Текст книги "Султан и его враги. Том 2 "

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Часть 4

I. Мурад V, новый султан Турции

   В ту ночь, когда Абдул-Азис был вынужден отказаться от престола, принц Мурад был привезен во дворец Беглербег несколькими офицерами из числа приверженцев Гуссейна.    Согласно данному им приказанию, они не сказали наследнику престола ни куда его везут, ни что его ожидает.    Увидев, что его привезли во дворец султана, принц Мурад подумал, что наступил его последний час.    Когда министры торжественно объявили ему о его восшествии на престол, эта весть поразила его и оглушила.    Он был слишком слаб, чтобы вынести подобное волнение. Он и смеялся, и плакал, и от избытка чувств обнимал Мансура и Мидхата. Слишком сильная радость едва не лишила его рассудка!    Наутро он подробно узнал о событиях достопамятной ночи, и его первым делом был приказ об освобождении сына свергнутого султана принца Юссуфа и великого шейха Гассана-бея. В остальном он во всем положился на министров, которым он был обязан своим возвышением.    Министры освободили принца Юссуфа и назначили ему для жительства дворец Долма-Бахче, куда были отвезены также его брат и сестры, но Гассан-бей казался им слишком опасным, и они по совету Мансура оставили его в каменкой тюрьме старого сераля, куда он был заключен в ночь государственного переворота.    Став султаном, Мурад поспешил наградить тех, кто был ему верен и помогал в прошлое тяжелое время, в годы страха и лишений.    Но по большей части он оказывал благодеяния недостойным, что доказал, между прочим, пример Нури-паши, его зятя, которого мы уже знаем как участника того рокового обеда, который стоил жизни муширу Изету.    Этот Нури-паша, которого слабый и добродушный Мурад сделал главным управителем дворца, не постеснялся злоупотребить оказанным ему доверием.    Только впоследствии стали известны его мошеннические проделки, но мы упоминаем о них лишь для того, чтобы дать представление о том, что происходило при константинопольском дворе.    Мошенничества Нури-паши достигли таких колоссальных размеров, что наконец он попал под суд. Гамид-кади и сам великий визирь замялись расследованием этого дела. Было доказано похищение пятидесяти четырех лошадей, двадцати двух экипажей, двенадцати серебряных и золотых ящиков для сигар, семи осыпанных бриллиантами табакерок и множества орденов, украшенных драгоценными камнями.    Преемником Нури-паши был Сеид-паша, директор оружейной фабрики. Еврей по рождению, он больше всего был известен тем, что потерял в Лондоне сто тысяч франков, которые были даны ему на закупку оружия. И подобных людей назначали на высшие должности!    Министры, свергнувшие Абдула-Агиса, достигли своей цели, захватив всю власть в свои руки. Мехмед-Рушди-паша стал великим визирем, но истинным главой государства был Мидхат-паша. Гуссейн-Авии остался военным министром, а Кайрула-эфенди – Шейхом-уль-Исламом. Рашид-паша был министром иностранных дел, а Ахмед-Кайзерли-паша – морским министром.    Редиф-паша за проявленную им энергию и усердие был осыпан наградами и почестями.    Тимбо, солдат-негр, тоже не был забыт, и обещанная награда ожидала его.    Недоверчивый Мансур приказал нескольким дервишам наблюдать за убийцей султана, и в тот же вечер они сообщили ему, что солдат-негр пришел к развалинам и разговаривает у входа в них со своим товарищем-доктором.    Этот доктор с самого начала возбудил подозрение Мансура своим упорным старанием избегать встречи с ним.    Поэтому, узнав, что негр и доктор находятся у стен развалин, он поспешил к тому месту и, скрывшись за стеной, стал наблюдать за ними в отверстие старой бойницы, откуда он мог видеть их, не будучи сам замечен.    Несмотря на наступивший уже вечер, было еще довольно светло.    Мансур не мог расслышать слов разговаривавших, но ясно видел лица, особенно солдата. Лицо же доктора ему было трудно разглядеть, так как тот стоял к нему боком и головная повязка скрывала большую часть его лица.    По росту, фигуре и жестам товарищ негра напомнил Мансуру Лаццаро. Однако он сначала не обратил внимания на это сходство, так как был совершенно уверен в смерти грека.    