Текст книги "Ночные бродяги"

Автор книги: Гарри Килворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

33

Врун был недоволен собой.

Он стоял перед мэром, который сидел за столом и распекал своего подчиненного. А Врун раздумывал над тем, что только что увидел. А увидел он, как после аудиенции у мэра из его кабинета выходила дама-лемминг. Аромат ее духов все еще витал в воздухе. Дама была очень красивой, с яркими выразительными глазами, в глубине которых тлело что-то такое, от чего Вруну захотелось спрятаться подальше.

– Врун! – вернул его к действительности голос мэра, который содрогался от холода, хотя день был довольно теплым. – Серебряк был в клубе и играл в фьлог с лордом Мудрым. Почему этот мерзкий ласка все еще не арестован? Почему он не болтается на виселице? А ну, отвечай!

– Э-э-э, я и не знал, что он играет в фьлог.

– Полагаю, что ты не знал и то, что он лазал на башню Звенящего Роджера?

– Я и не слыхивал об этом, мэр.

– Это потому, что у тебя совершенно нет мозгов. Ты – безмозглый тип!

Надеясь хоть немного обелить себя в глазах мэра, Врун торопливо сообщил:

– Мы поймали главаря банды землероек, орудовавшей на севере Поднебесного. Он сейчас в камере предварительного заключения. Когда мы назначим суд?

– Какой еще суд? – взревел мэр. – Если бы ты поймал ласку, можно было бы устроить суд, но землеройки обеспечивают мне большинство на выборах, так что ни о каких судах и речи быть не может! Просто отправь его в тюрьму, да и дело с концом.

Шеф полиции несколько растерялся:

– Э-э-э, но разве мы не будем его судить? Я хочу сказать, суд присяжных и тому подобное… Ведь существуют законы и их надо выполнять. Даже мэры должны исполнять закон.

– Чтобы отправить его в долговую тюрьму, не нужно устраивать суд присяжных. Допустим, он должен тебе сто гиней. Он ведь не может их заплатить? Так что отправляй его в камеру, и пусть сидит, пока не заплатит. А он не заплатит никогда. И будет сидеть там вечно, а оспорить нашего решения он не сможет – кто поверит должнику? Лучше сберечь деньги, которые пришлось бы потратить на его суд, для нужд города.

– Но дело в том, – поежился Врун, – что он не должен мне ни пенни.

– Ты что, собираешься со мной спорить?

Врун покачал головой:

– Нет, но если мои враги прознают про то, что я отправил в долговую тюрьму того, кто не должен мне ничего, они устроят скандал. А то еще упекут в тюрьму меня самого. А там со мной церемониться не станут. Я слишком многих отправил за решетку, и там меня разорвут в клочья.

Мэр привстал, чтобы достать из жилетного кармана часы.

– Если мы не спорим, то почему ты тут до сих пор стоишь? Смотри, сколько уже времени! Иди и посмотри, наверное, мои изобретатели сидят в приемной и ждут!

Шеф понял, что тема закрыта Ему придется отправить землеройку в долговую тюрьму. Единственный способ сделать это – действительно одолжить ему сотню гиней и отпустить на ночь, чтобы тот растратил их, а утром потребовать деньги обратно. А когда землеройка не сможет их вернуть, Врун арестует его снова, на сей раз уже на законных основаниях. Разумеется, с деньгами придется расстаться, а шеф полиции не настолько богат, чтобы подобная потеря его не огорчила. Но мэр не оставил ему выбора. К тому же Вруну придется всю ночь следить за проклятым землеройкой, чтобы тот не вздумал, удрать с деньгами, вместо того чтобы со вкусом потратить их.

Он выглянул за дверь – в приемной действительно ожидали, старательно не замечая друг друга, два врага-изобретателя.

– Мэр ждет вас, – сказал Врун. – Входите.

Горностай и ласка поднялись и, не глядя один на другого, протиснулись в дверь.

– Ага, – сказал Недоум, поднимая на них взгляд. – Как там продвигается мой проект отопления? Он уже готов?

Проект заключался в том, чтобы построить под городом паро-пружинную отопительную систему, которая могла бы обогревать город и летом, и зимой.

– Двигатель на месте, – сообщил Сон.

– Можно приступать к работе, – добавил Уль.

