Текст книги "Место под солнцем (СИ)"
Автор книги: Гавриил Одинокий
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– А много у него галер? – продолжил расспрос Борис.
– У самого Селима две галеры, но иногда он приводит других разбойников. В прошлом году венецианцы везли в Марсель из Египта большой груз хлопковых тканей. Восемь кораблей и два корабля охраны. Так Селим две дюжины галер привел. И охрана сделать ничего не смогла. Хотя четыре галеры потопили, но семь кораблей из восьми Селим увел в Бизерту.
– Да–а–а…. – протянул Николаев, – наверняка свой человек у него в караване был. Вот он весь расклад и знал.
Минут через пятнадцать капрал вновь вскочил на коня и отправился дальше, выполнять свое задание. Наши путешественники, ненадолго задержавшись, направились в противоположную сторону. Дорога вела их сквозь лесной массив.
– Что ты у него в конце расспрашивал? – поинтересовался Костя у друга.
– Да вот, выяснял чем эти пираты вооружены, – Борис хлопнул вожжами, и кобылка зарысила чуть резвее, – Если мы куда–либо поплывем, нам надо будет этих шустриков отгонять тоже.
– Ну и что он тебе сказал?
– Точно он не знает, но лучники и арбалетчики у пиратов точно есть. Как я понял, тактика у них такая – засыпать противника стрелами и взять на абордаж.
– А огнестрел у них есть?
– Этого он точно не знает. Если и есть, то не много. Может пара пистолетов у кого и есть или мушкет какой–либо. Огнестрел сейчас особого значения не имеет. Это же не автомат Калашникова и даже не мосинка. Один раз стрельнул, а дальше дубина–дубиной. Ты пока нынешнее ружье перезарядишь, хороший лучник из тебя кактус сделает.
– Но пробивная способность у пули–то выше.
– Далеко не всегда. Это же не коническая пуля с железным сердечником. Сейчас это просто кусок свинца – у кого шарик, у кого просто кусок прутка. И рассеивание у них ужасное и прицельных приспособлений ни хрена нет.
– Ну и как ты оборонятся думаешь?
– Покумекать еще надо, но пока я думаю, что приемлемым вариантом является картечница. Вернее, батарея картечниц, чтобы сметать абордажников с палубы.
– Со своей или с чужой? – засмеявшись, поинтересовался Костя.
– А это уж как повезет, – Борис усмехнулся и снова подстегнул перешедшую на шаг лошадку, – а у тебя какие–то идеи есть?
Так, обсуждая оборонные вопросы, они ехали еще несколько часов, понукая время от времени свою кобылку. Когда тени удлинились и солнце уже готово было нырнуть за деревья у них за спиной, лес вдруг кончился и впереди опять блеснула водная гладь.
– Мы что, снова к морю выехали, – Борис придержал лошадь и огляделся.
– Не должны были вроде, – Константин привстал, всматриваясь в окрестности, потом достал дорожный атлас и стал его лихорадочно перелистывать.
– Ага, вот мы где, – он обрадованно хлопнул ладонью по странице, – это еще один соленный лиман. Баж—Сижан он называется. В наше время там соль выпаривают и грязь там какая–то лечебная вроде есть. А вон там замок видишь, – он показал рукой, – шато Перьяк–де–ла–Мер называется. Если дальше по этой дороге, то километров через двадцать пять город Нарбонн должен быть. Там и заночевать сможем.
– Не получиться, – Борис покачал головой, – это же еще часа два ехать, не меньше, а через час уже темно будет. В темноте по этим дорогам не разъездишься. К тому же, похоже, что дождь будет. Может в шато заночуем?
Через пару километров друзья свернули на дорогу, ведущую к замку. Действительно, начал накрапывать дождь, постепенно усиливаясь. Где–то через полчаса они наконец добрались до шато. Однако тут их поджидал облом. В замок их не пустили. Стражник со стены лишь прокричал что–то обидное по поводу проходимцев, шляющихся по ночам. Уже в глубоком сумраке, под холодными струями осеннего ливня, оскальзываясь на размокшей тропе, они спустились к воде, где на берегу лимана притулилась маленькая, дворов не более дюжины, нищая рыбацкая деревушка. Постоялого двора тут не было. Попытка устроиться на ночлег в одном из домов также не увенчалась успехом. В конце концов, за один обол кто–то из рыбаков указал им на прилегающий к пристани длинный сарай с просевшей крышей.
