Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 9"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 42 страниц)

Да! Это была удивительная собака! Таких собак больше не встретишь. Она происходила от бурской собаки, впервые появившейся в то время в нашей стране. Эта собака, отец мой, однажды сама справилась с леопардом… Так погиб мой верный Коос!

Тем временем мы продолжали бежать. Теперь мы находились уже шагах в трехстах от ворот крааля и могли заметить, что в нем происходило что-то необыкновенное. Остальные четыре воина, бросив труп товарища, быстро настигали нас.

Я понял, что они добегут до нас раньше, чем мы успеем дойти до ворот. Балека могла двигаться лишь очень медленно. Мне пришла в голову такая мысль: я привел сюда Балеку и тем подверг ее смертельной опасности, теперь, если возможно, я сам спасу ее жизнь. Если она дойдет до крааля без меня, Чака не убьет такую молодую и красивую девушку,

– Беги, Балека! Беги! – крикнул я, бросаясь назад.

Бедная Балека почти ослепла от усталости и страха и, не подозревая о моем намерении, продолжала медленно брести к воротам. Я же присел на траву перевести дух, прежде чем вступить в борьбу с четырьмя врагами, с твердым намерением бороться до тех пор, пока меня не убьют.

Сердце мое сильно билось, и кровь ударяла в голову, но когда воины приблизились ко мне и я встал с копьем в руках, кровавая пелена снова заколыхалась перед моими глазами, и всякий страх покинул меня. Враги мои бежали попарно, на расстоянии полета копья между ними, но при этом в первой паре один был впереди на пять или шесть шагов. Он дико крикнул и бросился на меня с поднятым копьем и щитом. У меня не было щита, не было ничего, кроме ассегая, но я был хитер. Вот он приблизился ко мне, я стоял, выжидая, пока он не занес копья надо мной, тогда я внезапно бросился на колени и направил свой удар ниже края его щита. Он тоже нанес мне удар, но промахнулся, копье его только разрезало мне плечо. Видишь, вот шрам! Мое копье попало в цель и прокололо его насквозь. Он упал и бешено катался с ним по земле. Зато я теперь был безоружен, рукоятка моего копья сломалась надвое, и в моих руках остался только короткий кусок палки. Тем временем другой враг уже спешил ко мне! Он показался мне ростом с целое дерево. Я уже считал себя мертвым, потому что никакой больше надежды не осталось – тьма готовилась поглотить меня. Но вдруг в этой тьме блеснул свет. Я бросился плашмя на землю и повернулся на бок. Тело мое ударилось о ноги врага с такой силой, что он потерял равновесие и со всего размаху полетел кувырком, не успев ударить меня копьем. Раньше чем он коснулся земли, я уже вскочил на ноги. Копье выпало из его рук. Я нагнулся, схватил его и, пока он вставал, пронзил его копьем в спину.

Все это произошло в несколько секунд, отец мой, а он уже упал мертвый.

Тогда я пустился бежать и шагах в восьмидесяти от крааля нагнал сестру. В этот момент она упала на землю. Теперь меня, наверное, убили бы, если бы оставшиеся два врага на минуту не остановились около своих мертвых товарищей, и хотя теперь снова бросились за мной с удвоенной яростью, но было уже поздно. Как раз в это время ворота крааля распахнулись, из них вышло несколько воинов, волоча за руки пленника. За ними показался высокий человек с шкурой леопарда на плечах, он громко смеялся; вслед за ним выступили пять или шесть его приближенных, шествие замыкалось еще одной группой воинов. Все сразу поняли, в чем дело, и подбежали к нам как раз в ту минуту, когда наши враги настигли нас.

– Кто вы такие? – закричали они. – Кто осмеливается убивать у ворот крааля Слона? Здесь убивает только сам Слон!

– Мы дети Македамы, – отвечали наши преследователи, – гонимся за злодеями, совершившими убийство в нашем краале. Смотрите, вот сейчас двое из нас погибли от их руки, а еще двое других лежат мертвыми на дороге. Разрешите нам убить их!

– Спросите у Слона! – отвечали воины. – Да, кстати, просите, чтобы он позволил не убивать вас самих!

Как раз в это время высокий вождь увидел кровь и услыхал слова спутников.

Он гордо выпрямился.

Действительно, на него стоило посмотреть. Несмотря на молодость, он был на голову выше окружающих, ширины его грудной клетки хватило бы на двоих, лицо его было красиво, хотя и свирепо, глаза горели, как уголья.

– Кто эти люди, дерзнувшие поднять пыль у ворот моего крааля? – спросил он, нахмурив брови.

– О Чака! О Слон! – ответил один из военачальников, склоняясь перед ним до земли. – Эти люди говорят, что они преследуют злодеев и хотят умертвить их!

– Прекрасно! – сказал он. – Пусть они убьют злодеев!

– О великий вождь! Благодарение тебе, великий вождь! – закричали мои обрадованные единоплеменники.

– Когда они убьют злодеев, – продолжал Чака, – пусть им самим выколют глаза и выпустят на свободу искать дорогу домой за то, что осмелились поднять копье перед воротами крааля инкоси великого племени зулусов. Ну что же, продолжайте восхвалять меня, дети мои!

Он дико захохотал, а воины тихо шептали:

– О, он мудр! Он велик! Его справедливость ясна и страшна, как солнце.

Однако люди моего племени заплакали от страха, они вовсе не искали такой справедливости.

– Отрежьте им также языки! – продолжал Чака. – Что? Неужели Земля Зулу потерпит такой шум? Никогда! Разве лишь в том случае, когда стада их разбегутся. Начинайте! Эй вы, чернокожие! Вот там лежит девушка, она спит и беспомощна. Убейте ее! Что? Вы колеблетесь? Хорошо! Если вам нужно время на размышление, я даю его вам. Возьмите этих людей, обмажьте их медом и привяжите к муравьиным кучам – завтра с восходом солнца они скажут нам, что думают!

Начните с того, что убейте этих двух затравленных шакалов! – И он указал на меня и Балеку. – Они, кажется, очень устали и нуждаются в отдыхе.

Тогда я заговорил в первый раз. Воины уже приближались к нам, чтобы исполнить приказание Чаки.

– О Чака! – воскликнул я, – Меня зовут Мбопа, а это сестра моя Балека!

Я остановился. Громкий взрыв хохота раздался вокруг меня.

– Прекрасно! Мбопа и сестра твоя Балека! – угрюмо сказал Чака. – Здравствуйте, Мбопа и Балека, а также прощайте!…

– О Чака! – прервал я его. – Я Мбопа, сын Македамы из племени э-лангени. Я дал тебе кружку воды много лет тому назад, когда мы оба были мальчиками. Тогда ты сказал мне, чтобы я пришел к тебе, когда ты будешь могущественным вождем, ты обещал защитить меня и никогда не причинять мне зла. Вот я пришел и привел с собой сестру. Прошу тебя, не отрекайся от своих слов, сказанных много лет тому назад!

Пока я говорил, лицо Чаки заметно изменилось – он слушал меня очень внимательно.

– Это не ложь, – сказал он, – приветствую тебя, Мбопа! Ты будешь собакой в моей хижине, я буду кормить тебя из рук. Но о сестре твоей я ничего не говорил. Отчего же ей не быть убитой, раз я поклялся отомстить всему племени, кроме тебя одного?

– Потому что она слишком прекрасна, чтобы убивать ее, о вождь! – отвечал я храбро. – А также потому, что я люблю ее и прошу ее жизни, как милости!

– Поверните девушку сюда лицом! – сказал Чака.

Приказание его было немедленно исполнено.

– Опять ты сказал правду, сын Македамы. Я жалую тебе этот подарок. Она тоже поселится в моей хижине и будет одной из моих «сестер». Теперь расскажи мне твою историю, но смотри, говори одну правду!

Я сел на землю и рассказал все, как было. Когда я кончил, Чака сказал, что очень жалеет о смерти Кооса; если бы он был жив, Чака послал бы его на крышу хижины Македамы, отца моего, и сделал бы его вождем племени э-лангени.

Затем он обратился к своему военачальнику:

– Я беру свои слова назад. Не нужно калечить этих людей из племени э-лангени. Один умрет, а другому будет дана свобода. Вот здесь, Мбопа, – и он указал на человека, которого перед тем выводили за ворота, – ты видишь перед собой человека, показавшего себя трусом. Вчера по моему приказанию был уничтожен крааль колдунов-чародеев, быть может, он попался вам на пути сюда. Этот человек и трое других напали на воина того крааля, защищавшего свою жену и детей. Он храбро дрался и убил троих из моих людей. Тогда этот пес побоялся встретиться с ним лицом к лицу, а метнул в него ассегаем, после чего заколол его жену и детей. Это последнее не так важно, но он должен был сразиться с мужем этой женщины в рукопашном бою. Теперь я хочу оказать ему великую честь. Он будет бороться насмерть с одной из свиней твоего хлева, – он указал копьем на людей моего племени, – а тот, кто останется в живых, пусть бежит – за ним будут гнаться так же, как они гнались за тобой. Эту вторую свинью я отсылаю в хлев с костью от меня. Ну, выбирайте между собой, дети Македамы, кто из вас останется в живых?

Люди моего племени были братья и любили друг друга, а потому каждый из них готов был умереть, чтобы дать свободу другому.

Оба разом выступили вперед, выражая готовность на единоборство с зулусом.

– Что? Неужели и между свиньями есть чувства чести? – насмешливо спросил Чака. – В таком случае я сам решу этот вопрос. Видите этот ассегай? Я подброшу его вверх – если он упадет клинком кверху, тот из вас, кто выше ростом, получит свободу, а если же он упадет рукояткой кверху, то свободу получит тот, кто меньше!

С этими словами он подбросил ассегай. Глаза всех напряженно следили за тем, как оружие закружилось в воздухе и упало рукояткой на землю.

– Поди сюда ты! – обратился Чака к тому, кто был повыше. – Спеши назад в крааль Македамы и скажи ему: так говорит Чака, Лев Зулусов! Много лет тому назад твое племя отказалось дать мальчику Чаке кружку молока, сегодня собака сына твоего, Мбопы, воет на крыше твоей хижины. Ступай!

Человек обернулся, пожал руку своему брату и ушел, унося с собой слово дурного предзнаменования. Затем Чака обратился к зулусу и к оставшемуся воину моего племени, приказав начать единоборство.

Воздав хвалу могущественному вождю, они начали яростно бороться, причем мой единоплеменник победил зулуса. Едва он успел перевести дух, как должен был пуститься бежать, а за ним погнались пятеро выбранных зулусов. Однако моему единоплеменнику удалось убежать от них, он скакал, как заяц, и благополучно ушел от них. Чака не рассердился. Я думаю, что он сам приказал своим воинам не особенно торопиться. В жестоком сердце Чаки была одна хорошая черта: он всегда готов был спасти жизнь храброго человека, если мог это сделать, не умаляя своего достоинства. Что касается меня, то я был очень рад тому, что мой единоплеменник победил того, кто так зверски убил детей бедной женщины в краале за рекой.

V . Мбопа назначается королевским врачом

Теперь ты знаешь, отец мой, при каких обстоятельствах моя сестра Балека и я поселились в краале Чаки, которого прозвали Львом Зулусов. Ты, может быть, спросишь меня, отчего я так подробно остановился на этом рассказе, столь похожем на все рассказы наших племен? Это ты поймешь впоследствии, так как из этих обстоятельств произошла, подобно тому как происходит дерево из семени, история рождения Булалио-Умслопогаса – Умслопогаса-Убийцы и Нады Прекрасной, историю любви которых я хочу тебе рассказать.

Дело в том, что Нада была моей дочерью, а Умслопогас, что известно лишь немногим, был не кто иной, как сын короля Чаки, рожденный от сестры моей Балеки.

Когда Балека оправилась от усталости, ее прежняя красота вернулась, и Чака взял ее в жены, в число женщин, которых он называл «сестрами». Что касается меня, то Чака взял меня в число своих врачей и остался так доволен моими медицинскими познаниями, что со временем возвел меня в ранг главного врача. Это был важный пост, занимая который в течение нескольких лет, я стал обладателем многих жен и большого количества скота. Но звание это влекло за собой большую опасность. Встав утром здоровым и сильным, я не мог быть уверен, что ночью не буду представлять из себя окоченелый труп. Многих врачей Чака убивал таким образом. Как бы хорошо они его ни пользовали, их постигала та же участь. Неминуемо приходил такой день, когда король чувствовал себя нездоровым или не в духе и принимался за истязание своего врача. Мне же удалось избегнуть такой участи: во-первых, благодаря моим медицинским способностям а во-вторых, в силу клятвы, данной мне Чакой, когда мы оба были детьми.

Дело дошло до того, что куда бы ни шел король – за ним следовал и я. Я спал рядом с его хижиной, сидел за ним во время совета, в битве я находился всегда при нем. О, эти битвы! Эти битвы! В те времена люди умели сражаться, отец мой. В те дни коршуны тысячами сопровождали наши войска, гиены стаями ходили по нашим следам, и все были удовлетворены. Никогда не забуду я первой битвы, во время которой я находился рядом с Чакой. Это было вскоре после того, как король построил себе новый крааль на берегу реки Умлатузи. В это самое время вождь Звиде в третий раз пошел войной на своего соперника. Чака выступил ему навстречу с десятью полками (около тридцати тысяч человек), впервые вооруженными короткими ассегаями. План местности был таков: на длинном отлогом холме, как раз против нашего войска, расположились полки Звиде – их было семнадцать. От этой массы чернокожих сама земля казалась черной. Мы расположились на противоположном холме, нас разделяла небольшая долина с ручьем посередине.

Всю ночь наши костры освещали долину, всю ночь песни воинов раздавались на холмах. Наступил рассвет. Волы замычали, войска начали подниматься, воины бодро вскакивали на ноги, стряхивая утреннюю росу с волос и щитов. Да! Они вставали! Вставали и радостно готовились идти на верную смерть. Полки один за другим становились в боевой порядок. Утренний ветерок своим легким дуновением освежал их, перья, украшавшие их головы, слегка колебались; эти перья склонялись, как поле засеянной травы, уже готовой к жатве. За холмом разгоралась заря смерти.

Она отражалась красным светом на медно-красных щитах. Место битвы тоже приняло красный оттенок. Белые перья вождей, казалось, тоже окрасились багровым цветом. Они знали значение этого цвета, они видели в том предзнаменование смерти – и что же? Храбрецы смеялись от радости при мысли о приближавшейся битве.

Что такое смерть? Разве не хорошо умереть под ударом копья? Что такое смерть? Разве не счастье умереть за своего короля? Смерть есть оружие победы! Победа будет невестой каждому из них в эту ночь. О! Как нежна ее грудь! Чу! Раздается воинственная песнь «Ингомо», звуки которой приводят в исступление воинов. Она сначала раздается слева и, как шар, перекатывается от одного отряда к другому.

Вдруг Чака выступил из рядов в сопровождении меня и своих военачальников. Он выступал гордо, как большой олень; в глазах его отражалась смерть, он втягивал в себя воздух, раздувая ноздри, и в воздухе этом носились смерть и убийство. Но вот он поднял свое копье, и сразу наступило полное молчание, только звуки песни еще перекатывались по вершинам холмов.

– Где же дети Звиде? – громким голосом закричал он, голосом, похожим на рев быка.

– Там, внизу, отец! – отвечали воины. Копье каждого воина указало на долину.

– Что же они не выступают? – снова закричал он. – Не стоять же нам здесь до старости!

– О нет, отец! – ответили все сразу. – Начинай! Начинай!

– Пусть полк У-Дламбедлу выступит вперед! – закричал он в третий раз.

Лишь только он произнес эти слова, черные щиты У-Дламбедлу выдвинулись из рядов войска.

– Идите, дети мои! – воскликнул Чака. – Вот неприятель. Идите и больше не возвращайтесь!

– Мы внемлем, отец! – ответили они в один голос и двинулись по откосу, подобно бесчисленному стаду со стальными рогами.

Вот они перешли поток, и только тогда Звиде как бы проснулся. Ропот пронесся по его войску, копья засверкали в воздухе.

– У-у, вот они идут! У-у, они встретились. Слышен гром их щитов! Слышны звуки воинственной песни!

Ряды колышутся взад и вперед. У-Дламбедлу отступают – они бегут! Они кидаются назад через поток, правда, только половина их, – остальные все мертвы. Рев ярости раздается в рядах войска, один только Чака улыбается.

– Расступитесь! Расступитесь! Дайте дорогу красным девицам У-Дламбедлу! – И с поникшими головами они проходят назад.

Чака шепотом говорит несколько слов своим приближенным. Они бегут и шепотом передают приказание Мгобози-полководцу и остальным военачальникам.

Вслед за этим два полка стремительно спускаются с холма, другие два полка бегут направо, а еще два полка – налево. Чака стоит на холме с тремя остальными.

Снова раздается звук сталкивающихся щитов. Вот это люди! Они бьются! Они не бегут! Один неприятельский полк за другим кидается на них, а они все стоят. Они падают сотнями, тысячами, но ни один не бежит, и на каждом из павших лежат по два мертвых тела. Ого! Оу, отец мой! Из тех двух полков, что спустились по центру, ни один воин не остался в живых. Это были еще мальчики, но все – дети короля Чаки. Сам Мгобози погребен под грудами своих мертвых воинов. Теперь больше нет таких людей. Вот они убиты, все успокоились.

Однако Чака все еще стоит с поднятой рукой. Он зорко оглядывает и север, и юг. Смотри! Копья блестят среди листвы деревьев.

Передние ряды нашего войска сошлись с крайними отрядами неприятельского. Они убивают, и их убивают, но воины Звиде многочисленны и храбры! Мы начинаем терять слишком много воинов.

Тогда Чака опять говорит одно слово. Военачальники слышат его, воины вытягивают шеи, чтобы лучше услышать.

Наконец раздается:

– Вперед, дети племени зулусов!

Слышен рев, топот ног, копья сверкают, перья развеваются, и подобно реке, выступающей из берегов, или тучам перед бурей, мы обрушиваемся без разбора на друзей и врагов. Они спешно строятся, готовясь встретить нас. Но поток уже пролетел, раненые приподнимаются и подбадривают нас. Мы топчем всех на своем пути. Что нам до них? Они не могут больше биться. Навстречу нам стремится Звиде, мы сталкиваемся, подобно двум стадам разъяренных быков.

Оу, отец мой! Больше я ничего не помню. Все окрасилось в багровый цвет. О, эта битва! Эта битва!

Мы отбросили их, но когда нам удалось одолеть врага, ничего не было видно: откос холма, казалось, пылал и чернел. Немногие спаслись бегством, да почти некому было и бежать. Мы пронеслись над ними, как огонь, и уничтожили их. Наконец мы остановились, ища взором врага. Все были мертвы.

Войска Звиде больше не существовало. Началась перекличка.

Десять полков видели восход солнца, и лишь три увидели его закат: остальные были там, где солнце уже не светит.

Таковы бывали битвы во времена короля Чаки!

Ты спрашиваешь, что сталось с отрядом, обратившимся в бегство? Я сейчас скажу тебе, отец мой!

Когда мы вернулись в наш крааль, Чака призвал этот полк и сделал ему перекличку. Он говорил с ними ласково, благодарил за службу, прибавив, что находит естественным, что «девушкам» делается страшно при виде крови и что они бегут назад в свои краали. Тем не менее он приказал им не возвращаться, а они все же вернулись!

Что же ему делать?

С этими словами Чака закрыл лицо руками. Тогда воины убили их всех, около двух тысяч человек, убили, осыпая насмешками и упреками!

Вот как поступали в те времена с трусами, отец мой. После такого примера против одного зулуса вступало в борьбу не менее пяти воинов всякого другого племени! Если бы даже десять человек вышли на него, то и тогда он не обратился бы в бегство. «Бейтесь и падайте – но не бегите» – таков был наш девиз.

Никогда больше при жизни короля Чаки побежденный полк не переступал врат королевского крааля. Эта битва была лишь одной из многих.

С каждым новолунием свежее войско отправлялось обмывать свои ассегаи в крови.

Возвращались лишь немногие, но всегда с победой и бесчисленным множеством захваченного скота. Избежавшие ассегая составляли новые отряды, и хотя ежемесячно умирали тысячи, но войско короля Чаки все-таки росло числом.

Вскоре Чака остался единственным вождем в стране. Мшика, вождь пепета пал, а за ним и Мпангазита, вождь хлуби, Мзиликази отогнали далеко к северу, Мативаана, вождя нгваанов, совершенно уничтожили. Тогда мы ринулись в эту сторону – в Наталь.

Когда мы появились здесь, нельзя было счесть народа, когда же мы ушли, кое-где можно было встретить человека, прячущегося в пещере – вот и все!

Мужчин, женщин, детей – всех стерли с лица земли, никого не осталось в стране. Затем настал черед Факу – вождя пондо.

Ах, где-то теперь Факу?

И так шло дальше и дальше, и под конец сами зулусы устали воевать, самые острые ассегаи затупились.

VI. Рождение Умслопогаса

Чака не имел живых детей, несмотря на то что у него было много жен. Таково было правило его жизни. Каждого ребенка, рождавшегося от одной из его «сестер», немедленно убивали, так как Чака опасался, чтобы его сын не сверг его и не лишил власти и жизни.

Вскоре после рассказанных событий сестре моей Балеке, жене короля, пришло время родить, и в тот же день жена моя Макрофа разрешилась близнецами. Это случилось через восемь дней после того, как Ананди, моя вторая жена, родила сына, которого было решено назвать Мусой.

Когда король узнал о состоянии Балеки, он не приказал тотчас же умертвить ее, потому что по-своему немного любил ее. Он послал за мной и приказал мне быть при ней, а когда ребенок родится, принести показать его труп, согласно обычаю, по которому он лично должен был убедиться в его смерти.

Я склонился перед ним до земли и с тяжелым сердцем пошел исполнять его приказание.

Но приходилось покориться, зная непреклонность Чаки, не допускавшего неповиновения.

Я отправился в Эм-Тандени, местопребывание королевских жен, и объявил приказание короля стоявшей у входа страже. Воины подняли свои копья и пропустили меня, я вошел в хижину Балеки. В ней находились и другие королевские жены, но при виде меня женщины встали и ушли; закон не позволял им оставаться в моем присутствии. Таким образом я остался наедине с сестрой. Несколько минут Балека лежала молча, по волнению ее груди я заметил, однако, что она плачет.

– Потерпи, милая! – сказал я наконец. – Скоро страдания твои кончатся!

– О нет, – ответила она, поднимая голову, – только начнутся. О, жестокий человек! Я знаю, зачем ты пришел: умертвить моего будущего младенца!

– Ты знаешь сама – такова воля короля!

– А! Воля короля! А что мне до воли короля? Разве я сама не имею голоса в этом?

– Да ведь это ребенок короля!

– Это ребенок короля – правда, но разве он также и не мой ребенок? Неужели мое дитя должно быть оторвано от моей груди и задушено, и кем же? Тобою, Мбопа! Не я ли бежала с тобой, спасая тебя от злобы нашего народа и мести отца? Знаешь ли ты, что два месяца тому назад король разгневался на тебя, когда заболел, и наверняка умертвил бы тебя, если бы я не заступилась и не напомнила о его клятве? И вот как ты отплачиваешь мне! Ты приходишь убить мое дитя, моего первенца!

– Я исполняю приказание короля! – отвечал я угрюмо, но сердце мое разрывалось на части.

Балека больше ничего не сказала, но, отвернувшись лицом к стене, горько плакала и стонала. Тем временем я услыхал шорох у входа в хижину, и свет в дверях заслонила входящая фигура. Вошла женщина. Я обернулся посмотреть на нее и сразу упал, кланяясь до земли. Передо мной стояла Нанди, мать короля, по прозванию Мать Небес, – та самая женщина, которой моя мать отказалась дать молока.

– Здравствуй, Мать Небес! – приветствовал я ее.

– Здравствуй, Мбопа, – отвечала она. – Скажи, почему плачет Балека? Оттого ли, что она мучается родами?

