Текст книги "Место под солнцем (СИ)"

Автор книги: Гавриил Одинокий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14

(Средиземное море. 29 сентября 1488 г.)

Каравелла «Беллинда» под косыми «латинскими» парусами резво шла в крутом бакштаге[29]29
  Бакштаг (нидерл. bakstag) – курс, образующий с направлением ветра угол больше 8, но меньше 16 румбов, то есть ветер по отношению к кораблю дует сзади–сбоку. Выделяют курс полный бакштаг, при котором угол превышает 135R градусов, то есть приближающийся к фордевинду, и крутой бакштаг (менее 135R). Парус устанавливается под углом к ветру. Обычно на этом курсе парусное судно развивает наивысшую скорость. В бакштаг парус работает с большим углом атаки, при котором давление ветра играет основную роль в создании тяги паруса. Сила дрейфа практически отсутствует.


[Закрыть] навстречу заходящему солнцу. Константин стоял прислонившись спиной к кабестану[30]30
  Кабестан – вертикальный ворот. На парусных судах XIV – XVIII веков применялся для подъема якоря.


[Закрыть] в носовой части судна и смотрел на покрытые густым лесом горы, проплывавшие по правому борту. Краем глаза он следил за Борисом, спорящем о чем–то со шкипером, который на этом маленьком судне являлся также и штурманом.

Прошло уже три недели с момента их освобождения. И каждый из этих дней был лучше чем предыдуший. Когда, следуя за Шимоном, они пересекли припортовый рынок, где проходилось проталкиваться сквозь толпы гомонящих людей, орущих ослов и флегматичных верблюдов, и углубились в узкие, пыльные улочки средневекового Алжира он едва тащил ноги от слабости и жары. Но едва они прошли через калитку в высокой глинобитной стене, ему показалось, что он попал в местный филиал рая. Они очутились в тенистом дворике, мощенном каменными плитами. В середине дворика тихонько журчал выложенный изразцовыми плитками фонтан. Фиговые деревья по обеим сторонам фонтана были густо усыпаны спелыми плодами. В глубине стоял двухэтажный дом с верандой обвитой виноградной лозой. От контраста у Кости закружилась голова и он схватился за плечо Бориса, чтобы устоять на ногах. После того, как они умылись, переоделись и сытно поели он почувствовал себя намного лучше. Купец их не беспокоил, но ближе к вечеру прислал доктора, который сменил повязки и смазал их раны каким–то приятно пахнущим бальзамом. Борис немедленно вступил с ним в дискуссию на ладино и на этот раз Константину пришлось довольствоваться бессловестной ролью. Оба собеседника остались исключительно довольны друг другом и доктор уходя пообещал, что непременно вернется, чтобы продолжить эту занимательную беседу, хотя пациенты не особенно нуждаются в его услугах. Как позже Гальперин объяснил Косте, он выяснил, что мазь эта сделана на основе цветочных масел и прополиса, так что можно не опасаться, что от нее станет хуже, а дискутировали они по поводу микробиальной причины заболеваний. Борису почти удалось убедить своего оппонента. Дело осталось за малым – сконструировать микроскоп и показать.

Пару дней их никто не трогал. Шимон умотал куда–то по своим делам и друзья отъедались и отсыпались. Последствия контузии практически исчезли и даже заикание у него прошло. Пятерка слуг, выполнявшая все работы по дому, в разговоры не вступала и на все просьбы отвечала односложно. Кроме них в доме жила еще какая–то женщина статусом повыше – толи жена, то ли любовница. Друзья видели ее мельком всего пару раз. Её стройная, миниатюрная фигурка с кружевной шалью, покрывающей голову и плечи, мелкала на галерее второго этажа. Вниз в их присутствии она не спускалась и к общению не стремилась.

Вернулся Шимон в пятницу перед заходом солнца и утащил с собой Бориса. Обратно тот пришел уже в темноте и в слегка растепаных чувствах. Оказалось, что водил его Бен Эзра в синагогу на субботнюю молитву. Борис переживал, что он там чуть было не прокололся. По окончанию службы его расспрашивали про каких–то деятелeй еврейских общин Каира и Александрии о которых он понятия не имел. После чего выразили сомнения в его еврействе и в том, что он родом из Яффо, поскольку он и не слышал о столь известных цадиках[31]31
  Цадик (ивр. праведник) – в иудаизме и особенно в хасидизме: благочестивый, безгрешный человек (святой), пользующийся особым расположением Бога. Изначально цадикам не отводилась особая роль в религиозной иерархии. Ими могли быть обычные люди, которые соблюдали заповеди Торы. При этом цадик не мог быть неграмотным или неучем в вопросах религии (не знающий Торы цадик – нонсенс). Согласно легендам цадику нельзя было причинить вред, ибо он находился под непосредственным покровительством Бога.


[Закрыть], бороду он бреет, ладино владеет не слишком свободно и даже иврит у него какой–то не такой. Выкрутился Борис, спустив штаны и предъявив материальные доказательства, а также тем, что описал в подробностях береговую линию и достопримечательности Яффо и Хайфы. А то что не знает об этих мудрецах мотивировал тем, что последние пару лет в основном провел в море.

Следующим вечером, когда стемнело, присланный за ними слуга проводил их в кабинет Бен Эзры. Тот пребывал в благодушном настроении, полулежа на подушках перед низким маленьким столиком с бутылкой вина перед ним. Пригласив их сесть, он налил им по стаканчику мансанильи и поинтересовался их дальнейшими планами. Когда Борис начал излагать, что они хотели бы приобрести или построить корабль и заняться торговлей, Шимон рассмеялся.

– И на какие средства ты предполагаешь корабль купить? – в голосе купца звучала явная издевка, – У вас же ничего за душой нет. Не знаю какие цены в Яффо, но здесь приличная каррака не меньше трехсот динаров стоит.

– В Яффо дороже – там лес привозной, – Борис задумчиво почесал в затылке, реальных цен он конечно не знал, – а деньги придется одолжить. Заработаем – отдадим.

Шимон опять засмеялся и плеснул себе еще вина.

– Кто же тебе в долг даст? Под залог собственной шкуры больше трех динаров не дадут. Я вот вас двоих выкупил за девять динаров, а ты мне стократную прибыль пообещал. Если я, к примеру, тебя шкипером найму, ты семь лет девятьсот динаров отрабатывать будешь. Это еще если каждый рейс прибыльным будет. А в противном случае, все десять.

– А мы не руками зарабатывать будем, а головой, – несколько обескураженный перспективой, Борис тем не менее не терял присутствия духа, – Я же говорил, что мы много знаем. Если согласишься еще немного денег вложить, прибыль я тебе обещаю.

– Что же вы такого знаете, – в глазах Шимона мелькнул хищный огонек, – что в тысячу динаров оценить можно? Я так понимаю, что меньше чем сотню вложить – ничего не получить.

– А ты скажи, что тебя интересует. Мы подумаем и предложим тебе несколько вариантов.

– Даже несколько… – удивленный купец налил друзьям еще по стаканчику, – Если вы торговать собрались, то должны понимать, что купца интересует: вовремя узнать где и какой товар спросом пользуется, где его можно выгодно купить, как быстро и без потерь его довезти.

– Это–то понятно, – Борис сделал глоток и поставил стаканчик обратно на столик, – но это так – общие слова. Чтобы предложить что–либо надо знать детали: как ты узнаешь, где и что покупать надо, что за товар, как его везут, из–за чего задержки и потери возникают.

– Прямо все секреты тебе расскажи, – усмехнулся Шимон, – мои конкуренты немало заплатить готовы, чтобы их узнать.

– Ну что же… – Борис притворно–разочаровано вздохнул, – Если ты нам не доверяешь, то не рассказывай. В таком случае мы тебе помочь не сможем. Придется нам к другому купцу пойти, у него деньги заработаем и с тобой расплатимся.

– Хитер… – Шимон опять рассмеялся, – чтобы тебе тысячу динаров заплатили, надо прибыль не меньше чем втрое принести. Ладно, не будем конкурентов обогащать. Расскажу я вам что вы хотите. На шпионов вы не похожи. Торгую я много чем. Греческой медью, британским оловом, египетским хлопком и зерном, железом и кожами из Толедо, эбеновым деревом и слоновой костью из Африки, конями из Александрии. Еще кое–чем по мелочи, но это уже как придется. Где и какой товар есть или требуется узнают мои приказчики и контрагенты. Если известно, что товар востребован, то кое–кто из них и купить сразу может. У меня склады в каждом крупном порту есть. А как мне сообщат – я корабль вышлю или если кто–то из гильдии мимо проходить должен, могу договориться, чтобы забрали.

– А сообщают как? – поинтересовался Борис, – И сколько времени на сообщение уходит?

– Зависит от того, откуда и куда пересылать. По суше – в основном конными гонцами. На море у меня две каравеллы есть, которые между портами курсируют и почту подбирают. Если близко, то за день–два оборачиваются. А если скажем из Каира – сюда или в Малагу, то меньше чем за неделю как правило не выходит.

– Хм–м–м…. – Борис поскреб щетину на подбородке. Чтобы не особенно выделяться, они с Костей решили отпустить бородки.

– Знаю я способ, как за один день получить сообщение из любого места, – продолжил он, – не очень дешево, но и не дороже чем гонцов или каравеллы гонять. Только прежде скажи мне, пробовал ли ты голубиную почту? Она всяко быстрее гонца будет.

– Оно может и быстрее, но уж очень ненадежно. Особенно здесь на берберийском берегу. Коршунов диких здесь очень много, да и берберы жаркое из голубей уважают. Так, что из пяти голубей разве что один долетит. И то не всегда. А по ту сторону моря, с тех пор как соколиная охота в моду вошла, конкуренты друг у друга голубей перехватывать стали. Голубей не напасешься. К тому же, чтобы в Европе голубятню держать, дворянский титул нужен. Кое–кто использует этот метод, но не слишком часто. Ставку на это делать нельзя.

– Хорошо, нам поразмыслить надо, но думаю мы тебе помочь сможем, – Борис решил немного набить себе цену, – а теперь расскажи нам про потери и задержки при перевозке.

– Одну причину вы на своей шкуре ощутили – это пираты, – Бен Эзра хмыкнул, вспоминая наезд на Селима и опять пригубил вина, – но для меня это не основные потери. Не реже чем раз в три–четыре дня корабль должен к берегу пристать, чтобы пополнить запасы воды и провизии. И это остановка на день. Людям на берегу тоже ноги размять надо. И тут уже не пиратов, а береговых разбойников беречься надо. Особенно в этих местах и вдоль западного берега Африки. С ними не договоришься как с Селимом. Каждое племя само по себе и все друг с другом враждуют. Впрочем, и в Европе ненамного лучше. Что баски, что норманны, что юты со скотами – ограбить приставший к берегу корабль никто не откажется.

Шимон раздраженно махнул рукой и опять глотнул вина. Друзья внимательно слушали его, потягивая мансанилью маленькими глоточками. Константин за несколько дней понемногу стал понимать разговорную речь. Все–таки латинские корни у ладино и осситана были общими. Лишь изредка, затрудняясь, он толкал в бок Бориса и тот, наклонившись к нему, вполголоса разъяснял непонятный оборот.

– Но основная проблема – это погода, – продолжил купец, – что шторм, что штиль – всегда задержка. Шторм хуже, особенно вдоль Баскийских берегов. Если корабль волной не разобьёт или на скалы не выкинет, то может в океан унести далеко и непонятно куда. А там и команда от жажды и голода помереть может, если неправильный курс возьмет.

– Как это – неправильный курс? – удивился Борис, – что это за штурман у тебя такой, что с курсом определится не может? Как они вообще определяются?

– Как все определяются, по компасу, либо по солнцу. Но буря иногда по три дня свирепствует и компас часто при этом с ума сходит, да и солнца не видать. Как буря стихнет – как правило на восток плывут, пока землю не увидят. Ты, небось, в океане не плавал, если такие вопросы задаешь. Если ветер неблагоприятный, это может и неделю занять. Провизии тогда точно не хватит.

– А если провизии побольше взять? – поинтересовался Гальперин.

– Так портится же провизия… – пожал плечами Шимон, – если солониной запастись, то воды надо намного больше. И вода тоже заванивается. А лепешками одними не проживешь. Особенно, если волной камбуз захлестнет и муку подмочит.

– А товар не портится?

– Это смотря какой товар. Слоновая кость, дерево или металл – им ничего не сделается. Вино тоже не портится, если конечно бочки хорошие. Зерно загнить может от воды. Хлопок, шерсть, ткани от воды тоже страдают. Лошади также перевозку плохо переносят. Их на стоянках выводить надо. А в шторм они могут ноги себе переломать.

Купец еще долго рассказывал тонкости перевозки разных товаров. В конце концов договорились, что на следующий день они предоставят свои предложения.

– Что ты собираешься ему предложить? – спросил Костя, когда они вернулись в выделенную им комнатку.

– Вариантов несколько, – Борис задумчиво почесал намечающуюся бородку, – для связи я думаю предложить телеграф.

– Да ты что… а электричество где взять? А провода как тянуть?

– Электричество–то не проблема, – Гальперин раздраженно дернул плечом. – Гальваническую батарею сделать несложно. А вот с проводами похуже. Во–первых, медь в копеечку встанет, а во–вторых, покрадут эти провода как пить дать. Нет, электрический телеграф не пойдет. Я вообще–то оптический телеграф в виду имел – гелиограф. Там всего–то пару зеркал нужно.

– Так он же только в пределах прямой видимости действует, – возразил Константин. – и в пасмурную погоду им не попользуешься. Да и зеркала нынче дорогие.

– Так и с электрическим телеграфом релейные станции делают. Если на возвышенности его поставить, то до пятидесяти километров добивает. Когда солнца нет, он конечно работать не будет, но зато ночью, с фонарем вполне можно.

– Это сколько же релейных станций надо? – почесал в затылке Николаев. – Если скажем от Каира до Лиссабона… И на каждой человек дежурить должен.

– Ты не забывай, что у нас тут пятнадцатый век, а не девятнадцатый, – не сдавался Борис. – Срочное сообщение неделю добирается. Смотри, вдоль всех дорог на расстоянии дневного перехода постоялые дворы либо деревеньки имеются. А это как раз 30–40 километров. Найти поблизости холм повыше. Назначить сеансы связи. Нанять и обучить аборигена, который в нужное время будет на холм треногу с зеркалами затаскивать и принимать, и дублировать сообщения. Как организовать – пусть у Шимона голова болит. В общем, давай попробуем предложить. Не понравится ему – у меня и другие идеи есть. А понравится, так остальное мы за отдельные деньги продадим.

– А какие еще у тебя идеи?

– Подзорная труба и секстант. И то и другое в нашей истории лет через двести только появится. Нам, кстати, эти вещи тоже пригодятся.

К Костиному удивлению, Шимон гелиографом заинтересовался. Получив пригоршню серебра в аванс, на следующий день друзья отправились на рынок за зеркалами. Несмотря на то, что они вооружились кинжалами, купец навязал им в сопровождение своего охранника. Протолкавшись полдня и, лишь благодаря охраннику, не став жертвой карманников, они ушли оттуда ни с чем. Нет, зеркала там были – круглые, овальные, даже трапецеидальные. Размерами от половины ладони до метра в поперечнике, в деревянных рамах с инкрустациями и просто так. Вот только все они были либо из полированной бронзы, либо из серебра. Бронзовые Борис забраковал сразу, так как отражающая способность у них была не очень. Лишь при очень ярком солнечном свете, можно было разглядеть свое, достаточно мутное отражение. Серебряное зеркало было чуть получше, но цена… Всей их наличности не хватило бы на два маленьких зеркала. Борис, почесав в затылке, спросил у владельца лавки, который цветисто распинался о качестве своего товара, нет ли у того стеклянных зеркал. Реакция того была для друзей неожиданной. Он сначала удивился, а потом поднял их на смех. На его хохот и насмешки подтянулись соседние торговцы и, услышав в чем дело, присоединились к веселью. Наконец, недоумевающим о причинах веселья друзьям, разъяснили, что стеклянных зеркал в принципе быть не может, так как стекло не только бьётся, но еще и пропускает свет, вместо того, чтобы его отражать.

– Как же так… – Борис удивленно обратился к Косте по–русски, – я же помню, что венецианские зеркала в эпоху возрождения по всей Европе славились. И стоили очень дорого.

– Наверное в конце эпохи, – Николаев поскреб свою намечающуюся бородку, – видимо их еще не изобрели. А ты их спроси и про венецианские зеркала и про венецианское стекло.

Торговец, в ответ на вопрос, показал им серебряное ручное овальное зеркальце, рамка которого была украшена фигурками львов и единорогов и поклялся, что оно из Венеции и отдаст он его себе в убыток всего за шесть динаров. А по поводу стекла порекомендовал сходить в посудный ряд, либо к торговцам дешевой бижутерией.

– Вот же незадача, хоть сам зеркало делай… – огорчился Гальперин. Такие расходы его никак не устраивали.

– А что? – Константин вдруг загорелся идеей, – Так и давай сделаем. Еще этих перцев на пари разведем.

Торговцы зеркалами были настолько уверены в невозможности стеклянных зеркал, что спровоцировать их на пари оказалось совсем не сложно. В присутствии свидетелей поспорили с тремя из них на пять динаров с каждого, что через три дня покажут им стеклянное зеркало, которое лучше серебряного.

После чего они отправились в посудный ряд. Ничего интересного там они не обнаружили, зато узнали адрес стеклодува, качество работы которого им понравилось. Цветное венецианское стекло действительно нашлось у торговцев бижутерией. Про стеклянные зеркала в этом ряду также не слыхали. Зато по соседству, у еврея–ювелира Борис заметил несколько увеличительных стекол разных размеров. Продать их тот категорически отказался – самому мол нужны для работы, но, как удалось выяснить, сделал их на заказ тот самый стеклодув. После чего они отправились в ремесленный квартал, по дороге купив у аптекаря за пол динара около двух стаканов ртути в железном кувшинчике.

Ремесленники Алжира занимали обширную территорию на окраине города. Изрядно поплутав и надышавшись дрянью на улице красильщиков, друзья наконец добрались до нужного дома. Как оказалось, владелец мастерской – перешедший в ислам грек уже давно сам не работает, по причине слабого здоровья и распоряжаются в мастерской три его взрослых сына. Впрочем, они занимались лишь подготовкой шихты и варкой стекла, а также надзором за выдувкой изделий, которую делали рабы – три темнокожих здоровяка в рабских ошейниках, одетые в одни лишь набедренные повязки. Понаблюдав, как ловко один из них вплавляет подставку–фитиледержатель в стеклянную масляную лампу, Борис решил, что уровень мастерства у них достаточен для решения предстоящих задач. Качество стекла тоже было подходящим. Для обсуждения заказа прошли в дом, где им предложили по чашке шербета и фрукты. Слегка поторговавшись с хозяевами, пришли к соглашению. Заказ включал четыре разнокалиберные линзы и шесть заготовок под зеркала – три плоских и три вогнутых. Вообще–то для демонстрации гелиографа им хватило бы по две пары, но Борис решил подстраховаться на случай боя.

Если линзы, требующие шлифовки, им обещали сделать только через пять дней, то стеклянные кругляши предложили сделать прямо сейчас, поскольку это даже проще чем те блюдца, которые мастерская поставляет купцам дюжинами.

Уплатив задаток, они вернулись в мастерскую и, по команде одного из братьев, невольник достал щипцами из горна каменный горшок со стеклянным расплавом. Набрав на трубку немного жидкого стекла, он стал выдувать пузырь. Когда стенки пузыря достигли нужной толщины, пузырь был уложен на подогретую полированную мраморную доску, разрезан вдоль и раскатан каменной скалкой. После чего, второй раб формочкой вырезал из стеклянного теста круглые блины. Три из них уложили на мраморную полусферу и также обкатали скалкой, придав им вогнутую форму.

Едва взяв в руки еще горячие заготовки, Борис издал глубокий вздох разочарования. Для посуды качество было вполне приемлемым, но зеркала из этого могли получится только кривыми. Поверхность стекла была заметно волнистой и даже невооруженным взглядом было видно, что толщина стекла по краям различается. Он пересек мастерскую и демонстративно бросил стеклянный блин в горшок с расплавом. Константин вместе с мастером удивленно на него уставились. Когда же он объяснил в чем дело, Костя задумался, а мастер с пеной у рта стал доказывать, что абсолютно ровного стекла сделать невозможно. Когда пузырь выдувается, у него стенки разной толщины. Да и раскатать его без волны не получится.

– А нам надо одинаковой! – категорически заявил Николаев, когда запал стекловара немного угас. – Не можешь сам сделать, скажи кто может – мы к нему пойдем.

– Лучше меня с братьями никто не сделает, – категорически заявил мастер. – Я конечно могу отшлифовать и отполировать стекло. Но это будет долго и намного дороже, потому, что тонкое стекло легко трескается. Линзы и то проще – они изначально из толстого стекла делаются.

Мастерски провоцируя эмоционального грека, Константин легко раскрутил его на очередное пари.

– Ты что делать собираешься? – поинтересовался Борис, когда друг потащил его из мастерской.

– Как говорил Шварц в «Коммандо», шопаться… Где тут гончары обитают? И еще оловом нам разжиться надо.

Через час они вернулись обратно в мастерскую. Борис тащил большую глиняную сковородку, а охранника нагрузили мешочком оловянного лома, удачно купленного по дешевке. Все три брата собрались в мастерской, желая увидеть посрамление чужеземца, который хвастливо заявил, что может сделать невозможное – ровное стекло. По команде Константина невольник начал качать меха, поднимая температуру в горне, а сам Костя, высыпав куски олова на сковороду, сунул его в горн. Буквально через минуту олово начало плавится и вскоре дно сковороды было покрыто слоем серебристого жидкого металла с полпальца глубиной. Сняв деревянной лопаточкой какие–то примеси и пленку окиси с поверхности олова, Константин с помощью Бориса подхватил клещами горшок с расплавленным стеклом и, не вынимая из горна стал осторожно выливать тягучую массу на сковороду. Когда поверхность металла покрылась стеклянным расплавом он задвинул сковороду поглубже в горн.

– Подождем немного, чтобы пузырьки воздуха вышли, – пояснил он, – сейчас главное, чтобы сковорода не треснула.

К счастью, все обошлось. Постепенно передвигая сковороду внутри горна, чтобы резкое охлаждение не повлекло растрескивания стекла, он наконец снял еще мягкий стеклянный блин с поверхности затвердевшего олова и разрезал его на заготовки.

То, что получилось, конечно не дотягивало до стандартов конца ХХ века, но для их целей вполне подходило. Стеклянные кругляши, размером с чайное блюдце имели равномерную толщину миллиметра в четыре или около того. Поверхность их была практически совершенно гладкой. Братьям ничего не оставалось, как признать свое поражение. Нехотя они вернули обратно задаток, так как по условиям пари обязались выполнить заказ бесплатно. Константин и не планировал обирать стеклодувов. Тем более, что продемонстрированный метод был менее производителен, чем их обычная технология, а для производства посуды, на которой те специализировались, идеально гладкая поверхность и не требовалась.

Солнце уже клонилось к западу, когда друзья, завернув подшлифованные на войлочном круге заготовки в мягкую ткань, покинули мастерскую. Завернув по дороге к меднику, Борис заказал ему бронзовые детали для гелиографа. У него также купили серную кислоту, которой тот пользовался для протравливания узоров на бронзовой посуде.

– Ты откуда этот метод взял? – поинтересовался Борис по дороге, – неужто сам придумал?

– Да нет, это англичане придумали в начале ХХ века, – отмахнулся Николаев, – а американцы потом усовершенствовали. А знаю я о нем потому, что институтская специальность у меня – холодильно–компрессорное оборудование.

– А это тут причем?

– Притом, что жидкое олово стеклом не смачивается, потому и льют листовое стекло на расплавленное олово. Но олово на воздухе окисляется, а вот окись олова к стеклу пристает. Потому, льют его в азотной атмосфере при повышенном давлении. Для того компрессоры и нужны. Была у меня в институте практика на стекольном заводе. Вот оттуда я и узнал.

После ужина, взяв на кухне жаровню с углями, они приступили к изготовлению зеркал. К этому времени пяток серебряных дирхемов, залитые ртутью уже почти полностью растворились. Чтобы не отравиться парами ртути, устроились во дворе под прохладным вечерним ветерком. Уложив протравленные заготовки в сковороду, они покрыли их амальгамой. Едва сковородка была поставлена на жаровню, как во дворе появился Шимон и сразу сунул в нее свой любопытный нос. Пришлось Борису его оттаскивать, объясняя, что он может отравиться.

С деловой сметкой у Бен Эзры было все хорошо. К тому же он, несомненно, уже выслушал рапорт своего охранника. После того, как он обследовал готовые зеркала и получил ответы на две дюжины вопросов, Шимон немедленно предложил организовать производство стеклянных зеркал. Он брал на себя все расходы, а друзьям предложил шестую часть прибыли. Несмотря на то, что они были ему весьма благодарны за свое освобождение, такое несправедливое распределение доходов возмутило обоих. После оживленной торговли сошлись на одной трети чистой прибыли. Константин настоял на документальном фиксировании договора. После чего, Шимон, который ранее относился к Косте с легким презрением, преисполнился к нему глубокого уважения и тут же поинтересовался наличием у того еврейских корней. Посмеялись, но контракт составили по всем правилам и Бен Эзра пообещал на следующий день заверить его в гильдии. Сделку скрепили бутылочкой мансанильи.

Следующая неделя прошла в сплошных хлопотах. Борис в основном мастерил гелиограф и подзорную трубу. В свободное время он составлял азбуку Морзе для ладино и пытался на память воспроизвести конструкцию секстанта. Шимон уже на следующий день купил место в ремесленном квартале и нанял строителей и мастера–стекловара. Строители под наблюдением последнего возводили печь для варки стекла. Николаев, конструировал оборудование и оснастку для литья листового стекла, и камеру для амальгамирования зеркал, снабженную вытяжкой мощностью в две ишачьи силы. Шимон суетился, договариваясь о поставках кварцевого песка, известняка и прочих сырьевых ингредиентов. Переговоры с плотниками, кузнецами и прочими ремесленниками, по поводу изготовления деталей оборудования он также взял на себя. Не обошлось без него и в тогда, когда они пришли за своим выигрышем. Торговцам зеркалами пришлось признать, что стеклянное зеркало не только возможно, но и то, что оно дает лучшее отражение. Однако платить выигрыш неверному было выше их сил. Ссылаясь на какие–то неясности в трактовании условий пари, они предложили обратиться к кади, прекрасно зная, что по законам шариата тот вынесет решение в пользу правоверных. Лишь после того, как Шимон надавил авторитетом гильдии и пригрозил лишить их в будущем поставок этих чудесных зеркал, они сумели расстаться с проигрышем, треть которого Шимон забрал себе за посредничество. Друзья не возражали, понимая, что без него не получили бы ни гроша.

Практически одновременно мастерская начала выдавать продукцию и прошло успешное испытание гелиографа. Для первой демонстрации Костя с Борисом расположились на прибрежных холмах на расстоянии около десяти километров друг от друга. Слегка потренировавшись, чтобы восстановить подзабытые со времен мореходки навыки, они благополучно передали и приняли сочинений Шимоном текст. Единственная сложность возникла с тем, что Константин, стоящий на приеме, еще не освоил древнееврейский алфавит, используемый в ладино. Поэтому, когда он принес записанный точками и тире текст, Бен Эзра решил, что над ним издеваются. Но тут Борис положил рядом таблицу и вскоре купец смог самостоятельно прочесть свое же послание. Этой же ночью, продемонстрировали работу аппарата от восковой свечи. Шимон был впечатлен, но решил ужесточить условия. Очередные испытания были назначены через неделю между Сеутой и Гибралтаром.

На следующее же утро у Бориса появились ученики – два еврейских подростка лет тринадцати–четырнадцати, которых Шимон поручил обучить телеграфной азбуке и пользованию гелиографом. Приходились они тому какими–то дальними родственниками и со временем должны были войти в дело. А на предстоящих испытаниях они в Сеуте должны были передавать и принимать сообщения.

В мастерской жизнь также била ключом. Николаев сконструировал механизм, обеспечивающий механизированную разливку стекла. Огнеупорный тигель с расплавленной стеклянной массой опрокидывался системой противовесов простым поворотом рычага. Кроме того, изрядно поругавшись с мастером–стекловаром Константин переделал печь. Вместо древесного угля, используемого другими стеклодувами, она у него топилась сырой нефтью. Оказалось, что кочевники–туареги давно научились собирать ее у какого–то природного выхода в пустыне и используют для отопления в зимнее время. Проходя по рынку, Костя учуял знакомый запах соляра и свернув на него обнаружил выставленные на продажу большие глиняные горшки со светлой нефтью – почти чистый керосин. Цена на него оказалась вдвое дешевле, чем на древесный уголь. С его подачи, Шимон сторговал весь наличный запас и договорился о постоянных поставках. Почти все местные кузнецы и медники работали сейчас на них, изготавливая топливные форсунки, детали насосов и прочих механизмов. По настоянию Бен Эзры, изготовление деталей было разбросано между разными мастерами, так чтобы никто из них не мог воспроизвести всю технологию. Лишь наши друзья знали, что, куда и откуда. Даже Шимон, при всем его любопытстве, не разбирался для чего какая деталь. Он лишь добросовестно оплачивал заказы. Под это дело Борис заказал несколько медных трубок для подзорной трубы и микроскопа, бронзовые винты и предметный столик для последнего, а также бронзовые детали секстанта.

Выяснилось, что никто до сих пор не использовал резку стекла алмазом. Видимо по причине отсутствия листового стекла, до этого еще не додумались. Борис смотался к знакомому ювелиру, у которого они пытались сторговать линзы, и за пару дирхемов купил щепоть алмазных осколков – отходов производства. Вставив их в латунные державки и залив оловом, он получил две дюжины отличных стеклорезов. Разделка стекла на заготовки для зеркал резко ускорилась.

Шимон выбросил на рынок Алжира пробную партию в полторы сотни ручных зеркал. Это были небольшие, размером чуть больше ладони, овальные зеркала в простых медных окладах. Вся партия разошлась в один день, принеся около шестисот динаров прибыли. Хотя вложенные средства не окупились еще даже на половину, Бен Эзра довольно потирал руки, предвкушая какой куш он сорвет за большие зеркала в Севилье и Неаполитанском королевстве. Друзья получили на руки полторы сотни золотых. Кроме того, из категории «бедных родственников» они перешли в «уважаемые компаньоны». Им были предоставлены лучшие комнаты на первом этаже дома. Сам Шимон, на пару с таинственной дамой, занимал весь второй этаж.

Приглашенный портной за пару дней смастерил им по несколько нарядов в местном и европейском стиле. Один раз намерив шоссы со штанинами разного цвета, Константин скривился: «Я лучше в ислам перейду и шаровары носить буду, чем эти клоунские кальсоны». Борис на это замечание рассмеялся и предложил портному пошить им по две пары штанов по образу их джинсов. Старый еврей долго рассматривал предложенный образец, восхитился ровной, единообразной строчкой и впал в полный ступор при виде застежки–молнии. Когда же ему объяснили и продемонстрировали ее действие, его глаза сначала загорелись восторгом. Через минуту восторг сменился унынием, и он с сожалением отказался, мотивировав это тем, что не сможет воспроизвести подобные чудеса. В конце концов договорились заменить молнию на обычные пуговицы, хотя и их тоже пришлось объяснять и рисовать.