Текст книги "Ночные бродяги"

Автор книги: Гарри Килворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

26

– А что вы тут делаете? – возмутился Нюх. Он уже немного пришел в себя. – Шиш и Кыш, верно? Теперь вы решили заняться грабежом? И что делает в моей кровати труп горностая?

– Мы слыхали, что тебе нужны трупы, – сообщил Шиш. – Этот мы нашли в развалинах старого дома. Так что всего пара гиней – и он твой.

– Даже если бы я и считал, что гробокопательство – нормальное занятие и даже если бы мне понадобились трупы, этот я бы брать не стал. Вы только посмотрите, на что он похож?

– Ну, немножко испортился, – ответил спокойно Кыш, – но, по-моему, это не так уж важно. Только легче резать будет. А кости и клыки такие же твердые, как в тот день, когда ее убили.

– Убили?

– Ну да. Но не мы, – пояснил Шиш. – Ее прирезал какой-то нищий в парке, когда никто не видел. Но жалко, если труп пропадет впустую, точно? Я хочу сказать, что зачем добру пропадать понапрасну, если его еще можно использовать? Мы просто не могли оставить ее там, где нашли.

– Вы все время говорите «она», а по-моему, так это «он».

– Просто фигура речи, – пробормотал Кыш.

– Фигура речи – это гипербола или метафора, – нравоучительно заметил Нюх, который кое-что понимал в подобных вещах.

– Гипербола? – поразился Кыш. – Это еще что за штука? Болезнь такая, что ли?

Нюх начал объяснять, но в этот момент послышался стук в дверь. Уверенный, что явилась полиция, Нюх тем не менее направился к двери – он уже устал бегать. Но, к счастью, на пороге стояла Бриония. Она вошла со словами:

– Я услышала какой-то шум… Нюх, ты вернулся!

– С большими приключениями, – отозвался Нюх. Потом он повернулся к Шишу и Кышу и добавил: – Вот врач, который вам нужен. А я – Остронюх Серебряк и к хирургии не имею ни малейшего отношения.

Шиш выдвинул вперед свое объемистое пузо и с разочарованием прогудел:

– Так вы не врач! – потом, глядя на платье, которое теперь валялось на полу, добавил. – А еще говорил о каких-то гиперболах! И платье носит! И чепчик!

Нюх сорвал с головы капор, лишь сейчас ласка понял, что так и не снял этот предмет жабьего туалета.

А Кыш тем временем повернулся к Брионии:

– Так, значит, это вы врач. Та самая Бриония Живорез. Позвольте познакомиться…

– Что вам нужно? – спросила Бриония.

– У нас есть для вас тело. Оно, правда, немного подпортилось, но все равно там еще можно многое использовать.

Бриония посмотрела на труп, поморщилась и сказала:

– Полкроны. Но прежде чем вы отнесете его ко мне в больницу, приведите его в порядок. Я хочу, чтобы вы этот труп вымыли, чтобы до него можно было дотронуться.

– Пять монет! – возразил Кыш. – Меньше нельзя, ведь его придется мыть, а это непростая работа.

Нюх почувствовал, что ему пора вмешаться.

– Бриония, – мягко сказал он, – этого горностая убили, а потом спрятали в развалинах. И ты отлично знаешь, что развалины рядом со старым прудом – самое удобное место для того, чтобы избавиться от трупа.

– О, – только и пробормотала Бриония, нахмурив брови.

– Да, – ответил Нюх.

– В таком случае отнесите сначала труп в полицию, расскажите, где и как вы его нашли, а уже потом вымойте тело и приносите в мою клинику. Вы знаете, где это. Я заплачу вам четыре шиллинга. Это гораздо больше, чем вы заслуживаете.

Барсуки, ворча и препираясь, завернули труп в одеяло и вышли из квартиры. Запах разнесся по всему дому. Джисс Хлопотуша открыла дверь на улицу:

– Тут чей-то труп!

– Всего лишь старый горностай, – пояснил Кыш.

Он отогнул краешек одеяла и продемонстрировал ношу хозяйке дома.

