Текст книги "Долина Пламени (Сборник)"

Автор книги: Генри Каттнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

Какая муха тебя укусила? – подумал он.

Мне жаль… жаль, что ми живем не в мире лысок. Не обязательно на Земле. Пусть на Венере, на Марсе. Даже Каллисто – где угодно. Мир, где мы могли бы жить мирно. Воина – не для телепатов, Дэйв.

А может, она им как раз на пользу.

Ты считаешь, что я слабохарактерный. Что ж, так и есть. Я не герой. Не крестоносец. Микрокосм все-таки важнее всего. О какой верности расе можно говорить, если член семьи, индивид должен жертвовать всем, что означает для него домашний очаг?

Подонки должны бить уничтожены. Наши дети будут жить в более счастливом мире.

То же говорили наши отцы. И где ми сейчас?

По крайней мере, нас пока не линчуют. Бартон положил руку на плечо Макнея. Продолжай работу. Найди решение. Код параноидов должен бить разгадан. Тогда я смогу уничтожить их – всех до одного!

Мысли Макнея потемнели. Я чувствую, что будет погром. Я не знаю, когда. Но наша раса еще не пережила свой величайший кризис. Он придет. Придет.

Решение тоже придет, – подумал Бартон. – Мне пора. Нужно найти того лыску среди Бродячих Псов.

Счастливо, Дэив.

Макней долго глядел вслед Бартону. Когда тот скрылся и дорожка опустела, он с беспокойством стал ждать возвращения Мэриан и Алексы из города и впервые в жизни не был уверен в том, что они вернутся.

Они были среди врагов, потенциальных врагов, которые по первому слову могли обратиться к петле и огню. Безопасность, за которую лыски мирно боролись на протяжении поколений, уходила сейчас, как почва из-под ног. В недалеком будущем лыски могут оказаться без крова и без друзей – как Бродячие Псы..

Слишком эластичная цивилизация неминуемо приводит к анархии, а слишком жесткая – разваливается под ураганным ветром перемен. Нормы человеческого бытия произвольны, потому существуют и произвольные демаркационные линии. В децентрализованной культуре общественному животному легче было найти свое законное место, чем когда-либо за тысячи лет истории. Денежная система была основана на товарообмене, который, в свою очередь, основывался на мастерстве, склонности к чему-либо и человеко-часах. Одному человеку нравилась непринужденная жизнь рыбака на Калифорнийском побережье; за свой улов он мог получить телевизор, созданный жителем Галилео, интересующимся электроникой и, кроме того, любящим рыбу.

Это была эластичная культура, однако она имела свою жесткость – в ней существовали неприспособившиеся люди. После Взрыва они оставили растущую сеть городов, постепенно заполняющих Америку, и направились в леса, где им проще было оставаться самими собой. Там собирались люди разных типов: бродяги и сезонные рабочие, пьяницы и нищие, деревенские бедняки и городские бездельники, все недовольные, антисоциально настроенные, а также те, кто просто не мог приспособиться к какому бы то ни было виду городской жизни, даже к наполовину сельским условиям теперешних городов. Кто-то разъезжал по дорогам, другие ходили пешком – в мире, еще зависевшем от наземного транспорта; встречались также звероловы и охотники, поскольку даже после Взрыва на Североамериканском континенте еще оставались обширные лесные массивы.

Они направились в леса. Те из них, что и прежде были лесными жителями, достаточно хорошо знали, как там выжить; они умели ловить птиц, ставить капканы и ловушки на оленей и кроликов. Знали, какие можно собирать ягоды и какие следует выкапывать коренья. Другие же…

В конечном счете, они либо учились, либо умирали. Но начинали они с того, что казалось им самым простым – становились разбойниками, совершали быстрые налеты на объединяющиеся города и возвращались с добычей; едой, алкоголем и женщинами. Они ошибочно принимали рождение новой цивилизации за ее конец. Они собирались в банды, но атомные бомбы рано или поздно находили свою цель и уничтожали их.

Вскоре не осталось ни одной большой группы Бродячих Псов. Объединение стало опасным. Лишь несколько десятков людей могло собраться вместе; в северных умеренных зонах они перемещались в зависимости от времени года; в более жаркой местности держались в глуши.