Друзья зашли в помещение через не запирающиеся ворота и осмотрелись. Большой сарай был практически пуст. По–видимому, в зимнее, непогожее время здесь хранили лодки. Сейчас кроме трех пар грубо сколоченных козел и кучи полусгнивших рыбачьих сетей у стены, пронзительно воняющих рыбой, в сарае ничего не было.
– Амбре тут… – поморщился Константин, – но все же лучше, чем под дождем.
Кобылку распрягли и привязали под навесом у входа. Бричку закатили в сарай. Еще за один обол какой–то подросток натаскал для лошади сена. Поужинав остатками провизии, друзья улеглись спать. Караул решили не нести, опрометчиво решив, что опасность им здесь не угрожает.
Глава 11
(Южная Франция. 5 сентября 1488 г.)
Проснувшись, Борис не сразу сообразил где он находится. Помотал головой, отгоняя дрему и взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали четверть шестого утра. Константин, тихонько похрапывая, спал, натянув на голову куртку.
– Поспать бы еще пару часов, – мелькнула мысль. Гальперин отогнал ее, поскольку вновь услышал разбудивший его звук – тревожное ржание лошади. Он поднялся, поправил одежду и, подхватив рансор, тихонько, пытаясь не разбудить друга подошёл к воротам сарая. Чуть приоткрыв створку, Борис осторожно выглянул наружу. С его позиции была видна пристань с привязанными лодками и темно–серая в предрассветных сумерках поверхность лимана, над которой клубился утренний туман. Небо было чистое, но доски пристани мокро отсвечивали либо от ночного дождя, либо от росы. Людей видно не было. Гальперин вздохнул, успокаиваясь, но тут кобыла всхрапнула и ударила копытом в стенку сарая. Вслед за тем до него донесся, приглушенный расстоянием, истошный женский крик. Приоткрыв вторую створку, он увидел, что над противоположным концом деревушки занимается зарево пожара. Крик повторился. Теперь кричало сразу несколько женщин. Через секунду к ним присоединились мужские голоса. А затем он увидел, как раздвигая клочья тумана, к пристани подходит многовесельная галера. Прикрыв ворота, Борис бросился назад к месту ночлега.
– Костя, вставай, – громким шепотом крикнул он, сопровождая слова пинком по филейной части друга.
– А, что? – вскинулся тот спросонья.
– Хреново, вот что, – Борис вытащил из брички трофейную перевязь и одел на себя, – похоже пираты на деревню напали.
– А мы причем, – Константин со сна еще не слишком быстро соображал.
– А мы так, мимоходом под раздачу попадаем. Давай шевелись, куртку вон одевай, – Борис кинул ему купленную у кузнеца куртку.
– Зачем? – Николаев потряс головой и стал натягивать куртку.
– Да проснись ты наконец! Не дай бог драться придется. Хоть какая защита. Это все же пираты, а не те балбесы, которые несчастных паломников резали.
– А ты как же?
– Обойдусь как–нибудь. Я все–таки малость быстрее тебя двигаюсь.
Пока Константин шнуровал обувь, Гальперин вытащил из брички обе сумки с вещами и поставил их у стены. Отодвинув кучу гнилых сетей в сторону, он начал копать во влажном песке яму трофейным тесаком.
– Ты что это делаешь? – Константин опустился рядом на колени и стал помогать, выгребая песок из ямы руками.
– Костя, кончай тормозить. Не видишь, что ли. Наши вещи хочу спрятать. Нам надо в темпе и налегке отсюда выбираться. Если пронесет – вернемся и откопаем. А то ведь скомуниздят между делом. Ну а если не повезет, то нефиг пиратам на нас обогащаться.
– Какая к чертям разница если нас убьют.
