Текст книги "Шерлок Холмс в наши дни"
Автор книги: Гельмут (Хельмут) Хефлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
Размеры тела как средство для идентификации
К таким писарям с 15 марта 1879 г. принадлежал молодой Бертильон, тогда еще мелкий чиновник парижской полиции, который, однако, вскоре вырос до знаменитого Альфонса Бертильона.
– Ну, месье Бертильон, как вы себя у нас чувствуете? – спросил его однажды старший коллега.
– Холодно здесь, в зале, – пробурчал молодой человек, напрасно пытаясь согреть дыханием застывшие пальцы. – Без перчаток вообще нельзя работать.
Старший коллега засмеялся.
– Подождите лета, тогда уж вы попотеете.
– Прекрасные перспективы!
– Нравится ли вам хотя бы работа?
– Тупая, – пробормотал Бертильон. – Да, ограниченная и тупая. Постоянно одни и те же данные о личности, полученные полицейскими чиновниками при аресте и задержании и занесенные в картотеку.
– Все время одни и те же данные? А как же рост – высокий, маленький, средний? Или форма лица – обычная, без особых примет? Это вы называете одними и теми же данными?
– Это характеристики, присущие тысячам людей.
– А фотографии? – спросил старший коллега. – Они тоже присущи тысячам людей?
– Многие изображения на фотоснимках искажены, так как арестанты руками и ногами противились фотографированию. Приглядитесь повнимательней, – сказал Бертильон, протягивая несколько фотографий преступников. – Разве на этих снимках запечатлено выражение лица, характерное для конкретного человека? Нет. Наши господа фотографы считают себя художниками, поэтому их фото скорее художественны, чем точны.
– Итак, едва вы приступили к своим обязанностям, как уже критикуете, причем нашу картотеку – основное средство идентификации уголовников.
– Но картотека превзошла уже все допустимые размеры. Обозримость ее давно утеряна.
– Но разве все не рассортировано в алфавитном порядке по именам?
Молодой Бертильон покачал головой.
– Эта классификация по именам бессмысленна. Воры, мошенники, плуты и убийцы постоянно меняют свои имена.
– Но вы же заметили, что мы, кроме того, делим всех по возрасту, методам, которыми работают уголовники. Таким образом, получаются небольшие группы карточек, которые легче просматривать.
– Легче просматривать! Сколько, собственно говоря, тратится времени, пока вы наконец найдете нужное вам лицо в этом огромном карточном потоке?
От такого количества возражений старшему писарю стало не по себе, и он задал встречный вопрос:
– Может быть, вы выступите и против фотографий, вы, сверхумник?
– Во всяком случае у меня есть кое-какие возражения. При восьмидесяти тысячах фотографий практически почти невозможно сравнить фотоснимки задержанных впервые с фотоснимками рецидивистов.
– Ну, а поименный список сфотографированных?
– Это также почти бессмысленно: мало что дает для поиска личности. В важных случаях, когда очень нужно провести сравнение, инспектора и писари на протяжении многих дней копаются в фототеке, пытаясь найти сходную фотографию. Это я испытал сам за те несколько дней, которые здесь нахожусь. Нет, это надо менять к лучшему!
– А как?
Молодой человек пожал плечами и в раздумье изрек:
– Я еще сам не знаю. Во всяком случае в нашей прославленной Сюртэ многое не в порядке.
– Если вы хотите здесь продвинуться, то лучше воздержитесь от критики, Бертильон, – предостерег укоризненно другой сотрудник. – Префект полиции не любит, когда какой-то желторотый писарь считает себя умней его.
Но Бертильон не покорился. Наоборот.
В июле 1879 года он заполнял в повседневном темпе отупляющего галопа трех– или четырехтысячную карточку, и тут ему пришла в голову необычная мысль. Почему, собственно говоря, мы тратим столько времени, денег и сил на все менее успешные попытки идентификации преступников? Почему мы все время топчемся на одной и той же дорожке и цепляемся за старые, неточные совершенные методы? Нужно только пошире раскрыть глаза, чтобы понять, что нам принесло естествознание: "каинову печать", которая неизменно отличает одного человека от другого, – размеры частей его тела.