Их существование сочетало в себе жизнь первопроходцев западной Америки и американских индейцев. Они постоянно мигрировали; вновь научились стрелять из лука и метать копье, поскольку не поддерживали контактов с городами, и им нелегко было раздобыть огнестрельное оружие. Они плыли по мелководью в реке прогресса, эти крепкие, загорелые лесные жители со своими женами, гордясь своей независимостью и способностью вырвать право на жизнь у дикой природы.

Они не нуждались в письменности, зато много говорили, а по вечерам, собравшись вокруг костра, пели старые песни; «Барбара Аллен», «Два ворона», «О, Сюзанна» и народные баллады, которые живут дольше, чем сенаты и парламенты. Если б они ездили верхом, они бы пели песни, рожденные под ритм лошадиного аллюра; но вышло так, что они ходили пешком и знали маршевые песни.

Джесс Джеймс Хартвелл, вожак небольшой группы Бродячих Псов, смотрел, как поджаривается на костре медвежатина; по лесу покатился его бас, приглушенный и смягченный стеной сосен, отделявших лагерь от ручья. Его скво Мэри тоже запела; к ним присоединились и другие охотники и их жены – слово «скво» больше не имело оскорбительного оттенка, как это было когда-то. Отношение Бродячих Псов к своим женам напоминало скорее отношение к женщинам рыцарей средневековья.

 
«Ребята, принесите мне
Мой добрый старый горн,
И мы споем другую песню…»
 

У ручья было темно. Сегодня вечером они поздно нашли место для стоянки; их задержала охота на медведя, а после этого не сразу удалось найти свежую воду. Как всегда, когда люди были раздражены, отовсюду сыпались полусерьезные, полубеззлобные насмешки в адрес Линкольна Коуди. Возможно, для любой группы обычных людей было естественно, чувствуя ментальное превосходство лыски, издеваться, для успокоения, над его очевидными физическими отличиями.

Тем не менее они никогда не связывали Линка с городскими лысками, ведь уже не одно поколение телепатов носило парики. И даже сам Линк не сознавал, что он – лыска. Он знал, что не такой, как другие, и все. В его памяти не осталось воспоминаний о крушении вертолета, из которого его младенческое тельце вытащила мать Джесса Джеймса Хартвелла; став приемным сыном племени, он рос как Бродячий Пес, так его все и воспринимали. Но хотя остальные и считали его одним из своих, они всегда готовы были обозвать его «плешивым» – и не только в шутку.

 
«Пойте ее так, как пели,
Когда пятидесятитысячным отрядом
Мы проходили маршем через Джорджию…»
 

В группе Хартвелла было двадцать три человека. Много лет назад один из его предков был воином Республиканской армии и принимал участие в походе северян под командованием генерала Шермана. Другой его современник, чья кровь также текла в жилах Хартвелла, носил серую форму конфедератов и погиб на Потомаке. Теперь же под водительством их потомка двадцать три отверженных Бродячих Пса, отбросы цивилизации, скрывались в лесах. Они теснились у костра и жарили медведя, которого убили копьями и стрелами.

 
«Ура! Ура! Мы праздник принесли,
Ура! Ура! Наш флаг несет свободу, —
Так хор звучал наш от Атланты и до моря.
Когда мы маршем проходили через Джорджию».
 

Там, где когда-то была Атланта, остался серый рубец опустошения. Светлые, чистые городки усеяли Джорджию; вертолеты, жужжа, проносились к морю и обратно. Великая Война между штатами стала воспоминанием, затененным еще более серьезными конфликтами, имевшими место позднее. И все же в этом тихом североамериканском лесу бодрые голоса воскрешали прошлое.

Линк потерся плечами о грубую кору дерева и зевнул. Он жевал табак и радовался своему кратковременному одиночеству. Однако он непроизвольно воспринимал – чувствовал – понимал разрозненные обрывки мыслей, доносившихся до него от бивуачного костра. Он не знал, что воспринимает чужие мысли, «слышит» их, поскольку считал, что Хартвелл и остальные так же все время слышат друг друга. Тем не менее эта взаимосвязь, как всегда, доставляла ему некоторое неудовольствие, так что он был благодарен чему-то – неизвестно чему, – давшему ему знать о приближении Кэсси.