– Ну ты пессимист, Костя. Почему обязательно убьют? Джентльмены удачи, вроде Моргана, Дрейка и прочих английских и французских головорезов, еще не появились. А мавританские пираты, насколько я знаю, были людьми хозяйственными. В эту нищую деревушку они же не за золотом пришли. Его тут просто нет. Если нас в плен захватят, а у нас тут вещи, которым цены в этом мире нет. Значит мы богатые. Следовательно, выкуп с нас слупить можно побольше. И следить будут серьезнее, чтобы не сбежали. А так, с простых паломников чего брать. Часы свои давай сюда.
Борис уложил в яму обе сумки. Бросил в верхнюю обе пары часов, разряженные мобильники, мултитул и прочие мелочи из XXI века. На секунду задумался, потом достал из сумки аптечку первой помощи и сунул ее во внутренний карман куртки. Затем он быстро засыпал яму песком и вернул на место сети. В бричке остался лишь полупустой бочонок вина, корзина с остатками окорока, да оружие.
– Может не заметят нас, – с надеждой предположил Николаев.
– Как же, держи карман шире, – Гальперин зло усмехнулся, – лошадь вон, прямо перед дверью стоит. А от пристани тут и пятидесяти метров нет. И галера к ней как раз швартуется.
– А откуда же тогда крики, если они только пристали?
– Я думаю, они заранее десант высадили со шлюпок и сейчас местных к воде прижимают. Разбегаться по сторонам не дают. Наверняка за рабами пришли.
– Ну уж нет, в рабство они меня не возьмут, – Константин взвел пружину своего импровизированного арбалета и наложил гарпунчик.
– Костя не глупи, – Борис отобрал оружие у друга и запихал его под сети вместе с глефой и рансором, – нам надо по–тихому отсюда выбраться и слинять пока нас не обнаружили. Драться будем, если другого выхода не останется, но, если безнадега – на рожон не лезь. Из плена или даже рабства сбежать можно, а с того света нет. Пошли, что ли. Эх, жаль в этом сарае черного хода нет.
Друзья направились к воротам, но не успели они сделать и трех шагов, как снаружи раздался громкий шум и голоса. Снова тревожно заржала кобыла, затем обе створки со скрипом распахнулись. Дорогу Борису с Костей преграждало более дюжины вооруженных мужиков. Разные по возрасту и комплекции, они все без исключения были в чалмах и практически все, за исключением пары явных подростков, бородаты. Одеты пираты были очень разномастно, но по стилю превалировали шаровары и стеганые камзолы. У меньшей части поверх камзолов были натянуты кольчуги разной степени поношенности. Вооружены они были в основном копьями и кривыми саблями.
– Не успели, едрить твою… – выругался Борис сквозь зубы.
Раздвинув переднюю шеренгу, вперед выдвинулся пират в грязно–белой чалме и кожаной безрукавке поверх богато выделанной кольчуги. Правую щеку его пересекал шрам, начинавшийся от виска и скрывавшийся в черной окладистой бороде, а от правого уха оставалось не более трети. В мочке этого уродливого обрубка, тем не менее, висело массивное золотое кольцо с сиреневым сапфиром. Весь его вид указывал на главенствующую роль в этой шайке. Осклабившись щербатым ртом, он приказал что–то своим соратникам, махнув в сторону друзей рукой в кожаной перчатке без пальцев. От группы отделилось три человека, которые направились к нашим путешественникам. Двое из них были вооружены саблями, а третий поигрывал длинным бичом из воловьей кожи. Не доходя шагов десять, крайний справа корсар, разглядев, что его противники не вооружены, сунул за пояс свою саблю и, достав откуда–то веревку, поманил к себе Бориса и что–то весело крикнул по–арабски. Гальперин ответил ему длинной фразой на том же языке. Пираты в толпе весело заржали.
– Ты что ему сказал? – не спуская глаз с противника, поинтересовался Николаев.
– Да он предложил нам самим друг друга связать, – в полголоса ответил Борис, – а не то нас кнутом побьют. Ну, а я ему посоветовал, что с той веревкой сделать.
