Текст книги "Политическая и военная жизнь Наполеона"

Автор книги: Генрих Жомини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Я не был так слеп, чтобы позволить Штадиону или Годою провести меня; но моя роль в этих щекотливых обстоятельствах была уже предначертана; следовало скрыть мое негодование перед любимцем Карла IV, и противопоставит смесь твердости и хитрости советникам Франца I. Я тем более был доволен принятым мною намерением, что грозное появление англичан перед Константинополем могло еще более затруднить наше положение, принудив турок к миру с Россией.

(1) Домбровский – польский генерал, Ян Генрик Домбровский (польск. Jan Henryk Dabrowski; 1755–1818). Сражался под знаменами Косцюшки; после сдачи Варшавы удалился во Францию, сформировал там 2 польских легиона и участвовал с ними в походах 1796, 1797 и 1800 годов. – В войну 1806 г. Домбровский издал воззвание к полякам и собрал до 30 тысяч человек, принявших участие в осаде Данцига. Затем он участвовал в войнах 1809, 12 и 13 годов. Возвратясь в Россию, получил от императора Александра I чин генерала от кавалерии и сделан польским сенатором. В 1816 г. Домбровский вышел в отставку и, удалившись в свое поместье, занялся составлением записок о военных действиях в Великой Польше в 1794 г. Зайончек – князь Иосиф Зайончек (польск. Jozef Zajaczek, 1752–1826) – польский генерал; начал службу в войсках Речи Посполитой и сражался под начальством Костюшко (восстание Костюшко). После взятия русскими войсками Праги и Варшавы поступил на службу Франции и участвовал в кампаниях Бонапарте 1796–1797 гг. и в Египетской экспедиции. Позже Наполеон назначил его командиром так называемого Северного легиона, составленного преимущественно из поляков. С 1807 по 1812 Зайончек находился при французских войсках в Италии. Во время войны 1812 он потерял ногу и в Вильне (ныне – Вильнюс) был взят в плен. Император Александр I, узнав высокие нравственные качества Зайончека, назначил его в 1815 своим наместником в Царстве Польском и возвёл в княжеское достоинство. В трудной роли наместника Зайончек оставался преданным России. Дзялыньский – Дзялынский (Ksawery Szymon Tadeusz Dzialynski) Ксаверий Симон Тадеуш (1756–1819) – граф (1786 год), шляхтич герба Огончик (Ogonczyk), польский государственный деятель, младший брат генерал-майора Игнаса Дзялынского (Ignacy Erazm Dzialynski) (1754–1797).

(2) Савари – (Savary), Анн-Жан-Мари Рене, французский генерал, 1774–1833, 1800 адъютант Бонапарта, 1802–1805 гг. начальник тайной полиции.

(3) Луазон – Луи Анри Луазон (фр. Louis Henri Loison, 1771–1816) – французский генерал, участник Наполеоновских войн. Мишо – (Michaud) Клод Игнаций Франсуа (28.10.1851, Ла-Шо-Нове, Ду-19.9.1835, Ла-Ферте-сюр-Жар, Сена и Марна), барон (20.7.1808), дивизионный генерал (22.9.1793).

(4) Д’Еспанья – Жан-Луи Брижит д’Эспань (фр. Jean-Louis Brigitte d’Espagne; 16 февраля 1769, Ош, департамент Жер – 21 мая 1809, близ Эсслинга, Австрия) – дивизионный генерал (с 1 февраля 1805); граф Империи (1808).

(5) Беннигсен – Леонтий Леонтьевич (10.2.1745, Брауншвейг, – 3.10.1826, Бантельн), служил на офицерских должностях в ганноверской армии, с 1773 на русской службе, генерал от кавалерии (1802), барон, с 1812 граф.

