355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генрих Жомини » Политическая и военная жизнь Наполеона » Текст книги (страница 13)
Политическая и военная жизнь Наполеона
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 22:33

Текст книги "Политическая и военная жизнь Наполеона"


Автор книги: Генрих Жомини



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Желание угодить мне подстрекало тайную полицию открыть этот заговор; несколько перехваченных писем побудили меня приказать захватить герцога; по донесениям шпионов, мы должны были найти в его бумагах тысячу доказательства.

Мне было важно утушить с одной стороны жалобы партии, желавшей революции без демагогии, а с другой, отбить у предводителей роялистов охоту производить новые раздоры во Франции. Я принял намерение нанести решительный удар, необходимый для того, чтобы утвердить мнение двух миллионов французов, прилепившихся к революции и за нее сражавшихся.

В Страсбург были посланы приказания выслать ночью незначительную колонну в Кель, чтоб окружить деревню Эттенгейм, где находился принц Энгиенский, и, забрав там и в Оффенбурге всех чужестранцев, доставить их в Париж. Моему адъютанту Коленкуру, бывшему тогда дежурным, было поручено передать эти приказания и оправдать исполнение их перед Баденским герцогом. Известно, что Дюмурье там не было; ошибка произошла от имен: графа Тюмери(10) почли за него. Впрочем, все было в точности исполнено.

Полиция продолжала уверять в существовании огромного заговора и в скором прибытии нескольких сундуков с бумагами, которые его вполне докажут. Намерение мое было собрать высший национальный суд, пригласить в оный часть сената, высших чиновников и предводителей армии и заставить его произнести торжественный приговор; приказания мои для этого были отданы. Кирасирский полковник Преваль(11), отличный офицер, был призван из Компьеня для составления донесения согласно с существующим постановлениями. Отец его был полковником того же полка под начальством принца Энгиенского, и он благородно отверг это предложение. Между тем полиция осмотрела бумага принца, и не нашла в них ни малейшего признака заговора. Должно было отказаться от мысли высшего национального суда, ибо оправдание принца еще более бы сделало ненавистным нарушение неприкосновенности империи и вообще все это дело. Оставалось два пути: первый и единственно благоразумный был удержать его до заключения общего мира, на основании полицейской предосторожности, как хотевшего произвести беспорядок в Альзас; второй, предать его военному суду, как эмигранта, поднявшего оружие на Отечество, с условием, однако же, удержать его военнопленным до заключения мира, в случае, если он будет оправдан судом. Я предпочел второй, согласно с мнением главнейших лиц государства.

Всем известно, что комиссия приговорила принца по его собственному признанию, ибо он в 1793 году входил с оружием в руках во Францию. Всякий также знает, что мне вовсе не было известно о том, что он вверял судьбу свою моему великодушию, ибо мне сказали об этом и о письме, которое он хотел мне писать, уже по исполнении приговора, который, согласно с военными законами, был исполнен до закрытия заседания. Мне совершенно не были известны печальные подробности, сопровождавшие это несчастное происшествие; достаточно уже и того что на меня пала ответственность за самое событие… Я был увлечен вероломными наущениями, ложными доносами, силою обстоятельства. Рассматривая это дело, как дело государственное, я мог допустить даже преступление, ибо оно распространило страх в приверженцах возврата прежнего образа правления, прекратило внутренние беспокойства и дало трем миллионам французов, столь высоко возведшим меня, непреложное доказательство вечного моего разрыва с Бурбонами.

Процесс Моро и заговорщиков, к которым он был причислен, производился с большею торжественностью и продолжался еще несколько месяцев. Прочие преступники не заслуживали подобного снисхождения. Они все были старые заговорщики, от которых надобно было очистить Францию. Мы в этом успели, потому что с того времени они более не появлялись.