Она неслышно вышла из тени и опустилась рядом с ним – стройная, красивая шестнадцатилетняя девушка, она была моложе его на год. Они поженились не так давно, и Линк все еще поражался тому, что Кэсси полюбила его, лысого, отличающегося от всех своим блестящим черепом. Он запустил пальцы в глянцевитые черные волосы Кэсси; ему доставляло чувственное удовольствие ощущать, как они струятся по его ладони.

– Устала, дорогая?

– He-а. Тебе плохо, Линк?

– Пустяки, – сказал он.

– Ты странно себя ведешь после набега на город, – пробормотала Кэсси, взяв его загорелую руку и выводя указательным пальцем узор на его мозолистой ладони. – Может, ты считаешь, нам не стоило этого делать?

– Не знаю, Кэсси, – вздохнул он, обняв ее рукой за талию. – Это третий набег за год..

– Ты что, сомневаешься в Джессе Джеймсе Хартвелле?

– А если да?

– Что ж, – серьезно ответила Кэсси, – тогда лучше подумай, как нам двоим побыстрее смыться отсюда. Джесс возражений не любит.

– Я тоже, – сказал Линк. – Может, больше не будет набегов, ведь мы идем к югу.

– По крайней мере, здесь у нас брюхо сыто, за канадской границей было хуже. Я не помню такой зимы, Линк.

– Холодно было, – признал он. – А здесь прожить можно. Вот только..

– Что?

– Жаль, что ты не участвуешь в налетах. Я больше ни с кем не могу об этом говорить. Странное было чувство. Вроде как голоса у меня в голове.

– Это безумие. Или колдовство.

– Меня никто не сглазил. Ты это знаешь, Кэсси.

– И травку ты не курил. – Она имела в виду марихуану, свободно росшую в глухих местах. – Расскажи мне, на что это похоже, – попросила она Линка, стараясь встретиться с ним глазами. – Худо?

– Это и не худо, и не хорошо. Все смешано. Что-то вроде сна, только я не сплю. Вижу картинки.

– Какие картинки, Линк?

– Не знаю, – ответил он, глядя в темноту, где журчал и плескался ручей. – Потому что половину времени, когда это бывает, я – это не я. Внутри то жарко, то холодно. Иногда – словно музыка в голове. Но во время последнего набега, милая моя Кэсси, это было хуже некуда. – Он поднял с земли щепку и отбросил ее в сторону. – Все равно как эту щепку станет швырять в воде. Все кругом тянуло в разные стороны.

Кэсси ласково поцеловала его.

– Не бери в голову. Все иногда путаются. Вот заберемся дальше на юг, будет хорошая охота, и ты забудешь свои фантазии.

– Я и сейчас могу их забыть. С тобой я чувствую себя лучше, просто рядом с тобой. Я люблю запах твоих волос, милая. – Линк зарылся лицом в прохладную, блаженную тьму девушкиных кос.

– Что ж, тогда я не буду их стричь.

– Да, лучше не надо. Твоих волос должно хватать на нас двоих.

– Думаешь, для меня это важно, Линк? Бун Кэрзон лысый, а красавец.

– Бун старый, ему около сорока, поэтому и лысый. В молодости у него были волосы.

Кэсси собрала мох вокруг себя и уложила на голове Линка в форме парика.

– Ну как? – Она улыбнулась ему чуть насмешливо. – Нигде ни у кого нет зеленых волос. Чувствуешь себя лучше?

Смахнув мох, он вытер череп, притянул жену к себе и поцеловал ее.

– Хотел бы я всегда быть рядом с тобой. Когда ты рядом, я не тревожусь. Только эти набеги меня раздражают.

– Думаю, их больше не будет.

Его взгляд был обращен в полумрак; юное лицо, темное от загара и с морщинами от суровой жизни, внезапно помрачнело. Он резко поднялся на ноги.

– У меня предчувствие, что Джесс Джеймс Хартвелл замышляет еще один.

– Предчувствие? – Она глядела на него с тревогой. – Может, это не так.

– Может, – с сомнением проговорил Линк. – Только мои предчувствия чаще всего попадают в точку. – Он бросил взгляд в сторону костра. Плечи его расправились.

