Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 9"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

XXIX. Рассказ Мбопы

Во время нашего пути Умслопогас рассказал мне обо всем, что случилось при нападении на галакази, и о своей встрече с Надой.

Наконец мы очутились у подножия горы Призраков и взглянули в каменное лицо старой Колдуньи, которая вечно сидит на высоте и ждет кончины мира; в ту же ночь мы дошли до крааля племени Секиры и с громким пением вступили в него. Галази не вошел с нами, он отправился на гору собрать свою стаю волков: проходя у подножия горы, мы слышали, как волки приветствовали его громким воем.

При нашем приближении к краалю все женщины и дети вышли к нам навстречу; во главе их шла Зинита, старшая жена Умслопогаса. Встретили они нас радостно, но при виде того, как много не хватает воинов, которые месяц назад выступили в поход, радость их сменилась печалью, и рыдания вознеслись к небу.

Умслопогас нежно приветствовал Зиниту, но мне показалось, что в его обращения звучала неискренность. Сначала она разговаривала с ним кротко, но когда узнала все, что случилось, ее слова из кротких стали резкими, и она начала бранить меня и с гневом накинулась на мужа.

Все это случилось много лет назад, а недавно я слышал, что Умслопогас бежал на север и стал на всю жизнь бездомным бродягой, и случилось это также из-за женщины, которая предала его и обвинила в убийстве Лусте, бывшего, подобно Галази, его названным братом. Не знаю, как все это случилось, но этот сильный и свирепый человек страдал той же слабостью, как и его дядя Дингаан, слабость эта погубила его, и я больше никогда не увижу своего питомца.

Итак, отец мой, мы сидели вдвоем молча в хижине, как вдруг мне показалось, что на тростниковой кровле копошится крыса.

Я снова заговорил:

– Умслопогас, наконец настал час, когда я должен сообщить тебе тайну, которую я скрывал с самого дня твоего рождения!

– Говори, отец! – отвечал он с удивлением.

Я подкрался к двери хижины и выглянул из нее. Ночь была темная, и никого не было видно или слышно вокруг, из предосторожности я обошел хижину. Отец мой, когда тебе придется сообщать тайну, не поддавайся так легко обману. Недостаточно осмотреть все кругом и позади. Осмотри пол и огляди крышу, приняв все эти предосторожности, уходи оттуда и в другом месте сообщи свою тайну. Зинита была права, я – глупец, несмотря на свою мудрость и седые волосы. Если бы я не был глупцом, я бы выкурил крысу, забравшуюся на кровлю, прежде чем стал говорить. Крысой той была Зинита, которая влезла на кровлю и лежала там в темноте, приложив ухо к дымовому отверстию и прислушиваясь к каждому нашему слову.

– Слушай, – сказал я, – ты не сын мне, Умслопогас, хотя с детства называл меня отцом. Твое происхождение более знатно, Убийца!

– Я был доволен своим отцом, старик, – возразил Умслопогас, – происхождение мое казалось мне достаточно почетным. Скажи мне, чей же я сын?

Я нагнулся вперед и прошептал, но, увы, недостаточно тихо: «Ты сын умершего Черного, ты происходишь от Чаки и Балеки, сестры моей!»

– Следовательно, я все же остаюсь в родстве с тобой, Мбопа, и радуюсь этому. Кто мог подумать, что я – сын этого человека-гиены? Может быть, поэтому я, подобно Галази, люблю общество волков, хотя не чувствую в сердце никакой любви к отцу своему и его дому!

– У тебя мало причин любить его, Умслопогас, ведь он убил твою мать, Балеку, и хотел убить также и тебя. Но все же ты сын Чаки!

– Я вижу, что для того, чтобы узнать в толпе своего отца, надо иметь зоркие глаза, дядя. Припоминаю теперь, что когда-то слыхал уже этот рассказ, хотя давно забыл его!