Пишегрю был найден удавленным на своей постели; разумеется, сказали, что это сделалось по моему приказанию; но к чему мне было спасать этого преступника от неизбежного приговора? Он был не лучше других, и для его осуждения существовали судилища. Я никогда ничего не делал без цели.

Много рассуждали об этом происшествии и о том, что я должен был предпринять в такую решительную минуту. Всякий рассуждал, согласно со своими видами: одни хотели, чтобы я докончил уничтожение республиканской гидры, остался бы консулом и приготовил Бурбонам цветочное ложе для их возвращения. Другие хотели, чтобы я соединил выгоды революции с моими, и остался бы на всю жизнь консулом; это бы утвердило, по их мнению, свободу в республике и дало вместе с тем правлению приличную твердость.

Такие доводы хороши для школьников. Избирательное правление всегда порождает смуты; оно даже достойно порицания там, где допускаются к избранию одни только законные династии. Как это было в Польше или Германской империи. Но в государстве, царствовавший дом которого в изгнании в чужих краях, избирательное правление было бы верхом безумства. Как, в самом деле, избежать, чтобы всякое избрание не породило междоусобные войны, в которую вмешались бы и чужеземцы? Мы могли бы почесть счастьем, если б отделывались при каждом консуле потерею провинции, колонии или части прав народной независимости. Если б Англия по смерти Кромвеля осталась избирательным государством, то Людовик XIV и Стюарты покорили и раздробили бы ее.

Разумеется, если бы это касалось только до меня, то я очень легко мог бы остаться властелином и в звании консула; но тут дело шло о благе Франции, и я слишком ее любил, чтобы оставить в ней избирательное консульство; я лучше призвал бы Бурбонов. Тысячи томов написаны о правилах правления и учреждениях, наиболее приличных государствам; но мы немного подвинулись вперед со времен Ксенофонта(12).

Эти прения вероятно еще долго будут занимать мир, от того что их поддерживают одни без убеждения в своих собственных словах, другие без надлежащего познания дела. Одни, проповедуя неисполнимые теории, все запутывают в пустой надежде увеличить, как они называют, свободу народа: дело без сомнения достойное всякого уважения, но весьма не определительное, и которое каждый хочет определять согласно со своими выгодами и страстями. Много пустых голов даже твердо уверены в возможности народного правления, или чистой демократии.

Другие предлагают допустить аристократическое правление, или учреждением патрициев в республиках, или влиянием высшего дворянства в монархиях. Они имеют своих якобинцев, которые, под видом защиты народных прав против трона, защищают только свои феодальные привилегии на счет королевской власти. Таковы были: Стокгольмский сенат, польские сеймы и даже французский парламент. Наконец, третьи проповедуют неограниченное правление, или от того, что они к нему привыкли при ведении дел, или от того, что они привержены к власти, которую со временем надеются захватить в свои руки. Однако ж кажется, что история и рассудок могли бы привести различные теории на счет правления к простейшим выражениям и вероятно мои слушатели пожелают, чтоб я им развил мысли мои на счет этого предмета, в то время, когда я приобрел некоторую опытность в правлении.

Демократия может только там назваться господствующей, где народ непосредственно избирает своих предводителей, и где они поочередно опять вступают в класс народа. Она никогда иначе не существовала, как только по названию и в малых государствах; даже в Риме она существовала временно. Везде народ, возбужденный честолюбцами, подпадает, но по прошествии нескольких лет, под владычество аристократии.

При теперешнем положении Европы ни одна большая держава не могла бы существовать, как демократическая республика; даже и небольшие швейцарские кантоны едва удерживаются, и стоит только знать, что там происходит, чтобы постичь глубокий смысл стихов Корнеля(13): Mais quand le peuple est maitre on n'agit qu'en tumulte, La voix de la raison jamais ne se consulte; Les honneurs sont vendus aux plus ambitieux, L'autorite livroe aux plus sediticux, и проч. [Когда управляет народ, владычествует беспорядок; голос рассудка безмолвствует; почести продаются честолюбивейшим; а власть предоставлена дерзости бунтовщиков, и т. д.].

