Текст книги "Политическая и военная жизнь Наполеона"

Автор книги: Генрих Жомини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

(22)Бертран де Мольвиль Антуан Франсуа – морской министр в 1791 г.

(23)Кюстин – (Custine), Адам Филипп (4.II.1740 – 28.VIII.1793), граф, – франц. воен. деятель, генерал Участник Семилетней войны 1756-63 и войны за независимость в Сев. Америке (в 1780-81). В 1789 избран деп. Генеральных штатов от дворянства округа Мец, но стал на сторону революции. С окт. 1791 – ген.-л. В 1792, командуя Рейнской армией, одержал ряд побед и занял Шпейер, Вормс, Майнц и Франкфурт и др. С мая 1793 командовал Сев. армией. Нерешит. и неудачные действия К. против прус. армии, осаждавшей Майнц и др. крепости, послужили основанием для его обвинения в измене. Был осужден революц. трибуналом и гильотинирован. Оценка К. как военачальника и вопрос о его измене в лит-ре являются противоречивыми. Советская историческая энциклопедия.

(24)Клерфе (Clerfayt), графъ, австр. фельд-маршалъ, одинъ изъ лучшихъ генераловъ, сражавшихся съ фр-зами во время революц. войнъ. Род. въ Бельгіи въ 1733 г., участвовалъ въ 7-лет. войне и въ 1788 г. получилъ чинъ фельдцейхм-ра и команд-ніе к-сомъ въ войне съ турками, а затемъ и к-сомъ, посланнымъ противъ Франціи. Въ 1792 г. К. овладелъ дефиле въ Круа-о-Буа, участвовалъ въ битвахъ при Вальми и Жемаппе и съ больш. иск-вомъ организовалъ последующее отступленіе. К. разбилъ фр-зовъ при Альтенховене, освободилъ осажденный Маастрихтъ, занялъ Кенуа (1793) и выигралъ сраженія при Неервиндене, Кіеврене и Фамаре Въ камп. 1794 г. К. потерпелъ неск. пораженій отъ Пишегрю, но въ след. году, будучи произведенъ въ федьдм-лы и ставъ гл-щимъ, онъ овладелъ Майнцемъ, разбивъ поодиночке 3 франц. к-са. Однако, въ Вене остались недовольны К., и онъ б. отозванъ и ум. въ 1798 г. Тактика К., действовавшаго быстро, смело и решит-но, более всего походила на тактику Наполеона. Готовясь къ битве, К. надевалъ парад. мундиръ, считая, что «для воина битва самый большой праздникъ».

(25)Питт – Вильям (Младший) (1759–1806) – английский политический деятель. Окончил в 1776 Кембриджский университет, где изучал право, и уже в 1781 благодаря связям его семьи прошёл в парламент от «гнилого местечка» Эплби. К концу воины за независимость американских колоний Англии против метрополии (1775-83) на базе старой вигской партии образовались две фракции – «новых тори» и «новых вигов». Сын крупнейшего из вигов, П., несмотря на свою молодость, почти сразу же возглавил фракцию «новых тори», а его самый упорный политический соперник Фокс стал фактически лидером фракции «новых вигов» в палате общин. «Новые тори» были с самого же начала гораздо теснее «старых тори» связаны с финансовыми и колониальными кругами, а в дальнейшем – частично также и с промышленной буржуазией, которая быстро возрастала в своём значении в условиях начавшейся в Англии промышленной революции.

