Текст книги "Ссылка"

Автор книги: Геннадий Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– А что тут уговаривать. Парень ладный. Образованный. Вон все Клавкины подружки на тебя засматривались. Она‑то чья будет?

– Не здешняя.

– А…а – протянула Матрена.

Никита не желая дальнейших расспросов бабки, схватил самовар и потащил его к себе.

Матрена, разочарованная тем, что разговор прервался на самом интересном для нее месте, открыла Никите дверь и, поджав губы, скрылась опять у себя за занавеской.

Клава не спала. Она открыла Никите дверь и прижала палец к губам, давая понять, что Анна еще спит и следует вести себя потише. Никита осторожно поставил самовар на стол и взглянул на кровать. Анна свернувшись калачиком спала лицом к стене. Правое плечо было оголено. Никита смущенно отвел глаза.

– Надо бы баньку ей изладить – шепотом сказал он.

– Сегодня вечером изладим. Приду пораньше, воды натаскаю – так же шепотом согласилась Клава.

Они попили чаю и Клава стала собираться. Никита тоже взялся за полупальто.

– А ты куда? Рано ведь тебе. Исполком закрыт еще – удивилась Клава.

– Пойду на реку гляну и может к Семену загляну.

Оставаться в такой обстановке вдвоем с Анной Никита считал для себя неприличным.

– Ну пойдем тогда – понимающе сказала Клава – Видела твоего тут дружка. Спрашивал про тебя.

Они оделись, Клава чиркнула Анне записку и брат с сестрой тихонько вышли в коридор. Клава еще заглянула к бабке Матрене предупредить, что бы та не будила рано Анну.

На улице вовсю хозяйничала весна. В эту ночь даже под утро не подморозило. Дощатые тротуары хлюпали в воде. Солнце выглядывало из‑за куполов собора, обтекало их и играло позолотой. Редкие прохожие были одеты по‑весеннему легко, щурились на яркие блики. В их лицах читалась и радость и надежда. Каждый надеялся, что эта весна обязательно принесет ему счастливые перемены.

Клава критически осмотрела Никиту с ног до головы и заметила:

– Вид у тебя братишка, явно не жениха. Не пора ли обновить гардероб, да и должности директора школы соответствовать надо.

– На какие шиши? – усмехнулся Никита – Было кое‑что, так матери оставил. Когда еще их увижу. Вот получу подъемные, может что и выкрою на свой гардероб.

Недалеко от больницы. Клава остановила Никиту, взяла его обоими руками за отвороты полупальто и глядя ему прямо в глаза сказала:

– Никита, мне Аня рассказала все. Ей теперь без нас никак нельзя. Надо как‑то помочь человеку. Не пропадать же девке. Да и люба она тебе. Я же вижу.

Клава разволновалась. В глазах заблестели слезы. Никита растерянно поглаживал ее пальцы:

– Надо, Клава помочь. Обязательно надо. Но как это сделать я пока не знаю. Я все время ломаю голову и ничего не могу придумать. Одно ясно, что оставлять ее одну нельзя.

– У меня тут есть одна мысль – уже спокойней произнесла Клава – Если все получится, можно будет что‑то предпринять.

– Что еще за мысль?

– Потом, Никита, потом. А сейчас я бегу. Опаздываю. До встречи. Пока.

Клава махнула брату рукой и побежала к дверям больницы.

Никита нерешительно помялся у больничной ограды, а затем медленно с задумчивым видом направился к реке.

Льда несло много, но льдины были небольшого размера. Река разлилась и вот‑вот готова была пролиться через невысокую бровку и залить луг на той стороне. На этом берегу пара мужиков смолили лодку. «Собираются на рыбалку – подумал Никита – Через пару дней и пароход придет. Мне надо будет добираться к месту назначения, а Анне плыть в Котлас. Неужели ничего не сделать?» от отчаянья Никита с силой пнул по валявшемуся рядом булыжнику и тут же чуть не взвыл от боли. Он доковылял до опрокинутой рядом лодки и присел на нее. Никита снял сапог и шерстяной носок. Ничего страшного. Просто ушиб. Он обулся, боль отвлекла его немного и Никита пошел, чуть прихрамывая, к зданию исполкома.