Пример Соединенных Штатов, приводимый идеологами при всяком случае, есть в глазах рассудительного публициста лучшее доказательство, что республиканское правление истощает способы народа, или обращается в ужасное диктаторство. Американские штаты так слабы, что имея 10 миллионов жителей, они со стыдом были свидетелями взятия и разорения своей столицы одной английской дивизией, прибывшей морем! Подобный позор мог быть только следствием системы, не допускающей в республиках учреждения сильной регулярной армии, и старающейся сколь возможно более противиться мерам правительства.

Республика не может избегнуть этой опасности, иначе, как через учреждение неограниченной власти, какую имел, например комитет общественного благосостояния; но ни один благоразумный человека не пожелает этого своему отечеству вместо умеренной, но твердо основанной монархии. Американские штаты под правлением более твердым сделались бы уже обладателями Америки по крайней мере до Панамы. Притом же, их ни в чем нельзя уподобить Франции. Нации, имеющей соседями слабых ирокезов или европейские колонии, отдалённые от центра своих действий и силы двумя тысячами лье моря, нечего опасаться, каково бы ни было её управление: она, всегда будет сильнее своих соседей. Соединенные Штаты, перенесенные в центр Европы, не существовали бы десяти лет после мира 1783 года. Нравы народа, совершенно юного, трудолюбивого, занимающегося земледелием, не имеющего ни низшего, совершенно бедного класса, ни дворянства, ни предрассудков, ни опасных соседей, могли способствовать к развитию демократических начал. Все данные были совершенно отличны во Франции; нельзя создать римлян и спартанцев из старой безнравственной монархии.

Аристократия имеет ту выгоду, что она сосредоточивает власть в руках людей более искусных, более безопасных, нежели необразованная чернь; но аристократия всегда должна быть исключительно себялюбива и ревнива. Монарх о6лагораживает заслуги простолюдина; аристократия их отвергает: Бернский или Венецианский патриций более горд, нежели герцог или гранд Испанский. Кроме того, под аристократией понимается всегда избирательное управление, коего члены временны и переменяются. Большая держава не может быть избирательной: она неминуемо погибнет. Сколько внутренних войн родилось в Германии за избрание императоров? Какие были последствия избирательной системы в Польше, которой попеременно давали королей Франция, Россия и Швеция? Из этого следует, что наследственное монархическое правление есть единственное, приличное большому государству, единственное, которое в состоянии твердой рукой держать бразды его, доставить ему внутреннее спокойствие и постоянно следовать мудрой системе во внешней политике.

Величие и упадок государств никогда не проистекают из внутренних беспорядков или из учреждений более или менее народных; она всегда происходить от внешних обстоятельств. Греческая империя существовала бы еще поныне со своими слабыми царями и поваренками [в восточной Империи почиталось за честь иметь титул в доме в даже в кухне императора. В византийском дворце считалось более 5 000 поваренков], если бы Магомет II не взял Константинополь; римляне по cиe время господствовали бы над Италией, несмотря на дурные законы и недостойных императоров, если бы Аттилла, Гензерик и Феодорик(14) не покорили империю.

Следовательно, внешняя политика есть первая потребность образованной нации; но нельзя найти хорошую политическую систему там, где дипломатические дела обсуживаются в многочисленных палатах; даже секретные комитеты не уменьшают опасности предоставлять народную политику шумным собраниям, или открывать государственные тайны пятистам законодателям, не согласным между собою во мнениях, и обыкновенно мало понимающим свое дело.

Народ, окруженный монархиями, может найти свое спасение только в монархическом правлении. Допустивши это, остается только решить, должно ли быть монархическое правление неограниченное или ограниченное: и в последнем случае кем и как должно оно быть ограничено?

