Текст книги "Второй шанс 6 (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Вернувшись полчаса спустя, обнаружил Кошкина уже переключившимся на программу «Время», где как раз ведущий Евгений Кочергин предложил посмотреть репортаж со спортивных арен Олимпиады-80. Показали сюжет и с турнира боксёров, промелькнул на пару секунд Кошкин, отчего тот довольно хрюкнул со своей кровати, корреспондент за кадром перечислил фамилии советских боксёров, прошедших дальше, и посочувствовал неудаче Акопкохяна.

Дальше я вырубился, и спал так хорошо, как давно уже не случалось. Без сновидений, просто закрыл глаза под бормотание телевизора и открыл, когда на часах уже было половина седьмого. С кухни доносился звук электробритвы, это мой сосед приводил в порядок свою физиономию.

– Проснулся? Здесь позавтракаем или в столовую сходим?

– Да давай здесь позавтракаем. Я, кстати, чё-то голодный как собака, как ты насчёт яичницы?

– Я не против.

– Тогда яичницу с колбасой зафигачу. Надеюсь, десятка яиц нам на двоих хватит?

Всё-таки молодцы организаторы, обеспечивают продуктами каждый день. Правда, обслуживающий персонал сам заходит, со своими ключами, и всё больше пока спортсмены отсутствуют, но лично у нас с Саней пока вроде ничего не пропало.

Сегодня у меня выходной, а завтра выходить на ринг против восточного немца Герберта Бауха. Я уже видел его бой, тот был атлетично сложен, часто встаёт во фронтальную стойку и мощно бьёт с обеих рук. После обеда появился Грачёв, провели небольшую разминку в местном спортзале, оборудованным всем необходимым для бокса, и по ходу дела придумывали план на бой. Решили, что я постараюсь действовать в своей манере, не буду в очередной раз подстраиваться под соперника. Прощупаю его в первом раунде, а там уже окончательно определимся с тактикой на бой.

Приехал врач сборной, и в местном медпункте поставил мне снова «витаминный коктейль». Его ли стараниями, или мой организм сам восстанавливался такими темпами, а может, и всё вкупе, но в день боя я уже чувствовал себя достаточно неплохо. Что сразу вызвало у Лаврова сдержанный оптимизм.

– Подвигайся в первом раунде, подёргай его, – посоветовал он мне.

Ну мы это и так планировали, но всё равно спасибо за подсказку. В зале снова скандируют моё имя и поют про батяню-комбата, уже сразу несколько человек, организованно. Такая поддержка лучше всякого допинга.

В угол ринга положил уже изрядно потрёпанного олимпийского мишку. Правый глаз-пуговичка уже болтается на нитке, надо Ингу попросить пришить его как-то, а то одноглазым бандитом останется. Из угла соперника слышу громкие наставления:

– Du musst sofort zeigen, wer der Boss ist. Hast du verstanden? Mach weiter![26]26
  Ты должен сразу показать, кто в ринге хозяин. Ты понял? Действуй! (нем)


[Закрыть]

Даже при моём слабеньком знании немецкого понимаю, что секундант требует от подопечного давления с первых секунд. Слово «Boss» истолковать двусмысленно в данной ситуации затруднительно.

Тот и рад стараться, попёр на меня «Королевским „Тигром“», выбрасывая в направлении моего лица поочерёдно левую и правую перчатки. Ну так я, само собой, не собирался стоять неподвижной мишенью, принялся выполнять план на бой. Сильных попаданий не получилось в первом раунде, но, надеюсь, судьи что-то засчитали. Тем более что и немец особо меня не достал, разве что на финише первой трёхминутки довольно чувствительно приложился в район пресса.

Второй раунд я начал активнее, с ходу обрушил на оппонента град ударов, после чего разорвал дистанцию, прикидывая, один раз я ему крепко засандалил или всё же попал пару раз? Немец только встряхнул своей квадратной головой и продолжил переть на меня, пытаясь прижать к канатам и пробить мою защиту. Но сегодня самочувствие позволяло мне хорошо двигаться, я даже демонстративно потряхивал руками, опустив их вниз, естественно, на безопасной для себя дистанции. Ну или на дистанции, где соперник всё же мог меня при желании достать, что он и пытался раз за разом сделать, но движение корпусом и головой из стороны в сторону помогало мне пока оставаться неуязвимым.