– От кого слыхал ты этот рассказ, Умслопогас? Еще недавно знал обо всем этом только один человек, остальные давно умерли. Теперь известно только нам обоим! (Отец мой, я не подозревал о третьей.) От кого же ты узнал всю правду?

– Узнал я правду от мертвого; по крайней мере, Галази-Волк слыхал этот рассказ от мертвеца, который сидел в пещере на горе Призраков. Мертвец сказал ему, что вскоре явится на гору и станет его братом человек по имени Умслопогас-Булалио, сын Чаки; Галази повторил мне этот рассказ, но я давно забыл о нем!

– Видно, мудрость живет среди мертвых, – отвечал я, – теперь тебя зовут Умслопогас-Булалио, а сегодня я объявляю тебе, что ты сын Чаки. Но выслушай меня!

И я рассказал ему все, начиная с минуты рождения; повторил слова его матери Балеки, когда я рассказал ей свой сон, и описал ее смерть, совершившуюся по приказанию Чаки, и величие, с которым она умерла. Умслопогас заплакал, хотя плакать ему случалось редко. Когда рассказ приближался к концу, я заметил, что слушает он невнимательно, как слушает человек, в сердце которого зародился тревожный вопрос. Не дав мне договорить, он прервал меня:

– Итак, дядя Мбопа, если я – сын Чаки и Балеки, Нада-Лилия мне не сестра?

– Нет, Умслопогас, она только твоя двоюродная сестра!

– Все же близкое родство! – заметил он. – Впрочем, оно не будет служить препятствием к браку между нами! – И лицо его стало радостным.

Тут я понял, что Умслопогас любит Наду, и сказал ему:

– Нада еще не у твоих ворот и, может быть, никогда их не отыщет! Я желаю, Умслопогас, чтобы ты правил Землей Зулу по праву рождения; хотя будто бы все складывается неблагоприятно, но мне кажется, что можно найти способ осуществить мою мечту.

– Каким образом? – спросил он.

– Многие из великих вождей, моих друзей, боятся и ненавидят Дингаана. Если бы они знали, что сын Чаки жив и сын этот – Убийца, они подставили бы ему свои плечи, чтобы, опираясь на них, он достиг власти. Воины чтят имя Чаки, он обращался с ними жестоко, но был щедрым и храбрым королем. Они не любят Дингаана: жесток он не менее Чаки, но дары его не так щедры, поэтому они с радостью приняли бы сына Чаки, если бы достоверно узнали о его существовании. Но в том-то и вопрос, что им пришлось бы положиться только на мое слово. Надо постараться убедить их!

Вскоре после этого Умслопогас покинул меня и пошел в хижину Зиниты, своей инкосикази; она лежала, завернувшись в одеяла, и, по-видимому, спала.

– Привет тебе, супруг мой, – сказала она медленно, как бы только пробуждаясь. – Мне снился странный сон, будто тебя называли королем, и все полки зулусов проходили перед тобой, приветствуя тебя, как короля!

Умслопогас с удивлением взглянул на нее, он не понимал, слыхала ли она что-нибудь или то был вещий сон.

– Подобные сны опасны, – отвечал он, – и тот, кому они снятся, хорошо делает, если молчит, пока они не забудутся!

– Или не сбудутся! – возразила Зинита, и снова Умслопогас с удивлением взглянул на нее.

После этой ночи я начал свою деятельность: выслал шпионов в краали Дингаана и от них узнавал все, что происходило у короля. Он хотел было собрать войско для нападения на племя Секиры, но в это время до него дошла весть, что буры, числом до пяти тысяч всадников направляются к его краалю. Поэтому Дингаан не мог выслать войска к горе Призраков, и мы, живущие в ее тени, пребывали там в покое.

На этот раз амабуну были разбиты, потому что Богоза, шпион, завел их в засаду; убитых было немного, остальные отступили только для того, чтобы впоследствии вернуться снова, и Дингаан это понял. В то же время белые люди из Наталя, англичане, напали на Дингаана через низовья Тугелы и были перебиты нашими воинами.

