Текст книги "Место под солнцем (СИ)"

Автор книги: Гавриил Одинокий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7

(Сент–Сиприен, 1 сентября 1488 года)

Городок производил довольно унылое впечатление. Единственная улица, она же дорога, по которой они пришли, пересекала городок параллельно берегу речушки, от которой ее отделял один ряд подворий. По другую сторону улицы дома располагались в хаотическом беспорядке, разделенные узкими, кривыми проулками, поднимавшимися вверх по склону пологого холма. Дома, сложенные из неотесанных камней, скрепленных каким–то раствором, были в основном крыты тростником или осокой. Только церковь в центре площади, да два–три дома вдоль реки выделялись черепичными крышами. Глинобитные заборы и, обмазанные той же глиной, тростниковые плетни, высотой метра полтора разгораживали подворья. Во дворах в пыли копались куры и поросята, почему–то исключительно черной масти. На площади несколько босоногих пацанов, лет пяти–шести гоняли палками шелудивого пса. Детей постарше видно не было. Наверное, были заняты по хозяйству. С десяток домов в конце улицы имели явно заброшенный, нежилой вид – с провалившимися крышами, полуразрушенными заборами, пятнами копоти на стенах.

– Пожар тут что ли был, – кивнул в ту сторону Николаев.

– Может и пожар, только давно видать, – Борис прищурился и приложил руку козырьком ко лбу, защищаясь от полуденного солнца, – Странно, что погорельцы не отстроились. Видимо погибли или уехали куда–либо. Впрочем, это не наша забота. Давай кузницу искать.

– А давай вон мужика спросим, – Константин показал на третий дом от начала улицы.

Во дворе дома возвышались деревянные вешала высотой в рост человека с растянутыми на них сетями. Невысокий, коренастый мужчина неопределенного возраста, с загорелым обветренным лицом и в холщовом колпаке, ловко орудовал утком, латая прореху размером с человеческую голову. Он явно заметил направляющихся в его сторону друзей, но, не подавая виду, продолжал работу пока его не окликнули. Аккуратно положив свой инструмент на землю, он подошел к забору. Оглядев посетителей, он удивленно поднял брови – люди, одетые в добротную, явно дорогую, но необычную одежду, на вид безусловно не бедные, путешествуют пешком. Оружия не видно – значит не дворяне. И головы у них не покрытые как у сервов[14]14
  Серв – в западной Европе так называли низшую прослойку крепостных, не имеющих собственного имущества. В сервы попадали в основном за долги. Фактически раб, за исключением того, что над жизнью его хозяин был не властен. Аналог холопа в России.


[Закрыть]. Так и не поняв с кем имеет дело, рыбак решил быть нейтрально вежливым.

– Добрый день, господа, – поприветствовал он гостей, – желаете купить рыбку? Есть свежие ракушки, сардины, только сегодня выловлены. Есть также вяленая камбала, сардины и макрель.

– Вообще–то рыбка не помешала бы, – вполголоса заметил Гальперин, – а то мы второй день кроме каши и сыра ничего не пробовали.

– Может быть попозже, – Константин развел руками, – видишь ли, любезный, мы паломники. У нас не на чем рыбу готовить. Не подскажешь, где здесь кузнец находится? Вот если у него котелок купим, тогда к тебе за рыбой придем.

– Кузнец сейчас у себя в кузнице – это вон там. Последний дом под черепичной крышей видите? Вот сразу за ним. А может вяленую рыбку сейчас купите – ее готовить не надо.

– Хм–м–м, может и купим, – Костя почесал в затылке, – ну покажи, что у тебя есть на продажу.

Рыбак повернулся к дому и крикнул. Из дверей дома показалась женская голова в белом чепце. Хозяин дома перебросился с ней парой фраз, и голова скрылась, чтобы через минуту явить женщину в полный рост. Достаточно миниатюрная, не более ста пятидесяти сантиметров ростом, он была одета в болотного цвета длинное, до щиколоток босых ног, платье без рукавов поверх рубахи из беленного домотканого полотна с закатанными до локтей рукавами. Поверх платья на ней был передник, неопределенного цвета, украшенный местами застарелыми пятнами. На левом бедре, вцепившись ручонками в рубашку и поддерживаемый матерью, восседал черноволосый мальчонка, примерно полутора лет от роду. На правом бедре она несла большую ивовую корзину. Подойдя к забору, она позволила мужу перехватить у нее корзину, а сама, взяв ребенка на руки, слегка поклонилась потенциальным покупателям. Рыбак, тем временем, опёр корзину о забор и, придерживая ее левой рукой, достал оттуда вяленую камбалу, размером со среднего размера поднос. Костя взял ее в руку и поднес к носу. Рыба была явно провялена качественно. Запаха тухлятины не чувствовалось совсем. Плоская как тарелка камбала почти просвечивала на солнце и казалась сочилась желтоватым жирком.