В приемной заведующей отделом народного образования Булыгиной Галины Борисовны уже были посетители. Никита присел на крайний стул. Секретарша Вера узнала его и кивнула головой.

– Товарищ Павлов, Галина Борисовна просила вас зайти к ней, как только появитесь.

Никита снял полупальто, повесил его вместе с кепкой на вешалку, стоящую в углу и, слегка волнуясь, шагнул в кабинет. За массивным столом, обитым зеленым сукном восседала дородная с мужеподобным лицом, женщина лет сорока пяти. Над ее головой висел портрет Сталина. К рабочему столу примыкал буквой «Т», длинный стол со стульями. Галина Борисовна гордилась своей биографией. В ее личном деле в графе об образовании было записано: «Два курса Петербургского университета и полный курс политграмоты в подпольных марксистских кружках. В начале третьего курса ее отчислили из университета и сослали в Вологодскую губернию за революционную деятельность. Там она в небольшом городке Никольске проработала учительницей начальных классов, а потом сбежала из под надзора полиции в Вологду, где товарищи по партии приютили ее и сделали профессиональной подпольщицей. Она работала над листовками, рассылала их, занималась агитационной работой и выполняла другие ответственные поручения. После революции партия бросала ее на различные участки строительства социализма, но потом ее личные амбиции не совпали с интересами партии, и Галину Борисовну потихоньку сплавили в отдаленный городок на должность заведующей отделом народного образования. Она считала себя обиженной этим назначением, но к работе относилась добросовестно и не теряла надежды на более высокую должность пока здесь а затем в областном масштабе. Материальная сторона для Галины Борисовны не имела значения. Для нее важно было быть на виду. Замужем она никогда не была, детей не завела, но как воспитывать детей, она, как ей казалось, знала точно. Главное, чтобы они были верны идеям Ленина и Сталина.

Галина Борисовна заметив вышедшего Никиту, встала с грохотом отодвинула стул и вышла из‑за стола.

– Здравствуй, Павлов, – протянула она руку Никите.

– Здравствуйте, Галина Борисовна. – Взял он большую, пухлую ладонь зав. отделом.

– Я тебя еще вчера ждала. – Указала она на стул. – Садись.

– Не успел. Галина Борисовна, пешком шел. – Устраивался на стуле Никита.

– Пешком? – Удивилась зав. Отделом. – Далеко ведь.

– Ничего, мы люди привычные. – Спокойно заметил Никита. – Мой отец вон в Питер пешком хаживал.

Галина Борисовна прошла за свой стол, грузно осела на заскрипевший под ее весом стул, и торжественно заявила:

– Подожди, Павлов, буду и у нас и дороги, и автомобили по ним ездить. Потерпеть только надо.

Никита промолчал, а зав. отделом уже официально деловым тоном продолжила:

– Товарищ Павлов, мы назначаем вас директором Покровской семилетней школы. Вопрос согласован с райкомом комсомола и райкомом партии. Надеемся, что вы оправдаете наше доверие.

– Я постараюсь, – ответил Никита.

– Да уже постарайся, снова перешла на «ты» зав. отделом. – Подробности тебе объяснят в методическом кабинете, приказ получишь у секретаря, подъемные в кассе. Все ясно?

– Все, Галина Борисовна. Только один вопрос. Почему это происходит в конце учебного года?

Галина Борисовна приподнялась со стула, оперлась обеими руками на стол и подала тело вперед.

– Да потому что твой предшественник гадом оказался. – прошипела она. – Жена у него сучка, своего ребенка в церкви крестила, на всю область опозорили. Вот и пришлось расстаться. – Зав. отделом так же внезапно успокоилась. – Так что выводы делай сам.

Она сияла телефонную трубку.

– Алло, коммутатор. Мне райком партии, Кудрявцева. Слышно было как в трубке щелкнуло, соединяла с абонентом. Галина Борисовна откинулась на спинку стула. – Анатолий Петрович, это Булыгина. У меня тут Павлов. Да‑да. поняла. Сейчас подошлю. Она осторожно положила трубку на аппарат и подняла голову к Никите. – Зайди в райком к Кудрявцеву. Побеседовать с тобой хочет. Сейчас иди. Свои дела здесь потом сделаешь. А у меня к тебе пока все. Желаю успеха. Как‑нибудь наведаюсь к тебе в школу. Прощай.

