Текст книги "Ребе едет в отпуск"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 50

– Они улетают в понедельник, – сообщил ребе. – Дэн говорит, что заедет завтра попрощаться.

– Но почему Рой не может закончить учебный год? – спросила Мириам.

В квартире они были одни: Гиттель ушла с Джонатаном в парк. Ребе пожал плечами и не сразу ответил, а сначала пошел к плите, налил себе чашку чая, вопросительно посмотрел на жену и налил еще одну. Потом обе чашки поставил на стол.

– Так будет лучше, я думаю, – сказал он лишь после того, как отхлебнул чай. – У парня с самого начала все шло не так, да еще этот ужасный случай. Не думаю, что ему удастся хорошо доучиться. К тому же существует опасность со стороны арабских друзей Абдула, ведь они не знают всей истории, а видят только, что Рой и Абдул уехали вместе, и теперь Рой свободен, а Абдул под следствием.

– А Дэн?

– В данной ситуации он не сможет уехать один.

– Но его книга?

– Так он вернется попозже. А может, у него уже достаточно материала, чтобы сесть и написать ее. – Он осушил чашку. – В конце следующей недели будет уже три месяца, как мы здесь. Надо подумать…

– О, но Гиттель сказала, что говорила с мадам Клопчук, и та не возражает, если мы побудем еще.

– Нет, я не имел в виду квартиру, – ответил ребе. – Я хотел сказать, что надо думать о возвращении в Штаты.

– Да? – Она сдержала удивление, ожидая объяснений.

Ребе был поражен.

– Здесь, в Израиле, никому не нужен лишний раввин, разве ты не понимаешь? Врач едет туда, где болезнь, а раввин – туда, где он нужен.

– Но ты собирался оставить раввинство и жить здесь.

– Знаю, – печально кивнул он. – Это мечты, они возникают у каждого, кто по работе несет ответственность за людей. Но рано или поздно мечты кончаются и наступает реальность, надо возвращаться к прежним занятиям.

– Неужели дело Роя так на тебя подействовало?

– Полагаю, оно помогло мне определиться с решением, но я пришел к нему давно. Ты знаешь, какое-то время я пытался сделать выбор, еще до нашего приезда.

– А потом заразил этой идеей меня…

– Я отчасти надеялся, что ты станешь возражать. Так было бы легче. Но я рад, что ты не возражала, потому что это должен решить только я.

В дверь постучали, она открыла, и вошли Джонатан и Гиттель.

– Я играл в футбол, – закричал Джонатан. – Правда, Гиттель? Скажи им. Там были ребята, и я играл с ними.

– Замечательно, – сказал отец.

– Он заправский футболист, – похвалила Гиттель.

Ребе взглянул на часы.

– Как поздно! Пора в синагогу на «Havdalah»[20]20
  Молитва, произносимая на исходе Субботы. (Примеч. пер.)


[Закрыть]. Хочешь пойти со мной, Джонатан? Тебе надо переодеться.

– Ладно, я быстро. Подождешь меня? Помоги мне переодеться, Гиттель.

– Хорошо. Пошли, Джонатан.

Ребе порылся в карманном еженедельнике и сказал Мириам:

– Если мы вылетим в следующий понедельник, то прибудем домой ровно через три месяца со дня отъезда в Израиль. Это хорошо. Может, ты позвонишь в авиакомпанию и забронируешь билеты?

Когда ребе с сыном ушли, Гиттель сказала:

– Знаешь, Мириам, я все собиралась тебе сказать, но не хотела при Дэвиде: Авнер Адуми был им очень поражен, и я тоже. Он здорово помог Стедманам, но помог и Израилю.

– Но не доктору Бен Ами, – ответила Мириам, – а мне его жаль. Ты однажды водила меня к нему, когда я была в депрессии, а он был так добр и помог мне. Что с ним будет?

– С доктором Бен Ами? Ничего.

– Ничего?

– Конечно. Адуми – это не полиция, «Шин Бет» работает самостоятельно. А если ему потребуется доложить наверх, то он просто скажет, что Рой не связан с террористами, и делу конец.

– Но он же не может игнорировать то, что сделал Бен Ами.

– А что он сделал? Давние дела в России? Доказательств нет, только рассказ Мевамета. Когда принимаешь административное решение, всегда кто-то думает, что это относится лично к нему. В любом случае, то, что произошло в России много лет назад, Адуми не касается.

– Но он убил Мевамета, – запротестовала Мириам.