– Ух, хороша рыбка, – протянул Борис из–за спины Кости, – ее бы к пиву.

Следом, рыбак протянул друзьям связку крупных, не менее 20 сантиметров сардин, также качественно вывяленных.

– И сколько же ты хочешь за свою рыбку, – спросил Константин? – А копченной рыбы у тебя нет?

– К сожалению нет, сеньор, – рыбак сокрушенно развел руками, – я копчу рыбу только раз в неделю и почти всю отдаю в монастырь, а что остается забирает Гастон – владелец таверны. А вяленную рыбу я вам могу уступить всю корзину за один су.

– Нет, – Константин покачал головой, – нам не надо так много рыбы.

После непродолжительной торговли, друзья получили за один обол две камбалы и небольшую связку сардин. Рыбак был явно доволен провернутой сделкой и предложил зайти завтра утром за свежей рыбой, так как он скоро уходит на лов на всю ночь.

Друзья упаковали камбалу в полиэтиленовый пакет и уложили к Борису в «рюкзак», а связку сардин повесили на Костину сумку и, оторвав по штучке, направились в кузницу, жуя по дороге.

Близость кузницы они ощутили шагов за сто пятьдесят по запаху дыма и железной окалины, а еще через пару метров, также по звону металла. Сама кузница представляла собой довольно большой каменный сарай, над сланцевой крышей которого возвышалась на два с лишним метра, сложенная из камня дымовая труба. Из нее тянулся к небу жиденький дымок.

– Ни фига себе трубу отгрохал, – показал на нее Борис, – больше самой кузни ростом.

– Ну это–то понятно, – Костя обвел рукой окрестности, – во–первых тяга лучше, а во–вторых, чтобы искры погаснуть успели. Тут же крыши тростниковые кругом. Пожароопасное производство.

Войдя в кузницу, друзья остановились на пороге, ожидая пока глаза привыкнут к освещению. После яркого, полуденного солнца задымленная кузница, освещаемая через узкие оконца, казалась темной. От тускло светившегося горна веяло жаром. У входа были выставлены наиболее востребованные, по–видимому, продукты кузнечного производства.

У стены стояла деревянная лопата с наполовину окованным железом лезвием, Рядом пристроился колун и оголовок мотыги. На вбитых в стену деревянных колышках висели пара серпов, пружинные ножницы для стрижки овец и связка подков. В плетенной тростниковой корзине лежали граненые кованые гвозди в палец толщиной. Освоившись, они разглядели трех человек. Возле горна, голый по пояс подросток лет пятнадцати методично тянул за веревку, качая меха. Два других персонажа, также без рубах, были облачены в кожаные фартуки. Они были примерно одного роста, крепкие, мускулистые и очень похожи внешне, хотя и различались возрастом, да наличием коротко стриженной курчавой бороды у одного из них. Видимо отец со взрослым сыном или дядя с племянником. Старший, достав клещами из горна раскаленную докрасна полосу металла, бросил ее на наковальню. Придерживая ее клещами в левой руке, он взял другие, маленькие клещи и, ухватив ими пробойник приставил его к металлу. По его сигналу, младший обрушил на пробойник удар молота. Кузнец передвинул пробойник и снова кивнул своему молотобойцу. И так восемь раз. После чего кузнец достал из горна две железных скобы и вставил их в пробитые отверстия. Помощник, сменив тяжелый молот на инструмент поменьше, быстро расклепал их с обратной стороны. Затем железная полоса была передвинута на край наковальни и в несколько ударов согнута в виде узкой и длинной буквы П, а затем брошена в бочку с водой. Тем временем кузнец достал из горна еще одну заготовку и процесс пошел по новой. На пришельцев внимания никто не обращал.

