Текст книги "Тревожные будни"

Автор книги: Георгий Вайнер

Соавторы: Аркадий Вайнер,Эдуард Хруцкий,Виль Липатов,Анатолий Безуглов,Николай Коротеев,Алексей Ефимов,Александр Сгибнев,Юрий Кларов,Иван Родыгин,Григорий Новиков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Позвони в ОБХСС, номер 94—16, капитану Севостьянову. Спроси, так ли зовут его клиента, который подался в бега.

– Слушаюсь! – участковый выходит.

– А как они вам объяснили причину обыска? – возвращается Тихонов к потерпевшей.

– Ничего они не объяснили. Просто сказали, что есть санкция прокурора на обыск. И показали бумагу с печатью.

– Но ведь в бумаге должно быть написано, зачем и на каком основании производится обыск, – говорит Тихонов.

Потерпевшая пожимает плечами.

– Я очень испугалась. У меня все перед глазами прыгало, я ничего не понимала...

– Понятно. Скажите, а давно вы расстались с мужем? – неожиданно спрашивает Тихонов.

– Года полтора назад.

– Извините за любопытство, почему?

– Пожалуйста, я вас извиняю, но это к делу не имеет никакого отношения.

– Может быть, – соглашается Тихонов. – А может быть, имеет. И уж поверьте, я вам эти вопросы задаю не для того, чтобы вечерком с соседями обсудить подробности вашей семейной жизни. Так почему вы расстались с вашим мужем? Когда? При каких обстоятельствах? Кто был инициатором разрыва?

Потерпевшая смотрит в сторону, говорит глухо:

– Года полтора назад... Мой муж, видимо, нашел другую женщину – приходил поздно, иногда не ночевал, пьянствовал. Начались скандалы, и однажды он совсем ушел. Где он сейчас живет, я не знаю.

– Так! – кивает Тихонов. – Не знаете? Так и запишем... Не знаете... И в последние полтора года вы с ним не виделись?

– Нет, не виделась.

– Хорошо. А в этой квартире вы давно живете?

– Около года.

– Очень хорошо! – Тихонов поднимается и ходит по комнате. Потом вдруг нагибается и вытаскивает из-под дивана два новеньких игрушечных автомобиля – красиво раскрашенные немецкие пожарные машины... – Чьи же это такие шикарные? – спрашивает Тихонов у мальчиков.

– Моя, – басом отвечает маленький.

А старший ничего не ответил, только исподлобья взглянул на Тихонова и локтем толкнул братишку.

– И кто же тебе подарил эту машину? – спрашивает Тихонов у маленького.

Тот подбегает, берет свою машину и с гордостью объявляет:

– Папа подарил!..

Потерпевшая обоими кулаками стукнула по столу и закричала, захлебываясь слезами:

– Как вы!.. Как вы смеете?! Как вы смеете допрашивать детей?! Кто вам беззаконничать разрешил?!

В этот момент в комнате опять появился участковый:

– Все точно так. Это он, товарищ капитан...

Тихонов возвращается на свое место:

– Раиса Александровна, вы, оказывается, возвели напраслину на своего супруга. Никаких женщин он себе не заводил, а был и остается любящим мужем и отцом. Эта добродетель, увы, не может оправдать его главного порока – склонности к денежкам казенным. В связи с чем он и скрывается от суда и следствия. Значит, вы его видите время от времени?

– Не вижу, не знаю, ничего вам не скажу! – кричит Рамазанова яростно. – А допрашивать ребенка гадко! Подло! Низко!..

– Перестаньте, пожалуйста, Раиса Александровна, – тихо говорит Тихонов. – Закон, к вашему сведению, позволяет допрашивать и детей. Лучше подумайте, что вы сами с ними делаете! С малолетства приучаете ко лжи, к двойной жизни... К страху перед милицией...

– Здравия желаю, товарищ полковник! – сказал Тихонов от двери.

– Здравствуй, здравствуй! – недобрым голосом отвечает Шарапов. – Как живешь? Что поделываешь? В науке погряз? Фармакологию изучаешь?!

– А что случилось? – Тихонов подходит к столу.

– Это мне бы у тебя надо спрашивать, – продолжает полковник, – но ты как-то так ловко устроился, что я у тебя в докладчиках... Пока ты тут занимаешься научными проблемами, жулики еще один «разгон» учинили. Доколе это будет продолжаться? Отвечай!