(6) Михельсон – Иван Иванович Михельсон (1740–1807) – российский военачальник, генерал от кавалерии, известный прежде всего окончательной победой над Пугачёвым. Волконский – Волконский 1-й Дмитрий Михайлович (1770–1835) – князь, генерал-лейтенант (20 декабря 1800 года), племянник генерал-аншефа князя Николая Сергеевича Волконского (1753–1821). Mеллер-Закомельский – Петр Иванович (28 октября 1755—9 июня 1823, Минеральные Воды), барон, генерал от артиллерии. Мейендорф – барон Казимир (Герхард-Конрад-Казимир) Иванович фон Мейендорф (1749–1813) – генерал от кавалерии, Лифляндский и Выборгский военный губернатор. Ришелье – Арман Эммануэль София-Септимани де Виньеро дю Плесси, граф де Шинон, 5-й герцог Ришельё (фр. Armand Emmanuel Sophie Septemanie de Vignerot du Plessis, 5eme duc de Richelieu; 25 сентября 1766, Париж – 17 мая 1822) – французский аристократ, после Великой Французской революции поступивший на русскую службу и в 1804–1815 гг. занимавший должность генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии. Апраксин – Степан Степанович (1747–1827) – граф, генерал от кавалерии (12 марта 1798 года). Ртищев – Николай Фёдорович (1754 – 8 января 1835) генерал от инфантерии, главнокомандующий в Грузии. Ипсиланти – Константин (рум. Constantin Ipsilanti, 1760, Стамбул – 24 июня 1816, Киев) – великий драгоман Порты в 1796–1799 годах, господарь Молдовы в 1799–1802 и Валахии в 1802–1806 годах. Член фанариотского аристократического рода Ипсиланти. Мурузи Александр (рум. Alexandru Moruzi; умер 1816) – фанариот из рода Мурузи, господарь Молдавского княжества в 1792 году, в 1802–1806 и 1806–1807 годах. граф Италинский – Андрей Яковлевич Италинский (15 (27) мая 1743, Киев – 27 июня (9 июля) 1827, Рим) – почётный член Российской академии художеств; действительный тайный советник, дипломат, посол в Неаполе, Константинополе и Риме.

(7) Лесток – (Anton Wilhelm von L'Estocq) Антон Вильгельм (1738–1815) – прусский генерал от кавалерии (1812 год).

(8) Остерман – Остерман-Толстой Александр Иванович (1771–1857) – граф (27 октября 1796 года), генерал от инфантерии (17 августа 1817 года), генерал-адъютант (5 марта 1814 года), внучатый племянник генерал-поручика графа Фёдора Андреевича Остермана (1823–1804) и дипломата графа Ивана Андреевича Остермана (1725–1811).

(9) Руйер – (Marie-Francois Rouyer) Мари-Франсуа (1765–1824) – барон Империи (9 октября 1808 года), дивизионный генерал (24 декабря 1805 года).

(10) Черный – Георгий Петрович Карагеоргий (серб. Ђорђе Петровић Карађорђе, часто просто Карагеоргий, серб. Карађорђе; 3 (14) ноября 1762 – 13 июля 1817) – руководитель Первого сербского восстания против Османской империи, основатель династии Карагеоргиевичей.

(11) Пасван Оглу – турецкий паша (1758–1807), в 1797 восстал против турок (за смерть отца), захватил Виддин; в 1798 Турция предоставила ему Виддинский пашалык.

(12) Тиле – Александр Генрих фон Thile (15 октября 1742 в Глогау, † 24 февраля 1812 в Шпандау), прусский генерал-лейтенант, начальник пехотного полка № 46 и губернатор Бреслау.

(13) Барклай – Михаил Богданович Барклай-де-Толли (при рождении Михаэль Андреас Барклай де Толли, нем. Michael Andreas Barclay de Tolly, 16 [27] декабря 1761 – 14 [26] мая 1818) – выдающийся русский полководец, военный министр, генерал-фельдмаршал (с 1814), князь (с 1815), герой Отечественной войны 1812 года, полный кавалер ордена Святого Георгия. Багговут – Карл Фёдорович Багговут (Карл Густав фон Баггенхуфвудт; 1761–1812) – российский генерал-лейтенант.