При помощи многочисленных колдунов я наводнил страну всякими слухами, пророчествами и неясными предсказаниями и старался подействовать на умы дружественных мне вождей, посылая неудобопонятные вести и подготавливая их к пришествию того, кто скоро объявится им. Они слушали внимательно, но дело двигалось медленно, племена жили далеко друг от друга, а многие вожди находились в походах со своими отрядами.

Так шло время. Прошло много дней с тех пор, как мы вернулись к горе Призраков. Умслопогас больше не ссорился с Зинитой, но она ревниво наблюдала за ним, а он ходил угрюмый. Он все ждал Наду, а та не приходила.

XXX. Появление Нады

Как-то ночью – на небе светила полная луна – я сидел в своей хижине один с Умслопогасом, и мы беседовали о своих планах; потом разговор перешел на Наду-Лилию, и он начал впадать в отчаяние, что девушка уже не вернется.

Вдруг среди полной тишины залаяла собака. Мы встали и выползли из хижины. Было поздно, и не мешало бы быть осторожным; собака могла лаять на шелохнувшийся лист, как и на отдаленные шаги идущего войска, которое она почуяла.

Нам не пришлось долго искать причину тревоги: перед нами стоял высокий, стройный человек, который осматривал хижины, как бы не решаясь окликнуть живущих в них. В одной руке он держал ассегай, а в другой – небольшой щит. Мы не могли разглядеть лица этого человека, оно было в тени, изорванный каросс висел на его плечах. Видно было, что он хромал и стоял, выдвинув одну ногу. Мы выглянули из-за хижины, тень которой скрывала нас, незнакомец же не замечал нас. Он постоял немного, потом заговорил сам с собой; голос его был удивительно нежный, и мой чуткий слух уловил, что это голос Нады-Лилии, единственной оставшейся в живых из моих детей. Я затрепетал от радости, но, сделав знак Умслопогасу, чтобы он скрылся в тени, сам выступил вперед и потребовал назвать себя. Нада боязливо молчала. Тогда я сорвал каросс, прикрывавший ее.

Когда Нада увидела, что я открыл ее тайну, она бросила щит рядом с копьем, как предмет больше ей не нужный, и угрюмо опустила голову. Но когда я сказал, что отведу ее к старому вождю, она кинулась на землю и обняла мои колени; слыша, что я назвал его стариком, она подумала, что вождь наш – не Умслопогас, и продолжала со слезами просить меня.

Я повернул голову по направлению к хижине и заговорил.

– Вождь, – сказал я, – судьба милостива к тебе сегодня, она дарит тебе девушку, прекрасную, как Лилия галакази!

Нада испуганно взглянула на меня.

– Иди же сюда и возьми ее!

Нада нагнулась, чтобы поднять с земли ассегай; хотела ли она убить меня или вождя, которого так боялась, или себя, я не знаю; в своем отчаянии она назвала Умслопогаса по имени. Она нашла ассегай и снова выпрямилась. Перед нею стоял, опираясь на большую секиру, высокий вождь; угрожавший ей старик исчез, недалеко, правда, – он находился за углом хижины.

Нада-Лилия подняла голову, протерла себе глаза и взглянула снова.

– Мне показалось, девица, что голос Нады звал Умслопогаса? – сказал человек, опиравшийся на секиру.

– Да, я звала Умслопогаса, но где тот старик, который обошелся так грубо со мной? Впрочем, все равно – оставь его там, куда он ушел. Судя по твоему росту и секире, ты Умслопогас, мой брат. Сказать, что это точно ты, я не могу при этом слабом свете, но я узнаю секиру, которая когда-то промелькнула близко перед моими глазами!

Так говорила она, чтобы выиграть время, продолжая рассматривать Умслопогаса, пока не убедилась, что то был действительно он. Тогда она замолчала, кинулась ему на шею и стала целовать его.

– Надеюсь, что Зинита спит крепко! – пробормотал Умслопогас, внезапно вспоминая, что Нада ему не сестра, как думала она.

