Текст книги "Политическая и военная жизнь Наполеона"

Автор книги: Генрих Жомини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Я также должен был полагать, что англичане и русские возобновят предположение сделать высадку в Голландию, или, по крайней мере, завладеть Ганновером; утвердясь в этой стране, они бы могли беспокоить Батавскую республику. Я предложил Пруссии занять это курфюршество, оставляемое Бернадоттом, шедшим в Австрию, и в ожидании, на что она решится, вверил начальство над Бельгией и Голландией моему брату Людовику(12).

На Массену, имевшего в Италии 50 000 войска, возложено было противостоять вдвое сильнейшим войскам эрцгерцога Карла. Сен-Сир должен был завладеть Неаполем и распустить неаполитанскую армию прежде, чем англичане и русские могли бы его предупредить и напасть на него; но, по заключении договора о нейтралитете, подписанного 27 сентября герцогом Галло, неаполитанским министром, по которому земли его государя должны были быть обеспечены от нападений англичан и коалиции, Сен-Сир поспешил очистить королевство и идти к Эчу для подкрепления Массены.

Я предоставил себе командовать большой армией и наказать Макка за дерзость, с которою он сам шел под наши удары. [Состояние большой армии в 1803 году:

Баварцы, две дивизии: Вреде и Деруа.

1-й корпус, Бернадотт; пехотные дивизии: Друэ, Риво; кавалерия – Келлерман.

2-й корпус, Мармон; пехотные дивизии: Буде, Груши, Дюмонсо, кавалерия – Герен.

3-й корпус, Даву; пехотные дивиизии: Биссон, Фриан, Гюден; кавалерия – Фоконне.

4-й корпус, Сульт; пехотные дивизии: Сен-Иллер, Вандам, Легран, кавалерия – Маргарон.

5-й корпус, Ланн; пехотные дивизии: Сюше, Газан, Удино (сводные гренадеры).

6-й корпус, Ней; пехотные дивизии: Дюпон, Луазон, Малер; кавалерия – Кольбер; пешиe драгуны под начальством Бараге д'Иллье.

7-й корпус, Ожеро; пехотные дивизии: Дежарден, Матьё (Дюма), дивизии кирасирские: Нансути, д'Опуль. драгунские: Клейн, Вальтер, Бомон, Бурсье. дивизия легкая: Трельяр(13) (кавалерийский резерв под начальством Мюрата).

Гвардия, Мортье, пешие 8 батальонов; Бессьер, конные 14 эскадронов.

Примечание: Сульт имел сначала 4 дивизии; но Сюше был потом откомандирован. Мортье впоследствии получил корпус, в состав которого поступили из других корпусов пехотные дивизии Дюпона, Газана и Дюмонсо.

Мои колонны направлялись к Рейну с величайшей быстротой. Кавалерийские резервы под командою Мюрата, подкрепляемые корпусом Ланна, перешли эту реку 25 сентября у Келя и угрожали выходам Шварцвальда, чтоб обмануть неприятеля и маскировать движения, целью которых было обойти правый фланг австрийцев. 26 сентября переправились корпуса Нея, Сульта и Даву; первый, выйдя у Карлсруэ, направился на Штутгарт. Курфюрст Вюртембергский не пропустил его главной квартиры в Луисбург, а курфюршеские войска, не получив надлежащих приказаний, заперли ему ворота Штутгарта. Ней вывез артиллерию, чтоб их выбить. Генерал Фуль почел за лучшее отворить их, что не было одобрено его государем. Сульт перешел реку у Шпейера и двинулся к Гейльбруну, а Даву, переправившись при Мангейме, направился к Неккар-Эльсу; Мармон перешел у Майнца и двинулся в Вюрцбург, где нашел корпус Бернадотта, шедший из Ганновера и соединенный с баварской армией, простиравшейся до 25 000.

Между тем, как исполнялись эти приготовительные движения, я старался привлечь на свою сторону Вюртембергскаго курфюрста, несколько обиженного насильственным входом Нея в его столицу. Тотчас по приезде моем в Луисбург я заключил с ним трактат, по которому получил 8 000 вспомогательного войска. Три недели перед тем я уже заключил подобный договор с курфюрстом Баденским на 4 000 человек. Гессендармштатский курфюрст обещал столько же; эти войска не принимали никакого участия в войне; но они служили к охранению моих сообщений; это было выгоднее нежели видеть их в рядах неприятельских.