Никита попрощался и пошел к дверям. Зав. отделом проводила его взглядом. Собственно ей нравился этот парень. Из крестьянской семьи, образование сумел получить, семью на себе тянет. «Это свой, – подумала Галина Борисовна, – не то что некоторые чистоплюи, учительская интеллигенция, от которых всего ожидать можно. Одет уж только бедновато». Она крикнула в дверь.

– Вера!

– Да, Галина Борисовна, – показалась на пороге секретарша.

– Ты проследи, чтобы в бухгалтерии деньги Павлову приготовили. Да пусть не скупятся, сделают все по максимуму. А то знаю я их. И так и эдак могут.

– Хорошо, Галина Борисовна. Все?

– Все. Ступай. Кто там ко мне, пусть заходит. – Галина Борисовна пододвинула к себе бумаги и углубилась в них, придав лицу деловое выражение.

Здание райкома партии было почти рядом. Никита поднялся на второй этаж, прошел по коридору и уперся в дверь с табличкой «Инструктор райкома тов. Кудрявцев А.Н.». Никита без церемоний потянул дверь на себя. Он хорошо знал Кудрявцева. Тот курировал в районе образование и культуру. Никите приходилось иногда с ним общаться. Они были почти одногодками. Но Кудрявцев избегал фамильярности, старался держать дистанцию с рядовыми членами партии и работниками подконтрольных ему учреждениях. Время было неспокойным. В рядах партии было еще много «врагов», в газетах постоянно разоблачались вредители, террористические организации, и Кудрявцев даже в мыслях боялся хоть как‑то быть заподозренным в нелояльности к партии. Свою преданность делу Ленина‑Сталина он подчеркивал при каждом удобном случае.

Кабинет инструктора был немного поменьше, чем у зав. РОНО, но выдержан был в том же стиле. Тот же стол, обитый зеленым сукном, тот же портрет на стене. Кудрявцев в строгом черном костюме с галстуком на рубашке темного цвета, приподнял очки на лоб, взглянул на вошедшего Никиту и жестом указал на ближайший стул.

– Садитесь. Никита Андреевич.

Никита удобно устроился на стуле, сложив руки на груди и скрестив ноги. Хотя от сидящего перед ним человека иногда и зависело многое, но Никита не испытывал перед ним робости. Скорее он относился к нему снисходительно. Пыжишься, ну и пыжься на здоровье. Главное, чтобы не лопнул.

– Мне Галина Борисовна сказала, чтобы я зашел в райком, – пояснил Никита цель своего визита.

– Я знаю, – откинулся на спинку стула Кудрявцев, покручивая пальцами очки. – Надеюсь она объяснила почему нам пришлось расстаться с вашим предшественником.

– Да, объяснила, – ответил Никита, глядя на очки инструктора. – «И чего он их таскает с собой. Никогда не видел, чтобы он читал или ходил в очках».

– Вот видите, какие люди бывают среди нас, – Кудрявцев встал из‑за стола и горячо заговорил, расхаживая по кабинету. Он долго и нудно объяснял Никите о роли учителя в политической жизни страны, о происках врагов, затесавшихся в ряды пролетариата и крестьянства, о трудностях в стране, которые на руку отдельным элементам.

Наконец, он выговорился, и довольный своим красноречием вернулся за стол.

– Так что у нас на тебя надежда. Надо остановить в школе разлагающее влияние бывшего директора. Если потребуется наша помощь, обращайтесь.

– Хорошо, согласился Никита, нетерпеливо поглядывая на настенные часы.

– На месте держи связь с партячейкой. И… – Тут Кудрявцев накинул очки на нос, – подумай о вступлении в партию. Расти надо.

– Я думал об этом, – как бы смущаясь ответил Никита. – но, боюсь, что еще не созрел.

– Ничего. – снисходительно бросил инструктор. – Это нам судить созрели вы или нет. Готовься.