– Ну что же я вам сейчас могу ответить, Владимир Иванович? – оправдывается Тихонов. – Подождите немного! Разберусь – отвечу... А где потерпевший?

– Скоро здесь будет, займешься... Так что идеи у тебя есть хотя бы?

– Есть кое-что...

– Ну, поделись, если не секрет.

– Мне кажется, я разгадал механику «разгонов». Во всяком случае, двух первых. В них уже есть намек на какую-то систему.

– И что за система? – спрашивает полковник.

– Беглец этот, Рамазанов, и дружок Пачкалиной, Николай Сергеевич, – оба проходили по уголовному делу комбината «Рыболов-спортсмен».

– Ну-у! Это очень широкий круг, – сомневается полковник.

– Конечно. Но мне важно понять принцип, по которому отбираются будущие жертвы.

– Это даже не полдела. Нам надо понять, к т о  отбирает, а не  к а к  отбирают...

– Вот и я хочу попробовать стать на их место и рассчитать следующую жертву, там мы приготовим сеть на самого ловца... Хотя по всему видно, что деятели эти, о-ох, неглупые!

– А что такое? – говорит потерпевший. – Если за мной приходит старшина милиции, хотя и переодетый в штатское, и просит меня проехать с ним, так, по-вашему, я должен ему сопротивляться?

Свое «А что такое?» он произносит по-одесски: «А-шо-такоэ?»

– А-шо-такоэ? Книжечку он мне красную сунул – идите, мол, сюда, есть о чем пошептаться... Мне бояться милицию нечего, я значок «Отличник торговли» имею. И за двенадцать лет, что я подошел к этому делу, бог от несчастья вывел. Зашли мы с ним в кабинету... Он говорит: «Вы – Понтяга? Семен Иванович?» – «Ну, я – Понтяга...» А он мне: «Запирайте кабинету и поехали...»

– Вы хорошо рассмотрели предъявленное им удостоверение? – спрашивает Тихонов.

– А-шо-такоэ? Там ведь было написано: «Старшина милиции...»

– А фамилию не помните?

– Я вам честно скажу, – отвечает Понтяга, – таки не помню! Потому что когда к торгующему человеку в магазин приходят из органов, даже если он такой честный, как я, то как-то невольно начинает жбурить в животе. Казалось бы, ну, пришел к тебе человек по делу! А все же как-то неприятно...

– Вы сами попросили у него разрешения позвонить к себе домой или он вам предложил? – спрашивает Тихонов.

– Он предложил... – сказал Понтяга и, помолчав, добавил: – В том смысле, что я сам попросил.

– Нельзя ли поточнее?

– Я спросил его: «А-шо-такоэ? Что там стряслось?» Так он мне сказал, что для моих нервов будет лучше, если я все на месте узнаю. Тогда я захотел узнать, когда меня отпустят, чтобы дома не волновались. У моей жены плохое здоровье, всякие там нервы-шмервы, сердце-шмерце...

– Ну и что он сказал, когда вас отпустят?

– Он засмеялся и сказал, что, наверное, лет через семь отпустят...

– Шутник он, – говорит Тихонов недобрым голосом. – Ничего, скоро дошутится...

– А-шо-такоэ? Вы его поймаете? – спрашивает Понтяга, и вдруг лицо его кривится в мучительную гримасу боли, стыда и ненависти, и он добавляет едва слышно: – Так дай бог, чтоб он то чувствовал, когда вы его возьмете, что мне пришлось передумать, пока мы ехали до этого места...

Тихонов встает из-за стола и отходит к окну, чтобы дать потерпевшему справиться с волнением.

– У вас здесь можно курить? – спрашивает наконец Понтяга. – Вам дым не влияет?

– Да, пожалуйста, сколько угодно.

Тихонов возвращается к своему столу.

Понтяга достает сигареты и спички, но они ломаются одна за другой в его трясущихся пальцах.

– Мы остановились на вашем звонке домой, – напоминает Тихонов.

– Так я стал просить, чтобы он разрешил... Он сначала не соглашался, но я его просил, просил, ой как я просил этого бандита... Дай бог, чтобы его скорее вынесли на простынях!.. И он мне таки сказал потом: «Можете позвонить, но ничего не говорите, что вас задержали... Когда понадобится, жене сообщат». И я позвонил.