– Да, но твой Дэвид доказал, что это произошло случайно, при самозащите. Так оно и было, потому что Бен Ами не узнал бы одного из тысяч бывших заключенных, но Мевамет мог его узнать. Так что? Он не сообщил о бомбе? Но он пытался, он ее разрядил и позвонил Адуми.

– Но затем он снова ее зарядил и взорвал.

– Это так, но никто по сути не пострадал, потому что Мевамет был уже мертв. Да, он нанес вред дому, но это дом его брата. Нет, я уверена, что Адуми не станет ничего предпринимать. Вот увидите, когда Бен Ами вернется, он сразу продолжит лечить Сару.

– Я уже не увижу, Гиттель. Мы уезжаем в Штаты где-то через неделю.

Впервые Гиттель утратила свою уверенность.

– Но ведь ты говорила…

– Что Дэвид хочет остаться? Это так, но ему надо возвращаться. В глубине души он всегда это знал.

– Ури в армии, мне будет так одиноко, – печально вздохнула Гиттель, – а я надеялась, что у меня будет семья, которой я смогу помогать и которую буду навещать. А теперь вы уезжаете, Ури женится, и я останусь совсем одна.

Повинуясь внезапному порыву, Мириам шагнула к Гиттель и обняла ее.

– Не грусти, Гиттель, мы будем регулярно приезжать отдохнуть.

– Я грущу, – ответила Гиттель, – о тебе. Печально думать, что ты возвращаешься в изгнание, а могла бы остаться здесь, в Земле Обетованной. Но поезжай с Богом и возвращайся с Богом. Твой Дэвид – умный человек. Возможно, в следующий раз он сможет остаться.

Глава 51

– Получив вашу телеграмму, я подумала, что вы приедете с девушкой, – сказала Бетти Дойч, аккуратно выезжая на своей машине из аэропорта на шоссе, ведущее в Барнардз Кроссинг. – Вы пишете: «Мы вылетаем» вместо «вылетаю». Довольно нетипично добавлять лишнее слово, и я подумала, что так вы меня предупреждаете о какой-то девушке.

Стедман засмеялся.

– Вы проницательны, Бет, но я летел не с девушкой, а с Роем. Я хотел побыть с ним здесь с неделю, но Лора встретила нас в аэропорту Кеннеди, и Рой решил сначала погостить у нее.

– Хотелось бы мне его повидать. Вы же знаете, как я к нему отношусь, Дэн.

– Но он всего лишь ваш племянник…

– Если нет своих детей, племянник становится чем-то большим, чем племянник, пусть даже единственный.

– Ну, после того как Рой устроится, он обязательно приедет к вам погостить, – пообещал Дэн.

– Прекрасно. Он, должно быть, усердно учился, чтобы закончить год так быстро. Он уже сдал экзамены?

– Пока нет, – вздохнул Дэн. – Возникли проблемы…

– С ним все в порядке? – поспешно спросила Бетти. – Он не заболел?

– О, нет, он в порядке. Расскажу, когда приедем, а то придется потом все повторять для Хьюго. А кстати, как он поживает?

Она бы предпочла поговорить о племяннике, но знала своего брата: его не собьешь.

– Хьюго здоров, как обычно, – сказала она, – но иногда бывает очень раздражителен.

Лояльная по отношению к мужу, она не могла не замечать его недостатков, и хотя никогда бы не рассказала о них постороннему, но брат – это другое дело, это родная кровь, и даже, пожалуй, ближе мужа.

– Трудно быть женой раввина, он так часто сидит дома, вечно путается под ногами… Никогда не знаешь, не придется ли ему вдруг бежать на какое-нибудь собрание и заменять какого-то оратора. Готовишь вкусный обед, планируешь сходить в кино, а вместо этого ешь одна и смотришь телевизор. А то еще появляется какой-нибудь юноша, попавший в беду, или думающий, что попал в беду, и рвущийся поговорить об этом. Иначе, видите ли, он может убежать из дома, совершить самоубийство или связаться с дурной компанией… А ты сидишь и ждешь, не зная, начинать ли есть или подождать, пока в кабинете не смолкнут голоса и беседа не закончится.

Стедман засмеялся.

– Разве ты еще не привыкла?