В этой точке все теории смешиваются, все системы разбиваются о человеческие страсти и слабости. Если народ предписывает границы власти монарха через своих депутатов, то эти законодатели должны быть сильнее законов. В таком случае, депутаты нынешнего поколения могут быть благоразумны, честны, привержены к законам, ими составленным; но депутаты следующего поколения будут ли также мыслить? Не будут ли они обвинять в раболепстве депутатов, довольствовавшихся ролью почтительных советников? Не захотят ли они начать борьбу для распространения прав так называемой народной свободы? Стыдясь незначительной власти, оставленной им законами, не захотят ли они их переделать, а борьба между престолом, старающимся сохранить порядок, и нововводителями, стремящимися ниспровергать его, начавшись раз, не должна ли окончиться подобно борьбе между конституционным и национальным собраниями? Во всех революциях, происходивших в Англии, Швеции Польше, Карфагене, Риме, Флоренции, одним словом, почти на каждой странице истории, не находим ли мы доказательств справедливости этих истин?

Если депутаты не будут участвовать в законодательстве, то потеряют свое влияние; но при невозможности делать добро они сохранят власть делать зло. Они будут тогда отвергать законы, отказывать в податях и делать все возможные затруднения правительству. Если другие державы захотят этим воспользоваться, и нападут на управляемую таким образом страну, то целые области ее будут отторгнуты, а раздирающие ее партии станут поддерживаться штыками чужеземцев. Войны Фронды, Лиги, борьба Польши с Карлом ХII и Екатериной II могут служить этому доказательством.

В ограниченном правлении остается еще решить, кому будет поручено это ограничение: аристократии или городским обществам. Как то, так и другое опасно; потому что все эти многочисленные правительственные собрания весьма естественно находят, что они принимают слишком мало участия в управлении, и, чтобы увеличить его, нарушают спокойствие государства.

Очень затруднительно провести точные пределы между политической свободою народа и правами верховной власти. Должно ли быть свободно книгопечатание? Должно ли дозволять каждому безумцу ежедневно осуждать действия правительства и не лишится ли оно через это должного внутреннего и внешнего уважения? Не взволнует ли эта свобода страстей черни, всегда готовой рукоплескать всем лжепророкам, объявляющим себя отголосками общего мнения?

Неограниченная свобода периодических изданий есть настоящий ящик Пандоры. Нет ни одного правительства, которое могло бы ему противиться, в особенности после того, как революции возродили тысячу противоположных выгод и страстей. Чтоб увериться, стоит только прочесть журналы отца Дюшена(15) (Le Pere Duchesne) 1793, Зеркало (Le Miroir) 1798, Дневник (La Quotidienne), журнал свободных людей (Le Journal des Hommes libres), Газету (La Gazette), Белое знамя (Le Drapeau blane) и проч. [Государству необходима цензура, но не уничтожение книгопечатания и рабство мыслей.]

Книгопечатание должно быть ограничено, но не порабощено, потому что если есть зло большее необузданности книгопечатания, то это именно порабощение его выгодам фанатизма: его необузданность ведет к комитету общественного благосостояния, его порабощение к инквизиции; первое прилично демагогии, второе такому чудовищу, как Филипп II. Мудрый законодатель должен стараться ввести справедливую систему ограничения.

Проникнутый этими истинами, я уверился, что лучший образ правления есть наследственный, с сосредоточением верховной власти в одном лице, управляющем согласно с общей и народной пользой, не руководствуясь частными выгодами, с помощью совещательного собрания, которое имело бы полное право давать советы, но не останавливать хода правления, если б ему это вздумалось для осуществления какой-нибудь утопии или для удовлетворения какого-нибудь частного тщеславия. К этим главным основным правилам следовало присоединить для Франции:

Мудро обдуманную избирательную систему, которая ручалась бы каждому за приличное представительство народа в палате депутатов, то есть служила бы порукою сохранению собственности, промышленности и даже самому правительству, потому что безумно предполагать возможность учреждения правления, не принимающего никакого участия в составлении законов.