– Отлично, отлично. – Недоум потер лапы. – Великолепно. Врун, а ты уже поймал этого анархиста, Баламута? Если уж мы не можем прижать его кузена, мерзавца Серебряка, то надо поймать хотя бы кого-нибудь из этой ужасной семейки.

– Я не в состоянии его искать, – упрямо сказал Врун, считая, что мэр и так уже дал ему достаточно поручений. – Если хотите, можете искать его сами.

Недоум нахмурился:

– Что-что?

– Ничего особенного, – пожал плечами Врун. – Просто я собираюсь отправиться в ближайший трактир и напиться.

С этими словами он направился к двери и нос к носу столкнулся с Сибил, которая как раз входила в кабинет братца.

Лапы у Вруна подогнулись, а на лице засияла глупая улыбка – красота принцессы всегда действовала на него подобным образом. Сибил одарила Вруна взглядом прекрасных лучистых глаз, и он глубоко вздохнул.

– Здравствуйте, принцесса.

– Здравствуй, Врун. Ну что, многих сегодня арестовал по ложному обвинению?

Он покраснел:

– Я никогда не арестовываю по ложному обвинению, ваше высочество.

– Неужели? Я так подумала, что раз уж ты работаешь на моего брата, то, значит, такой же продажный, как и вся его креатура.

– Я – не креатура.

– Рада слышать. А что вы делаете сегодня вечером, Врун? У меня есть два билета в оперу. Гравелотти исполняет партию Мыши.

Врун терпеть не мог оперу.

– Я… я ничего не делаю, – пробормотал он. – Обожаю оперу.

– Тогда возьмите. – Она протянула ему пару билетов. – Я-то сама оперу терпеть не могу – все воют и ноют, а слов не разобрать. А если и разберешь хоть словечко, то все какие-то глупости. «Твои крохотные лапки озябли»! – а по сцене носится здоровенная барсучиха с лапами со сковороду каждая. Вряд ли кто-нибудь ей поверит, правда? Хотя если вам нравится, то, наверное, вам так не кажется. Потом расскажете, как сходили в театр. Я обязательно вас расспрошу, чтобы убедиться, что вы не проспали все представление.

И Сибил ушла, оставив после себя запах духов. Врун с тоской посмотрел ей вслед.

«О принцесса Сибил, ангел в теле горностая. О прекраснейшая из всех, кто когда-либо жил на земле. Ваш хвост – как облако, ваши клыки – как белоснежное пламя, ваша шубка – шелк, созданный в далекой восточной стране. А запах ваш восхитителен. – Врун застонал. – И где же мне найти друга, с которым я мог бы пойти в оперу? Просто смешно! Сколько друзей может быть у шефа полиции? Особенно у продажного шефа полиции? Который к тому же работает у продажного мэра. Ни одного! Жизнь – дурацкая штука»!

Врун шел по улице и нес в вытянутой лапе билеты в оперу, искренне надеясь, что налетит порыв ветра и унесет их куда-нибудь далеко-далеко.

– Неужели это билеты в оперу? – раздался чей-то голос.

Перед ним стояла Бриония Живорез.

– Да, – ответил шеф полиции, глядя на нее сверху вниз. Что-то в ее голосе заставило его спросить: – А вы… хотели бы пойти?

– В оперу? На Гравелотти? И на примадонну Шу Браун? Я ее обожаю.

– Тогда вот, – сказал Врун, протягивая ей билеты. – Возьмите. А когда встретимся в следующий раз, расскажете мне сюжет. Я хотел пойти, но… но я занят.

Бриония так и осталась на тротуаре, держа в протянутой лапе так неожиданно доставшиеся ей билеты. Шеф полиции свернул за угол и исчез. Бриония нахмурилась: что значит «встретиться в другой раз и рассказать сюжет»? Чего он хочет на самом деле? Теперь она получила билеты, которые, в общем-то, были ей совершенно не нужны. Конечно, она может сходить в театр с Розой или с Медуницей – они обе любят оперу. Не пропадать же билетам?

Оказалось, что Медуница сегодня свободна. Ласки переоделись в соответствующие наряды и отправились в оперу. В театре главным образом были горностаи, и признаться честно, нечасто ласки могли оказаться в таком обществе. А общество было самое великосветское.

Меж тем Бриония и Медуница как ни в чем не бывало вооружились биноклями и с интересом разглядывали нарядную публику.

Они оказались в правительственной ложе возле самой сцены – лучшие места в театре!

