Текст книги "Султан и его враги. Том 2 "

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

XXVI. Свержение султана

   В тот же день, когда происходили описанные в предыдущей главе события, Сади-паша отправился в Беглербег с намерением просить аудиенции у султана.    Сади очень удивился, что в последние дни его ни разу не звали во дворец для совещаний, хотя положение дел на театре военных действий и в самой столице становилось все более и более угрожающим.    Абдул-Керим-паша, генералиссимус турецких войск, требовал настойчиво людей, пушек, провианта, а особенно денег.    Султан очень неблагосклонно принял своего бывшего любимца.    В ответ на сообщение Сади о требованиях генералов он сказал сурово, что, конечно, все должно быть им послано, чего они только ни требуют.    – Это, к сожалению, невозможно, ваше величество. В государственной казне нет ни одного пиастра.    – Тогда надо достать денег! На что же у меня министры? – вскричал Абдул-Азис.    – Вашему величеству известно, – отвечал решительно Сади, – что в настоящую минуту совершенно невозможно достать денег. Но ваше величество можете одним решением уничтожить все опасности и смуты.    – Что же это за решение?    – В подвалах этого дворца хранятся огромные суммы, принадлежащие лично вашему величеству, пожертвуйте половину их для обедневшей страны, и вся опасность отодвинется. Такой великодушный поступок будет...    – Довольно, Сади-паша! – с гневом прервал его султан. – Молчи, если у тебя нет лучшего совета.    – Другого средства наполнить пустую кассу не существует, и я считал своей священной обязанностью в это опасное время высказать вашему величеству правду.    – Ни одного пиастра! – вскричал султан. – Что значит этот совет? Уж не думаете ли вы, господа министры, что вы можете распоряжаться моими частными средствами?    – Я этого никогда не думал! Ваше величество не поняли моего предложения. Я предлагал только способ быстро удовлетворить все государственные нужды.    – Ищи лучших способов! – вскричал Абдул-Азис и в сильном волнении прекратил аудиенцию.    Султан был так взволнован, что долго после великого визиря ходил взад и вперед по кабинету и наконец, позвав секретаря, велел приготовить приказ об отставке Сади-паши.    Спустя некоторое время после того как Сади вернулся домой, к нему явился султанский драгоман с указом об отставке. В указе было сказано, что Сади-паша отстраняется от должности великого визиря, так как задуманные им нововведения и перемены не соответствуют желаниям султана и народа.    Сади еще стоял в задумчивости, держа в руках это доказательство постыдной неблагодарности и несправедливости, когда к нему подошла Реция и, положив ему руку на плечо, с любовью взглянула ему в лицо.    Сади бросил бумагу и прижал Рецию к своему сердцу.    – Гассан был прав, когда говорил, что не поздравляет меня с новым повышением! – сказал он. – Великий визирь Сади-паша получил уже отставку!    – Наконец-то ты принадлежишь безраздельно мне! – вскричала обрадованная Реция. – До сих пор я владела тобой только наполовину! Я благословляю эту бумагу, хотя тебя она и огорчила, зато она возвращает мне тебя!    – Эта одна мысль только и утешает меня, – сказал Сади.    – Я знаю и понимаю твои чувства, – продолжала Реция. – Тебя оскорбляет, что твои благородные намерения не поняты другими. Теперь ты свободен. Удались от неблагодарных с сознанием, что ты честно исполнил свой долг и заботился только о благе страны! Там, на берегу Босфора, мы купим маленький домик и будем жить без горя и забот! Мы будем искать и найдем нашего ребенка, и тогда счастье снова улыбнется нам на земле.    – Это прекрасные мечты, Реция! – сказал Сади с грустной улыбкой. – Я хотел бы, чтобы они сбылись! Но теперь оставь меня на некоторое время одного. Я должен еще привести в порядок дела. Скоро уже ничто не будет разлучать нас.    Реция ушла в свои комнаты, а Сади снова принялся за работу. Курьеры, адъютанты, кавассы то и дело посылались с бумагами и депешами, великий визирь был так поглощен работой, что не заметил, как наступил вечер. Вдруг ему послышалось, что кто-то робко и осторожно постучал в дверь.    Сначала Сади показалось, что он ошибся, так как никто не мог проникнуть к его кабинету, не будучи замечен слугами.    Но стук повторился. Сади хотел было уже позвонить, чтобы позвать слуг, но в эту минуту стук раздался в третий раз. Какое-то странное чувство овладело Сади, и, вместо того чтобы позвать слуг, он сам встал и подошел к двери, у которой слышался стук.    Дверь вела в библиотеку, где также стояли шкафы с бумагами. Чиновники все уже давно разошлись с наступлением вечера, и в библиотеке никого не могло быть.    Сади отворил дверь и взглянул в темную комнату.    – Сади-паша! – послышался глухой, замогильный голос.    В ту же минуту Сади заметил в глубине библиотеки Золотую Маску.    – Зачем ты зовешь меня? – спросил он.    Его, казалось, нисколько не удивляло появление Золотой Маски. Он не спросил, как он мог попасть к нему, он не позвал своих слуг.    Он, как и многие, думал, что все возможно для таинственной маски.    – Бери Рецию, твою жену, и беги! – продолжал Золотая Маска. – Тебе грозит опасность!    – Я должен бежать? Теперь?    – В этот же час, Сади-паша! Завтра будет поздно!    – Это было бы трусостью и дало бы повод к подозрению, что я злоупотреблял доверенной мне властью! – сказал Сади. – Благодарю тебя за предостережение, таинственный человек, но я не могу последовать твоему совету. Это бегство стало бы орудием в руках моих врагов.    – Ангел-губитель султана близок к своей цели!    – Кому даешь ты это ужасное имя?    – Тому, кто называл себя главой ислама, – Мансуру-эфенди, – отвечал Золотая Маска. – Берегись его и тех, кто помогает его планам! Еще есть время! Ты еще можешь спастись и спасти свою Рецию!    С этими словами таинственное видение исчезло во мраке, прежде чем Сади успел опомниться от изумления. В задумчивости вернулся Сади в свой кабинет.    "Не должен ли он последовать совету Золотой Маски?" – думал он. Но вместе с тем это бегство послужило бы поводом к его обвинению. Только преступник бежит перед судом! Да и к чему бежать? Разве он не исполнил честно свой долг? Ему нечего опасаться самого строгого судьи! Нет! Надо твердо и мужественно встретить опасность! Но султан? Ведь Золотая Маска сказал, что ангел-губитель султана близок к своей цели! Что значат эти слова? Может быть, Абдулу-Азису грозит опасность, которую еще есть время предотвратить! Тогда обязанность Сади спешить предупредить его об этом".    Сади хотел уже велеть заложить экипаж и ехать тотчас же, не теряя ни минуты, в Беглербег, как вдруг в кабинет вбежали несколько слуг с бледными, испуганными лицами и бросились на колени перед великим визирем, дрожа от страха.    – Что случилось? Что вас так напугало? – спросил Сади.    Но все объяснилось прежде, чем испуганные слуги успели вымолвить слово. Дверь отворилась, и на пороге показался комендант Константинополя Редиф-паша в сопровождении нескольких высших офицеров.    – Что это значит? – спросил его Сади с тем замечательным спокойствием и хладнокровием, которые составляли отличительную черту его характера.    – Я должен арестовать тебя, Сади-паша! – отвечал Редиф.    – Кто приказал тебе это?    – Министры!    – Великий визирь выше министров! И в этот час я еще великий визирь! – сказал повелительно Сади. – Где письменный приказ, я хочу его видеть!    Редиф-паша вынул сложенную бумагу и подал ее Сади-паше.    – Мидхат, Гуссейн, Мехмед-Рушди, Халиль, Редиф, Рашид, Ахмед-Кайзерли, – читал Сади. – Тут недостает главной особы! – сказал он, обращаясь к Редифу-паше. – Здесь нет подписи Мансура-эфенди! Неужели эти люди в самом деле думают, что я покорюсь их безумному решению, комендант? – спросил Сади.    – Я должен напомнить тебе, Сади-паша, – отвечал Редиф, – что твой дворец окружен войсками, и если ты не последуешь за мной добровольно в башню сераскириата, то я вынужден буду прибегнуть к силе!    – А, значит, заговор министров! Гассан! Гассан! Как ты был прав!    В эту минуту на пороге кабинета появилась Рения, до которой уже успела дойти страшная весть.    С ужасом и отчаянием бросилась она в объятия Сади.    – Успокойся, моя дорогая! – шепнул он ей. – Мужайся! Я скоро к тебе вернусь!    – Ты оставляешь меня?    – Я хочу, насколько это от меня зависит, предупредить кровопролитие. Я не боюсь суда и со спокойной совестью буду ожидать расследования моих поступков. Будущее покажет, смогут ли сказать то же те, которые подписали этот приказ от имени народа! Я готов за тобой следовать, комендант. Передаю тебе мою саблю, которую обнажал только для защиты отечества. Прощай, моя дорогая! Да защитит тебя Аллах до моего возвращения!    – Как! Ты уходишь! Я не увижу тебя больше! – вскричала в отчаянии Реция.    – Мужайся! Разве ты не жена Сади? – сказал Сади, пытаясь успокоить ее. – Прощай, мы скоро увидимся!    С этими словами он поцеловал в последний раз Рецию и последовал за Редифом-пашой, который посадил его в ожидавшую у дворца закрытую карету и повез в сераскириат, башня которого давно уже была превращена в тюрьму.    В течение этого времени заговорщики, собранные Мидхатом, послали султанше Валиде приглашение явиться в полночь на совет министров в Беглербег. Гуссейн-Авни, со своей стороны, пригласил принца Юссуфа и Гассана-бея в сераскириат под предлогом совещания о вновь формируемых полках. Там они были арестованы приверженцами Гуссейна и посажены в башню.    Затем Редиф-паша пришел в Беглербег с отрядом солдат полка капиджи.    В это смутное время ночные движения войск были не редкостью, и поэтому это никого не удивляло. Никто не заподозрил в ту ночь, что происходит дворцовый переворот, и Константинополь оставался совершенно спокойным.    В этот вечер султан, как это уже нередко бывало, отправился в подвал дворца, чтобы насладиться видом собранных там сокровищ.    Абдулу-Азису наряду с безумной расточительностью была свойственна крайняя скупость и жадность к деньгам, доходившая до того, что для него не было больше наслаждения, как любоваться богатствами, собранными им в то время, когда государство было банкротом, а в казначействе часто не было ни одного пиастра, и солдаты и чиновники уже несколько месяцев не получали жалованья.    Никому не удавалось проникнуть в подвал, где хранились эти богатства. Никто не знал его шифра, и только впоследствии стало известно, что там было много миллионов.    Открыв собственноручно железные двери погреба, султан вошел в него и, поставив свечу на большой мраморный стол, стал открывать один за другим железные шкафы с деньгами и драгоценностями.    Тут находились бриллианты всевозможной величины, там – сапфиры, дальше ярко сверкали рубины, там – жемчуг редкой величины!    С довольной улыбкой султан пересыпал их между пальцами. Это было для него удовольствием, наслаждением!    