Несмотря на это, он взял ее за руку и сказал:

– Входи, сестра. Из всех девушек мира ты здесь самая желанная. Я думал, что ты умерла!

Со своей стороны, я, Мбопа, вбежал в хижину раньше нее, когда она вошла, я уже сидел у огня.

– Видишь, братец, – сказала Нада, указывая на меня пальцем, – вот сидит тот старик, который (если то был не сон) еще так недавно оскорбил меня. Да, брат, он поступил еще хуже: он поклялся, что отведет меня к какому-то старому вождю, он бы исполнил свое намерение, если бы ты вовремя не пришел. Неужели ты не накажешь его, брат?

Умслопогас мрачно улыбнулся, а я отвечал:

– Как называла ты меня, Нада, когда просила защитить тебя? Отцом, не правда ли? – И я повернулся лицом к яркому пламени, так что весь свет падал на меня.

– Да, я назвала тебя отцом, старик. Ничего в этом нет странного, потому что бесприютной девушке надо обращаться за помощью даже к незнакомым… но, впрочем… Нет, быть не может, такая перемена… и побелевшая рука… Кто ты? Когда-то жил человек по имени Мбопа, у него была маленькая дочь, которую называли Надой. О, отец, отец, теперь я узнаю тебя!

– Да, Нада, я сразу узнал тебя, несмотря на мужскую одежду и истекшие годы, я узнал тебя!

Лилия, рыдая, обняла меня, помню, что и я также заплакал.

Когда она выплакала свои радостные слезы, Умслопогас принес Наде-Лилии кислого молока и каши из зерен кукурузы. Она съела молоко, но каши не ела, говоря, что слишком устала.

После ужина она рассказала нам повесть о своих скитаниях с той минуты, как она рассталась с Умслопогасом возле пещеры галакази; рассказ этот так длинен, что я не стану повторять его, он сам по себе составляет отдельную повесть.

Когда Нада окончила свой рассказ, Умслопогас поведал ей, как возникла его ссора с Дингааном. Когда он рассказывал о передаче королю тела девушки под видом самой Лилии, она одобрительно кивнула головой, когда же он рассказал об убийстве изменника, она захлопала в ладоши, хотя сердце ее было кротко, и она не любила рассказов об убийствах и смерти.

Наконец он замолчал. Нада стала вдруг печальной; она грустно заметила, что, должно быть, судьба преследует ее, и теперь племя Секиры из-за нее подвергается большой опасности.

– О брат мой! – воскликнула она, беря Умслопогаса за руку. – Лучше мне умереть, чем навлечь несчастье на тебя!

– Это не поправит дела, Нада, – отвечал он. – Будешь ли ты жива или умрешь, мы уже заслужили ненависть Дингаана. Кроме того, Нада, знай, что я не брат твой!

Услыхав эти слова, Лилия дико вскрикнула и выпустила руку Умслопогаса; она схватила мою руку и прижалась ко мне.

– Что это за новость, отец? – спросила она. – Он был моим близнецом, с ним я воспитывалась, а теперь он говорит, что вся наша жизнь была обманом, и он не брат мой. Кто же он такой, отец?

– Он твой двоюродный брат, Нада!

– Я рада и этому, – отвечала она. – Мне было бы больно знать, что тот, кого я любила, чужой человек, жизнь которого меня не касается! – И она слегка улыбнулась глазами и углами губ. – Но расскажите мне и об этом!

Я рассказал ей историю рождения Умслопогаса, потому что доверял ей.

– Да, – сказала она, когда я закончил. – Да, ты происходишь из злого, хотя и королевского рода. Я не стану больше любить тебя, сын человека-гиены!

– Недоброе намерение, – возразил Умслопогас, – а я бы хотел, Нада, чтобы ты любила меня больше прежнего, чтобы стала моей женой и полюбила бы меня как мужа!

Она протянула ему руку, и Убийца прижал ее к своей широкой груди и поцеловал.