– И где только шеф Врун ухитрился достать такие билеты? – прошептала Медуница. – Даже для него такое непросто.

– Не знаю, – отозвалась Бриония, разглядывая проплывающих внизу зрителей. – И это неважно. Посмотри, какая красота. О, взгляни, вон – владелец банка «Крукский дом», а вон – джисс Точилло Хоу, у нее самая большая коллекция бриллиантов. А у той дамы целый взвод телохранителей. Выглядит она как вдовствующая герцогиня, хотя, может, так оно и есть. Ой, ты посмотри только, какие она себе плечи сделала! Наверное, ей кажется, что так она выглядит внушительнее. А у той какое платье!

В эту минуту занавес поднялся, на сцене появилась Шу Браун и огласила театр первой трелью.

После представления, которым ласки наслаждались от души, Бриония снова принялась осматривать зрителей в бинокль, и вдруг взгляд ее остановился на даме-лемминге. Неужели это действительно она? Нет никаких сомнений. На галерке сидела Свелтлана. На ней был ярко-красный плащ, отороченный мехом, а у горла застегнутый брошью-кинжалом.

Лемминг увидела Брионию в ту же секунду и уставилась на нее с не меньшим изумлением Бриония, извинившись перед подругой, тотчас выбежала из ложи и бросилась по ступеням вниз, надеясь найти Свелтлану.

А лемминг действительно уходила. Увидев преследовательницу, она хотела было бежать, но вдруг передумала и, дождавшись, пока Бриония окажется рядом, заговорила первой.

– Итак, принца Мизки тут нет, – фыркнула она. – Вы его не нашли.

– Как и вы, судя по всему, – парировала Бриония, слегка запыхавшаяся от быстрого бега.

– Теперь, – усмехнулась Свелтлана, – нет надобности его искать. Я только что убедилась, что он больше не вернется на Статтленд. Полагаю, кто-то выполнил за меня всю работу. Если бы он был в городе, то, несомненно, пришел бы сюда сегодня. Он любит оперу больше всего на свете, а уж Гравелотти – его герой. Если бы Мизка был жив, он бы ни за что не пропустил это представление. – Она снова улыбнулась. – Так что сегодня я отплываю на Статтленд. Можете передать своему другу джеру Серебряку, что он – самый неудачливый детектив, с которым я когда-либо работала.

– Я передам, хотя думаю, что вы глубоко заблуждаетесь.

Свелтлана расхохоталась:

– Можете думать все, что угодно. Я уезжаю…

– Не уедете, если я прямо тут произведу арест, – решительно сказала Бриония.

Свелтлана резко повернулись, ее когти коснулись смертоносного кинжала-броши. Потом она снова усмехнулась. Ее лапа скользнула вниз, так и не взявшись за оружие.

– Это невозможно, – сказала она. – Ваш мэр дал мне охранную грамоту. Так что ни вы, ни кто-то другой не может меня арестовать. – И она помахала у Брионии перед носом какой-то бумагой.

– Он не мог! – воскликнула Бриония.

– Очень даже мог, – возразила Свелтлана. – Я просто посмотрела ему в глаза и сказала, что, когда меня выберут президентом Статтленда, он может рассчитывать на вознаграждение за оказанное мне гостеприимство. Я сказала, что бедная, беспомощная дама вроде меня не способна никому причинить вред. А потом я пообещала, что фирмы, принадлежащие ему, получат контракты на восстановление портов и городов Статтленда, его дорог и мостов, кораблей и железнодорожных путей. Полагаю, что последние слова его убедили полностью. У него прямо-таки колени подогнулись от жадности – глупый белый червяк. Какие слабаки ваши соотечественники! Когда я стану президентом Статтленда…

– Скорее уж диктатором!

– Называйте как хотите. Когда я стану править Статтлендом, мои армии отправятся на ваш милый остров. И тогда мы встретимся снова при более благоприятных для меня обстоятельствах. И тогда ты будешь молить меня о пощаде!

– Я никого не буду молить!

– Это мы еще посмотрим, – усмехнулась Свелтлана.

С этими словами лемминг исчезла в толпе, выходящей из театра. Тут подоспела и Медуница.

– Что случилось? – тревожно спросила она.

– Ничего особенного, – попыталась успокоить ее Бриония. – Просто неприятный разговор с неприятной особой.