Весь поглощенный этим зрелищем, султан не слышал, как во двор замка въезжали кареты, как вошел в него отряд кавалерии.    Вдруг послышался сильный стук в дверь подвала. Кто-то осмелился проникнуть до самой сокровищницы, куда вход был строго запрещен всем. В гневе и страхе за свои богатства султан поспешил к двери со свечой в руке.    – Кто тут? – спросил он.    – Отвори, повелитель! – послышалось за дверью.    Абдул-Азис узнал голос своей матери.    – Зачем ты сюда пришла? – спросил он с удивлением, отпирая дверь, но не впуская мать в сокровищницу.    – Но ведь сегодня в полночь назначен совет министров! Они давно уже собрались и ждут тебя, – отвечала султанша.    – Как? Совет министров? Здесь? Во дворце? В эту ночь? – продолжал султан, удивление которого все больше возрастало.    – Ты сам велел им собраться, повелитель, и позвал также и меня, – отвечала султанша.    – Министры собрались? Что это значит? Уж не дело ли это рук Сади-паши! Великий визирь тоже здесь?    – Нет, но Шейх-уль-Ислам здесь!    Абдул-Азис побледнел и вздрогнул, так что едва не выронил подсвечник.    – Что с тобой, повелитель? Ты беспокоишь меня! – сказала султанша Валиде, невольно опасаясь повторения ужасной ночи, уже описанной нами, когда у султана был припадок безумия.    – Я ничего не знаю о совете министров! Но пойдем! – сказал Абдул-Азис с мрачным видом и, закрыв свои богатства, поднялся по каменной лестнице, ведущей из подвала в его покои. Султанша следовала за ним.    Через минуту они были в зале, где уже собрались министры и Шейх-уль-Ислам в ожидании султана.    При входе Абдула-Азиса Шейх-уль-Ислам Кайрула-эфенди торжественным тоном произнес следующие слова:    – Мы пришли к вашему величеству с надеждой, что наша просьба будет уважена и нам можно будет передать народу добрую весть...    – Кто созвал вас сюда в такой час? – прервал султан.    – Необходимость! – отвечал Шейх-уль-Ислам, этот высший сановник, преемник Мансура, которого Золотая Маска назвал ангелом-губителем султана.    При этом ответе Абдул-Азис побледнел от гнева и быстрыми шагами подошел к столу, около которого стояли министры.    – Что это значит? – вскричал он дрожащим от ярости голосом.    – Мы пришли, чтобы спросить ваше величество, – сказал Шейх-уль-Ислам, – согласны ли вы пожертвовать для блага страны теми сокровищами, которые лежат в погребах этого дворца?    Султанша Валиде окинула взглядом заговорщиков. Только тут поняла она их намерения и увидела всю величину опасности.    – Что они смеют говорить! – вскричала она высокомерным голосом, указывая султану на министров. – Я думаю, что это просто заговор, повелитель, и ты не можешь дать им иного ответа, как...    – Мы спрашивали его величество! – прервал суровым и угрожающим тоном Шейх-уль-Ислам. – Мы ждем ответа на вопрос: "Согласны ли вы, ваше величество, пожертвовать стране ваши сокровища или нет?"    – Поберегите ваши глупые вопросы! – вскричал Абдул-Азис. – Мои деньги не выйдут из этого дворца! Ищите лучших средств помочь стране!    – Если так, то я считаю своей обязанностью возвестить вашему величеству, что волею народа вы лишаетесь престола!    – Часовые, сюда! Мои адъютанты! – вскричал в бешенстве Абдул-Азис. – Ни один из этих изменников не должен выйти из дворца! Их головы должны пасть! Схватить их! Заковать их в цепи!    Султанша Валиде бросилась к выходу, чтобы передать приказание султана, но Редиф-паша загородил ей дорогу.    – Открой двери! – приказал Шейх-уль-Ислам. – Дворец занят войсками!    Двери зала отворились, и вошел отряд капиджи, верных слуг заговорщиков.    Пораженный ужасом, Абдул-Азис стоял, будучи не в состоянии вымолвить ни слова.    Шейх-уль-Ислам развернул бумагу, которую он держал в руках.    – Мы просим ваше величество, – сказал он, – подписать следующий документ:    "Мы, султан Абдул-Азис, уступая желанию большинства наших подданных, отрекаемся от престола в пользу племянника нашего, султана Магомеда-Мурада".    – Никогда! Никогда! – вскричал султан хриплым, беззвучным голосом.    – Мы очень об этом сожалеем, ваше величество, – сказал Шейх-уль-Ислам. – Это вынуждает нас прибегнуть к силе.    – Гуссейн-паша! – вскричал султан, протягивая руки к тому, кто был ему всем обязан.    Но Гуссейн стоял, мрачно скрестив руки, и не обратил внимания на слова своего повелителя.    Кайрула-эфенди протянул султану перо.    – Разве у меня нет больше ни одного солдата? Разве все уже мне изменили? – вскричал в отчаянии Абдул-Азис. – Сади-паша! Сади-паша!    Только тут он понял, что из-за происков заговорщиков отдалил от себя единственного человека, бывшего ему верным, и тем самым лишил себя последней опоры.    Теперь его положение было безвыходным! Помощи ждать было неоткуда!    Перо было всунуто в руку султана и он, покорившись своей участи, дрожащей рукой подписал свое отречение.    Затем свергнутый султан, султанша и весь гарем были перевезены по воде во дворец Тофана, находящийся на берегу Босфора и назначенный местом жительства Абдула-Азиса.    На следующее утро Шейх-уль-Ислам возвестил удивленной столице о свержении султана.    "Если повелитель правоверных не способен управлять государством, если он делает личные расходы, которые не может вынести страна, если его дальнейшее пребывание на престоле может иметь гибельные последствия, то позволено ли свергнуть его с трона? Да или нет?    Шариат{Религиозные законы мусульман.} говорит: "Да".    Шейх-уль-Ислам Кайрула-эфенди".