Вскоре она выскользнула из его объятий и попросила его уйти, она устала и хотела отдохнуть.

XXXI. Женская война

На следующий день на заре, покинув волков, Галази сошел с горы Призраков и вступил в ворота крааля. У порога моей хижины он увидел Наду-Лилию и поклонился ей, так как они узнали друг друга. Потом он отправился к месту общих собраний и подошел ко мне.

– Итак, над народом Секиры засияла Звезда Смерти, Мбопа! – сказал он. – Не ради ли ее появления моя серая стая так страшно выла прошлую ночь? Я знаю только, что на меня первого сегодня пал свет Звезды, и я обречен на смерть. Она так прекрасна, что может служить причиной многих смертей, Мбопа! – Он засмеялся и пошел дальше, размахивая палицей. Его слова, хотя и глупые, смутили меня. Я помнил, что там, где красота Нады пленяла людей, эти люди всегда становились жертвами смерти.

Я пошел к Наде, чтобы отвести ее на место собрания. Там было уже много народу: был день ежемесячного совета вождей. Все женщины краалей, с Зинитой во главе, также находились там. Между ними уже распространился слух, что девушка, из-за которой Убийца ходил в пещеры галакази, явилась в крааль народа Секиры, и все глаза устремились на нее. Шепот одобрения раздался из уст мужчин, а из уст женщин – завистливые замечания. Только Зинита молчала и смотрела на Наду из-под нахмуренных бровей; одной рукой держала она маленькую дочь Умслопогаса, своего ребенка, а другой играла бусами, надетыми на шею. Лилия прошла, улыбаясь, и приветствовала Умслопогаса кивком.

Он повернулся к своим вождям и продолжал:

– Вот та, которую мы ходили добывать для Дингаана в пещеры галакази. Вся правда теперь известна; тот, кто рассказал ее королю, больше не повторит своего предательства. Она просила меня спасти ее от Дингаана, что я и исполнил; все бы сошло благополучно, не будь среди нас изменника, с которым я рассчитался. Посмотрите на нее, друзья мои, и скажите, не хорошо ли я сделал, что сохранил Лилию, подобной которой нет во всем свете, чтоб стать радостью племени Секиры и женой моей?

Все вожди отвечали сразу:

– Ты поступил хорошо, Убийца! – Чары Нады действовали на них, и они были готовы любить ее, как любили ее другие раньше их. Только Галази-Волк покачал головой, но не сказал ничего, слова были бессильны против судьбы. Зинита, старшая жена Умслопогаса, зная, чей он сын, знала также, что Нада ему не сестра. Но когда она услыхала, что он намерен взять Лилию себе в жены, она повернулась к нему и спросила:

– Как это возможно, господин?

– Что за вопрос, Зинита? – отвечал он. – Не имею ли я права взять новую жену, если пожелаю?

– Без сомнения, господин, – возразила она, – но нельзя жениться на своих сестрах, а я слыхала, что ты спас эту Наду от Дингаана потому что она твоя сестра, и тем навлек гнев Дингаана на племя Секиры, гнев, который уничтожит всех нас!

– Я сам так думал, Зинита, – отвечал он, – но теперь узнал истину. Нада действительно дочь Мбопы, но он – не отец мой, хоть его называли так; мать Нады не была моей матерью. Вот вся правда, советники!

Зинита взглянула на меня и прошептала:

– О, старый глупец, недаром я ждала зла от тебя!

Я слыхал ее слова, но не обратил на них внимания, а она снова заговорила с Умслопогасом:

– Все это таинственно, Булалио. Не пожелаешь ли ты сообщить нам, кто твой отец?

– У меня нет отца, – ответил он, начиная раздражаться, – небо над нами было моим отцом. Я рожден из Крови и Огня, а Лилия рождена красавицей, чтобы стать моей подругой. А теперь, женщина, молчи! – Он подумал немного и прибавил: – Впрочем, если хочешь знать, отцом моим был иньянга Индабазимби, сын Арпи!