– Ладно, пошли домой. Смотри, на улицы уже наползает туман, а я терпеть не могу бродить по улицам в темноте. Даже фонарей почти не видно! Не люблю я ночь… Ой, гляди-ка, старая герцогиня садится в карету. Подожди, да это же экипаж нашего мэра! Точно, и это его слуги, Бриония. Что же тут происходит?

Внезапно Бриония сообразила, что именно тут происходит.

– Постойте! – крикнула она, пытаясь пробиться к экипажу через толпу слуг и телохранителей. – Подождите! Куда вы везете этого лемминга? Да подождите же!

Но телохранители оттеснили ее в сторону, подсадили толстуху-герцогиню в экипаж, прыгнули на запятки, возница хлестнул мышей кнутом, и карета понеслась прочь, грохоча колесами по булыжной мостовой. Она направлялась к реке.

34

– Так, значит, ты считаешь, что это был принц, переодетый в женское платье? – спросил у Брионии Нюх, посасывая трубку. Вместе с ними в комнате сидели Грязнуля и Плакса. Поскольку стульев в комнате не хватало, Бриония присела на краешек стола и теперь болтала лапами, которые не доставали до пола. Не обращая внимания на разговор, Грязнуля, не отрывая глаз, следил только за их движением.

– Я совершенно уверена, что в женском платье был лемминг. Он сел в карету, вернее сказать, его туда затолкнули телохранители мэра, а потом карета поехала к реке. Мы с Медуницей преследовали их, но добрались до берега слишком поздно – и горностаи, и лемминг к тому времени уже сидели в лодке посреди реки и направлялись к правительственным зданиям ниже по течению. Похоже, они гребли к Башне.

– Башне Предателей? – Еще в древние времена принц Недоум и король Красноус заключали в эту башню своих врагов или просто неугодных им животных. Потом их чаще всего вешали на городской виселице или казнили каким-то другим способом. Однако те времена миновали, и теперь башня стояла без дела. – Нужно поговорить с Возилой. Он знает все, что творится на реке. Что ты об этом думаешь, Грязнуля?

А Грязнуля следил за движениями ног Брионии.

– Гав! – внезапно рявкнул он. – Гав! Гав!

Плакса застонал:

– Ну вот, опять! Опять он впал в транс. Похоже, ваш кузен Баламут – отличный гипнотизер. Как только Грязнуля видит качающийся предмет, так снова воображает себя собакой. Ему нельзя смотреть даже на часы с маятником.

– Грязнуля! – крикнула прямо ему в ухо Бриония, которая уже спрыгнула со стола.

– Что? – вздрогнул он. Его глаза снова стали нормальными. – Что случилось?

– Ничего, – ответил Нюх. Он взял свою трость-шпагу и шляпу. – Пойдемте-ка прогуляемся к реке.

Стоял прохладный вечер. Улицы окутали сумерки, превращая дома в призрачные тени или, наоборот, в неприступные крепости, сложенные из гранита. Заходящее солнце окрашивало небо в красноватый цвет, но из-за домов и башен самого солнца наши друзья не видели.

Они вышли из Шквалистого Поместья и оказались в бедной части города. Здесь стояли жалкие хибары, в которых жили торговцы рыбой, разносчики и другие бедняки. Навстречу нашим ласкам попадались грязные и оборванные существа, жалкие, с потухшими глазами, в которых не было надежды на перемены. Посреди улицы прошел торговец пирожками, держа на голове поднос с аппетитно пахнущей снедью. Паренек с танцующей мышкой собрал вокруг себя небольшую толпу, которая тотчас же рассеялась, как только он протянул шляпу с просьбой заплатить за представление. Протащил свою тележку точильщик. Он печально кричал: «Точу ножницы, ножи, чтобы были хороши!», но в этой части города ножи и ножницы для многих были недоступной роскошью, а если у кого-то они и были, то их владельцы точили их сами о каменные ступеньки.

Точильщик протащил тележку мимо долговой тюрьмы. Ее обитатели просовывали лапы сквозь решетку, пытаясь выдернуть из обуви прохожих шнурки.

Нюх остановился, потому что и в его ботинок вцепилась чья-то лапа.

– А ну-ка отпусти немедленно! – приказал ласка тоном, не терпящим возражений.

Потом он уставился на существо, которое пыталось ограбить его, и тотчас узнал узника.