Все силы, какие я имел под рукой на правом берегу Рейна, считая и баварцев, простирались до 180 000 человек. Я решился воспользоваться этим превосходством для уничтожения неприятельской армии, зайдя ей в тыл и прервав таким образом сообщения ее с русскими, шедшими из Моравии. Корпуса Нея, Сульта, Ланна, кавалерия Мюрата и моя гвардия двинулись на Донауверт и Диллинген, корпуса Даву и Мармона в Нёйбург, а Бернадотт с баварцами на Ингольштадт. Мармон и Бернадотт прошли во время своего марша княжество Аншпахское, владение пруссаков, надеявшихся на свой нейтралитет. Это обстоятельство, которое я почитал ничтожным, судя по происшествиям в 1796 и 1800 годах, поссорило нас с Пруссией [в 1796 году Журдан и эрц-герцог Карл в нескольких местах проходили нейтральные владения пруссаков; в 1800 году Старрай и Ожеро дали сражение около Нюремберга, так же на земле, им принадлежавшей].

Ожеро, шедший с 7 корпусом из Бреста и долженствовавший поэтому сделать более переходов, был назначен прикрывать наш правый фланг со стороны Граубиндена и охранять пространство между Рейном и верхним Дунаем.

Австрийцы сделали ошибку, начав слишком рано неприязненные действия; но их можно было извинить тем, что они питали надежду привлечь, волей или неволей, Баварию на свою сторону; но когда двор и армия оставили Мюнхен и перешли в Вюрцбург, то непонятно, зачем Макк продолжал наступать до Ульма и там остановился. Если он имел хотя малейшее известие о быстроте, с которой моя армия подвигалась из Булони к Рейну, то непростительно рисковал успехом всей кампании, ведя силы в бой отдельно, когда только успешное соединение их с русскими могло доставить победу коалиции; если же он ничего не знал, то это еще страннее, потому что всей Германии это было известно.

Я не терял ни минуты, чтобы наказать Макка за его грубую ошибку. Мы были расположены на Дунае, как в 1800 году на По. Действия самого Макка нам удивительно помогали. Этот знаменитый ученик Ласси не мог ни на что решиться. Он надеялся прикрыть линию Дуная, направив свой правый фланг под командой генерала Кинмайера(14) к Раину, центр на Гунтцбург, а левый фланг под Ульмские укрепления. Он выстраивал таким образом боевый порядок, фронтом к Рейну, в то самое время, когда мы выходили уже на оконечности его линии, чтоб напасть на него с тылу.

Кинмайер был слишком слаб, чтобы воспрепятствовать нам перейти Дунай. 6 октября Вандам, подкрепленный другими дивизиями Сульта, овладел Донаувертским мостом; на другой день Мюрат переправился со своей кавалерией на правый берег и, перейдя Лех открытой силой, дошел до Раина. Кинмайер отступил на Айху. Даву и Мармон шли по тому же направлению, через Нёйбург. Сульт 8-го двинулся из Донауверта прямо к Аугсбургу. Ней поднялся вверх по левому берегу Дуная из Диллингена к Гунцбургу, а Мюрат и Ланн – вверх по правому берегу. Прийдя в Вертинген, они встретили там отряд из 12 батальонов под начальством генерала Ауффенберга(15), посланный Макком слишком поздно из Инсбрука на помощь Кинмайеру. Наша кавалерия, подкрепленная гренадерами Удино, рассеяла этот корпус и взяла 3 000 пленных. С другой стороны, Кинмайер не осмелился принять бой и отступил к Изеру. 9-го Сульт прибыл в Аугсбург, куда также явился и Мармон. Даву направился через Айху, Мюрат остановился со своей кавалерией в Цумарсгаузене. Таким образом, более 120 000 человек разлились подобно грозному потоку на всех сообщениях неприятеля с Веною.