– И что же вы сказали супруге?

– Что я сказал? Я сказал: «Женя, несчастье! Не спрашивай, такое недоразумение! В общем, ОБХСС...» Тут он ударил на рычаг, и все.

– Так, понятно, – кивает Тихонов. – Что дальше было?

– Он посадил меня в машину, и мы поехали.

– Номер не запомнили?

– Номер – нет... Потом, когда мы вышли из машины, он сказал шоферу: «Не уезжай, я сейчас буду». Он привел меня в горотдел, посадил в коридоре и сказал, что меня скоро вызовут к капитану Севостьянову. И ушел. А я сидел. Я сидел четыре часа, пока один офицер – дай бог ему здоровья! – не спросил, чего я жду...

– Так, так! – говорит Тихонов. – А в это, самое время два афериста пришли к вашей жене, произвели обыск и изъяли ценностей и денег на пять тысяч рублей...

– Пропади пропадом эти деньги! – устало говорит Понтяга. – Мне сидение там дороже стоило...

– Вот повезло этому мифическому Севостьянову, – говорит Тихонов. – Фамилию запомнили, хотя и в глаза его не видели. А мошенник даже удостоверение показал, а вы его забыли...

– Так Севостьянов же мне фамилия хорошо знакомая! – оживляется Понтяга. – Меня в ОБХСС один с такой фамильицей как-то уже допрашивал.

– А по какому поводу?

– Этот Севостьянов вел дело промкомбината общества «Рыболов-спортсмен»...

– А вы какое отношение имели к этому делу? – насторожился Тихонов.

– А-шо-такоэ? Мой магазин торговал их продукцией.

– И у следствия были к вам претензии?

– Боже упаси! – Понтяга отпрянул. – Документальная ревизия и два допроса – много волнений и никаких претензий. Я себе не враг – брать «левак» у этих «рыболовов», которые под конец уже зарвались, как налетчики с Молдаванки...

– Скажите, – спрашивает Тихонов, – а какая у вас зарплата?

– Вы хотите знать, откуда у меня есть на пять тысяч ценностей? – начинает Понтяга, но тут же поправляется: – Откуда у меня  б ы л о  на пять тысяч... Сто тридцать рублей у меня зарплата и еще прогрессивка. Но у меня два сына, дочь, две снохи, зять – и все работают, и на кусок хлеба с маслом имеют...

– Семен Иванович, напишите мне, пожалуйста, подробно, как все это происходило. – Тихонов передает потерпевшему бумагу.

Понтяга, вздохнув, берется за перо. Тихонов набирает номер телефона – ответа очень долго нет. Наконец на том конце берут трубку.

– Простите, – говорит Тихонов, – нельзя попросить Владимира Константиновича Лыжина?

– Нету его! – решительно отвечает женский голос.

– А когда его можно застать?

– Позвоните ему на работу. Сейчас позвоните...

– Спасибо...

А Семен Иванович Понтяга тем временем заполняет своими показаниями второй лист. При этом потерпевший вздыхает, шмыгает носом и даже иногда приговаривает про себя: «А-шо-такоэ?.. Таки я не мог этого знать...»

Полковник Шарапов читает какую-то бумагу. Вот он кончил, сделал в левом верхнем углу косую размашистую роспись и сунул бумагу в коричневую панку с тисненой надписью: «На исполнение».

– Ну-с, я вас слушаю, – медленно говорит Шарапов сидящим перед ним Тихонову и Позднякову.

– Товарищ полковник, – начинает Тихонов, – материалами служебного расследования исчерпывающе доказывается, что инспектор Поздняков был отравлен неизвестным преступником с помощью сильного лекарственного препарата. В связи с этим прошу дальнейшее расследование прекратить и разрешить Позднякову приступить к исполнению обязанностей.

Полковник поднимается из-за стола, огибает его и, подойдя к окну, смотрит на улицу... И вдруг резко поворачивается к Тихонову:

– Все?

– Все...

– Отказываю! – Он возвращается на свое место, говорит значительно: – При расследовании любого криминального эпизода органы суда и следствия всегда интересуются судьбою похищенного... – Помолчав, будто невзначай, как о каком-то пустячке, спрашивает: – Чего там у тебя похитили, Андрей Филиппович?

– Пистолет «Макаров» и служебное удостоверение.