Эта мысль пришла ему не случайно. В доме своих родителей молодой Бертильон, сын врача, часто присматривался к отцу и деду, когда они, "как при священнодействии", вымеряли бесчисленные черепа людей всех рас для того, чтобы установить, нет ли связи между формой головы и интеллектуальным развитием человека.
В XIX веке естествознание начало свое победоносное шествие. В детстве Бертильон не раз слышал имя Чарльза Дарвина – ученого, который в своей революционной книге изложил теорию возникновения и развития видов, опровергающую библейский миф о сотворении мира. По его выводам, все живые существа прошли длительный процесс развития, в начале которого находилась простейшая живая клетка. Бертильон слышал и о других больших ученых и их открытиях, в частности неоднократно повторялось имя бельгийского астронома и основателя социальной статистики Ламберта (Кустеля) (1796-1874).
– По утверждению Кустеля, на земле не может быть двух людей, у которых бы совпадал размер всех без исключения частей тела, – пояснил как-то в разговоре Бертильон своим коллегам в префектуре полиции.
– И вы в это верите, Бертильон?
– Я постараюсь это проверить.
– Именно вы? Каким же образом? – коллеги откровенно ухмылялись.
– Я попрошу разрешения проводить измерения арестованных при их регистрации.
– Просите, Бертильон, просите, и вы заслужите еще больше насмешек от своих коллег, чем сейчас.
Но они ошиблись в этом молодом человеке. Правда, он страдал определенным комплексом неполноценности, который иногда пытался побороть посредством излишне резких высказываний. Из-за этих черт характера его не любили, и до последних дней у него было очень мало друзей. Но он был очень способным и одержимо добивался осуществления своей цели. Без этой одержимости ему не удалось бы осуществить ничего из того, что он считал перспективным.
Не обращая никакого внимания на иронические замечания, Бертильон упорно проводил измерения частей тела заключенных: величины и окружности головы, длины рук, пальцев, ног. При этом он все больше убеждался, что отдельные части тела у разных людей могут иметь одинаковые размеры, но никогда не бывает совпадения по четырем-пяти размерам одновременно.
Первый его отчет полицейскому префекту о результатах подобных исследований остался без ответа. Но Бертильон не сдавался. Он упорно продолжал свои измерения в тюрьме Ла Санте.
Когда 1 октября 1879 г. его повысили – из помощников писаря сделали самостоятельным писарем, – он предъявил префекту второй отчет. Префект не смог разобраться в не совсем точных формулировках Бертильона и попросил шефа Сюртэ высказать свое мнение. Оно было абсолютно отрицательным – ведь шеф таких теоретиков, как Бертильон, не признавал.
Префект встретил Бертильона словами:
– Я полагаю, вы писарь двадцатого разряда и у нас вы восемь месяцев, не так ли? И вы хотите уже опираться на собственные идеи? Ваш отчет читается как шутка.
– Господин префект, если вы мне разрешите." – растерянно проговорил молодой человек.
– Пожалуйста, только покороче!
– Конечно, месье!
Нетерпение высокого чина усилило неуверенность молодого писаря, который и без того едва ли был в состоянии достаточно четко объясниться.
– Как можно прочесть в моем сообщении, – начал Бертильон, заикаясь, – я основываюсь на утверждении, что вероятность встречаемости людей одного роста составляет 1:4.
– Да-да, я это читал. Дальше!
– Пожалуйста, монсеньор! Если наряду с измерением роста измерить еще какую-то часть тела, например длину верхней части туловища, то вероятность совпадения становится уже 1 : 16. Если же сделать измерения одиннадцати частей тела и занести их в регистрационную карточку уголовника, то шанс обнаружить преступника с такими же признаками равен 1: 4194304. А при четырнадцати измерениях соотношение доходит даже до 1:268435456. Возможности измерений так велики, что...
– Никаких новых цифр, Бертильон, – прервал его префект, предостерегающе поднимая обе руки. – Ни один человек не сможет в этом разобраться.
– Это совсем не так, господин префект, – возразил молодой человек, глубоко убежденный в своих доводах – Я разработал способ систематизации карточек с
данными измерений, позволяющий за несколько минут установить, имеется ли карточка с такими же данными в картотеке или нет.
– Да, действительно, об этом что-то есть в вашем отчете, – сказал префект со скучающим видом. – Только ни один человек из этого ничего не поймет.