Не переставая смеяться, вооруженный бичом корсар выпустил из ладони кольца своего оружия и взмахнул им в стиле Индианы Джонса. Константин успел прикрылся рукой. Не особенно сильный удар, тем не менее ожег защищенное рукавом предплечье, а вплетенное в конец металлическое жало вспороло кожу куртки на плече. Не обращая внимания на боль, Николаев ухватился за плетенный ремень и резко рванул его на себя. Не ожидавший этого пират, не удержался на месте и чуть ли не бегом приблизился к своему противнику. Не успев обрести равновесие, он был остановлен ударом ноги в промежность. Глаза у биченосца вылезли на лоб, он выпустил из рук свое оружие и, свалился на землю, свернувшись в позу эмбриона. Зажав руками поврежденное хозяйство, он лишь тихо сипел сквозь зубы. Смех среди пиратов резко прекратился. Шутник отбросил веревку и потянул из–за пояса саблю. Борис, не дожидаясь замаха, шагнул ему навстречу. Перехватив поднимающуюся руку с клинком за запястье, он неуловимо быстрым движением развернул противника к себе спиной и ударил левой рукой в плечо. Хруст выламываемого плечевого сустава смешался с криком боли. Сразу несколько морских разбойников бросились на выручку своим соратникам. Один из них попытался ударить Бориса саблей, но тот прикрылся, все еще удерживаемым первым противником. Клинок лишь звякнул о кольца кольчуги того и отскочил. Борис, придерживая впавшего в болевой шок корсара левой рукой, вырвал саблю из его висящей плетью правой руки и ударом эфеса сломал своему второму противнику нос. Тем временем Константин отмахнулся рукояткой бича от одного из корсаров, но пропустил удар второго. К счастью, клинок последнего лишь скользнул по бронзовой нашлепке на куртке. Рывком сократив дистанцию, Николаев подсек ему правую ногу и, схватив за камзол, бросил через бедро. Ударившись головой в стоящие у стены козлы, пират затих. Резко развернувшись, Константин в прыжке выбил колено еще одному разбойнику. Тут из–за спины черного как смоль мавра, замахнувшегося на Костю копьем, выдвинулся еще один корсар, вооруженный двуручным кистенем. Константин успел развернуться, пропуская копье вдоль корпуса, но тут свинцовая гирька размером с кулак ударила его по затылку. Николаев упал, пятная кровью песок.
– Костя!.. Убью, суки… – заорал Борис, отбрасывая свой живой щит под ноги наседавшим на него пиратам.
Одним прыжком преодолев разделявшую их дистанцию, он ударом эфесa проломил висок негру и обрушил удар сабли на голову пирата с кистенем. В этот момент камень, пущенный из пращи, ударил его чуть повыше лба. Борис покачнулся и упал без сознания на тело друга.
Глава 12
(Средиземное море. 5 сентября 1488 г.)
Сознание возвращалось неохотно. Колючий сгусток боли казалось заполнял всю черепную коробку не оставляя места для ни для чего остального. Откуда–то из глубины всплыла мысль: «Если так болит, значит я еще жив». Борис постарался усилием воли подавить боль. Получалось не слишком хорошо. Тем не менее, органы чувств начали потихоньку включаться. Первым почему–то проснулся вкус и Гальперин сразу ощутил металлический привкус крови в разбитых губах. Затем вернулись слух и осязание. Он ощутил плавное покачивание и услышал привычный плеск весел.
– Значит я в какой–то лодке, – мелькнула мысль, – но как я туда попал?
Тут память услужливо подсунула ему все детали их злосчастной схватки с пиратами.
– Выходит мы в плену. А как же Костя? Неужели убит.
Борис попытался пошевелится, но от острого приступа головной боли лишь потерял сознание. Очнувшись через какое–то время, он попытался проанализировать свое состояние.
– Так, судя по качке и звукам снаружи, мы в море, причем вдали от берега, а не на мелководье. Лежу я на каких–то досках, видимо в трюме, но под головой что–то мягкое. А под ногами… Блин, ноги у меня босые. Сперли кроссовки гады. Ух доберусь я до вас еще. Ох, голова болит не по–детски. И тошнит тоже. Видать контузию мне прописали уроды.
– Почему ничего не вижу? И запахов не чувствую тоже. Неужели глаза мне выбили. Хреново если так. Нет, чувствую глазные яблоки под веками двигаются. Это веки у меня не открываются. Лицо заплыло. Отбуцкали меня видать не слабо.
Борис пошевелился и, усилием воли давя головную боль, попытался ощупать лицо руками. Левая рука поднялась беспрепятственно, а вот правую потянула вниз какая–то тяжесть, сопровождаемая металлическим звоном.
– Ш–ш–ш, – прохладная, узкая девичья ладонь погладила его по щеке и опустилась на лоб. Ощущение было очень приятным. Даже головная боль слегка отступила.
– Пить, – прохрипел Борис по–русски, но девушка его поняла. К разбитым губам прижался край мятой оловянной кружки, и он с наслаждением стал втягивать в себя прохладную, слегка солоноватую воду.
Вода смыла жажду и тошноту. Голова тоже стала болеть меньше. Гальперин ощупал себя. Губы распухли как оладьи. Нос скорее всего сломан– ноздри забиты запекшейся кровью, переносица опухла и прикосновение к ней очень болезненно. Глаза тоже заплыли. Надо лбом приличная шишка с ссадиной. На шее у себя он обнаружил железный ошейник, соединенный цепью с браслетом на правом запястье. Девушка обтерла ему лицо влажной тряпицей, и Борис с натугой сумел открыть глаза. Сначала он не увидел ничего, кроме плавающих теней, но постепенно, зрение адаптировалось к полумраку. Он явно находился в трюме галеры. Шпангоуты и обшивка бортов не оставляли в этом никакого сомнения. С трудом подняв голову он сумел сесть, опереться о борт и осмотреться. Исчезла не только обувь, но и трофейная перевязь с тесаком и ножны с кинжалом. Это было ожидаемо. Оставить пленнику оружие со стороны пиратов было бы непростительной глупостью. Тем не менее, застегнутая на молнию куртка из плащевой ткани оставалась на нем. Наружные, накладные карманы были пусты. Борис даже не помнил было ли там что–либо, но, если и было, в любом случае это стало добычей корсаров. Однако, во внутреннем кармане он с удовлетворением нащупал плоскую коробочку аптечки.
Кроме рабского ошейника, сквозь примерно полутораметровую цепь, связывающую его руку с шеей, проходила другая, более толстая цепь, протянутая вдоль всего трюма. Еще примерно две дюжины человек, скованных, как и он сам были нанизаны на эту цепь как бусины на ожерелье. Трюм был разделен на три секции перегородками с проходом посередине. Пленники могли передвигаться вдоль цепи, но только в пределах своего отсека. Проходящая через отверстие в перегородке цепь не пропускала их дальше. Борис находился в самом конце носового отделения. Кроме него отсек занимали еще четыре мужские фигуры. В средней секции сгрудилось около десятка детей в возрасте от восьми до двенадцати лет. Кормовую часть трюма занимали девушки или молодые женщины. Пересчитать их отсюда было затруднительно. Стариков в трюме не было, одна молодежь.
Борис оглянулся назад. Девушка, обтиравшая ему лицо, была единственной не прикованной на общую цепь. На вид ей вряд ли можно было дать больше четырнадцати лет. Тоненькая узкобедрая фигурка, худощавое лицо, обрамленное прямыми черными волосами, стянутыми в тугую косу. Она перебирала руками свою головную косынку, которой недавно протирала Борису лицо. Гальперин благодарно улыбнулся ей и взял ее за руку. В ответ та вдруг упала ему на грудь и разрыдалась. Борис поморщился от вновь накатившего приступа головной боли, и попытался успокоить девушку, нежно поглаживая ее по спине. Та пыталась ему что–то сказать, но Борис ничего не мог понять из ее, перемежающихся всхлипываниями слов.
В этот момент, в соседнем отсеке кто–то из младших детей вдруг заплакал навзрыд. Девушка подхватилась, вытерла слезы косынкой и поспешила к детям. Пока она успокаивала плачущего ребенка, Борис огляделся еще раз, отметил стоящие вдоль цепи бадейки с водой, и тут он узнал Костю через двух человек от себя. Также прикованный на цепь, тот полусидел, прислонившись к противоположному борту у самой перегородки и голова его безвольно опущенная на грудь, покачивалась при каждом крене галеры. Он был явно без сознания.
Девушка вернулась, успокоив малыша и, смущенно теребя косынку, стала объяснять, что ее обязали присматривать за детьми и ранеными, и только поэтому ее не посадили на цепь как всех остальных пленников.
– Погоди, – прервал Борис девушку, – надо помочь моему камраду.
Говорил он на ладино, но девушка его поняла. Она кивнула головой и начала пробираться к Константину. Борис последовал за ней.
Отодвинув соседей насколько позволяла цепь, Гальперин подобрался к другу и первым делом положил руку ему на шею, проверяя пульс.
– Уф–ф, жив чертяка, – облегченно вздохнул он и стал ощупывать и осматривать его на предмет оказания первой помощи.
Кроме глубокой царапины на скуле, на лице ран не было. Кожаную куртку, оружие и обувь пираты экспроприировали, но на теле ран вроде бы также нет. Руки и ноги целы, не считая сбитых костяшек правой руки. Воротник рубахи, однако был весь в крови и когда Борис повернул Константину голову он в полумраке увидел на затылке запекшуюся рану размером с небольшое блюдце. Словами вперемешку с жестами он объяснил девушке, что ему нужна вода. Пока та пробиралась к бадейке, он продолжал ощупывать Константина. Кошелек с наличностью также видимо стал добычей пиратов, но в заднем кармане друга он неожиданно нащупал тонкий цилиндрик светодиодного фонарика.
Девушка принесла кружку с водой а Борис пока достал аптечку и при свете фонарика обследовал ее содержимое, заслоняя свет своим корпусом от остальных обитателей трюма. Девушка испуганно вскрикнула, увидев яркий луч, вырвавшийся из его руки. Гальперин ладонью закрыл ей рот.
– Ш–ш–ш, – приложил он палец к губам и объяснил, – не бойся, никакого колдовства тут нет. Помоги мне, подержи эту штуку, она не кусается.
Слегка ошалевшая от удивления девчонка, послушно взяла фонарик и направила луч света на затылок Константину. Борис протер руки дезинфицирующей салфеткой, затем смочил водой марлевый тампон и начал аккуратно промывать рану, выстригая маленькими ножничками из аптечки слипшиеся от крови пряди волос. Когда волосы и запекшаяся кровь были в основном убраны, стало видно, что удар кистеня пришелся вскользь и сорвал лоскут кожи на затылке. В глубине раны желтела кость черепа. Он осторожно ощупал затылок. Николаев застонал, не приходя в сознание.
– Вроде бы череп не пробили, – пробормотал Борис сам себе, – и то хлеб.
Он скрутил наконечник пластиковой ампулы и накапав йоду на чистый марлевый тампон обработал края раны. Затем, разорвав пакетик из фольги, выдавил на рану немного мази с антибиотиком и натянул кожу на положенное ей место. Константин снова застонал.
– Ничего, ничего, – шепотом попытался успокоить его Гальперин, – эх зашить бы кожу, да нечем.
Он закрепил кожу пластырем как мог и стал бинтовать другу голову. Константин опять застонал и открыл глаза. При свете фонарика видно было, что зрачки у него двигаются не координировано. Едва Борис успел закрепить повязку как Костя закашлялся, перегнулся и его вырвало желчью. Девушка обтерла ему лицо мокрой косынкой и поднесла к губам кружку с водой. Пока тот пил, Борис успел промыть и смазать йодом собственную ссадину. Затем он погасил фонарик, сложил и спрятал аптечку.
– Г–где м–мы, что случилось, – заикаясь произнес Константин. Напившись он немного пришел в себя.
– В плену мы, скорее даже в рабстве, – Борис позвенел цепью, Контузию мы с тобой заработали. Я спереди, а ты сзади. Я тебя перевязал. Теперь отлежаться надо. Тебя чуть не скальпировали, но я тебе кожу обратно натянул. Шрам останется, но под волосами видно не будет.