– Борь, ты понял, что они куют? – Константин кивнул в сторону наковальни.

– А хрен его знает. Вот закончат – можешь спросить.

Только когда второе изделие зашипело в бочке с водой, кузнец положил клещи на край наковальни и что–то сказал помощникам. Подросток у мехов отпустил веревку и, смахнув пот со лба, молча вышел из кузницы. Кузнец подошел к посетителям и прищурился, разглядывая гостей.

– Опять, наверное, у какого–то проезжего шевалье либо купца что–то сломалось, – вполголоса сказал он на каталане через плечо своему подмастерью, – вот слуг прислал.

– Чем мастер Жильбер может услужить вашему господину? – обратился он к посетителям, перейдя на осситан.

– Какому господину? – удивился Костя.

– Наверное тому, кто приказал вам найти кузнеца, – мастер Жильбер криво усмехнулся и продолжил на каталане, обращаясь к своему помощнику, – вот же тупица, и кто только таких в услужение берет. Небось за рост выбирал – повыше чтоб.

Хотя настоятель монастыря и не был удовлетворен познаниями Гальперина в испанском, он прекрасно понял тираду кузнеца.

– Слушай Костя, – Борис ткнул друга локтям, – он нас за чьих–то слуг принимает. Да еще и лается при том – тупицей обозвал.

– Сам ты болван, – Константин не полез за словом в карман, – у самого руки из жопы растут. Делать ни хрена не умеешь, а гонор как у благородного.

Выражение «руки из жопы» было кузнецу явно незнакомо, но он быстро въехал в суть и со всей страстью южного темперамента начал сыпать ругательствами, перемежая осситан с каталаном. Не удовлетворившись вербальными оскорблениями, он было решил перейти к физическим, но тут Борис, поднырнув под его широкий замах, взял его на болевой прием. Кузнец заорал. Подмастерье отпрыгнул обратно к горну, подхватил молот и бросился на обидчиков, но тут Константин ткнул его посохом в солнечное сплетение. Парень, задохнувшись, сел на задницу, но молот из рук не выпустил.

– Скажи своему щенку, чтобы бросил железяку, – сказал Борис кузнецу на ладино, но тот его понял, – а не то я сломаю тебе руку.

Кузнец крикнул своему помощнику и тот, поднявшись на ноги, отставил молот обратно к наковальне.

– Ну что, можно тебя отпустить – не будешь больше руки распускать?

Мастер Жильбер кивнул, и Борис разомкнул захват. Кузнец развернулся лицом к посетителям. Агрессивности у него поубавилось, но миролюбия в его взгляде не было и в помине.

– Убирайтесь из моей кузницы, – кузнец указал друзьям на дверь, – не буду я ничего чинить вашему хозяину. Пускай он прикажет вас выпороть.

– А кто тебе сказал, что у нас есть хозяин? Или что нам что–либо чинить надо?

– У меня что, глаз нет или я только на свет родился? С непокрытой головой только сервы ходят, причем из самых низких. И одежда дорогая, но потертая – наверняка господские обноски донашиваете.

– Ошибаешься ты мастер Жильбер. Нет у нас господина. Мы сами по себе – паломники. Поизносились в дороге слегка. А то, что голова непокрыта – так мы издалека, с северных краев. У нас мужчины только зимой, когда очень холодно, что–либо на голову одевают. Зашли к тебе купить кое–что, да видно зря. Нет у тебя хорошего товара.

– Как это нет? У меня самый лучший товар. Лучше меня в округе кузнеца нет, – почуяв запах денег, кузнец сразу переменил тон.

– Наверное просто другого кузнеца нет. А если я тебе докажу, что товар у тебя плохой, – Константин прищурился, – что ты сделаешь?

– Любой товар за полцены отдам, – мастер обвел рукой выставку своей продукции, – а если нет у меня того, что вам надо – откую за бесплатно, только за материал возьму.

– Ну что же, ты сам сказал. При свидетелях.

Константин повернулся к стене и снял с колышка связку подков. Проведя большим пальцем по торцевым сторонам, он выбрал одну из них. Взявшись за рога подковы обеими руками, Костя напрягся и с хрустом разломил ее пополам. Глаза у кузнеца полезли на лоб. Он схватил одну из половинок и вгляделся в излом металла. Затем, взявшись за другую подкову, легко разломил ее. После чего, развернувшись, влепил своему подмастерью смачную затрещину так, что тот отлетел к верстаку. Кузнец бросил ему вслед связку подков.