Это звучало уже как приказ. Никита пожал плечами и стал теребить кепку. Кудрявцев заметил это, нехотя свернул беседу, пожелал гостю успехов в работе и попрощался. На этот раз он привстал со стула и протянул Никите руку. Тот пожал ее и поспешил из кабинета. За дверью Никита остановился, нахлобучил кепку и сплюнул: «Ну и демагог. Но пойдет далеко», – подумал он и стал спускаться к выходу. Надо было опять идти в исполком.

В приемной зав. РОНО Вера подала Никите две копии приказа о назначении и сказала:

– Никита Андреевич, один вам, а второй отдадите председателю сельсовета, Рябову Михаилу Васильевичу. Я звонила, вас будут ждать. – Она дружелюбно улыбнулась. Но моему он был очень рад, что вас назначили в его школу.

– Это хорошо. – Никита принял приказы от Веры, сложил их, сунул в нагрудный карман и пошутил. – А со мной бы поехала?

– Скажете тоже, – зарделась девушка и бросилась собирать бумаги.

Уже провожая Никиту глазами, она подумала. – «Ой, поехала бы, Никита, еще как бы поехала!» Вера мечтательно прикрыла глаза. Никита был предметом ее тайной влюбленности, хотя на взаимность она и не надеялась. Личная жизнь Веры не сложилась. Замуж она вышла рано, родила дочку, но муж оказался баламутом и бездельником. Злоупотреблял водочкой и не прочь был сбегать на сторону. Вера все это скрывала и тянула семью на себе.

Никита не подозревая о чувствах Веры к себе, прошел в бухгалтерию. Сумма подъемных его приятно удивила. Он рассчитывал на меньшее. Все дела были сделаны и Никита вышел на улицу.

На улице было тепло. Никита расстегнул пальто, стащил с головы кепку, поднял лицо к солнцу и с удовольствием чихнул. На сегодняшний день он был доволен жизнью, если бы не мучивший его вопрос – как помочь девушке, которая находится сейчас в Клавиной комнатке. Ничего в голову не шло, правда была одна мысль, но она казалась Никите настолько нереальной, что он всерьез ее не осмысливал. Так как для реализации этого нужны были метрики, и самое главное, согласие Анны. Никита с долей ничтожной вероятности допускал, что Анна согласится на этот вариант, но даже если у нее и есть подлинные документы, их предъявлять где‑либо нельзя. Ее имя есть в списках ссыльных в милиции, хотя возможно и с пометкой – умерла. Но нет гарантии, что попадись в руки милиции подлинные документы Анны, она немедленно будет арестована. Подсознательно Никита понимал, что в этом случае по этапу загремит и он, и Клава, а может и еще кого по пути прихватят. О себе он думал меньше всего, а Клаву он считал необходимым оградить от возможных бед.

Никита шел к базару, занятый своими мыслями и внезапно вздрогнул, когда его дернули за рукав. Это была Клава.

– Ты что оглох, – смеялась она. – кричу‑кричу, а ты как уши заткнул.

– Прости, задумался, – улыбнулся виновато Никита. – Ты откуда?

– С работы, что‑нибудь купить надо. Баньку затопим, праздник устроим.

– С чего это праздник? – усмехнулся Никита.

– Как с чего? – Удивилась Клава. – Назначение твое отметим и еще кое‑какой повод есть.

– Что еще за повод?

– Пойдем, – потянула за рукав Клава Никиту. – Присядем где‑нибудь.

Никита с недоумением взглянул на сестру, но ничего не сказал и послушно последовал за ней. Они прошли в небольшой скверик и устроились на деревянной лавочке. Клака засунула руку в матерчатую сумку и вытащила оттуда блестящий черной кожи ридикюль с никелированными застежками. Никита удивленно взглянул на него. Такого ридикюля у Клавы он раньше не видел. Клава щелкнула застежками, достала из ридикюля сложенную в четверо бумагу и протянула ее брату.

– На, читай.

Никита прочитал бумагу, потом еще, и еще раз. Это была метрика на Полякову Анну Матвеевну с указанием места и даты рождения. Заверенная Сысольским сельсоветом республики Коми. Никита дрожащими руками сложил бумагу и осипшим от волнения голосом спросил:

– Откуда это у тебя?