– Раунд точно за тобой, – заверил меня Грачёв в перерыве. – Продолжай в том же духе.

Наверное, стоило прислушаться к словам наставника, но на меня нашло какое-то весёлое безумие, или безумное веселье, это смотря с какой стороны посмотреть. Не иначе прилив сил отошедшего от борьбы с весом организма добавил адреналина. И я кинулся в рубку.

Тут, что называется, нашла коса на камень. Немец с готовностью ввязался в обмен ударами, а учитывая почти полное отсутствие защиты, наши физиономии вскоре стали свекольного цвета, и у обоих, что интересно, под левым глазом наливались гематомы. Свою я чувствовал, обзор как-то сразу стал недостаточно комфортным. Подумал, что пора этот балаган заканчивать, тем более что лёгкие раздувались как меха, воздуха после такой драки вдруг как-то резко перестало хватать.

Разорвал дистанцию, встречая шедшего на меня немца прямым левой. Причём так удачно встретил, что удар пришёлся точно в челюсть и соперник покачнулся. В моём мозгу тут же загорелась красная лампочка, и действуя больше на инстинктах, нежели просчитывая возможные последствия, делаю шаг навстречу и, собрав оставшиеся силы в кулак как в переносном, так и в прямом смысле, выбросил три удара подряд. Два по корпусу, включая левым по печени, и третий – хук в голову.

– Into the corner!

Понял, иду в нейтральный угол, пока рефери будет отсчитывать сопернику нокдаун. Или нокаут? Нет, всё-таки нокдаун.

– Минута осталась, – слышу крик Грачёва.

Ну и ладненько, не будем форсировать события, чтобы по глупой случайности не нарваться на неприятный удар. После этого нокдауна бой складывается явно в мою пользу, да и так же активно работать, вымахиваться без передышки уже не осталось силёнок. Так, побросал одиночные джебы, маринуя немца на дистанции, а тут и гонг. Рефери ожидаемо поднял мою руку, я даже не испытал какого-то запредельного восторга, тут и так всё было понятно.

– Гематома какая приличная… Покажись врачу. А так молодец, медаль заработал, – похвалил меня Лавров-старший. – Но в полуфинале у тебя соперник посерьёзнее, Слободан Качар из Югославии. Чемпион Средиземноморских Игр, бронзовый призёр чемпионата мира. Так что не расслабляйся.

Расслабишься тут… Всё-таки полуфинал Олимпийских Игр, на которые приехали сильнейшие боксёры мира. И четверо лучших из лучших сойдутся на стадии ½ финала.

Во втором полуфинале в моей весовой категории встречались поляк Скшеч, одолевший на предыдущей стадии кубинца Рохаса, и представитель США Рамирес. Я видел в четвертьфинале того и другого, и показалось, что темнокожий американец выглядит предпочтительнее. Напор, мощь, скорость – всё при нём. Но пока о будущем сопернике по финалу думать рано, нужно сначала разобраться с югославом.

Врач сборной сунул мне пакет со льдом, и я его держал, приложив к глазу, до тех пор, пока он окончательно не растаял. В смысле, лёд. Гематому по меньшей мере удалось купировать, надеюсь, к следующему бою, который состоится послезавтра, она станет поменьше. Но в целом я видел после примочки нормально, хоть и в углу глаза белок покраснел от прилива крови.

После боя из Олимпийской деревни созвонился со своими. Поединок показывали по телевизору, так что мама с Ингой видели, что у меня какие-то проблемы с глазом, пришлось их успокаивать. Мама рассказала, что они с Ингой вчера ездили на дачу, провели там целый день, навели порядок. А самое главное, достали билеты на финалы турнира по боксу, которые пройдут 2 августа. Вернее, достал Сергей Борисович, что для него, как я догадываюсь, не стало невыполнимой задачей.

– Ты-то ведь будешь выступать в финале? – скорее утвердительное, чем вопросительно заявила мама.