– Вот видите, ничего страшного.

– Все равно, несите его аккуратнее, это не мешок с капустой. Мертвые достойны уважения.

Когда неожиданные посетители наконец удалились, Нюх направился в ванную и хорошенько вымылся. Он соскреб с себя всю грязь и переоделся в чистую одежду. Только после этого он вышел в гостиную, где его ждала Бриония. Там он достал трубку и задумчиво сунул ее в рот.

– Просто поверить не могу, что ты это сделала, – произнес он наконец. – Как ты могла купить тело убитого горностая у этих гробокопателей?

– Очень легко, за четыре шиллинга.

– Да, но, Бриония…

– Если ты можешь нацепить на себя платье жабы и разгуливать в нем по городу, почему я не могу купить труп, чтобы тренироваться на нем и продолжать изучать анатомию?

Похоже, по этому поводу они никогда не смогут прийти к одному мнению. Поэтому Нюх решил оставить тему трупов и их использования.

Он откинулся на спинку кресла, пососал трубку и произнес:

– Как я уже сказал, мне пришлось пережить немало приключений. И мне до сих пор неизвестно, что случилось с моими спутниками. Надеюсь, им удалось сбежать от толпы.

– Вас преследовала толпа?

– А потом полиция. Во главе с шефом Вруном.

– Полиция! – воскликнула Бриония.

– Врун заявил, будто я убил принца леммингов. Разумеется, тела они не нашли, а любые свидетельства будут сфабрикованы, но если они меня поймают, то отправят в тюрьму, так что я не смогу ни оправдаться и обелить свое честное имя, ни найти принца.

– А как тебе удалось сбежать?

– Я переоделся в платье жабы, которое мне дали ежи, а потом прыгнул с моста прямо на баржу. Перевозившую целую помойку, к слову сказать.

– Так вот откуда этот отвратительный запах! А я-то думала, что это от тебя самого так пахнет. И что же ты такого натворил, что тобой занялись полиция и толпа?

– Мы всего-навсего позаимствовали несколько велосипедов. Ничего особенного. Но все слишком запуталось, а потом стало совершенно невозможно что-нибудь объяснить. Хотел бы я знать, где сейчас Плакса и Грязнуля. Они отправились в противоположном направлении. Ты их не видела?

– Нет, – ответила Бриония довольно холодно. – Я всего лишь встретилась с другим твоим другом, лордом Мудрым. Почему ты ничего не сказал мне об отопительном проекте нашего дорогого мэра? Мне пришлось терпеть, когда лорд Мудрый рассматривал меня в монокль, словно какое-нибудь диковинное насекомое. Это уж слишком, Нюх.

– Прости, но на самом деле он не так уж плох.

– Мне так не кажется. И почему он не носит очки, если действительно плохо видит?

– Думаю, что моноклем он пользуется просто для того, чтобы произвести впечатление.

– Это уж точно, – фыркнула Бриония. – Он делает все, чтобы произвести впечатление. – Потом она чуточку смягчилась. – Так или иначе, твоих приятелей я не видела. Надеюсь, впрочем, что с ними все в порядке. Зато я встречалась с крысом из канализации. Его зовут Тоддлебек. Настоящий придворный! Он то и дело раскланивался. Мы говорили об отопительной системе, которую строят под городом. О бомбах не было сказано ни слова. Может, Баламут раздумал взрывать город?

– Он никогда не отказывается от задуманного, – покачал головой Нюх. – Баламут не умеет быть гибким. Вот уж совершенно не наша фамильная черта.

– Неужели? – переспросила Бриония, поднимая с пола платье жабы.

– Ты можешь взять эту одежду, – щедро предложил Нюх.

– Думаю, лучше предложить ее джисс Хлопотуше.

– Поступай как хочешь. Знаешь, я не думаю, что стоит отправляться на поиски Плаксы и Грязнули. Я только еще больше все запутаю. Лучше подождать, пока они сами не появятся. Насколько я успел узнать Грязнулю, он непременно отыщет дорогу обратно. А ты ничего не узнала о пропавшем принце?

– Нет, а ты?

– Тоже ничего, кроме того, что на военную службу он не поступил. Весьма странно, что он вот так просто взял и исчез. Можно даже подумать, что его где-то удерживают силой…

В эту секунду в дверь забарабанили. Нюх подошел к окну и выглянул на улицу. Прямо под фонарем стоял полицейский в форме и с серебряным свистком на цепочке. Чуть подальше виднелась черная карета без окон, запряженная двумя мышами. Колокол на башне пробил час. Снова повторился стук в дверь.

– Кто-то стучит, – напомнила Бриония.

– Я знаю, просто я кое-что проверял.

Нюх подошел к двери и распахнул ее. На пороге стоял торжествующий шеф полиции. Он указал на ласку лапой, облаченной в черную кожаную перчатку.

– Ага!

– Прошу прощения?

– Я сказал «ага»! – повторил Врун слегка потише. – Это чтобы напугать тебя. Твоя карта бита, Серебряк. Ну-ка протяни вперед лапы, и я подарю тебе пару блестящих браслетов. Карета ждет, пора на бал. Тебе пора переходить на овсянку – привыкай к тюремному рациону. Если уж решаешься на преступление, будь готов и к наказанию. Все вы, преступники, одинаковы, думаете, что вас-то уж полиция не поймает, ан нет! Все вы в конце концов оказываетесь у нас в лапах. И нечего прятаться за даму. На этот раз ты не улизнешь!

– И в чем же меня обвиняют? – спокойно спросил Нюх.

– В убийстве! – драматично воскликнул Врун. – А еще в краже велосипедов. Дом окружен. Теперь тебе не удастся сбежать. Так-то, гнусный убийца и вор.

– Велосипеды я позаимствовал. Полагаю, если вы займетесь этим делом, то обнаружите, что я оставил, записку и деньги за прокат машин. Не делайте из себя посмешище.

– Делаю посмешище? – прошипел Врун. – А как насчет пропавшего принца? Полагаю, вы о нем ничего не знаете?

– О его исчезновении я знаю очень мало. Я пытался его найти, но его ищет и еще одна дама-лемминг. И если мы не найдем его в самое ближайшее время, его действительно могут убить.

– Не морочь мне голову! Сейчас ты готов наговорить все, что угодно, лишь бы не попасть в тюрьму.

– Шеф, – выступила вперед Бриония, – если вы арестуете джера Серебряка, вашей карьере придет конец в мгновение ока, что бы вам ни обещал мэр.

Врун переминался с лапы на лапу. Конечно, мэр сказал, что этот арест ничем не повредит шефу полиции, но…

– Как… что вы хотите сказать?

– Вы отлично знаете, что джер Серебряк не имеет никакого отношения к исчезновению принца. И если вы арестуете джера Серебряка, то когда принца найдут – живым или мертвым, – мы выщиплем у вас весь мех волосок за волоском. Ваше имя будут склонять во всех газетах, а остаток жизни вам придется работать чистильщиком сапог, потому что у вас не останется ни гроша, после того как вы заплатите за моральный ущерб. Вы потеряете абсолютно все, можете не сомневаться.

– Я… я так не думаю, джисс Живорез.

– Нет, все будет именно так. Вы прекрасно понимаете, что, когда выяснится правда, мэр вас уволит. Он подставит вас, чтобы самому остаться чистым. Вас обвинят в фабриковании улик, незаконном аресте и так далее. Сначала с вас потребуют компенсацию за моральный ущерб, потом отправят в тюрьму, а там найдется немало ласок и горностаев, которые будут счастливы увидеть вас в камере, шеф Врун. Я уверена, вам приготовят теплую встречу.

Ласки видели, что в мозгу шефа происходит трудная работа – там словно закрутились разные шестеренки, заставляя мысли шевелиться. Действительно, мэру Недоуму доверять нельзя, он всегда будет делать все, чтобы остаться в стороне, если дела пойдут не так, как предполагалось. Так что ему, Вруну, лучше отложить арест Серебряка – по крайней мере до тех пор, пока он не удостоверится, что может произвести его на законных основаниях.