– Линк?

– Он рассчитывает на него, Кэсси. Сидит там и думает о жратве, которую мы взяли в последнем городке. Это брюхо его подзуживает. Я не собираюсь идти у него на поводу.

– Лучше не затевай ничего такого.

– Я должен… поговорить с ним, – произнес Линк едва слышно и скрылся в тени деревьев. Когда он приблизился к кругу света, образованного костром, кто-то вопросительно окликнул его жутким уханьем совы, скорбным и рыдающим. Линк понял интонацию и ответил вороньим карканьем. У каждого племени Бродячих Псов был свой язык, которым они пользовались, находясь на опасной территории, ибо между племенами не было единства, и кое-какие группы Бродячих Псов снимали скальпы. Было даже несколько групп людоедов, но этих выродков остальные ненавидели и убивали при первой возможности.

Линк вошел в лагерь. Широкая грудь его большой, крепкой, мускулистой фигуры колесом выгибалась под курткой из оленьей шкуры с бахромой; лысину сейчас скрывала беличья шапка. На месте стоянки наспех были сооружены временные жилища; крытые листьями пристройки обеспечивали минимум уединения, и несколько женщин занимались там шитьем. У котла для приготовления пищи Бетшеба Хартвелл раздавала бифштексы из медвежатины. Джесс Джеймс Хартвелл, огромный как бык, с горбатым носом, шрамом на щеке и наполовину седой бородой, с наслаждением ел мясо и печенье, запивая их зеленым черепаховым супом, – это была часть добычи последнего набега. На безукоризненно чистом куске белой ткани перед ним были икра, сардины, улитки, пикули и другие лакомства, которые он брал понемногу крошечной серебряной вилочкой, целиком скрывавшейся в его большой волосатой руке.

– Подходи и поешь, плешивый, – пророкотал Хартвелл. – А где твоя скво? Она, наверное, здорово проголодалась.

– Она скоро придет, – ответил Линк. Он не знал, что Кэсси притаилась в подлеске с обнаженным метательным ножом в руке. Его мысли были сконцентрированы на вожде, и он все еще ощущал то, что назвал предчувствием и что на самом деле являлось неразвитым телепатическим восприятием. Да, Хартвелл думал о новом набеге.

Линк взял у Бетшебы бифштекс, хотя и горячий, но не обжегший его загрубелых рук, присел на корточки рядом с Хартвеллом и впился зубами в сочное, вкусное мясо. Он не сводил взгляда с бородатого лица вожака.

– Мы теперь за пределами Канады, – сказал он наконец. – Помаленьку теплеет. Идем дальше на юг?

– Конечно, – кивнул Хартвелл. – Мне неохота обморозить и потерять еще один палец. Даже здесь слишком холодно.

– Стало быть, будет охота. И дикая кукуруза скоро поспеет. Еды будет вдоволь.

– Передай печенье, Бетшеба. – Он рыгнул. – Чем больше мы будем есть, Линк, тем больше жиру нагуляем к следующей зиме.

Линк кивнул на белую «скатерть».

– От этого жиру не нагуляешь.

– Зато вкусно. Попробуй вот эту икорку.

– Ага… Тьфу! Где вода?

Хартвелл рассмеялся.

– А летом пойдем на север? – спросил Линк.

– Мы еще не голосовали. Я бы сказал, нет. По мне, лучше двигаться к югу.

– Больше городов. Продолжать набеги небезопасно, Джесс.

– Никому нас не найти, когда мы возвращаемся в лес.

– У них есть оружие.

– Боишься?

– Ничего я не боюсь, – сказал Линк. – Только я вроде как знаю, что ты думаешь о новом рейде. И хочу сказать, чтоб ты на меня не рассчитывал.

Широкие плечи Хартвелла опустились. Он подцепил сардину, съел ее, потом повернулся к юноше и посмотрел на него из-под полуприкрытых век.

– Струсил? – Это прозвучало, как Вопрос, так что лезть в драку было необязательно.

– Ты видел, как я выходил с ножом на гризли.

– Я знаю, – сказал Хартвелл, почесывая белую прядь в бороде. – Однако, парень, любой может струсить. Пойми, я не утверждаю этого. Но все-таки никто другой-то не пытается выйти из игры.