– Сделаю для этого всё возможное, но пока нужно разобраться с югославом в полуфинале.

Не успел положить трубку – проходящий мимо Кошкин зовёт на встречу с творческой интеллигенцией. Почему бы и нет? В клубе, отстроенном вместе с Олимпийской деревней, сегодня для советских спортсменов выступают Геннадий Хазанов, Евгений Петросян, Владимир Винокур, Лев Лещенко, София Ротару, Николай Сличенко, Амаяк Акопян… А в следующий раз, говорят, Высоцкий будет выступать с сольным концертом. Пока же культурно отдыхаем, просто сидим, слушаем, как поют певцы и певицы, смешат юмористы и показывает фокусы Акопян. Ротару спела мою песню и пожелала мне творческих и спортивных побед. Лещенко исполнил «Батяня-комбат», которую я что-то стал часто слышать в последнее время. После концерта эти двое вместе с Пугачёвой подошли, хотели пообщаться, но нас тут же окружили спортсмены, так что удалось только перекинуться парой слов.

В первом полуфинале американец достаточно легко разобрался с поляком. Пусть не досрочно, но все три раунда судьи отдали Рамиресу, которому теперь оставалось дожидаться своего соперника по финальному поединку.

А вот и мой полуфинал… Потряхивает, не без этого, но какой-никакой олимпийский опыт уже есть, два боя позади, так что всё же коленки не подгибаются и руки не трясутся. Слободан Качар при своём достаточно высоком росте ещё и держался прямо, не вжимая голову в плечи, что делало его выше меня как раз на эту самую голову. Тут уж хочешь не хочешь, а больше начнёшь работать по корпусу, как мы с Грачёвым и планировали.

Благо что и соперник не слишком его прикрывал, между двоечек позволяя локтям болтаться так, как им заблагорассудится. Джебы его, кстати, были достаточно чувствительными, пусть и летели всё больше по перчаткам. Но я постоянно сокращал дистанцию, не давая югославу особо раздухариться, и сам активно работал апперкотами, хуками и полукрюками. Не без клинчей, ясное дело, но пока их было немного, оба ещё оставались достаточно свежими для того, чтобы виснуть друг на друге.

– Глаз нормально? – спросил Грачёв в перерыве.

– Нормально.

– Береги его.

«Как повяжешь галстук – береги его…», промелькнула в голове строчка из стихотворения, автора которого я не помнил[27]27
  Стихотворение «Пионерский галстук» принадлежит перу Степана Щипачева


[Закрыть]. Но совету тренера внял, левую сторону старался лишний раз под удар не подставлять. Однако и пренебрегать атакующими действиями не стоит, иначе очков не набрать.

Нет, соперник, конечно, умница, если я слишком уж сближаюсь, попросту отталкивает меня, а потом на дистанции успевает выкинуть в мою сторону один-два удара. Не иначе тренер посоветовал, а может, и сам додумался. Но на хитрую задницу, как говорится…

В общем, в момент, когда он в очередной раз меня решил оттолкнуть, я упёрся подошвой боксёрок в канвас и в свою очередь толкнул его на канаты. Тот отпружинил от них, и в этот момент на встречном движении я сочно засадил ему в солнечное сплетение.

Твою ж мать!.. Мало того, что на канвас полетела капа, югослава ещё и вырвало. Не так чтобы сильно, но брызги попали и на меня, отчего меня самого едва не вывернуло наизнанку.

Рефери¸ что неудивительно, остановил бой, пригласил врача, а помощник секунданта из югославского угла схватил швабру и резво принялся замывать не очень аппетитного вида пятна. Понятно, что в такой ситуации нокдаун отсчитывать не будут, соперника усадили на поворотную сидушку, и наш советский врач, обслуживающий боксёрский турнир, о чём-то с ним общался на английском. Меня же всё равно отправили в нейтральный угол.