Глава 2

Болье наступает к Генуе. Армия его прорвана в центре. Сражения при Монтенотте, Миллезимо, Дего, Мондови. Движение на Турин, отдельный мир с Пьемонтом. Перемирие с герцогами Пармским и Моденским. Переправа через По в Пьяченце. Дело при Лоди. Вступлений в Милан. Возмущение в Ломбардии. Переправа через Минчо, перемирие с Неаполем. Занятие Вероны. Двусмысленные отношения Венеции. Положение Италии. Экспедиция против Рима. Занятие Ливорно осада миланской цитадели. Перемирие с папой. Осада Мантуи. Вурмзер наступает с новой армией, и заставляет снять осаду. Он разбит при Лонато и Кастильоне и оттеснен в Тироль. В то время, как Вурмзер снова приближается к Мантуе по долине Бренты, итальянская армия достигает Тренте прекрасное движение Бонапарте. Сражения при Ровередо, Тренте и Бассано. Вурмзер осажден в Мантуе. Внутреннее состоянии Италии. Устройство республик. Сент-Иль-Дефонзский оборонительный и наступательный союз с Испанией. Англичане очищают Корсику. Действия французских войск в Германии. Альвинци идет на помощь к Вурмзеру. Сражение при Бассано, Тренте, Риволи и Арколе. Предположение экспедиции в Ирландию. Безуспешные переговоры. Новые попытки Альвинци. Сражение при Риволи. Сдача Мантуи. Экспедиция против церковных владений. Толентинский мир.

В середине марта я отправился к армии. Подкрепления, присланные к ней из Пиренеев, после базельского мира, были изнурены и кампанией Шерера, и болезнями, усилившимися здесь от жестокой зимы и недостатков, среди бесплодных скал Лигурии. В итальянской армии считалось до шестидесяти тысяч [Cилы действующей армии в Италии простирались до 42-х тысяч, из коих 38 под ружьем. Армия (альпийская) Келлермана, расположенная в Савое, имела 20 тысяч. Неприятельских австро-сардинских войск, на протяжении от Мон-Блана до Генуэзского залива, было 80 тысяч.], но нужно было отделить треть для охранения Тулона, Антиба, Ницы и прохода Коль-де-Тенде, так, что всего оставалось тысяч сорок войска, терпевшего недостаток во всем. Три года тянулась война в Италии без всякой цели; дрались единственно потом у, что еще не было заключено мира. Я решился обратить на себя внимание, дав другое направление войне, и готовил неприятелю удары сильные и решительные.

Разделенная после падения Римской империи на множество мелких, соперничающих владений, независимых между собою и завидующих друг другу, Италия существовала под этим именем только на карте. Добрый Виктор Амадей III (1) царствовал в Пьемонте. Супружество двух дочерей с братьями Людовика XVI-гo, наследниками французского престола, привязывало его к дому Бурбонов; золото Англии, опасность распространяемых нами идей и семейственные отношения заставили его принять участие в коалиции; но влияние Австрии никому не нравилось в Турине, и министр Виктора Амадея, Дамиан де Приокка, хотя проданный венском у кабинету, ожидал только случая, чтобы отступиться от борьбы, в которой очевидно нельзя было ничего выиграть. Действительно, если бы коалиция и восторжествовала, чего мог ожидать король Сардинский? Мог ли он требовать французских областей у принцев, связанных с ним узами родства? Если бы, напротив, коалиция претерпела неудачи, он первый подвергался опасности потерять свои владения. Когда уже Испания, уступая пользе народной, сблизилась с нами, нужно было ожидать, что и Пьемонт сделает тоже, при первом удобном случае.

Комитет общественного спокойствия и директория два раза покушались отклонить эту державу от коалиции. Во второй раз в особенности посредничество Испании сильно поколебало короля. Собран был совет, чтобы решить вопрос о заключении отдельного мира. Маркиз Сильва, человек с большими военными достоинствами, едва не преклонил всех на нашу сторону сильными и убедительными доводами, как в политическом, так и в военном отношениях. Но король и министр Дамиан де Приокка держались союза с венским кабинетом, более из опасения распространяемых нами идей, чем из привязанности к австрийскому дому. Маркиз Альбарей с таким жаром изобразил опасность, угрожавшую престолу, что одержал верх над красноречивым своим соперником. Английское золото перетянуло весы на сторону коалиции. Не упустили случая заметить, что от Англии можно было надеяться получить гораздо более, нежели от Франции.

Дом австрийский властвовал в Ломбардии. Государь из этого же дома управлял тосканским герцогством. Австрия была связана узами родства с герцогом Моденским, которого единственная наследница вступила в брак с эрцгерцогом Фердинандом. Внучка Марии-Терезии(2), сестра несчастной Марии Антуанетты, разделяла престол неаполитанский со слабым Фердинандом IV. Смерть французской королевы и австрийское происхождение королевы Каролины, вооружили ее против всего французского.

