Текст книги "Место под солнцем (СИ)"

Автор книги: Гавриил Одинокий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Не спеши, – прошептал Борис, целуя девушку в губы.

Он усадил ее себе на колени, перекинул за спину сковывающие их цепи, и стал осторожно и бережно ее возбуждать. Одной рукой он ласкал ее небольшую грудь через прорезь расшнурованного корсажа, а вторая, нырнув под юбку, легла на покрытый шелковистым волосом лобок. При этом он продолжал целовать ее лицо, иногда прихватывая зубами мочку уха. Сосок Аннет моментально набух и затвердел, а когда пальцы Бориса нащупали заветную кнопочку, легкий стон сорвался с ее губ. Вцепившись обеими руками в плечи Бориса, она слегка откинулась, предоставляя ему более удобный доступ. Через минуту дыхание девушки участилось и вскоре она, издав какой–то горловой звук, в изнеможении упала ему на грудь. Борис не останавливался и вскоре второй, более сильный оргазм накрыл Аннет. Дав ей слегка отдышаться, Гальперин расстегнул молнию и наполовину стянул с себя джинсы. Потом, приподняв девушку за ягодицы, он стал осторожно опускать ее на себя. Дыхание Аннет прервалось, когда она почувствовала прикосновение к своему лону, а затем лишь со свистом втянула воздух сквозь зубы, когда сломав преграду он полностью погрузился в нее.

– Я никогда не думала, что это может быть так прекрасно, – заливая его лицо счастливыми слезами, шептала Аннет, – все мои подруги говорили, что это очень–очень больно. Больно было совсем чуть–чуть, но это такая сладкая боль. Ты заполняешь меня всю без остатка.

– Если не знаешь, как – то будет больно, – шепнул Борис, снова поцеловав ее в соленые от слез губы.

Через несколько минут, привыкнув к ощущениям, Аннет начала двигаться вверх–вниз, слегка раскачиваясь и обняв Бориса за шею. Ее лоно облегало его словно влажная перчатка, вызывая ни с чем не сравнимое наслаждение. Через короткий промежуток совместный оргазм потряс обоих.

– Спаси тебя Христос, – прошептала Аннет, расслабленно лежа у него на груди, – как бы я хотела родить тебе сына…

– Увы, детей у меня быть не может, – тихо ответил ей Борис, – да и Христос меня не спасет. Я в него не верю.

– Как? Но ты же не мусульманин? – от удивления Аннет приподняла голову и взглянула ему в лицо.

– Нет, я – еврей, – также шепотом ответил ей Борис.

– А–а… Но я буду молится за тебя. Святая дева Мария не оставит тебя своей милостью – прошептала она снова опуская голову ему на грудь.

Глава 13

(Алжир. 7 сентября 1488 г.)

В порт галера пришла больше чем через сутки. Уже в глубоких сумерках они подошли к Африканскому берегу и стали на якорь на рейде. Заходить в бухту в темноте капитан не решился. Сутки эти пошли нашим друзьям в общем–то на пользу. Они оба в основном оправились от контузии, хотя Костя пока продолжал заикаться и был еще слаб – все таки потерял довольно много крови, а скудная пища, которой их кормили, восстановлению сил не слишком способствовала. Но рана не гноилась и воспаления вроде не было. С помощью друга Гальперин сумел как–то вправить сломанный нос и дышать носом стало значительно легче.

Аннет Борис видел лишь мельком. Почти все время она проводила в кормовом, женском отсеке или у детей. Заглянув к мужчинам, она благодарно улыбнулась Борису, спросила, не обращаясь ни к кому конкретно, нужно ли чего, подала воды и помогла пересесть поудобнее молодому рыбаку с разбитым лицом и опухшей лодыжкой.

Часа через два после восхода солнца галера возобновила движение. Вскоре на палубе поднялась суета, послышались выкрики команд. Скорость упала и судно слегка отвернуло вправо. Спустя несколько минут, после соответствующей команды, раздался характерный звук втягиваемых в проход весел, беготня на палубе и наконец корабль мягко ткнулся в причал. Пленники зашевелились, опять заплакал кто–то из детей, на него зашикали.