XXVII. Женщина с головой, как у мертвеца

   Жители Константинополя спокойно приняли весть о дворцовом перевороте. Сообщение Шейха-уль-Ислама произвело сильное впечатление. Повсюду в мечетях произносились фанатичные проповеди против нарушителей законов Корана, против государей, которые осмеливаются щадить врагов ислама.    Набожные мусульмане оделяли бедных единоверцев деньгами, и все надеялись, что наступили лучшие времена.    Утром следующего дня слуги доложили принцессе Рошане, что ее хочет видеть нищий дервиш, который говорит, что принес важную весть.    Рошана тотчас велела впустить дервиша, который был не кто иной, как Лаццаро. Ей хотелось поскорее узнать подробности событий прошедшей ночи.    – Что скажешь ты теперь, принцесса? – спросил грек, когда Рошана выслала слуг, и они остались одни. – Что это была за ночь!    – Знаешь ли ты все достоверно? Все подробности?    – Конечно, ваше величество.    Грек поспешил рассказать события прошедшей ночи, которые нам уже известны из предыдущей главы. Он не скрыл также, что душой всего заговора был Мансур-эфенди.    – Я устроил все, что ты хотела, принцесса, – сказал он наконец. – Твое желание исполнено: Сади-паша разлучен с прекрасной Рецией.    – Разлучен? Что же с ним случилось? Я думала, что он стоит во главе заговорщиков.    – Нет, ваше величество! Сади-паша не принимал участия в заговоре. Он заключен теперь в башню сераскириата.    – Сади заключен?    – Главное то, что он разлучен с прекрасной Рецией, и это все моих рук дело! Счастье кончилось! Дворец, в котором живет Реция, занят войсками! Ее глаза, я думаю, уже покраснели от слез, но слезы ей ничем не помогут! Голова благородного Сади-паши, наверное, не останется на плечах! Мансур-эфенди не найдет более удобного случая отомстить ему и Гассану-бею за те усилия, которые они прилагали, чтобы свергнуть его! Черкесскому палачу будет немало работы при таких обстоятельствах!    – Ты говоришь, что он в башне сераскириата?    – Да, ваше величество, в отдельной комнате. Жаль, что ты не в ладах с Мансуром-эфенди, а то тебе легко было бы проникнуть к пленнику.    Рошана молчала. Казалось, она принимала какое-то решение.    – Ее высочество султаншу Валиде сегодня утром отвезли в старый сераль, – продолжал Лаццаро, – точно так же и принца Юссуфа, и великого шейха Гассана. Теперь все переменилось, и новый султан скоро решит судьбу принца. Если бы было сделано, как хотел Гуссейн-паша, то с принцем покончили бы еще ночью, но Мидхат-паша воспротивился этому и отговорил остальных министров. Я исполнил все, что ты мне поручала, не прикажешь ли еще что-нибудь, принцесса?    Догадавшись, что Лаццаро ожидает платы, Рошана вынула несколько золотых монет и бросила ему.    – Благодарю, повелительница, ты знаешь, что нужно бедному слуге, который должен дорого платить за каждый кусок хлеба, за каждый глоток воды.    Принцесса отпустила Лаццаро и, поспешно одевшись и закутав лицо покрывалом, вышла в сопровождении нескольких слуг из дворца. Сев в великолепный каик, она велела везти себя к сераскириату, который находился на самом берегу моря.    По всему берегу и на ступенях мечетей виднелись группы турок. Одни читали прокламацию Шейха-уль-Ислама, другие говорили о перемене на престоле и военных новостях. Но всюду царило полнейшее спокойствие. Народ, как и все народы, надеялся, что перемена повлечет за собой улучшение.    Через несколько минут великолепный каик принцессы достиг берега, на котором возвышалась старая башня сераскириата.    Комнаты главной башни уже давно служили тюрьмой для важных преступников. В окружающих строениях помещалось военное министерство, военное казначейство и жили солдаты, которые несли караулы в здании.    Высадившись на берег, принцесса послала вперед слугу, чтобы предупредить караул, кто делает сераскириату честь своим посещением. Но только приказание министра могло открыть ворота, и принцессе пришлось, как и всем прочим, ждать разрешения.    Министра не было в сераскириате, но Редиф-паша, узнав о посещении принцессы, поспешил выйти ей навстречу и ввести ее в сераскириат, уверяя, что считает за особую честь оказать услугу принцессе.    – Можешь ты отвести меня к Сади-паше? – спросила его Рошана, входя в обширный двор сераскириата.    – Ваше высочество желает видеть Сади-пашу?    – Да, по одному очень важному делу!    Комендант отлично знал, какие отношения существовали между принцессой и Сади-пашой.    – Я не могу колебаться ни одной минуты в исполнении желания вашего высочества, – поспешно ответил он.    – Благодарю тебя за твою готовность к услугам, но я должна заметить еще, что я хочу переговорить с Сади-пашой наедине, без свидетелей.    – И это желание вашего высочества будет исполнено.    – Тогда веди меня к пленнику!    Редиф-паша тотчас же приказал отпереть дверь башни и повел принцессу по ступеням старой каменной лестницы.    