– А денег не взяли? – расспрашивает Шарапов с таким видом, будто впервые вообще услышал об этой истории.

– Никак нет! Денег не взяли...

– Много было денег с собой?

– Рубля два, – говорит Поздняков, отирая со лба пот.

– Ну, слава богу! – вздыхает с облегчением полковник. – Хоть деньги в целости остались... А вот что с пистолетом и удостоверением делать, прямо ума не приложу. У тебя, Тихонов, на этот счет никаких умных соображений не имеется?..

Тихонову остается промолчать, так как вопрос явно риторический.

– А то давай, – продолжает полковник, – расследование в отношении Позднякова прекратим, выпишу я сейчас ему записочки в оружейный склад и в управление кадров, и зашагает он отсюда гоголем, как настоящий инспектор, с пистолетом и удостоверением, а не как мокрая безоружная курица!..

– Я... я... я... никогда!.. – начинает прорываться из Позднякова, и мука невероятная написана на его лице.

Полковник стремительно приближается к инспектору:

– Давай-давай, Поздняков, скажи, что ты думаешь по этому поводу! А то молчишь! Мне ведь и неизвестно, может быть, ты считаешь, что я не прав, чиню тут над тобой, несчастным, суд и расправу, когда ты мне и слова сказать не можешь!..

– А-а-а! – с хрипом выдохнул Поздняков и обреченно махнул рукой.

Полковник возвращается за свой стол:

– На фронте войсковая часть за утерю Знамени и оружия подвергалась расформированию. Твое удостоверение, Поздняков, – это частица Красного знамени милиции, это знамя отдельной боевой единицы, название которой – сотрудник советской милиции. Властью рабочих и крестьян тебе дано это маленькое знамя и вместе с ним права, ни с чем не сравнимые. Ни с чем! Понял? И сейчас эти права преступники используют против тех, кого ты защищать должен! Под твоим знаменем и с твоим оружием в руках! И уж, прости меня великодушно, запасных знамен у меня нет и лишнего оружия не валяется...

– Что же мне делать-то теперь? – беспомощно спрашивает Поздняков.

– Преступников поймать! В бою вернуть свою честь и оружие! – Шарапов подходит к сейфу, вынимает из кармана кожаный мешочек с ключами, находит нужный, вставляет в прорезь... – Вот Тихонов берет тебя на поруки, так сказать, на свою ответственность... Ты подумай, чем он рискует... – Замок звякнул, отворилась полуметровой толщины дверь, и Шарапов достает с нижней полки какой-то сверток, кладет его на стол, запирает шкаф снова. – Только как же нам быть с оружием, если Тихонов тебя подключит к операции?

Поздняков глотнул слюну и сипло сказал:

– Да только бы нам выйти на них с товарищем капитаном Тихоновым... Я их голыми руками пополам разорву... – И руки его сцепились такой мертвой хваткой, что было ясно – действительно разорвет пополам...

– Вот это ты мне удружил, Поздняков! – усмехнулся Шарапов. – Мне ко всем делам не хватает только, чтобы преступники застрелили безоружного милиционера из его же служебного оружия. Успокоил! – Он разворачивает сверток – и внутри него оказывается видавшая виды кобура револьвера типа наган, давно уже снятого с вооружения. – Безоружным пустить тебя против заведомо вооруженных преступников я не могу, – говорит Шарапов. – А выдать тебе новый табельный пистолет не имею права. Да и, честно говоря, не хочу... – Говоря это, он точными, уверенными движениями расстегнул кобуру, вынул револьвер, когда-то черный, а теперь уже пообтершийся до стального блеска, покрутил барабан, пересчитал патроны. Потом вложил оружие обратно в кобуру, вышел из-за стола, подошел к Позднякову и протянул ее: – На, это – мой собственный. Два года мне на фронте отслужил, да и после, здесь уже, ни разу не подвел. Вернешь мне его, когда свой с честью отберешь... Свободны.

Поздняков прижимает кобуру к груди, у него появляется желание что-то сказать, объяснить, поблагодарить... Он несколько раз глубоко вздыхает, словно собирается нырнуть или сказать что-то никем не слыханное, но удается ему лишь выдавить из себя отчаянное:

– Э-эх! – И он решительно взмахивает рукой.

Тихонов за своим столом, Поздняков за приставным – пьют чай. По лицу участкового бродит блаженная улыбка.