Равенство граждан перед законом и в общественных должностях.

Дворянство или пожизненное благородство за заслуги, государству оказанные, не допуская наследственности, за исключением звания пэра, переходящего на старшего в семействе, глава которого славными победами или искусными переговорами приобрел право на народную благодарность; но с тем, чтобы оставляя это достоинство только двум или трем поколениями, открывать дорогу новым заслугам, с опасением лишиться достоинства заставлять детей пэров оказывать в свою очередь услуги государству.

Независимость судилищ и обеспечение личной свободы, исключая только случай государственной измены.

Хорошее уложение наказаний за злоупотребления книгопечатания, и цензурное судилище, составленное из известных, безукоризненных и достойных уважения людей.

Народное вероисповедание, не подчиненное влиянию чужеземного духовенства.

Без сомнения эти учреждения не могут быть доведены до такого совершенства, чтобы нельзя было найти в них недостатков; я не верю в возможность подобного совершенства в делах человеческих, но почитаю необходимыми эти установления для предохранения государственного правления от ораторов, полагающих, что словами можно управлять государством, и от честолюбцев, которые, показывая вид, что также этому верят, ищут между тем только случая играть важную роль, не заботясь о том, какие это может иметь последствия на спокойствие народа, на величие и благосостояние государства.

(1) Себастиани – (Horace-Francois-Bastien Sebastiani de la Porta) Орас-Франсуа-Бастьен (1772–1851) – граф Империи и де ла Порта (Comte de la Porta) (31 декабря 1809 года), дивизионный генерал (21 декабря 1805 года), маршал Франции (21 октября 1840 года). Вильгельм – Вильгельм III, принц Оранский, или Виллем ван Оранье-Нассау (нидерл. Willem Hendrik, Prins van Oranje; 14 ноября 1650, Гаага – 8 марта 1702, Лондон) – правитель Нидерландов (статхаудер) с 28 июня 1672 года, король Англии (под именем Вильгельм III, англ. William III) с 13 февраля 1689 года и король Шотландии (под именем Вильгельм II, англ. William II) с 11 апреля 1689 года. Калигула – Гай Юлий Цезарь Август Германик (лат. Gaius Iulius Caesar Augustus Germanicus), также известен под своим агноменом (прозвищем) Калигула (лат. Caligula) (31 августа 12 года, Анций – 24 января 41 года, Рим) – римский император, третий из династии Юлиев-Клавдиев (c 18 марта 37).

(2) Уитворт – Чарльз, 1-й граф Уитворт (англ. Charles Whitworth, 1st Earl Whitworth, 19 мая 1752–1825) – английский дипломат конца XVIII века, исполнявший обязанности посланника Великобритании в России с 1788 по 1800 годы, во Франции – с 1802 по 1803 годы.

(3) Уолпол – Роберт, 1-й граф Орфорд (уст. Вальполь, англ. Robert Walpole; 26 августа 1676 – 18 марта 1745) – британский государственный деятель, наиболее могущественная фигура в британской политической жизни 1720-х и 1730-х годов. Георг I – (нем. Georg Ludwig von Hannover, англ. George I; 28 мая 1660, Ганновер – 11 июня 1727, Оснабрюк) – король Великобритании с 1 августа 1714 года, первый представитель Ганноверской династии на королевском троне Великобритании.

(4) Кохрейн, Кокрен – (Cochrane) Александр Форрестер Инглис (22.4.1758 – 26.1.1832, Париж, Франция), адмирал (12.8.1819).

(5) Мур – (Sir Graham Moore) Грехэм, сэр (1764–1843) – британский адмирал Белого флага (1841 год), младший брат генерала Джона Мура (Sir John Moore).

(6) Перрон – (Pierre Cuillier-Perron) Пьер (1753–1834) – французский генерал на службе Маратхской конфедерации. Лейк – (Sir Gerard Lake) Джерард, сэр (1744–1808) – 1-й виконт Лейк (1st Viscounte Lake) (4 ноября 1807 года), британский генерал от инфантерии (1802 год).

