Текст книги "Изабель"

Автор книги: Гай Гэвриел Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 13

Они вернулись на юг через Долину Ада.

Грег снова проехал мимо Ле-Бо, повернул направо и двинулся к Арлю. Все молчали, пока ехали к городу. Нед уже вкратце рассказал им о встрече, потом повторил то же самое по телефону для тети Ким.

Он никому не сказал о том, что Кадел когда-то насадил голову соперника на пику и что он грозил Неду, если тот не бросит это дело. Какой в этом смысл? Разве он уедет? Улетит домой, в Монреаль, готовиться к тесту по математике? Мелани не была его возлюбленной, никаких таких глупостей, но и не обязательно быть влюбленным в человека, чтобы сражаться за него. Ему следовало сказать об этом там Каделу.

Самое важное во всем этом то, как только что объяснила тетя Ким – она повторила это его отцу, когда Нед передал ему телефон, – что если Кадел был в Глануме, это значит, что их план не так уж глуп. Вот что они должны из этого вынести. Если эти двое мужчин, или, по крайней мере, один из них, – проверяют те же места, то они сами на правильном пути.

Ну, да, правильный путь – плюс пара евро – позволит вам где-нибудь выпить чашечку кофе с молоком.

Это Нед тоже не сказал.

Кимберли и Кейт, вместе со Стивом, уже прошлись по Ниму, доложила тетя. Римская арена, римский храм, тихие центральные улочки, магазины закрыты по причине праздника. Тетя Ким не почувствовала присутствия других, хотя она явно имеет давнюю связь с магией и колдовством.

Теперь они тоже едут в машине, направляются в Безье. Теперь Нед тоже кое-что о нем знает: «Убивайте всех. Бог своих узнает».

Он был просто счастлив, что не едет туда. Ему вдруг пришло в голову, не среагирует ли он так же на эту давнюю резню, как тогда в горах. Он не горел желанием снова повторить этот опыт.

Грег свернул на кольцевую дорогу вокруг Арля.

Он остановился на красный свет, потом медленно тронулся с места, выискивая, где поставить машину. Еще не наступил полдень. Машин в город приезжало немного, но в пределах кольцевой дороги имелся блошиный рынок. Сотни людей бродили по нему.

Чудесно, подумал Нед. Мы прочешем его, остерегаясь карманников, а Изабель будет покупать сандалии, или крем для рук, или еще что-нибудь.

Он покачал головой. Это неверная мысль. Кадел был в Глануме. Они все делают правильно. Приходится себе это повторять.

Грег быстро остановился, включил сигнал поворота и терпел гудки сзади до тех пор, пока машина, которую он заприметил, не отъехала от бровки. Он втиснул микроавтобус на ее место. Они вышли. Улица с этой стороны была в тени; блошиный рынок находился на солнечной стороне.

– Что дальше? – спросил Грег.

Он смотрел на Неда. А не на его отца. В этом по-прежнему было нечто пугающее.

С другой стороны, кто, если не он, в самом деле? Нед бросил взгляд на отца.

– Полагаю, мы походим тут. Пройдемся по этому рынку, потом обратно, к римским достопримечательностям?

– Они, наверное, закрыты. Но, да. Ты… ничего не чувствуешь? – снова спросил Эдвард Марринер. Каждый раз, когда он это произносил, у него на лице появлялось это выражение тревоги.

Нед покачал головой.

– Нет, но у меня не очень хорошо получается, а эти ребята умеют ставить защиту. Поверь мне, я тебе скажу, если уловлю что-нибудь.

– Ты мне там не сказал.

Мягкий тон, но брови приподняты, это выражение Нед очень хорошо знал. Первое «отеческое» замечание за день. Собственно говоря, он ожидал большего. Все изменилось.

– Я говорил тебе, ничего не произошло, пока мы были на противоположных концах раскопок. Я же не мог попросить его подождать минутку, пока я схожу за папой. – Он посмотрел на противоположную сторону улицы.

Там было шумно и многолюдно, веселые люди вышли погулять в праздничный день. Парень с грузовичка продавал куски пиццы и безалкогольные напитки, еще один торговал рожками мороженого. Там были столики с поношенными туфлями и рубашками, продавались старые пластинки, книги, стулья, трости, горшочки с медом и оливковым маслом, юбки и купальники, кухонные принадлежности, керамика. Очень высокий и очень темнокожий человек в ярко-красной африканской одежде продавал наручные часы по пять евро. У другого были сельскохозяйственные орудия: лопаты, мотыги, грабли. Тачка на колесах. Нед увидел парня своего возраста, который держал старый ржавый меч и смеялся.

Почему бы ему не смеяться весенним днем?

– Ладно, подробности! Какую женщину мы ищем? – спросил Грег. Он сделал вид, что достает воображаемый блокнот, в духе полицейского, ведущего расследование. – Опишите подозреваемую.

Нед этого тоже ожидал и побаивался. Как описать Изабель? Как можно ее описать? Он пожал плечами.

– Так это не получится. Ты так просто ее не заметишь. Но она… высокая, у нее рыжие волосы, по-моему, такие золотисто-каштановые. Но ведь они могут быть спрятаны? Она выглядит молодой, но не… не по-настоящему молодой, если вы меня понимаете.

– Понятнее некуда, гражданин, – кисло произнес Грег. – По крайней мере, она хорошенькая?

Нед посмотрел на него, а потом на отца. Он вспоминал.

– Вы даже представить себе не можете, – ответил он. Перешел дорогу и вышел на солнечный свет, пробираясь между автомобилями, а отец с Грегом последовали за ним.

* * *

Она провела эту ночь на кладбище.

Когда поднялся ветер и стало холодно, она завернулась в украденную шаль, а потом пошла в семейный склеп, который знала. Тела уже давно исчезли: надгробия треснули и проломаны, их разграбили в поисках ценностей, которые могли похоронить вместе с покойниками. Но старый железный ключ оказался спрятанным там же, где все эти столетия.

Каждый раз, когда она приходила сюда, она ждала, что ключ исчезнет, – его найдут, или потеряют, или то, или другое. Он будет потерян для нее, потому что был найден. Каждый раз он по-прежнему лежал под камнем.

Прикрывающий вход валун был тяжелым, но она знала способ отодвинуть его. С другой стороны, на этот раз замочная скважина заржавела наглухо. Она больше не могла повернуть ключ. Она стояла снаружи, под звездами, и заставляла себя принять еще один аспект течения времени. Это происходит так или иначе во время каждого возвращения.

Она сама приказала построить эту гробницу для фрейлины, и семья этой мертвой девушки за время жизни следующих поколений стала знатной, склеп расширили. Она видела это, когда возвращалась, в разных жизнях.

Такие перемены, как эта, с течением лет, уже не вызывали у нее растерянности, хотя было время, когда вызывали. Но она повидала слишком много таких перемен. К другим вещам было трудно привыкнуть – к глазам одного мужчины, к голосу другого, к воспоминаниям о них обоих, – но не к переменам в мире.

Деньги вызвали небольшое затруднение, когда она в первый раз спустилась ночью с плато. Тайник, на поиски которого она отправилась, исчез: город разросся на север и поглотил лес, в котором она закопала деньги семьдесят лет назад.

И валюта изменилась, в любом случае. Так что не имело значения, нашла бы она тайник или нет. На франки она уже не купит еду и не возьмет такси в этом году. Евро. Она позволила себе отнестись к этому с юмором. Всегда появляется нечто новое.

У автомобилей выросла скорость, и их было больше. И еще стало больше света с наступлением ночи. Телефоны, кажется, двигались вместе с людьми, ни с чем не соединенные. Мужчины и женщины шли по улицам, оживленно беседуя с теми, кого не было рядом.

Но в этом ярко освещенном, полном людей городе женщины беззаботно бросали свои сумочки без присмотра на спинке стула в кафе под платанами (те же самые деревья, те же самые кафе, некоторые из них) или оставляли шали в весеннюю ночь, когда заходили внутрь подкрасить губы.

Она не спеша прошлась по широкой улице, которую помнила, и выбрала сумочку в одном кафе на тротуаре у статуи королю Рене, потом зеленую шаль в другом кафе, возвращаясь назад по той же улице. Она не всегда отдавала предпочтение зеленому цвету, но на этот раз он ей, по-видимому, нравился. Села в последний автобус на Арль, пешком дошла до кладбища.

Она купила юбку и блузку очень рано утром, едва рассвело, на уличной ярмарке, которая только что открылась, и вернулась на кладбище. Подумала о том, может ли один из мужчин выбрать его своим первым местом назначения, но они не могли попасть сюда до восхода солнца – если только Кадел не полетит, а она запретила ему это делать.

Он не послушается (она была бы поражена, если бы он послушался), но и не захочет, чтобы его уличили в таком явном нарушении правил в этой новой игре, которую она затеяла. Он побоится ее реакции. И не зря.

Она знает их обоих очень хорошо. Глаза одного, голос другого.

Кажется, здесь никого из них нет. Конечно, она поставила защиту. Им придется найти ее, а не просто почувствовать, куда она ушла. Оба в какой-то момент времени побывали в этом месте (она помнит, что один из них занимался здесь с ней любовью), но никто из них не любит кладбищ, по разным причинам.

У них почти всегда разные причины. В этом их суть. Она сама находит здесь безмятежный покой. Безмятежность – не то, ради чего она живет, но бывают моменты, особенно сразу же после возвращения, когда ей необходимо снова приспособиться к бытию в этом мире.

С другой стороны, она не имеет ничего против, если один из них догадается и придет сюда сразу же, увидит, что замок на воротах взломан, и найдет ее отдыхающей на каменной скамье в дверном проеме церкви, за самой старой из могил. И предъявит на нее права в это ясное утро. Сразу же.

Эта картина ее возбуждает. Она может представить себе, как это делает каждый из них. Она еще не решила, которого из них ей хочется на этот раз. Ей хочется обоих, почти всегда. Для нее выбор никогда не бывает простым, какая бы душа ни скрывалась в ней. Как он может быть простым сейчас? Иногда она отказывается выбирать: они сражаются, один из них погибает, другой приходит к ней. Она прижимает ладони к его лицу. Выбор другого рода.

Но ей совсем не хочется остаться ненайденной. Увидев их при лунном свете в Антремоне, она снова все вспомнила, как бывало всегда. Все, до самого первого раза, до той определяющей ночи, когда они стали историей этого мира. Этой части света.

По правде говоря, ее волнует эта новая игра. Она все еще познает, кто она и что она на этот раз, чем отличается от прежней. Она испытывала себя изнутри всю эту ночь, определяла себя. Она – женщина, которую привлекла зеленая шаль.

Душа внутри ее, каждый раз, когда ее призывают, немного меняет ее, заставляет вести себя по-разному, и поэтому ее желания, ее потребности на протяжении двух тысяч шестисот лет могут меняться.

Мужчины никогда не меняются. Они возвращаются каждый раз такими, какими были всегда, в расцвете славы. Нет среди живых других таких мужчин, как эти двое. Как может быть иначе? Ведь они столетиями обретали глубину, узнавали все больше, становились чем-то большим? Какой мужчина, живущий семьдесят слишком быстротечных лет, может сравниться с ними?

Они всегда такие, какие есть, в своей основе, но они также каждый раз обладают чем-то большим. Они приносят ей нечто новое. Каделу потребовалось почти тысячу пятьсот лет, чтобы научиться менять облик и летать. Их история – благословение или проклятие? Она так никогда и не могла решить. Какая разница? Разве ее решение может на что-то повлиять?

Может ли оно каким-то образом изменить то, что она вышла из тени на краю деревни в ту давнюю ночь, с распущенными волосами, – на глазах у всего племени сегобриге, – держа в руках золотую чашу для мужчины, которого выбрала в мужья, и обошла круг мужчин, собравшихся там, и увидела двух чужаков? Скорее, одного чужака, его глаза.

И, увидев его, она сделала то, что сделала. Такой небольшой поступок. Чаша с водой из озера богини, протянутая одному из мужчин. Гостю на пиру ее отца. Чужеземцу с моря.

Утреннее солнце уже поднялось выше. В этом мире весна яркая и теплая. Вдоль дорожек кладбища она видела цветы, когда возвращалась назад; бледно-зеленые листья на дубах, серебристо-серые на оливах.

Здесь не росли оливы, когда эта история начиналась. Чужаки привезли их позже, из-за моря. И не только их: оливы, вино. Письменность. Прямые, широкие дороги. В конце концов, но достаточно скоро, завоевание и покорение.

Весна. Когда она возвращается, всегда весна. Белтейн, огни, кровь быка. Она снова закапывает бесполезный ключ, толкает на место валун. Она понимает, что ключ уже можно выбросить, но ей не хочется этого делать. Проходя мимо могилы, она чувствует легкую грусть. Девушка, которая умерла слишком юной.

Она идет по тихой, тенистой тропинке к воротам. Там никого нет, автомобили проносятся мимо по дороге. Она выскальзывает с кладбища, когда никого не видно, опускает защелку.

И снова выходит в этот мир.

На свету она прячет волосы под зеленой, как лес, шалью. Она могла бы отрезать их ночью, но она не любит стричь волосы. Однажды ей их отрубили топором, когда ее сожгли как ведьму. Подобные вещи случались в годы чумы, когда ужас правил миром. Таких воспоминаний у нее хватает.

Теперь ей нужно поймать такси. Она находит место, где стоит и ждет одно из них. Но когда она спрашивает у шофера, выясняется, что ей нужно ехать слишком далеко, что у нее не хватит денег, чтобы оплатить ему потраченное время. Сначала это вызывает досаду, потом забавляет. Она громко смеется.

И после того как она рассмеялась, стоя у опущенного окна на солнце, шофер передумал и согласился отвезти ее туда, куда она хочет.

Позже, во время долгой обратной дороги в Арль, он не мог сказать, почему это сделал – рискнул совершить незаконную поездку за пределы зоны действия его лицензии, потратить утро и полбака бензина на дорогу в один конец, да еще за урезанную плату, – и он даже не разговаривал с этой женщиной. Просто поглядывал на нее в свое зеркало, а она смотрела из окна на проплывающий мимо Прованс.

Он не мог сказать, почему так поступил. Но она будет еще долго сниться ему. Собственно говоря, всю оставшуюся жизнь.

* * *

Они два часа бродили по Арлю. Уличный рынок, район вокруг арены, опять обошли ее по кругу, постояли у запертого входа вместе с раздраженными туристами, которые не учли праздник в своих планах. Грег в приступе оптимизма подергал несколько калиток, но безуспешно.

Они снова обошли театр. Нед вспомнил, как беседовал здесь с Мелани два дня назад. Это было нелегко, стоять здесь и вспоминать об этом. Он смотрел на траву, на которой Мелани сидела тогда. На мгновение у Неда возникло ощущение, будто она умерла. Это его испугало.

Он ничего не сказал.

Они пошли дальше, к остаткам римского форума на центральной площади. Все было закрыто по случаю праздника. Стояла тишина. Отец и Грег выжидающе поглядывали на Неда, словно ждали, что у него над головой зажжется лампочка, или что-то в этом роде. Это могло вызвать раздражение, но он старался не позволять себе раздражаться. Что еще им остается делать?

Он не видел внутренним взором ни Кадела, ни Фелана, ни женщину с рыжими волосами, которая так похожа на богиню.

Они пообедали в единственном открытом кафе возле уцелевших колонн форума. Римские колонны были встроены в фасад дома девятнадцатого века, как ни странно, их через почти две тысячи лет призвали служить архитектурной опорой. Это кое-что говорит о римских архитекторах, решил Нед. Или, может быть, об архитекторах девятнадцатого века. Остальная часть форума лежала погребенная в земле, как и в Эксе вокруг собора.

Ван Гог, очевидно, рисовал их кафе. Неду показалось, что он видел что-то похожее на репродукциях. Отец настоял, чтобы они съели полный обед, но пища была безвкусная. Товар для туристов.

Сидя за столом, они позвонили Ким. Она и ее спутники находились в Безье. Ничего. Скоро собираются уезжать. Остановятся в Рокпертюзе, месте обитания кельтов, как и Антремон, – там тоже нашли черепа, – а после поедут домой.

Отец Неда расплатился по счету.

– Что еще здесь осталось? – спросил Грег. Он тоже выглядел усталым.

– Мелани могла бы нам помочь, – со вздохом ответил Эдвард Марринер. – Я бы сказал, все и ничего, если вы меня понимаете. Наверное, мы можем ехать.

– Кладбище, – внезапно произнес Нед. – То, о котором нам рассказывал Оливер.

Отец посмотрел на него.

* * *

Если бы они в начале недели не встретились за ленчем с Оливером Ли, они бы никогда не поехали в Лез-Аликам. И даже если бы встретились, но Ли не упомянул о древнем кладбище с его долгой историей.

Нед обнаружил, что если он слишком много думает о подобных вещах, о случайности всего происходящего, то его мысли принимают тревожное направление. Например, что было бы, если бы он решил остаться на вилле после того, как его тошнило в горах, как советовали ему все остальные? Если бы он так и не встретился с Кейт в кафе в тот день или с Феланом, после того как она ушла? Если бы Кейт не рассказала ему об Антремоне?

Ну, она бы не могла о нем рассказать, если бы Неда там не было, так ведь? И что, если бы он пошел искать музыкальные записи в то первое утро, а не решил, что это будет забавно послушать в соборе «Обители Святых»?

Можно ли собрать все это в систему? Сложить случайности в нечто, имеющее смысл? Не в этом ли суть жизни, подумал Нед – пытаться нащупать эту систему, уловить смысл происходящего?

Но как увидеть смысл в том, что человек превращается в сову и улетает от тебя? Назвать это компьютерным эффектом и возблагодарить Джорджа Лукаса?

Кладбище Лез-Аликам было довольно далеко, если идти пешком из центра города. Когда они туда пришли, там было пусто, ворота закрыты и заперты, как все другие памятники сегодня. Нед взялся за решетку, посмотрел сквозь нее. И сглотнул.

– Она здесь была, – сказал он. Он понимал, что его голос звучит странно. – Возможно, она все еще здесь, откуда мне знать. Я мало знаю. – Отец и Грег смотрели на него. Снова этот взгляд. Интересно, можно ли к нему привыкнуть?

Это нынешнее чувство было не похоже на то, что он ощущал раньше. Ни на горе, ни в долине сегодня утром. Здесь это было похоже на плывущий в воздухе аромат. Почти проявившееся воспоминание. Нечто тревожное, что может проникнуть в тебя, изменить ритм биения сердца, пока стоишь у железных ворот.

Он знал, что вокруг них ничего нет; остальные заметили бы, если бы что-то появилось. Но он также знал то, что знал, как бы глупо это ни звучало, и здесь чувствовалось присутствие Изабель, тревожило и возбуждало. Он опять сглотнул, во рту пересохло. Жаль, что они не захватили бутылку воды.

– Ворота заперты, – сказал Грег и подергал висячий замок. – Мы могли бы попробовать перелезть?..

Железные ворота возвышались над их головами, а от них в обе стороны тянулся железный забор такой же высоты, вдоль всей улицы.

– Может, вы меня подсадите? – сказал Нед, задрав голову.

– Ты туда один не полезешь, – решительно возразил отец. – Даже не думай.

Сквозь забор они видели деревья и длинную, широкую дорожку, испещренную полосами света и тени. В дальнем конце стояла церковь. Билетная касса немного дальше, слева, была закрыта ставнями. Нед видел маленькие и большие деревья, каменные скамейки, могилы, которые казались заброшенными. Здесь было очень тихо.

Он пристально смотрел сквозь ограду, словно этот взгляд мог заставить Изабель появиться там, внутри. Он рисовал себе, как она идет к нему по этой прохладной аллее сквозь свет и тень, между деревьев и надгробий.

– Встаньте позади меня, – внезапно произнес его отец. – Следите за дорогой. Дайте мне взглянуть на этот замок. – И через секунду после того, как они повиновались: – Это просто. Его уже взламывали, я вижу царапины.

– Вот это да! Ты умеешь взламывать замки? – спросил Нед.

Он смотрел, не появится ли машина, но оглянулся через плечо и широко раскрыл глаза. Его отец достал швейцарский армейский нож.

– Ты даже представить себе не можешь, что умеет делать твой старик, – пробормотал Эдвард Марринер, открывая лезвие. – И, наверное, это хорошо.

– Я даже не хочу себе представлять, – сказал Грег. Но Нед видел, что он тоже удивлен и нервничает. Они собирались незаконно проникнуть на территорию туристического объекта средь бела дня.

А когда день не белый? – подумал вдруг Нед. Что делает его белым? Разве легче взломать замок среди черного дня? Кейт могла бы рассмеяться, если бы он ей это сказал. А может, и нет.

Интересно, леди-мэр Экса сейчас обедает со своими гостями? И подойдет ли к телефону снова, если понадобится им?

Мимо пронесся «Ситроен», он ехал слишком быстро и свернул налево, к городу. Солнце стояло высоко. Дул ветер, несколько белых облаков быстро скользили на юг. Нед слышал у себя за спиной звук металла, скребущего по металлу.

– Готово, – произнес Эдвард Марринер с удовлетворением в голосе. – Входите. Вы оба, я закрою за нами ворота.

– Погодите! – сказал Грег. Они подождали, пока мимо проедет пара машин. – Ладно, все чисто. И почему это я чувствую себя Джеймсом Бондом?

Они проскользнули в ворота. Отец вошел последним, закрыл ворота и быстро что-то сделал с замком, просунув руки сквозь решетку, так что он казался снова запертым.

– Пошли! – сказал Эдвард Марринер. – Чтобы нас не увидели с дороги.

Они прошли мимо каменного надгробия и билетного киоска. В тени было прохладнее. Справа от них стоял большой памятник. Слева, когда они прошли вперед, Нед увидел запертую гробницу с железной решеткой в тяжелой двери. Ступеньки за дверью вели вниз.

Впереди, между ними и церковью, освещенная солнцем, находилась зона раскопок, ниже уровня земли, огороженная веревками.

– Это самые старые могилы, – сказал отец Неда.

Нед посмотрел на него.

– Ты здесь уже был?

Отец поморщился.

– Нет. Я тебе уже говорил, я читал записи Мелани.

Конечно. Можно было бы рассмеяться, но только смеяться было невозможно, потому что она исчезла. А потом уже было невозможно, потому что за их спиной послышался шум, в глухом месте, где не было никого, кроме них, и они обернулись, думая, что это может быть сторож, и смеяться уже расхотелось.

– Я же вам сказал, чтобы вы это бросили, – произнес холодный голос.

От холода бросает в дрожь. Это был не сторож. Это был друид, и он стоял между ними и воротами, которые вели обратно в мир, где машины слишком быстро проходят повороты или гудят, когда ты сбрасываешь скорость, чтобы остановиться.

Брис, который чуть не прикончил Грега вчера ночью, по-прежнему был одет в белые одежды. Нед не мог понять, откуда он взялся, где прятался, когда они вошли.

Или где были волки, которые подошли вслед за ним, семеро волков. Они присели на задние лапы и смотрели.

Тишина уже не казалась мирной. Нед посмотрел на отца. Эдвард Марринер задумчиво гладил усы, выгадывая время. Он спокойно ответил:

– Я не совсем уверен, почему, но я испытываю облегчение, видя, что вы существуете. Но вам этого не понять.

Друид ничего не ответил.

Отец Неда продолжал тоном непринужденной беседы:

– Как я полагаю, вы обладаете силой, которую можете пустить в ход, чтобы нам навредить. Вы ее пустили в ход вчера ночью против нашего друга.

«Силой? – думал Нед. – Папа, берегись! У этих зверей зубы! Ему не нужна сила».

Неделю назад, немного раньше, он вместе с Барри Стейли работал над дурацким проектом на тему о тектонических плитах.

Он не совсем понимал, чего пытается добиться его отец. Возможно, он тянет время, но Нед не мог себе представить, что даст им эта отсрочка. Не могут же они вызвать морских пехотинцев? Каких морских пехотинцев?

Ему впервые пришло в голову с отчетливостью, от которой у него чуть ноги не подогнулись, что они могут умереть здесь, на кладбище, среди разграбленных могил.

– Вот этого? – Друид посмотрел на Грега. – Кадел спас ему жизнь. Он опасается привлекать внимание, впутывать сюда людей.

– А вы не боитесь? – спросил Эдвард Марринер все еще своим самым непринужденным тоном.

– У меня нет времени обращать внимание на подобные вещи. У меня очень мало времени, когда я возвращаюсь. Бояться одной смерти? Ты имеешь представление, сколько людей погибло в этой истории?

– За все годы? Начинаю подозревать. Вы этим гордитесь?

Маленький, седовласый человек поднял голову.

– Гордость ничего не значит. Этот человек не имеет значения. И вы тоже. Вы ничего не значите.

– А кто имеет значение?

Нед видел, что Грег держит руку в кармане. И наконец понял, зачем эта отсрочка и насколько она бессмысленна. Грег включил автодозвон и пытался вызвать тетю Ким, которая находилась часах в двух езды отсюда или около того. Или, может быть, он звонил мэру Экса, или набирал номер службы спасения, какой там он во Франции.

У Джеймса Бонда была бы в запасе встроенная в телефон бомба.

Друид смотрел на отца Неда, словно пытался найти ответ. И этот тоже, подумал Нед: он был частью этой истории или находился на ее краю все это время. Тот, кто готовит превращение.

Может, он не захотел оставаться на краю.

– Ее должен получить Кадел, – произнес друид, его голос звучал почти как заклинание. – Чужак должен быть убит. Принесен в жертву. С ним нужно покончить. Возможно, есть способы это сделать даже сейчас. – Один из волков встал, отошел в сторону и снова сел. – Затем этих двоих, мужчину и женщину, следует заставить понять, что это не только их история.

– А какая это история? – спросил Эдвард Марринер.

Грег перестал теребить телефон в кармане. Неду показалось, – но он не был уверен, – что слышит доносящийся из сотового далекий голос. Тетя Ким? Грег придвинулся к отцу Неда. Они оба теперь стояли прямо перед Недом. Он понимал, что не случайно. Телефон остался включенным на прием, и тот, кому звонил Грег, мог все слышать. Возможно.

Если это имеет значение.

Может, и имеет, вдруг подумал он. Если их здесь убьют, другие, по крайней мере, будут знать, почему. А как еще они могут узнать? Его руки дрожали. Он увидел, как Грег что-то прошептал. Отец Неда коротко кивнул головой.

Друид сказал:

– Здесь когда-то был целый мир. Его отняли у нас, но его можно вернуть.

Нед увидел, как отец расправил плечи. Скрестил на груди руки знакомым Неду жестом.

– Вот в чем дело? Так вы на это смотрите? Вы хотите вернуться назад, стереть две тысячи лет греческой и римской культуры? Неужели вы это серьезно?

Спокойный, непринужденный тон Эдварда Марринера исчез. Его голос звучал так же холодно, как голос друида.

Лицо друида дрогнуло. Может быть, он не ожидал такого ответа. Нед точно не ожидал, и он еще не осознал сказанное. Он пытался наверстать, понять сказанное.

– Они стали бы почти бессмертными, – сказал Брис. – Ты даже представить себе не можешь, какими бы они стали могущественными, если бы эта история закончилась этой смертью. И если бы они осознали свою задачу, нашу потребность. Серьезно ли я, спрашиваешь ты? Глупый вопрос. Мир может меняться. Он всегда меняется.

Ответ Эдварда Марринера был быстрым и резким, полным укора.

– Глупый? Я так не думаю. Я слышал вас. Вы хотите решать, как этот мир должен измениться. Не слишком ли вы самонадеянны?

Друид сжал губы.

– Поверь мне, я видел перемены, созданные другими. Я в них жил. Весь мой народ жил. Вряд ли я их забуду. Самонадеян, говоришь? А римляне не были самонадеянны?

Отец Неда отвел взгляд, он смотрел мимо друида. Трудный вопрос, подумал Нед. Он вспоминал арку, которую видел утром: римляне на конях, размахивающие мечами, галлы, умирающие, или мертвые, или в цепях, склонившие головы и отворачивающие лица. Он подумал о разрушенных стенах Антремона, об осадных орудиях. Или об огромной арене, которая так недалеко отсюда, двадцать минут ходьбы через две тысячи лет владычества.

Эдвард Марринер произнес уже мягче:

– Римляне? Они были самонадеянны и думали только о завоеваниях. Но ваша самонадеянность все равно больше: идея о том, что два тысячелетия можно прокрутить назад. Что это следует сделать любой ценой.

– Цена? Измерить ее? Это мысль римлянина.

Эдвард Марринер громко рассмеялся, пугающий звук в этом замершем месте.

– Может быть. Поэтому они сумели вас уничтожить? Потому что действовали таким образом? Взвешивали цену и выгоду? Все продумывали?

Он задает много вопросов, решил Нед. Он был твердо уверен, что его первая догадка была правильной: его отец тянет время. Не это ли тетя Ким сказала Грегу, потянуть время? Зачем? Он быстро соображал: может быть, Кейт набирает 911, или какой-то другой номер здесь, в Арле?

Ему кое-что пришло в голову.

Он шагнул вперед и громко произнес:

– Хватит уже этих разговоров! Какого черта? Вы, ребята, думаете, что, поскольку это кладбище, вы сможете просто оставить здесь новые трупы? В этом прикол?

Грег быстро оглянулся через плечо на Неда, потрясенный. «Я был прав, – подумал Нед. – Никто не знает, где мы!» Морская пехота или кавалерия, им некуда спешить.

Выражение лица друида, который тоже повернулся к нему, было мрачным.

– Берегись, – сказал он. И опять посмотрел на отца Неда. – Нам нужен только этот юноша. Он имеет значение. Пока не знаю почему. Ты и другой меня не интересуете. Я согласен, если вы уйдете.

– Согласен? Этот юноша – мой сын.

– Дети умирают. Все время. У тебя есть другие?

– Нет.

– Это просчет с твоей стороны.

– Иди в задницу, – ответил Эдвард Марринер и прибавил несколько еще более грубых слов. Кажется, попытка потянуть время закончилась.

Грег встал ближе к отцу Неда. Они опять стояли прямо перед ним. Друид не двигался, но волки встали.

«Шоу начинается», – подумал Нед. Три волка начали описывать широкий круг, другие медленно двинулись вперед.

Возле башни, вместе с тетей Ким, Нед подобрал палку. Здесь на чисто подметенной земле не валялось палок. И тогда зверей было не семь. Он вспомнил, как вчера ночью на дороге взмахнул рукой и срезал рога с головы Кадела. Но не помнил, как это сделал, помнил только ярость, которая вызвала это движение. Он попытался найти ее в себе. Присел и набрал горсть гравия.

– Не пускай их к лицу, – тихо произнес Грег. – Бей в горло, если удастся. Бей ногами. Потом беги мимо этого человека. Ворота не заперты, помнишь? Доберешься до дороги…

«Бей в горло».

Волка.

Очень хороший план.

– Я повторяю, – прохрипел Брис. – Только один из вас имеет значение. Другие двое могут уйти.

Грег спокойно ответил:

– Ты слышал этого человека. Иди в задницу.

Грегори действительно готов погибнуть здесь, защищая Неда, пытаясь спасти Мелани, и Нед понял, что почти ничего существенного не знает об этом человеке. Остроумный крепыш с бородой, владелец совершенно смехотворных купальных трусов, который изображал человека-ядро, прыгая в бассейн, бросая вызов собственному весу.

«Нед – мой новый герой», – сказал он недавно, потому что Нед собирался встретиться с девушкой, чтобы выпить кофе. Ничего себе герой.

– Она была здесь, – внезапно произнес Нед. – Тебе это известно?

Друид сделал полшага назад. Быстро рассыпал пригоршню коротких слов, словно камешки; волки остановились. Они опять сели, не закончив окружать их с флангов.