Текст книги "Изабель"

Автор книги: Гай Гэвриел Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Еще один звук, на этот раз справа, на тропе. Они находились далеко от парковки и от машины, от дороги, от огней, от всех людей.

– Ты мне не ответил, – сказала Ким. – Нед, что ты сделал, чем навлек это на себя?

– Я ничего не делал нарочно, поверь мне. Встретил одного человека в соборе. Который… он… это сложно объяснить.

– Не сомневаюсь, – сухо заметила она. – Похоже на то.

Она махнула рукой, и они одновременно перешагнули через низкие перила к выпуклой стене башни, прижались к ней спиной. Пока что, после слов Ким на том незнакомом языке, эти твари застыли на месте.

Ким снова зажгла фонарь, услышав какой-то звук, нашла лучом еще одного волка. Четыре, пять? Они оба смотрели в том направлении, когда Нед услышал слева от себя какое-то шуршание, рядом с Ким.

Не тратя времени на размышления, совершенно инстинктивным движением, он шагнул мимо нее и нанес сильный удар палкой, как бейсбольной битой.

Он попал волку в голову сбоку. Волк оказался более тяжелым, чем собака сегодня в городе. Он не отлетел, не завертелся, но упал. Нед вскрикнул, его поврежденное плечо отозвалось на этот удар.

Ким снова выругалась. Нед услышал, как она что-то резко произнесла, почти прорычала, на том же языке, что и раньше, и хотя он не понял ни слова, он весь похолодел, так свирепо она это сказала.

«Холодно в огне», – подумал он. Для этого имелось какое-то слово, из тех глупостей, которые включают в тесты по английскому языку.

Ким повторила только что сказанное, с теми же интонациями, только медленнее. Нед почти почувствовал общий вздох в ночи, словно сама темнота реагировала на нее. Он стоял на одном колене, держась за плечо. Волк лежал достаточно близко от него, и он его видел. Тот не шевелился.

– Хорошая работа, – тихо сказала Ким. – Больно?

– Плечо, но я его повредил не сейчас. Мне пришлось сражаться с собакой сегодня днем.

– Что? Нед, что ты здесь делал?

– Я во что-то вмешался. Он потом сказал, что они просто играют в игры. С ним, не со мной.

Она на секунду замерла. Потом спросила:

– Кто так сказал, Нед?

– Человек из собора. Думаю, он участвует во всем этом.

– Конечно. Поэтому за тобой следят. Ты можешь с ним связаться?

– Как? Послать ему сообщение?

Она коротко рассмеялась. Она все-таки молодец, решил Нед, пусть даже тетушки редко бывают молодцами.

– Нет, не так. Ты можешь увидеть его так же, как увидел меня, глядя внутрь себя?

Он заколебался.

– Я так уже делал. Видел его. Дважды. Он сказал, что умеет ставить защиту.

– Уверена, что умеет. Я его не вижу. Попробуй ты.

Нед попробовал. У него возникло такое же глупое ощущение, как и раньше, хоть и не вполне такое же, если подумать. Его тетя была рядом, и ее сияние он видел внутри себя.

Однако только ее. А не человека со шрамом, который сказал им в монастыре, что у него нет имени. Он покачал головой.

– Я не представляю себе, что я делаю.

– Почему ты должен представлять? – мягко ответила она. – Поэтому я и приехала, чтобы сказать тебе, что не понимать – это нормально.

– Поэтому?

Она кивнула.

– И по другим причинам.

Волки не издавали ни звука с того момента, как она заговорила, или с того момента, когда Нед треснул одного из них палкой.

– Они ушли? – спросил Нед.

Ким повернулась и посмотрела. У него возникло ощущение, что она не смотрит по-настоящему, глазами.

– Они ждут, – ответила она. – Мне очень хочется знать, в чем тут дело. Как твое плечо?

– Больше никогда не буду играть на тубе.

Она безнадежно вздохнула.

– Ужасно смешно. Ты точно такой же, как твоя мать.

– Мама так шутила?

– В твоем возрасте? Без конца.

– Чего они ждут? – спросил он.

– Мы очень скоро узнаем. Продолжай попытки найти твоего друга.

– Он мне не друг, поверь мне.