– Я с удовольствием вам объясню. Возьмем, к примеру, картотеку, состоящую из 90 тысяч карточек. Если за первое измерение взять длину головы и отметить ее на карточке, разделив на большую, среднюю и малую, то получатся только три группы карточек, каждая по 30 тысяч. А если при систематизации карточек учесть и результаты второго измерения, к примеру ширину головы, то...
– Достаточно! – грубо оборвал его префект. – Вы своими размерами, цифрами и системами можете свести с ума любого. Идите, Бертильон, идите и вновь не обременяйте префектуру вашими бредовыми идеями, в противном случае ваше увольнение станет делом нескольких минут!
Столь грубый отказ выслушать его доводы явился для Бертильона тяжелым ударом, но все же он продолжал и дальше упорно и настойчиво работать над своей антропометрией, как он назвал этот метод опознания, и ждал лишь удобного случая, чтобы доказать его целесообразность. Случай представился в середине ноября 1882 года, после прихода нового префекта полиции. Несмотря на то, что Бертильон сделал свое сообщение не очень умело, префект в конце концов сказал:
– Хорошо, вы получите возможность испытать ваши идеи. Со следующей недели мы в качестве эксперимента введем ваш метод идентификации. Для этого вам дадут двух помощников. Срок – три месяца. Если за это время обнаружите рецидивиста благодаря вашему методу, тогда посмотрим, что делать дальше.
От внутреннего ликования Бертильон прослушал последние слова префекта, наконец он овладел собой, но тотчас его ликование померкло: три месяца... только три месяца... страшно короткий срок! В течение трех месяцев преступник должен быть задержан, осужден, отпущен и повторно арестован за новое преступление. Но мне это должно удаться. Сейчас или никогда!
К началу января 1883 года картотека Бертильона содержала 500 карточек, к середине января – 1000, в начале февраля примерно 1600,15 февраля – 1800.
"Система регистрации функционирует, – подумал Бертильон и, полный нетерпения, бросил взгляд на календарь. – Но что это? Сегодня 19 февраля. Еще лишь десять дней до окончания срока. Срока казни..."
Истекали последние часы 20 февраля. Таяла надежда на счастливую случайность. Это был такой же день, как все остальные, не произошло ничего особенного. Незадолго до окончания рабочего дня Бертильон сам занялся измерениями одного задержанного.
– Как вас зовут? – спросил он у арестованного. Человек усмехнулся:
– Дюпон.
Фамилия Дюпон во Франции самая распространенная, как у нас Майер, Мюллер, Шмидт.
– Хм, сегодня уже шестой Дюпон, – отметил Бертильон раздраженно. – Сегодня каждый набитый дурак называет себя Дюпоном.
– Но это действительно моя фамилия.
– Мне кажется ваше лицо знакомым. Не были ли вы здесь не так давно?
– Здесь? – прошипел арестант. – Я честный человек,
– Мы сейчас это узнаем. Стойте спокойно, чтоб я мог вас точно измерить.
Ухмыляясь и никак не протестуя, арестованный дал возможность себя измерить: длина головы 157 мм, ширина головы 156 мм, средний палец 114 мм, мизинец 89 мм. "Что может доказать этот глупец? – думал он. – С такой фигурой, как у меня, немало людей по Парижу ходит". Он не чувствовал ни малейшего беспокойства, наблюдая, как Бертильон роется в ящике с картотекой. Длина головы попала в категорию "средняя" и этим самым исключила другие отделения картотеки. Но еще оставались многочисленные отделения, перепроверка которых заняла бы много времени. Однако, с учетом ширины головы, их число сократилось до девяти, с учетом длины среднего пальца – до трех. Когда же Бартильон наконец принял во внимание длину мизинца, перед ним остался один-единственный ящик с 15 карточками. Принесут ли они ему новое разочарование, как уже не раз было за прошедшие дни и недели?
Он едва мог справиться с волнением, когда карточку за карточкой сравнивал с результатами только что проведенных измерений. Наконец, пережив несколько полных надежд минут, он держал в руке карточку с точно такими же параметрами. Только фамилии были разные: зарегистрированный в картотеке человек значился Мартином, этот же назвался Дюпоном. Бертильон повернулся к нему и, пытаясь оставаться спокойным, сказал напрямик;
– Я уже видел вас раньше.