– Эх, увидеть бы мне его только!.. – мечтательно говорит он.

Раздается телефонный звонок. Слышен мужской голос:

– Мне нужен инспектор Тихонов.

– Я у телефона.

– Ваш номер мне дала жена...

– Я вас слушаю.

– Моя фамилия Рамазанов...

– Здравствуйте... Григорий Петрович... – подавив изумление, говорит Тихонов.

– Я хочу сдаться, – говорит Рамазанов. – Но я хочу сдаться именно вам...

– Откуда вы звоните?

– Я уже здесь, внизу.

– Сейчас спускаюсь к вам! – И Тихонов выбегает из кабинета.

Войдя в кабинет, Рамазанов, худой, черный, невысокого роста, бросает взгляд на Позднякова и снимает плащ.

– Садитесь! – Тихонов указывает ему на стул у стола.

– Спасибо, – Рамазанов невесело усмехается. – Я уже и так, считайте, сижу...

– Слушаю вас, Григорий Петрович...

– Насколько я понимаю, вы неплохо информированы о моем... деле... – медленно, с расстановкой начинает Рамазанов. – Я, как мог, старался оттянуть... сегодняшнее утро. И пришел я, чтобы отомстить... этим червям могильным, этим гадам!.. – Он уже не сдерживается, потрясает сжатыми кулаками, лицо его искажено ненавистью. – У них ни совести, ни закона – у сирот вырвать кусок из горла они способны, вдову ограбить!..

– Успокойтесь, Григорий Петрович, – говорит ему Тихонов. – Давайте по порядку...

– Давайте, – устало соглашается Рамазанов. – Я готов нести ответственность за свое преступление. Жаль только, что сам украл из своей жизни два года лишних, пока скрывался от закона... Глупость это была с самого начала...

– Где же это вы два года отсиживались? – спрашивает от окна изумленный Поздняков.

– Сначала в Калуге жил у друга, – повернувшись к нему, отвечает Рамазанов. – А потом в Лыткине – на даче у родственницы.

– И за такой срок к вам ни разу участковый не приходил? – снова спрашивает Поздняков.

– Приходил. Но дача большая, я на втором этаже находился. Без острой необходимости из дома не выходил, и то всегда в темноте, жил тихо, внимания не привлекал...

– Все равно непорядок! – Поздняков качает головой. – Участковый должен быть на своем участке не только засветло, он, как кот, в ночи все должен насквозь видеть...

Тихонов знаком просит его помолчать.

– Меня без участкового разыскали бандиты, – продолжает Рамазанов. – Поэтому я к вам пришел. Это они, сволочи, сделали в моем доме обыск!.. А потом и на даче меня нашли.

– Когда? – одновременно спрашивают и Тихонов, и Поздняков.

– Вчера вечером. Вот они-то не поленились подняться на второй этаж... – Он замолкает, закрывает глаза ладонью. Потом продолжает: – Шакалы!.. Они потребовали пять тысяч, а иначе грозились сдать меня милиции... Бандиты, за мой страх они хотели получить с меня еще одну плату!.. Только они не знали, что я и так уже запуган до смерти, дальше запугать меня невозможно... Они не знали, что, когда детей не видишь и жена крадется к тебе по ночам, как воровка, от этого страх жрет тебя пудами! И пропади она пропадом, такая воля, если она в тысячу раз хуже тюрьмы!..

– И что же вы им ответили? – нетерпеливо перебивает Тихонов.

– Я сказал, что деньги отдам сегодня – я же не ношу их с собою... И я твердо решил прийти к вам не с пустыми руками, а притащить их за шиворот, этих бешеных собак, чтобы они по крайней мере сидели рядом со мной, в соседней камере. Мне тогда тюрьма не покажется такой горькой...

– Где вы договорились передать им деньги?

– В кафе «Белые ночи».

– Когда, в котором часу?

– В два, – отвечает Рамазанов. – Через час, значит.

Поздняков вскакивает с места, всем своим видом являя нетерпеливую готовность задержать преступников. Но Тихонов медлит, качает головой:

– Боюсь, что вы, Григорий Петрович, допустили ошибку...

– В смысле? – настораживается Рамазанов.

– Зря вы прямо сюда пришли – жулики вполне могли вас выследить... Надо было позвонить из города.... – Рамазанов огорченно разводит руками. – Нам ехать в кафе нельзя. – Тихонов кивает на Позднякова: – Могут узнать... Ну ладно, группу я сейчас организую...