– Переделаешь все, а я проверю, – рявкнул он, поворачиваясь обратно к посетителям.

– Простите люди добрые, – мастер был смущен и зол одновременно, но выданная оплеуха видимо окончательно разрядила его агрессивность и тон голоса стал значительно более доброжелательным, – сын ковал, а я не проверил. Вроде умеет уже, не один раз делал, да видно к девкам торопился – не проковал железо как следует. Но мастер Жильбер свое слово держит. Выбирайте, что вам угодно.

– Ничего из того, что тут лежит нам не надо. Нужен нам котелок походный – пищу варить, да оружие какое–то. Ножи хорошие, да …, – Константин запнулся, не зная перевода слова 'рогатина', но быстро вышел из затруднения, – навершие на посох какое–нибудь.

Кузнец запустил обе руки в шевелюру и с пол минуты чесал в затылке. Наконец приняв какое–то решение, он прошел в дальний угол кузницы и вынес оттуда холщовый сверток. Положив его на верстак он жестом подозвал друзей. Борис с Костей приблизились. В свертке оказалась куртка из толстой кожи с нашитыми металлическими, судя по зеленоватой патине – бронзовыми, бляхами. Кузнец распахнул куртку. Внутри оказались два кинжала без ножен и, слегка тронутый ржавчиной, почти полуметровый наконечник, напоминающий трезубую вилку у которой средний зуб был раза в три длиннее остальных. Кинжалы, в отличие от наконечника были хорошо вычищены и смазаны каким–то жиром. Отсутствие украшений указывало на то, что это рабочее оружие солдата, а не нечто церемониальное. Один из них, сантиметров тридцать длинной и не менее пяти шириной, напоминал формой маленький меч. Второй был сантиметров на пять короче, с узким четырехгранным клинком и простой деревянной рукояткой, практически без гарды.

– Это, по–моему, мизерикорд, – Константин взял в руки меньший клинок, – раненых добивать. Острый, – он потрогал пальцем лезвие, затем поднес кинжал к уху и щелкнул по нему ногтем, – и сталь неплохая. Твоя работа? – обратился он к кузнецу.

– Нет, – мастер Жильбер покачал головой, – мне такого не сделать. Это толедская работа – вот знак их гильдии, – он показал на малозаметное клеймо у основания лезвия, – Этой весной, раненный наемник–неаполитанец возвращался из Кастилии. Они там лет триста уже с маврами воюют. Рана у него в дороге загноилась и когда он сюда добрался, совсем плох уже был. Так и умер в таверне у дядюшки Гастона. Это оружие после него осталось, а Гастон мне его отдал в уплату за новую решетку очага и пару чугунных сковород. Я в следующем месяце на ярмарку в Перпиньян собирался, думал там продам. За один такой клинок не меньше ливра дадут, а то и все полтора. А второй ничуть не хуже. А может и лучше – трофейный видимо.

Борис взял упомянутый клинок в руки и подошел к окну. Кинжал был остер и хорошо сбалансирован. Стерев пальцем слой жира с лезвия, он увидел волнистые линии, струящиеся вдоль клинка. Вдоль гарды видна была арабская вязь. «Нет бога кроме Аллаха» – прочитал он.

– Действительно, мавританский клинок, – Борис вернулся к верстаку, положив кинжал, вытер руку о холстину, а затем ткнул пальцем в вилообразный наконечник, – а это откуда?

– Да это того же наемника оружие. Только древко я снял – оно треснутое было. А такой рансор[15]15
  Рансор (ranseur) разновидность древкового колющего оружия, представляющая собой фактически копье с двумя дополнительными боковыми наконечниками, меньшими, чем центральный; также иногда именуется боевыми вилами. Русское название – рунка. Наиболее популярна в Италии и Испании. Широко представлена на изображениях XV века в качестве оружия пехоты.


[Закрыть] и я сковать могу. Даже может лучше. У этого и железо неважное и работа так себе. Если хотите, я за четыре ливра вам все вместе с курткой отдам.

– Многовато просишь, мы подумаем, – Константин поскреб щетину на подбородке, – а что насчет котелка?