– Неужели? С чего вы это взяли? – с насмешкой ответил арестованный, думая, что его пытаются захватить врасплох.
– Вас арестовали 15 декабря прошлого года за воровство пустых бутылок, – продолжал Бартильон невозмутимо.
– Я... вор?
– Тогда вы назвали себя Мартином.
В первый момент вор растерялся, но потом со злобой произнес:
– Мартин? Ну ладно, это был я.
У присутствовавших в этот момент очевидцев перехватило дыхание, когда они поняли, что произошло. Долго, слишком долго они высмеивали своего коллегу Бертильона, а теперь наконец наступил его заслуженный триумф.
Все больше карточек пополняло картотеку Бертильона, и со временем все больше рецидивистов идентифицировал он с помощью своего метода. Когда начальник управления французских тюрем заявил, что он введет метод Бертильона во всех местах заключения, французская пресса впервые назвала имя находчивого человека. Запестрели заголовки: "Молодой французский научный работник революционизировал идентификацию преступников!", "Французская полиция снова в авангарде борьбы с преступниками!", "Гениальный способ измерений, предложенный Бертильоном!"
Внезапно недавно еще никому не известный помощник писаря стал гордостью нации.
1 февраля 1888 года Бертильон был назначен директором полицейской службы идентификации. Он значительно усовершенствовал и фотографирование преступников, сконструировав для этого специальное вращающееся кресло, на котором регистрируемых можно было снимать как анфас, так и в профиль при одном положении туловища, исключая тем самым технические ошибки. Фотоснимки начали прикреплять к регистрационным карточкам, содержащим результаты измерений и некоторые другие данные о личности.
Вскоре французские журналисты назвали новый метод измерения и опознания бертильонадой. Это обозначение стало применяться и на других языках. Один знаток в данных вопросах восторженно писал: "Бертильонада, основанная на стабильности размеров частей скелета человека, это самое большое и гениальное открытие XIX века в области полицейского дела. Благодаря французскому гению вскоре не только во Франции, но и во всем мире не будет ошибок при идентификации и в связи с этим никаких судебных ошибок, вызванных ложным опознанием. Да здравствует бертильонада! Да здравствует Альфонс Бертильон!"
Бертильон своими измерениями тела, антропометрией практически создал первую всеобъемлющую научную систему в криминалистике.
Сам он считал достаточными одиннадцать измерений, из которых три – измерения всего тела, четыре – головы и четыре – других частей тела. Но в регистрационных карточках начиная с 1894 года стали помещать также отпечатки большого, указательного и среднего пальцев правой руки. Еще раньше к карточкам прикреплялись три фотоснимка регистрируемого в различных положениях и давался его подробный "словесный портрет". Эти средства опознания не связаны с измерениями тела, они относятся к учениям о словесном портрете и дактилоскопии, о которых еще пойдет речь в дальнейшем.
То, что экзальтированно предсказывали сторонники измерений тела, действительно вначале оправдалось. Из Парижа начался триумфальный марш бертильонады по всей Европе и даже за океан. Но уже упорно продвигался вперед новый, более простой и надежный метод опознания – использование отпечатков пальцев, или дактилоскопия, которая вскоре полностью вытеснила бертильонаду.
Неудавшийся трюк индийских пенсионеров
В конце XIX века антропометрия успешно использовалась полицией многих государств мира. На сотнях тысяч картонных карточек были зафиксированы точные размеры различных частей тела преступников. Если преступник попадался снова, он подлежал измерениям, и полученные результаты нужно было лишь сравнить с уже имеющимися.
Со всего мира в Париж приезжали все новые криминалисты и другие ученые, чтобы ознакомиться с этим действительно революционизирующим методом опознания. После такого путешествия в 1888 году англичанин Фрэнсис Гальтон (1812 – 1911), который на протяжении ряда лет руководил в Лондоне лабораторией, занимающейся измерениями, заявил: "Я познакомился с месье Бертильоном во время посещения Парижа и имел возможность изучить его систему. Его ассистенты очень тщательно проводят измерения регистрируемых лиц. Их методы точны и быстро выполнимы. Все хорошо организовано".
О том, что он узнал и изучил в Париже, Гальтон должен был сделать доклад перед научной общественностью. Но рассказать только о том, что он видел у Бертильона, Гальтон считал недостаточным. Он хотел основательно взяться за тему идентификации, раз уж он занялся этой областью знаний.
Конечно, у Бертильона случались и неудачи при идентификации преступников, и это последним было известно. Метод измерения не мог быть применен к молодым, еще растущим людям, составлявшим уже тогда значительную часть преступников; не применялся он и в отношении женщин. Но даже у взрослых нельзя было исключить некоторые изменения размеров частей тела с течением времени. В ходе отдельных измерений размеры могли быть и умышленно изменены лицом, подвергавшимся регистрации. По всем этим положениям одновременно развивавшаяся дактилоскопия – "осмотр пальцев" – превосходила антропометрию, то есть измерение частей тела.
Уже в XVIII веке европейские ученые интересовались папиллярными узорами на пальцах и ладонях человека. Но мысль о возможности применения дактилоскопии в целях идентификации, то есть о возможности использования ее в криминалистике, возникла лишь во второй половине XIX века.
Возможно, что другие народы еще раньше узнали о значении папиллярных узоров. Например, ассирийцы и вавилоняне примерно с 2200 года до нашей эры заверяли документы оттиском пальца. Точно так же китайцы и японцы уже в VII и VIII веках удостоверяли подлинность договоров. Однако неизвестно, использовались ли отпечатки пальцев при идентификации преступников. Но так как доказано, что в XII веке отпечатки пальцев использовались в уголовном процессе, то можно предположить, что указанные народы и раньше могли знать о такой возможности. В 1880 году китайцы располагали уже целой коллекцией отпечатков больших пальцев наиболее опасных преступников. Аналогичным образом дело обстояло в Индии и Персии.
В Европе же возможность идентификации путем сравнения отпечатков пальцев в Средневековье и в более позднее время была, по-видимому, совершенно неизвестна. Отпечаток пальца под документом, вероятно, свидетельствовал больше своей формой и другими особенностями, чем характером папиллярных узоров; с распространением же подписей про отпечатки пальцев на время забыли.
Что же такое, собственно говоря, дактилоскопия? Дословно она переводится как "осмотр пальцев". Южноамериканец Джуан Вицетих из Ла-Платы составил это выражение из двух греческих слов: "дактилос" – палец и "ско-пие" – смотреть. Дактилоскопией обозначают применяемые для установления личности знания о том, что папиллярные узоры у каждого человека индивидуальны и от рождения до смерти неизменяемы. Дактилоскопирование – средство, позволяющее отличить одного человека от другого на основе картины папиллярных линий пальцев его рук и тем самым индивидуализировать каждого человека.
О "папиллярных линиях" – названии, происходящем от слова "папилла" – утолщение, – ниже будет рассказано более подробно.
Англичанин Вильям Гершель, служивший с 1853 по 1878 год в управлении индийской провинцией Бенга-лией и позднее возведенный в дворянство, может приписать себе заслугу первого практического применения для целей идентификации отпечатков пальцев. Он опубликовал об этом статью в журнале "Природа", которая, однако, по-видимому, осталась незамеченной.
С той поры прошло восемь лет, когда его соотечественник Фрэнсис Гальтон, антрополог, снова вспомнил об этом методе после того, как в 1888 году посетил Бертильона в Париже и изучил его систему измерения частей тела. Так как Гальтон должен был сделать доклад о всех известных методах и предложениях по идентификации, он решил изучить и данные Гершеля, полученные в отношении отпечатков пальцев. Он обратился к бывшему служащему управления индийской провинцией Бенга-лией и пригласил его к себе, предварительно ознакомившись со всей литературой по этому вопросу.
– Да, мистер Гершель, то, что я прочел в вашей статье, крайне интересно, – похвалил Гальтон своего гостя, уютно сидя с ним за чашкой чая. – Как вам, собственно говоря, это пришло в голову?
– Более тридцати лет тому назад, когда я еще был британским правительственным чиновником в Бенгалии, передо мной возникла проблема, связанная с выплатой пенсий бывшим индийским солдатам.
– Какая проблема? – засмеялся Гальтон. – Ваша касса была пуста?