На втором этаже также находился караул, несмотря на то, что дверь башни постоянно была заперта.    Поднявшись сюда, Редиф-паша велел отпереть комнату Сади. Принцесса знаком поблагодарила услужливого коменданта и вошла.    Сади-паша стоял у окна, заделанного решеткой, и смoтpeл на город, расстилавшийся у его ног.    Стук открывшейся двери заставил его обернуться.    По роскошному платью и гордой походке неожиданной посетительницы он узнал в ней принцессу.    Рошана пришла к нему в тюрьму? Уж не была ли и она в числе заговорщиков?    – Где я нахожу тебя, Сади-паша! – сказала Рошана, подходя к заключенному.    – Арест нисколько не тяжел для меня, принцесса, – отвечал спокойно Сади. – Только сознающий себя виновным может дрожать, я же не знаю за собой никакой вины и не боюсь суда.    – Ты и теперь сохранил то спокойствие и гордость, которые с самого начала поражали меня в тебе, – продолжала принцесса. – Я пришла сюда, чтобы попытаться помириться! Я не хотела тебя больше видеть, я хотела ненавидеть и презирать тебя, но не могу! Какая-то неодолимая сила влечет меня к тебе! Я не могу жить без тебя, Сади! Я должна соединиться с тобой, или ты погибнешь!    Страстные слова принцессы изумили Сади, он менее всего ждал этого.    – Мой выбор уже сделан, принцесса, – отвечал он, – я женат!    – Разве это может помешать тебе протянуть мне руку? Твоя первая жена может быть прислужницей в твоем гареме.    – Остановись, принцесса! Этого никогда не будет.    – Не спеши с решением, Сади! Еще раз повторяю, все зависит от тебя! Новое счастье, новые почести предстоят тебе, если ты будешь мужем принцессы. Я не колеблюсь сказать тебе это, так как в эту минуту решается судьба моего счастья. Если оно будет разрушено, то, клянусь тебе, та же участь ждет и тебя! Я освобожу тебя отсюда! Я снова возведу тебя на ступени трона султана, если ты согласишься быть моим – обещаю тебе свободу и...    – Не обещай мне ничего! Я не хочу получить освобождение благодаря тебе, такой ценой! – прервал Сади. – Ты знаешь меня! Моя правота должна дать мне свободу, а не милость других, не твое заступничество!    – Может случиться, что правда не восторжествует.    – О, тогда я буду искать способ заставить признать мою правоту, но никогда не соглашусь быть обязанным тебе!    – Ты отказываешься от моей помощи, Сади! Отказываешься ли ты также и от моей руки? – вскричала Рошана дрожащим голосом.    – Должен ли я оставить Рецию и принадлежать только тебе? Или я должен принадлежать вам обеим? Этого я не могу! Я проклинаю многоженство как причину всех несчастий в нашей стране! И какая судьба ожидала бы тогда Рецию? Ты показала мне это уже однажды, когда...    – Когда она была моей невольницей, – сказала Рошана со злобой и ненавистью.    С этими словами она гордо выпрямилась и при этом нечаянно задела головой за свисавшую с потолка лампу.    Покрывало, закрывавшее ее лицо, упало, и Сади в первый раз увидел лицо Рошаны.    Это было лицо, как у мертвеца! Выдающиеся вперед скулы, беззубый рот и глубоко ввалившиеся глаза делали сходство поразительным.    В эту минуту гнева и возбуждения принцесса не обратила внимания на то, что ее лицо гак неожиданно открылось, хотя обыкновенно она старалась, чтобы никто даже из ее близких слуг не видел ее без покрывала.    Сади невольно отступил в ужасе.    – Так знай же, чью участь решаешь ты в эту минуту! – продолжала Рошана беззвучным голосом. – Последний раз протягиваю я тебе свою руку для союза и мира. От твоего ответа зависит жизнь и смерть твоего ребенка!    – Моего ребенка? Значит...    – Твое дитя в моей власти, да!    Сади вздрогнул. Эта неожиданная весть поразила его как гром. Ему предстоял ужасный выбор: или пожертвовать Рецией, или лишиться ребенка.    – Выбирай! Говори! – вскричала принцесса в лихорадочном нетерпении.    – Оставь меня! Того нельзя назвать человеком, кто может предлагать такой выбор! Кто может полюбить женщину, говорящую такие слова? Выслушай мое последнее слово, принцесса! Я останусь навсегда вереи Реции.    Не говоря ни слова, принцесса закутала снова голову покрывалом и, отворив дверь, вышла.    Начальник караула встретил ее у дверей.    – Исполняй свою обязанность! – приказала принцесса повелительным голосом, указывая на дверь комнаты Сади. – Ты отвечаешь за пленника!    С этими словами она поспешно вышла из башни.    Сади долго не мог опомниться от изумления и ужаса.    – Была ли принцесса человеческим существом? – невольно спрашивал он себя. – Было ли у нее сердце такое же, как у других женщин?    Его дитя, сокровище Реции, находится в ее руках! Это больше всего ужасало Сади.    И он был пленником! Он не мог ей помешать, защитить, спасти своего ребенка! Никто, кроме него, не знал, где тот находится, и не мог поспешить ему на помощь! Нечего было и думать, что принцесса отступит перед убийством!    