Наконец Врун покосился на дверь и сказал:

– Вы меня не видели. – Он произнес это таким же драматическим тоном, что и обвинение Нюха в убийстве. – Меня здесь не было. Я собираюсь сказать полицейским, что Остронюха Серебряка в квартире нет. – Врун перевел дыхание. – А если вы меня выдадите, я клянусь, что покончу с вами обоими. И месть Вруна обрушится на ваши головы.

– Как мы понимаем, – с готовностью подхватил Нюх, – этого разговора тоже не было.

Врун кивнул.

– Я ухожу. Но когда-нибудь, джер Серебряк, я до вас доберусь и отправлю вас на корм червям.

– В таком случае не забудьте надеть резиновые перчатки, чтобы не испачкаться.

– Об этом я позабочусь.

Больше говорить было не о чем. И шеф полиции удалился, сохраняя достоинство, по меньшей мере в глазах двух полицейских, которые ожидали его на лестничной площадке.

Один из блюстителей закона задумчиво произнес:

– Такое ощущение, что тут пахнет трупами…

Но джисс Хлопотуша, которая стояла у двери, ожидая, пока посторонние не уберутся из ее дома, сурово отрезала:

– В следующий раз, входя в приличный дом, вытирайте грязные лапы о коврик! – И лишние мысли быстренько улетучились из головы бедняги, который съежился под строгим взглядом хозяйки, стоящей, грозно скрестив лапы на груди.

Нюх из окна смотрел на то, как шеф полиции выходит из дома.

Как только Врун вышел на улицу, он заметил, что третий полицейский, который стоял под фонарем, играет со своим серебряным свистком. Строгое начальство тотчас обрушилось на нерадивого работника:

– Это тебе не игрушка! – донесся до Нюха грозный рык Вруна. – Я забираю у тебя этот свисток до тех пор, пока ты не научишься использовать его по назначению, а не для развлечений! – С этими словами шеф полиции вырвал у незадачливого подчиненного свисток и пошел дальше.

– Ох, – только и сумел вымолвить бедолага, совершенно ошеломленный суровостью начальника.

27

– Ну, скажи, – просил норка-надсмотрщик. – Расскажи мне.

Пока Плакса таскал уголь, а Грязнуля работал с раскаленным металлом, надсмотрщики то и дело приставали с расспросами. Им не терпелось узнать, где же может быть хуже, чем на их фабрике. Что же это за такое жуткое место!

А на шкурке Грязнули уже появились проплешины – там, где на густой мех попали капли раскаленного металла. Плакса с ужасом заметил, что на тех работягах, которые сменяют Грязнулю, почти совсем не осталось меха – он весь выжжен. Плакса чувствовал себя ужасно – он помнил, что именно он должен был оказаться на этом месте, а Грязнуля спас его – вот что значит настоящий друг! Но, как Плакса понял из разговоров, срок жизни тех, кто работает с металлом, не больше двух недель. Всего лишь две недели! А потом одно неосторожное движение, всплеск – и нет больше ласки. Впрочем, Грязнуля не унывал. Он по-прежнему подшучивал над надсмотрщиками и то и дело намекал на место, где даже хуже, чем на фабрике. Надо признать, что Плакса ничуть не меньше надсмотрщиков хотел узнать, что же это за таинственное место.

– Ты подскажи чуть-чуть, – продолжал надсмотрщик, – это место на Поднебесном?

– Хо-хо, да, на Поднебесном, – отвечал Грязнуля, весело посверкивая глазами.

Остальные ласки-рабы были благодарны Грязнуле за то, что он держит надсмотрщиков в напряжении. Они нашли себе занятие и гораздо меньше придирались к рабочим и даже почти не били тех. Разумеется, работа все равно ни на минуту не прекращалась – отовсюду раздавался стук молотков и скрежет металла, однако теперь норки не расхаживали между рабами и не размахивали плетями просто для собственного удовольствия. И рабы спокойно занимались подъемом грузов или разливкой металла, не дрожа от страха каждую секунду.