(14) Рош-Эймон – Антуан-Шарль-Этьен-Поль, маркиз де Ла-Рош-Эймон, родился 28 февраля 1772 в Париже, умер 16 мая 1849 в Париже, генерал-лейтенант, генерал-майор прусской армии.

(15) Голицын – князь Сергей Сергеевич Голицын (17 февраля 1783—14 марта 1833) – российский командир эпохи наполеоновских войн, генерал-майор, масон, композитор и певец-любитель.

(16) Тучков – Тучков 1-й Николай Алексеевич (1761–1812) – генерал-лейтенант (13 сентября 1799 года). Эдле – Этьен Heudelet Bierre, родился в Дижоне 12 ноября 1770, умер 20 апреля 1857 в Париже, генерал, граф Империи, пэр Франции в 1832 году, Большой крест Почетного легиона 18 февраля 1836.

(17) Дальман – (Nicolas Dahlmann) Николя (1769–1807) – бригадный генерал (30 декабря 1806 года). Корбино – (Claude-Louis-Constant-Esprit-Juvenal Corbineau) Клод-Луи-Констан-Эсприт-Ювенал (1772–1807) – бригадный генерал (12 сентября 1806 года).

(18) Брюйер – Жан Пьер Жозеф (фр. Jean Pierre Joseph Bruyeres; 22 июня 1772, Соммьер (фр.), департамент Гар – 5 июня 1813, Гёрлиц, Саксония), дивизионный генерал с 19 июля 1809.

(19) Сакен – князь (с 1832 года) Фабиан Вильгельмович Остен-Сакен (Фабиан Готлиб фон дер Остен-Сакен, 1752–1837) – русский генерал-фельдмаршал (с 1826 года), который прославился в заграничном походе 1813–1814 годов, командуя отдельным русским корпусом в составе Силезской армии прусского фельдмаршала Блюхера. Мильго – вероятно, Эдуар Жан-Батист Мийо (фр. Edouard Jean-Baptist Milhaud; 10 июля 1766 – 8 января 1833) – граф, французский кавалерийский генерал Наполеоновской армии.

(20) Суворов – вероятно, Аркадий Александрович (15 (27) августа 1784 – 13 апреля 1811), генерал-лейтенант, граф Рымникский, сын великого русского полководца А. В. Суворова.

(21) Винцент – (Vincent) Карл (1757–1834), австрийский фельдмаршал, дипломат, барон, генерал-адъютант императора Франца, участвовал в войнах против революции и Наполеона. Нейпперг – Адам Альберт фон Нейпперг (нем. Adam Albert von Neipperg; 8 апреля 1775, Вена – 22 февраля 1829, Парма) – австрийский фельдмаршал-лейтенант времён Наполеоновских войн.

Глава 11

Последствия Тильзитского договора. Экспедиция англичан против Копенгагена. Они захватывают датский флот. Взятие Стральзунда и Рюгена французами. Россия предлагает посредничество для утверждения мира, но оно отвергнуто. Континентальная система. Образование нового дворянства. Уничтожение Трибуната.

Последствия войны с Пруссией были необъятны; я не знал, так сказать, что делать с могуществом, которое они мне доставляли с самого выступления своего из Булони, 200 000 французов были содержаны: накормлены, одеты и получали жалованье иждивением неприятеля; более чем на 400 миллионов контрибуций деньгами и продовольствием было возложено на занятые нами страны. Часть из них поступила в государственное казначейство, и значительная сумма, назначенная по бюджету на содержание нашей армии, будучи сохранена, уменьшила его в половину. За несколько времени до этого я продал Луизиану из крайней необходимости в деньгах: возвратившись из Аустерлица, я нашел государственную казну пустую, и банкротство угрожало банку. Не прошло двух лет, и в государственной казне лежал доход империи за год вперед, а в подвалах Тюильри хранились на всякий случай значительные капиталы. И в это самое время писатели пасквилей, состоявшие на жалованьи англичан, провозглашали во всей Европе, что держава моя готова рушиться от недостатка финансов.