– А с т–тобой ч‑что?
– А мне в лоб булыганом засветили. А потом видимо ногами пинали. Нос вот сломали. Был он у меня прямой, а сейчас вот с горбинкой будет.
– А г–где мы сейчас?
– Где–где, на галере, вот где, – Борис поморщился, головная боль опять вернулась, – весла слышишь? А куда нас везут – не знаю. Наверное, на какой–то рабский рынок. Вот привезут – узнаем.
– Что–то н–не везет н–нам с тобой п–против кодлы б–биться, – Николаев горько усмехнулся, – в–второй раз н–нас побили. Ч–черт в–возьми, как голова кружится.
– Так перевес сил у них был не менее чем десятикратный. Вон третьего дня мы с пятерыми бандитами довольно легко справились. Да и пиратов немного покрошили, – Борис ободряюще похлопал друга по плечу, – а сейчас давай устраивайся поудобнее и постарайся поспать. Мне это тоже не помешает. Сон для нас сейчас – главное лекарство. Может и заикание твое пройдет.
С этими словами он стал пробираться обратно на свое место. Девушка последовала за ним. Едва они устроились у борта, как заскрипел поднимаемый люк палубы и в трюм спустилось два человека. В столбе света, проникающем в открытый люк, видно было, что у обоих на шее были рабские ошейники. Первый – здоровенный негр с курчавыми волосами, в шароварах и безрукавке, тащил на плече двухведерный бочонок. Второй –подросток лет двенадцати, явный мулат, нес в руке плетеную корзину. Пока негр, сверкая белозубой улыбкой, сноровисто пополнял бадейки с водой, его напарник стал раздавать пленникам еду. Каждому досталось по пресной лепешке и паре плохо провяленных сардин, пованивающих тухлятиной. Детям выделялось по половине порции. Закончив с раздачей пищи они на пару вынесли, опорожнили и принесли обратно поганые бадьи, поставленные в каждом отсеке для отправления естественных надобностей. Затем люк закрылся и в трюме опять потемнело.
Константин задремал, привалившись к борту. Аппетита у него не было, и он рассовал пайку по карманам. Борис пожевал лепешку, запивая ее водой. Рыба вызвала у него приступ тошноты, который он с трудом подавил, и он отдал остаток своей пайки девушке.
Та благодарно приняла его подарок и за несколько минут уничтожила обе порции. Видно было, что она не часто ела досыта.
Гальперин устроился поудобнее, положил голову на сгиб локтя и закрыл глаза. Плавное покачивание галеры и плеск весел убаюкивали, и он не заметил, как заснул.
Проснулся он внезапно от какого–то постороннего звука, насторожившего подсознание. Приподняв голову, Борис осмотрелся и прислушался. Проспал он видимо довольно долго и это подействовало на него благотворно. Голова практически не болела, опухоль на лице спала и даже к носу можно было притронуться относительно спокойно. В трюме было совершенно темно. Ни один луч света не просачивался снаружи сквозь доски палубы. По–видимому, наступила ночь, и галера легла в дрейф. Плеска весел слышно не было. Пленники в основном спали. Кто–то похрапывал, кто–то стонал во сне. В дальнем отсеке какая–то девушка молилась и просила защиты у пресвятой девы Марии. Но это все были привычные шумы. В этот момент разбудивший его звук повторился совсем рядом. Тонкий, на одной ноте скулеж, как будто щенок прищемивший лапку уже выбился из сил звать на помощь. Борис протянул руку на звук и наткнулся на девичье плечо. Его помощница сидела, вжавшись в закуток в носовой части галеры и беззвучно плакала, уткнув лицо в ладони. Только иногда у нее вырывался этот жалобный скулеж.
Борис придвинулся, обнял ее за плечи и стал успокаивать, тихонько поглаживая по голове. Всхлипывания постепенно стихли. Борис отвел ладони девушки от лица и, продолжая говорить ей что–то успокаивающее, обтер залитое слезами лицо подолом своей рубахи. В ответ та вдруг схватила Бориса за руки и начала покрывать их поцелуями.