Макк, совершенно не понимая наших действий, полагал избегнуть опасности, сделав перемену фронта назад; он растянул свой правый фланг до Меммингена, а центр между Иллером и Гунцбургом, оставя левый фланг под Ульмом, и не составив никакого решительного плана, чтобы противостоять ударам, ему угрожавшим [так как австрийцы ничего не печатали о несчастиях этого, то и нельзя было достоверно узнать планы и соображения Макка].

Я отдал приказание Бернадотту и Даву двинуться к Мюнхену как для преследования Кинмайера, так и для удержания русской армии, которая шла к нему на помощь и уже миновала Линц. Сульт был направлен через Ландсберг к Меммингену, чтоб отрезать Макку путь в Тироль. Я же сам пошел к Ульму по правому берегу Дуная с кавалерией Мюрата и корпусами Ланна и Мармона.

Но недостаточно было отразить Макка от основания его действий на Инне и от большой дороги, ведущей через Мюнхен в Вену; цель этого генерала была соединиться с русскими, и он легко мог достигнуть Богемии, следуя из Ульма по правому берегу Дуная на Нордлинген и Мангейм. Тем более следовало опасаться этого движения, что неприятель, зайдя нам в тыл, захватил бы наши парки, обозы и отставших, и, разрушив мосты на Дунае, обезопасил бы себя от наших ударов. Я предвидел все эти неудобства и усилил Нея дивизией Газана, драгунами Бараге д'Иллье и кавалерийской дивизией Бурсье. Ему было предписано подняться по левому берегу Дуная с 40 000 войска, во-первых, чтобы прикрыть наши сообщения, во-вторых, чтобы отрезать сообщения неприятеля и в-третьих, чтобы маскировать Ульм, единственный пункт для дебуширования австрийцев. Однако же, чтобы не лишиться столь значительной части сил, я приказал Нею овладеть мостами на Дунае, переправить через них авангарды, поручив им защищать эта мосты и уведомлять маршала о происходящем на моей стороне, чтоб он мог принять участие в решительном сражении, если бы оно произошло недалеко от него. Он имел славное дело в Гунцбурге, где овладел мостом; он захватил также мосты эльхингенский и лейнгеймский. Его правый фланг под начальством Дюпона занял позицию у Альбека. Мюрат своим прибытием в Бургау облегчил эти успехи, зайдя в тыл войскам, противопоставленным Нею.

Хотя мы были многочисленнее неприятеля, но мои сложные движения рассеяли армию; помня нашу неудачу при Маренго, я думал избегнуть подобного несчастья, вверив Мюрату войска Нея, Ланна и кавалерийские резервы, чтобы дать более единства моим отрядам. Эта предосторожность дозволяла мне самому устремиться на встречу русским, если б они вышли на Мюнхен ранее совершенного разбития Макка. Я после в этом раскаялся: Мюрат не постиг причины наставлений, данных мною Нею; он вообразил, что неприятель сосредоточивался на Иллере, для того чтоб принять за основание Тироль, и потому приказал Нею совершенно оставить левый берег Дуная и двинуться из Гунцбурга и Эльхингена на Роту, а оттуда к Ульму и Виблингену. Это значило совершенно открыть дорогу в Богемию и наши сообщения. К счастью, Ней только частично исполнил эти приказания: он двинул дивизию Луазона из Эльхингена к Роте, намеревался соединиться с ней через Лейнгейм в Киссендорфе; но, вопреки приказанию великого герцога Бергского, оставил на левом берегу реки дивизии Дюпона и Бараге д'Иллье.

Узнав об этом уже впоследствии, я получил высокое мнение о дарованиях Нея: но потом я узнал, что обязан был этим одному из его офицеров.

Макк совершенно потерялся, видя наши смелые и быстрые действия; наконец, опомнясь, он почувствовал, что время искать средства выпутаться из своего опасного положения. Собран был военный совет, и после долгих прений решили, как говорят, чтобы эрцгерцог Фердинанд с 20 000 отборного войска пробился по дороге на Гейденгейм и Нордлинген [австрийцы ничего не издали об этой несчастной для них кампании, и мы знаем об их действиях только понаслышке. Одни говорят, что военный совет был следствием Гунцбургского сражения 10 числа; по словам других, он был собран после Эльхингенского дела, происшедшего в ночь с 14 на 15 число. Эрц-герцог и Макк не были согласны в их мнениях].