– Разумеется, дело происходило на Поднебесном, – ухмылялся Грязнуля.

– Возле Туманного?

– В самом Туманном!

Сквозь щели и узкие оконца начал пробиваться рассвет. Как раз в такое время из углов выползают пауки, чтобы проверить, не попала ли в их тенета добыча – неосторожный мотылек или муха, – которые сейчас бьются в паутине, пытаясь высвободиться. В такое время начинают поскрипывать половицы и двери, словно по комнате ходит кто-то невидимый. В такое время раздаются печальные вздохи из ниоткуда, а сны и кошмары кажутся явью. Странное время. Настоящее безвременье.

– Ну ладно, – наконец смилостивился Грязнуля. – Скажу. Самое худшее на свете место это… детский приют.

– Детский приют! – в изумлении фыркнул норка. – И там, по-твоему, хуже, чем здесь?

– Дело не в самом месте. Дело в том, кто командует.

– И кто же там командовал?

– Учительница по имени джисс Ломоворот – ласка, с которой тебе, дружок, никогда не захотелось бы встретиться, особенно если тебе всего-навсего три года и ты невинен, как новорожденный младенец.

– Думаю, понадобится нечто посильнее, чем просто какая-то учительница, чтобы напугать меня!

– В таком случае ты будешь покрепче меня, – заявил Грязнуля, даже не вздрогнув, когда на его мех попало две или три капли раскаленного металла. – Что же касается меня, то я ни за что на свете не хотел бы снова оказаться в том приюте. Мне удалось сбежать оттуда, забравшись в пустую коробку из-под игрушек, которую выкинули на свалку. Но на всю жизнь я запомню свое пребывание в этом приюте. Ломоворот! У меня до сих пор при упоминании ее имени по всему телу мурашки бегут!

– Ха! – сказал надсмотрщик, на которого жаркая речь Грязнули не произвела особого впечатления. – И что же она делала, если ее так все боялись?

– Например, она выставляла на мороз горшки для малышей. Приблизительно за час до того, как высаживать всех на горшки, она выставляла те на мороз, а горшки-то металлические! Так что когда малыши садились на них, то примерзали. У меня до сих пор остался такой след. Могу показать…

– Нет уж, не надо, – отказался норка. – И это все?

– Разумеется нет. Она связывала нам на ночь лапы, чтобы мы не могли засунуть коготь в рот и пососать его.

Норка кивнул:

– Да, это действительно неприятно.

– А носы она нам вытирала наждачной бумагой вместо салфеток.

– О-о-о, это просто ужасно.

– А если она заставала нас, когда мы ковыряли в носу, она смачивала нам когти уксусом, так что когда мы пытались засунуть их в нос в следующий раз, то нос краснел и раздувался.

– А она не мазала вам язык горчицей, если вы ругались? Я помню, что однажды меня заставили так сделать, и до сих пор, когда я слышу брань, мне кажется, что у меня язык и живот горят огнем.

– У меня к тебе тоже есть вопрос, – сказал Грязнуля. – Кто на самом деле владелец этой фабрики? То есть я, конечно, знаю и Синтию, и Нигеля, и этого пса, который привез нас сюда, но кто стоит за ними? Ведь понятно, что есть «большой босс». Кто же заправляет тут всеми делами?

Норка насторожился:

– Меньше знаешь – крепче спишь. Тебе это знать совсем не обязательно.

– Лучше бы мне это знать, – шепотом сообщил Грязнуля, косясь на Плаксу, который как раз в эту минуту проносил мимо корзину с углем.

Норка был довольно глуп.

– Ты что, угрожаешь мне? – воскликнул он.

– Нет, – прошептал Грязнуля, – я пытаюсь подкупить тебя, идиот.

– Подкупить? – широко распахнул глаза норка и подошел к Грязнуле поближе. – Почему же ты сразу не сказал? Что у тебя есть?