– Во время того, первого, налета мы подыхали с голоду. Когда был второй… что ж, его тоже можно как-то объяснить. Но я не вижу никакой пользы в налетах только ради того, чтобы ты мог есть икру и червяков.

– Не только ради этого, Линк. Мы также достали одеяла. Такие вещи нам были нужны. Как только нам в руки попадет несколько ружей…

– Становишься слишком ленивым, чтоб натягивать лук?

– Если ты ищешь драки, – медленно проговорил Хартвелл, – могу доставить тебе это удовольствие. Если нет – заткнись.

– О’кей, – сказал Линк. – Но я сказал, что не буду больше участвовать ни в каких набегах.

Кэсси, затаившаяся в тени кустов, крепче сжала рукоятку кинжала. Но Хартвелл неожиданно рассмеялся и запустил обглоданной костью в голову Линка. Юноша увернулся и исподлобья посмотрел на него.

– Вот придет день, когда придется потуже затянуть пояса, тогда ты изменишь свое мнение, – сказал Хартвелл. – А сейчас забудь об этом. Позови свою скво и заставь поесть: она слишком тощая. – Он повернулся к лесу. – Кэсси! Иди сюда и поешь рыбного супу.

Линк смотрел в другую сторону, поправляя свою шапку. Его лицо было уже не таким мрачным, хотя по-прежнему оставалось задумчивым. Кэсси вложила кинжал в ножны и вышла к костру. Хартвелл поманил ее.

– Садись, поешь, – сказал он.

Атмосфера вновь была мирной; хотя волнение улеглось, Кэсси знала, что Линк все еще находится в дурном расположении духа. Однако хорошее настроение Хартвелла было гарантией, что не возникнет никакого скандала, если ему не нанесут прямого оскорбления. Он пустил по кругу бутылку виски – свою добычу; выпивка была редким угощением, поскольку племя могло гнать самогон, только длительное время оставаясь на одном месте, а это случалось не часто. Линк много не пил. Еще долго после того, как потушили костер и из-под навесов вокруг послышался храп, он лежал без сна, обеспокоенный и напряженный.

Что-то или кто-то – звал его.

Это было похоже на его предчувствие, на то, что он ощущал во время набегов, и на ощущение приближения Кэсси, однако в этом было какое-то странное, волнующее отличие. В непонятном призыве звучало дружеское участие, которого он никогда прежде не чувствовал.

Смутный и неопределенный образ обитателя, спрятавшегося глубоко в его сознании, проснулся и отозвался на этот зов родственного существа.

Через какое-то время Линк приподнялся на локте и посмотрел на Кэсси, лицо которой было частично скрыто глубокой чернотой ее разметавшихся волос. Он мягко коснулся девушки и ощутил нежное, живое тепло. Затем он бесшумно выскользнул из-под навеса и встал во весь рост, оглядываясь вокруг.

Слышались только шелест листьев и плеск ручья, больше ничего. Там и тут на земле лежали пятна лунного света. Негромко прошуршала в траве древесная крыса. Холодный, бодрящий воздух обжег свежестью щеки и глаза Линка.

Внезапно ему стало страшно, почему-то вспомнились старые народные сказки. Он припомнил рассказы своей приемной матери о людях, которые могли превращаться в волков, о Бендиго, летавшем, подобно сильному ветру, над одинокими лесами, о Черном Человеке, покупавшем души; бесформенные, темные страхи детства, казалось, ожили, воплотились в кошмарной реальности. Он убил ножом гризли, он не трус, но ему никогда еще не приходилось стоять вот так, среди ночи, одному в лесу; а беззвучный Зов все шелестел в его сознании, заставляя сильнее биться сердце в некоем страстном ответе.

Ему было страшно, но соблазн был слишком велик. Линк повернулся на юг и вышел из лагеря. Долгие годы жизни в лесу научили его двигаться бесшумно. Легко переступая с камня на камень, он перешел ручей и поднялся по склону. Там, ожидая его, на пне сидел человек.