Впрочем, если я имел обширные средства, то для употребления их открывалось и пространное, соразмерное поприще. Эпоха Тильзитского договора была временем высшей степени моей славы и моего могущества; их должна была упрочить великая система, основание которой я положил здесь. Система эта, весьма правильно названная континентальною, никогда не была хорошо понята. Как ни значительны были выгоды Тильзитского договора, но я обещал себе еще большие, принудив Англию к заключению мира. До этого времени распространение моего могущества еще мало беспокоило британский колосс; он считал его кратковременным злом, не касавшимся его непосредственно. Единственным предметом моих желаний было теперь утверждение мира на морях; разговор мой с императором Александром об этом не оставлял никаких недоразумений, и я поручил его могущественному посредничеству даровать вселенной этот мир.

Чтобы понять, как искренно желал я мира, довольно представить себе взаимное положение обеих сторон, и очевидные выгоды, которые он должен был мне доставить.

Пожар Тулона, морские сражения в океане, при мысе св. Викентия, при Кампердюйне, при Трафальгаре, сдача Батавского флота при Текселе и бедствие Копенгагена, о котором я еще не упоминал, расстроили на двадцать лет все морские силы Европы. Англия не опасалась теперь ни малейшего соперничества; всем известно, какие выгоды извлекла она из этого. Необходим был продолжительный мир, чтобы пополнить вновь морские арсеналы, выстроить корабли и образовать матросов далекими плаваниями. Хотя Франция утратила важнейшую из своих колоний, но она могла вновь образовать моряков плаванием по обширным владениям испанским, и торговлей из Иль-де-Франса с Индией; Голландия сохранила еще Молуккские острова и сношения свои с Китаем и с Гвианой. Во власти Испании на обоих полушариях оставалось еще более гаваней и берегов, нежели у всей Европы, более, чем их было нужно ей для содержания своих купеческих матросов.

Американцы развивались с каждым днем более и более, и чем выше подымалось их образование, тем более собственные выгоды должны были привязывать их к Франции. Если я имел положительную выгоду в восстановлении мира на морях, то и на твердой земле восстановление спокойствия было для меня необходимо: могущество мое не могло более распространяться, не нарушая своей твердости; прочными установлениями и взаимными выгодами нужно было связать все части этого огромного здания, чтобы сделать его непоколебимым. Тогда только существование мира бывает прочно, когда обе стороны довольны его условиями; а это было невозможно: восстановление спокойствия на год или на два разорило бы нашу торговлю; а Англии принесло бы только пользу, возбудив в ней смелость к отдаленным предприятиям. Чтоб достигнуть полного и долговременного примирения, которого нам нужно было желать, мы условились, чтобы Россия предложила посредничество свое для утверждения мира, и если Англия станет упорствовать в своем несогласии, то Россия приступит к континентальной системе. Эта система, которую так несправедливо хулили, не поняв ее, могла разделиться на две различные отрасли: на политическую часть и на торговую, или мореплавательную.

В отношении торговли я имел две главные цели: во-первых, нужно было разорить торговлю Англии, чтобы лишить британское правительство возможности делать денежные вспоможения державам твердой земли для поддержания войны; во-вторых, стараться подорвать английскую промышленность, развивая свою собственную. Для последней цели нужно было доставить сбыт произведениям наших мануфактур и уничтожить его для неприятеля, то есть изгнать англичан из всех рынков Европы. Многие частные меры были уже приняты для этого; но они не могли привести ни к чему, пока всеобщая система не вытеснила бы из Европы морских властителей. Основание этой системы было положено в Берлине в 1806 году декретом, к которому потом я издал дополнение в Милане (17 декабря 1807 года). Этот закон был чудовищно ужасен; но англичане сами подали мне пример и сами заставили ему следовать. Однако же недостаточно было одних декретов; надо было отделить совершенно Англию от Европы и разорить её торговлю. Но в этом отношении континентальная система дурно выполнила свое назначение, потому что война в Испании уничтожила всё её действие, открыв неприятелю главнейшие рынки Европы; но в отношении промышленности она имела чрезвычайно важные последствия.