– Да это же Огрибакет! – воскликнул Нюх. – Ну и ну! Как же ты сюда попал?

Только сейчас землеройка посмотрел на говорившего – до этого он был слишком занят тем, что пытался развязать узел на шнурке. Никогда прежде ему не приходилось красть шнурки, поэтому у него не было необходимых навыков. А вот некоторые его товарищи по несчастью, которые сидели в тюрьме уже давно, стали настоящими виртуозами в этом нелегком деле. Они ухитрялись развязывать шнурки у прохожих прямо на ходу, так что те ничего не замечали до тех пор, пока с них не начинали сваливаться ботинки. Впрочем, Огрибакет уже успел заработать фартинг у торговца крадеными шнурками, потому что с несколькими прохожими ему все же повезло.

– Да, – плачевно сказал он. – Теперь-то надо мной можно смеяться и потешаться! Ведь я ничем не могу ответить, раз я попал в такие обстоятельства.

– Да я и не собираюсь смеяться над тобой, – спокойно заметил Нюх. – Но где же твоя банда, и как ты сам здесь оказался?

– С бандой покончено, – злобно сказал землеройка. – Всех поймали, когда они пытались стащить поднос с пирожками из окна второго этажа. Теперь их отправили в колонии, и моего младшего брата вместе с ними! А ведь я обещал маме, что буду присматривать за ним, чтобы с ним ничего не случилось! А вместо этого я попал в тюрьму, а его отправили на каторжные работы в такое место, где он очень скоро умрет или от укусов насекомых, или от болотной лихорадки, или еще от какой-нибудь напасти. Теперь-то вы можете смело смеяться надо мной, и над ним, и над всей нашей бандой. Такова расплата за преступную жизнь, и ничего тут не поделаешь. Хотя, по правде сказать, я попал в тюрьму не из-за тех преступлений, которые совершил на севере или в других местах Поднебесного, а из-за шефа полиции.

– Он тебя на чем-то поймал? – поинтересовался Плакса.

– Нет, он ссудил мне сто гиней. Мне! Ха-ха! Разумеется, я сразу же пошел и потратил их – для чего же еще существуют деньги? Купил немного медовой росы, потом проиграл изрядную сумму в казино, купил мышь, которую хотел выгодно продать, но она сдохла через три минуты после того, как стала моей собственностью. В конце концов у меня осталось всего три фартинга и я решил купить на них еды, потому что к тому времени уже здорово проголодался. И тут-то меня схватил Врун и потребовал обратно свои деньги. А у меня ничего не осталось, и я не мог ему заплатить. Поэтому он и отправил меня в эту тюрьму.

– Неужели он так поступил? – воскликнула Бриония.

– Ну да, – простонал землеройка. – Правда, я вполне это заслужил. Всю жизнь я был очень плохим, но никогда мне и в голову не приходило, что все так кончится. Хотя не могу сказать, что меня не в чем обвинить. Ну зачем он предложил мне так много денег? Если бы он дал десять шиллингов, я бы купил себе красивую одежду и пинту медовой росы, а потом сел бы на ночной поезд и уехал обратно в Воющие Холмы, А я вместо этого все потерял, а сам оказался за решеткой! От денег все несчастья! Эти сто гиней принесли мне одни неприятности.

– Когда-то ты был гордым землеройкой. Задирой и хвастуном, забиякой и вором, – сказал Грязнуля. – Но должен признаться, что сейчас я испытываю к тебе лишь жалость.

– Гордым? Верно. Задирой? Тоже правильно. Вором? Именно им я и был. Что я могу сказать? Завтра или послезавтра я умру, я уже продал большую часть своего меха за еду. – Землеройка отступил от оконца на шаг и продемонстрировал то, что осталось от его шкурки. – Так что скоро я начну замерзать и умру. Никто обо мне и не вспомнит, да я и не хочу, чтобы кто-то горевал или оплакивал меня. Я вполне заслужил свою участь. Я сожалею о том, что был таким плохим, но теперь уже слишком поздно что-то менять.

– Не поздно, – сказал Нюх; он принял решение. – Я заплачу твой долг. Мне понадобятся твои услуги.