– Откуда? – Переспросила Клава и задумалась, как бы не зная с чего начать. – В общем было это прошлой осенью. Я дежурила в больнице, когда позвонили с Усть‑Виледи и сказали, что на пароходе, плывущем с Коми находится девушка в очень тяжелом состоянии. Мы с фельдшерицей Павлой Сергеевной выпросили лошадь с телегой у пожарников и поехали встречать пароход. Девушка была в бессознательном состоянии. Пока Павла Сергеевна делала ей уколы, ко мне подошла пожилая женщина, подала мне этот ридикюль и сказала, чтобы я сохранила его. Больная просила. Я спросила, знает ли она девушку. А женщина ответила, что не знает. Они плыли вместе. Знает только, что девушку зовут Анной Поляковой. Она себя плохо чувствовала, теряла сознание и очень просила сохранить ридикюль, мамин подарок. «Ты уж обязательно сохрани, – напутствовала меня женщина, – никого, похоже, у ней нет – памятью дорожит». Потом мы девушку с двумя пожарниками вынесли с парохода и погрузили на телегу. Когда подъезжали с больнице, девушке стало хуже и она умерла. Павла Сергеевна приказала сразу ехать к моргу. Там велела одежду с нее и вообще все, что есть при ней собрать и сжечь. Мы так и сделали. Тогда все боялись тифа. Только ридикюль я незаметно вытащила из за пазухи и сунула под крыльцо морга. Пожарникам Павла Сергеевна спирту дала, карболкой их обработала. Мы и сами продезинфицировались. А на утро девушку одели во все больничное и похоронили на кладбище. Меня тогда спрашивали: были ли при девушке какие‑нибудь документы. А я побоялась рассказать про ридикюль, боялась, что и его сожгут, да и я могла бы с работы вылететь за то, что ослушалась Павлу Сергеевну и не все отдала. Разве я не права тут? Клава разгорячилась. – Ну, должна же остаться от человека хоть какая‑то память! Что я не права? Никита промолчал, пережевывая услышанное. А Клава уже спокойней закончила, – в общем, промолчала я, а ридикюль не трогала. Может, и в самом деле думала, тиф у девушки был, так и похоронили ее. Я написала на досочке «Полякова Анна Матвеевна» и приколотила к кресту.

Потом снег выпал, я к крыльцу морга не подходила всю зиму и как‑то не думала и ридикюле, а тут как раз случай такой с Аней, вот и достала его. Видишь, что получается, и имя, и возраст подходит,

– Да, – протянул Никита, напряженно осмысливая услышанное от сестры. – Ну‑ка, что там еще есть? В ридикюле было несколько фотографий. На одной из них на стуле сидела молодая женщина с девочкой на коленях, а рядом стоял мужчина с короткими усиками, в шляпе. На второй – девочка уже, видно, постарше. Вот мужчина в оленьей дохе в ружьем в руках, девушка с букетом цветов.

– Это она? – спросил Никита.

– Похоже, – ответила Клава, – только тогда она была в очень плохом состоянии.

В ридикюле оказалась справка, выданная Поляковой Анне Матвеевне в том, что ее отец промысловый охотник Поляков Савватий Дмитриевич погиб в лесу при невыясненных обстоятельствах. Дата, подпись и печать сельсовета.

Здесь же в другом отделении ридикюля конверт с письмом. Письмо адресовалось Поляковой Анне Матвеевне и начиналось так: «Аня, здравствуй. Письмо твое с известием о смерти отца твоего Савватия Дмитриевича получила. Права была мать твоя, а моя сестра Варвара, царство ей небесное, что занятия охотой для твоего отца может когда‑нибудь плохо кончиться. Еще я ему говорила два года назад, когда он с тобой уезжал куда‑то на Север, чтобы бросал это занятие и тебя с собой не таскал. Не послушался меня и тебя теперь оставил совсем одну. Я совсем плоха, комната у меня крохотная, и тебе ничем помочь не в силах. Ты девушка взрослая и сможешь сама устроить себе судьбу. Не поминай лихом. Твоя тетка Манефа Кузьминична».

– В общем, от ворот поворот, – заметил Никита, вкладывая письмо в конверт.

– Да. – с грустью согласилась Клава, – и жизнь, видно, у нее была нелегкой.

– Что же нам теперь делать? – Никита уронил руки на колени. – Вправе ли мы воспользоваться этим?

