из подсудимых, суд продолжался. Соучастники Ермилова получили различные сроки наказания, а он сам заочно был приговорен к расстрелу.

Время от времени в Московский уголовный розыск поступали сведения о том, что Хрыня находится в городе. Что он вооружен и продолжает заниматься грабежами. Однако выйти на его след нам долго не удавалось – преступник стал еще осторожнее и подозрительнее. Он не верил даже соучастникам, постоянно менял жилье, никому не сообщал о своих планах. Однако кольцо вокруг него сжималось, сотрудники МУРа все ближе подбирались к нему, узнали, где он бывает, адреса женщин, у которых он иногда прятался. Понимая, что рано или поздно ему придется встретиться с угрозыском, Хрыня лихорадочно искал, как бы пополнить запас патронов к браунингу, с которым не расставался ни на минуту. Он даже ездил в Волоколамск – там ему кто-то обещал достать патроны. Действительно, ему достали, но только к нагану. Группа сотрудников там его не застала. Он быстро уехал в Москву.

И наконец Николай Иванович Живалов получает очень важные сведения – в Электрическом переулке назначена встреча Хрыни с извозчиком, обещавшим ему достать патроны. Не один день и не одна ночь ушли на то, чтобы проверить все данные, установить имя извозчика, его адрес, выяснить дату встречи, время. И вот настал день, когда все было готово для проведения операции. Задержать Хрыню было поручено опытным оперативным работникам – Николаю Живалову, Алексею Кочкину, Петру Кузину. Руководил операцией Александр Алексеевич Жуков – начальник отделения МУРа.

В назначенный день утром все участники предстоящей операции выехали в Электрический переулок. Были тщательно осмотрены подходы к дому, дворы, лестничные площадки. В квартире, где должна была состояться встреча Хрыни с извозчиком, устраивать засаду было неудобно. Комнатка оказалась слишком маленькой, и остаться в ней незамеченным было попросту невозможно. Посовещавшись, решили брать Хрыню на улице. На случай если преступник пришлет кого-нибудь на разведку, расположились в одной из квартир, окна которой выходили в переулок. Жуков еще раз показал Кочкину и Кузину фото убийцы и как бы проэкзаменовал их в знании примет, а Живалов Ермилова знал отлично. Оружие они привели в боевую готовность.

Все расположились у окон и стали ждать. Занятие это напряженное и утомительное. Определенного времени для встречи назначено не было, и поэтому приходилось весь день внимательно разглядывать каждого прохожего.

Время шло. Начало темнеть. Стали закрадываться сомнения: неужели пропустили? Может, Хрыня что-то почувствовал и не пришел на встречу? Неужели допущена какая-то оплошность? А если встреча все-таки состоится, то в темноте задержать такого преступника, как Михаил Ермилов, будет во сто крат опаснее и сложнее. Все понимали, что это необычная засада, необычная операция. Предстоит настоящий бой с сильным и хитрым противником.

– Смотрите! – тихо сказал Живалов. – Такси. В этот переулок они нечасто заезжают...

Такси остановилось как раз напротив дома извозчика. Дверца тут же распахнулась, из машины выскочил человек в надвинутой на глаза кепке и быстро прошел во двор. Такси осталось стоять.

Все невольно повернулись к Николаю Ивановичу.

– Он! – сказал Живалов. – Хрыня!

– Ну, ребята, – Жуков быстро осмотрел всех. – По местам. Не забывайте, кого берем. Осторожнее и... решительнее.

Все быстро вышли в переулок и заняли заранее намеченные места. Теперь, куда бы ни бросился Хрыня, он обязательно натолкнется на сотрудника МУРа. Время было рассчитано чуть ли не по секундам. Едва все заняли свои позиции, как из ворот показался Хрыня. Он быстро осмотрел переулок и, не задерживаясь, бросился к такси. Стало ясно: первым на пути Хрыни окажется Алексей Кочкин.

– Стой! – крикнул он. – Не шевелиться!

Даже не оглянувшись на крик, Хрыня выхватил пистолет и дважды выстрелил в сторону Кочкина, но промахнулся. Конечно, Хрыня знал о приговоре и, судя по всему, решил живым в руки не даваться.

Иного выхода не было, – прицелившись, Алексей нажал на спусковой крючок.

Хрыня пошатнулся, бросился к воротам, где стоял Живалов.

– Стой! – пытался остановить преступника Николай Иванович, но Хрыня, не выпуская из рук пистолета, бросился вдоль переулка, целясь в Петра Кузина. Тогда снова прогремел выстрел, и Хрыня упал. Уже раненный, лежа, Хрыня успел еще два раза выстрелить в сторону Кузина и Кочкина, но промахнулся.

Во время перестрелки шофер такси тронул машину с места и пытался уехать, но громкий окрик Кочкина: «Остановись, а то стрелять буду!» – подействовал, шофер был вынужден остановиться.

Подобрав с мостовой браунинг, Николай Иванович приказал перенести Хрыню в машину, которая все еще стояла в переулке. На этом же такси наши товарищи и приехали в МУР.

Пистолет Хрыни был проверен по всем учетам, и оказалось, что он значится зарегистрированным и принадлежит командиру Красной Армии, участнику гражданской войны. Имея разрешение на его ношение и хранение, он хранил его небрежно.

Постоянно он лежал у него открыто в пустом ящике письменного стола. И вот во время очередной кражи Хрыня увидел его и забрал, как ценную находку, о которой мечтал несколько лет. О том, что вместе с похищенными вещами был украден этот пистолет с семью боевыми патронами, потерпевший не сказал.

Также было установлено, что Хрыня воспользовался такси случайно. Таксист и преступник друг друга не знали. Во время перестрелки шофер испугался и хотел уехать.

Извозчик действительно достал ему семь штук патронов, но от пистолета другой системы. Хрыня их не взял.

За операцию по ликвидации особо опасного преступника Николай Живалов, Алексей Кочкин, Петр Кузин были награждены именным оружием – маузерами, к которым были прикреплены серебряные пластинки с надписью:

«От управления МУРа за беспощадную борьбу с бандитизмом и преступностью».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю