Текст книги "Ночные бродяги"

Автор книги: Гарри Килворт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

24

Сэр Недоум и его сестра Сибил сидели в своем любимом ресторанчике «Кольцо сердца». Его владельцем был выдра по имени Тарка, а ресторанчик специализировался на блюдах из птицы. Сибил обожала выбирать кушанья, когда брат прочитывал ей все меню. Что же касается самого мэра, то ему настолько нравилось слышать звуки собственного голоса, что он никогда не отказывался от возможности почитать вслух.

– Амазонская ласточка в ежевичном соусе, – провозгласил он, – зажаренная до золотистой корочки и политая соусом из ягод ежевики с добавкой из потрошков жаворонка.

– Прекрасно, – сказала Сибил. – Звучит весьма заманчиво, но я не уверена, что мне понравятся потроха жаворонка.

– Ты всегда говоришь одно и то же, так ни разу и не попробовав, Сиб.

– Я знаю, что мне нравится, а что нет, братец. Лучше что-нибудь другое.

Толстопуз пожал плечами и продолжил чтение:

– Водные птенчики – птенцы краснозобой казарки, только что вылупившиеся из яйца. Подаются с деликатесным сыром и гарниром из морских водорослей.

– А что такое «казарка»?

– По-моему, что-то вроде морской утки.

Тут к их столу подошел сам Тарка и, грациозно поклонившись, поставил на стол бутылку вина из розовых лепестков – за счет заведения.

– Совершенно верно, мэр, – сказал Тарка. – Это морская утка, но, к счастью, она откладывает до восемнадцати яиц. Мы собираем их и отправляем в наш инкубатор. Птенцов кладут в кипящую воду, и они оказываются у вас на тарелке через несколько минут после того, как они вылупились из яйца. Свежайшее блюдо. Очень рекомендую.

Мэр снова посмотрел в меню:

– Но они стоят пять золотых за порцию! Если у вас так много яиц в этом самом инкубаторе, почему блюдо такое дорогое?

– Потому что казарка – вымирающий вид, мэр.

– А, ну тогда понятно. Но я, пожалуй, все-таки закажу ласточку. И включите отопление в зале! Я замерзаю.

На мэре был шерстяной черный костюм, но, как мы знаем, он мерз даже в самую теплую погоду.

– Но ведь тут жарко, – попытался возразить Тарка. – На кухне поварам просто дышать нечем.

– Плевать мне на поваров! Включите отопление. Здесь такой холод, словно мы живем в Арктике. У вас, должно быть, открыт холодильник.

– Я сейчас же прикажу включить отопление.

– Прекрасно. Сиб, что ты собираешься заказать?

– Просто тост с сыром, – сообщила Сибил. – Полагаю, что после сегодняшнего обеда я стану вегетарианкой.

– Почему это?

– Просто так, Толстик, – вздохнула Сибил. – Ты все равно не поймешь. – Потом она указала пальчиком на вино. – Оно вкусное?

– О, великолепное, принцесса, – заверил ее Тарка. – Два года выдержки, а лепестки – самые сладкие – с только распустившихся бутонов.

В отличие от брата Сибил не отказывалась от титула, ей нравилось, когда ее называли принцессой.

– Отлично, – усмехнулся мэр, который любил, когда его угощали бесплатно. Казалось, что на дармовщину он готов выпить даже рвотное. Он всегда говорил в таких случаях, что отказываться просто неприлично и он не может обижать горожан, которые хотят сделать ему приятное. – Ставь свое пойло на стол, а мы уж сами нальем себе по бокалу.

– Пойло? Ха, мне это нравится, мэр, вы такой остроумный сегодня.

– Сегодня? Я всегда остроумен. А пока нам готовят наш заказ, мы выберем закуски. – И он снова взялся за меню. – Садовые слизни, фаршированные мухами, – нет уж! Говорят, жирное вредно для печени. Так. Кишечные паразиты из трупов мышей с приправами. На мой взгляд, это чересчур уж экзотичное блюдо. Крылышки тараканов в соусе ласок – нет. Ага, вот то, что надо! Парная кровь кролика. Принеси большой стакан с двумя соломинками.

– Я не хочу, – объявила Сибил.

– Ладно, тогда одну соломинку.

Тарка прищелкнул пальцами, подзывая официанта, сделал одному ему понятный знак, и перед мэром на подносе появился стакан с дымящейся кровью.

Мэр снова уткнулся носом в меню, не забывая, впрочем, об угощении.