Он сидел спиной к Линку, и видны были лишь ссутулившиеся плечи и лысая, поблескивающая в лунном свете, голова. На мгновение Линк почувствовал леденящий страх: вдруг, когда человек обернется, он увидит свое собственное лицо. Он нащупал нож. Недоуменное волнение все поднималось в нем, приводя мысли в смятение.

– Здравствуй, Линк, – произнес низкий голос.

Линк двигался бесшумно – и знал это. Каким образом темная фигура почувствовала его приближение? Черный Человек?..

– Я выгляжу черным? – спросил человек, встал и обернулся. Он усмехался – нет, улыбался, – и его лицо было темным и морщинистым. На нем была городская одежда.

Нет, он не был Черным Человеком – у него не было раздвоенных копыт. А теплое, искреннее дружелюбие, исходящее от него, действовало на Линка успокаивающе, несмотря на все его подозрения.

– Ты звал меня, – сказал Линк. – Я хочу в этом разобраться. – Его глаза остановились на лысом черепе.

– Меня зовут Бартон, – сказал мужчина. – Дэйв Бартон. – Он поднял что-то серое – скальп? – и аккуратно укрепил на своей голове, удовлетворенно усмехнувшись.

– Я чувствую себя голым без парика. Но я должен был показать тебе, что я… э-э… – Он пытался найти слово, соответствующее телепатическому символу. – Что ты один из нас, – закончил он.

– Я не…

– Ты лыска, – сказал Бартон, – но не знаешь об этом. Я уже прочитал это в твоих мыслях.

– Прочитал в мыслях? – Линк сделал шаг назад.

– Ты знаешь, кто такие лыски? Телепаты?

– Конечно, – сказал Линк неуверенно. – Я слыхал рассказы про них. Нам не слишком много известно о городской жизни. Послушай, – у него вновь возникли подозрения. – Как ты здесь оказался? Как…

– Я искал тебя.

– Меня? Зачем?

– Потому что ты – один из нас, – терпеливо повторил Бартон. – Я вижу, мне многое придется объяснять. Возможно, с самого начала. Итак…

Он рассказывал; объясниться было бы еще труднее, не будь они лысками. Хотя Линк не был телепатически обучен, но тем не менее воспринимал достаточно хорошо те мысленные утверждения, что помогали прояснить вопросы, возникающие в его разуме. И Бартон говорил о Взрыве, о жесткой радиации – для Линка это было китайской грамотой, пока Бартон не воспользовался телепатической символикой, – и прежде всего о том невероятном факте, что Линк не был всего лишь безволосым уродом в своем племени, что есть и другие лыски, и их очень много.

Это было существенно, ибо Линк уловил скрытое значение информации. Он в какой-то мере ощутил теплое, глубокое взаимопонимание между телепатами, тесное единство расы, чувство принадлежности к ней, которого у него никогда не было. Уже сейчас, в лесу, наедине с Бартоном, он чувствовал более искреннюю близость, чем ему когда-либо приходилось испытывать.

Он был понятлив. Задавал вопросы. А через некоторое время это стал делать и Бартон.

– Набеги организует Джесс Джеймс Хартвелл. Да, я участвовал в них. Значит, вы все носите эти парики?

– Естественно. Телепатов много, и всех нас объединяют общие заботы.

– И… и никто не смеется над вами из-за того, что вы лысые?

– Я похож на лысого? – спросил Бартон. – Конечно, есть свои неудобства, но и преимуществ немало.

– Еще бы! – Линк глубоко вздохнул. – Люди… того же вида… твоего вида… – Речь его стала нечленораздельной.

– Нелыски не всегда предоставляли нам равные возможности. Они боялись нас – немного. Поэтому нас с детства учат никогда не пользоваться преимуществами наших телепатических способностей при людях.

– Да, я понимаю. В этом есть смысл.

– Теперь ты понял, почему я появился, не так ли?

– Вроде я могу понять, – медленно произнес Линк. – Эти набеги… люди могут подумать, что это связано с лыской… Я ведь лыска!

Бартон кивнул.

– Бродячие Псы никого особо не беспокоят. Несколько набегов – мы с этим можем разобраться. Но чтобы с ними был связан один из телепатов – такого нельзя допускать.

– Сегодня вечером я сказал Джессу Джеймсу Хартвеллу, что больше не буду принимать участия в набегах, – сообщил Линк. – Он не станет меня заставлять.