Но в ту минуту, когда разговор кончился и Тимбо направился ко входу в развалины, доктор обернулся липом к стене: Мансур невольно вздрогнул.    Этот доктор, помогавший убийству султана, был не кто иной, как Лаццаро! Он был жив!    Мансур знал, насколько опасен ему этот грек, и его решение было в ту же минуту принято! Этот соучастник был гораздо опаснее негра, а поэтому он должен был умереть!    Не теряя ни минуты, Мансур поспешно вернулся в башню Мудрецов. Едва он успел войти в зал совещаний, как дверь отворилась и дервиш-привратник вошел с докладом, что негр Тимбо хочет видеть мудрого Мансура-эфенди.    Мансур приказал впустить его.    Извиваясь как угорь и униженно кланяясь до земли, как и в первый раз, вошел Тимбо и, приблизившись к Мансуру, бросился на колени.    – Тимбо пришел спросить тебя, мудрый и могущественный Мансур-эфенди, доволен ли ты им? – спросил солдат.    – Ты хорошо сделал свое дело, и я очень доволен тобой, – отвечал Мансур с благосклонным видом. – Обещанная тебе награда уже готова, и ты сейчас ее получишь. Но где же твой товарищ доктор?    – Он не пришел, великий шейх. У него сегодня важные дела. Я честно поделюсь с ним!    – Я верю, что ты поделишься честно, но твой товарищ, которого я не знаю, поступит ли он так же честно в отношении тебя?    Тимбо взглянул на Мансура с удивлением.    – Тимбо не понимает, великий шейх! – сказал он.    – Я хочу сказать, поступит ли этот доктор с тобой честно и не выдаст ли он тебя и твоего поступка.    – Но, великий шейх, этим он выдаст и самого себя!    – Ну, если он ловко поведет дело, этого, может быть, и не случится. А тебе в случае его измены не избежать смерти.    – Мне и ему!    – Что тебе в том, – сказал с улыбкой Мансур, – что он тоже умрет? Это не спасет тебе жизнь!    Тимбо задумался.    "Великий шейх прав, – подумал он, – скверно, когда есть сообщник!"    – Но ты посылаешь меня в Геджас! – сказал он, обращаясь к Мансуру, и его черное лицо прояснилось.    – Ты думаешь, что будешь там в безопасности? На это тебе нечего надеяться. В случае доноса тебя будут искать повсюду и найдут. Тогда тебе не избежать виселицы, как убийце султана. Все твои оправдания ни к чему не приведут.    – Но ведь Тимбо было приказано убить! – сказал в смущении негр.    – Все это так, но ты получил награду, и вся ответственность падает на тебя!    – Тогда я назову тех, кто нанял меня!    – Разве это поможет тебе? Кто станет тебя слушать, кто поверит тебе?    Между тем Лаццаро, видя, что негр долго не возвращается, захотел узнать, что его там задержало и, перелезши через стену, пробрался в ту часть развалин, где находилась башня Мудрецов.    Наступившая темнота оказала ему большую помощь, и благодаря ей ему удалось пробраться незамеченным в башню.    Тут, притаившись в комнате, соседней с залом совещаний, грек успел услышать следующую часть разговора Мансура с негром.    – Ты говоришь, великий шейх, что сообщник опасен для Тимбо? – сказал негр. – Тимбо знает средство от этой опасности.    – Огради себя от измены, ты можешь рассчитывать только на себя и быть уверенным только в своем молчании!    – Да и, кроме того, Тимбо не хочет делиться! – прибавил солдат, довольный тем, что Мансур навел его на хорошую мысль.    Лаццаро слышал все до последнего слова.    – Будь осторожен! Не делай ничего в Стамбуле, не делись наградой здесь, так как такая большая сумма денег может выдать вас обоих, – заметил Мансур, протягивая негру кошелек с золотом.    – Благодарю тебя, великий шейх! – вскричал солдат, жадно хватая деньги и целуя край платья Мансура. – Ты милостив и великодушен, великий шейх! Сегодня же ночью мы отправляемся в путешествие! Тимбо осторожен!    – Бери свою награду и иди! Иди и молчи! Молчи и действуй! – сказал Мансур.    Тимбо поспешно исчез со своей драгоценной ношей из зала совещаний. Он был вне себя от радости при мысли о такой большой сумме денег, о возможности избежать дележа и избавиться от опасного сообщника. Чтобы не возбудить в сообщнике подозрений, он хотел для вида поделиться с ним, так как, убив доктора, он снова получил бы назад отданную тому половину.    Когда Тимбо подошел к деревьям, под которыми он разговаривал с доктором, Лаццаро был уже там.    – Ну что? Получил деньги? – спросил он.    Тимбо кивнул головой.    – Деньги здесь! Надо ехать! – отвечал он с важным видом. – Ни одной минуты больше в Стамбуле!    – Надо ехать?    – Да, в Геджас.    – В эту ночь?    – Сейчас же!    – Но прежде нам надо поделиться.    – Дорогой! Так велел великий шейх!    – Мне все равно! Пожалуй, поедем. Но надо достать двух лошадей, это самое главное! Ты должен купить их.    – Купить? Хорошо, я пойду куплю! Подожди меня здесь, – сказал солдат.    – Я вижу, что ты хочешь просто украсть их из конюшни в Беглербеге и потом надуть меня при дележке! – вскричал грек, грозя кулаком. – Это нехорошо! Мы должны доверять друг другу! Я останусь около тебя и не отпущу тебя ни на шаг!    – Доверять! Да, ты прав! – отвечал солдат. – Пойдем же вместе доставать лошадей.    Оба сообщника поспешно направились к беглербегскому дворцу, где в этот день были беспорядки вследствие свержения султана. Во дворце оставались только одни слуги. Перед самым наступлением ночи они достигли Беглербега.    Телохранители старого султана, которых забыли распустить, оставались еще в своей казарме во дворце. Один из них спокойно спал, другие от нечего делать играли в карты. Дворец вовсе не был охраняем, и негру с греком легко удалось войти во двор и проникнуть в конюшни, в которых также никого не было. Повсюду царила мертвая тишина, только из караульни слышались голоса.    Выбрав двух хороших лошадей, негр обмотал им копыта соломой и при помощи грека благополучно вывел на дорогу.    Тут они сняли солому и, вскочив на лошадей, помчались во весь опор.    Между тем наступила ночь. Они решили воспользоваться для путешествия ночной прохладой, чтобы отдыхать в жаркое время дня, когда езда под палящими лучами солнца становится невыносимой.    Они выбрали караванную дорогу в Мекку, ведущую через Ангору и Анатолию, как самую ближайшую и, кроме того, хорошо знакомую Тимбо.    К утру они достигли караван-сарая, где они могли вместе с лошадьми отдохнуть и укрыться от дневного зноя.    Караван-сарай не имеет ни малейшего сходства с европейскими гостиницами. Это просто деревянный сарай со стойлами для лошадей. Нечего и думать найти здесь какие-нибудь удобства. Каждый должен сам позаботиться о себе.    Проснувшись уже после полудня, грек и Тимбо снова отправились в путь.    Перед отъездом Лаццаро предложил было разделить деньги, но негр отказался, говоря, что это можно сделать и после. Он считал дележ напрасным трудом, так как твердо решил при первом удобном случае отделаться от опасного сообщника. Лаццаро не настаивал, точно так же рассчитывая скоро овладеть всеми деньгами без дележа.    Пустившись опять в дорогу, они ехали весь вечер и всю ночь. Дорога шла через лес, и они остановились отдохнуть под деревьями. Тимбо казался очень усталым, так как во время остановки в караван-сарае он выпил немного рому, предложенного ему греком, и этот совершенно новый для него напиток сильно подействовал на него.    Привязав лошадь, Тимбо тотчас повалился на траву и заснул. Этого только и надо было Лаццаро. Подождав, пока негр уснул крепким сном, он осторожно приподнялся и, вынув кинжал, вонзил его в сердце негра.    Удар был меток. Ярко-красная кровь хлынула на траву. Негр открыл испуганные глаза, попытался было подняться, но рана была смертельна, и он, испустив последний вздох, снова упал на обагренную кровью землю. Все было кончено.    – Это тебе за то, что ты позволил Мансуру уговорить себя лишить меня жизни! – вскричал Лаццаро. – Теперь коршуны съедят тебя, черная собака! Но здесь, над твоим трупом, клянусь я, что тот, кто подговорил тебя, этот Баба-Мансур, последует за тобой скорее, нежели он того ожидает! Сначала этот ненавистный Сади-паша, которого я давно уже поклялся убить, а затем будет твоя очередь, мудрый и могущественный Баба-Мансур! Ты должен умереть от руки Лаццаро! Он умеет держать свои клятвы!    С этими словами Лаццаро взял у мертвого Тимбо кошелек с деньгами и, вскочив на лошадь, помчался обратно в Константинополь.    Несколько дней спустя купцы нашли на дороге привязанную, полумертвую от голода лошадь и около нее изъеденный зверями и насекомыми труп человека.    Никто не обратил на это особого внимания, так как на этой дороге путешественников часто грабили и убивали разбойники.