В ожидании, нарушаемом лишь проклятиями и молитвами пленников прошло еще около получаса. Наконец заскрипел люк и в трюм, в сопровождении самого Селима и еще нескольких вооруженных мавров спустился жирный араб в богато разукрашенном халате. Его выдающееся брюхо опоясывал оранжевый шелковый кушак, а зеленая чалма указывала на то, что сей правоверный совершил хадж. Не обращая внимания на мужчин, он проследовал в детский отсек. Довольно быстро вернувшись, араб подозвал охранника, остававшегося у трапа, достал из протянутой тем сумки шелковый кошелек и, процедив что–то сквозь зубы, протянул его капитану. Селим отрицательно покачал головой и, презрительно скривившись, сказал что–то по–арабски. Борис прислушался к завязавшемуся диалогу, сопровождаемому оживленной жестикуляцией.

– Работорговец, – шепнул он, наклонившись к уху Николаева, – торгуются гады.

Ожесточенная торговля продолжалась минут сорок. Наконец араб достал еще два кошелька, отсыпал из одного половину, а остальное передал корсару. Ухмыльнувшись, тот спрятал деньги, затем подойдя к люку крикнул что–то, и поклонившись работорговцу, сделал приглашающий жест в сторону трапа.

Едва эта компания скрылась, как в трюм спустился боцман в сопровождении двух вооруженных пиратов и еще одного здоровяка, без особого труда, несшего на плече небольшую наковальню и молот. Пройдя в среднее отделение, они начали расковывать детей. Кузнец одним ударом выбивал шпильку, запирающую наруч, а один из пиратов за цепь оттягивал малолетнего раба к люку, где передавал его второму.

Вскоре детей увели, а в трюм спустилась другая троица. Две одетые в черное толстухи непонятного возраста, закутанные в хиджабы[25]25
  Хиджаб (араб. покрывало) в исламе – любая одежда (от головы до ног), однако в западном мире под хиджабом понимают традиционный исламский женский головной платок. Ношение женщиной хиджаба является одним из основных положений исламского законоположения шариата.


[Закрыть] до бровей и не менее толстый мужчина, на вид лет тридцати, безусый и безбородый. Кожаный ошейник выдавал в нем раба, но, тем не менее, за пояс шаровар у него была заткнута плетка. Не говоря ни слова, они прошли в кормовое отделение и одна из женщин завесила проход куском плотной ткани. Через минуту оттуда послышались сначала возмущенные женские возгласы, которые через минуту сменили звуки пощечин, крики боли и всхлипывания.

– Девок проверяют, – заметил Борис.

– Тетки – это понятно, а мужик причем? – удивился Константин.

– Так это евнух, к гадалке не ходи. Видал какой жирный и борода у него не растет. Он там как твердая рука, порядок поддерживает.

Где–то через полчаса и эта компания удалилась, а затем расковали и увели женщин. Друзья проводили их сочувственным взглядом. Никому из них не было больше двадцати лет. Последней, все еще всхлипывая, шла заплаканная девчушка, лет двенадцати на вид. На щеке у нее все еще краснел отпечаток ладони. Аннет, поднимаясь по трапу, оглянулась, нашла взглядом Бориса и губы ее шевельнулись в прощальной улыбке.

Наконец настала очередь мужчин. Их расковали и вывели на палубу. Двоих рыбаков постарше тут же провели на гребную палубу и приковали к скамьям, рядом с другими гребцами. Прихрамывающего парнишку с опухшей лодыжкой куда–то увели. Костю и Бориса окружила пятерка корсаров. Один за спиной держал концы их цепей, а остальные, вытащив из ножен сабли, настороженно следили за каждым движением. Такой процессией они прошли через всю палубу и поднялись по ступенькам на кормовую надстройку.

Капитан Селим обгладывал баранье ребрышко, сидя по–турецки перед достарханом, расстеленным на палубе. Давешний мальчишка–мулат в рабском ошейнике наливал ему шербет в серебряный кубок из серебряного же кувшина. Селим махнул зажатой в руке костью, и пират за спиной потянул цепи вниз, пытаясь заставить друзей встать на колени. Вместо этого Борис просто уселся на палубу также по–турецки и помог Косте сделать то же самое. Селим усмехнулся, но во взгляде его читалось одобрение. По знаку капитана два мавра удалились, а остальные переместились им за спину, где застыли безмолвными статуями.

– Вы не местные, – утверждающе заявил Селим, отхлебнув из кубка, – кто за вас выкуп может заплатить и сколько?