Прошло минут пять, прежде чем эскулап вынес вердикт: продолжение боя невозможно. Рефери под аплодисменты болельщиков поднял мою руку. Фух, теперь-то можно облегчённо выдохнуть. Даже появилось желание послать воздушный поцелуй в нацеленную на меня камеру. А что, полуфиналы в прямой трансляции показывают, мои сто процентов замерли у телеэкрана. Взял и всё-таки послал воздушный поцелуй, предварительно изобразив сердечко, авось за такое не получу выговор по комсомольской линии.

Как же, не получу… На следующий день накануне финальных поединков, куда пробились трое наших боксёров, включая меня, выступал тот самый мужик из Госкомспорта, а под конец своей мотивирующей речи остановился на моменте с воздушным поцелуем.

– Варченко, это что за балаган вы устроили? Что ещё за воздушные поцелуи, которые увидел весь мир?

– А что в этом криминального? Разве я показал какой-то неприличный жест? И вообще я таким образом благодарил наших болельщиков за активную поддержку. А вы, товарищ Колчин, против того, чтобы советские болельщики поддерживали своих спортсменов, а те хоть как-то их благодарили?

В зале, где проходило собрание, послышались смешки.

– А ну тихо! – постучал по полированной поверхности стола шариковой ручкой Лавров.

– И вообще, идёт медальная гонка, – как ни в чём ни бывало продолжил я. – Мы с американцами, если не ошибаюсь, двигаемся ноздря в ноздрю, а каждая медаль на вес золота, особенно золотая, простите за каламбур. Идёт соревнование двух систем, политика, даже в спорте от неё никуда не деться. И вместо того, чтобы в такой ответственный момент поддерживать советских спортсменов, вы наоборот нагнетаете обстановку и снижаете наш моральный дух.

Лицо Колчина налилось кровью.

– Ну хватит препираться, Варченко, мы с тобой потом разберёмся, – наконец выдавил он из себя.

– Ну это мы ещё посмотрим, с кем будут разбираться.

А вечером чиновник поскрёбся в наш с Кошкиным номер, вызвал меня в коридор и долго извинялся. Я едва сдерживал улыбку, не знал, бедняга, с кем связался. А Инга всё равно была в восторге от посланного в телекамеру воздушного поцелуя, что и сказала мне по телефону. Ей уже подруги из Пензы и одногруппницы звонили, все обзавидовались такому романтическому жесту с моей стороны.

– Ведь это мне сердечко и воздушный поцелуй предназначались? – на всякий случай уточнила она.

– Конечно, тебе, глупенькая, кому же ещё? Жду вас с мамой на финале.

Финал… Какое сладко-щемящее слово. Сколько боксёров душу заложили бы только за то, чтобы получить право стать участником схватки за «золото». Не говоря уже о том, чтобы тебе на шею повесили заветный кругляш с эмблемой Олимпийских Игр.

К финалу гематома благодаря примочкам нашего доктора рассосалась, зато под левым глазом теперь переливался всеми цветами радуги громадный фингал. В углу глазного яблока краснота почти ушла, окулист, смотревший меня с утра, дал добро на финальный бой.

Попробовал бы не дать! Я бы его… Я бы сильно расстроился. А пока готовим план на решающий поединок.

Что мы можем противопоставить атакующему стилю этого темнокожего бычка? Бойца без шеи, со снабжённой квадратной челюстью головой, усаженной прямо на плечи, из которой растут непропорционально длинные руки. Простите, мои толерантные друзья, но это натуральная горилла. Парень лупил мощно как с дальней, так и со средней дистанций. Разве что в ближнем бою ему было некомфортно, и он старался сразу клинчевать, чтобы рефери развёл бойцов в стороны, и он снова мог работать на любимой дистанции.

Что ж, будем сближаться, как айсберг с «Титаником», неотвратимо, фатально, и кто-то из нас двоих пойдёт ко дну. Надеюсь, в роли айсберга выступлю я.

Пока я готовлюсь к поединку, определяются чемпионы в более лёгких весовых категориях. Сабиров сильнее кубинца Ипполита Рамоса, американец Джексон убирает о своего пути болгарина Лесова, кубинец Эрнандес побеждает венесуэльца Пиньяго… Вторую золотую медаль нам приносит Виктор Рыбаков, одолевший в финале кубинца Адольфо Орта. И мы уже перевыполняем план той московской Олимпиады, что была в моей прежней жизни!