– Окарина! – Грязнуля произнес это слово так, словно предмет, о котором он говорил, был самым драгоценным из всего, что когда-либо существовало на земле.

– Да? – удивился норка в радостном предвкушении. – А что это такое?

– Это очень редкий музыкальный инструмент.

– Но я не умею играть, – померк норка.

– Нет-нет, для этого совсем не нужен талант. Ты просто подносишь инструмент к губам, а оттуда сама собой раздается мелодия. А еще, – Грязнуля воровато оглянулся по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь, – с неба начинают падать драгоценности и золото.

– Как это?

– Я говорю о волшебном инструменте. Ты играешь мелодию, и на тебя сверху падают бриллианты. Они падают с неба, как настоящий дождь.

Но тут норка спросил:

– А почему же тогда вы не разбогатели?

– Как это не разбогатели! У нас – у меня, у Плаксы – богатые поместья в Шутландии и в Игрландии. У меня целый флот ходит в восточных морях и все корабли нагружены слоновой костью, обезьянами и павлинами, сандалом и драгоценными винами. У Плаксы корабли – в западных морях с грузом бриллиантов, изумрудов, аметистов и топазов, золота и пряностей.

– Ух ты! А что мне делать с обезьянами и павлинами?

– Они так, для красоты. Я хотел украсить ими свои поместья, чтобы гости – всякие лорды и графы – смотрели и удивлялись. «Ого! – скажут они, когда приедут ко мне, – какие красивые птицы и звери из дальних земель. Должно быть, они стоят целую кучу денег».

Норка скептически покачал головой:

– Я бы предпочел что-нибудь, что могло бы пригодиться в современном мире. Что ценится на рынке. Что-нибудь солидное.

Грязнуля с энтузиазмом кивнул.

– Окарина может дать тебе и это. Точно-точно. Значит, что-то более приземленное? Вроде угольных копей или железных дорог, чугуна, месторождений полезных ископаемых или скобяных товаров.

– Ну, вот вроде этого, – согласился норка. – На самом деле, этой фабрикой и многим другим владеет Толстопуз Недоум, мэр Туманного. А троица, заманившая вас сюда, всего лишь работает на него.

– Так я и думал, – прищурившись сказал Грязнуля и поджал губы. – А ты, дружище, теперь будешь богат. Вон тот ласка – мой приятель, Плакса. У него и хранится окарина. Жаль, что мне придется его предать, но это – вопрос выживания. Просто подойди к нему и потребуй, чтобы он отдал тебе окарину. Он отдаст, не беспокойся.

Норка покрепче ухватился за хлыст и решительным шагом направился к Плаксе, который спокойно наваливал уголь в свою корзину. Увидев, что к нему приближается надсмотрщик, бедняга решил, что тот собирается его наказать, и прикрыл лапами голову. Остальные ласки с сочувствием смотрели на него, они знали, что от норок не стоит ждать ничего хорошего.

– А ну-ка отдай ее мне! – прошипел норка озираясь, он боялся, что другие надсмотрщики увидят его. – Давай живо!

– Что отдать? – пролепетал перепуганный Плакса.

– Эту самую окарину!

Плакса поднял голову и посмотрел на Грязнулю. Тот кивнул ему.

– Ах, вот в чем дело? – сказал Плакса. – Этот мерзавец наверху сказал, что у меня есть окарина, чтобы спасти собственную шкуру?

– А ну, быстро давай ее сюда, – прошипел норка, – иначе я из тебя дух вышибу!

Стараясь выглядеть раздосадованным, Плакса полез в карман и достал окарину. Норка в то же мгновение выхватил ее из лап раба, приложил к губам и подул. В воздухе раздалась заунывная мелодия. Все замерли на своих местах.

По фабрике разносились мрачные звуки – казалось, под такую мелодию танцуют ведьмы на шабаше, некоторые звуки были такими пронзительными, что закладывало уши, а из глаз катились слезы, от других сводило живот. Пальцы норки стремительно носились по дырочкам инструмента. Когда наконец мелодия закончилась и норка опустил инструмент, к нему подошли удивленные надсмотрщики.