Судьба Реции также очень беспокоила его, так как он знал, что и она тоже осталась одна и беззащитна, а между тем ей грозила опасность, потому что у нее был неумолимый и жестокий враг в лице принцессы Рошаны.    Между тем Реция все еще оставалась во дворце великого визиря, в котором она так недолго наслаждалась счастьем.    Со страхом прислушивалась она к малейшему шуму в доме. Она еще не могла найти объяснения случившемуся. Она знала только, что у нее отняли ее Сади, благороднейшего человека в стране. Но что предстояло ей еще?    Слуги все покинули ее, она оставалась одна в великолепных залах дворца, который казался теперь печальным и пустым.    Вдруг уже поздно вечером ей послышалось, будто кто-то позвал ее по имени.    Она оглянулась и увидела, что на пороге зала стоит Черный гном, которой удалось пробраться во дворец, несмотря на расставленные около него караулы.    – Как! Это ты? – вскричала Реция, счастливая, что есть хоть одна душа, которая сочувствует ей, которой она может высказать свое горе.    – Я знаю все! – сказала Сирра. – Оттого и пришла сюда. Ты одна?    – Да, одна! Слуги покинули меня!    – Презренные! Но ты ничего от этого не потеряла, моя бедная, милая Реция, возьми меня вместо них, я буду тебе верна! Часовые пропустили меня к тебе!    – Часовые? – спросила, бледнея, Реция.    – О, не пугайся! Они только оберегают бумаги, которые здесь хранятся.    – Мне страшно с тех пор, как нет здесь моего Сади!    – Ты знаешь, куда его отвезли?    – Нет, я ничего еще не узнала, но я должна во что бы то ни стало узнать, где он! Я должна быть с ним!    – Это будет трудно сделать, моя бедная Реция! – отвечала Сирра. – Заговорщики, которые боялись Сади, отвезли его ночью в тюрьму, где его теперь строго караулят.    – Ты, значит, все уже знаешь?    – Да, он в башне сераскириата. Там в одной из комнат наверху находится твой муж, твой Сади! Но мужайся, знаешь, что я хочу предложить тебе, Реция?    – Я уже решилась! Я хочу идти в башню сераскириата. Я хочу разделить горе моего Сади!    – Я думаю, это было бы напрасным трудом. Тебя ни за что не пустят к Сади. Нет, я хочу предложить тебе нечто другое! Мы должны освободить Сади.    – Освободить! Да, Сирра, ты права! Аллах поможет нам! Мы должны освободить Сади!    – Тише! – шепнула Сирра, приложив палец к губам. – Никто не должен слышать нас! Я боюсь, что если твоему Сади не удастся вскоре бежать, то в благодарность за все услуги, оказанные им стране, его осудят на вечное заключение может быть, даже на смерть! Поэтому мы должны приступить к делу, не теряя ни минуты! Здесь нам нечего больше делать, Реция! Прежде всего надо оставить этот дом. Потом мы обдумаем наш план, и я говорю тебе, что ои нам удастся! Ты снова будешь вместе с Сади!    – Идем! – шепнула Реция и, набросив на себя темное покрывало, вышла из дворца в сопровождении Сирры.    Часовые, расставленные повсюду, свободно пропустили их.

XXVIII. Смерть султана Абдула-Азиса

   Для жительства свергнутому султану была назначена часть Чераганского дворца, самого удаленного от столицы.    Часть жен Абдула-Азиса и султанша Валиде также были отвезены туда второго июня.    Дворец находился на самом берегу Босфора, так что султан был перевезен туда по воде.    Выйдя из каика, он начал ходить взад и вперед по берегу. На замечание одного из сопровождавших его офицеров, что он лучше бы сделал, если бы пошел в назначенный ему дворец, султан отвечал приказанием оставить его одного.    Офицер, ставленник Гуссейна, отошел, как бы исполняя волю султана, но вместо того позвал другого офицера и, подойдя опять к чрезвычайно раздраженному султану, потребовал снова, чтобы тот шел во дворец.    В бешенстве султан, выхватив револьвер, стал угрожать им назойливым офицерам.    Тогда те решили оставить его в покое и ушли расставить повсюду часовых.    Это не поправилось султану, и он тотчас же отправился в предназначенный ему дворец. Тогда офицер, командовавший караулом, приказал отпять у султана саблю и револьвер, которыми тот был вооружен. Ненормальное состояние умственных способностей Абдула-Азиса оправдывало эту меру предосторожности. Оружие было отобрано и отослано в сераль.    С пятницы до вечера субботы у султана постоянно были припадки исступления и ярости, за которыми следовали упадок сил и полнейшее уныние и отчаяние.    Но в ночь с субботы на воскресенье солдаты, стоявшие на часах, все время слышали в саду дворца шум и дикие крики. Это Абдул-Азис кричал, требуя оружие и негодуя, что броненосцы спокойно стоят на якорях вместо того, чтобы стрелять в его врагов из всех своих орудий.    Эта печальная сцена долго продолжалась, так что офицер, командовавший караулом, послал об этом донесение министрам.    Это как нельзя больше благоприятствовало планам заговорщиков, давая нм возможность неоспоримо доказать расстройство умственных способностей свергнутого султана.    