Позади них раздался шорох. И в ту же секунду прозвучал голос:

– Он тебе не друг. Будет хорошо, если ты это запомнишь.

Они вместе резко обернулись. И увидели нечто такое, чего Нед не смог забыть, даже после всего того, что случилось после. То, что является нам первым, на пороге, часто остается навсегда.

Очень большой, широкоплечий человек стоял перед проломом в башне. У него были длинные светлые волосы, массивное золотое ожерелье и золотые браслеты выше локтей. Он был одет в тунику и более темный, отороченный мехом жилет, штаны в обтяжку и сандалии, завязывающиеся у щиколоток.

И у него были ветвистые рога, как у оленя. Это не был шлем с рогами, ничего похожего, как сначала подумал Нед. Он не носил шлем. Рога росли прямо из его головы.

Именно в тот момент Нед Марринер наконец признал, что вошел в мир, к которому ничто в прежней жизни его не подготовило. В нем не осталось отрицания; он чувствовал, как страх извивается и сжимает кольца в его теле.

– Как вы туда попали? – заикаясь, выпалил он.

– Он прилетел. Вероятнее всего, в облике совы, – сказала его тетка, с поразительным хладнокровием. – Почему бы тебе не принять собственный облик? – прибавила она почти небрежно, обращаясь к стоящему перед ней человеку-оленю. – Менять обличья – это игра. А этот облик – проявление неуважения. Даже святотатства.

– Это неразумная мысль, – ответил рогатый человек. Они говорили друг с другом по-французски, удивительно официальным тоном. – В собственном обличии я слишком красив для тебя, женщина. Ты бы умоляла меня овладеть тобой прямо здесь, на глазах у ребенка.

Нед ощетинился, сжимая кулаки, но его тетка лишь улыбнулась.

– Это маловероятно, – пробормотала она. – Я видела немало красивых мужчин, и мне удавалось сохранить самообладание.

Она умолкла, глядя на него снизу вверх, потом прибавила:

– И я видела бога, чей облик ты копируешь, и его сына, который командовал волками, гораздо более опасными, чем эти слабые духи. – Голос ее опять изменился. – Ты немного умеешь менять облик, я это вижу. Не жди, что я дрогну. Я знала мужчин и женщин, обладающих гораздо большими способностями, такими, что не передать словами. Не сомневайся, я говорю правду. Я предлагаю тебе железную истину при лунном свете на опушке дубовой рощи.

Нед содрогнулся. Не смог сдержаться. «И это моя тетя», – подумал он.

Существо со светлыми волосами и рогами оленя долго смотрело на нее.

– Если ты говоришь о повелителе волков и о боге так небрежно, они оба, или один из них, могут заставить тебя заплатить за это.

– Это правда. Если я говорила о них небрежно.

Стоящий перед ними заколебался.

– Ты очень самоуверенна, женщина. Кто ты? Почему участвуешь в этом? Все это ничего для тебя не значит, ты от этого ничего не получишь.

Ким покачала головой.

– Я ни в чем не участвую, только охраняю сына моей сестры. Он не обладает силой и только начинает учиться видеть, он для тебя не опасен. Оставь его в покое.

– А! Она выдвигает требование. А если я не соглашусь?

Нед услышал, как старшая сестра его матери тихо ответила:

– Тогда будь уверен: я призову силы, которые вырвут тебя из ткани времени до самого его конца. И ты не совершишь того, зачем пришел сюда.

Молчание. Ни звука от волков позади. Нед гадал, не слышат ли остальные стук его сердца.

– Мудр тот, кто видит своих истинных врагов, – мягко прибавила Ким.

– Ты даже не знаешь, в чем тут дело. Что я пришел совершить. – Но теперь в его низком голосе прозвучало сомнение. Нед его услышал.

– Конечно, не знаю, – резко сказала тетя Ким. – И меня это не интересует. Делай, что должен. Я тебе объяснила мою единственную цель. Согласись, и мы уйдем. Не согласишься, и пеняй потом на себя, если твоя мечта не сбудется.

– Этот мальчик сегодня днем сражался бок о бок с человеком, которого я должен убить.

– Так убей этого человека, если тебе суждено его убить. Но мальчик – мой и останется невредимым. Он не желает вмешиваться.

– Разве? А он может говорить сам за себя, или женщина все делает за него, как за сосунка?

Тетя Ким открыла рот для ответа, но Нед, разозлившись, вмешался:

– Я прекрасно могу говорить сам. Я понятия не имею, что это было сегодня днем, но напали на человека, с которым я перед этим разговаривал за столиком. А ты бы остался в стороне?

Снова молчание.

– У щенка есть зубы, – внезапно рассмеялся их собеседник низким, горловым смехом, искренне развеселившись. Этот громкий смех раскатился над холмами. – Конечно, я бы не остался в стороне. Это было бы позором для моей семьи и моего племени. Но это не означает, что ты не мог погибнуть.

– Он сказал, что ты играешь в игры.

Еще один взрыв смеха. Он будоражил и одновременно пугал.

– Правда? Он так сказал? – Светловолосый человек снова посмотрел на Неда. – А ты меня порадовал! Клянусь всеми богами, я превзошел его. Он это понимает, с каждым своим неглубоким вздохом. Что касается тебя, то дети, бывало, погибали во время игр.

– Могу себе представить, если игры такие, как эта. – Нед все еще был в ярости. – Так скажите мне, порадуйте теперь меня, я убил сегодня вашего четвероногого друга? Стулом?

Он почувствовал руку Ким на своем плече, предупреждающую вести себя осторожнее. Но он был не в настроении проявлять осторожность.

Человек с рогами сказал:

– Он был в том облике, который принял на тот момент. Не более того. Сейчас он у тебя за спиной, в другом облике. Скажи мне, глупое дитя, что, по-твоему, происходит?

– Мы тебе уже сказали, – резко произнесла Ким. – Мы не знаем, что это. И не требуем для себя никакой роли. Если ты нас не вынудишь. – Она помолчала, потом прибавила, снова более холодно: – Ты меня хочешь вынудить? Мне придется вызвать Лиадона?

Пораженный Нед увидел, как высокий человек быстро отступил назад, потрясенный и изумленный, вскинул голову, на рогах блеснул лунный свет.

– Тебе известно имя, которое ты знать не должна, – после долгого мгновения ответил он. Голос его стал спокойным. – Это имя оберегается, оно священно.

– Я имею к нему доступ, – сказала Ким. – И я видела того, над кем ты насмехаешься, нацепив рога.

– Я не насмехаюсь, – запротестовал их собеседник, но теперь в его голосе слышалась попытка оправдаться.

– Играя в игру, нарядившись в его рога? Нет? Правда? Разве ты ребенок, которого старшие должны прощать? Ты еще не стал взрослым?

Человек, стоящий перед ними, ответил:

– Хватит, женщина! Я бывал в этих рощах и на прудах, приходил и уходил, появлялся и исчезал в течение двух тысяч лет!

Нед с трудом сглотнул. Он услышал, как этот человек спросил:

– Для тебя это детский возраст?

Теперь Нед испугался, ему стало очень страшно, и он удивлялся своему минутному безрассудству, но тетя Ким лишь сказала:

– Может быть. Конечно, может! В зависимости от того, что ты делал, когда появлялся и исчезал. Покажи мне нечто иное: уйди от нас, и не в этом облике. Я хочу вернуться в свой дом. Это твое место, а не мое. Поклянись оставить мальчика в покое, и я исчезну из твоих игр. И из твоих сражений.

Высокий, великолепный незнакомец смотрел на нее сверху, словно пытался проникнуть сквозь лунный свет и увидеть некую глубоко скрытую истину.

– Как твое имя?

Ким покачала головой.

– Сегодня я тебе его не открою.

Тогда он улыбнулся, еще раз внезапно сверкнули зубы, и опять рассмеялся.

– Я опечален до глубины души. Я бы тебе подарил мое имя, и бесплатно, умная женщина, если бы у меня здесь было имя.

Ким не ответила на улыбку. Она спросила:

– Ты ждешь имени?

– Она даст мне имя. Она всегда его дает.

– Вам обоим? – спросила Ким.

У Неда возникла та же мысль. Снова колебание.

– Нам обоим. – Он посмотрел на нее сверху. – И тогда это начнется, и я, возможно, опять его убью и испытаю радость убийства.

Он еще мгновение смотрел на Ким, теперь совсем не обращая внимания на Неда; затем поднял свою большую голову и хрипло произнес слова на другом языке, тоже неизвестном Неду. Они услышали рычание в ответ; затрещали сучья на земле у них за спиной, это уходили звери.

– Ты не станешь вмешиваться? – снова спросил человек с рогами у Ким.

– Нет, если ты меня не вынудишь, – повторила она. – Тебе придется положиться на эти слова в качестве гарантии.

Он еще раз блеснул улыбкой.

– Мне приходилось полагаться на меньшее.

Он повернулся, нырнул в отверстие в круглой высокой башне, наклонив голову набок, чтобы прошли рога.

Они несколько секунд стояли и ждали. Раздался короткий, резкий звук, они посмотрели вверх, и Нед увидел сову, которая вылетела из открытого верха башни и полетела прочь, на север.

Они смотрели ей вслед.

Ким вздохнула.

– Я велела ему сменить облик. Наверное, он и правда любит играть.

Нед посмотрел на тетку. Откашлялся.

– Мы были на краю пропасти, – пробормотала Ким. И прислонилась к его здоровому плечу. – Я уже давно не пыталась делать ничего подобного.

– Что ты имеешь в виду?

Ким отступила на шаг и посмотрела на него.

– Ох, дорогой. Нед, ты решил, что я могу сделать хоть что-то из того, о чем говорила?

Он кивнул.

– Значит, я тебя обманула, – сказала она.

Нед уставился на нее. Ему стало холодно.

– Ты блефовала? А они… могли догадаться?

Губы ее скривились, это выражение лица было ему хорошо знакомо, он видел его у матери.

– Мне кажется, они не догадались. Но будь все проклято, мне так хочется, чтобы твой дядя был здесь.

ГЛАВА 7

Позже Нед Марринер будет вспоминать о двадцать девятом апреля того года, проведенном в Арле, в основном среди древнеримских и средневековых руин, как о последнем дне своего детства.

Это было слишком большим упрощением; такие мысли всегда – упрощение. Но мы сочиняем истории, повествования о нашей жизни, когда оглядываемся назад и находим систему – или создаем ее.

Нам свойственно меняться понемногу, шаг за шагом, не резко, не драматично, но не всем так везет, и Нед за два предыдущих сложных дня узнал, что с ним дело обстоит иначе. Большинство из нас, например, не может видеть свою тетю как золотисто-зеленый свет внутри себя.

Собственно говоря, солнечным ветреным утром среди памятников старины в Арле он не думал об этом. Он просто развлекался, но возраст не позволил бы ему признаться в этом.

Древнеримская арена была весьма внушительной, она производила впечатление.

Нед никогда не бывал в Риме. Он понимал, что тамошний Колизей гораздо больше этой арены, но и ее было вполне достаточно для Неда. Двадцать тысяч человек две тысячи лет назад смотрели, как мужчины сражаются друг с другом или с дикими зверями в таком огромном сооружении. И оно все еще стоит.

Даже Ларри Кейто вынужден был бы согласиться, что это здорово, наверное.

Они приехали сначала сюда, проведя около часа в утренних пробках. Отец и остальные тут же поспешили воспользоваться утренним освещением и стали готовить площадку для натурных съемок в том месте, где шла реставрация каменных стен арены: сверкающие, почти белые с правой стороны, слева они были покрыты грязью и пылью минувших веков.

Предупрежденные заранее городские власти убрали леса и оставили отцу Неда чистую линию стен. Яркий весенний свет солнца подчеркивал контраст между левой и правой сторонами, между нетронутой частью и очищенной.

Это будет потрясающая фотография, даже Нед это понимал, а жесты отца, пока он ходил по съемочной площадке, где устанавливали аппаратуру, это подтверждали. Эдвард Марринер наблюдал за тем, как ветер несет облака: он собирался открыть объективы в тот момент, когда одно из них создаст фон, наполовину войдет в кадр.

Нед оставил их заниматься своим делом.

Он вошел внутрь арены и стал бродить между скамей, глядя на сверкающий внизу песок. Сегодня на этой арене проводят бои быков. Все изменилось, ничего не изменилось: огромные толпы людей приходят сюда наблюдать за боем.

В Средние века, как утверждал путеводитель, в этих изогнутых стенах находилось нечто вроде гетто, жалкие, полуразрушенные хижины внутри сооружения, прославившего могущество Рима. Если вы склонны к иронии, то это для вас, подумал Нед. Ларри это определенно понравилось бы.

Нед посмотрел на сделанный художником набросок тех средневековых трущоб в книге, которую дала ему Мелани. Интересно, каково это: жить в мире погруженным на такую глубину, бороться только за то, чтобы выжить, когда вокруг тебя поднимаются ввысь эти свидетели славы, нависают над твоими жалкими, полуразрушенными стенами.

Несомненно, здесь невозможно было почувствовать, что мир развивается или становится лучше с годами, решил он. В книге рассказывалось, что однажды, во время вспышки чумы в этом месте, городская стража Арля окружила арену, и солдаты убили всех, кто пытался выбраться из трущоб.

Возможно, сегодня мир стал чуточку лучше, думал Нед. Во всяком случае, некоторые его части.

Пробираясь вдоль рядов, он обошел по кругу арену и подошел к коридору, из которого выпускали быков. Здесь ему удалось спуститься вниз, и он перепрыгнул через барьер на песок.

Внутри арены находились люди, в том числе – большая группа японских туристов, но кажется, никто не собирался его прогонять. Он увидел, что люди его фотографируют. Иногда у него возникала эта мысль: как мы оказываемся лицами фона в фотоальбоме какого-то чужого человека или на его слайдах.

Если бы он был помладше, он мог бы представить себя гладиатором или тореадором, но не в пятнадцать же лет, на глазах у других людей. Он просто бродил там и наслаждался солнцем и огромными размерами этого сооружения. Древние римляне были инженерами и строителями, так сказал отец по дороге сюда: дороги, храмы, акведуки, арены. Что бы вы о них ни думали, этого у них не отнять.

Нед подумал о том, была ли здесь Кейт Уэнджер, видела ли это место. Он хотел позвонить ей, но вспомнил, что сегодня она на уроках в школе. Кроме того, прошло слишком мало времени, и такой звонок был бы явно неуместным.

Но мысль о том, как она сейчас сидит на уроке, заставила его улыбнуться. Он и сам сидел бы в такой час в школе, если бы не уехал. Ему не хотелось, чтобы отец обрадовался, узнав об этом, но Нед вынужден был признать, что тут гораздо лучше.

Он достал собственный фотоаппарат «Кэнон» и сделал пару снимков. Он пошлет их Ларри и Вику по е-мейлу и спросит, как прошел сегодня урок биологии и много ли им задали на дом. Может быть, попросит Стива сфотографировать его в бассейне у виллы и отошлет им снимок. Им незачем знать, что в бассейне ледяная вода. С такими друзьями приходится ловить момент, когда ты на коне.

Нед несколько секунд это обдумывал. Ловить моменты, когда ты на коне: мистер Друкер назвал бы это смешанной метафорой, и может быть, снизил бы за это оценку. Нед улыбнулся про себя. Мистер Друкер сейчас по другую сторону океана.

Они пообедали в ресторане с террасой, выходящей на развалины древнеримского театра, в центре города. Оливер Ли, автор текста книги, присоединился к ним. Он жил за городом, к северу от Арля.

Ли было за шестьдесят, высокий, помятый и сутулый, мешки под выцветшими глазами, очки для чтения на цепочке на шее и длинные, не слишком послушные седые волосы, которые торчали в разные стороны, отчего он выглядел испуганным. Он часто запускал в них пальцы, и они становились еще более растрепанными. Он носил куртку и галстук в диагональную полоску и курил трубку. Галстук и куртка были усыпаны пеплом. Создавалось впечатление, что он играет роль английского писателя.

Однако он оказался забавным, хорошим рассказчиком. По-видимому, много знал о вине и еде Прованса. И еще был знаком с шеф-поваром, который поспешно вышел поздороваться с ним и с энтузиазмом расцеловал в обе щеки. Французское произношение и грамматика Ли оставляли желать лучшего – удивительно, ведь он здесь прожил тридцать лет. Почти все глаголы он ставил в настоящее время. Его это огорчало. Он называл свой язык «франглийским».

– Мое поколение – упрямые бритты, – сказал он. – Все еще жалеем, что отдали Кале французам пятьсот лет назад, слишком высокомерны, чтобы потратить время и как следует выучить другой язык. Считаем почти достоинством неправильную грамматику.

– Зачем вы тогда здесь поселились? – спросил Эд Марринер.

К нему вернулось хорошее настроение. Очевидно, утро оказалось плодотворным. Выпив один бокал вина, он перешел на воду, поразив англичанина, но ему предстояло работать во второй половине дня.

Оливер Ли махнул рукой в сторону сверкающего мрамора древнеримского театра через дорогу, где возвышались редкие сосны среди разбросанных камней и темно-зеленой травы.

– Солнце и вино, руины и оливы. Древнее, всезнающее море в часе езды отсюда. И трюфели! Вы пробовали здешние трюфели?

Отец Неда покачал головой и рассмеялся. Ли отпил половину третьего стакана вина и приветливо улыбнулся, теребя свою трубку.

– В основном из-за солнца, имейте в виду. Вам когда-нибудь приходилось прожить зиму в Оксфордшире?

– А вы попробуйте прожить зиму в Монреале! – ответила Мелани.

Оливер Ли повернулся к ней.

– Если бы вы встретили меня там, а я был бы хотя бы на десять лет моложе, дорогая, я бы охотно попробовал прожить зиму в Монреале.

Нед моргнул, потом еще раз. Мелани покраснела!

– Вот это да! – сказал Грег, глядя на нее. – Это впечатляет! Никогда не видел, как она это делает.

– Ты, помолчи, – сказала Мелани, глядя в тарелку.

– Интересно, – заметил отец Неда, поглаживая усы и прикрывая улыбку рукой. – Это на вас так зеленые прядки в волосах действуют, Оливер? А люди знают о ваших пристрастиях?

– Украшения были самыми разнообразными на протяжении веков, – беззаботно махнул рукой Оливер Ли. – Мои предки раскрашивали себя в синий цвет, вайдой. Глупо жениться на привлекательной внешности. – Он хихикнул. – Зеленые волосы – вопрос исключительно стиля и выбора женщины, а когда у нее такие глаза, как у вас, Мелани, она может делать любой выбор, какой пожелает.

– Вот это да! – опять сказал Грег. – Гм, она не замужем, знаете ли. И она читала кое-какие ваши книги.

– Заткнись, Грегори! – с тихой яростью сказала Мелани, по-прежнему не поднимая глаз.

Нед никогда не обращал внимания на глаза Мелани. Они зеленые, осознал он. Интересно, подумал он, может быть, цвет этой прядки в волосах и даже цвет чернил выбраны в тон. Женщины так часто делают.

– Мистер Ли, вы слишком любезны. Вы меня сегодня заставите потерять фокус, – произнесла Мелани наконец, поднимая взгляд и глядя на писателя. – А это плохо для фотосъемки! – Румянец еще не сошел с ее лица.

Ли рассмеялся и тряхнул своей лохматой седой гривой.

– Вынужден усомниться в этом, хотя с вашей стороны очень любезно так говорить. Я просто старик на солнышке среди развалин, который отдает должное вашей юности и красоте.

«Неужели люди действительно говорят такие вещи?» – удивился про себя Нед.

Очевидно, говорят, во всяком случае, в кругу Оливера Ли. Пришел официант забрать тарелки. Остальные заказали кофе.

– Поеду домой, не буду вам мешать, – сказал Ли отцу Неда. – Вам ни к чему, чтоб я спотыкался о вашу аппаратуру или забрел в кадр.

Нед решил, что этот человек играет роль, что это поза для публики. Глядя на отца, он увидел, что тот думает так же и явно забавляется.

– Мы будем рады, если вы останетесь, – сказал Эдвард Марринер. – Мелани может помочь вам не попасть в кадр. Мы собираемся поехать в монастырь Святого Трофима.

– А! Хорошо. Вам надо сфотографировать восточную и северную стороны, – посоветовал Оливер Ли, внезапно заговорив деловым тоном. – Если остальные элементы… свет и тому подобное… вас устроят, конечно. Барельефы на колоннах с той стороны – прекрасны и удивительны. О них сложены легенды.

– Какие? – спросила Мелани, явно довольная переменой темы. «Дань юности и красоте». Неду надо будет это запомнить. Оружие на будущее, в войне мелодий для сотового.

– Эти скульптуры как живые, – говорил Ли, – в различные периоды времени люди верили, что для их создания использовали магию. Что скульптор продал душу и получил колдовскую способность превращать в камень живых людей.

– Работа дьявола в монастыре при церкви? Очень мило. – Отец Неда улыбнулся.

– Так гласит легенда, многовековая. – Ли докурил трубку. – Люди часто опасались большого искусства.

– А две других стороны? – спросил Стив.

– Обыкновенная работа, более поздняя. Достаточно приятная.

Суждение было высказано резко, категорично. Сразу становилось понятно, в какой степени он играл роль эксцентричного старика. В каком-то смысле, подумал Нед, это не слишком отличается от поведения Ларри Кейто, который делает вид, будто ему все надоело.

– Я это запомню, – сказал отец Неда. – Но мне нужно, чтобы Мелани мне подсказала, какая сторона восточная, а какая северная.

Оливер Ли улыбнулся.

– Женщина часто служит нам поводырем. Хранительницей порталов и так далее. – Он раскурил трубку, не торопясь, затем стряхнул с рукава пепел. – Восток будет слева от вас, когда вы войдете внутрь.

– Вы меня оставите без работы, – запротестовала Мелани.

Все рассмеялись.

– Что еще вы здесь собираетесь делать? – спросил Ли.

– На сегодня это все, – ответил Марринер. – Обычно нам удается организовать две съемки в день. Мы можем вернуться позже. На что еще нам следует взглянуть? – Он показал рукой. – На этот театр?

– Можно. И, конечно, на кладбище. За стенами города. Разумеется, людей всегда хоронили за городскими стенами. Лез-Аликам очень долго был самым известным местом захоронений в Европе. Теперь оно совершенно разграблено, конечно. Большая часть мрамора исчезла, но если там тихо, а обычно так и есть, – это одно из тех мест, где вы можете вернуться в прошлое. Ван Гог его писал. Там могилы кельтов, древних римлян, жителей Средневековья… меня бы даже не удивило, если бы там нашлись древнегреческие могилы.

– Почему древнегреческие? – спросил Нед.

Первые его слова во время ленча. Он и сам не знал, почему спросил.

Оливер Ли улыбнулся ему сквозь трубочный дым.

– Именно греки основали Марсель, примерно в 600 году до нашей эры. Назвали Массилией. Они торговали с племенами, живущими севернее. Береговая линия тогда была ближе, она изменилась.

– Торговали? А они… сражались? – спросил Нед.

– О, конечно. Здесь всегда сражались. Прованс – не лавандовый рай, который изображают торговые агенты и любовные романы, знаете ли.

– Знаю, – сказал Нед.

Отец бросил на него взгляд.

– Но в основном торговали, – продолжал Ли, когда принесли кофе. Он возился со своей трубкой, снова поднес к ней зажигалку. – В легенде об основании Марселя говорится, что капитана той первой греческой экспедиции выбрала в мужья дочь вождя племени, и все племя было в шоке.

– Выбирать должна была она? – лукаво спросила Мелани.

– Да, женщины кельтов были немного другими. У них была богиня войны, а не боги, среди прочего. Но я думаю, то, что Джиптис выбрала Протиса, стало неожиданностью. Конечно, если это случилось в действительности, если это не просто сказка. Не могу представить себе, что воинам ее племени это могло понравиться. Некто вдруг является на пир, и его выбирает принцесса.

– Сложная жизнь! – со смехом сказал Грег.

По какой-то причине, которую Нед не мог понять, его обдало холодом, словно он услышал больше, чем было сказано. Но в последние дни он почти отказался от попыток понять смысл происходящего.

Он вспоминал одинокую башню прошлой ночью, волков и человека с оленьими рогами. Его веселое настроение испарилось. Как посылать тупые электронные письма школьным друзьям после такой встречи? Ему хотелось снова уйти и остаться одному, но приходилось ждать, когда другие закончат есть.

Стив сказал:

– И когда же римляне добрались сюда?

Оливер Ли наслаждался аудиторией.

– Их попросили приехать те греки из Массилии, когда несколько сотен лет спустя борьба стала более ожесточенной. Некоторые кельтские племена торговали с ними, но другим не нравилось присутствие иностранцев на всем побережье, и они начали совершать набеги. И развешивали черепа на дверных косяках.

– Черепа, – произнес Нед, стараясь ничего не выдать голосом.

– А! Я знал, что мальчику это понравится, – рассмеялся Ли. – Да, действительно, боюсь, они это делали. Черепа врагов, черепа предков, сложная религия, правда. Кельты клали их в гробницы, подвешивали над дверью – это у них разновидность культа. Недалеко отсюда на раскопках нашли множество таких черепов, и на других раскопках, как раз возле того места, где вы живете в Эксе.

Нед старался, чтобы на его лице ничего не отразилось.

– Антремон? – спросил он.

– Именно там! – Оливер Ли широко ему улыбнулся.

– Я об этом слышал, – сказал Нед, когда отец удивленно поднял брови. – Один мой здешний друг сказал, что в Антремоне есть на что вешать черепа.

– Ну, можно обойти вокруг него, виды там красивые, но сейчас там уже все выкопали. Находки хранятся в музее Гране в Эксе, но в этом году его закрыли на реставрацию. Все в ящиках. Собственно говоря, несколько дней назад была заметка в газете – кража из хранилища. Кто-то стащил пару находок, череп, скульптуру… что-то в этом роде. Подняли бучу, ценные вещи, понимаете?

– Мы об этом не слышали, – сказал отец Неда.

Нед старался контролировать дыхание.

– Мы не слушаем местные новости, – заметил Грег.

– А, ну археологические находки всегда похищали, – продолжал Ли, размахивая трубкой. – Сначала золото и драгоценные камни, потом артефакты. Вспомните о мраморах Парфенона в Лондоне, украденных в Греции. Меня не удивит, если эти вещи из Экса скоро всплывут в Лондоне или в Берлине на черном рынке.

«А меня бы удивило», – подумал Нед Марринер.

* * *

Ли извинился, когда они уплатили по счету, сказал, что ему нужно в банк в городе, и ушел домой. Он поцеловал руку Мелани, когда прощался. Никто не рассмеялся.

Нед договорился встретиться с остальными в монастыре, потом пошел через дорогу к развалинам театра. Они только что снова открылись после полуденного перерыва.

– Нед?

Он обернулся.

– Не возражаешь против моей компании? – спросила Мелани. – Я им не понадоблюсь первые полчаса, чтобы устанавливать экраны и свет.

Ветер усилился, и она придерживала свою соломенную шляпу рукой.

– Как я могу отказать юности и красоте? – ответил он.

В действительности ему хотелось побыть одному, но что он мог ответить?

– Ты, помолчи, – резко бросила она и ткнула его кулаком в плечо. Он постарался не поморщиться; плечо все еще болело. – Ты слышал что-нибудь подобное тому, о чем рассказывал Ли?

– Лично я? Конечно, нет. И это хорошо, как мне кажется. Я знаю, что ты все это…

Он замолчал, потому что она еще раз его стукнула. Все равно у него не было настроения валять дурака. Он думал о греках, давным-давно поселившихся среди здешних племен, и о предметах, украденных из музея в Эксе на этой неделе.

Он считал, что должен разобраться, как ему быть с этой кражей. В конце концов, он знает, где находятся артефакты.

С другой стороны, человеку, который почти наверняка взял их, может не понравиться вмешательство Неда. Возникали даже сомнения насчет того, можно ли называть его «человеком», учитывая то, что у него на голове росли рога, а после он превратился в сову при лунном свете. Собственно говоря, можно было пойти еще дальше и сказать: он ясно дал понять, что не желает вмешательства в то, что должно произойти.