– Есть у меня казанок чугунный, – признался кузнец после короткого раздумья, – только тяжеловат он для походного будет.

– А полегче чего–нибудь нет? Медного, например?

– Так кто же медный котел[16]16
  Окислы меди – высокотоксичны. Медная посуда, из–за высокой теплопроводности крайне удобная для готовки, из–за этого не получила распространения. В античности использовались бронзовые котлы – более тяжелые но значительно медленнее окисляющиеся. Лужение медной посуды для предохранения от ядовитых окислов стало применяться в Италии с начала XVII века.


[Закрыть] в поход берет? – совершенно искренне удивился мастер Жильбер, – отравиться же можно. Большой медный котел я дядюшке Гастону в прошлом месяце сделал. И в домах у многих есть, но их же песком да пемзой почитай каждый день драят.

– Залудить что ли трудно, – вполголоса, по–русски пробормотал Борис. Константин, однако моментально просек идею и обратился к кузнецу уже на осситане.

– Ничего, – махнул он рукой, – сделай–ка нам медный котелок где–то на полведра, а дальше посмотрим.

– Ну что же, это я могу. Медь у меня еще есть, – он поднял глаза к потолку и с полминуты что–то прикидывал, – как обещал – работа за мой счет, а за материал три су заплатить придется. Приходите часа через три.

– Договорились, – Константин протянул ему монету, – вот тебе один су в задаток. Между прочим, что это ты ковал перед нашим приходом?

– А это новый засов для конюшни дядюшки Гастона, – кузнец подошел к бочке, вытащил обе заготовки, положил их рядом и продемонстрировал как оно должно работать, просунув в скобы железный прут в три пальца шириной и палец толщиной, – у него раньше деревянный был, так третьего дня у него два шевалье останавливались. Вот один рыцарский жеребец ворота копытами выбил, да запор сломал.

Мастер Жильбер кликнул своих помощников и отдал распоряжения. Подросток приволок из угла лист кованой меди и сунул его в горн, а сын–молотобоец вытащил из–под верстака и поставил на него гранитный валун размером с две головы и стал готовить инструменты.

– Пошли, – Константин кивнул мастеру и потащил Бориса к выходу.

– Ну Костя, ты даешь, не перестаю тебе удивляться, – сказал Борис, выходя за ограду, – как ты с этой подковой его уел–то.

– А что ты думаешь. Во–первых, нам в институте курс металловедения очень неплохо читали, – он обломил с куста длинный прут и хлестнул себя по штанине, – во–вторых, ты бы знал сколько раз мне поставщики дерьмо всякое пытались подсунуть, а холодильная техника безалаберности не терпит, вот и пришлось научиться это дело распознавать. Железо здесь у них грязноватое, примесей много. Если его не проковать как следует, чтобы примеси выдавить, оно слоиться будет – прочность не та и ржавеет быстро. Ну а дальше – дело техники.

– Хорошо, теперь и ушицу сварить можно будет, – Борис довольно потер ладони, – жаль, что на оружие у нас денег не хватит. Может хотя бы один мавританский кинжал сторгуешь, сталь уж больно хорошая – дамасская, с узорами.

– Ха, погоди, будет тебе и белка, будет и свисток, – ухмыльнулся Николаев, – и оба кинжала возьмем и эту хреновину, как он ее назвал – рансор. Может он нам еще и приплатит.

– И как это ты собираешься делать? – удивился Борис

– А это ты мне идею подал, – Костя шутливо ткнул друга пальцем под ребро, – они же лужения еще не знают. Вот и попрогрессорствуем.

– Как же так, бронза же кажется с третьего тысячелетия до нашей эры известна, а это сплав олова с медью.

– Вот именно – сплав. А сплав и покрытие – это, как у нас на Дерибасовской говорят, две большие разницы. Сплавить легко а, чтобы покрытие надежно пристало, поверхность надо качественно очистить. Интересно, кислота у них есть.

– Серную кислоту еще до нашей эры знали, вот только есть ли она у этого кузнеца – сомневаюсь.

Так беседуя, друзья дошли до конца улицы. Дома закончились, но дорога продолжалась дальше вдоль рощицы невысоких деревьев с корявыми стволами и мелкими, серебристыми листьями, сквозь которые проглядывали черные ягоды.

– Маслины, – кивнул на них Борис, – мелковаты правда.