– Ко всему не привыкнешь. Если бифштекс подгорел, он не станет лучше от воспоминания, что на прошлой неделе случилось то же самое. Но я хочу сказать: все это ерунда по сравнению с тем, когда живешь с раввином, не имеющим реальной власти в общине. Когда Хьюго ушел на пенсию, он был полон планов: собирался издать свои проповеди в виде книги, а потом заняться следующей книгой о работе совета, а затем написать книгу о еврейских праздниках. Роскошные были планы, и он очень радовался, что появилось время. Он приготовил пишущую машинку, кучу бумаги, запасную ленту и даже специальный забеливатель для ошибок. И три дня подряд сразу после завтрака шел в кабинет и работал несколько часов. На четвертый день он решил сперва прогуляться. Я пошла в кабинет – не шпионить, а просто убрать – и повсюду валялись листы бумаги с фразами типа «Восемьдесят семь лет назад…» и прочей ерундой.

– Ну, иногда так трудно начать…

– Он так и не начал, Дэн, – тихо вздохнула она.

– Людям, только что ушедшим на пенсию, нужно время, чтобы освоиться.

– Но раввину это сделать еще труднее, – настаивала она. – Так много всего, что он не может сделать. Он обязан придерживаться определенного имиджа. Другие, уйдя на пенсию, могут каждый день играть в гольф или в карты, ходить в кино или читать детективы. Но раввин должен быть более духовным, он может иногда играть в гольф, но если это будет происходить каждый день, люди начнут удивляться. Мы обычно ходили пешком в библиотеку, это около мили от нашего дома быстрым шагом. Там мы бродили вдоль полок, смотрели на книги, и он то и дело выбирал себе детектив, но записывал на мою карточку. Бедняга, он не хотел, чтобы библиотекарь заподозрил его в чтении «легкой» литературы. Для себя он брал книги по социологии и религии, но читал вовсе не их.

Ее брат засмеялся.

– Какая тебе разница, что он читал? Это ведь ему нравилось, так?

– Ну, это меня не беспокоило, – ответила она. – Я просто объяснила тебе, как трудно раввину. Но он не мог целый день читать, да и не особо любил это дело. Когда ему было нечего делать, он слонялся возле меня и мешал. Убираю постель – он тут как тут, иду на кухню – опять он тут, предлагает помощь, подает мне то, чего я не просила. Понимаешь, у женщин свой ритм домашних дел. Если я привыкла ходить за перцем в кладовку, а нахожу его у себя под рукой, это меня не радует, а выбивает из колеи. Скажу тебе, если бы не эта его работа, я бы сошла с ума.

– Но работа все же подвернулась, – заметил Дэн.

– Да, и нам тут нравится. Хьюго очень любят в общине, а парни из совета не могут лишний раз не выразить ему свою признательность. Хьюго здесь нравится гораздо больше, чем в старой общине, где он прослужил тридцать лет. Здесь он ни разу не ссорился с советом, лучше просто нечего желать. И он не так уж стар, ведь раввин в шестьдесят пять еще в расцвете сил. В конце концов, не канавы же он копает. И его старинные службы оказались в новинку для местных людей.

– Но это все временно, – заметил брат.

– Не знаю. Если бы Хьюго был более решителен и практичен, он бы мог здесь остаться на сколько угодно. Надеюсь, он это с тобой обсудит. Я с ним говорила и, кажется, почти убедила!

Она включила сигнал поворота и завернула за угол.

– Вот и наша улица. – Она остановила машину, и тут же на веранде дома появился ребе Дойч и помахал им.

Когда Дэн вышел из машины, ребе сердечно его приветствовал.

– Рад тебя видеть, Дэн. Ты ведь погостишь у нас? Давай свои вещи. – Невзирая на протесты, ребе взял больший из двух чемоданов Дэна и понес в дом.

– Жизнь здесь пошла ему на пользу, – заметил Дэн сестре. – Хьюго кажется куда веселее и энергичнее.

– Да, это так. Новой работой он просто наслаждается. Ты должен мне помочь убедить его остаться.

Стедман поглядел на сестру и поджал губы.

– Потом поговорим…

Глава 52

Решено было, что говорить будет Рэймонд – не только потому, что он был председателем, но и потому, что как юрист тот знал толк в переговорах.

– Ты чересчур спешишь, Марти. С такими аристократами, как Дойчи, надо быть неторопливым и спокойным. Это же не семейная пара, которая проигралась на скачках и пришла просить заем.

– Хорошо, хорошо, ты будешь говорить, но чтобы к вечеру контракт был подписан.

– Ты хочешь, чтобы контракт был оформлен к вечеру, а по мне, пусть он только скажет, что остается, и неважно, когда он подпишет контракт. Может, он захочет показать его адвокату…

– Да? Послушай, Берт, пока у нас нет его подписи, у нас нет ничего. Я знаю, что он из высшего общества и его слово стоит многого, но я столько раз участвовал в сделках, где все согласны, пожимают руки, а потом говорят, что не поняли друг друга или изменились условия. Думаешь, только мы за ним охотимся? Может, и так, а может, он поработал здесь пару недель и послал письма в другие общины, где раввины ушли в научный отпуск, а в письмах написал: «Узнав о том, что ваш духовный наставник ребе Зильх уходит в научный отпуск, и т. д. и т. п… я бы хотел предложить вам свои услуги, и т. д. и т. п. Искренне ваш ребе Дойч, раввин в отставке».

– Брось, Марти!

– Поверь мне, это вполне возможно. Он ушел на пенсию всего несколько месяцев назад, так? А тут мы предлагаем ему работу, так? Так зачем ему ее принимать, если он в отставке? Могу понять, если он согласится заменить заболевшего приятеля-раввина. Но он не знает Смолла. Так что я тебе скажу, почему он согласился на наше предложение: потому что устал сидеть дома и ничего не делать. Отставка – не для всех блаженство. Но он знает, что работа эта – всего на три месяца, и если ему захочется вновь впрячься в лямку, то он начнет искать контакта с другими общинами, так?

– Ну…

– Поэтому мне нужна его подпись на контракте. К тому же через несколько дней вернется Смолл и захочет приступить к работе.

– А мы ему скажем, что подумали, будто он уволился, и изменили планы.

Марти Дрекслер яростно потряс головой.

– Нет. Мне кажется, ребе Дойч тут же откланяется.

– И что же изменится, если у нас будет подпись ребе Дойча?

– Тогда он уже не откажется, а откланяться придется ребе Смоллу.

– А почему ты думаешь, что он не станет сопротивляться?

– Потому что он парень гордый и не доставит нам удовольствия, признав свое поражение. Сделает вид, что и не собирался возвращаться.

– Припоминаю, он когда-то боролся за свое место. Пару раз…

– Нет, Берт, то было другое. Тогда он боролся за принципы, а не за место. Поверь старому Марти. Тебе нужен ребе Дойч? Добудь его подпись.

И все же, как не рвался Марти Дрекслер форсировать события, но прибыв к Дойчам и расположившись с раввином и его женой в гостиной, Берт Рэймонд начал разговор в легкой и непринужденной манере. Он поговорил о погоде, о том, как хорошо в Барнардз Кроссинг летом, затем осведомился о знаменитом брате миссис Дойч и о том, какие новости тот привез из Израиля. Когда Марти уже начал нервничать, Берт наконец сказал:

– Мы пришли, чтобы определиться с делом, которое обсуждали на той неделе, ребе.

– Вы получили вести от ребе Смолла? – спросил ребе Дойч.

– Не то чтобы получили…

– Так что вы не знаете его намерений?

– Ну, я полагаю, он просто не заинтересован. Мы столько раз вели с ним переговоры, и правление считает, что он не хочет возвращаться. Мы бы не хотели, чтобы религиозные службы прерывались, так что давайте сегодня же уладим дело и подпишем контракт.

– Но ребе Смолл должен вернуться через несколько дней. Можно ведь подождать и потом все решить.

Тут Марти Дрекслер потерял терпение.

– Послушайте, ребе, я деловой человек и не хочу ходить вокруг да около, как Берт. Вот официальная сторона дела: мы не хотим склоки в общине, не хотим, чтобы люди принимали ту или иную сторону и обсуждали плюсы и минусы каждого из ребе. Лично я не считаю это достойным, – энергично добавил он. – Теперь, если вы хотите остаться, подпишите контракт, и дело с концом. Мы уверены, ребе Смолл не станет спорить, если увидит, что все оформлено грамотно. Понимаете? Мы подписываем контракт, и все улажено. Ждем приезда ребе Смолла – и вот вам скандал.

Ребе Дойч медленно кивнул.

– Понятно… Когда вернется ребе Смолл, я с ним поговорю. Если он прямо скажет, что не хочет этой работы и не намерен к ней возвращаться, я подпишу ваш контракт. Если его интересует это место, даже пусть ваше правление решит, что он вам не подходит, я не останусь.

Миссис Дойч кивнула, как школьный учитель, одобряющий правильный ответ ученика в присутствии проверяющего.

– Но ваша жена говорила… – начал Марти.

– Это мое мнение, – решительно заявил ребе, – и так же думает миссис Дойч.

Когда они ушли, ребе сказал жене:

– Рад, что все позади. Меня мучит совесть с тех пор, как мысль о том, чтобы остаться, пришла мне в голову.