Министр Актон(3), родившийся в Безансоне, в ирландской семье, и служивший прежде во французском флоте, разделял эту ненависть по личным неприятностям, которые имел он в нашей службе.

Король Неаполитанский принимал до сей поры слабое участие в коалиции; всего три тысячи человеке послал он в Тулон, в 1793-м году, и после взятия этой крепости, отозвал обратно. Теперь, увлекаемый своим министром и королевой Каролиной, он вдруг решился послать сильное подкрепление к австро-сардинской армии; намерение запоздалое, которое трудно было согласить с предыдущими его поступками, и еще труднее понять, после заключённого нами мира с Испанией и Тосканой.

Маститый старец, Пий VI(4), был в это время папой. Совершенное уничтожение католицизма и богоотступничество во Франции сделали его непримиримым нашим врагом, более страшным для нас своим моральным влиянием, нежели слабым войском, которое он мог выставить.

Венецианская и генуэзская республики, оспаривавшие друг у друга, в течение нескольких веков, торговлю на Черном море, в Босфоре и на морях восточных, боровшиеся в знаменитых морских битвах при Каристо, Дарданеллах, Калиари, Сапиенце, теперь довольствовались скромным плаванием около берегов, под защитою своего нейтралитета. Венеция, опутанная сетями Австрии, опасалась ее столько же, сколько и нашего демократизма, и думала только о поддержании мира. Правительство ее доказало это самым явным образом, повинуясь беспрекословно требованию директории, предписавшей Венецианской республике выедать из своих владений Людовика XVIII(5), который, удалившись в Верону, и узнав о смерти дофина, объявил манифестом, что он вступает на престол своих предков. Поступок этот, сам по себе весьма невинный, возбудил ненависть и опасения директории. Для Франции было бы выгоднее, чтобы Людовик оставался в незначащей республике Венецианской, нежели чтобы он искал покровительства Англии, или присутствовал в армии эмигрантов. Когда ему нельзя было воспретить пребывание на твердой земле Европы, всего лучше было оставить его в Венеции, или в Неаполе. Директория же полагала иначе: узнав о сношениях его во Франции с комитетом роялистов, она потребовала от венецианского сената, чтобы Людовик XVIII был изгнан из владений Венеции. Напрасно восставал против этого благородный Пезаро(6); большинство голосов взяло верх. Венеция надеялась избавиться от бурь войны своей унизительной покорностью: Людовик получил повеление оставить венецианские владения. Он уехал в армию Конде, а оттуда в Митаву, где Россия дала ему безопасное убежище. Отъезжая, он поручил русскому посланнику Мордвинову(7) вычеркнуть имя Бурбонов из золотой книги венецианской республики, и вытребовать оружие и воинские доспехи Генриха IV, подаренные ей некогда, в знак благосклонности этого великого монарха.

Этот поступок венецианского правительства, внушенный страхом, хотя и не объяснял настоящего расположения его к нам, но уже служил огромным масштабом, по которому могли мы размерять свои требования, если бы война привела нас ко вратам Венеции.

Генуя, захваченная, так сказать, на театре войны, увидела в 1793-м году гавань свою в руках англичан; а в 1794-м наши войска равномерно нарушили нейтралитет, пройдя через владения генуэзские, для обхода Саорджио. Обе эти олигархические республики страшились распространяемых нами правил; но народ, в. особенности генуэзский, был привязан к Франции, с которою вел значительную торговлю.

Австрия, стараясь вооружить против нас все мелкие владения Италии, хотела созвать их депутатов в Милане, чтобы составить общий союз, над которым мало помалу могла бы утвердить свою власть еще прочнее, нежели над германским; но итальянские владетельные лица, казалось, отгадали её намерение, уклонились от этого предложения и только послали вспоможение Австрии, одни людьми, другие деньгами, или амуницией. Только великий герцог тосканский возобновил дружеские сношения с Францией, заключив с нами договор, вскоре после базельского мира.

Победа, одержанная 2-го ноября Шерером, близ Лоано, над австрийским генералом Девенсом, хотя и была, сама по себе, успехом блистательным, но ею не умели воспользоваться.