Резкий, пронзительный звонок. Тихонов оторвал голову от подушки и, не открывая глаз, нажимает на кнопку будильника. Звонок однако же тотчас повторяется. Тихонов открывает заспанные глаза и только тогда соображает, что это звонит не будильник, а телефон.

– Да, – сказал он в трубку хриплым голосом.

– Тихонов? – спрашивает голос в трубке. – Дежурный по управлению Суханов. Сегодня ночью в пятнадцатой больнице покушение на убийство. Полковник почему-то приказал сообщить тебе...

– Что там случилось, говори?! – Тихонов вскочил на ноги.

– Говорю же тебе: покушение на убийство! – гудит голос в трубке.

– А кто потерпевший?

– Потерпевший какой-то Лыжин... Машину я тебе уже выслал, только ты ее долго не держи... Слышишь?

Тихонов уже ничего не слышит, он стремительно бросил трубку на рычаг...

Тихонов в своем кабинете разговаривает с дежурным следователем прокуратуры.

– Буквально минут через десять Лыжин пришел в себя, – рассказывает дежурный. – Я его коротенько допросил... Но он опять потерял сознание...

– И что? – нетерпеливо перебивает Тихонов.

– Он закончил дела часов в одиннадцать и направился домой. Но около метро вспомнил, что не взял какие-то нужные записи, вернулся. Открыл дверь, только хотел зажечь свет – и выстрел... Сторожиха видела, как через забор перепрыгнул мужчина – высокий, плотный...

– Что-нибудь из лаборатории пропало? Следы остались? – деловито спрашивает Тихонов.

– Да вроде ничего не пропало. А следы кое-какие есть...

Звонит телефон. Тихонов снимает трубку.

– Все понял. Есть, быть построже. Немедленно выезжаю, товарищ полковник! – говорит он, вставая.

Тихонов сидит за столом Лыжина и допрашивает Позднякову.

– А где ваш лабораторный журнал?

– Я не знаю, – отвечает она растерянно. – Был всегда в сейфе.

Тихонов кивнул и продолжает:

– Сколько должно, было остаться препарата?

Анна Петровна пожимает плечами:

– Я не занимаюсь учетом...

– Хорошо, давайте вместе посчитаем. Из записей Лыжина видно, что всего получили 90 с чем-то граммов. 38,4 грамма передано для биохимических испытаний в виварии. Здесь, – Тихонов кивает на колбу с порошком, стоящую рядом, – 41,6 грамма... Итого: ровно восемьдесят. Куда же могли деться еще десять с лишним?

– Какую-то часть Владимир Константинович разложил в ходе эксперимента, его интересовала обратная динамика, – неуверенно говорит Анна Петровна.

– Допустим, – соглашается Тихонов. – Но ведь не весь же остаток?

– Я не знаю...

– Так, не знаете, – повторяет Тихонов. – Хорошо... У вас у самой был доступ к препарату?

– Нет, – отвечает она. – Весь полученный продукт Владимир Константинович держал в сейфе...

– Сколько ключей к этому сейфу? – спрашивает Тихонов.

– Один, – отвечает Позднякова, но, подумав, добавляет: – Я видела только один – у Лыжина.

– Значит, один... – сосредоточенно размышляет над ее словами Тихонов. И неожиданно спрашивает: – А кроме вас и Лыжина, в лаборатории никто не бывал?

– Никто... А почему вы снова спрашиваете? Я уже отвечала на этот вопрос...

– Да. Но я боюсь, что вы сказали неправду... – следователь говорит теперь совсем другим тоном. – Скажите, вы встречаетесь с кем-нибудь? Есть у вас друг? Поклонник?

– А какое это имеет отношение?.. – не желает отвечать Позднякова.

– Имеет! – резко говорит Тихонов. – Отвечайте!

– В таком тоне я вообще разговаривать отказываюсь! – возмущается Анна Петровна и встает. – Уже поздно. И я ухожу.

– Это вам только кажется, что вы уходите! – усмехается Тихонов. – Должен вас огорчить...

– Чем еще?..

– Я собираюсь ограничить... м-м... вашу свободу.

– Свободу? – растерянно переспрашивает Позднякова и опускается на стул.

– Именно так. Я вынужден вас задержать.