– Спроси ее сама, великая Мать Вождя! – сказал я.

Тогда Балека заговорила прерывающимся голосом:

– Я плачу, царица Мать, потому, что этот человек, брат мой, пришел от того, кто мой господин, от твоего сына, чтобы умертвить моего будущего ребенка. О Мать Небес, ты сама кормила грудью, заступись за меня! Твоего сына не убили при рождении!

– Кто знает, Балека? Может, было бы и лучше, если бы и его убили! – грустно сказала Нанди. – Тогда бы многие из тех, кто теперь уже мертв, были бы живы!

– Но, по крайней мере, ребенком он был добр и ласков, и ты могла любить его, Мать зулусов!

– Никогда, Балека! Ребенком он кусал мне грудь и рвал мои волосы. Каков человек – таков был и ребенок!

– Да! Но ребенок его мог быть не таким, Мать Небес! Подумай, у тебя нет внука, который будет беречь тебя на старости лет. Неужели ты дашь иссякнуть твоему роду? Король, наш властелин, постоянно подвергается опасностям войны. Он может умереть, и что тогда?

– Что тогда? Корень Сензангаконы не иссяк. Разве у короля нет братьев?

– Но они не твоей плоти и крови, Мать! Как? Ты не хочешь даже слушать меня? Тогда я обращаюсь к тебе, как женщина к женщине. Спаси мое дитя или убей меня вместе с ним!

Сердце Нанди дрогнуло. Слезы показались на ее глазах.

– Как бы это сделать, Мбопа? – обратилась она ко мне. – Король должен видеть ребенка мертвым, если же он заподозрит обман, – а ты знаешь, и тростник имеет уши, – то… Тебе известно сердце Чаки, и ты сам понимаешь, где будут завтра лежать наши кости!

– Неужели нет других новорожденных в Земле Зулу? – спросила Балека, приподнявшись на постели и говоря шепотом, похожим на шипение змеи.

Слушай, Мбопа! Твоя жена тоже должна была родить?… Внемлите же мне – ты, Мать Небес, и ты, брат, слушайте тоже. Не думайте шутить со мной. Я или спасу моего ребенка, или вы оба погибнете вместе с ним. Я скажу королю, что вы приходили ко мне оба и нашептывали мне заговор – спасти ребенка, а короля убить. Теперь выбирайте, и скорее!

Она откинулась навзничь, мы молча переглядывались. Наконец Нанди первая заговорила.

– Дай мне руку, Мбопа, и поклянись, что ты будешь верен в сохранении этой тайны, так же, как и я клянусь тебе. Быть может, придет день, когда этот ребенок, еще не видевший света, будет королем Земли Зулу, тогда в награду за сегодняшнюю услугу ты будешь первым человеком среди народа, голосом короля, его наперсником! Если же ты не сдержишь клятвы, берегись! Я умру не одна!

– Клянусь, Мать Небес! – ответил я.

– Хорошо, сын Македамы!

– Хорошо, брат мой! – сказала Балека. – Теперь иди и скорее делай все, что нужно. Я чувствую приближение родов. Иди и знай, что в случае неудачи я буду безжалостна и добьюсь твоей смерти, хотя бы ценой моей собственной жизни!

Я вышел из хижины.

– Куда идешь? – спросила меня стража.

– Иду за лекарствами, королевские слуги! – ответил я.

Так я сказал, но на душе моей было тяжело, и я задумал бежать из Земли Зулу.

Я не мог и не смел сделать того, что от меня требовали. Неужели же я могу убить своего собственного ребенка, отдать его жизнь ради спасения жизни ребенка Балеки? Могу ли я пойти против воли короля и спасти ребенка, осужденного им на смерть? Нет, это невозможно! Я убегу, оставлю все и буду искать племя, жилище где-нибудь в стороне, там я начну жизнь сначала. Здесь я жить больше не могу. Здесь, около Чаки, ничего не найти, кроме смерти.

Размышляя таким образом, я дошел до своей хижины и узнал, что жена моя Макрофа только что разрешилась двойней. Я выслал из хижины всех, кроме Ананди, неделю тому назад давшей мне сына. Второй ребенок из двойни был мальчик и родился мертвым. Первой родилась девочка, известная впоследствии под именем Нады Прекрасной – Нады Лилии. Внезапная мысль озарила меня – вот где выход из положения!