– Толстик! – с укоризной сказала Сибил. – Не хлюпай!

На мгновение он оторвался от соломинки и поднял голову. С его усов на стол сорвалось несколько тяжелых красных капель. Мэр с удовольствием вздохнул и сказал:

– Но ты же понимаешь, Сиб, этот напиток надо пить быстро, пока он не остыл, а то весь вкус пропадает.

– Может, ты мне нальешь бокал вина, Недоум?

Мэр отложил меню и налил сестре вина. Сибил пригубила и кивнула. То и дело мимо их стола проходили посетители, приветствуя мэра и его сестру. В ресторане было полно народу. Сегодня в театре «Сфера» давали представление, но поскольку пьеса была сатирой на горностаев, то коротать вечер им пришлось в ресторане. Впрочем, мэр терпеть не мог все эти пьесы и представления. Он считал, что там слишком много говорят.

Сегодняшнюю пьесу под названием «Ветер в нивах» написал барсук. В ней речь шла о каких-то обитателях леса, питающихся орехами, которых выгнали из домов жадные лорды-горностаи. Короче говоря, гнусная пропаганда.

В уголке тихонько играл какую-то довольно мелодичную пьесу квинтет ласок. Горностаи не испытывали особой склонности к игре на музыкальных инструментах, они могли слушать игру, критиковать того или иного исполнителя, но сами играли крайне редко. Один из ласок играл на клампикорде – инструменте, звучание которого напоминало стук созревших плодов по земле, трое других дули в небольшие рожки, издававшие звуки, похожие на свист сокола, а пятый мягко пощипывал струны инструмента, сделанного из высушенной половинки тыквы, на которую натянули прочную паутину.

Предоставленные сами себе, музыканты играли народные песни ласок, которые горностаи считали слишком грубыми. Эти напевы представляли собой не что иное, как древние сказания о свободе и тому подобном. Разумеется, горностаям не очень нравилось, когда низы общества распевали песни о таких опасных вещах. Они предпочитали коротенькие веселые песенки о том, как поварята на кухне моют посуду, чистят печи и выпекают вкусные булочки, которые покупатели потом охотно берут в магазине, а самим поварятам достаются лишь крошки. Такие песенки горностаям очень нравились, они веселились и хлопали, считая их весьма забавными.

Внезапно мэр Недоум повел носом. Его сестра подняла глаза от бокала вина и спросила:

– Что случилось?

Толстопуз кивнул в сторону двери. В эту секунду в ресторане появился еще один горностай. Растрепанный и весь в синяках, он казался здесь совершенно неуместным.

– Мой шеф полиции, – пробормотал мэр. – Я даже знаю, что он сейчас скажет. Наверняка он сообщит, что так и не сумел арестовать этого мерзавца Остронюха Серебряка.

Как только Врун добрался до стола, он произнес именно эту фразу:

– Я так и не сумел арестовать этого мерзавца Остронюха Серебряка.

На морде мэра появилось выражение злорадного торжества: он сумел слово в слово предсказать то, что скажет его подчиненный.

– И, – мрачно продолжил Врун, – я потерял пароцикл.

– Что? – взревел мэр, вскакивая со стула. Все разговоры в зале тотчас стихли. – Как это потерял?

– На самом деле все обстоит еще хуже. Он взорвался. Упал, в реку. Я ничего не мог поделать. Этот мерзкий ласка одурачил меня. Там была целая банда, честное слово. И мне едва удалось вырваться из их лап и спастись. Просто повезло, что я остался цел и невредим.

– Я бы не стал этого утверждать, – процедил мэр сквозь зубы. – О твоем везении мы поговорим позже. И что же случилось с лаской?

– Он сбежал на речном судне.

– Каком еще судне?

– На барже.

Мэр выпучил глаза:

– На барже? Ее что, тянули подводные мыши? Она неслась как стрела? Ты что, не мог ее догнать?

– По берегу невозможно было за ней угнаться – там нет тропинок, – мрачно пояснил шеф полиции. – К тому же течением ее сразу же отнесло на середину реки, да еще на ней стоял пружинный двигатель. А по бортам стояли орудия, так что с берега вообще невозможно было подобраться. Это было просто непосильной задачей.

– Непосильной, – пробормотала себе под нос Сибил. – Мне нравится это слово. Слегка похоже на мое имя.

– У вас – восхитительное имя, – отозвался Врун, поворачиваясь к спутнице мэра и переключая внимание на нее. – Сибилант. Мне оно всегда казалось прекрасным.

Мэр фыркнул. Он терпеть не мог, когда Врун говорил длинные и сложные слова, заставляя его, Толстопуза Недоума, чувствовать себя неотесанным увальнем.

– Обычное имя. Ничего особенного. Впрочем, нечего рассуждать об именах. Давай-ка вернемся к моему пароциклу. Ты заплатишь за него из своего кармана, Врун. В прежние времена за гораздо меньшее тебя бы повесили на мосту вниз головой. Бог знает почему сейчас нельзя так поступить. Хотя, должен признаться, ужасно хочется тебя казнить.

– Прошу прощения, – сказал Врун, понурив голову, и уселся на свободный стул.

– Кто тебя приглашал? – раздраженно воскликнул мэр. – Ты стал слишком много себе позволять, Врун. К тому же вид у тебя как у мертвеца, выбравшегося из могилы. Может, тебе стоит принять ванну?

– Я уже мылся, мэр. Это просто синяки и порезы.

– Как бы то ни было, я не желаю, чтобы ты портил мне аппетит своими синяками.

Сибил прервала брата:

– Не ругай его. Думаю, будет неплохо, если у нас появится компания. – Она посмотрела на шефа полиции. – Шеф Врун…

– Однолюб, – пробормотал он.

– Однолюб, – повторила она и улыбнулась, – должно быть, вы чувствуете себя очень одиноким, работая шефом полиции.

– Вы даже не представляете! Все меня буквально ненавидят.

– Даже твой начальник! – прорычал Недоум.

Но тут принесли заказанное мэром блюдо – жареную ласточку, и Толстопуз несколько успокоился. Кроме того, в зале заметно потеплело, правда, теперь остальные посетители и официанты обливались потом, но мэра это мало занимало.

– Ага!

Ласточка выглядела великолепно. Повар расположил ее на небольшой подставке, и теперь казалось, что она парит над тарелкой, как живая. Правда, впечатление немного портило то, что на ней совсем не было перьев, а красноватый ежевичный соус придавал ей какой-то сырой вид. Больше всего обед мэра походил на произведение современного искусства.

– Да, – произнесла Сибил, – превосходно.

– Точно, – согласился мэр, отламывая крылышко и вгрызаясь в него.

Сибил поморщилась и снова повернулась к Вруну:

– Водите, какой некультурный у меня брат. И с таким грубияном мне приходится иметь дело, Однолюб. Он – совершенно черствый и бездушный и абсолютно не разбирается в искусстве.

Врун оказался в трудном положении. Если он согласится с Сибил, ему достанется от Недоума, который, что ни говори, является его начальником. Но не ответить принцессе тоже нельзя. Поэтому вместо ответа он уронил вилку и полез за ней под стол. К тому времени как он выбрался и вытер вилку салфеткой, для Сибил уже принесли сыр на тоненьком кусочке хлеба.

Откусив кусочек, она продолжила прерванный разговор:

– Так вы чувствуете себя одиноким?

– Ну, понимаете, – философски спокойно ответил Врун, – такая работа, как у меня, предполагает нечто подобное. Даже моя собственная семья… все они меня боятся. Меня ненавидят и боятся все, кроме вас и мэра, разумеется. Вы же сами знаете, какой я принципиальный. Я собственную бабушку арестую, если понадобится, – с гордостью добавил он.

– У тебя нет бабушки, – заметил мэр, обгрызая грудку ласточки. Он весь перемазался в ежевичном соусе, а за воротник зацепилась маленькая косточка. Понятно, что блюдо ему понравилось. – А если бы была, то я бы назначил шефом полиции ее вместо такого тупицы, как ты! Ты собираешься что-нибудь заказать? Если да, то решай побыстрее, а то у меня что-то сегодня аппетит разыгрался.

– Ты никогда не страдал от отсутствия аппетита, – сказала Сибил. – И становишься все толще и толще. Посмотри, какие складки у тебя на брюхе! Просто отвратительно. Если хочешь еще что-то заказать, возьми лучше салат. По крайней мере, он не очень калорийный.

И тут в ресторане появился секретарь Вруна – сержант-ласка по имени Помпон. Он получил свое имя в честь святого Помпона – придворного шута, который был одним из его предков. Помпон выглядел расстроенным.

Извинившись перед мэром, которой смотрел на него так, словно перед ним оказалось какое-то насекомое, Помпон тревожно сообщил Вруну:

– В городе объявился Джек Потрошитель.

– Джек Потрошитель? – переспросила Сибил. – Кто это?