– Что, так прямо и растут, – удивился Николаев, сорвал одну из ягод, сунул в рот, но тут же выплюнул скривившись, – тьфу, горечь какая. Они что – дикие.

– Да нет, обычные, – рассмеялся Борис, – ну кто же маслины с дерева ест. Их же в солевом растворе черт знает сколько вымачивают, чтобы горечь убрать. Или масло давят. Здесь для них вообще–то холодновато будет. Потому и деревья, и ягоды мелковаты. На Сицилии или юге Испании им комфортнее. В Израиле оливковых деревьев тоже много. В Иерусалиме на Масличной горе очень старые есть, по тысяче лет и больше. В Гефсиманском саду арабы шустрят – по десять шекелей продают туристам маленькие веточки с дерева, под которым якобы Христос сидел. Врут конечно. Оливы там безусловно старые, но не настолько. Тем более, что римляне, когда Иерусалим осадили, Гефсиманский сад полностью вырубили.

Константин вытащил сигарету и убедившись, что поблизости людей не видно, закурил.

– Хоть так горечь собью, – пробормотал он, – все равно скоро бросать придется.

За рощей дорога слегка свернула, и друзья пересекли реку по каменному мосту шириной метра три. Константин затянулся последний раз и швырнул окурок в воду. Сразу за мостом начался частокол, огораживавший немаленькую усадьбу. Над открытыми воротами висел деревянный щит с изображением быка в короне.

– Ага, это, наверное, и есть таверна дядюшки Гастона, – предположил Константин, – зайдем?

– Давай, – согласился Борис, – только знаешь, не охота чтоб нас за слуг каких–то принимали. Надо что–либо на голову нацепить. У тебя что есть в этом смысле?

– Панама есть от солнца, – Костя снял с плеча сумку, достал оттуда песочного цвета панаму и одел на голову.

– То, что доктор прописал. А у меня бейсболка есть, – Борис натянул бело–голубую кепочку с длинным козырьком и эмблемой 16–й Маккабиады[17]17
  Маккабиада – международные спортивные соревнования по образцу Олимпийских игр, проводящиеся раз в четыре года в Израиле Всемирным спортивным обществом «Маккаби». Участвовать в Маккабиаде исторически могли только евреи, но в последние годы участие в ней могут принимать и граждане Израиля, принадлежащие к другим вероисповеданиям и этническим группам. 16–я Маккабиада проводилась в 2001 году.


[Закрыть].

Друзья поднялись на крыльцо и зашли в таверну. Большой зал был практически пуст. Только в дальнем конце молодая женщина в длинном коричневом платье и переднике скребла один из четырех массивных столов, за каждым из которых могла спокойно поместиться дюжина человек. Она равнодушно взглянула на вошедших и продолжила свое дело. У другой стенки, рядом со стойкой, мальчишка лет восьми выкладывал поленницу дров возле очага. Увидев посетителей, он прекратил свое занятие и нырнул в дверь за стойкой. Через полминуты оттуда вышел относительно высокий по нынешним временам – где–то за метр–семьдесят, шатен в серой рубахе и штанах цвета хаки. Объемистую выпуклость на месте талии обтягивал фартук из небеленного полотна. Увидев гостей он расплылся в улыбке и всплеснул руками, как будто встретил давно пропавших родственников. Вне всякого сомнения это был сам дядюшка Гастон. С явно выраженным сангвиническим темпераментом он начал хлопотать вокруг наших друзей. Усадил их за стол, послал служанку в погреб за вином а сам в это время принес тарелку с копченным окороком, глиняные миски и горшок с гороховым супом в котором плавали кусочки баранины. Только тут Борис с Костей вспомнили, что их «временные» ложки не пережили завтрака. На вопрос Константина трактирщик совершенно не удивился и моментально принес две слегка щербатые оловянные ложки. Тем временем, служанка принесла кувшинчик с вином, а трактирщик выставил на стол глиняные стаканчики емкостью примерно грамм на сто двадцать. В кувшинчике оказалось на удивление неплохое бордо. Через полчаса друзья почувствовали, что впервые за двое суток наелись досыта, причем настолько, что даже отказались от предложенного на закуску сыра.

Слегка осоловев от сытного обеда и выпитого вина, Борис жестом подозвал трактирщика, который следил как мальчишка разводит огонь в очаге.

– Зачем, – удивился Константин, – ты хочешь еще чего–то заказать? Мы же вроде наелись.

– Не хлебом единым… – Борис назидательно поднял палец, – я хочу его на информацию раскрутить.

Дядюшка Гастон шустро подскочил к столу, рассчитывая получить еще какой–либо заказ. Узнав, что посетители хотят просто поговорить, он сначала состроил рожу и заявил, что ему надо готовить ужин, да и других дел много. Потом, щелкнув ногтем по опустевшему кувшинчику заявил, что разговаривать всухомятку вредно для горла но, если уважаемые гости закажут еще один кувшинчик вина, он с удовольствием посидит с ними за стаканчиком.

– Вот же пройдоха, – засмеялся Константин и махнул рукой – давай, мол, неси.

Гастон подхватил кувшинчик и шустро метнулся в дверцу за стойкой. Вернулся он значительно быстрее служанки, с полным кувшинчиком, с тарелкой с нарезанным сыром и еще одним стаканчиком для себя, любимого. Разлив вино он присел за стол и стал охотно отвечать на вопросы. Друзья узнали, что в молодости он был копейщиком в баронской дружине, но уже лет двенадцать как осел в этом городишке. Женился на дочери прежнего владельца таверны и вложил в его дело свои накопления. Тесть умер пять лет назад, и он сейчас полноправный хозяин. У него есть три сына, старшие двое уже помогают по хозяйству – он кивнул в сторону мальчугана у очага. Дела пока идут неплохо, но через месяц начнутся дожди и до весны путешественников почти не будет. Только местные будут иногда заходить, чтобы пропустить стаканчик вина. Монастырь рядом – это хорошо. Паломники из благородных, или просто кто побогаче, останавливаются у него. Сдает он четыре комнаты по три денье за сутки. Конечно в монастыре может и дешевле, но у него не в пример уютнее и чище, и безопаснее. Вот прошлым летом мавританские пираты налетели на городок. Пограбили малость. Убили всего двоих, но больше дюжины увели в рабство – в основном молодых девушек и мальчишек. Они их в гаремы продают, а из мальчиков евнухов делают. А у него частокол стоит. Ворота закрыли и отсиделись. Конечно, полноценную осаду им бы не выдержать, но пираты тоже торопились, пока их графские войска не перехватили. Им отсюда до моря шесть лье идти. Конечно, несколько домов они пожгли. Таверну тоже поджечь пытались, но Гастон того лучника, что зажигательными стрелами кидался, из арбалета подстрелил. Жаль не убил, а только ранил, ну да ладно, главное, что свою семью и постояльцев защитил. Так, что если господа хотят ночевать в кровати, а не на топчане, то у него как раз есть свободная комната.

– Может и захотим, – согласился Константин и пояснил Борису по–русски, – разница в один денье, так может без клопов и не рядом с хлевом.

– Я конечно не возражаю, – задумчиво протянул Гальперин, – только что–то мы слишком резво тратим нашу небогатую наличность. Как бы совсем на мели не остаться. Мы еще за обед не расплатились.

– Не бойся, со мной не пропадешь, – Костя был полон оптимизма.

Следуя заветам Дейла Карнеги и Глеба Жеглова, что для человека нет более интересной темы чем он сам, Константин расспрашивал дядюшку Гастона о семье, делах и ненавязчиво о том, что вообще происходит в городке. Они узнали, что примерно через неделю начнется сбор винограда и все будут давить вино, а сразу после этого придет пора собирать яблоки и делать сидр.

– А что, вы тоже этим занимаетесь, – поинтересовался Константин.

– А как же, у меня и сад есть и виноградник на двести кустов. Моего вина правда на весь год не хватает. То, что мы сейчас пьем – это я у соседей купил пяток бочек по двенадцать су за штуку. В прошлом году у меня незадача вышла. Несколько бочек вина пропало – плесенью вино покрылось. Пришлось свиньям споить. Не у меня одного, у многих вино пропало. Поговаривали, что ведьма какая–то вино сглазила, но никого конкретно обвинить не смогли.

– Небось бочки грязные были, – скептически усмехнулся Борис, – на ведьму оно конечно проще свалить. Эх не знают они про бритву Оккама.