– Выкупом за нас интересуется, – вполголоса перевел Борис Косте, а затем, покачав головой, ответил предводителю пиратов на арабском, – Никто, никакого выкупа за нас не даст.

– Не ври, – глаза Селима метнули молнии, – я же вижу, что вы люди зажиточные. Рубаха на тебе из лучшего египетского хлопка, и работы очень тонкой. И штаны у тебя, хоть и старые, но индиго крашенные. Краска эта очень дорогая, только богатые люди могут себе такое позволить.

– Я говорю правду, – Борис твердо взглянул в глаза капитану, – мы действительно были не бедными людьми, но это все в прошлом. Мой друг купец, а я его партнер и шкипер. Все свое достояние мы вложили в корабль с товаром, но его к несчастью бурей разбило. То, что на нас – это все, что у нас есть.

– И вы в одежде и обуви выплывали, – недоверчиво прищурился пират, – и с оружием на поясе.

– Плыть нам особо не надо было, – моментально нашелся Борис, – мачту у нас бурей снесло и неуправляемый корабль на прибрежные скалы вынесло. А оружие мы уже на берегу купили. Так же, как и лошадь с бричкой. В Марсель мы пробирались. Хотели на какой–то корабль наняться до родных берегов.

– И только вас двое спаслось? – продолжал сомневаться корсар.

– Половину команды в бурю за борт смыло вместе с мачтой, несколько раненных в прибрежной деревушке осталось. Почти всю корабельную кассу мы им оставили, чтобы, когда подлечатся, домой могли вернутся. Кое–кто с ними остался, а еще пара человек, что с нами шли, по дороге в монастырь свернули. Все равно денег на оплату проезда не хватит, а матросами они и сами наняться могут.

– А сами куда спешили, если вас никто не ждет и выкуп внести не сможет? – снова прищурился Селим.

– Не так, чтобы мы очень спешили, но дома места знакомые, море Германское мы хорошо знаем. Я бы шкипером в Ганзе нанялся, а мой друг – суперкарго. Через пару лет опять бы поднялись, если повезет.

– Складно говоришь, – Селим хлопнул себя по коленям, – чувствую, что врешь, но поймать не могу. Вообще–то я думал, что твой друг алхимик или колдун.

– Почему? – искренне удивился Борис.

– Потому, что зелья шайтанские с собой носит, – капитан поморщился, – со всей той деревни ценностей на два дирхема было, а у вас и серебра больше чем на динар, кольцо золотое, оружие правда паршивое, кроме пары кинжалов. Хасим у твоего приятеля кубышку нашел. Блестящую, круглую с какими–то надписями непонятными – не то латынь, не то греческий. Думали, что это серебро – разделить решили. Так, когда ее разрубили, жидкость, что там была, такую вонь подняла – половина команды плакала горючими слезами и блевала, словно тухлой рыбой объелись. Я сразу приказал эту дрянь за борт выбросить. Тем более, что не серебро это – слишком легкое.

Борис не сдержал улыбки. Наклонившись к Константину, он тихонько передал ему суть сказанного.

– З–забыл я про баллончик. Ж–жаль… – Николаев горько усмехнулся, – надо было его там использовать.

– Если выкуп за вас получить не с кого, то ждет вас судьба рабская, – продолжил тем временем пиратский предводитель, – жаль, что твой друг не алхимик. Я бы хорошо продал его в Неаполе. Тамошний герцог набрал долгов и сейчас ищет алхимика, чтобы золото из свинца делать.

Селим и Борис синхронно усмехнулись. Корсар сделал еще один глоток шербета и продолжил:

– Вы мне не дешево обошлись. Ты убил Махруза, хотя бойцом он был никудышным, только с крестьянами и мог воевать, но бабы и жирные венецианские купцы от одного его вида в ужас впадали. Рашида можно в евнухи отдавать. За остальных раненых мне четыре динара пришлось отдать лекарю и еще месяц, наверное, от них толку не будет. Спасибо скажи, что Ахмед, которому ты плечо выломал, саблю держать не мог – зарубил бы вас обоих. А так только попинал тебя слегка, пока я не приказал его оттащить.

Селим протянул кубок, и мальчишка тут же вновь наполнил его. Затем по знаку хозяина собрал достархан и понес объедки на камбуз. Когда тот проходил мимо, Борис вдохнул запах жаренного мяса и сглотнул голодную слюну, что не укрылось от пирата.