Макк для прикрытия этого движения решился удерживать Ульм с остальною частью армии, надеясь, без сомнения, пробраться потом в Тироль. Если действительно австрийские генералы приняли план этого эксцентрического отступления по методе Бюлова(16), то они достойно увенчали все сделанные ими ошибки. Для их спасения им следовало оставить в Ульме 4 000 человек гарназона, а остальные силы собрать в массу, и стараться пробиться или в Богемию, или в Тироль, а не рассыпаться по всем дорогам, доставляя мне этим возможность истребить по частям всю армию.

Как бы то ни было, но корпус в 25 000 вышел из Ульма по левому берегу, в тот самый день, когда Ней, дурно направленный Мюратом, оттянул обратно дивизию Луазона из Эльхингена на Роту и, чтобы соединиться с нею, вышел сам из Гунцбурга с дивизиею Малера. Мои генералы, казалось, сговорились очистить неприятелю свободный проход, чего он ни как не должен был ожидать. К довершению неудачи Бараге д'Иллье, получивший приказание соединиться с Дюпоном в Альбеке, чтобы вместе идти на Ульм, не исполнил этого. Дюпон прибыл один 11 октября, в деревню Гаслах с 6 батальонами и 3 полками кавалерии, наткнулся на главные силы Макка. Счастие поправило эти ошибки. Австрийский генерал хотел растянуть свои фланги, чтоб окружить наш малый отряд: его многочисленная кавалерия сделала слишком дальнее движение влево; между тем Дюпон сосредоточил свои силы в центре у Юнгингена. Эта деревня переходила из рук в руки до 6 раз. 9-я легкая полубригада, заслужившая под Маренго название несравненной и храбрая 32-я, краса бывшей Итальянской армии, обессмертили себя в этот день. Благодаря их мужеству Дюпон прорвал 1-ю неприятельскую линию, окружил и взял отдельно стоявшую колонну, удержался до ночи, и до рассвета начал отступать к Альбеку, ведя до 3 000 пленных. Правда, он оставлял поле сражения, усеянное третью его дивизии; кавалерия, заскакавшая ему в тыл, взяла 9 орудий и весь его обоз; но он с 7 000 восторжествовал над 20 000 неприятелей и удержал их движение: он возвращался, покрытый славою и трофеями. Бараге д'Иллье, который должен был ему помочь, остановился в Лангенау под предлогом, что боялся подвергать явной опасности свои войска; странный образ помогать своему товарищу! На другой день Ней, введенный в заблуждение Мюратом, который все еще предполагал дать cpaжениe на Иллере, отозвал обратно Дюпона в Гунцбург, боясь оставить его одного на левом берегу.

Я узнал 12-го в Аугсбурге о движениях, предписанных Нею Мюратом; я имел прежде намерение идти с Даву на Мюнхен, где опасались приближения русских и эрц-герцога Иоанна; но, видя, что без моего личного присутствия на Дунае будут делать только глупости, я поспешил в Пфаффенгофен, а гвардию мою направил на Гунцбург. Мармон двинулся к Иллеру; Ланну было поручено охранять Вейсенгорн и Пфуль; Сульт свернул от Ландсберга на Мемминген, чтоб занять дорогу в Тироль. 13 утром я получил донесение о неравном бое, выдержанном Дюпоном; нельзя было терять времени; я поспешил в Киссендорф, главную квартиру Нея, которому я уже приказал через Бертье снова занять Эльхингенскую позицию, не понимая, что могло побудить оставить ее. Ней направился в Фалльгейм, намереваясь снова взять Эльхингенский мост, где слышна была довольно сильная канонада.