(7) Монк – Джордж, 1-й герцог Альбемарль (англ. George Monck, 1st Duke of Albemarle; 6 декабря 1608 – 3 января 1670) – английский полководец и адмирал, архитектор Реставрации королевской власти в Англии в 1660 году.

(8) Бурбоны – (ед. ч. Бурбон; фр. Bourbon, исп. Borbon, итал. Borbone) – европейская династия, младшая ветвь королевского дома Капетингов, происходящая от Робера (1256–1317, граф Клермон, по жене сир де Бурбон), младшего сына Людовика IX Святого. Вступили на французский престол с пресечением другой ветви Капетингов, династии Валуа, в 1589 году (в лице Генриха IV Наваррского).

(9) герцог Энгиенский – Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский (фр. Louis Antoine Henri de Bourbon-Conde, duc d’Enghien) (2 августа 1772 – 21 марта 1804) – французский принц крови, единственный сын последнего принца Конде (одна из младших ветвей королевского дома Бурбонов). Мало известный при жизни, герцог Энгиенский вошёл в историю тем, что был расстрелян во рву Венсенского замка по приказу Наполеона I.

(10) Коленкур – (Armand-Augustin-Louis de Caulaincourt) Арман-Огюст-Луи (1772–1827) – маркиз де Коленкур (Marquis de Caulaincourt), герцог Виченский (Comte de Vicence) (7 июня 1808 года), дивизионный генерал (1 февраля 1805 года). граф Тюмери – маркиз Доминик Бернар де Тюмери, после освобождения уехал в Эттенгейм (герцогство Баденское), где и скончался в январе 1825-го на 85-м году жизни.

(11) Преваль – (Claude-Antoine-Hippolyte de Preval) Клод-Антуан-Ипполит (1776–1857) – барон Империи (7 августа 1808 года), виконт де Преваль (Vicomte de Preval), генерал-лейтенант (10 мая 1814 года).

(12) Ксенофонт – (не позже 444 до н. э. – не ранее 356 до н. э.) – древнегреческий писатель и историк афинского происхождения, полководец и политический деятель, главное сочинение которого – «Анабасис Кира» – высоко ценилось античными риторами и оказало огромное влияние на латинскую прозу.

(13) Корнель – Пьер (фр. Pierre Corneille, произносится как Корней; 6 июня 1606, Руан – 1 октября 1684, Париж) – французский поэт и драматург, отец французской трагедии; член Французской академии (1647).

(14) Магомет II – Мехмед II Завоеватель (Фатих), также известный как Мехмед эль-Фатих, Магомет Великий, Магомет Завоеватель (30 марта 1432 – 3 мая 1481) – османский султан в 1444–1446 и 1451–1481. Гензерик – Гейзерих (ок. 389 – 24 или 25 января 477) – король вандалов, правил в 428–477 годах), создатель государства вандалов и аланов в северной Африке. В его правление вандалами и аланами был разграблен Рим в 455 году. Феодорик – Теодорих Великий (лат. Flavius Theodericus (Theodoricus), 451 – 30 августа 526) – король остготов, правил в 470–526 годах, из рода Амалов.

(15) Пандора – (др. – греч. «всем одарённая») – имя мифической обладательницы волшебного ларца со всеми бедами и надеждой. Дюшен – «Пер-Дюшен» (франц. «Pere Duchene», «Pere Duchesne» – «Отец Дюшен») – название радикально-демократич. газеты, издававшейся в Париже в 1790-94 под ред. Ж. Р. Эбера. Эбер – Жак-Рене (фр. Jacques-Rene Hebert; 15 ноября 1757, Алансон – 24 марта 1794, Париж) – деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев, «предводитель» эбертистов и защитник санкюлотов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю