Текст книги "Ссылка"

Автор книги: Геннадий Самсонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Вот, Семен Николаевич, вас с Савелием срочно в контору требуют. Там следователь прибыл по…по известному делу. Сердитый такой. Еле, говорит, добрался до нас по бездорожыо‑то.

– Сейчас придем – вместо Уварова ответил Савелий – Кого еще вызывал?

– Вызывал. Он уже допрашивал Худякина, Кибалина, Лидку вызывал, телефонистку. Вот вас надо.

Еремин еще немного потоптался у дверей, косо поглядывая на стол. Мария, заметив это, пригласила инвалида гражданской войны, отведать ее стряпню. Не все жили так сытно, как Савелий. Матвей для приличия немного помялся, но поддался уговорам хозяйки и уселся за стол. Уваров и Савелий тем временем стали одеваться. Матвей тоже было скинулся, но Савелий остановил его:

– Куда спешишь‑то? Посиди тут. Поболтай с Марией. Поди уже всех вызвал?

– Всех, всех – подтвердил Еремин и снова взял ложку в руку.

Савелий с Уваровым вышли из избы и неспешно направились к конторе. Недалеко от нее им встретился Худякин. Он видно специально поджидал Савелия. Тот не останавливаясь спросил:

– Ну, как там?

– А, все нормально, Савелюшка – семенил рядом Худякин – Очень серьезный следователь. А я что, сказал, как есть. Пошли, мол, Силин с Анной за реку. Дело молодое, тут вот беда какая – не выдержал их лед на полое.

– Ладно, иди давай домой – оборвал его Савелий – Кто сейчас у следователя?

– Кибалин – завхоз только вышел и Лидку телефонистку позвали.

Савелий похолодел:

– Господи, а с Лидой‑то не поговорили. Что же ей известно и что она скажет. Поделилась ли Анна с ней своими планами.

Он взглянул на Уварова. Тот словно прочитал мысли Савелия и лицо его закаменело.

В кабинете директора леспромхоза следователь Гурьев готовился к допросу Лидии. Это был мужчина средних лет в гражданской одежде. На широком полном лице застыла маска своей значимости. Он небрежно перебирал на столе бумаги, искоса поглядывая на Лидию. «Пусть помается, созреет». Наконец он оттолкнулся на спинку стула, закинул нога на ногу, поправил полы пиджака на округлом животике и нарочито небрежным тоном сказал Лидии:

– Ну, давай рассказывай.

– А что рассказывать‑го? – кокетливо спросила Лидия, тоже закидывая нога на ногу и чуть приподняв подол юбки.

Следователь самодовольно усмехнулся. «Понравиться хочет, заигрывает стерва. А бабенка ничего». Вслух произнес:

– Когда подменила Уварову, зачем и что она говорила?

Лидия ответила не сразу. Она уже слышала пересуды в поселке по поводу трагедии разыгравшейся в полое. Знала, что Анна терпеть не могла Силина. Но женская интуиция и житейский опыт, подсказывали ей, что надо держаться версии, ходившей по поселку. Лидия выросла среди людей, для которых чувство солидарности и взаимовыручки еще не потеряло своего смысла и являлось написанным моральным устоем. То, что ее вызовут для допроса, Лидия не сомневалась. Она пыталась поговорить с Уваровым или Савелием, но те ушли к полою и их долго не было. Пришлось решать самой. С кем‑либо другим на эту тему, она понимала, говорить было нельзя. «Раз такие слухи ходят, значит эти слухи кто‑то распустил и значит так кому‑то надо – еще раньше решила Лидия – На бабьи сплетни это не похоже, слишком настойчиво и активно велись пересуды.» Она до появления в кабинете следователя выбрала свою линию поведения, пытаясь убедить следователя, что бабы шалавы и не прочь приласкать приглянувшегося мужика. Лидия повела плечами:

– Позвонила мне Анна Уварова почти под утро, но еще не рассвело – томно заговорила Лидия – Попросила подменить. Зачем не сказала. Я пошла к конторе, а там Силин – комендант у дверей стоит. Он меня увидел и за угол завернул. Я постучалась, мне открыла Аня. Она была уже одета. Я ее спросила, что случилось, но она мне толком ничего не ответила. Говорила, что вроде как «морды» на озере прибрать надо. Я в окошко увидела, как они с Силиным пошли в сторону берега. Вот и все, что я знаю.

– И давно у них связь? – спросил Гурьев, закончив записывать.

– Не знаю. Они же, видимо, скрывали свой роман. Силину‑то было, пожалуй, неудобно выставлять на показ это. Все‑таки Анна была ссыльной, а он, как‑никак комендант. Не дурак он, своего начальства побаивался. Хотя в поселке люди‑то догадывались. А что? Мужичок он видный, при должности, может и я бы не устояла, да свой вот глаз не спускает – игриво закончила Лидия.

Она опознала платок Анны, выловленный в полое. В чем был одет Силин, она не заметила, было темно.

Закончив допрос, следователь протянул ей протокол на подпись. Лидия медленно поднялась, взяла ручку, обмакнула перо в чернильницу и дугой наклонилась к столу. Ее полные груди чуть не касались листка бумаги. У следователя пересохло в горле.

– Идите – перейдя на «Вы», охрипшим голосом проговорил он – Если понадобиться я еще вас вызову.

Лида направилась к дверям, покачивая бедрами. «Ну, хрен мордатый, будем считать, что ты поверил мне и что мы тут все греховодницы» – Зло думала она, выходя в дверь и оглянувшись на Гурьева лукаво улыбаясь:

– До свиданьица пока. Надо будет вызывайте.

Гурьев масляными глазками проводил Лидию. «А что, и я бы с этой на заимку прогулялся». Но тут же встряхнув головой, прогнал от себя крамольные мысли. «Вот Силин догулялся. Если бы не утонул и его связь с ссыльной открылась, не видать ему не партбилета, ни должности. Вот уж свяжешься с этими бабами, все потерять можешь».

В приемной Лидия взглянула на мужиков, подошла к Уварову, провела рукой по его щеке и, ничего не сказав, круто повернулась и бросилась к себе на коммутатор. Савелий вышел за ней. Лидия сидела на стуле спиной к двери, плечи ее тряслись, слышались громкие всхлипывания. Она повернулась в сторону вошедшего Савелия, вытирая платком мокрое лицо. Тот подошел к ней, опустил ладони на плечи и мягко спросил:

– Лидия, что спрашивал‑то?

Лида всхлипывая, понемногу успокаиваясь коротко передала Савелию весь разговор со следователем. Тот внимательно выслушал ее, уточняя кое‑какие детали. Лицо его прояснилось. Он похлопал ее по плечам и сказал:

– Умница ты у нас, Лидка.

– Да, ладно – криво, сквозь слезы, улыбнулась – Что знала, то и сказала.

Но они оба поняли друг друга. Савелий пошел к выходу, но Лидия остановила его.

– У вас‑то, Савелий Григорьевич – что нового?

– Ничего – приостановился Савелий – Все так же.

Как ему хотелось рассказать этой милой женщине правду, но он знал, что этого нельзя ни в коем случае. И в первую очередь для ее же спокойствия. Первая боль от потери пройдет, а как там еще обернется, никто не мог знать.

В коридоре Савелия ожидал Уваров. Он не хотел заходить к следователю, не узнав результат его разговора с Лидией. На его лице читалась тревога. Савелий ободряюще улыбнулся Уварову и подтолкнул к приемной.

– Пошли. Все в порядке.

Напряжение спало. Уваров тихо вздохнул. Оба настроились на разговор со следователем.

Первым вызвали Савелия. Он степенно прошел в кабинет, основательно уселся на скрипучий стул, положил тяжелые руки на колени и выжидательно посмотрел на следователя.

Гурьев завистливо оглядел внушительную фигуру свидетеля, подтянул свой живот, выпрямился за столом сколько мог и прокашлявшись стал задавать Савелию вопросы, стараясь придать своему голосу басовые нотки.

Савелий отвечал обстоятельно и подробно. Как они с Худякиным собрались посмотреть «морды», как увидели полынью, как выловили телогрейку и платок.

– А как подошли к заимке – заканчивал свой рассказ Савелий – Я увидел, что дверь подперта колом и значит никто туда не заходил. Остались значит в полынье. Лед‑то там гнилой к весне. Местные знают, а эти, кто знал, что туда побегут по делу молодому.

Перо следователя быстро бегало по бумаге, мясистые губы шевелились вслед ручке. Нос пошмыгивал. «Простудился видать, бедолага» – усмехнулся Савелий.

Гурьев наконец закончил писать. Допрос Лукашенко ничего нового ему не дал. Картина была ясной. Силин спутался с шалавой и поплатился за свою неразборчивость. Да и раньше у него грешки были. В личном деле коменданта все указано. Следователь ознакомился с ним перед тем, как добираться сюда. Гурьев дал Савелию протокол для подписи и осторожно поинтересовался:

– А собственно вам зачем понадобилась брать на постой Уваровых? Как никак вы рабочий человек, а они ссыльные, подкулачники, политически чужой вам элемент.

– Как зачем? – лукаво удивился Савелий, округлив глаза – Деньги нужны, да и фельдшер на дому не худо. За нами стариками приглаз нужен. Да и девка молодая, когда что поможет, постирает. Выгодное дело. Как же без выгоды‑то?

Гурьев усмехнулся «Да, пожалуй за тобой присмотр нужен…но только не доктора, а нашего ведомства». Вслух он ничего не сказал и отпустил Савелия.

Последним Гурьев вызвал Уварова. При виде интеллигентного человека с благородной осанкой, следователь поправил ворот рубашки, пригладил ладонью волосы и постарался придать себе подобающий вид.

Уваров на все вопросы отвечал односложно и спокойно. Ответы удовлетворяли следователя. На вопрос знал ли Уваров о связи дочери с комендантом, Уваров ответил, что в личные дела дочери не вмешивался. Еще раньше Гурьев ознакомился с личным делом Уварова, но все‑таки спросил:

– А за что, собственно, вас сослали сюда?

– За что? – переспросил Уваров – Этот вопрос, пожалуй не ко мне. Мой долг служить своей родине и своему народу там, где я больше нужен.

Ответ звучал пафосно и озадачил Гурьева: «Что этот фельдшеришко насмехается или говорит искренне».

Но Уваров говорил искренне, а пафосу добавил специально, что бы поддеть следователя. Служение своему Отечеству всегда было целью жизни Уварова. Политический режим в стране может поменяться. Но Россия остается Россией. А здесь он действительно был нужен. Работы хватало. Тяжелая физическая работа и неустроенная жизнь рабочих вызывал серьезные заболевания, которые требовали длительного лечения. Часто случались и травмы. Лес валили примитивным способом. Все делалось через пупок.

В конце допроса в кабинет зашел его хозяин – директор леспромхоза Зорин.

– Все, мы закончили – встал из‑за стола следователь.

Зорин подошел к Уварову, протянул ему ручку и с искреннем сочувствием произнес:

– Семен Николаевич, мужайтесь. Понадоблюсь – приходите. Не стесняйтесь. Помогу, чем могу.

Уваров отвел глаза, кивнул и вышел из кабинета.

Следователь, собирая бумаги в портфель, обратился к Зорину:

– Что‑то вы с ним слишком панибратски.

– Почему панибратски? Просто с большим уважением, как к человеку знающего и любящего свое дело – резко возразил Зорин и изменил тему – Ну и каков ваш вывод по делу Силина?

– Вывод простой – важно начал следователь – Спутался Силин с этой девкой, решили уединиться. Здесь же все на виду. Местность знают плохо, вот и попали под лед. Теперь там они в полном уединении – похихикал Гурьев – А на место происшествия я решил не идти. Это ничего не изменит. Да и смотреть там нечего. Сегодня же поеду обратно, пока еще можно.

Гурьев уже одетый молча топтался у дверей. Он ожидал приглашения на обед с выпивкой, как это бывало везде, но видно было, что его надежды не оправдываются. Зорин уткнулся в бумаги и кажется забыл о его присутствии. Взявшись за дверную ручку Гурьев буркнул:

– Да, забыл, вещи телогрейку и платок пусть заберут кому надо. Они мне теперь не нужны. И…до свидания.

Зорин не поднимал голова, махнул рукой.

Савелий с Уваровым не задерживаясь в конторе, вышли на улицу.

Уваров сразу направился в больницу, а Савелий решил зайти на конюшню. Метров через двести его догнал запыхавшийся Худякин:

– Ну, как Савелюшка, следователь‑то? – отдуваясь протараторил он – Шибко донимал?

– А чего донимать? – Спокойно ответил Савелий – Рассказали все как есть и разошлись.

– Конечно, конечно – не успокаивался Худякин, забегая – перед Савелия и заглядывая ему в лицо – Я тоже рассказал все как велено.

– Кем велено? – недоуменно спросил Савелий, пристально взглянув на Худякина. Тот опешил, расстроено заморгал глазами и, наконец сообразив, зачастил:

– Я не то хотел сказать, Савелюшка, не то. Да, что это я. Конечно, рассказал то, что сам видел.

– Само собой – усмехнулся Савелий – С чего бы ты стад врать следователю. Ведь за вранье и посадить могут. Дело серьезное.

Худякин тупо уставился на Савелия и застыл на месте. Савелий тоже остановился, огляделся нет ли кого рядом, достал купюру и протянул Худякину.

– На вот, держи. Семей Николаевич тебе жертвует на поминки рабы Божией.

– Да я сам. Да ты что, Савелюшка – оживился Худякин, протягивая руку.

Савелий придержал купюру в руке и сузив глаза медленно проговорил:

– И что бы я больше никаких разговоров на эту тему не слышал. Понял?

Худякин сжал плечи и испуганно заморгал:

– Понял, Савелий Григорьевич. Понял. Как не понять. Что я враг себе что ли?

Он торопливо спрятал смятую купюру за пазуху и поспешил к магазину. Савелий продолжил свой путь.

***

Анну разбудило ржание лошади. Она приподняла голову. В окно заимки пробивались яркие лучи солнца. За дверью послышались громкие голоса и в избу с шумом валились оба брата.

– Проснулась? – весело спросил, разрумянившийся от свежего воздуха. Николай – Как здоровьице?

– Намного лучше – ответила Анна с легкой улыбкой. Ей действительно стало лучше. И если бы не слабость в теле, было бы совсем хорошо. Молодой организм энергично боролся с недугом и по всей вероятности одерживал победу.

– Ну, что же, давай одевайся и поедем – сказал Василий, подавая ее одежду – Мы тебя на улице подождем. Молоко вот в бутылке выпей. Николай привез. За пазухой держал, теплое.

Братья вышли из заимки. Анна торопливо оделась, с удовольствием выпила молоко, закинула котомку за плечи и взяла ружье в руки. Она с грустью оглядела этот гостеприимный уголок, где нашла свое спасение, где познакомилась с такими простыми и замечательными людьми. Она представила себе, как вломилась вчера в заимку с ружьем в руках и непроизвольно густо покраснела. «Ой, стыдобушка какая – а потом усмехнулась – Ага, так они меня и испугались. Ишь какая грозная появилась». И все же Анне было грустно. Она смахнула со щеки слезинку, вздохнула и вышла из избы.

Мужики стояли у саней и курили. Серый в яблоках конь, всхрапывая, мерно жевал сено, брошенное прямо на снег. В санях лежали лыжи Анны. Василий помог Анне сесть в сани, укрыл ее мохнатым овчинным тулупом. Николай подпер дверь заимки колом, бросился в сани, подхватил вожжи и гикнул:

– А ну, Резвый, домой.

Конь, оправдывая свою кличку, резво взял с места и легко покатил сани с людьми по утреннему пасту. Солнце раскаленной сковородой, величаво медленно поднималось по бледно‑голубому небосклону, грозя через пару часов снова начать плавить оставшийся снег. Работы у небесного светила было много. Надо растопить снег, пустить полноводные ручьи, поднять лед в реке, дать земле тепло и оживить очнувшуюся от зимней спячки растительность. Пока царь природы справлялся со своей работой.

Анна, закутавшись в тулуп, думала об Алексее. Как он там? Сильно ли покалечен? Что он подумал о ней, получив фальшивую бумагу о ее замужестве? Неужели он мог поверить? На все эти вопросы, она не находила ответы и единственное, что она сейчас желала – быстрей добраться до Алексея. «Я его обязательно выхожу – шевелила одними губами Анна – Я помогу ему и все будет хорошо». Где‑то в глубине души, шевелилось чувство ревности к незнакомой женщине по имени Шура, но Анна отгоняла эти мысли. Важнее было достигнуть цель и увидеть Алексея, а там все станет на свои места. И если уж Алексею будет лучше с этой Шурой, Анна мешать не станет.

Мысли Анны прервало короткое «Тьфу, стоять». Василий остановил Резвого у небольшого стожка сена и повернулся к Липе:

– Давай‑ка, девка, мы тебя спрячем. От греха подальше. Мало ли как оно будет. Народ, как ни говори, любопытный. Да и участковый у нас бывает.

Анна завернулась с головой в тулуп и легла на дно саней. Николай разворошил стожок и накрыл ее охапками зеленого, пахнущего летним лугом, сена. Сверху мужики наложили ольхового сушняка. До деревни оставалось совсем ничего и мужики минут через двадцать подъезжали к дому братьев. Василий сидел в санях, а Николай, держась за веревку, привязанную к саням, скользил сзади. Редкие встречные здоровались с братьями и не обращали внимания на груз в санях. Ничего особенного – поохотились мужики, а что бы не гнать сани пустыми, загрузили сеном и сушняком. Да и вообще кому какое дело, что они везут. Не впустую же лошадь брали. Лишь в крайней избе в окне мелькнула размытая от грязных стекол физиономия Гришки Окунева. Это был хилый мужичонка, работавший приемщиком леса в Дябринской сплавконторе. Должность никак не устраивала Окунева, зарплата скудненькая, да и почета мало. Он из кожи лез, не пропуская ни одного собрания, всегда выступал на них, стуча себя в грудь, разоблачая происки империализма и прославляя вождя мирового пролетариата. Но в партию его почему‑то не принимали, что осложняло продвижение по службе. Гришка Окунев злился на весь белый свет и в своих неудачах, кого только не винил. Увидев сани с братьями Николаем и Василием. Окунев о чем‑то туго размышлял пару минут, потом кинулся к печи, стащил оттуда шапку, телогрейку, оделся и быстро вышел на улицу.

Василий с Николаем во дворе дома скинули сушняк и загнали Резвого с санями по настилу прямо под крышу на повить. Здесь они скинули сено и освободили Анну.

– Не замерзла? – спросил Николай.

– Нет, тепло было – отозвалась Анна.

– Ты тут посиди немного, а я свою старуху подготовлю, да узнаю, нет ли кого в избе – сказал Василий – Николай коня распряжет.

Он с повити спустил ее в сени и через них прошел в избу. Разговор со старухой занял немного времени. Василий вернулся за Анной и провел ее в горницу. Старухой оказалась полная дородная женщина с живыми, лукавыми глазами на круглом, привлекательном лице. Было ей лет сорок пять. Она захлопотала около Анны, помогла ей раздеться:

– Василий сказывал тебя Аннушкой зовут, ну а меня теткой Настей. Сейчас я тебе на печи постелю, чайку туда подам и отдыхай пока.

– Некогда мне на печь – запротестовала Анна – Пойду я скоро. И так много времени потеряла.

– Никуда ты не пойдешь – вмешался Василий – Полезай на печь, а то неровен час, зайдет кто. Объясняй потом, откуда ты здесь взялась. Отдыхай пока. Отобедаем, а там с Николаем покумекаем, как тебя доставить до Вершины. Это дальше Белой Слуды будет. У него там теща живет. Заодно и попроведает ее.

Возразить Анне было нечего. Она благодарно взглянула на Василия:

– Спасибо, дядя Василий. Хлопот я вам доставила.

– Ладно тебе – сказал тот и повернулся к жене – На стол собирай, обедать будем. Пойду Николая кликну, а ты тут девку‑то с печи не спускай. Туда ей подай. Поостеречься надо. Зачем лишние разговоры.

– Ступай, ступай – подтолкнула Анастасия мужа – немаленькая. Не поняла что ли?

Василий ушел. Хозяйка дома помогла Анне забраться на печь, подала ее одежду и задернула занавеску. Через несколько минут она поднялась к Анне и подала кружку чая:

– Пей, сердешная. Тут у меня с разными травками. Хворь как рукой снимет. А потом я тебе супу горяченького налью. Поешь и спи пока.

Анна терпеливо выпила горьковатый чай, выхлебала миску супа, растянулась на горячей постели и задремала.

Василий вернулся с Николаем и они сели за собранный хозяйкой стол. Только мужики взялись за ложки, как в сенях щелкнула щеколда, раздалось топанье ног, дверь в избу открылась и в ней появилась фигура участкового милиционера Кудрина. Хозяева и Николай застыли на своих местах.

– Здорово – поздоровался Кудрин.

– Здорово – не сразу, в разнобой ответили братья.

– Давай показывайте – потребовал участковый.

– Чего показывать‑го – бледнея спросил Николай.

– Как будто не знаете – усмехнулся Кудрин – Мясо лосиное показывайте.

– Какого лося? – хором зашумели братья.

– Ты чего это надумал – подступила к участковому Анастасия, уперев руки в бок и надвигаясь на него полными грудями – Ты чего это грех на душу берешь.

– Не встревай, Настасья – рявкнул отступая Кудрин – При исполнении я, обязан проверить поступивший сигнал. Что это Николай из леса за лошадью прибегал, что на санях под сеном везли? А?

– Да, вон Василий ногу в лесу подвернул, вот и бегал я за лошадью, а сенце но пути бросили. Не пустыми же ехать‑с напускным возмущением горячился Николай.

– Вот сейчас и проверим – пошел Кудрин по избе, заглядывая в ведра, под лавки.

– Ты еще на печи посмотри – усмехнулся Василий, внутренне сжавшись.

– Пошути ты у меня тут – огрызнулся участковый – Пошли давай в сени и на повити посмотрим.

– Иди Николай с ним – сказал Василий – У меня еще нога болит.

Николай вслед за милиционером вышли из избы. Слышно было, как за дверью гремели ведра, что‑то стукало. Кудрин добросовестно выполнял свой долг.

Анна, затаившись на печи, слышала весь разговор и приготовилась к самому худшему.

Василий заглянул к ней на печь:

– Не спишь?

– Нет, не сплю – шепотом ответила Анна – Я только испугалась, когда вы ему на печи посоветовали посмотреть.

– Да я его еще сопляком знаю. Всю жизнь не любит, когда ему советы дают. Обязательно сделает наоборот – тихо засмеялся Василий – Если бы я ему не посоветовал, то он обязательно заглянул на печь посмотреть.

Вернулся Николай. Мужики сели продолжить прерванный обед. Анастасия, не успокаиваясь, ворчала у печи:

– И чего это леший его принес?

– Не леший, мать. А Гришка Окунь, это уж точно! Заметил я как он в окно выглядывал. Не может человек без пакости – покачал головой Василий – И когда только угомонится?

Братья плотно пообедали и стали обсуждать план поездки до Вершины.

– Сейчас выехать – задумчиво, постукивая пальцами по столешнице, рассуждал Василий – В деревне Кудрин может остановить. Он теперь начеку. Утром бы надо ехать, только рассветает.

– Утром нельзя – возразил Николай – Я у бригадира Резвого только до утра выпросил. Сказал, что часам к 9‑10 буду. Конь ему к тому времени понадобится.

– Вечером ехать тоже опасно – сомневался Василий – До Белой Слуды‑то проскочите еще ничего, а там полями до Вершины волки могут встретиться. Что‑то развелось их сей год. Слухи идут, что по деревням стали шастать. Собаки стали пропадать. Ладно‑бы зима, а то вот весной разгулялись.

– Ничего, проскочим – уверенно успокоил брата Николай – В случае чего, ружьями отпугнем.

– Да, другого выхода нет – согласился Василий – Чуть будет смеркаться, я Анну за деревню выведу, там и посадишь ее в сани.

На том и порешили. Анастасия тем временем пичкала Анну разными отварами, помыла ее около печи и сменила белье. За делами она рассказывала Анне:

– Наша‑то дочка в Красном Бору. Замуж туда вышла. Редко бывает – пожаловалась она – Внука обещала на лето привезти. Славный мальчонка. Жду вот ледохода. Первым ледоходом обещали приехать. А Савелия вашего и его жену Марию я хорошо знаю. С одной деревни мы. Знатный охотник, в молодости‑то ухарем был. Он когда к свадьбе с Марией готовился, всю зиму в лесу шкурки добывал. Весной первым пароходом повез их в Сольвычегодск. Целая котомка была шкурок‑то. На пароходе выпил вина с какими‑то незнакомыми мужиками. Не знаю, как там у них было, но очнулся Савелий под Красным Бором. Ни котомки нет, ни мужиков. Несколько дней его не было, а потом появился в селе весь изодранный, голодный и с котомкой со шкурками. Левый бок ножом располосован. Потом слухи пошли, одного мужика будто бы еле живым нашли у Телегово, а двоих выхаживали где‑то ниже. Их бакенщик на берегу подобрал и в больницу отвез. Рассказывал, аль нет тебе?

– Нет, не рассказывал – призналась Анна, с интересом слушая рассказ Анастасии.

– Тетя Настя, а правда вас дядя Василий из деревни украдкой увез?

– Это он что ли рассказал? – тихо рассмеялась Анастасия – Это кто кого еще вез. Сосватана я была за Кольку Егорова – сына мельника, а потом на ярмарке Василия встретила, и зажглось сердечко девичье. Встречались редко. Он в деревню на санях приезжал, якобы по делам. Но Колька видно догадался и подговорил своих приятелей отмутозить Василия. А я подслушала их разговор. Пришла на посиделки, а Колька со своими за овином с санями стоят. Поняла, что они Василия хотят за деревней встретить. Бросилась я через изгородь и бежать в поле. Как раз и Василий подъезжает. Бросилась я в сани, схватила у него вожжи, развернула лошадь и обратно.

– Ружье, кричу, доставай. Догонять нас будут. Знаю я, что ружье у него всегда под сеном. Тем временем Колька с подельниками очухались и за нами. Да не догнали. А мы с Василием к нему в заимку и неделю в лесу скрывались. А потом вот сюда в деревню. Бухнулись в ноги его родителям, потом мои приехали. Так все и сладилось. Обвенчались, честь по чести и стали жить. – Мария опять рассмеялась – Вот видишь, а он говорит, что меня увез. Это он у меня за пассажира был.

Анастасия, ловко орудуя ухватом, засунула большой чугун в печь, вытерла руки о передник и подсела ближе к Анне:

– Люб тебе Алексей‑то, Аннушка? – спросила она, обняв девушку за плечи.

– С детства мы с ним, тетя Настя. Дорог он мне. Я вот тут на печи валяюсь, а он там…

Анна не закончила и заплакала, уткнувшись в мягкую, теплую грудь Анастасии.

– Не плачь, милая – едва сама не плача, успокаивала хозяйка Анну – Бог даст, поправиться. Еще и свадьбу сыграете.

Женщины еще долго шептались около печи, пока их не кликнул Василий. За окнами опускались легкие вечерние сумерки. В избе появился Николай. Он ходил домой собраться. Дверь закрыли в сенях на засов и ужинать уселись все вчетвером. Ели не торопясь. Анна чувствовала себя намного лучше и отсутствием аппетита не страдала. Молодой организм поправлялся и требовал срочной подпитки.

– Ну, пора – встал из‑за стола Василий и обратился к Николаю – Иди готовь Резвого и выезжай. Жди нас с Анной в ельнике сразу за деревней.

Николай вышел. Анастасия помогла Анне одеться, перекрестила ее и обняла:

– Счастливого тебе пути, Аннушка. Дай Бог еще увидимся.

Анастасия вытерла передником покрасневшие глаза и сунула Анне узелок с едой.

– С собой возьми, Аннушка. В дороге пригодиться.

– Спасибо за приют и ласку, тетя Настя. Дай Бог вам здоровья.

Они еще раз обнялись и Анна с Василием вышли из избы. Хозяйка, сложив руки на груди, провожала их тревожным взглядом. Василий провел Анну через сени в хлев и оттуда во двор. Там они пошли, скрываясь за длинной поленницей дров к изгороди. Перелезли через, нее и подошли к склону угора, уходящего к озеру. Они спустились по склону, прошли мимо деревенских бань и, не мною пройдя, опять поднялись на угор. Сразу на склоне рос густой ельник.

– Ну, кажется, ни кто не видел – сказал запыхавшись Василий, вытирая рукавом вспотевший лоб – Сейчас должен Николай подъехать. Подождем.

У Анны от слабости подкашивались ноги. Голова слегка кружилась. Платок сбился и на лбу волосы были сырыми. Она привалилась к молодой ели и сползла но ней, положив под себя котомку.

– Ну, и угор у вас – сказала она, немного отдышавшись – Хотя у нас в Двинском, пожалуй, покруче будет.

Николая пришлось подождать. Они уже стали беспокоиться, когда в стороне услышали его голос. Он притормаживал Резвого. Василий с Анной вышли на дорогу из ельника.

– Ведь остановил‑таки меня Кудрин – оправдался за опоздание Николай – куда едешь? Да не мясо ли везешь?

– Ну и что ты ему сказал? – усаживая Анну в сани, спросил Василий.

– К теще еду. Денег надо перехватить.

– Ну, ладно. Давай трогайте, а то совсем темнеть стало.

– Анна, ты с ружьем‑то хорошо умеешь обращаться или только пужать можешь – улыбаясь спросил Николай.

– С четырнадцати лет с ружьем – не без гордости ответила Анна.

– Тогда держи – Василий протянул ей горсть патронов – Эти с картечью. Мое и твое ружье под сеном. Поближе возьми и заряди. Калибр у нас один, так что патроны подойдут. В карман патроны тоже положи, чтоб под рукой были.

Василий устроил Анну в санях, подпихнул ей под бока сена, прикрыл до пояса тулупом.

– Ну, с Богом поезжайте.

– Спасибо вам, дядя Василий – тепло попрощалась с ним Анна.

– Тебе счастливо добраться, а если ты не против, я смотаюсь в Двинское, дам знать Савелию, что ты была у нас. А то ведь изведется отец‑то. Сам родитель, понимаю каково ему. Да и Савелию не легко. Ишь, какое горе со своей перенес, а тут с тобой история такая. Доброй души он человек, понимаю, что он близко к сердцу все принял. Ну ладно, поезжайте. Не до разговоров сейчас. Дай Бог, увидимся.

– Конечно, дядя Василий – благодарно ответила Анна.

Николай тронул вожжи и Резвый, отдохнувший за день, легко взял с места. Сани мягко катили по сырому подтаявшему снегу. Из под копыт коня вылетали грязные ошметки. За день снег хорошо подтаял, но натоптанная за зиму дорога, еще не плохо сохранилась. Хотя по ее краям уже виднелись большие проталины. Да и на самой дороге изредка встречались большие лужи, которые приходилось объезжать. Из‑за туч выглянула бледная полная луна. Посвежело. «К утру подморозит» – подумала Анна. Она удобней устроилась в санях. Под рукой лежали ружья с загнанными в ствол патронами с картечью. Ехали молча. Николай что‑то мурлыкал про себя. На Анну тянуло дымком от его цигарки.

***

Наслушавшись разговоров о волках, Анна настороженно вглядывалась в мелькавшие по обочине Дороги стволы деревьев, в кустарники. Их тени от полной луны, перемещались, создавая видимость движения. Порой тени принимали причудливые формы. Чудились горящие огоньки глаз хищников. Анна не считала себя уж сильно храброй женщиной. С таким зверем, как волк, она не встречалась ни разу, а слышать про них разные истории приходилось, иногда самые невероятные. Анна поудобней переложила ружья и нащупала в кармане патроны. Холодный металл патронов успокаивал ее и придавал уверенности. Дорога была монотонной и мысли Анны перешли в другое русло. Она вспомнила отца и представила его сидящим рядом с дядей Савелием и тетей Марией за самоваром. В доме тепло и тихо. Могла бы и она сидеть с ними. Вместо того она лежит в санях и несется в неизвестное. Анна не жалела о своем поступке, но эмоциональный порыв прошел и пришло время задуматься о будущем. Главное увидеть Алексея, все объяснить, помочь ему. Но как помочь? Появиться в лесопункте у Алексея открыто она не может. Нет в природе, не существует ее, нет, она мертва. Одна надежда на Шуру. Но кто эта женщина? Будет это соперница или помощница? Выбора нет. Довериться ей придется. А потом что? Алеша поправиться, а она куда? В Двинской ей обратно нельзя. Последствия будут серьезные не только для нее, но и ее близких. Остается одно – добраться до Котласа и уехать куда‑нибудь, сочинить себе какую‑нибудь правдоподобную историю и строго ее держаться. Свою фамилию надо будет забыть навсегда. Будут ли они когда‑нибудь с Алексеем вместе? Как сложиться их судьба? Анна поставила себя в очень жесткие условия и пока не находила выхода из сложившейся ситуации. Первой целью было дойти до Алексея. Вторая дать знать отцу, что с ней все в порядке. Все остальное потом. Время обдумать найдется. О себе она беспокоилась меньше всего. Надеялась на счастливый случай и на свою путеводную звезду. Одно она твердо знала, что если бы не пошла на помощь умирающему любимому человеку, она бы себе этого не простила никогда. С таким грузом она не смогла бы дальше жить.