– Да… Это хорошо. Послушай, Линк. Почему бы тебе не поехать со мной?

Годы тренировки заставили Линка сделать паузу.

– Мне? Отправиться в город? Мы этого не делаем.

– Вы?

– Ну… Бродячие Псы. Я не Бродячий Пес, да? Господи, это… – Он потер челюсть. – У меня все перепуталось, Бартон!

– Вот что. Поехали сейчас со мной, посмотришь, может, тебе и понравится наша жизнь. Тебя никогда не учили пользоваться телепатическими способностями, так что ты вроде как полуслепой. Увидишь все своими глазами, а потом решишь, что тебе больше по душе.

Линк хотел было сказать о Кэсси, но промолчал, опасаясь, что, если расскажет о ней, Бартон может взять свое предложение назад. К тому же, в конце концов, он ведь не собирался оставлять ее навсегда. Всего-то на неделю-другую, а там он вернется.

Бели только он не возьмет Кэсси с собой сейчас…

Нет. Почему-то ему было стыдно признаться, что он, лыска, женился на девушке из племени Бродячих Псоа Хотя он весьма гордился самой Кэсси. Он никогда ее не бросит. Просто..

Он был одинок. Страшно, отвратительно одинок, и то, что ему удалось понять из мыслей и слов Бартона, влекло его с неодолимой силой. Где-то есть мир, к которому он принадлежит, где никто не станет называть его плешивым, где он никогда не будет чувствовать себя неполноценным рядом с бородатыми мужчинами. Собственный парик.

Всего лишь несколько недель. Он не мог упустить возможность. Не мог! Кэсси будет ждать его, будет ждать, когда он вернется.

– Я поеду с тобой, – сказал он. – Я готов прямо сейчас. О’кей?

Однако Бартон, читавший мысли Линка, заколебался, прежде чем ответить.

– О'кей, – сказал он наконец. – Поехали.

Три недели спустя Бартон сидел в солярии Макнея, устало прикрыв глаза рукой.

– Ты же знаешь, – сказал он, – Линк женат на девушке из племени Бродячих Псов. Он понятия не имеет, что нам это известно.

– Это что-то меняет? – спросил Макней. Он выглядел усталым и встревоженным.

– Полагаю, что нет. Но я решил упомянуть об этом из-за Алексы.

– Она разберется в собственных чувствах. Вероятно, девочка уже знает, что Линк женат, сколько недель она натаскивает его в телепатии.

– Я заметил это, когда вошел.

– Да, – проговорил Макней, потерев лоб. – Поэтому мы и пользуемся речью. Телепатические беседы сбивают Линка с толку, если собеседников больше одного: он все еще учится селективности.

– Как тебе нравится парень?

– Он мне нравится. Хотя он не… не совсем такой, как я ожидал.

– Он вырос с Бродячими Псами.

– Он один из нас, – сказал Макней с нажимом.

– Никаких симптомов параноидных тенденций?

– Определенно, нет. Алекса согласна со мной.

– Прекрасно, – сказал Бартон. – Это меня успокаивает. Именно этого я больше всего боялся. Что же касается девушки из племени Бродячих Псов, она не из нас, и мы не можем допустить ослабления расы путем смешанных браков с людьми. Это является аксиомой почти с самого Взрыва. Мне лично кажется, что, если Линк женится на Алексе или еще на какой-нибудь девушке из наших, это только к лучшему, а о предыдущих связях можно забыть.

– Это ей решать, – сказал Макней. – Были еще налеты Бродячих Псов?

– Нет. Но они меня заботят меньше всего. Сергей Коллахен ушел в подполье. Я не могу выяснить его местонахождение, а я этого очень хочу.

– Только чтобы убить его?

– Нет. Он должен знать других параноидов, занимающих ключевые позиции в их цепочке. Я хочу вытянуть из него эту информацию. Он не может затуманить свой мозг навечно, и когда все сложится так, как нужно, у него останется не слишком много секретов.

– Вряд ли мы сможем выиграть эту битву.

– Вот как?