Немедленно по получении донесения караульного офицера враги султана собрались на совет в развалинах Кадри.    Это были Мансур-эфенди, Гамид-кади и министры Гуссейн и Рашид. Мидхат и Халиль не хотели больше подчиняться бывшему Шейху-уль-Исламу и способствовать успеху его планов.    – Я созвал вас, чтобы обсудить, что нужно теперь предпринять, – сказал Мансур, обращаясь к собравшимся. – Вам уже известно донесение караульного офицера. Нам надо обдумать, какие меры следует принять. Я боюсь вмешательства Европы!    – Существует еще большая опасность, которая угрожает нам со стороны приверженцев бывшего султана, пока султан жив, – прибавил Гамид-кади. – Мы не должны упускать это из виду! Его приверженцы могут тайно сговориться и устроить государственный переворот.    – Хуже всего то, что пока жив старый султан, новый должен постоянно беспокоиться за свою безопасность, – заметил Рашид-паша.    – К чему так много разговоров о том, что вполне в наших руках! – вскричал Гуссейн. – Если, по нашему мнению, жизнь Абдула-Азиса опасна для нас, то она должна прекратиться.    – Я согласен с тобой, благородный паша! – сказал Мансур. – Она должна прекратиться.    – Но позвольте мне заметить, друзья мои, – вмешался Рашид, – что внезапная смерть Абдула-Азиса может возбудить подозрения не только в народе, но и в иностранных государствах. Ее сочтут насильственной.    – Этого не будет, если бывший султан сам лишит себя жизни в припадке умопомешательства, – возразил с хитрой улыбкой Мансур.    – На это у него не хватит мужества!    – Но пойми, друг мой, – сказал Гуссейн, – что вовсе не нужно, чтобы Абдул-Азис сам лишил себя жизни. Нужно только, чтобы это так казалось.    – О, теперь я понимаю слова моего мудрого друга Мансура-эфенди, – сказал с легким поклоном Рашид-паша. – Если это будет так хорошо исполнено, как умно задумано, тогда важнейший вопрос, занимающий нас, можно считать решенным.    – Когда мудрый Мансур-эфенди предлагает какой-нибудь план, он обыкновенно знает уже и средства к его исполнению! – заметил Гуссейн. – Мы согласны с тобой! Расскажи же нам теперь об этих средствах.    – Смерть Абдула-Азиса необходима! – отвечал Мансур. – Для него самого она будет избавлением от постоянных мучений и страха, для нас же – это необходимая мера предосторожности. Но также необходимо, чтобы его смерть казалась всем самоубийством. Случай помог мне найти человека, который умеет лишать жизни так, что самое внимательное расследование не откроет следов насильственной смерти.    – Что же это, яд? – спросили все присутствующие разом.    – Нет, это совсем особое средство. При нем нечего опасаться даже вскрытия, тогда как почти всякий яд может быть легко обнаружен в трупе, – продолжал Мансур. – Этот человек – солдат, негр по имени Тимбо.    – Солдат? – спросил Гуссейн.    – Да, господин военный министр, солдат одного из вновь сформированных полков. С помощью какого-то доктора, знакомого ему, он берется умертвить султана, так что даже доктора признают смерть его за самоубийство.    – Но как же они это устроят? – спросил Гуссейн.    – Будет сделано так, как будто бы Абдул-Азис лишил себя жизни каким-нибудь оружием, которое найдут у него в руках, – отвечал Мансур.    – Что же, можно использовать этого солдата, – заметил Рашид, – но что мы с ним сделаем, когда он кончит свое дело?    – Они оба получат награду и будут отправлены в Аравию, – сказал Гуссейн. – Я берусь наблюдать за ними.    – Лучше всего будет, если они оба найдут смерть по дороге в Аравию, – заметил Мансур таким спокойным тоном, как будто бы дело шло о самой ничтожной и простой вещи на свете.    – Согласен! – сказал Гуссейн. – Где же тот солдат, о котором ты говоришь, мой мудрый Мансур-эфенди?    Мансур потянул за шнурок колокольчика. Вошел один из дервишей.    – Что, они оба тут? – спросил Мансур.    – Нет, мудрый Баба-Мансур, – отвечал дервиш, – здесь только один из них.    – Кто же?    – Солдат, негр Тимбо.    – Пусть он войдет!    Дервиш вышел, и через несколько минут в зал совещания сошел, униженно кланяясь, извиваясь как угорь, Тимбо и бросился на колени перед Мансуром.    – Где же твой товарищ, шарлатан? – спросил Мансур, в то время как Рашид и Гуссейн внимательно рассматривали солдата. Гамид, казалось, уже знал его.    Негр вопросительно взглянул на Мансура, очевидно, не понимая, что тот ему сказал.    – Я говорю, где доктор, которого ты хотел взять в помощники? – повторил тот.    – А, да, доктор! Доктор не пришел! Его не надо. Тимбо может все за него сделать!    – Но мы должны видеть и знать, кто он такой, – продолжал Мансур. – Как его зовут?    – О, он придет сюда! Когда ему прийти? – вскричал негр. – Тимбо отвечает за него. Он благоразумен и молчалив, как могила. Прикажи мне, и я сделаю все! Я буду смотреть за доктором.    – Этого довольно! – сказал нетерпеливый Гуссейн-паша, обращаясь к Мансуру и Рашиду.    – И ты обещаешь нам лишить жизни свергнутого султана в его покоях без шума, осторожно? – спросил Рашид.    Негр утвердительно кивнул головой.    – Да, без шума! – сказал он.    – И никто не догадается, что он умер насильственной смертью?    – Никто! Доктор и я, мы все отлично устроим! Ни красного следа на шее, ни малейшей раны, ни яду – ничего.    – Надо сделать так, чтобы даже доктора подумали, что султан сам лишил себя жизни! – приказал Гуссейн-паша.    – Все будет сделано, как ты приказываешь, великий паша.    – По окончании вашего дела вы получите пятнадцать тысяч пиастров{Тысяча рублей.} и должны будете тотчас же отправиться в Аравию, – продолжал Гуссейн-паша.    – И это приказание будет исполнено, великий паша.    – Ступай теперь в свой полк. Завтра утром ты будешь назначен в караул к бывшему султану. Тогда тебе можно будет привести к нему доктора, и вам будет удобно сделать ваше дело, – продолжал Гуссейн.    Негр униженно поклонился каждому из присутствующих и поспешно вышел.    Вне развалин ожидал его товарищ, называвший себя доктором.    Это был не кто иной, как грек Лаццаро.    Он был одет, как все греческие и турецкие доктора, в широкий и длинный зеленый халат. На голове у пего был намотан платок, висящие концы которого скрывали часть лица.    – Ну что, сделано? – спросил он Тимбо, когда тот вернулся из развалин. Негр кивнул головой.    – Сделано! – сказал он. – Завтра утром за работу! Я буду в карауле во дворце и проведу тебя в комнаты султана.    – А что мы за это получим?    – Пятнадцать тысяч пиастров.    – Собачья плата за такую работу! – заметил грек. – Ты мог бы потребовать больше. Не каждый день убивают султанов. Я, право, в убытке, а ты как? Ведь я должен устроить, чтобы султан лишился сознания, иначе ничего не выйдет.    – Мы поделимся! Ты возьмешь половину – Тимбо возьмет половину.    – Идет! Я приду завтра рано утром в Чераган, и ты проведешь меня к султану.    Сообщники расстались. Негр-солдат отправился в свой полк, и еще ночыо восемь человек, в числе которых был и он, получили приказание идти в караул в Чераганский дворец, где жил свергнутый султан. Тимбо был поставлен у дверей комнаты, в которой спал Абдул-Азис.    Утомленный и разбитый страшным волнением, несчастный султан к утру уснул, но ненадолго, не прошло и двух часов, как он уже проснулся. И во сне не нашел он покоя. Ему все грезились убийцы, подосланные его врагами.    Поднявшись и совершив положенные по религии омовения, он перешел в соседнюю комнату и потребовал ножницы и зеркало.    Требуемые предметы были ему принесены, и он начал подстригать себе волосы и бороду, как он обыкновенно делал каждое утро.    В эту минуту в комнату, где он находился, вошел Тимбо и за ним Лаццаро, одетый по-прежнему турецким доктором.    Султан с удивлением взглянул на вошедших незнакомых ему людей и положил около себя зеркало и ножницы, бывшие у него в руках...    – Доктор! – сказал с почтительным поклоном Тимбо, указывая на Лаццаро.    – Кто ты? Что тебе от меня надо? Я тебя не знаю! – отвечал султан.    – Я пришел освидетельствовать состояние здоровья вашего величества! – сказал грек, подходя к Абдулу-Азису.    Несчастный подумал, что это настоящий доктор, посланный султаншей Валиде, и машинально протянул руку, чтобы тот мог пощупать пульс.    В ту же минуту Лаццаро поднес к лицу султана белый шелковый платок, который был пропитан какой-то одуряющей жидкостью. Султан лишился сознания.    Началось преступное дело.    Солдат-негр вынул из своего платья крепкую, длинную иглу и воткнул ее в затылок султана так, что конец ее проник в мозг. Сон несчастного обратился в смерть, только легкое вздрагивание обозначило этот переход.    Тимбо осторожно вытащил иглу из ранки и вытер выступившую каплю крови.    Бывший повелитель Турции не принадлежал больше к числу живущих. Оставалось только придать его смерти подобие самоубийства.    Лаццаро схватил лежавшие около убитого ножницы и проткнул ими вены на обеих руках: кровь хлынула потоком. Тогда грек вложил ножницы в руку султана, чтобы казалось, будто тот сам нанес себе раны. Затем он вышел из комнаты вместе с Тимбо так спокойно, как будто бы ничего не случилось.    Спустя несколько минут слуги вошли в комнату, где лежал султан, и отступили в ужасе, увидев его в луже крови. Тотчас послали за доктором, но было уже поздно. Доктора могли только констатировать смерть Абдула-Азиса, которая, по их мнению, произошла от слишком большой потери крови.    План Гуссейна и Мансура удался блестяще. Европейские доктора, призванные для освидетельствования, в свою очередь сказали то же самое, и только двое убийц могли назвать истинную причину смерти несчастного султана.    Они были опасны своим знанием тем, кто подкупил их, и поэтому их смерть также была решена. Но близок был час возмездия для врагов султана.    Земная кара уже готова была обрушиться на их преступные головы!