– За что? Что я сделала? В чем я виновата? – с искренним испугом спрашивает Позднякова.

– Вы сами это определите. Помните нашу последнюю беседу? – спрашивает Тихонов. – Вы тогда почти не желали отвечать на мои вопросы. А я просто не мог вам сказать, что первым испытателем метапроптизола стал ваш муж Андрей Филиппович Поздняков. Ему преступники дали выпить этот препарат и при этом чуть не убили его. А вчера, есть все основания так предполагать, они же совершили попытку покончить с Лыжиным. Мы не обвиняем вас, Анна Петровна, в совершении этих преступлений. Но какое-то участие, мы в этом не сомневаемся, приняли в них и вы.

– Я?.. Я?.. Я?.. – Позднякова в ужасе больше ничего не может выговорить.

– Отвечайте на мои вопросы, – говорит Тихонов. – Вы пускали своего друга в лабораторию?

– Да... То есть он сам... У него был ключ...

– Расскажите о нем подробнее.

– Его зовут Вячеслав... Викторович. Фамилия его Чебаков. Я больше о нем ничего не знаю...

– Зачем он приходил к вам в лабораторию?

– Он реставратор... Он говорил, что дома у него нет условий для производства нужных реактивов, И по вечерам... Я иногда оставалась...

– Зачем вы дали ему метапроптизол?

– Я ему не давала... Он сам взял...

– То есть как?

– В тот день мы с Лыжиным впервые получили продукт... И я... Я тоже этим гордилась... А он вечером пришел.... И я не удержалась – похвасталась, показала ему колбу с препаратом... Он взял в руки колбу, посмотрел, расспросил меня... А потом отсыпал в пустую пробирку... Я с ним ругалась, кричала на него...

– А для чего он ему понадобился?

– Он сказал... если я с ним расстанусь, то он им отравится. Примет большую дозу – и уснет навсегда...

– Ну, на него это не похоже, – говорит Тихонов.

– А вы его знаете? – осторожно спрашивает Позднякова.

– Да вроде... – отвечает Тихонов и продолжает: – Скажите, к нему в лабораторию никто не приходил?

– Приходил... То есть иногда приходили какие-то два друга... Иногда звонили по телефону...

– Все ясно. Никакой он не реставратор этот ваш Чебаков, а жулик и бандит! – говорит, вставая, Тихонов, – И если бы вы рассказали мне все это раньше, профессору Лыжину ничего бы не угрожало и второго преступления тоже могло бы не быть. А сейчас, пока я не арестую этого «реставратора», вас вынужден задержать.

В лабораторию входит сотрудник милиции.

– Значит, два с половиной часа ждали – и никого? – говорит Тихонов.

– Эх, башка моя дурацкая недоварила! – горестно отзывается Рамазанов. – Если они меня в Лыткине ухитрились найти, то уж тут-то наверняка догадались приглядеть, куда это я направился. Ладно! Чем я могу еще быть полезен?

– Значит, вы никого из этих шантажистов не знаете?

– Первый раз в жизни увидел...

– Ну, давайте станем на их место. Давайте прикинем их расклад. Тогда мы сможем устроить им встречу. В следующий раз.

– Ага! – Рамазанов кивает. – Понял... Так... Если не секрет, подскажите мне, пожалуйста, кого из нашей братии они уже обчистили? Кроме меня, я имею в виду.

– Не секрет, – отвечает Тихонов. – Кроме вас они сделали самочинный обыск у Обоймова...

– Как?! – удивился Рамазанов. – Ведь Раиса сразу же предупредила его жену!..

– Они обыскали его любовницу Екатерину Пачкалину, – уточняет Тихонов. – И прилично попользовались, между прочим.

– Ясно... Это кто-то близкий наводит, внутренний человек наш...

– Потом ограбили Понтягу.

– Понтягу? Странно...

– А почему вас это удивляет?

– Да нет! – Рамазанов даже рассмеялся. – Я уже сообразил. Была у нас с ним история, давным-давно... Дал я ему в магазин как-то партию «левую». А он перепугался и весь наш трикотаж оприходовал – не стал его «налево» гнать... Ну и, как говорится, черт с ним!.. Только пополз после этого, не знаю уж от кого из наших, слушок, что я через этого Понтягу бо-ольшой товар сбываю тайно от компаньонов...