– А почему нет? – Клава вскочила с лавочки и уперла руки в бока. – что мы корысти ради это делаем? Во имя спасения человека мы должны это сделать. Сам Бог дает нам шанс и мы должны ею использовать.

Клава разволновалась, слова ее звучали убедительно, но Никита был более прагматичен.

– Хорошо, – сказал он, – допустим, что мы воспользуемся этой метрикой, но ведь есть запись в журнале больницы и есть могилка девушки.

– Ну, – вернулась на лавочку Клава и хитровато опустила веки. – С журналом неувязка вышла. Я на страницу, где была сделана запись сегодня «нечаянно» чернила пролила. Никто не заметил, а разобрать там уже ничего нельзя, а на могилку сходим завтра, посмотрим.

Доводы сестры были серьезными, но Никита выразил еще одно опасение.

– А вдруг Анна не согласится?

– Должна согласиться. И в этом мы должны ее убедить. – Твердо заявила Клава. И просительно протянула. – Ну все, Никита, пошли домой, там все додумаем. Обедать пора.

– Подожди немного, – остановил ее Никита. – Тут у меня одна мысль была, можно сказать не очень серьезная, но с этой метрикой ее можно реализовать.

– Что еще за мысль? – подняла брови Клава.

– В общем, – тут Никита замялся и взглянул на сестру, – ты только не смейся. Это я как вариант.

– Да говори ты, ради Бога. – нетерпеливо воскликнула Клава.

– Значит так, – решился Никита. – мы с Анной едем в Покрово. Там нас Мишка Рябов расписывает в сельсовете. Она меняет фамилию на мою и тут уже у нее почти все законно. Потом она может уехать куда хочет. Якобы по семейным делам. А через некоторое время пришлет заявление на развод. Причину придумать несложно.

– Никитушка, – почти пропела Клава и бросилась на шею брату. – Это же здорово, тогда все у нас получается. – Тут она внезапно откликнулась от Никиты и лукаво прищурилась. – Слушай, а ты хотел бы по настоящему женить на Анне?

– Не болтай глупостей, – возмутился Никита.

– Ну, Никита, скажи – не унималась Клава.

Никита ответил не сразу. Он расправил на коленях мятую кепку, расстегнул ворот на рубашке, смахнул ладонью капельки пота со лба и взглянул на Клаву:

– Конечно хочу – сказал он – Вот здесь она – Никита положил руку на грудь – У меня такого чувства никогда не было, я бы все отдал, чтобы она была со мной, но… – голос Никиты зазвучал тверже – Сейчас надо, чтобы Анна об этом даже не догадывалась. Она может это понять, что я воспользовался ее положением, ее безысходностью. А для меня важно, чтобы эти ее злоключения прекратились, чтобы она в конце концов стала жить полной жизнью. Ведь это мы, наша система ее травит – Никита принизил голос И отца нашего затравили. Таких, как он, как Анна, как ее отец тысячи. Вон сколько барж с ссыльными по нашим рекам каждый год плывет, а по железной дороге сколько зон с заключенными? – глаза у Никиты сузились, скулы сжались.

– Никита, тише – встревожено оглядывалась Клава – Не надо сейчас об этом.

– Ладно – махнул рукой Никита – Пойдем домой, Аня ждет.

– Никита – укоризненно взглянула на брата Клава – Надо зайти в магазин. Ты что Анну хочешь в телогрейке везти с собой. Да и самому уже пора пальто скинуть. И не надо возражать – она прикрыла ладошкой рот Никите – У меня немного денег поднакоплено и я хочу сделать тебе и Анне подарки.

Молодые люди заглянули в магазин, потом на базар и после этого нагруженные покупками, направились домой. В комнате было прибрано, пол вымыт. Анна была рада появлению Никиты с Клавой.

– Я ждала вас раньше – сказала она.

– Дела не отпускали – складывал Никита покупки на лавку. – Хозяйка, бабка Матрена не пытала тут тебя?

– Нет – ответила Анна – Она ушла куда‑то, когда я спала.

– Так, Никита – распорядилась Клава – Мы с Аней готовим обед, а ты ступай, готовь баню.