Ещё один кубинец Эррера побеждает американца Брауни, итальянец Патрицио Олива неожиданно побеждает нашего Конакбаева, который вынес в полуфинале сильного кубинца Агилара. Правда, и Олива в своём полуфинале одолел боксёра из США, победителя Панамериканских Игр. Кубинец Альдама был сильнее поляка Щербы, американец МакКормик (единственный белый в команде США) в равном бою всё же за счёт напора и настырности одолел кубинца Альдаму. Это реально была драка, я с удовольствием посмотрел бой, благо что в раздевалке стоял переносной телевизор.

В следующем весе Саня Кошкин, увы, уступил по очкам кубинцу Мартинесу. Ещё один кубинец Хосе Гомес за явным преимуществом вынес нашего Савченко.

Таким образом, кубинцы уже обеспечили себе командную победу, пусть ещё и осталось разыграть медали в двух весовых категориях – в весе до 81 кг и свыше 81 кг. Там непобедимый Теофило Стивенсон дерётся с… Нет, не с Петром Заевым, как было в моей истории, Заев в полуфинале как раз проиграл Стивенсону. Соперником кубинца стал венгр Иштван Леваи, который сумел послать в нокаут (причём достаточно случайном ударом) американца Грега Пейджа.

– Пора!

Грачёв хлопает меня по плечу, подталкивая к выходу из раздевалки. Ноги неожиданно запутываются в валявшейся на полу скакалке, через которую я прыгал на разминке, так что едва не падаю. Интересно, за плохую примету сойдёт или я зря себя накручиваю? Так-то мандраж есть, и ещё какой, но главное, что это не страх, а если и присутствует немного, то это боязнь проиграть самый важный бой в моей жизни на данный момент.

Рамирес, судя по фамилии, явно из испаноязычных эмигрантов, либо их потомок, но негр однозначно. Впрочем, меня его родословная волнует мало, больше интересует, будет ли он работать в своей излюбленной манере? Начинает он бодро, напирает и бьёт, а я невольно отскакиваю, всё никак не получится подойти на удобную дистанцию. Наконец выкраиваю момент, сближаюсь на широком шаге и успеваю ударить лишь раз по корпусу – Рамирес тут же вяжет меня в клинче. Вот собака бешеная, зажал мои руки у себя подмышками и хрен вытянешь. Без перчаток вытянул бы, а с ними, увеличивающими кисти раза в два, уже трудно. Хочется лбом заехать ему в переносицу, в эту губастую рожу, едва сдерживаюсь, чтобы не реализовать свой коварный план.

Рефери нас разводит, всё начинается по новой. Вновь сближаюсь, но на этот раз работаю на средней дистанции. В принципе, удобная для обоих, и у обоих есть шанс нарваться на хороший удар. Но пока мне везёт, да и сам я, кажется, смачно попадаю в живот, отчего соперник покрякивает, как утка. Лучше так, чем если бы пустил газы, бывает на ринге и такое.

Первый раунд заканчиваем в такой же манере, но мне кажется, что я был чуть точнее. Пока далеко не всё ясно, бой близкий, и одно удачное попадание может повернуть рисунок поединка в ту или иную сторону.

Грачёв давит на грудную клетку, давая продышаться, затем вытирает пот с шеи и груди влажным полотенцем. Что-то говорит, но я не слышу, потому что замечаю на трибуне Ингу с мамой. Вон они где сидят, в третьем секторе. Вроде как даже встречаемся взглядами, хотя отсюда трудно разглядеть. Улыбаюсь им, и до меня доносится голос Владимира Николаевича:

– Ты чего скалишься, Макс? Настроение хорошее? Рано пока радоваться, ещё два раунда.

Да, радоваться рано, и я продолжаю выполнять тренерскую установку, не даю сопернику разгуляться на дистанции, раз за разом вхожу на среднюю дистанцию, а когда там вымахиваюсь – на ближнюю, где и сам не против поклинчевать, чтобы немного передохну́ть. Всё-таки усталость даёт о себе знать, и такое ощущение, что американец чуточку посвежее. Не иначе последствия сгонки веса, хотя прошло уже… Почти две недели, кстати. Опять же, каждый бой отнимает силы, и к финалу боксёры подходят достаточно измотанными. Некоторые, правда, умеют восстанавливаться за день, но таких меньшинство. Надеюсь, мой соперник не из их числа, иначе в заключительной трёхминутке мне придётся туго.