– Дай-ка мне мальчика, – сказал я Ананди. – Он не умер. Дай его мне, я вынесу его за ворота крааля и верну к жизни моими лекарствами!

– Это бесполезно, ребенок мертвый! – воскликнула Ананди.

– Давай мне его, когда я приказываю! – закричал я свирепо. Она подала мне труп ребенка.

Я взял его, завернул в узел с лекарствами и все вместе обернул циновкой.

– Не впускайте никого до моего возвращения, – сказал я, – и не говорите никому ни слова о ребенке, которого вы считаете мертвым! Если впустите кого-нибудь или скажете слово, мое лекарство не поможет и ребенок действительно умрет!

С этими словами я вышел. Жены мои недоумевали. У нас не было в обычае оставлять в живых обоих детей, когда рождались двойни. Тем временем я поспешно бежал к воротам Эм-Тандени.

– Я несу лекарства, королевские слуги! – объяснил я страже.

– Проходи, – ответили они. Я прошел в ворота и направился к хижине Балеки. Около нее сидела Нанди.

– Ребенок родился! – сказала мне мать короля. – Взгляни на него, Мбопа, сын Македамы!

Я взглянул. Ребенок был крупный, с большими черными глазами, как у Чаки. Мать короля, Нанди, вопросительно смотрела на меня.

– Где же он? – шепотом спросила она. Я развернул циновку и вынул мертвого ребенка, со страхом оглядываясь кругом.

– Дайте мне живого! – в свою очередь шепнул я.

Она передала мне ребенка. Я выбрал в своих лекарствах снадобье и потер им язык ребенка. Это снадобье имело свойство заставлять язык онеметь на некоторое время. Затем я завернул ребенка в узел с лекарствами и снова обмотал его циновкой.

Вокруг шеи мертвого ребенка я завязал шнурок, которым будто бы задушил его, и слегка завернул его другой циновкой.

Теперь я в первый раз обратился к Балеке:

– Послушай, женщина, и ты, Мать Небес, я исполнил ваше желание, но знайте, что еще раньше, чем я доведу до конца это дело, оно будет стоить жизни многих людей. Будьте безмолвны, как могила, она широко разверзается перед вами обеими! – Я ушел, унося в правой руке циновку с завернутым в нее мертвым ребенком. Узел с лекарствами, где лежал живой, был привязан к плечам.

Я вышел из спальни и, проходя мимо стражи, молча развернул циновку.

– Ладно! – сказали они, пропуская меня.

Но с этой минуты начались мои неудачи. Как только я вышел за ворота, меня встретили три посланных от короля.

– Король зовет тебя в Ум-Длункулу! (Так называется жилище короля, отец мой.)

– Хорошо, – ответил я, – сейчас приду, но сперва я забегу к себе взглянуть на мою жену Макрофу. Вот у меня в руках то, что нужно королю! – При этом я показал им мертвого ребенка. – Отнесите его к королю!

– Король не давал нам такого приказания, Мбопа! – отвечали они. – Он приказал, чтобы ты сию же минуту явился сам к нему!

Кровь застыла в моих жилах. У короля много ушей. Неужели он уже знает? И как я осмелюсь явиться перед королем с живым ребенком за спиной? Я чувствовал в то же время, что всякое колебание послужит моей погибели, так же как изъявление страха или смущение.

– Хорошо! Идем! – ответил я, и мы вместе направились к воротам Ум-Длункулу.

Надвигались сумерки. Чака сидел в маленьком дворике перед своей хижиной. Я на коленях подполз к нему, произнося обычное «Байете!» и, оставаясь в таком положении, ждал.

– Встань, сын Македамы! – сказал король.

– Не могу встать, Лев Зулусов! – отвечал я. – Я не могу встать, имея на руках королевскую кровь, пока король не дарует мне прощения!

– Где он? – спросил Чака.

Я указал на циновку в моих руках.

– Покажи!

Я развернул, Чака взглянул на ребенка и громко рассмеялся.