Сильная держава должна иметь не только постоянное, общее стремление к выгодному направлению своей политики; подобное стремление должно руководить и экономику её. Промышленности, как и всякой другой вещи, нужен путь, чтобы продвигаться вперед; во Франции она не имела этого пути, пока моя континентальная система не проложила его. До революции министерство финансов Франции обращало виды свои на колонии и на меновую торговлю, и приобрело тут большие успехи. Говорили, что следствием этих успехов были потеря кредита, упадок финансов, государства, уничтожение его военной системы, утрата достоинства внешнего и худое состояние земледелия. Все это не имеет смысла. Эти дурные последствия были произведены не богатствами колониальными и не меновою торговлею, но слабым правлением, которое потрясали мятежные парламенты. Прекрасные гавани и богатые негоцианты столько же препятствовали процветанию земледелия во Франции, как и в Англии; и королевство было так мало расстроено в царствование Людовика XVI, что оно выдержало двадцатилетние разрушительные перевороты, и все еще продолжало процветать.

Напротив того, колониальная система и меновая торговля обогатили все народы, и в особенности Франция была много обязана им своим величием. Но война навсегда расстроила эту систему; гавани лишились совершенно своего богатства, и на это время никакая человеческая сила не могла возвратить им то, что было уничтожено революциею. Поэтому необходимо было дать другое направление торговому духу, чтобы оживить французскую промышленность. Для достижения этой цели оставалось только одно средство: отнять у англичан монополию мануфактурной промышленности и сделать из этой промышленности цель всеобщего стремления государственной экономии. Нужно было привести в действие континентальную систему в полной её силе, чтобы иметь возможность давать огромные привилегии фабрикам, для побуждения капиталистов сделать необходимые затраты для заведения и приведения в действие этих фабрик.

Это подтвердилось на деле. Я дал ход промышленности, перенеся ее за море: она сделала такие быстрые успехи на твердой земле, что может не опасаться более соперничества. Чтобы процветать, Франция должна сохранять мою систему, переменив ей название. Она падет, если станет возобновлять морские экспедиции; англичане уничтожат их при первой войне. Я принужден был довести континентальную систему до крайности, потому что она имела целью не только принести пользу Франции, но еще вредить Англии. Мы получали колониальные произведения только посредством Англии, под каким бы флагом их к нам ни привозили. Следовательно, нужно было стараться как можно менее получать их; лучшим средством для этого было возвысить цену их до невероятности. Политическая цель была выполнена; государство от этого обогащалось; но я огорчил добрых женщин и они отмстили за себя.

Опыт доказывал ежедневно, что континентальная система хороша, потому что государство процветало, невзирая на тягость войны. Налоги были приведены в порядок; кредит шел наравне с денежными процентами; дух улучшения обнаружился в земледелии и в фабриках; целые деревни перестраивались заново, дороги и каналы облегчали внутренние сообщения; каждую неделю придумывали какие-нибудь улучшения; я приказал выделывать сахар из свекловицы, соду из соли, искусственное индиго; развитие наук продвигалось наравне с промышленностью. Напротив того, в Англии только некоторые торговцы обогащались, а промышленный класс терпел недостаток; ценность банковых билетов понизилась на одну треть и даже на половину, потому что за фунт стерлингов давали только 13 франков. Зло было бы гораздо чувствительнее, если бы Испания приняла мою систему, как я надеялся, и если бы нечаянное возмущение в Америке не открыло англичанам чрезвычайно выгодный сбыт их изделий. Но если выполнение моей системы было несовершенно, и далеко не достигало цели, которую я предложил ей, безумно было бы отвергать ее в то время, когда она начинала приносить плоды; нужно было утвердить ее, чтобы еще более возбудить соревнование.