Константин перевел трактирщику сентенцию про грязные бочки, но дядюшка Гастон возмущенно замахал руками – бочки моют, скребут и пропаривают каждый год перед тем как заливать молодое вино. А у него, так вообще бочки новые были.

– А бочки вы окуривали, – Костя вспомнил процедуру домашнего виноделия, с которой сталкивался в юности у своих Белгород—Днестровских родственников.

Трактирщик не понял, о чем речь и Николаев сразу просек возможность улучшить их финансовое положение.

– А если я тебе расскажу, как сделать, чтобы вино никогда не плесневело, – Константин наставил на него палец, – а кроме того вино у тебя будет чистое, без мути и вкус будет лучше. Что ты нам за это дашь? А еще я секрет знаю, как сделать чтобы вино не скисало.

Дядюшка Гастон задумался, поглаживая свою коротко стриженную, курчавую бородку.

– Ты что ему впариваешь, Костя, – поинтересовался Борис.

– Сульфитирование и пастеризацию. Пастеризация – понятно, до нее еще лет триста, но удивляюсь, что они сулфитирования не знают. Его еще древние греки использовали.

– Эх, чего только греки в вино не совали – и орехи и яблоки, и молотые бычьи рога. Далеко не все, что они делали нашло распространение. Вот выдерживать вино в дубовых бочках они не додумались. А сульфитирование, если я не ошибаюсь широко распространилось, то ли в восемнадцатом, то ли в девятнадцатом веке. А пастеризацию, я читал, китайцы еще в двенадцатом веке использовали.

В этот момент трактирщик вышел из своих раздумий и предложил зачесть за секрет стоимость обеда и ночлега.

– Так дело не пойдет, – покачал головой Костя, – ты нас за дураков не держи. Сколько обед стоит?

– Один денье плюс еще один денье за вино.

– Значит с ночлегом это будет пять денье. А вино ты купил по двенадцать су за бочку, а продашь по кувшинчику ливров, наверное, за пять.

– Не получится, – замотал головой Гастон, – Это с приезжих я беру по оболу за кувшин вина, а с местных вполовину меньше, а то ко мне никто ходить не будет.

– Не важно, – отмахнулся от возражений Константин, – все равно ливра три прибыли с бочки имеешь. А нам предлагаешь секрет, который тебе несколько бочек в год спасет отдать за десяток кувшинов вина. Борис, – обратился он уже к другу, – отдай ему его пару денье и пошли. Продадим секрет кому–либо пощедрее.

– Ха, – усмехнулся трактирщик, – а здесь в городке вы ни у кого больше десятка денье не найдете. Ну может у кузнеца с пол–ливра наскребется.

– Ну не здесь, так в следующем городке найдем, – продолжал блефовать Николаев.

– А сколько же вы хотите за свой секрет, – в глазах Гастона желание не упустить выгоду боролось с жадностью и природной осторожностью, – И вообще может у вас и секрета никакого нет. Как я проверю. Молодое вино только недели через три будет. Если я вам заплачу, а вино до весны не доживет?

Константин задумался. Борис, который уже понимал осситан почти без проблем, шепнул на ухо другу: «Можем показать на пастеризации молока, технология та же».

– Молоток, – Костя хлопнул его по плечу и повернулся к трактирщику.

– А если мы тебе докажем, заплатишь нам десять ливров?

– Что вы, – замахал руками Гастон, – у меня при всем желании таких денег нет. Да и как вы докажете?

– Молоко у тебя есть?

– Сейчас нет, то, что утром надоили уже заквасилось. Вот солнце сядет, скотину с пастбища пригонят, тогда и свежее молоко будет. А зачем оно вам?

– Этот секрет если к молоку применить, оно дольше храниться будет. Вот тебе еще одна выгода. Сможешь молоко на продажу возить.

– Все равно не могу, – дядюшка Гастон явно впечатлился, но продолжал торговаться, – за такие деньги можно пару хороших коней купить.

В результате последовавшей получасовой торговли они договорились, что секретная технология никому больше в округе не достанется, а приятели получат за нее три ливра, четырехлетнюю кобылку и небольшую бричку. А также продукты и вина на дорогу. Кроме того, они будут бесплатно жить и питаться у Гастона три дня, и еще тот оплатит расходы на оборудование. Наконец ударили по рукам и Константин, получив пять су задатка и четыре оловянные ложки, потащил друга обратно в кузницу.