– Нет-нет, намного хуже! Как европеец я с трудом различал их в лицо. Почти у всех были одинаковые волосы, у всех одинаковый цвет глаз. Кроме того, у многих были повторяющиеся фамилии, и они не умели писать.
Перечисление такого количества трудностей вызвало у Гальтона новый приступ веселья.
– Это действительно проблема!
– Да, часто случалось, что, получив свою пенсию, они появлялись вторично и утверждали, что еще ничего не получали. А так как я не мог им доказать обратное, я должен был снова платить. Кроме того, с определенного момента я стал замечать еще кое-что, казавшееся мне удивительным.
– Что же это?
– Ну, когда я в дни выплаты смотрел на шеренгу белобородых людей в старинной форме, получавших свою небольшую пенсию, то каждый раз все больше удивлялся, какие они долгожители. Любое страховое общество могло бы тут обанкротиться.
– Вероятно, это был новый трюк? – засмеялся Гальтон.
– Да. Когда умирал старый солдат, то другой человек брал в деревне его форму, надевал и шел в город получать его пенсию, с благодарностью вспоминая о великой королеве в далеком Лондоне.
– Так как вы не могли отличить одного пенсионера опт другого, вам и пришла идея делать это при помощи сравнения их отпечатков пальцев?
Гершель кивнул.
– Конечно. Я стал требовать от каждого ставить отпечатки двух пальцев как на пенсионной ведомости, так и на квитанции о получении денег.
– И таким образом вы. могли отличить настоящего пенсионера от ложного? – живо подхватил Гальтон.
– Да, ведь теперь я каждый раз мог легко сравнить отпечатки пальцев на реестре с отпечатками пальцев получателя. После введения этого метода мошенничества молниеносно прекратились и срок жизни старых солдат значительно уменьшился.
– Но почему именно отпечатки пальцев? Откуда вам вообще было известно, что благодаря отпечаткам пальцев можно идентифицировать человека?
– Мистер Гальтон, когда и где я впервые отметил для себя этот феномен, трудно установить. Еще будучи молодым секретарем, я обратил внимание, какие удивительные следы оставляют грязные руки и пальцы на дереве, стекле, бумаге. На этих отпечатках заметно было множество необычных линий, изгибов, петель, спиралей.
– И вы, наверное, в течение многих лет собирали отпечатки пальцев?
– Да. При этом я узнал много нового и интересного. Я установил, что имеющиеся на кончиках пальцев узоры со временем не меняются. Они остаются теми же через пять, десять, пятнадцать, двадцать лет.
– Это поразительное чудо, присущее человеку! – воскликнул Гальтон изумленно.
– Даже если человек становится старше, – продолжал Гершель, – если его лицо, фигура меняются в связи с болезнью и возрастом – узор на кончиках его пальцев остается прежним – неизменный признак, по которому человека можно распознать даже после смерти, когда от него ничего не остается, кроме кусочка кожи на кончике пальца! Этот знак опознания настолько важен, что в тюрьме моего округа я дал указание после фамилии в списке заключенных помещать отпечатки пальцев.
– И каков был успех?
– Как бы невероятно это ни звучало, но наконец наступил порядок в том хаосе, который царил сотни лет.
– Этим вы намекаете, конечно, на печальные факты прошлого, когда в тюрьму попадали не осужденные, а подставные лица или особо опасные преступники оказывались в числе отбывающих наказание за незначительные преступления.
– Именно так. Ведь крайне редко удавалось установить, стоял ли преступник уже однажды перед судом. Опасному преступнику, который уже отбывал наказание, требовалось только изменить свою фамилию, и никакой полицейский чиновник не мог его с абсолютной уверенностью опознать. Даже на фотографии нельзя положиться – они уже неоднократно являлись причиной роковых ошибок. Итак, при идентификации допускались очень тяжелые ошибки, имели место случаи, обратные вышеприведенным, когда невиновный мог закончить свою жизнь на каторге или даже на виселице.
– Именно поэтому мы уже давно ищем характерные индивидуализирующие признаки человека, исключающие любые ошибки. Такие признаки искали и вы, мистер Гершель.
– Но все усилия перенести этот индийский опыт на землю Англии пока остаются безуспешными.