Врун вздохнул и встал со стула.

– Это ласка, который нападает на прохожих, – неохотно объяснил он. – Некоторые говорят, что он, должно быть, работал в прачечной, где и натренировался.

– Но что же он делает?

– Это несколько неприлично, принцесса, – пробормотал Врун. – Право же, я не знаю…

– Ради бога, Врун, – вмешался мэр, обгладывая хвост ласточки. – Прекрати вести себя как идиот. Ничего особенного, Сибил, этот преступник просто бродит по городу, срывает с веревок сохнущее нижнее белье и разрывает его на лоскутки. Больше всего ему нравятся трусы. По-моему, он просто сумасшедший, вот и все. Надо его поскорее изловить и отправить в тюрьму. Так что иди и лови его скорее. А то на прошлой неделе у меня как раз пропали две пары любимых трусов.

Врун щелкнул каблуками:

– Да, мэр. Принцесса, мне было очень приятно поговорить…

– Ну, иди же! – прорычал мэр.

Но Сибил спокойно сказала:

– До свидания, Однолюб. И если вам станет вдруг одиноко, можете составить мне компанию в игре в карты.

– Хватит, – простонал ее брат, швыряя обглоданный скелет ласточки на тарелку. – Хватит этих глупостей!

25

Если бы владелец баржи не помог Нюху выбраться из отбросов, тот наверняка бы утонул. Что и говорить, вряд ли кому-то понравится смерть в куче мусора среди остатков пищи, помоев, отбросов и просто старых вещей. Перед кончиной он бы успел вдоволь наглотаться этой гадости.

Владельцем баржи, вернее, владелицей оказалась барсучиха, на морде у которой были темные полосы, так что она больше всего напоминала вора, надевшего маску, чтобы его никто не узнал. Она несколько удивилась, когда на ее суденышко свалился незнакомец. Впрочем, вытащив Нюха из отходов, она поприветствовала его словами:

– Привет, жаба. Должна сказать, что недовольна работой ваших прачек – за эту неделю они потеряли два моих воротничка. Надеюсь, такое не повторится.

– Очень смешно, – ответил Нюх, выплевывая кусок прокисшей булочки. На ухе у него повисла картофельная шелуха, так что вид у него был не совсем такой аккуратный, как обычно. – Буду вам весьма признателен, джисс, если вы поможете мне встать. И нет ли у вас ведра воды, чтобы я мог смыть с себя помои? Полагаю, немалая часть вашего груза осела на моем платье, и мне не терпится от нее избавиться.

А его спасительница не выпускала из лап здоровенную палку, ухватившись за которую Нюх и выбрался из мусора несколько мгновений назад. И барсучиха очень хотела получить ответы на некоторые вопросы.

– Послушай-ка, приятель, – сказала она, – я понимаю, что ты прыгнул на мою баржу, потому что за тобой гнались полицейские, да еще с такой машиной. Паровой двигатель, как я понимаю? Терпеть их не могу. Лично я сторонница пружинных механизмов. И баржа у меня с таким двигателем, и вообще все приспособления – только механические. Ни за что бы не поставила паровой двигатель, даже если бы мне заплатили. Но все-таки мне хотелось бы кое-что узнать. С чего это, например, ты вырядился в жабий костюм, а?

– Так уж получилось…

– Ты еще скажи, что собрался на маскарад.

– Нет, вы сами видели, я убегал от полиции. Они решили, что я похитил или убил принца леммингов. Хотя это неправда.

Барсучиха, судя по всему, не особо жаловала полицию, которая за взятку была готова на что угодно. Но кто знает, может, на ее барже оказался настоящий убийца? Барсучиха подозрительно посмотрела на Нюха и сказала:

– Это ты так говоришь.

– Меня зовут Остронюх Серебряк, – сообщил Нюх с некоторым апломбом. – А семья Серебряков издавна пользовалась уважением как среди ласок, так и среди других животных, населяющих Поднебесный.

– Это лишь слова.

– Уверяю вас, джисс, я – вполне уважаемый гражданин. Как сказала бы моя знакомая Бриония Живорез…

– Это… Постой-ка. Ты говоришь, Бриония Живорез? Не она ли работает врачом? Опиши-ка мне ее.

Нюх старательно описал свою приятельницу.

Только теперь барсучиха опустила свою тяжелую палку.