Продать вас в каменоломню – не выгодно, – опять усмехнулся капитан, – больше чем по полтора динара мне за вас не дадут. Евнухов из вас делать поздно. Охранниками к кади или кому–нибудь ещё можно, но… – тут он с сомнением покачал головой, – нет не пойдет. Очень уж морды у вас независимые. Нет в них должного почтения и верности. В гребцы на каторгу – опять не выгодно.

Селим встал на ноги и приблизился к друзьям. Пока Борис переводил Косте содержание предыдущего разговора, он стоял, заложив руки за спину, покачиваясь с каблука на носок, и глядел на них сверху вниз.

– Тем не менее, я могу оказать вам милость, – пират перенес руки на пояс, положив правую на рукоять кривого кинжала в богато украшенных золотом ножнах, – вы показали себя хорошими бойцами – вдвоем, без оружия вывели из строя шестерых вооруженных людей. Я могу взять вас в свою команду. Первый год вы не будете получать ничего, кроме еды и одежды, а потом –так же как остальные матросы. А если ты и вправду шкипер, как сказал, то через пару лет сможешь и галеру под командование получить.

Бориса внутренне передернуло, но он не подал виду, наоборот изобразил крайнюю заинтересованность. Когда он перевел предложение корсара Константину, тот не удержался и поморщился.

– Но, если я увижу, что вы плохо стараетесь, – продолжил Селим, повысив голос, – я отправлю вас на корм рыбам. И еще… – он назидательно поднял палец, – вам надо будет принять истинную веру.

– А без этого – никак, – осторожно поинтересовался Борис.

– Нет! Неверным на моем судне место только там, – указал пират на гребную палубу.

В этот момент, на пристани у трапа раздался какой–то шум. Дневальный подал сигнал, один из матросов взбежал на ют и тихонько доложил что–то капитану. Тот подошел к ограждению, поглядел вниз и отдал пару коротких команд. Борис тем временем переводил его требования другу.

– А что значит перейти в ислам? – поинтересовался тот, – это что, обрезание делать надо?

– Да нет, это не обязательно, – отмахнулся Гальперин, – но от всего этого предложения нам надо бы как–то отвертеться.

Юнга–раб принес и поставил пару низких кресел, в одно из которых сразу уселся Селим. На ют, в сопровождении матроса поднялся невысокий, пухленький, но быстрый как ртуть человечек. Его сопровождал охранник, одетый в юшман и с окованной железными полосами шапкой на голове. Посетитель, не обратив внимания на друзей живчиком проскочил мимо и уселся во второе кресло, спиной к ним, напротив капитана. Одет он был в шелковые шаровары и мягкие, невысокие сапоги с загнутыми носами, но его богато расшитый камзол был скорее европейского, а не азиатского покроя. И на голове у него вместо чалмы была шелковая кипа[26]26
  Кипа – головной убор благочестивого еврея, символизирующий скромность, смирение и благоговение перед Всевышним. Представляет собой маленькую круглую (вязаную или сшитую из ткани) шапочку, прикрывающую макушку.


[Закрыть] с вышитой золотом звездой Давида.

Борис вдруг понял, что фортуне наконец надоело демонстрировать им свою филейную проекцию и, затаив дыхание, стал прислушиваться.

– Что привело ко мне уважаемого Шимона бен Эзра, – номинально изобразив поклон, не вставая с кресла, поинтересовался пиратский капитан с легкой издевкой в голосе.

– Только то, что Селим ибн Хасан не выполняет взятые на себя обязательства, – раздраженно и с не меньшей издевкой ответствовал тот, – и, прежде чем вынести сей факт бесчестного обмана на совет гильдии, я решил сперва обсудить вопрос лично.

– Как ты смеешь, неверный, обвинять меня в бесчестии, – разъяренный Селим вскочил с кресла и схватился за кинжал, но, взглянув на охранника, который одним плавным движением выметнул меч из ножен, резко сбавил тон и уселся обратно.