Я прибыл в Ниццу 27-го марта; армия, недавно победоносная, находилась теперь в самом дурном положении. Разбросанная по высям аппенинским от Савоны до Ормеи, она была слишком растянута, а сообщения ее с Францией, вдоль берега, в направлении почти параллельном неприятельской линии, были весьма опасны.

Две главные дороги ведут из Ниццы в Италию: одна поворачивает к северу через Саорджио, и пересекает большую цепь Альп в Коль-де-Тенде; это большая Туринская дорога, через Кони. Другая идет по той части аппенинских гор, которая огибает генуэзский залив; она тянется по берегу и часто, между громадами отвесных скал и волнами моря, представляет весьма узкие дефиле; эта дорога ведет в Геную и известна под названием Корнишской. Из Генуи в Монферат ведет большая боккетская дорога, которая идет на Александрию. Между двумя горными проходами, тендским и боккетским, пролегает еще третья дорога из Онельи в Чеву, через Гарессио, удобопроходимая для артиллерии. Другие дороги, не столь широкие и менее удобные, ведут из Лоано и Савоны на Дего, из Сассело и из Вольтри на Кампофреддо. Имея в своей власти проход Коль-де-Тенде, с самого начала похода 1794-го года, итальянская армия могла бы спуститься на Кони, связав свои действия с альпийской; вместо того ее оставляли в бездействии на голых, диких скалах Лигурии, от Тенде до Савоны. Подвоз припасов с моря был невозможен, и только торговля с Генуей доставляла кое-какое продовольствие войску. Эти местные обстоятельства заставили меня сделать следующее распределение армии:

Дивизия Макара, состоявшая из трех тысяч, охраняла Коль-де-Тенде; а пятитысячная дивизия Серюрье – дорогу через Гарессио и Чеву.

Дивизии Ожеро, Массены и Лагарпа(8) (34 т.) находились в окрестностях Лоано, Финале и Савоны; авангард Лагарпа выдвинулся к Вольтри, чтобы держать в страхе Геную и обеспечивать постоянное сообщение с этою кормилицей армии, как называли ее наши солдаты.

В течение четырех лет войны, главная квартира спокойно оставалась в Ницце. Я перенес ее в Альбенгу по дурной корнишской дороге, под огнем английской флотилии. Армия моя была в точном смысле армия спартанская. Не смотря на все претерпеваемые ею недостатки, она дышала только любовью к отчизне и жаждою битв. [В армию почти не высылали жалованья: офицеры не получали в месяц более 10 франков. Я сделал щедрое вспоможение генералов, выдав по 3, или по 2 золотые монеты, на подъем к походу. Одежда, обувь, раздача провианта была в самом неисправимом положении. Неприятель называл нас в насмешку, героями в лохмотьях. Он не ошибался: мы была действительно и герои, и в лохмотьях.] В лохмотьях, без обуви, с самым скудным пропитанием, она не роптала на виновников ее бедствий. План мой был прост: я требовал у генуэзского сената, в возмездие за обиду, нанесенную в гавани этого города нашему фрегату «la Mocleste», свободного пропуска чрез город и проход боккетский, обещая за это отдалить навсегда театр войны от границ генуэзской республики и доставит ей покровительство нашего правительства, и союз с ним.

Если бы сенат согласился, я вышел бы через Геную на левый фланг австрийцев, разбил бы его, опрокинул на Александрию и, отрезав от Пьемонта, заставил бы сардинского короля отказаться от союза с императором; потом я соединился бы с небольшою армией Келлермана и преследовал бы Болье до самого Тироля.

Если же сенат не согласился бы исполнить мое требование, он не преминул бы выставить этот отказ как доказательство приверженности к союзникам, которые, в таком случае, без сомнения двинули бы вперед свой левый Фланг, чтобы предупредить меня у Боккетты; неприятельские силы, растянутые от Чевы до Генуи и собранные в значительном количестве только на флангах, подвергли бы всей силе моих ударов свой ослабленный и разобщенный центр.