Это заявление Умслопогас сделал на всякий случай, так как, отказавшись от меня, ему надо было объявить имя своего отца, а назвать умершего Черного он не смел. Впоследствии в стране подхватили это заявление и утверждали, что Умслопогас сын Индабазимби, давно покинувшего наши края; он от этого и не отказывался. Ему не хотелось, чтоб узнали, что он сын Чаки; он более не желал стать королем и опасался навлечь на себя гнев Дингаана.

Нада встала и поднесла Умслопогасу цветок, который она держала в руках, вместо приданого – она была бедна и не могла принести ничего больше.

Он взял цветок, ему было неловко держать его – он привык носить топор, а не цветы. На этом разговор прекратился.

В этот же день, по древнему обычаю, владелец Секиры должен быть вызвать всех желающих на бой – победитель становился обладателем Секиры и вождем племени. Поэтому, когда разговор с Надой прекратился, Умслопогас встал и произнес свой вызов, не ожидая, что кто-нибудь откликнется на него; вот уже много лет, как никто не осмеливался выступить против его страшной силы. Но теперь выступил и вперед три человека, двое из них были вожди, которых Умслопогас искренне любил. Весь народ и он с удивлением взглянули на них.

– Что это значит? – тихо спросил он того из вождей, который стоял ближе к нему и хотел вступить с ним в бой.

Вместо ответа тот указал на Лилию, стоящую тут же. Умслопогас понял, что из-за чар Нады у всех мужчин появляется желание завладеть ею; тот же, кто завоюет Секиру, возьмет также и девушку. Умслопогасу предстояло бороться с многочисленными соперниками, борьба была неизбежна.

О битве скажу тебе мало, отец мой. Умслопогас убил одного вождя, затем другого, после чего третий в страхе не вышел против него.

С этого дня Умслопогас взял Наду-Лилию себе в жены, и на время наступили мир и тишина.

Легко догадаться, отец мой, что Зините и другим женам все это не нравилось. Они переждали некоторое время, думая, что Умслопогас изменится, потом стали роптать, жаловаться не только своему мужу, но и посторонним, и народ разделился на две партии: сторонников Зиниты и сторонников Нады.

Партия Зиниты состояла из женщин и тех из мужчин, которые любили и боялись своих жен, но партия Нады была гораздо многочисленнее и состояла целиком из мужчин, с Умслопогасом во главе; это разделение было причиной недоразумений среди народа и постоянных ссор в хижинах. Ни Лилия, ни Умслопогас не обращали внимания на происходящее кругом, да и вообще на все окружающее их, так сильно были они поглощены и довольны своей взаимной любовью. Однажды Зинита сказала собравшимся на поле женщинам:

– Лилия смеется над нами, сестры. Выслушайте мой совет. Надо устроить на новолуние женский праздник в отдаленном отсюда и скрытом месте. Все женщины и дети отправятся туда, за исключением Нады, которая не расстанется со своим возлюбленным, если же найдется человек, горячо любимый женщиной, может быть, сестры мои, тому человеку лучше будет отправиться путешествовать во время новолуния; могут произойти великие несчастья в краалях племени Секиры, пока мы будем пировать на нашем празднике.

– Что же может случиться, сестра? – спросила одна из женщин.

– Откуда мне знать? – отвечала она. – Я знаю только, что мы хотим освободиться от Нады и таким образом отомстить человеку, который презрел нашу любовь, и тем, которые бегают за красотой Нады. Поэтому помолчим о наших планах и приготовимся к нашему празднику!

Вскоре Зинита попросила у Умслопогаса разрешения устроить женский праздник далеко от их краалей, и он с радостью согласился. Сильнее всего ему хотелось отделаться, хоть на время, от Зиниты и ее сердитых взоров; он и не подозревал о заговоре. Он только объявил ей, что Нада не пойдет на праздник, и одновременно обе женщины, Зинита и Нада, отвечали, что их желание исключительно исполнить его волю – что в этом случае и было правдой.