– Да, – сказала она, – некоторое время назад доктор Бриония лечила меня, и, как видишь, я поправилась. А ее друзья – мои друзья. Я дам тебе все, что нужно. Подожди минутку. Стой тут, а если баржу станет прибивать к берегу, просто направь ее в противоположную сторону. Не считай ворон – смотри в оба. – И барсучиха рассмеялась, довольная немудреной шуткой. – Это я сегодня придумала, у меня много времени.

Потом она спустилась в трюм.

Нюх смотрел по сторонам. На небе светила луна, так что в лунном свете можно было различить темные силуэты кустов, которые росли по берегам реки. Вечер был великолепен. Иногда раздавался плеск – играла рыба, поднимаясь к самой поверхности воды и выпрыгивая из реки. По укромным тропинкам бесшумно пробирались ночные животные. Пролетела сова, на мгновение закрыв крыльями луну и заставив ласку замереть от неприятного чувства: Нюх ощутил себя охотничьей добычей, совершенно беззащитный здесь, на палубе.

В ночной тишине раздавались и другие звуки – попискивания и жалобные крики, как будто кого-то уже схватил хищник и бедолаге только и остается, что беспомощно вскрикнуть, чтобы потом замолчать навсегда. Шуршание листьев, шелест травы, легкое поскрипывание днища баржи, когда она подходила слишком близко к берегу. Всякие похрюкивания и пофыркивания, храп и причмокивания – словом, все звуки, на которые в дневной суматохе никто не обращает внимания.

– Да уж, сельского жителя из меня не получится, что уж тут говорить, – пробормотал Нюх себе под нос. – Я слишком долго живу в городе.

Потом он задумался, что случилось с двумя его друзьями.

Он понадеялся, что полиция преследовала лишь его, а Грязнулю и Плаксу оставила в покое, так что сейчас они, должно быть, уже направляются обратно в город. Разумеется, им придется объясняться, чтобы очиститься от подозрений в воровстве. На Поднебесном кража велосипеда считалась лишь немногим хуже убийства, ведь велосипед стал главным средством передвижения. Тех, кто крал велосипеды, предавали в лапы закона и карали со всей суровостью. Им не грозило заключение в тюрьму, потому что их просто-напросто вешали на ближайшем суку в какой-нибудь роще.

В эту минуту баржа как раз проплывала мимо небольшой фермы – на берегу выступали темные силуэты домов, а сады тянулись до самого берега. Внезапно течение повлекло баржу вправо, прямо на лодочный сарай, стоящий на сваях и нависающий над водой. Нюх заметил опасность слишком поздно. Правда, он вцепился в руль и успел его дернуть в сторону, баржа резко отвернула и едва не уткнулась носом в противоположный берег. Ласка в панике снова дернул руль, баржа резко изменила курс и врезалась в небольшую теплицу, которая стояла у самого берега.

Там она и застряла. В ночной тишине послышались звон и грохот – это рушилась теплица и разбивались стекла, осыпая нос баржи осколками.

– Что тут происходит?! – завопила из трюма барсучиха. – Я упала и вывихнула ногу!

– Извините, – пробормотал Нюх, с ужасом глядя на разрушения, которые он учинил. От ухоженной и аккуратной теплицы остались одни обломки. Ласка поднял шест и попытался оттолкнуться от берега. Впрочем, оказалось, что это не так-то просто: днище баржи крепко застряло в илистом дне, да и мох, растущий по берегу, как будто вцепился в несчастную баржу. В доме зажегся свет, весь этот шум разбудил хозяев, что и неудивительно: от такого грохота кто угодно бы проснулся. К берегу приближался человек с фонарем. При виде огромного разъяренного мужчины у Нюха сердце ушло в пятки. Тем более что в другой руке у хозяина теплицы было ружье.

– Кто здесь? – грозно спросил он.

– Извините, – снова пробормотал Нюх, изо всех сил налегая на шест, чтобы поскорее столкнуть застрявшую баржу. – Я заплачу за причиненный ущерб.

Человек подошел еще ближе. Теперь он возвышался над лаской, как башня, освещая Нюха ярким светом.

– Это что еще такое? – спросил он. – Какая-то жаба сломала мою теплицу?

– Это случайно, – прошелестел в ответ Нюх, для которого, как и для большинства других животных, запах человека был устрашающим. – Но ничего. Пришлите счет в Туманный на Хлебную улицу, семь, на имя Остронюха Серебряка.

– Так ты из горожан? И что же, интересно знать, делает жаба в таком богатом районе? А пахнет от тебя, как от свинарника.

Наконец на палубу выбралась барсучиха с ведром воды.