Союзники заменили Девенса престарелым Болье, воином мужественным, опытным и предприимчивым, но не обладавшим высшими воинскими способностями. Подкрепления, прибывшие из Ломбардии, и новые наборы, сделанные во владениях короля сардинского, укомплектовали его армию, а неаполитанский вспомогательный отряд должен был увеличить ее до восьмидесяти тысяч. Союзники надеялись отмстить нам за поражение при Лоано и вытеснить нас из Лигурии. Но войска их были дурно распределены. Более 25000 сардинцев, под предводительством принца Кариньяно, были разбросаны по всем проходам альпийских гор, от Аржантьера до Мон-Блана; их удерживала небольшая армия Келлермана.

Армия Больё и Колли, имевшая от 48-ми до 50-ти тысяч человек, была растянута от Кони и Коль-де-Тенде до Боккетты, по направлению к Генуе. Главнокомандующий сам двинулся с левым флангом на Вольтаджио и Оваду. Центр его армии стоял у Сасселло, а пьемонтцы, составлявшие правый фланг, были в Чеве. Здравый рассудок ясно показывал, что надобно было прорвать эту длинную паутину в центре; я решился действовать сообразно с этою мыслью, а счастье помогло выполнить ее с полным успехом.

Больё, по предписанию гофскригсрата, решился действовать наступательно. Известившись о намерении моем на счет Генуи, или, может быть, желая обеспечить этим пунктом сообщения свои с Нельсоном и Джервисом(9), находившимися близ этих берегов с английской эскадрой, он двинулся к Генуе. Мысль его была хороша сама по себе, но ее можно было исполнить вернее, и принудить нас к быстрому отступлению, действуя главными силами против нашего левого крыла. Больё решился, напротив того, идти прямо на Геную с третью своей армии, между тем как остальная часть должна была беспокоить меня с фронта.

Он сам спустился с Апеннин 10-го апреля, через Боккетту, с левым крылом своим; я доставил ему удовольствие вытеснить небольшой наш авангард из Вольтри, а между тем собрал главные силы против центра австрийцев, который также двинулся вперед от Сасселло к Монте-Нотте. Три редута прикрывали ту часть Апеннин, которая тянется к Савоне. Аржанто атаковал их с 10 000 отборных войск; уже два из них были в его власти, и он с ожесточением атаковал третий. Полковник Рампон(10), зачищавший это главное укрепление, взял клятву с 32-й полубригады, что она умрет на развалинах редута, но не уступит его. Французы сдержали эту клятву, несмотря небеспрестанно повторяемые приступы, дорого стоившие неприятелю. Уже ночью подоспел Лагарп со своею дивизией и расположился на бивуаках позади редута; между тем дивизии Массены и Ожеро уже готовы были выручить его из опасности. [Некоторые писатели, ничего не понимая в военном искусстве, уверяют, что победою при Монте-Нотте мы обязаны храброй защите Рампона; но если бы Аржанто и взял укрепление, то все таки был бы разбит, даже совершенно уничтожен, если бы подался еще ближе к Савойе. Устремив против него половину моих сил, я не сомневался в успехи, где бы ни произошел удар, при Монте-Ноттели, при Дего или при Савоние.]

Аржанто, командовавший центром, был атакован 12-го числа с фронта и с тыла превосходными силами, разбит и отброшен на Дего. Этот первый успех был тем более важен, что он совершенно расстроил план неприятеля; но чтоб воспользоваться им вполне, нужно было удвоить деятельность. Все войска мои были уже за Аппенинами. Из четырех дивизий, составлявших мою армию, дивизии Лагарпа, Массены и Ожеро шли со мною; Серюрье оставался у Гаррессио для удержания пьемонтцев. Я решился обратиться против этих последних, чтоб совершенно отделить их от Больё. Главные силы их, под начальством Колли, стояли все еще у Чевы; а генерал Провера, с небольшим австрийским отрядом, связывая войска Колли и Аржанто, занимал высоты Коссерии. Я двинулся против него с дивизиями Массены и Ожеро, оставив Лагарпа для наблюдения за Болье. 13-го Ожеро завладел проходом Миллезимо и Провера, поражаемый и теснимый со всех сторон, был принужден искать убежища в развалинах замка Коссерии. Напрасны были попытки пьемонтцев освободить его: он сдался 14-го утром, со своими полутора тысячами гренадер.

Однако я должен был остановить действия против пьемонтцев. Поражение при Монте-Нотте образумило австрийского военачальника: он стал сосредоточивать свои силы около Дего, но уже поздно. Оставив Геную и берега моря, Больё спешил к Акви и послал часть своего левого фланга, прямо через горы, чтобы соединиться у Сасселло с остатками войск Аржанто. Поручив Ожеро сдерживать пьемонтцев, я ударил с дивизиями Лагарпа и Массены на Дего. Войска Аржанто сражались храбро, но мы были сильнее и принудили их отступить в беспорядке к Акви, оставив нам двадцать орудий и множество пленных.

Едва успели мы разбить Аржанто, как новый австрийский корпус явился на поле битвы. Он шел под начальством генерала Вукасовича(11) из Вольтри на Сасселло, с намерением соединиться с Аржанто у Дего. Храбрый иллириец изумился, найдя наши войска вместо тех, к которым он шел на встречу, но не потерял присутствия духа, и отважно бросился на отряд, охранявший малианские редуты, овладел ими и отбросил испуганный гарнизон к Дего. Наши войска преследовали в это время бегущих по направлению к Сниньо, и вдруг были атакованы с тылу правого фланга. Неожиданность произвела минутный беспорядок, которым Вукасович воспользовался с редким мужеством; но, с пятью батальонами, ему трудно было восстановить перевес. Массена, с помощью своего резерва остановив бегущих, возобновил битву; дивизия Лагарпа, горя желанием отмстить за кратковременную неудачу, также бросилась на неприятеля и в несколько минуть он был опрокинуть; только ничтожные остатки его успели кое-как уйти в Акви, и присоединиться там к остаткам дивизии Аржанто.

Отделавшись от австрийцев, я снова двинулся на Пьемонт с дивизиями Ожеро, Массены и Серюрье. Лагарп стал в Сан-Бенедетто, чтобы прикрывать мое правое крыло и удерживать Больё. Колли, атакованный с Фронта превосходными силами и угрожаемый движением к Ожеро, спускавшегося на его левый фланг по левому берегу Танаро, был принужден оставить лагерь при Чеве и, не смотря на кратковременный успех в сражении при Сан-Микеле, опрокинуть за Курсальу и Элеро. Я быстро его преследовал, разбил при Вико, при Мондови, и отбросил за Стуру, даже до Карманьолы; 26-го мои три дивизии соединились в Альбе. Еще одно сражение и Турин был бы в нашей власти: мы находились от него в десяти милях; но неприятель занимал в это время прекрасную позицию за Стурой, прикрытую с правого фланга крепостью Кони, а с левого – городом Кераско, который тоже трудно было взять открытой силой. Колли мог быть подкреплен в этой позиции тысячами двадцатью войска, рассеянного в окрестностях, и присоединением Больё, у которого оставалось еще столько же. Союзникам было бы довольно двух дней деятельности и решительных действий, чтобы поправить свое положение; к том у же, и сильно укрепленный Турин мог спасти, в случае неудачи, войска их, впрочем, еще далёкие от крайности, потом у что Австрия имела полную возможность доставить им и подкрепления, и все средства к продолжению войны. Мы должны были тем более опасаться этого, что Турин мог затруднить нас продолжительным сопротивлением, потому что мы не имели способов вести осаду крепости. Я видел необходимость приготовить войско мое к новым победам, утвердить в нем дисциплину и навести страх на врагов. Следующая прокламация должна была выполнить эту тройную цель.