Увы, американец третий раунд начал резво, обрушивая на меня удар за ударом, причём достаточно увесистые. При этом, когда я пытался пойти на сближение, он отступал назад и снова посылал в мою сторону перчатки. А когда на его физиономии появилась язвительная ухмылка, и я прочитал в глазах соперника, что он уже вешает себе на шею золотую медаль, у меня потемнело в глазах. Но не от упадка сил, а от захлестнувшей меня волны ярости.

Ах ты ж сука, он ещё лыбится! Да на, да получи! В эту атаку я вложил все оставшиеся силы. Сколько там до гонга? Минута, полторы? Плевать, силы закончатся – повисну на американце, обниму его, как любимую жену, и хрен он от меня отклеится.

Бью и понимаю, что попадаю. Первые удары он заблокировал, пытался работать уклонами, встречать, но я его попросту смял, оттеснил в угол, а когда он решил прижаться ко мне в клинче, оттолкнул его локтем и продолжил лупить в эту уже совсем не весёлую харю.

А когда голова соперника пару раз как следует встряхнулась, я на автомате добавил левой в печень (ну куда же без неё, любимой), и тут внутри меня словно бы опустили рубильник. Силы закончились как-то разом, руки повисли, и на что меня ещё хватило – так это слиться с негром в экстазе, то есть в клинче.

Почему рефери не стал считать Рамиресу нокдаун – так и осталось для меня загадкой. Скорее всего, потому что и он согласился клинчевать, чтобы, используя меня в качестве опоры, не свалиться на канвас.

– Break, – прозвучала команда рефери.

Он попытался растащить нас в стороны, и в этот момент лоб Рамиреса с глухим стуком стукнулся в мою правую надбровную дугу, а пару секунд спустя мой глаз залило чем-то тёплым и липким. Чем – это я сразу сообразил, особенно когда на мою красную майку капнули ещё более красные, почти чёрные капли. В этот момент меня волновал вопрос: какова глубина рассечения? Позволит ли она мне закончить этот в общем-то равный бой? Равный, если не считать вот этой атаки, когда судьи обязаны были засчитать несколько моих попаданий.

– Stop! Stop!

Рефери всё-таки растащил нас в стороны. Время остановили. Внимательно посмотрел на моё рассечение и махнул рукой в сторону столика, за которым располагался врач:

– Doctor, come here, please.

Тот неторопясь поднялся на ринг. Врач был наш, вроде бы с кафедры спортивной медицины Первого Московского Государственного медицинского университета имени И.М. Сеченова. В ход пошла перекись водорода, зашипело и в ране, зашипел и я от жжения в ней.

– Кровь я остановил, но рассечение глубокое, – сказал мне врач где-то минуту спустя, замазав рану вазелином. – Кровотечение может открыться в любой момент.

Досрочное завершение боя – и американцу присудят победу техническим нокаутом. Это будет катастрофа, особенно на фоне того, что до финального гонга остаётся где-то минута.

– Товарищ доктор, я должен закончить бой, – говорю я так тихо, чтобы кроме врача никто меня не услышал. – Вы же не можете допустить, чтобы победу отдали американцу.

И при этом с такой мольбой смотрю в его глаза, что тот отводит взгляд.

– Я давал «Клятву Гиппократа». А если твоему здоровью будет причинён непоправимый вред?

– Не будет, – мотаю я головой, надеясь, что при этом в стороны не полетят брызги моей крови. – Осталось всего ничего, я побегаю, так что он даже меня ни разу не достанет.

Рефери из Бразилии уже стоит рядом, прислушивается, как будто понимает русский. А вдруг и впрямь понимает, вдруг учился в каком-нибудь Университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы? Поймёт, что мы тут договариваемся между собой, и побежит докладывать кому надо.