Эта необходимость имела влияние на политическую систему Европы, принудив Англию продолжать войну и заставив меня настаивать со своей стороны в моих намерениях, с этого времени война приняла более важный характер. Для Англии дело касалось общественного имущества, то есть, её существования. Война сделалась народной; англичане не поручали уже более защищать себя чужестранцам: они сами вооружились и появились на твердой земле с сильными армиями. Они должны были найти содействие во всех тех, чьи выгоды пострадали на некоторое время от моей системы; а таких было немало.

Если обширная мореплавательная торговля составляет первый источник богатства и благоденствия, то свободное плавание на морях делается первой необходимостью и первым благом всех народов земного шара. Континентальная система имела целью доставить эту свободу на морях; но народы, которые стремились наслаждаться только настоящим, видели в моей системе закрытие своих гаваней и прекращение всякой торговли; они не заботилась о будущем благе и восставали против меня. Не только прибрежные страны были утомлены войной и пожертвованиями, которые я на них налагал; даже в самом сердце Европы отражалось неудовольствие. Сукна силезские, полотна, тканые на границах Богемии, не отправлялись более в Кадикс, чтобы переплывать оттуда в мексиканские порты под испанским флагом. Север не продавал более свой хлеб Голландии и не получал наши ткани. Шелковые изделия Лиона отправлялись только сухим путем в отдалённейшие места России. Настоящая причина всего этого зла заключалась в морском деспотизме Англии, имевшей средства делать столько препятствий всеобщему благосостоянию Европы. Я вступил в жестокую борьбу с этим колоссом, а народы, им угнетенные, вместо того, чтобы подчиниться на время всем пожертвованиям войны и содействовать моим усилиям, приписывали мне все зло, от которого я хотел их избавить. Весьма справедлива мысль, что купец и биржевой акционер более всех чужды высшей политики.

В политическом и торговом отношениях континентальной системе представлялись две цели, равно важные; во-первых, нужно было стараться союзами, договорами и обязательствами произвести у наших соседей то, что во Франции было следствием моих приказаний, то есть изгнание английской торговли; во-вторых, посредством тех же союзов приготовить военные и морские средства, с помощью которых можно бы было, при удобном случае, атаковать более непосредственным образом британский колосс. Мы могли поражать его в Индии с помощью России, Пруссии и Турции; можно было вредить ему и на островах Антильских, из испанских владений на твердой земле Америки и из Соединенных Штатов. Наконец, мы могли с ним сразиться и в Европе, посредством общего союза всех держав, имевших важную выгоду в падении его деспотизма на морях. Тильзитский трактат не предусмотрел всех соображений, которые должны были содействовать достижению этой цели; но не менее того он подвинул дела. Так как Англия не признавала более никакого нейтралитета, то и не могло уже существовать нейтральных держав; необходимо было, чтобы каждый решился или принять сторону Англии, или действовать против неё; вследствие этого мы и условились, в случае несогласия Англии на посредничество России, заставить все приморские державы действовать заодно с нами.