Никита с Клавой еще раньше договорились, что о деле они с Анной будут говорить вечером после бани. Но примерить покупки Клаве не терпелось. Она попросила Анну встать посреди комнаты, достала из сумки легкий плащ, туфли, берет и подала Анне:

– Вот, меряй. По себе прикладывала. Должно все подойти.

– Это мне? – Анна растерянно перевела взгляд с Клавы на Никиту.

– Тебе, тебе – суетилась Клава вокруг Анны, то поправляя берет, то одергивая плащ – Вот туфли только как?

– Вроде хорошо – сдалась Анна натиску Клавы.

– Вот и замечательно – Клава развернула Анну к Никите и спросила – Ну и как?

Тот восхищенно смотрел на Анну, но ничего сказать не мог. Только смущенно закашлялся. Сестра уловив состояние брата, засмеялась и сказала:

– Иди давай баню готовь.

Никита поспешно вышел. Девушки еще какое‑то время обсуждали покупки, Анна настойчиво пыталась отдать деньги Клаве.

– Клава, у меня есть деньги. Я же все, что накоплено с отцом за зиму было, все взяла. Думала на лечение Алексея потратить. А теперь, куда они мне.

– Как это куда? – всплеснула руками Клава – Тебе еще жизнь свою устраивать. В общем принимай без всяких разговоров и давай займемся делами.

Остатки дня прошли в хлопотах. Девушки приготовили хороший обед, банька удалась на славу и вечером молодые люди сидели за самоваром. Все были оживлены. Только Анна иногда задумывалась и замыкалась. Клава всячески отвлекала ее от грустных мыслей и ей это удавалось. За это время девушки привыкли друг к другу, подружились. Когда самовар был убран, а посуда вымыта, Никита усадил Анну на скамью и осторожно начал разговор:

– Аня, буквально день‑два и я вынужден буду с первым пароходом отправиться в Покров. Это недалеко отсюда. Еще пару дней и пароход пойдет в Котлас. Отправляться тебе без документов крайне рискованно, а практически нельзя.

– Но все равно мне придется плыть в Котлас – твердо заявила Анна – Не оставаться же мне здесь постоянно. Городок маленький, все на виду. Еще немного и ко мне могут возникнуть вопросы.

– Все верно – согласился Никита – И поэтому мы с Клавой покажем тебе один документ, который может тебе помочь.

Он вытащил из нагрудного кармана вчетверо метрику на Полякову Анну Матвеевну и протянул ее Анне. Та неуверенно приняла ее, развернула и углубилось в чтение документа. Она прочла бумагу, взглянула попеременно то на Клаву, то на Никиту и растерянно спросила:

– Что это? И как она оказалась у вас?

Клаве пришлось повторить свой рассказ. Анна слушала внимательно, не перебивая свою новую подругу. Она рассмотрела фотографии, прочла письмо и только потом в раздумье произнесла

– Я так поняла…

– Да, да – перебил ее Никита, стараясь говорить убедительно – Ты правильно поняла. Этой метрикой тебе надо воспользоваться.

Анна разволновалась, но тут подключилась Клава и они с Никитой смогли убедить ее в необходимости согласиться с их предложением.

– Хорошо, я подумаю – наконец сказала Анна и вернула все бумаги Клаве – Пусть пока у тебя полежат. Все равно мне как‑то не по душе брать фамилию совсем чужого мертвого человека.

– Ладно – охотно поддержал Никита Анну – Тогда заодно подумай и о втором нашем (Никита сделал ударение на слове нашем) с Клавой предложении.

– Каком еще предложении? – насторожилась Анна.

Никита заволновался, голос его осип, но он справился с собой и уверенно заговорил:

– У меня в Покрове, куда я назначен директором школы, председатель сельсовета мой друг детства Михаил Рябов. Мы с тобой едем туда и он нас расписывает – Николай остановил жестом, пытающуюся встать Анну – Подожди, подожди. Расписывает нас и ты берешь мою фамилию. После этого через какое‑то время ты уезжаешь якобы по семейным делам, а еще позднее посылаешь заявление на развод. Причины, я думаю, найти можно. Если ты примешь это предложение, у тебя в дальнейшем точно осложнений не будет. А на мою порядочность можешь положиться. Я хочу тебе только добра.