Макк, извещенный 12-го об отступлении Дюпона, послал вслед за ним к Альбеку корпус Вернека; корпус Лаудона должен был идти в Эльхинген, чтоб занять этот пункт. Австрийский генерал не знал, что начать; только что отделавшись от Дюпона, он узнал, что Сульт напал на оконечность его правого фланга в Меммингене, окружил в этом городе дивизию Спангена и оттеснил отряд Вольфскеля на Оксенгаузен. Он поспешно отправил из Ульма генерала Елашича для прикрытия этой дороги, а в случае возможности и для освобождения Спангена. Но уже было поздно; окруженный 25 000 войска в городе, обнесенном стеною и старым валом, лишенный жизненных и военных припасов, Спанген сдался 13-го, почти с 7 000 австрийцев. Мысль послать Вернека на Гейденгейм, между тем как Елашич шел на Биберах, достаточно поясняет, с каким неприятелем мы имели дело. Австрийские дивизии Лаудона и Риша(17), расположенные на Эльхингенских высотах, должны были прикрывать движение Вернека и всей армии, которая готовилась за ним следовать. Этот авангард их, который во время моего прибытия в Киссендорф атаковал Эльхингенский мост, защищаемый генералом Малером с одним полком. Чтоб прикрыть себя от многочисленного неприятеля, начальствовавший там офицер велел разрушить одну арку моста и отступил на правый берег. Ней, видя, что все предсказанное им Мюрату сбывается, поспешил собрать дивизию Малера и двинулся сам с дивизиею Луазона. Австрийцам, угрожаемым в свою очередь приближением этих сил, оставалось только сжечь остатки моста; однако же они не успели исполнить это вполне.

Ней сделал все приготовления, чтоб исправить мост и снова перейти на левый берег, который он занимал три дня тому назад. Таким образом, при моем прибытии я нашел, что все зло исправлено и что мои планы поняты и отлично выполнены: оставалось сообразить средства придвинуть туда же остальную часть моей армии. Ланн, занимавший против Ульма Пфуль и Кирхберх, должен был приготовиться поддержать в случае нужды Нея; Мармон получил приказание сменить Ланна с его позиции и расположиться на обоих берегах Иллера. Сульт, заставив австрийцев, окруженных им в Меммингене, положить оружие, двинулся по направлению к Ахштеттену, чтобы отрезать дорогу в Биберах. Дюпон, получивший приказание снова наступать из Бренца на Альбёк, должен был поддерживать Нея в его атаке на Эльхивген. Таким образом, все было приготовлено к совершенному окружению неприятеля. Что бы он не предпринял, его погибель была неизбежна и зависела от успеха сражения 14 октября.

Несколько дней сряду продолжалась ужасная погода: мы стояли в грязи по колени; Дунай выступил из берегов; мост, частью сожженный, был исправлен, но не совсем хорошо. 14 октября утром погода прояснилась. Ней мужественно перешел на рассвете мост со стрелками 6 легкого и гренадерами 39 полков. Деревня Эльхинген возвышается амфитеатром на крутом берегу Дуная, на некотором расстоянии от него; она окружена садами со стенами, командующими постепенно друг над другом; огромный монастырь венчает вершину возвышенности. Это один из крепчайших пунктов, какие только можно себе вообразить. Надобно было овладеть первыми домами, чтобы прикрыть переход и построение войск, и потом теснить неприятеля из дома в дом по мере прибытия наших отрядов. Подобный подвиг, произведенный в виду 15 000 войска и 40 орудий, требовал всей неустрашимости Нея, никогда не обнаружившего столь блестящего мужества, как в этом случае [он имел довольно жаркий спор с Мюратом, и как бы вызывая eго на испытание храбрости, он, в полном мундире направлял сам голову каждого батальона. Находясь везде, где было более опасности, он, казалось, искал погибели: смерть не смела сразить бесстрашного].