II. Торговец розовым маслом

   – Я придумала план освобождения твоего Сади, моя дорогая, бедная Реция, – сказала Сирра, возвратившись в дом старой гадалки, где Реция давно уже с нетерпением ждала ее.    – Ты была в башне сераскириата, Сирра?    – Да, я все там высмотрела. Очень трудно попасть в башню, так как она охраняется часовыми день и ночь. Весь сераскириат похож на маленькую крепость: посуху в него не легче проникнуть, чем по воде. Даже если удастся пробраться во двор, то это еще не значит, что можно пройти в башню!    – Ты была во дворе?    – Да, дальше меня не пустили.    – Как же удалось тебе попасть туда?    – Я спросила старого капрала Ифтара, имя которого я прежде слышала, и часовые пропустили меня. Дальше было невозможно пройти, и я осталась во дворе. Вскоре я увидела Сади-пашу, который гулял по двору в сопровождении караульного.    – Ты видела его!    – Он был печален и мрачен, но нисколько не изменился и смотрел гордо и спокойно, как и прежде. Бог знает, чего бы я ни дала, чтобы только подойти к нему или хотя бы сделать ему знак, но это было невозможно. Я выдала бы этим себя, а ему не принесла бы никакой пользы. Вскоре его отвели в башню, и тут я заметила, что там стоит еще караул. Так старательно стерегут твоего Сади!    – Это доказывает только то, что его враги замышляют что-то недоброе!    – Будь спокойна, моя дорогая Реция, мы сегодня освободим твоего Сади.    – При этой тройной страже, Сирра? Твое описание отняло у меня все мужество!    – Поверь мне, что это нам удастся!    – Но когда? Мое сердце подсказывает мне, что Сади грозит страшная опасность.    – Но он ведь жив! Сегодня же вечером попытаемся его освободить!    – Я знаю твою ловкость, твое мужество, Сирра, по тут я сомневаюсь...    – Верь только моей любви, она сделает все возможным! – прервала Сирра. – Возвратясь сюда, я все время думала и нашла средство освободить Сади! Сегодня вечером мы пойдем в сераскириат.    – Но как мы попадем туда?    – Мой отец торговал розовым маслом и опиумом, там наверху стоит еще ящик, в котором он возил свои товары. Этот ящик так устроен, что его можно разделить на две части, одну очень большую, а другую маленькую.    – Но к чему же нам этот ящик, Сирра?    – Слушай дальше, сейчас узнаешь! Ты наденешь персидский халат моего отца, повяжешь голову платком и будешь настоящим торговцем розового масла, мешочками с опиумом, янтарем, бальзамом, а в большое отделение сяду я. У меня есть маленькая двухколесная тележка, так что тебе будет легко меня везти. Когда мы проберемся в сераскириат, я незаметно вылезу из ящика, попытаюсь пробраться к Сади и освободить его. Если это удастся, он сядет вместо меня в ящик, и ты вывезешь его из башни.    – Но как же ты будешь?    – О, не беспокойся обо мне, я сумею выбраться на свободу.    – Это очень опасный план, но я готова, так как другого выхода нет! Мы должны попробовать все! Если даже это будет раскрыто, то нам угрожает только заключение вместе с Сади.    – Я говорю тебе, что нам это удастся! – вскричала Сирра, полная радости и надежды. – Никто не будет и подозревать, кто скрывается под видом персидского торговца и что находится в ящике. У матери есть ключи, которые откроют всякие замки, я возьму их и, кроме того, еще хорошую пилу. Тогда легче будет освободить Сади из его темницы, а если мы вынем из ящика и последнюю перегородку, бросив все товары, то Сади легко поместится в ящике.    – Только бы он согласился бежать, Сирра! Ты знаешь, как он горд и благороден. Может, он не захочет искать спасения таким путем.    – Значит, он предпочтет быть убитым своими врагами, которые не так благородны, как он. Нет, Реция, нет! Ради тебя и твоего ребенка он должен бежать во что бы то ни стало!    – Хотя бы так было! Сади слишком прямодушен, он не хочет верить в хитрость и низость своих врагов.    – Я надеюсь, что наш план удастся! Дай мне только возможность действовать! – отвечала Сирра, твердо уверенная в успехе.    Не теряя ни минуты, она поспешила на галатский базар и накупила там опиума, янтаря и розового масла. Затем она достала старый ящик отца и, очистив его от пыли и грязи, установила на двухколесной тележке.    Действительно, ящик был настолько велик, что Сирра легко могла в нем поместиться, и еще оставалось свободное место, где можно было устроить отделение для товаров.    Покончив с ящиком, Сирра достала пестрый халат отца и завязала голову Реции платком так, что большая часть лица оказалась закрытой.    Хуже всего было с обувью, так как красные туфли отца Сирры были слишком велики для Реции, но и это затруднение было скоро устранено Сиррой, догадавшейся обернуть лоскутами ноги Реции.    – Ты теперь настоящий персидский торговец розовым маслом! – вскричала Сирра, подводя Рецию к старому небольшому зеркалу. – Теперь тебя никто не узнает!    – Да, ты права! – сказала Реция, глядя на себя в зеркале. – Я сама приняла бы себя за персидского торговца.    Сирра с надеждой и нетерпением ожидала наступления вечера. Что же касается Реции, то мысль о Сади придавала ей мужество и отводила все опасения. Она готова была идти навстречу опасности!    Наконец наступил вечер. Сирра и Реция поставили ящик с тележкой в лодку старой Кадиджи и поплыли на другой берег Босфора к сераскириату.    Было еще довольно светло, и в море было полно судов и лодок. В первый раз решилась Сирра показаться при свете. До сих пор, опасаясь преследований Мансура, она не выходила из дома иначе как ночью.    Наконец лодка достигла берега, солдаты и лодочники, бывшие на берегу, с изумлением и любопытством стали рассматривать безобразного Черного гнома, по это нисколько ее не смутило.    – Розовое масло, янтарь, опиум, бальзам! – закричала Сирра, подражая крику персов-торговцев, и, привязав лодку, вытащила с помощью Реции ящик и тележку на берег.    Вытащив тележку на берег, Реция покатила ее к сераскириату. Сирра шла рядом с ней, так что стоявшие у берега часовые могли видеть их обоих, но едва они завернули за поворот дороги, как Сирра поспешно влезла в ящик, так что к воротам сераскириата подъехал один мнимый перс со своей тележкой.    Странствующие торговцы имеют в Турции доступ повсюду, поэтому появление Реции нисколько не удивило солдат, стоявших на часах у ворот сераскириата. Они даже были очень этим довольны, так как знали, что у перса должен быть любимый ими опиум или гашиш.    – Что, есть у тебя опиум и табак? – спросили они, когда Реция подкатила свою тележку к самым воротам.    Реция кивнула утвердительно головой, открыла маленькое отделение ящика, наполненное опиумом, бальзамом и янтарем, и подала солдатам небольшие мешочки с опиумом.    – А где же табак? – спросили те.    Реция пожала плечами и покачала отрицательно головой.    – Ты что, немой? – спросил один из солдат.    – Я охрип! – отвечала Реция, сдерживая голос. – У меня нет табака.    – А что же у тебя тут? – спросил солдат и хотел было уже открыть большое отделение.    – Тут флаконы с духами и эссенциями! Возьмите опиум даром, только пустите меня во двор, я хочу поторговать там.    – Эй! Отоприте ворота! – закричал своему товарищу солдат, очень довольный неожиданным подарком, которого трудно было ожидать от перса-торговца.    Ворота отворились, и Реция вкатила свою тележку на обширный двор сераскириата.    Было довольно темно, так как солнце уже закатилось.    На дворе ходили взад и вперед несколько солдат и офицеров. Тут и там стояли часовые.    Перед Рецией возвышалась старинная мрачная башня, где был заключен ее Сади.    – Что, дверь башни открыта? – спросила Сирра едва слышным голосом.    – Нет! – отвечала тихо Реция, наклоняясь над ящиком.    – Подъезжай потихоньку к ней, дорогая Реция, она сейчас будет открыта.    Повинуясь совету Сирры, Реция покатила свою тележку к башне.    Ее прибытие никого не удивило, только несколько солдат подошли к ней, рассчитывая купить опиум.    Прошло несколько минут, и наконец железная дверь башни отворилась. В это время сменяли караулы, и солдаты ужинали.    Реция воспользовалась удобной минутой и подкатила тележку к самой башне. Около нее в это время не было никого, и Сирра, поспешно выбравшись из ящика, проскользнула в дверь башни и исчезла, взбежав по ступеням темной лестницы.    Как охотно последовала бы за ней Реция! Как хотелось ей снова увидеть Сади! Но на верху лестницы стоял еще караул. Ловкой Черному гному ничего не стоило пробраться мимо незамеченной, но Реции нечего было и думать о такой безумной попытке.    Во дворе и внутри башни зажгли фонари, так как стало уже совсем темно. Реция была почти одна и с лихорадочным нетерпением ожидала возвращения Сирры. Каждую минуту она ждала, что на пороге башни покажется Черный гном в сопровождении ее дорогого Сади.    Но время шло, а Сирра не возвращалась, солдаты поужинали и снова вернулись во дворец. Волнение Реции было так велико, что она ие обращала никакого внимания на свои товары, чем воспользовались солдаты, беря то одно, то другое даром.    Наконец страх овладел Рецией. Будучи не в состоянии дольше ждать, она подошла ко входу в башню и начала подниматься по лестнице. Никто ее не удержал.    Вдруг до нее донесся какой-то неясный шум. Она стала прислушиваться, и ей показалось, что слышатся слова: "Гуссейн-паша идет! Принцесса идет в башню".    Ужас объял Рецию.    Уж не ослышалась ли она? Нет! Голоса приближались, и слова "Гуссейн-паша" и "принцесса" были отчетливо слышны.    Зачем могла прийти еще раз в башню Рошана? Уж не боялась ли она, что Сади удастся соединиться с Рецией? Уж не предчувствовала ли она близость последней?    Реция хотела выйти из башни, но было уже поздно. Не успела она спуститься с нескольких ступеней, как принцесса уже вошла в башню в сопровождении Гуссейна-паши.    Каждое слово их было слышно Реции, ее отделяло от них несколько шагов. Она вынуждена была схватиться за стену, чтобы не упасть, она понимала, какой страшной опасности подвергается в эту минуту: узнай ее принцесса – и все бы погибло.    Наконец они встретились, но принцесса прошла мимо, бросив только подозрительный взгляд на персидского торговца. Реция вздохнула свободно. Гуссейн-паша не обратил на нее внимания и продолжал подниматься вверх по лестнице вслед за солдатами, несшими фонари.    Но Реция слишком рано обрадовалась своему спасению. Как ни было закутано лицо торговца, все-таки принцессе бросилось в глаза его сходство с ее соперницей, и этого было достаточно.    – Стой, благородный паша! – вскричала, останавливаясь, Рошана. – Заметил ли ты того перса?    – Мимо которого мы сейчас прошли, ваше высочество?    – Да, того самого! Это не мужчина.    – Не мужчина? – спросил с изумлением Гуссейн.    – Это переодетая женщина, мой благородный паша, – сказала принцесса.    – Слова вашего высочества изумляют меня, я не понимаю, зачем могла прийти сюда женщина.    – Чтобы проникнуть к заключенному Сади-паше! Чтобы освободить его с помощью переодевания! Мне кажется, что я узнала в этой женщине жену Сади-паши!    Эти слова произвели сильное впечатление на Гуссейна-пашу. Он поспешно поднялся по лестнице и приказал караульным спуститься вниз и схватить находящегося там персидского торговца.    В это время Реция, собрав все силы, поспешно сбежала вниз по лестнице.    Можно было подумать, что за ней гонятся фурии.    Она бросилась к выходу, забыв о ящике с товаром.    Но железная дверь башни была заперта!    Все пути к отступлению были отрезаны. В ту же минуту до слуха Реции донеслось приказание Гуссейна-паши.