«Солдаты! За две недели вы одержали шесть побед, взяли двадцать одно знамя, пятьдесят орудий, несколько укрепленных мест, покорили богатейшую часть Пьемонта, захватили в плен 15 тысяч, до 10 тысяч положили раненых и убитых. Лишенные всего, вы ни в чем не нуждались; без орудий, сражались вы и выигрывали битвы, без мостов переправлялись через реки, без обуви пришли сюда усиленными переходами, без хлеба стояли на биваках: благодарю вас, солдаты! Две армии, атаковавшие вас некогда с такою дерзостью, бегут перед вами. Вы привели в трепет тех, которые всегда радовались нашим неудачам. Но я не скрою перед вами, вы еще ничего не сделали, потому что еще много предстоит совершать вам. Ни Турин, ни Милан, еще не в вашей власти. Враги ваши попирают еще прах тех, пред которыми пали Тарквинии. В начале похода вы нуждались во всем; теперь у вас нет ни в чем недостатка. Магазины, захваченные у неприятеля, изобильны. Осадная артиллерия прибыла. Отечество ожидает от вас великих подвигов; вы оправдаете его ожидания. Да! Вы горите желанием пронести далеко славу французского народа и унизить гордых властелинов, мнивших заковать вас в цепи неволи; вы хотите предписать славный мир, который бы вознаградил отечество за его великие жертвы; вы хотите, наконец, возвратясь в круг родных и друзей своих, сказать с гордостью: я из победоносной армии итальянской. Друзья, я обещаю вам все это, но вы должны мне поклясться уважать народ, который освобождаете от рабства; должны отказаться от грабежа, которому предаются злодеи, подстрекаемые нашими врагами. Без этого вы будете не избавителями, а бичом народов; тогда отечество от вас отступится; тогда погибнет все: и пролитая кровь, и победы, и ваше мужество, и ваша слава. Мне и любимым генералам вашим будет стыдно, а предводительствовать войском, которое не знает других законов, кроме права сильного. Но между вами мало людей, забывающих честь и человеколюбие, и я, облеченный властью народом, заставлю их повиноваться; я не хочу, чтобы в рядах ваших стояли разбойники, могущие запятнать ваши лавры. Народы итальянские! Французы пришли к вам свергнуть ваше иго; народ французский друг всех народов. Доверчиво встречайте знамена республиканцев. Ваша вера, имущество и обычаи останутся для нас святынею неприкосновенною. Мы ведем войну великодушно; враги наши только те, под властью которых вы находитесь».

Чтобы придать более весу этим прокламациям, пьемонтские демократы составили в Альбе комитет, который также делал воззвания пьемонтцам и ломбардцам, угрожая одним, ободряя других.

Успех превзошел мои ожидания. Столица пришла в трепет и беспорядок. Двор, сожалея, что не воспользовался прежде удобным случаем отстать от коалиции, почувствовал теперь, какой опасности подвергает его наше быстрое приближение, могущее возбудить приверженцев демократии, которых было так много и в Турине, и в других городах Пьемонта. Страх увеличивал пред ним опасность его положения. Хотя Больё шел из Акви в Ниццу на соединение с Колли, но двор, вероятно не знал этого и, думая, что он лишен уже всякой помощи, решился отдаться на произвол наш. Ко мне прислан был адъютант от имени короля просить мира. Это меня обрадовало. Я знал, что еще в конце минувшего года туринский двор хотел было вступить в союз с нами, увлекаемый посредничеством Испании. Тот же вопрос, повторенный при приближении войск моих, встретил сильное сопротивление со стороны маркиза Альбарея и министерства; но кардинал Коста, apxиепископ туринский, увлек большинство мнений, и склонил короля к миру. Слова архиепископа произвели то, чего не могли произвести ни политические, ни военные доводы маркиза Сильвы.

Поспешность Туринского двора не только льстила моему самолюбию и надеждам, но еще вывела меня из больших затруднений. Успехи наши были блистательны; но грабеж, нераздельный с недостатком в продовольствии, дурно расположил к нам поселян пьемонтских, и ослабил дисциплину в моей армии. Если бы король, притянув с Альпов часть войска принца Кариньяно, держался в Турине, как Виктор Амэдей в 1706-м году, и если бы австрийцы, подкрепленные гарнизонами, остававшимися в Ломбардии, поддержали его, я мог бы быть отброшен к морю и приведен в отчаянное положение. Полагая даже, что я удержался бы в Пьемонте, остановленный крепостями, каковы Турин и Александрия, и лишенный средств осаждать их, я не мог бы сделать шагу далее; а между тем, подкрепления с Рейна, усилив армию неприятельскую до ста тысяч человек, заставили бы меня очистить Италию. Быстрота моего вторжения и прокламации, приводившие в трепет моих неприятелей, спасли меня.

Мир с Пьемонтом почти решал судьбу всей кампании. Если я один разбил две соединенный армии, то, что же мог сделать Больё, лишенный союзников, между тем как я был подкреплен частью альпийской армии под предводительством Келлермана? Жребий Италии был почти решен, и воображение уже представляло мне эту прекрасную страну в моей власти. Тогда-то впервые почувствовал я себя выше обыкновенных полководцев, и приподнял завесу моей будущности. Я уже жил в истории.

Так как мне не дано было права заключать мир, то нужно было ожидать, пока утвердят его в Париже; но, чтобы не упустить своей добычи, я заключил перемирие, которое могло считаться за предварительный мирный договор и давало мне возможность расположиться в сердце Пьемонта, заняв Кони, Александрию и Чеву. Король обязывался отстать от коалиции, и действительно послал в Париж графа Ревеля для окончательного утверждения мира. Желая нетерпеливо ускорить ход этого дела, я даже дал заметить графу Сен-Марсану, посланному ко мне из Турина, что вовсе не намерен разрушать престолы и алтари, но напротив, готов защищать их, если они захотят только обратиться к нам с дружественным расположением; одним словом, я дал, ему почувствовать, что Пьемонт скорее приобретет себе вознаграждение от союза с Францией, нежели от двора венского.

В две недели я успел сделать более, нежели прежняя итальянская армия в четыре кампании: но надежды мои еще не свершились. Исторгнуть эту классическую страну из рук германцев, уничтожить старинную поговорку, называвшую этот очаровательный край гробницей французов, было целью, достойной меня; я тем сильнее желал достигнуть ее, что перемирие передавало мне в жертву Больё, слишком слабого, чтобы удержать меня в Ломбардии, невзирая на подкрепления, которые он мог найти в ней.

На другой день после заключения перемирия я двинул четыре дивизии свои на Александрию. Больё успел уже перейти По в Валенции, и разрушил за собой мост. Главный силы австрийские расположились на Огоньо, в Валледжио, выдвинув, отряды на Сезию и левый берег Тессина.

Чтобы обмануть Больё на счет моих намерений, я поставил в число условий перемирия с Пьемонтом, чтобы мне позволено было перейти По в окрестностях Валенции. Эта хитрость достигла своей цели. Больё думал, что я стану атаковать его с фронта на Тессине, и устремил все свое внимание на пространство между Огоньо и Валенциею, чтобы поддержать его в этом мнении, я двинул отряд к Сале, как будто с намерением переправиться через По в Камбио. Маскированная этим армия моя быстро спустилась вниз по реке, и 7-го мая мы были в Пьяченце. Чтоб ускорить движение и не дать неприятелю времени разгадать мои намерения, я сам вел авангард; дивизии наши следовали эшелонами за мною. Нужно было быстро выполнить эту переправу, чтобы неприятель не успел ей воспротивиться; но По, не уступая в ширине и глубине Рейну, остановила наше стремление: не имея средств устроить мост, нужно было довольствоваться судами, найденными в окрестностях города. Ланн(12) с авангардом переправился первый. У австрийцев на противоположном берегу было только два эскадрона, и в несколько минут они были опрокинуты. Переправа продолжалась беспрепятственно, но чрезвычайно медленно. Если бы у меня были понтоны, я бы уничтожил тогда же всю неприятельскую армию; необходимость переправляться небольшими частями спасла ее. [Генерал Жомини, описывая этот поход, говорить, что мне лучше было сил переправиться и Кремоне, нежели в Пьяченце. Мост в Кремоне действительно выгоднейший по всему протяжению реки для наступающего, потому что более других выдается вперед к неприятелю, тогда как мост к Пьяченце совершенно лишен этой выгоды; но зато для достижения Кремоны я должен был обратить тыл свой к неприятелю, и сама Кремона, стоя на той стороне реки, при малой защите, могла сделать большое сопротивление переправе, тогда как Пьяченца, расположенная по эту сторону, дает все выгоды наступающему.]