После нескольких нерешительных успехов монастырь был взят 6 легким полком, и вся дивизия успела выстроиться на площадке, обойдя левый фланг неприятеля через часовню св. Вольфганга. Тут закипел настоящий бой; Ней видел, что ему надлежало произвести перемену фронта, чтоб не быть опрокинутым в Дунай и очистить переход через него; но, вытянув свое правое крыло на высоты, он должен был обеспечить левое, составлявшее решительный пункт, где австрийцы удерживались под покровительством леса и могли снова взять Эльхинген. Храброму 69 полку было поручено взять этот лес, который должен был сделаться опорою нашей новой линии. Этот полк бросился в дело с неимоверною смелостью, посеял смерть и страх в рядах неприятеля и преодолел все преграды. В это самое время кавалерия Кольбера и Бурсье, поддерживаемая пехотою Луазона, исполнила блестящую атаку; вскоре дивизия Малера перешла в свою очередь мост и дала Нею возможность продолжать его успешные действия. Разбитый неприятель был отброшен через Кесселбрун на Гаслах, в направлении к Ульму, с потерей 20 орудий и 3 000 пленных; один только отдельный корпус успел направиться по дороге в Альбек, куда, как все заставляло полагать, дивизии Луазона назначено было двинуться вслед за Вернеком. Ней, извещенный, что близ правого его фланга находится неприятельский отряд, полагал опасным провести ночь на Гаслахских высотах и возвратился для удобнейшего прикрытия мостов на Альбекские высоты, где и расположил свою главную квартиру.

Между тем как Ней собирал столь дорого купленные лавры, Дюпон между Альбеком и Лангенау сражался с пехотою Вернека, которая, по-видимому, хотела действовать наступательно.

15-го поутру армии были еще ввиду одна другой, но в таком положении, что погибель неприятеля казалась неизбежною. Макк занимал прежним левым своим флангом, превратившимся в правый, высоты Лара и Морингена, впереди Ульма. Войска Вернека были растянуты к северу за Альбек, по направлению к Неренштеттену.

Дождь, переставший 14-го, снова пошел сильнее прежнего; несмотря на ужасную погоду, наши войска удвоили усилия, одушевленные уверенностью в победе. Ней направил дивизии Луазона и Малера к Гаслаху, кавалерия моей гвардии их поддерживала. Дюпон, отделенный еще от нас, находился между Альбеком и Лангенау против сил превосходных. Ланн перешел Эльхингенский мост и старался восстановить мост у Тальфингена, чтоб поддержать Нея; Мармон занял его место на Пфульских высотах и у Кирхбергского моста на Иллере; Сульт продолжал приближаться к Ульму по дороге, ведущей от Бибераха; наконец Мюрат со своей кавалерией также дебушировал из Эльхингена на высоты левого берега реки.

Из этого расположения видно, что австрийцы, став тылом к Рейну, казалось, заняли место моей армии, которая в свою очередь, как будто шла из Вены и заняла место австрийцев. Это было повторение сражения при Маренго, но представлявшее нам еще более выгод и надежды на успех. Бой продолжался недолго; Макк, потеряв надежду держаться под стенами Ульма, вошел в город [полагают, что тут только эрц-герцог Фердинанд, видя, что сообщение с Вернеком прервано, решимся выступить с 3000 кавалерии, чтоб лишь соединиться и достигнуть Богемии], арьергард его был сильно тесним; на всех пунктах неприятель бежал в беспорядке.

Ульм, окруженный хорошими баcтионными фронтами с водяными рвами, расположен в долине, над которою господствуют Михельсбергские и Гайсбергские высоты. Край расположил там в 1800 году укрепленный лагерь, единственный способ долго защищать этот пункт. Эти наружные укрепления были уже срыты: Макк принялся их возобновлять, но эта работа была только что начата. Ней бросился с дивизиею Малера на Михельсберг и взял редут, в след за ним направлялся Луазон. Сюше овладел Гайсбергским укреплением.

Заняв Михельсберг и обозревая Ульм, Ней заметил несколько австрийских войск вне города, и послал к штутгартским воротам 50-й полк. Цель его была устрашить неприятеля и потом заставить его сдаться, потому что не было сделано никакаго распоряжения, чтобы поддержать эту атаку. Храбрый 50-й полк, досадуя, что не принимал участия в Эльхигенском сражении, с яростию бросился на неприятеля, и смешавшись с ним, проник до самых ворот города; один батальон бросился даже направо в укрепление. Сюше, видя эту атаку, послал туда 17-й легкий полк, не зная цели Нея: этот полк смешался с 50-м; но австрийцы, заметив, что натиск не поддержан, ободрились, взяли в плен проникнувшую в город часть войск и опустили решетку. Ней послал офицера в Ульм требовать сдачи, угрожая Макку новою, сильнейшею атакою.