– Что ты, что ты, – Борис попытался отобрать руки, но та вцепилась в него мертвой хваткой и вдруг начала горячим шепотом что–то говорить на осситане. Несмотря на то, что его знания этого языка еще оставляли желать лучшего, он понял почти все из ее сбивчивого рассказа, изобилующего повторами.
Оказалось, что ее зовут Аннет и она была единственной дочерью своего отца, в прошлом рыбака, который после увечья не мог больше ходить в море и зарабатывал на жизнь тем, что ремонтировал лодки в этой деревушке. Мать ее умерла несколько лет тому назад. Жила она с отцом и бабкой, которая уже практически не могла ходить. Жили они бедно, так как мать страдала женскими болезнями со дня ее рождения и не смогла родить отцу сыновей, которые были бы ему помощниками. Ей уже исполнилось шестнадцать лет, и она должна была бы быть замужем уже почти два года, но ее жених утонул на рыбалке через неделю после помолвки. Это сочли плохой приметой и к ней больше никто не сватался, тем более, что приданного у нее особенно и не было. А теперь она осталась одна на всем свете, так как дом их подожгли пираты, а отца, который бросился на ее защиту проткнул копьем тот самый мавр, которого Борис убил ударом в висок. Она видела, как вытаскивали тела из сарая, когда корсары согнали пленников на пристань. Бабка наверняка сгорела в доме. Аннет посчитала, что это она принесла несчастье своим близким, но заверяла Бориса, что она совсем даже не ведьма, а добрая католичка и ходила к мессе каждое воскресенье и исповедовалась регулярно. Это конечно грешно желать кому–либо смерти, но она ему очень благодарна за то, что он отправил этого мавра в преисподнюю.
Борису наконец удалось освободить руки. Он приобнял девушку за плечи и стал успокаивающе говорить ее, что вовсе она не приносит несчастья, что все еще может быть хорошо и она еще встретит кого–нибудь и устроит свою жизнь. В ответ Аннет обхватила его за шею и начала покрывать его лицо поцелуями. Потом, схватив одной рукой его правую руку, прижала ее к своей груди и склонившись к его уху начала что–то просительно шептать.
Вначале Борис не понял, что она хочет, но, когда разобрал, глаза у него полезли на лоб. Аннет просила, чтобы он лишил ее невинности здесь и сейчас.
– Но зачем? – искренне удивился он, – Ты еще так молода, у тебя вся жизнь впереди.
– Моя жизнь кончена, – продолжала шептать Аннет, – уже завтра галера придет в какой–либо тунисский порт и нас всех продадут на рынке рабов. Если увидят, что я девственна, а они проверяют – я знаю, то скорее всего продадут в гарем какому–либо берберийскому князю. Тогда остаток моей недолгой жизни пройдет где–то в пустыне, под замком и мои дети вырастут мусульманами и может быть когда–нибудь мой сын придет убивать моих же односельчан. А если у меня уже был мужчина, то меня продадут в какой–нибудь лупанарий в портовом городе. Мне придется ублажать сотни изголодавшихся по женскому телу матросов, но там у меня будет надежда скопить деньги на выкуп или просто сбежать. Шлюх в лупанарии взаперти не держат. Они и на рынок ходят и просто по городу. Правда с охраной. Я знаю, в соседней деревне в прошлом году одна вернулась через восемь лет. Еще шесть золотых динариев привезла и сразу за мельника вдового замуж вышла.
– Но это лишь одна из многих, – пытался отговорить ее Борис, – скорее всего ты подцепишь какую–то дурную болезнь и умрешь в грязи под забором.
– Пусть, пусть… Но у меня хоть какая–то надежда будет, – Аннет отодвинулась от его уха и припала к его губам.
– Прошу тебя… – умоляюще выдохнула она и рука ее зашарила по промежности Бориса, пытаясь отыскать шнурки, которыми обычно завязывался гульфик.
Близость горячего, молодого женского тела не могла не возбудить его. Ее аргументация также подействовала. Даже запах пота Аннет не вызывал отвращения. Впрочем, сам он тоже не благоухал, да и ароматы в трюме преобладали те еще.