– А я и не знал, что ты так здорово умеешь играть, – сказал один из них. – Сыграй-ка еще…

Но не успел он договорить, как в воздухе мелькнуло что-то черное – какая-то темная тень проскользнула в разбитое стекло и закружилась над головами. Казалось, в этом создании слились воедино темные тени и зеленый туман, его глаза были бездонными дырами на бесформенной голове, а рот напоминал самую глубокую и страшную пещеру, из которой нет возврата. Там виднелась измученная долгой борьбой лошадиная голова, но еще хватило бы места для многих других жертв. С тех пор как Грязнуля и Плакса видели фантом в последний раз, он стал еще больше и выглядел еще более устрашающим.

Привидение закружилось над головами норок и ласок, оглядывая замерших внизу зверей и выбирая себе жертву. В первую очередь оно решило напасть на норок – у них в лапах виднелись хлысты и палки, что выглядело угрожающе, а чудовищу не нравилось, когда ему угрожали.

Кто-то из ласок от ужаса выронил лопату, и та с грохотом упала на пол. Этот звук послужил сигналом – привидение взмыло вверх, а потом, словно сокол, ринулось на свою добычу – норку-надсмотрщика.

Все с воплями ринулись к дверям.

А привидение набросилось на норок. Пока оно расправлялось с надсмотрщиками, которых глотало, словно сладкоежка шоколадные конфеты, ласки разбили на дверях замки и вырвались на свободу.

Но нужно было еще выбраться за ворота. Норки-надсмотрщики были настолько ошеломлены тем, что всегда покорные рабы ласки, как сумасшедшие, выбегают из дверей фабрики и изо всех сил несутся к воротам, что не сразу пришли в себя. Впрочем, через несколько секунд они опомнились и принялись орать, чтобы ласки немедленно вернулись на места. Но никто не обратил на них внимания.

В этот момент из открытой двери фабрики выскользнуло привидение. Здесь, во дворе, оно казалось еще больше. Стало видно, что с его крыльев свисают водоросли, а набитое норками брюхо похоже на бледное брюшко лягушки, если ее перевернуть на спину. Увидев еще порцию надсмотрщиков, оно набросилось на них и принялось глотать.

В это время из бараков вышла другая смена ласок. Быстро оценив ситуацию, они разбежались и попрятались, ибо никто не умеет прятаться лучше, чем ласки. Они ухитряются находить такие щели, куда не догадается забраться никто другой. Вот и дух из окарины, когда покончил с надсмотрщиками, обнаружил, что поблизости не осталось никого. Плакса и Грязнуля всегда умели отлично прятаться и маскироваться, вот и сейчас они укрылись в дупле старого дуба.

Выбрались из своего укрытия они, только когда снова стемнело. В дупле было сыро, так что задремать им так и не удалось. Уже почти сутки они не спали. Наши ласки отправились через болота на юг. По дороге они освободили от обносков несколько чучел на огородах и завернулись в добытые тряпки. Они были благодарны за каждый найденный клочок – ночи стали холодны и ласки дрожали от пронизывающего ветра.

– Я так рад, что мы наконец избавились от этой окарины, – сказал Плакса. – Отлично придумано, Грязнуля.

– Это ты заставил меня задуматься над тем, как избавиться от нее.

– Я?

– Ну да Ты вдохновляешь меня, Плакса. Смотри-ка, вон там виднеется свет. Вроде бы это домик моей тетушки Нэлли. Пойдем-ка узнаем, не угостит ли она нас завтраком и не даст ли поспать хоть несколько часов. Я ужасно устал и, кажется, могу проспать целую неделю.

Плакса зевнул.

– Да и я тоже. А еще бы я с удовольствием поел. Вот бы сейчас яичницу с ветчиной!

– Думаю, тетушка нас хорошо встретит. Она считает, что гостей всегда надо как следует накормить, а потом уже вести светские беседы. Говорит она, правда, немного смешно, но тут все так говорят – местный диалект.

– Неважно, как она говорит, главное, чтобы кровати были мягкими.