Между тем, как происходили эти дерзкие попытки против Ульма, Вернек теснил Дюпона между Альбеком и Лангенау. Неизвестно, хотел ли Вернек, отрезанный от Ульма Эльхингенским сражением, соединиться с Макком, или думал только завладеть Лангенау для прикрытия своего отступления; мне трудно было поверить этому донесению. Видя наконец из положения дел, что неприятель точно разрезан на две части, я тотчас приказал Мюрату двинуться с 3-мя дивизиями драгун через Альбек на помощь Дюпону, и сделал все нужные распоряжения для подкрепления драгунами постов в Гунцбурге и Донауверте. Я старался только уничтожить ту часть неприятельских войск, которая заперлась в Ульме, будучи уверен, что другая не уйдет от нашей кавалерии. Эрц-герцог Фердинанд возвратился в Ульм вместе с Макком; но, видя позорную и неизбежную участь остатков его армии, решился броситься со всею своею кавалериею через Гейслинген на Аален, чтобы там соединиться с пехотою Вернека и достигнуть вместе Богемии [таковы донесения, полученные Наполеоном; другия же известия уверяют, что эрц-герцог начал свое отступление до Эльхингенского сражения]

На другой день, 16-го, я велел бросить в Ульм несколько гранат и послал полковника Сегюра к Макку с предложением о сдаче, угрожая ему приступом и гибелью всего гарнизона: я уполномочил его дать 6 дней срока. Макк требовал 8 дней; он полагал, что русские были в Дахау и могли в это время подкрепить его; он объявил парламентеру, что прежде съест 3000 лошадей, у него бывших, нежели сдастся; это значило признаться в недостатке жизненных припасов, и я очень хорошо знал, что его нападение было слишком быстро, чтоб дозволить ему достаточно снабдить магазины. Все, что он привез с собою или собрал посредством реквизиций, было едва достаточно для продовольствия на две недели, проведенные им без всякой пользы на Иллере.

Сегюр был вторично послан в Ульм 17-го; Бертье вскоре за ним последовал для переговоров, и после нескольких Макк прислал в мою главную квартиру князя Лихтенштейна(18), чтоб кончить это дело. Я ему представил в самом мрачном виде отчаянное положение, в котором находились австрийцы; намекнул о приступе, припомнив ему, что в Яффе упрямство шейха заставило меня предать мечу 4 000 турок: он возвратился вполне уверенный, что оставалось одно только средство: сдаться на капитуляцию. Уверенный, что Бернадотт, Вреде и Даву занимают Мюнхен, что эрцгерцога Фердинанда преследуют на дороге к Нордлингену превосходные силы, и что русские еще не думали переходить Инн; одним словом, считая совершенно невозможным получить скорую помощь, австрийский фельдмаршал решился сдать город 25 октября, если до истечения этого срока не будет освобожден; а до того времени он сдал одни ворота Нею. Я тотчас же отрядил Ланна на Аален, чтобы содействовать Мюрату в преследовании эрцгерцога.

Спустя сутки после заключения этого условия мы получили известие о блистательных успехах, одержанных Мюратом над эрцгерцогом Фердинандом. Неутомимый в случае удачи Мюрат настиг сначала арьергард Вернека (16-го у Лангенау). Рекогносцировать, атаковать вместе с Дюпоном и опрокинуть неприятеля было для него делом одной минуты. Он взял 2 000 пленных, и до рассвета отправился преследовать главный корпус по дороге в Нересгейм. Затрудненный 500 артиллерийскими повозками и обозом, Вернек не мог не быть настигнут нашими войсками, которым победа придавала крылья; принужденный принять невыгодный бой, он потерял еще около 1 000 человек. Эрцгерцог, чтоб ускорить свое отступление, снова отделился от пехоты Вернека и направился по дороге в Нюремберг.

Вернек, сильно атакованный 18-го у Трохтельфингена, близ Нордлингена, обойденный и окруженный с усталыми и всего лишенными войсками, сдался на капитуляцию с 8 000 человек. Общее мнение обвиняло этих старых генералов, отличавшихся во многих сражениях, за то, что они положили оружие почти перед равными силами; в самом деле, нельзя быть окруженным меньшим числом кавалерии, когда имеешь хорошую пехоту и артиллерию. Большой парк, направленный влево, был в тот же день взят у Топфингена бригадою драгун.