– Обещаешь не подставляться? – наконец со вздохом спрашивает врач.

– Клянусь!

– The battle can continue, – говорит он рефери.

Тот кивает и приглашает нас с американцем в центр ринга. В глазах соперника вижу явное неудовольствие решением врача, и в то же время решимость закончить всё как можно быстрее. Ноздри раздуваются, белки глаз от прилившей крови стали розоватыми, и он идёт вперёд, явно намереваясь сделать из меня отбивную. Держать дистанцию трудно, именно на дальней он своими джебами меня может достать, приходится уклоняться, ставить блоки, принимая удары на перчатки…

Бляха муха, всё-таки открылось кровотечение! Это от моей же перчатки самортизировало в замазанную специальным вазелиновым составом рану. Глаз снова стало заливать, пусть и не так сильно, как в первый раз. Сейчас рефери увидит и вновь остановит бой, а там шут его знает, как повернётся.

– Двадцать секунд, Макс!

Отчаянный крик Грачёва я услышал, и в этот момент Рамирес пошёл, наверное, в последнюю и решительную атаку, не сомневаясь, что я уже не смогу ответить. Но тот перерыв, когда мне оказывали помощь, вдохнул в меня немного сил, и теперь настал момент, чтобы их выплеснуть без остатка.

Я сделал шаг навстречу американцу, уклоном ушёл по полукрюка правой и, вложившись в этот удар от души, засадил перчатку в услужливо подставленную печень. На этот раз Рамирес согнулся пополам и выпучил глаза одновременно с гонгом, а я так и замер с занесённой для решающего удара рукой. Прозвучи гонг секундою позже – ничто не спасло бы соперника от «fatality» из моей некогда любимой игры «Mortal Kombat» на приставке «Sega».

К скособочившемуся Рамиресу подлетают его секундант с помощником, а я подхожу к канатам, с другой стороны которых на ринг взбирается врач с пузырьками перекиси водорода и вазелина.

– Зашивать надо, – бормочу я, подставляя рану под смоченную перекисью ватку.

– Понятно, что зашивать. Пока пластырем залеплю, и езжайте в травмпункт. Надеюсь, зашивать будет не криворукий, а то шрам останется.

Я едва не сказал, мол, хрен с ним, с этим шрамом. Для меня сейчас куда важнее, что решили судьи. Рефери и мой недавний соперник уже дожидаются меня в центре ринга. Американец уныло смотрит себе под ноги, видимо, уже что-то знает, и это не могло не вселить в меня уверенность. Но радовался я где-то глубоко внутри себя, осторожно, словно опасаясь спугнуть удачу.

Рефери обхватил пальцами моё обмотанное эластичным бинтом запястье. В висках толчками пульсирует кровь, я до крови закусываю нижнюю губу… Что-то много её, этой крови, но лучше больше, чем меньше, шучу про себя я.

– So! – разносится по залу голос судьи-информатора, и шум на трибунах стихает.

А в моей голове словно уже кувалда лупит, и я даже зажмуриваюсь, как бы не лопнула.

– The boxer from the red corner wins by a separate decision of the judges!

Да-а! Рефери поднимает мою руку, и зал взрывается криками. Я смотрю на третий сектор, вижу, как мама с Ингой, обнявшись, плачут, и у самого слёзы наворачиваются на глаза. Я сделал это! Да, я – олимпийский чемпион!

Жмём с американцем друг другу руки, обмениваемся рукопожатиями с его секундантами, а в следующее мгновение кто-то меня обхватывает сзади и поднимает в воздух.

– Максим! – орёт в ухо Грачёв. – Ты победил! Ты чемпион! Ты это понимаешь?!

Он и за себя рад, станет теперь Заслуженным тренером СССР. Заработал, что уж тут.

Оба Лавровых и Свиридов поздравляют без особой помпы, просто жмут руки, как будто их подопечные каждый день выигрывают золотые олимпийские медали. А я обессиленно падаю на скамейку в раздевалке и сижу с закрытыми глазами, упёршись затылком в ещё пахнувшую свежей краской стену. Ну что, Максим, сбылась мечта идиота? Или не идиота?