Анна не знала, что ответить. Она растерянно бегала глазами по лицам своих новых друзей.

– Аня – поняла состояние подруги Клава – ты не торопись с ответом. Главное, что мы от души хотим тебе помочь. И потом, тебе не надо пока уезжать далеко. Надо будет найти возможность дать весточку отцу. Он ведь ничего о тебе не знает. Тебе пока лучше быть не далеко от него и новая фамилия в этом поможет. А там поступай как хочешь.

При воспоминании об отце у Анны выступили слезы и она уткнулась в плечо Клавы. Та вспомнила своего отца и они обнявшись дали волю своим чувствам.

Никита чтобы не мешать девушкам вышел к хозяйке дома договориться об ночлеге на пару дней. Бабка Матрена с готовностью определила ему прежнее место и стала рассказывать куда она днем ходила, с кем разговаривала. Никита слушал ее в пол‑уха. Его мысли были заняты тем, как поняла Анна его предложение. И что греха таить, Никите очень не хотелось, чтобы Анна уезжала одна. Во‑первых, она была ему далеко не безразлична, во‑вторых, на данное время они с Клавой необходимы Анне и если что‑то с ней случится, Никита себе этого не простит.

Никита вздохнул, кивнул бабке и пошел в Клавину комнату. Девушки успокоились, глаза высохли. На столе была нехитрая закуска, а в центре стояла бутылка красного вина.

– Ого – удивился Никита – С чего это?

– А – тряхнула головой Клава – Гулять так гулять. Хотела завтра с собой на кладбище взять, но под настроение и сейчас можно. Завтра куплю для кладбища.

– Вы что на кладбище собираетесь? – спросила Анна.

– Надо сходить – ответил Никита – девушку помянем, что нам подарок сделала и могилку посмотрим.

***

Утром Клава побежала отпрашиваться с работы на пару часов, а Никита в сенях у бабки высматривал дощечку.

Анна осталась одна в комнате. Мысли вновь и вновь возвращались к предложениям Никиты и Клавы. Все было очень неожиданно. Она в смятении сжалась у окна и мучительно пыталась принять решение. С одной стороны, она понимала, что воспользовавшись чужими документами, она на время решит свои проблемы. Но как долго это сможет продолжаться. Все может разрушиться из‑за какой‑нибудь случайности. Если она согласиться на то, что бы взять фамилию Никиты, что конечно снимет все вопросы и с новым паспортом она сможет себя чувствовать в полной безопасности. Но имеет ли она право усложнять жизнь Никиты? Анна была проницательной девушкой, но здесь большой проницательности не требовалось. Она видела, как Никита смотрит на нее и понимала, что он неравнодушен к ней. Хорошо, если это просто легкое увлечение, а если у него возникнут серьезные чувства? Сможет ли она вот так просто воспользоваться им, получить новый паспорт с его фамилией и уехать. По крайней мере это будет с ее стороны не порядочно, если не больше. Конечно Анна допускала, что Никита может только по своей душевной доброте хочет ей помочь. Тогда все становится проще, разлуку с ней Никита перенесет спокойно. С другой стороны, неожиданно для себя. Анна поняла, что ей не хочется расставаться с этими милыми, добрыми людьми. С ними Анне было легко, просто и уютно. Так и не приняв окончательного решения, Анна оторвалась от окна и стала собирать узелок с закуской для посещения кладбища. Вскоре появилась Клава, а за ней Никита. Сборы были короткими, молодые люди вышли из дома, направились в сторону кладбища. Минут через сорок прибыли на место. Клава нашла могилку не сразу. Она немного просела и крест наклонился набок. Никита, взятой с собой лопатой, поправил холмик могилы, установил покрепче деревянный крест и приколотил к нему дощечку, на которой красной краской было написано: «Здесь покоится раба Божия Анна».

Девушки разложили закуску и открыли бутылку вина. Втроем помянули ушедшую в иной мир и на минуту замолчали, каждый о своем. Но в одном они были единодушны – они все просили прощения у Анны покоившейся под могильным холмиком. Говорить много не хотелось. Они немного постояли, пообещали сами себе не забывать того, кто здесь покоится и в дальнейшем следить за ее могилкой.