Испания была в войне с Англией; Турция только что объявила ей войну; за исключением Рима, который еще устоял, вся Италия повиновалась моим законам. Пруссия прервала все сношения с англичанами. Чтобы воспретить им всякий доступ в Европу, оставалось склонить к этому Португалию, Швецию и Папу; мы уверены были, что Дания готова согласиться на наше предложение. Австрия представляла более затруднений; она сообщалась с морями единственно только гаванью Триеста, из Венеции мы могли считать все суда, которые туда приставали, а обладание Ионическими островами делало меня владыкой Адриатического моря; сверх того можно было полагать, что Австрия не захочет навлечь на себя войну с Россией и Францией за поддержание отношений, которые касались её менее, чем всех других держав твердой земли: у ней не было колоний, которые она могла бы жалеть, ни морского вывоза товаров, который ей нужно было бы стараться сохранить. Я мог предложить ей несколько областей для вознаграждения за убытки. Если бы наше предположение относительно раздела Оттоманской империи осуществилось, то Бельгия и Сербия были бы наградой её снисхождения. Я решился склонить ее вступить в нашу систему. В случае непринятия Англией посредничества России для заключения мира нужно было не только преградить ей всякий доступ к твердой земле, но обратить еще против нее все средства приморских держав. Европа могла еще противопоставить ей 180 линейных кораблей [Франция имела 60 кораблей. Испания – 40, Россия – 25, Швеция – 15, Голландия – 15, Дания – 13, Португалия – 10, Итого: 180 линейных кораблей].

Через несколько лет число это могло быть доведено до 250; с помощью таких средств и нашей огромной флотилии можно было отправить европейскую армию и к Лондону. Сто линейных кораблей, употребленных в различных местах обоих полушарий, отвлекли бы туда большую часть британских сил, а между тем 80 лучших кораблей, соединенных в Ла-Манше, обеспечили бы переправу нашей флотилии и отомстили за оскорбление прав народных. Вот в чем состояло действительное мое предположение, названное безумным публицистами, подкупленными Англией; оно не удалось, может быть, единственно от ошибок, сделанных при выполнение его относительно Испании, и можно ли судить о предположении, которое не было осуществлено, которое было принято в конце 1807 года, и уничтожено в начале 1808 года событиями, открывшими англичанам весь Пиренейской полуостров и твердую землю Америки? Без испанской войны вся твердая земля, равно как и испанские колонии, были бы закрыты для англичан, морские силы всех держав были бы направлены против них: я мог бы возвратиться к своему Булонскому плану высадки с гораздо большими и положительнейшими вероятиями успеха.

Первое средство к достижению моей цели, в отношении политическом и торговом, было занятие войсками всех приморских стран, где Англия имела значительное влияние, и где нельзя было быть совершенно уверенным, что правительство будет действовать по моей системе. Швеция, Португалия и Рим находились в этом положении; Данию нужно было пригласить присоединиться к союзу, и уже в случае отказа занять войсками её владения. Англия имела везде глаза и уши; золотой ключ её отпирал все портфели; едва распоряжения эти были утверждены, как она узнала о них и приготовилась встретить бурю. Между тем Российский император поспешил послать в Лондон с предложением своего посредничества для заключения мира, объявляя, вследствие нашего взаимного условия, что я, со своей стороны, также соглашусь на посредничество, с условием, чтобы Англия сделала тоже в продолжение месяца, считая со времени заключения трактата. Лондонский кабинет принял посредничество Александра I, не объясняясь совершенно насчет своих предложений; он требовал прежде всего сообщения тайных условий, заключенных в Тильзите. Напрасно доказывали ему, что они были утверждены только предварительно; что император не мог сообщить ему условий, которые он обещал сохранять в тайне, и что они ни в чем не могли быть опасны Англии, потому что как скоро Сент-Джеймский кабинет решается на мир, то они делаются недействительными. Дела находились в этом положении, когда известие о покушении англичан против Копенгагена распространило ужас в Европе.

Большое вооружение, обещанное коалиции английским министерством, готовилось наконец отплыть в Балтийское море, в то самое время, как мы подписывали мир. Персиваль и Каннинг нашли теперь время весьма благоприятным, чтобы воспользоваться этим грозным соединением сил, которое делалось бесполезным на твердой земле, и употребить его против Дании, которая противилась требованиям Англии, но не объявляла ей войны. Если англичанам где-либо удобно было высадить войска свои, то это на острове Зеландия: они могли атаковать Копенгаген, не опасаясь наших сил, которые английский флот мог не пропустить через Бельты. Вот почему экспедиция была направлена против столицы Дании; успех казался тем более вероятным, что, окруженная в Померании и Мекленбурге воюющими войсками, Дания обратила все внимание и все силы на Гольштинию, чтобы обеспечить свои владения от всякого оскорбления.