– Предоставь это мне, – сказала она Нюху, а потом обратилась к человеку, по-видимому не испытывая перед ним никакого страха. – Тебе сказали, куда прислать счет? Вот и все, а теперь можешь спокойно отправляться спать.

– Ты с кем так разговариваешь? – оскорбился владелец разгромленной теплицы.

– Откуда мне знать? – сварливо отозвалась барсучиха. – На тебе не написано, кто ты такой.

– Ну, я тебе сейчас задам!

– Ой, иди-ка лучше и поиграй со своим ружьем где-нибудь в другом месте, и нечего мешать занятым животным.

Все это время Нюх с ужасом смотрел на ружье. Впрочем, барсучиха, судя по всему, нисколько его не боялась. Она знала, как себя вести с сельскими жителями, даже если это люди. Затем она выхватила из лап Нюха шест и сноровисто оттолкнулась от берега. Баржа сразу же отвалила. Человек стоял и смотрел на них в немом изумлении – никогда прежде ему не приходилось иметь дело с такими наглецами. Потом он погрозил кулаком вслед уплывающей по течению барже и заорал:

– И не надейся, что я не пришлю счет!

– Надеюсь, вы именно так и поступите! – завопил в ответ Нюх, счастливый оттого, что его не подстрелили. – И я, разумеется, его оплачу.

– Лучше бы тебе так и сделать, иначе я пошлю этот счет Динсдалю, а уж он-то разыщет тебя!

– А кто такой Динсдаль? – спросил Нюх у барсучихи.

– Наверное, какой-нибудь сборщик налогов и податей.

Они медленно проплывали мимо какой-то деревни. Нюх видел, как за церковной оградой два человека что-то выкапывают, и слышал стук их лопат. Похоже, не только барсуки Шиш и Кыш копаются на кладбищах. Брионии не раз доставляли трупы ласок и горностаев, и она практиковалась на них, изучая анатомию. Но эти трупы попадали к ней по завещанию. Звери заранее оговаривали, что после смерти их тела попадут в анатомический театр. А вот барсуков обвиняли в осквернении могил, но за отсутствием улик их пришлось отпустить. Странно, что люди занимаются тем же самым.

Течение медленно несло баржу вперед, и вскоре они уже добрались до города. Нюх видел свет газовых фонарей на улицах Туманного. А вот и старый его знакомый Возила. Тот выгружал что-то из своей лодки.

– Добавить немного бобов, и выйдет отличная похлебка, – сказал Возила, показывая на свой груз, это было мясо. – Если хотите, немного позже я угощу вас отличным ужином. Кстати, вы, того и гляди, вывалитесь из своего наряда. А кстати, почему, на вас такое платье? В нем вы похожи на жабу-прачку.

– Так уж получилось, Возила.

– А вы не хотите задержаться на минутку и помыться?

– Нет, – решительно отозвался Нюх.

– Жаль, а то вашей одежде не повредила бы небольшая чистка.

Но Нюх поспешил домой. Все встречные прохожие с изумлением смотрели на ласку, вырядившегося в жабье платье, который вдобавок со всех лап несся по аллеям и мостовым, через рынок, переулками и широкими площадями. Наконец он добрался до Хлебной улицы. Перед его домом расхаживал полицейский – похоже, он дожидался именно нашего героя. Нюх перескочил через изгородь, пробрался к черному ходу и осторожно вскарабкался по водосточной трубе в окно, выходящее в коридор. Затем, облегченно вздохнув, он прокрался к двери своей квартиры и вошел.

Там он не стал зажигать свет, чтобы его не увидел полицейский. Вместо этого он просто стащил с себя платье и, швырнув его в одно из кресел, рухнул в постель. В ту же секунду он почувствовал, что прикасается к чему-то холодному и склизкому. К тому же это что-тоужасно воняло. Внезапно зажегся свет, и Нюх обнаружил, что лежит лицом к лицу с отвратительным трупом.

– А-а! – завопил Нюх, спрыгивая с кровати.

– Не надо так кричать, – раздался позади него ласковый голос. – Это всего-навсего мы.

Нюх обернулся. Это были два барсука. Один из них сидел в кресле, и с головы у него наподобие фаты свешивалось жабье платье. Второй стоял и держал в лапе лампу. Оба они насмешливо смотрели на перепуганного ласку.

– Это всего лишь мы. И нечему удивляться. – Барсуки переглянулись и обменялись усмешками. – Тебе не кажется, что платье немного великовато? Да и пахнет оно как-то странно. Что ты им делал? Чистил сортир?