Купец, явно довольный тем, что удалось вывести корсара из равновесия, ухмыльнулся и продолжил:

– Вот уже третий год ты получаешь от меня ежемесячно десять динаров и еще пять раз столько от других купцов гильдии. За это ты обязался беспрепятственно пропускать наши товары в обе стороны. Два года все было хорошо. Почему же сейчас ты решил разорвать эту сделку? Неужели ты думаешь, что, ограбив пару раз наши корабли ты получишь больше? И не надо на меня глазами сверкать. Если ты меня сейчас убьёшь, будет только хуже. Флоты Арагона и короля франков за пару недель затравят тебя как бешенного шакала. Или ты сомневаешься, что мы знаем все твои тайные стоянки на Сицилии, Корсике, Майорке и в других местах?

Селим сжал подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев, но Шимон продолжал давить.

– Неужели ты думаешь, что мы платим тебе со страха? Нашей гильдии выгодно тебе платить, пока ты разоряешь неаполитанских, генуэзских и венецианских купцов. Даже награбленное иногда у тебя скупаем и смотрим сквозь пальцы на твои вылазки за рабами. Но если ты начнешь кусать кормящую тебя руку, то очень скоро поменяешь свой гарем на райских гурий.

Пират казалось сдулся, огонь в его взгляде потух, и он как–то обмяк в кресле. Это был не страх. Отваги Селиму было не занимать, так же, как и ума. Он просто понял, кто на самом деле «командует парадом» и то, что Шимон не пришел бы просто так на его корабль, если бы действительно не держал в руках козыри.

– Уважаемый бен Эзра, – уже безо всякой издевки произнес он, – объясни мне, что происходит. Я только сегодня вернулся в порт. Меня не было больше двух недель. Последний рейс к Сицилии был не особо удачным, только на обратном пути набрали небольшую партию рабов возле Русильона.

– Так ты не знаешь? – в свою очередь удивился купец, – Шесть дней назад твоя галера захватила возле Гибралтара мою карраку, шедшую из Африки в Малагу с грузом черного дерева и слоновой кости, и пригнали её в Сеуту. Сегодня утром оттуда прискакал гонец. Капитана и троих матросов твои корсары убили. Остальных пытались продать в рабство. Хорошо, что наши люди убедили местного кади наложить арест на сделку.

– Но ведь у капитана должен был быть охранный медальон, – возразил Селим.

– Да, был медальон, – подтвердил Шимон бен Эзра, – поэтому мои люди и не сопротивлялись, когда твои воины высадились на судне. Но когда капитан хотел предъявить им медальон, его просто рубанули саблей.

– Шайтан подери этого Мехмеда, – Селим в сердцах ударил кулаком по подлокотнику, – он опозорил меня. Какое наказание ты просишь для него? Не был бы он правоверным, я бы отдал его тебе в рабы. Ну и, конечно, твое судно с грузом и люди будут немедленно возвращены тебе.

– Зачем мне этот дурак? – презрительно скривился еврей, – Разбирайся со своими людьми сам. Но пятнадцать золотых, которые пришлось заплатить кади, пенсия, которую я должен выплатить семьям погибших и неустойка за задержку груза – с тебя. Так, что готовь шестьдесят динаров и учти, если еще раз подобное повторится – все дела мы с тобой прекращаем.

Селим был в ярости. С каким бы удовольствием он прирезал этого неверного, но прекрасно понимал, что, во–первых, охранник того превосходит любого из его людей, да и сам Шимон неплохо владеет оружием, хотя уже не молод. Во–вторых, проклятая гильдия действительно держит его за горло. Ну и наконец, не будь Шимон презренным иудеем, требования его были бы вполне справедливы. Так, что злился он в основном на шкипера своей второй галеры, который так глупо его подставил. Но выкручиваться как–то надо было.

– Уважаемый бен Эзра, – начал он, – как я уже говорил, последнее время дела шли не слишком хорошо. У меня сейчас есть всего около тридцати динаров. К тому же мне надо припасы закупать. Так, что больше двадцати пяти динаров не могу сейчас выплатить. И то всю команду оставлю без оплаты.

– Нет денег – бери в долг, – отмахнулся купец, – вон прямо в порту сразу три меняльные конторы есть.

– Ну да, – скривился Селим, – старый Ицхак возьмет шестьдесят процентов за кредит, а кривой Шакир и того больше. Фейзал – тот вообще до нитки обдерет.

– А что ты хотел, – усмехнулся Шимон, – ты опасным делом занимаешься. Можешь в любой день вместе с галерой в море сгинуть. Потому и учетная ставка для тебя высока. Можешь свой дом в Бизерте заложить. Под него процент значительно ниже будет.