Извещенный в тот же вечер об этих победах, я тотчас увидел, какую можно извлечь из них пользу. Мне важно было ускорить развязку, потому что войска, собранные около Ульма, терпели во всем недостаток. При быстром походе нашем мы не устроили ни одного магазина; правда, мы занимали очень большое пространство и земля была весьма изобильна; но на позиции, где войска в сборе, необходимы большие запасы продовольствия.

Притом же мне необходимо было идти к Инну, чтобы не подвергнуть Бернадотта и Даву ударам русской армии. Я пригласил Макка в мою главную квартиру; он был так прост, что явился. Я ему сообщил плен Вернека; объявил, что Бернадотт и Вреде опрокинули Кинмайера за Инн, взяв у него 2 000 пленных; что Сульт, перейдя Дунай выше Ульма, занял сообщения с Тиролем и Форарльбергом; наконец, я ему предложил сдать Ульм не ожидая срока, что было бы совершенно без пользы и цели. Он так потерялся, что попал в расставленные ему силки и забыл о только что выпущенной прокламации против первого, кто осмелится говорить о сдаче, и о том, что он хотел прежде съесть последнюю лошадь, нежели сдаться. Ослепленный соблазнительными моими предложениями оставить в Ульме корпус Нея в полном составе, казавшийся достаточным для его осады, он полагал спасти свою честь и славу смешным рассчетом, которым бы нельзя было обмануть последнего из его солдат [под предлогом привести в бездейственное состояние корпус Нея в Ульм Макк, казалось, нетерпеливо желал увенчать свой позор и ускорил сдачу, которая возвращала в мое распоряжение корпуса Сульта, Мармона и гвардию. Притом же безумно было полагать, что один Ней с 25 000 мог обложить крепость, имевшую 30 000 гарнизона, растянутую на довольно значительном пространстве и расположенную по обеим сторонам Дуная].

Он согласился сдать Ульм на другой день. Согласно с этою прибавочной статьей, 30 000 австрийцев, предводимые 16 генералами, прошли мимо меня утром 19 числа и сложили свое оружие, которое назначалось отправить во Францию. Многие из австрийских солдат, вышедших из себя, бросали свои ружья при выходе из города, вместо того, чтобы класть их в кучи, показывая этим негодование против своих предводителей. 40 знамен, 60 пушек и 3 000 кавалерийских лошадей были сверх того трофеями этого славного дела. В числе пленных генералов находились Кленау, Дьюлаи, Готтесхайм, два князя Лихтенштейна(19), о храбрости и дарованиях кототорых говорит каждая страница истории. В продолжение десяти лет я одержал много побед, но никогда еще не наслаждался подобным торжеством: целая неприятельская армия складывала у моих ног оружие, знамена и пушки. Став на возвышении, господствующем над городом и всем Дунаем, я мог насмотреться на эту чудную картину, обещавшую мне так много в будущности. Макк поместился с прочими генералами возле меня. Пока проходили их колонны, я их утешал в случайностях войны, и жалел об ослеплении и кабинета, пославшего их на погибель только для выгод Англии. Совершенно преданный мысли о высадке, я ничего не требовал от Австрии, говорил я; мне надобны были корабли, колонии, торговля. Какую же выгоду мог иметь император, отклоняя удары мои от державы, производящей все смуты на твердой земле? До сих пор все шло превосходно; но увлеченный моим предметом, я прибавил к этому некоторые угрозы против императорского дома.

«Все монархии оканчиваются, – сказал я, – император должен ужасаться мысли, что время падения Лотарингского дома(20) может скоро наступить».

Я мог бы гордиться после столь славного события, увенчавшего мои соображения; но не чувство гордости внушило мои слова. Я хотел заставить трепетать Вену и предписать ей законы. Я всегда был уверен в своем превосходстве, но гордость никогда не ослепляла меня. Во всяком случае, эта выходка, сделанная с извинительною целью, была неуместна, и я почувствовал, что мог бы обойтись и без нее.