– Я пока ничего не могу сказать, – произнес Макней со скрытой силой. – Я даже не могу позволить себе думать о проблеме. Я… получается так, в общем, суть в том, что существует единственное уравнение, которое должно быть решено. Но еще не сейчас. Поскольку, как только я решу его, мои мысли сразу можно будет прочесть. Сперва необходимо разработать все мелкие детали. Потом…

– Да?

– Я не знаю. – Улыбка Макнея была горькой. – Я найду ответ. Я не сидел сложа руки.

– Если б мы смогли раскрыть тайну Способности, – сказал Бартон, – если бы мы могли перехватывать код параноидов…

– Или, – добавил Макней, – если бы у нас был свой код…

– Не поддающийся дешифровке.

– Что невозможно сделать при помощи механических средств. Никакой шифратор не годится, потому что мы должны будем знать ключ, а параноиды могут читать наши мысли. Я не хочу некоторое время думать об этом, Дэйв. Детали – да. Но не сама проблема. Я… вдруг я решу ее прежде, чем буду готов.

– Параноиды тоже не сидят без дела, – сказал Бартон. – Их дезинформация распространяется. Эти разговоры о секретном оружии Галилео все еще продолжаются.

– И Галилео не выступил с опровержением?

– Откровенно об этом никто не говорит. А как выступить против клеветнической кампании? Именно это, Дэррил, может в конечном счете привести к скандалу. Можно сражаться с человеком или с вещью, но нельзя сражаться с ветром. Ветром клеветы.

– Но атомные бомбы! В конце концов…

– Я знаю. И тем не менее какая-нибудь горячая голова в любое время может достаточно испугаться, чтобы перейти к действию. «В Галилео есть секретное оружие, – скажет он. – Это небезопасно. Они собираются напасть на нас». И возьмет фальстарт. После этого будут и другие инциденты.

– И мы окажемся в самом центре. Мы не можем оставаться нейтральными. Я думаю, Дэйв, рано или поздно будет погром.

– Мы переживем его.

– Ты так думаешь? Когда рука каждого нелыски готова будет ударить телепата – будь то мужчина, женщина или ребенок? Пощады никому не будет. Нам нужен другой мир, новый мир..

– С этим придется подождать, пока у нас появятся межзвездные корабли.

– А тем временем мы, значит, живем взаймы. Может быть, лучше всего было бы, если бы мы снова смешались с расой обычных людей.

– Регресс?

– Положим, что так. Мы сейчас в положении единорога в табуне лошадей. Мы не смеем использовать свой рог для собственной защиты, просто должны прикидываться лошадьми.

– Лев и единорог, – сказал Бартон, – сражались за корону. Что ж, Коллахен с его параноидами – это лев, вполне подходяще. Но корона?

– Это неизбежно должно быть правление, – ответил Макней. – Два господствующих вида не могут существовать на одной планете или даже в одной системе. Люди и телепаты не могут поровну разделить господство. В настоящий момент мы подчиняемся. Рано или поздно мы достигнем цели Коллахена, только другим путем. Но не посредством унижения или порабощения людей! Наше оружие – естественный отбор. Биология на нашей стороне. Если только нам удастся сохранить с людьми мир до тех пор, пока..

– И изгнать их из города, – вставил Бартон.

– Поэтому люди не должны подозревать ни о том, что между львом и единорогом идет битва, ни о том, за что они сражаются. Если люди узнают, мы не переживем погрома, а укрыться будет негде. Наша раса слишком податливая, благодаря окружению и адаптации.

– Меня волнует Коллахен, – неожиданно сказал Бартон. – Я не знаю, что он затевает. Когда узнаю, возможно, будет слишком поздно. Если он приведет в действие что-нибудь такое, что нельзя остановить…

– Я буду продолжать работать, – пообещал Макней. – Возможно, скоро смогу тебе кое-что дать.

– Надеюсь. Ну что ж, сегодня вечером я лечу в Сент-Ник. Якобы для того, чтобы инспектировать местный зоопарк. На самом деле, может быть, там мне удастся напасть на след Коллахена.

– Я провожу тебя до деревни. – Макней вошел в подъемник вместе с Бартоном. Они вышли на теплый весенний воздух, глядя сквозь прозрачную стену в комнату, где Алекса сидела с Линком перед телевизором.