И Нюх направился к тюремным воротам и потребовал, чтобы его впустили. Его друзья следовали за ним по пятам, не отставая ни на шаг. После того как в лапу здоровенного горностая перекочевала маленькая блестящая монетка, ласок впустили внутрь. Все четверо вошли в здание тюрьмы. То, что они увидели, заставило бы прослезиться любого, даже самого жестокосердного. Все обитатели этого печального места были изможденными и худыми, с запавшими глазами и равнодушным взглядом. Они сидели на полуистлевшей соломе и больше походили на бесплотные тени, чем на животных из плоти и крови. Впрочем, увидев хорошо одетых посетителей, несчастные бросились к ним в надежде выпросить хоть фартинг. Но Нюх не мог помочь им всем. Конечно, он раздал все, что было у него в карманах, но больше он ничего не мог поделать. Если даже он опустошит свой счет в банке и выпустит из тюрьмы всех, через неделю камеры снова будут полны – в Туманном всегда найдутся те, кто не может вернуть долги.

Землеройку они обнаружили в маленькой камере, кишевшей блохами. Они были на соломе, на всех обитателях – словом, повсюду. А сокамерники землеройки были едва живы – они стонали и жаловались, кашляли и чихали, некоторые тряслись в лихорадке, другие сидели на полу, ни на что не обращая внимания. В общем, это было мрачное место, совершенно недостойное славного Туманного.

– Мэр и городской совет в ответе за то, что творится в таких заведениях, – сказала Бриония. – Это просто отвратительно.

– Наверное, они не знают, что здесь творится, – предположил Огрибакет.

– А должен знать! – вмешался Грязнуля. – Как-никак это их работа. Когда я был фонарщиком, я следил за тем, чтобы в моей части города горели все фонари, чтобы ни один не коптил и не чадил, а свет был ровным и ярким. И мэр тоже должен инспектировать такие места, чтобы знать, что тут творится.

– Если ты думаешь, что здесь плохо, тебе стоит съездить в Грачатник, где «лечат» сумасшедших, – заметил Нюх.

Нюх оставил письменное заявление о том, что в течение двадцати четырех часов обязуется выплатить сто гиней (и проценты) за землеройку по имени Огрибакет.

– А если вы этого не сделаете, – сурово предупредил его горностай-тюремщик, – то сами окажетесь на месте этой землеройки.

– Мой банк перешлет деньги немедленно, – процедил сквозь зубы Нюх, стараясь не злиться.

Все пятеро покинули отвратительное здание тюрьмы, оставив позади блох и вонь. Потом ласки немного задержались, чтобы накормить землеройку, и направились к реке. Найдя Возилу, который занимался разгрузкой каких-то товаров, они принялись расспрашивать его о лодке, которая вчера вечером отчалила от берега. Выдра подтвердил слова Брионии.

– Точно! Видел я вчера лодку со здоровенными горностаями и дамой-леммингом. Плечи – чуть не с мое весло шириной! А отправились они к башне. Причалили, а потом лемминга запихнули внутрь. Ну и сами зашли, конечно. Я уж хотел было их дождаться, чтобы сказать, что не следует так обращаться с дамой, даже если она и преступница и совершила что-то плохое, да так и не дождался. Мне-то пришлось из реки утопленника вытаскивать. По крайней мере, я сперва подумал, что это утопленник, а оказалось, он еще жив. Я ему искусственное дыхание сделал – все как положено. Из него воды вылилось целое ведро, не меньше. Ну да ничего, очнулся он, отлежался у меня в лодке. Землеройка, на вашего похож, только не такой лысый. – Возила на мгновение умолк, а потом снова продолжил: – Сказал, что сиганул с полицейской лодки, когда стражники отвернулись.

– Похож на меня? – не выдержал Огрибакет, глаза у него засветились. – А за левым ухом у него не было белой отметины? Вот как у меня?

Выдра внимательно исследовал ухо землеройки:

– Да, была. Этот маленький нищенка похож на тебя, как родной брат. А когда мы причалили к берегу, он выпрыгнул из лодки и пустился бежать со всех лап, словно заяц, за которым гонится ласка… Прошу прощения, Нюх.

– Все нормально, Возила. Спасибо за информацию. Ты нам очень помог.

– Мой брат! – с облегчением в голосе прошептал Огрибакет. – Так он сбежал! Он не попал в колонии! Думаю, он вернется в Воющие Холмы. Слава Богу! Я просто представить себе не мог, как я буду смотреть в глаза матери, когда мы встретимся с ней на небесах. Она бы никогда мне не простила, что я не сумел вызволить брата из беды.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – подытожила Бриония.