III. Битва

   После бесчисленных схваток с переменным успехом войскам Абдула-Керима-паши удалось продвинуться вперед. Несмотря на геройское мужество, маленькой сербской армии не удалось остановить их наступления.    В это время черногорцы одерживали победу за победой, и их пример еще больше воодушевлял сербов и поднимал их дух...    Места, где проходили военные действия, были совершенно опустошены. Всюду, где проходили турки, оставались груды развалин и трупов. Невозможно описать всех жестокостей, которые они совершали, особенно турецкие нерегулярные войска, состоящие из черкесов и башибузуков. На полях битв встречались картины, которые ужаснули бы даже привычного к страшным зрелищам человека, обладающего железными нервами. По рекам плыло множество трупов. На полях виднелись целые горы человеческих трупов, пожираемых волками и коршунами. Вблизи лежали головы, отрубленные у мертвых и умирающих. Запах разлагающихся трупов заражал воздух.    Бесчеловечные черкесы и башибузуки зверски мучили раненых и пленных сербов, пока смерть не избавляла несчастных от мучений. Иногда даже встречались висящие на деревьях обезображенные тела заживо сожженных...    Предстояло большое сражение.    Турки расположились на отлогой возвышенности за укреплениями. На расстоянии около мили от них развернули и сербы свою боевую линию между трех деревень. Они хотели в решительной битве разбить турок и отбросить их назад за границу Сербии.    Но разве можно было горсти геройских сербов сдержать напор превосходящих сил противника! Даже если бы им удалось выйти победителями из этой битвы, уничтожить стоящие против них силы, то и тогда через некоторое время турки были бы снова так же сильны, как и до поражения, так как азиатские орды были неистощимым источником для подкрепления их войск, в то время как сербы давно уже выставили на поле битвы все способное носить оружие население.    В турецком войске благодаря стараниям Мансура фанатизм был возбужден в высшей степени. Дервиши ходили по полкам, проповедуя войну без пощады против креста, за истребление гяуров!    Что могли сделать против этого тут и там появляющиеся Золотые Маски! Им удавалось заставлять исчезнуть последователей Мансура, и никто не знал, куда они пропадали: вчера еще ходили они по лагерю, проповедуя священную войну, а сегодня их уже не было, они исчезали бесследно. Но это не помогало! Мрачный дух Мансура овладел умами, и никакая земная власть не могла положить конец ужасам и жестокостям. Даже турецкие генералы объявляли, когда им жаловались на жестокость солдат, что таков обычай в турецком войске и они не могут его отменить.    Наступил день битвы.    На рассвете выступили сербские колонны.    Генерал Черняев любил длинные боевые линии, и поэтому армия сербов была растянута между тремя деревнями. Взошло солнце и осветило поле битвы, рассеяв последний утренний туман. Турецкие батареи заговорили и встретили нападающих убийственным огнем.    Сербские предводители предвидели этот прием и направили часть кавалерии для нападения на неприятельские батареи с фланга.    Но турецкие генералы вовремя заметили это, и прежде чем сербы успели заставить батареи замолчать, отряд арабов, как белое облако, бросился им навстречу. Началась страшная кавалерийская схватка, кончившаяся тем, что сербы раздались в обе стороны и открыли в спешке сооруженные батареи, которые открыли огонь по арабам и обратили их в бегство.    Этот ловкий маневр дал новый поворот битве: сербские всадники, освободившись от врага, бросились на помощь своим пешим отрядам и так сильно ударили во фланг турецкой пехоты, что та дрогнула и начала отступать. Но турецкий главнокомандующий был бдителен и успел вовремя послать резервы для подкрепления. Это остановило наступление сербов, и завязался кровопролитный рукопашный бой, продолжавшийся с переменным успехом в течение нескольких часов.    В это время левое крыло сербов было в очень опасном положении. Турки развернули здесь свои главные силы, чтобы отбросить сильно продвинувшиеся вперед войска сербов и вынудить к отступлению всю армию.    Большая часть турецкой кавалерии бросилась, как буря, на сербов, и те, несмотря на геройское мужество, вынуждены были отступать.    Отойдя к деревне, они засели в домах, за разрушенными стенами и заборами и встретили нападавших таким огнем, что те после нескольких неудачных попыток вынуждены были отступить.    Взбешенные упорным сопротивлением, турки выдвинули орудия, и через час вся деревня была объята пламенем.    Тогда турки снова бросились вперед с дикими криками, надеясь на этот раз уничтожить ненавистных врагов.    Потери сербов были ужасны! Уцелевшие от ядер и рушившихся стен домов собрались на церковном дворе, обнесенном каменной стеной, и решили защищаться здесь до последней капли крови.    Увидев, что число врагов ничтожно, турки удвоили усилия и, устилая землю трупами, ворвались наконец за ограду. Сербы начали отступать.    Но в эту минуту к ним подоспело подкрепление. С новым мужеством бросились они вперед, и перевес снова оказался на их стороне. Турки вынуждены были очистить деревню.    Наступил вечер, и темнота разделила сражающихся. Ни та, ни другая сторона не имела решительного перевеса Враги сохранили свои прежние позиции. Правда, левое крыло сербов было оттеснено назад, но зато на правом крыле была взята одна турецкая батарея.    После диких криков и грома выстрелов кровопролитного боя наступила тишина. Только кое-где раздавались одиночные выстрелы да слышались крики часовых.    На рассвете следующего дня турки перешли в наступление, так как в течение ночи они получили подкрепление. Утомленные сербы едва могли сдерживать напор врагов.    Напрасно офицеры вели под огонь врага свои отряды, напрасно поощряли их личным примером, силы были слишком неравны.    Несмотря на отчаянное мужество, сербы были сломлены и отступили с поля битвы. Но это не было поспешное, беспорядочное бегство. Они отступали шаг за шагом, каждую пядь земли туркам приходилось брать с боем.    С наступлением ночи армия сербов расположилась не дальше чем на расстоянии четверти часа от прежнего лагеря, решив защищаться тут до последнего человека.    Залитое кровью поле боя осталось во власти турок, и на него ринулись дикие орды черкесов и башибузуков, которые, будучи слишком трусливыми, чтобы принимать участие в битвах, обыкновенно находились в тылу регулярных войск и занимались только грабежом.    Ночью в лагере турок появился пляшущий дервиш, посланный Мансуром, проповедуя истребление гяуров. Эго был уже знакомый нам ходжа Неджиб, ставленник Мансура, который наблюдал за пророчицей и объявил помешанным софта Ибама.    – К чему щадите вы трупы гяуров? – проповедовал он. – Разве вы не знаете, кто они? Они – неверные собаки! Ступайте и отрубите им головы! Это покажет гяурам, что значит подымать оружие против пророка! Дело ислама должно победить, а все противники его – погибнуть!    С такими словами переходил он от отряда к отряду, от палатки к палатке, разжигая фанатизм полудиких варваров.    Зверская ярость овладела солдатами, и они бросились с дикими криками вслед за Неджибом на поле битвы. Мрак ночи покрыл страшное дело. Луна скрылась за облаками, чтобы не быть свидетельницей зверств этих варваров, назвать которых людьми – значило бы оскорбить весь род человеческий!    Как гиены и шакалы пустыни, бросились они на мертвых и умирающих сербов и с дикой радостью начали резать их на куски.    Неджиб вырвал из рук одного черкеса нож и, отрубив голову раненому сербу, с дьявольским смехом покатил ее по кровавому полю.    Этот возмутительный поступок нашел подражателей. Черкесы и башибузуки, следуя примеру ходжи Неджиба, бросились рубить головы сербам и катать их по полю.    Вдруг в самый разгар этой дикой адской игры среди обезумевшей толпы появился Золотая Маска. Он не произнес ни слова, только молча прошел по полю битвы, но и этого было достаточно. Черкесы и башибузуки в ужасе бросились бежать во все стороны.    На следующее утро солдаты, занимавшиеся уборкой трупов правоверных, нашли среди отрубленных голов сербов труп ходжи Неджиба.    Таинственная смерть положила конец его преступной жизни.