– У меня еще дюжина молоденьких рабынь есть, – выдвинул контрпредложение корсар, – может возьмешь их в погашение долга.

– Я рабами не занимаюсь, – купец презрительно хмыкнул и отрицательно покачал головой, – и, кроме того, не держи меня за дурака. Это светловолосые одалиски, которых из Кафы привозят по пять динаров стоят, и то не все. А местные девки, которых ты в рыбацких деревушках отлавливаешь – цена им не больше чем по полтора динара. Ну может два, если особенно хороша.

Пока Селим размышлял, чем бы еще заинтересовать этого несговорчивого еврея, Борис решил, что настал его черед.

– Шалом, уважаемый бен Эзра, – произнес он на иврите, обращаясь к спине Шимона.

Тот подскочил, как подброшенный пружиной и, развернувшись к друзьям лицом, стал пристально их разглядывать. Охранник также сместился, грамотно прикрывая патрона от угрозы с любой из трех сторон. Борис улыбнулся.

– Кто такой? Сефард? Откуда? – на ладино спросил купец.

– Барух бен Йохим, – перевел свое имя на древнееврейский Борис, перейдя на тот же язык, – шкипер из Яффо. Меня с другом на берегу пираты в плен захватили.

– Хм–м, шкипер… – заинтересованно протянул Шимон, – Из Яффо… Далеко тебя занесло. А друг твой кто? Чего он молчит? Ему что, язык отрезали? Он тоже еврей?

– Он вообще–то из греков и языка не знает.

– Я по–гречески тоже не говорю, – Шимон резко потерял интерес к Константину, – но тебя я выкуплю. Рош Ха–шана[27]27
  Рош Ха–Шана (ивр. букв. «голова года») – еврейский Новый год, который празднуют два дня подряд в новолуние осеннего месяца тишрей по еврейскому календарю (приходится на сентябрь или октябрь). С этого дня начинается отсчёт дней нового еврейского года. В эти дни верующий отдаёт самому себе и Создателю духовный отчёт за все свои поступки, слова и мысли за ушедший год. Он принимает решения, как исправить недостатки и проступки, как вернуться к Богу. С этого дня начинаются десять дней молитв и раскаяния, называемые «Дни Трепета» или «Десять дней раскаяния», заканчивающиеся Йом–Киппуром.


[Закрыть] скоро. Эта мицва[28]28
  Мицва (ивр. заповедь) – Одна из 613 заповедей которые Бог повелел соблюдать евреям (в отличие от 10 заповедей для остальных «сыновей Ноя»). Больше половины из них определяют правила поведения и подношения в Храме.


[Закрыть] мне зачтется.

– Только вместе с ним, – Борис положил руку на плечо Косте, – без него я никуда не пойду. Он мне родней брата. Мы с ним с детства вместе.

– С чего это я буду тратится на гоя? – удивился бен Эзра, – Пускай его монахи ордена Святой Троицы выкупают. Хватает мне того, что я жертвую деньги на выкуп маранов у инквизиции.

– Тринитарианцы только католиков выкупают, а он не католик, – Борис заметил, что Селим с интересом прислушивается к их разговору и вновь перешел на иврит. – Выкупи его не благотворительности ради, а как вложение денег. Мы с другом много знаем. Вернешь свои деньги стократно. Клянусь тебе в том памятью моего отца.

Шимон поморщился. Ему, как религиозному еврею, претило обсуждать меркантильные дела на языке Торы. Тем не менее, он понимал мотивы этого странного человека. Селим кроме арабского свободно владеет латынью, кастильским наречием, каталаном, а также парой галльских и баскских диалектов. Он задумался на пару минут, поглаживая свою аккуратно подстриженную бороду–эспаньолку, затем согласно кивнул головой.

Повернувшись обратно к пиратскому капитану, он вновь перешел на арабский и переговоры двух «негоциантов» возобновились.

– Живем, Костя, – Борис ткнул друга в бок, – «оковы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа…».

Где–то через час торгующиеся стороны пришли к какому–то соглашению. Селим передал Шимону бен Эзра пару кошельков и какой–то пергамент – видимо долговую расписку. Пришел кузнец и снял с друзей железные ошейники. Взглянув на их босые ноги, Шимон что–то резко сказал корсару и через минуту им принесли две пары довольно сношенных опорок. Спустившись по трапу на пристань, они последовали за своим освободителем.