Сент-Джеймский кабинет основывал свое несправедливое нападение на сведениях, которые он имел о тайных условиях Тильзитского договора, в которых действительно упоминалось о закрытии гаваней Дании и вытеснении англичан из твердой земли. Флот из 29 кораблей, 12 фрегатов и 500 транспортных судов отплыл 27 июля, вступил 4 августа частью в Зунд, а частью в Бельт, и высадил на берег 32 000 войска, с включением ганноверцев, которые были перед тем высажены в Стральзунде, и призваны потом назад. Лорд Карткарт предводительствовал этой экспедицией. Под ним начальствовал сэр Артур Уэлсли, сделавшийся впоследствии столь известным под именем лорда Веллингтона. Победитель Синдхия и Мараттов был вызван из Индии законами своего государства, и в первый раз явился на твердой земле Европы. Многочисленная артиллерия и отборные войска обеспечивали успех предприятия. Сэр Джексон был отправлен к Христиану VII с предложением вступить в тесный союз с Англией и с требованием вручить ей свой флот, который останется задержанным в английских гаванях, в залог его искренности. Это было повторение позорных требований, сделанных ими туркам, но поддержанное на этот раз более могущественными средствами. Король, наследный принц (Фредерик VI) и два Бернсторфа(1) по чувству своего достоинства не могли согласиться на предложения, отвергнутые даже турками с негодованием. Если бы англичане объявили Дании условия Тильзитские, и предложили ей присоединиться к ним для защиты её владений, объявляя ей войну в случае отказа, то поступок этот был бы естественным, но предписывать ей исполнение подобных требований было слишком нагло. К тому же они имели только одни подозрения о том, что происходило в Тильзите, и, основываясь на неверных слухах, решились напасть на державу, которая готовилась на Траве действовать против нас.

Датское правительство, захваченное врасплох, явило себя не менее благородным, как и в 1801 году. Наследный принц, находившийся в Гольштинии, полетел к Копенгагену мимо английских крейсеров, уговорил короля удалиться в Глюкштатд на твердую землю, поручил оборону Зеландии генералу Пейману(2), приказал набирать милицию в этой области для помощи столице, и возвратился потом в гольштинскую армию, чтобы ускорить её прибытие. Пока шли переговоры и англичане строили и вооружали свои береговые батареи, милиция собралась в числе 10 000 человек и приближалась к Киогге; но, захваченная здесь 29 августа 12 000 англо-ганноверцев, была разбита и рассеяна.

Усилия переговорщика и английских генералов оставались тщетными до 2-го сентября; и потому они объявили, что начнут бомбардировать город. Генерал Пейман командовал только небольшим числом линейных войск; но милиция Копенгагена, составленная из граждан города, взялась за оружие с таким же восторгом, как и в 1801 году. Со всем тем преданность жителей ничего не могла сделать против артиллерии, громившей столицу и с флота, и с прибрежных батарей: вскоре этот прекрасный город был обхвачен пламенем; в продолжении трех дней шестьсот домов сделались жертвой огня; оставалось одно средство спасти столицу от совершенного разрушения: сдаться на капитуляцию. В это время наследный принц собирал со всевозможной поспешностью войска, расположенные в Гольштинии, и вел их к берегам Фионии. Тщетная надежда – переправиться через Бельты было невозможно; столица пала, и англичане увели датский флот, состоявший из 18 кораблей и из 20 с лишком фрегатов и бригов. Недовольные разграблением всех морских арсеналов, они разорили корабельные верфи и все орудия и машины, нужные для работ; и потом возвратились к Темзе с этими бесчестными, но важными трофеями.