– Ну, хорошо, – говорит Тихонов, – давайте подумаем теперь, кто еще из вашей команды, так сказать, «богатый»... Андрей Филиппович, покажите ему схему.

Поздняков подводит Рамазанова к висящей на стене большой схеме. Здесь на обширном ватмане изображена деятельность жуликов, орудовавших в объединении «Рыболов-спортсмен». Квадратиками обозначены производственные цеха, кружочками – магазины, где реализовалась ворованная продукция, а голубые и красные стрелки символизируют связи между сообщниками. Сами же преступники представлены здесь криминалистическими, тюремными фотографиями – фас и профиль. Все они, как положено, с бритыми головами, и лишь один – сам Рамазанов – изображен с кудрями...

Взглянув на схему, бывший «беглец» ухмыльнулся.

Тихонов указал ему на одного из сообщников.

– Белов?.. Нет, – говорит Рамазанов. – С ним номер не пройдет... Хазанов, кладовщик... Экспедиторы – Еськин, Танцюра... Тут пустяки... Только что на шашлычную получали... Шофера – отпадают... Вот если магазинщики... Семенов на обыске погорел. Все сгребли до копеечки... А кто тут еще?.. Ага, Диденко?.. Большого ума человек – Диденко... – Рамазанов повернулся к Тихонову: – На месте этих деятелей я бы теперь к нему направился...

Раздался телефонный звонок. Тихонов снимает трубку.

– Слушаю. Да-да! Явился домой? Очень хорошо. Еду немедленно. А вы не спускайте с квартиры глаз! – кому-то приказывает он и снова обращается к Рамазанову: – Благодарю вас, Григорий Петрович. Можете пока отдыхать. – Тихонов нажимает кнопку звонка. В кабинет заходит дежурный. – Уведите арестованного! – приказывает Тихонов.

– Будьте осторожнее. Эти шакалы на все способны, – предупреждает Рамазанов.

– Не беспокойтесь, – отвечает Тихонов и начинает одеваться.

– Я с вами? – спрашивает его Поздняков.

– Нет. Отправляйся к бывшему завмагу Диденко. Знаешь, где его квартира?

– Еще бы! – отвечает Поздняков.

– Так вот, осмотрись там. Поговори с людьми. И будь готов. Слышал, похоже очередной «разгон» там будет.

– Все понял, – отвечает Поздняков, поправляя на поясе кобуру.

– А я должен немедленно задержать Чебакова, – уже в дверях говорит Тихонов. – Только что сообщили: объявился.

Из-за дверей чебаковской квартиры громко доносится голос итальянского джазового певца Челлентано. Тихонов позвонил.

– Ну где тебя черти носят? Так и на поезд опоздать недолго!.. – И Борис Чебаков в красивом халате распахивает дверь. – А-а!.. – начал он в изумлении.

– Здравствуйте, Чебаков! – говорит Тихонов – в руке его пистолет. – Поездка отменяется. Руки вверх, вы арестованы! – Чебаков медленно поднимает руки. – Кругом! – командует Тихонов и быстро ощупывает карманы халата. – Идите в комнату...

В комнате царит беспорядок – стоит раскрытый кожаный чемодан, валяются дорогие вещи – блейзер, замшевый пиджак, несессер, транзистор, стереофонический магнитофон, из его динамиков разносится голос Челлентано.

– Надевайте штаны, туфли, собирайтесь! – бросает Тихонов.

– Руки можно опустить? – спрашивает Чебаков.

– Можно. Брючный ремень не надевайте и шнурки из туфель выньте...

– Может быть, вы выйдете, пока я буду брюки надевать? – предлагает Чебаков. – Или мне тут при вас заголяться?

– Чебаков, от вас ли я это слышу? Откуда такая застенчивость? Давайте-давайте без фокусов!.. – смеется Тихонов.

Задержанный садится на тахту, снимает халат, натягивает рубашку, потом брюки. Нагибается, вытягивает из-под тахты туфли с носками и как бы случайно пододвигает поближе гантель.

Тихонов постукивает рукоятью пистолета по столу:

– Чебаков, гантелями сейчас заниматься некогда, вы их лучше не трогайте... При вашей специальности пара крупных дырок на этом замечательном торсе может испортить карьеру. И вообще, я вас предупреждаю: не вздумайте устраивать со мною спортивных состязаний по бегу, по метанию или по борьбе. Я вас просто застрелю. Поняли?