– Боюсь, я тоже в этом виновата, Хьюго, – ответила жена. – Но по правде говоря, я действительно думала, что ребе Смолл не вернется. Он не писал председателю…

– Я могу это понять. Он еще молод и чувствует себя обиженным, вот и не пишет. Даже не прислал открытки.

– Да, это так. – Она поколебалась. – Конечно, после того, что он сделал для Роя (мне Дэн рассказывал), ты и не мог решить иначе. Но мне жаль, Хьюго, мне так здесь нравилось…

– Я думал об этом и пришел к выводу, что мне здесь нравилось не потому, что это какая-то особая община, но потому, что здесь нам все внове. И все к нам так хорошо относились…

– Да, полагаю…

– Но разве ты не видишь, Бетти? – продолжал он. – Дело в том, что мы гости. Прими я предложение, и все бы изменилось.

– К чему ты клонишь?

– Мы с тобой неправильно поняли отставку. Когда увольняешься, это значит, что ты свободен и у тебя для этого есть деньги. Ты можешь делать, что хочешь.

– Но так ты уже жил и тебе надоело, – заметила она.

– Нет, я делал то, чего от меня ждали: ничего. И это утомляет. Но если делать то, что хочешь, это значит – иногда ничего не делать, а иногда, когда захочешь, работать. Я не говорил тебе, но вчера я обратился в семинарию, долго говорил по телефону с отделом кадров и сказал, что заинтересован во временной работе: могу заменять раввинов, ушедших в научный отпуск, и не требую большого жалованья. Я попросил иметь меня в виду, и думаю, что проблем с работой не будет.

– Ты опять хочешь работать?

– Только когда мне этого захочется. Мне бы хотелось попутешествовать, может быть, съездить в Израиль. Могли бы остаться там на несколько месяцев, как Смоллы. А потом я бы взял себе кафедру на полгода, если бы захотелось, если бы понравилась обстановка и люди. Таким образом, куда бы мы ни ехали, сохранялась бы новизна и независимость. Нужно признать, у меня, кажется, неплохо получается руководить общиной.

– О, Хьюго, тут ты на высоте, – горячо заявила Бетти. – Думаю, у нас получится. А если бы тебе предложили остаться…

– То я бы ответил, что мне очень жаль, – твердо возразил он, – что я ушел на пенсию и не заинтересован в постоянной работе.

– Да, дорогой, так будет лучше.

Садясь в машину, они не разговаривали, каждый был погружен в свои мысли. Когда машина отъехала от дома Дойчев, Рэймонд спросил:

– Что теперь делать?

– А что мы можем сделать? – свирепо огрызнулся Дрекслер. – Начнем готовить вечеринку по поводу возвращения Смоллов.

Глава 53

– Жена сказала мне, что вы нас навестите завтра вечером, – сказал шеф полиции Лэниган, – но я оказался поблизости…

– Конечно, – ответила Мириам. – Оставайтесь на чашку чая.

Она встала с дивана и направилась на кухню. Глаза шефа скользнули по ее животу, и он произнес:

– Ну, Дэвид, вижу, времени вы не теряли. Не зря съездили. Но вы нашли там то, чего искали?

– Да, – ответил ребе, помогая Мириам готовить чай и предложив гостю сливки и сахар. – Все было хорошо, мы нашли то, что искали, прямо в день приезда.

– Ну и отлично. Все же странно, что вы оставили работу на три месяца, особенно при такой конкуренции. Хотя если судить по встрече, которую вам устроили, вы знаете, чего хотите… – неохотно добавил он.

Неужели шеф порицал его за то, что он рисковал потерять работу? Ребе был тронут.

– Да, ребе Дойч хороший человек, – сказал он. – Он понравился в общине?

Лэниган энергично кивнул.

– Очень впечатляющий человек. Он создан для этого. – Он оценивающе взглянул на ребе. – А вы нет.

– Я знаю.

– И не стремитесь к этому. Поражать людей – это шаблонные уловки. Говорят, сейчас это не стильно. Сейчас новая мода на лидеров, но я думаю, она долго не продолжится. Когда вы уехали, нам прислали нового второго викария. Как раз новый тип служителя церкви – ходил в джинсах и свитере, сидел на полу с детьми и играл на гитаре. Полагаю, это были религиозные песни, но они таковыми не казались. По крайней мере, не похожи на наши привычные. И что? Глядя на него перед алтарем, в облачении, когда он благословлял паству, я видел только хиппи в голубых джинсах. А когда он читал молитвы, я ловил себя на мысли: докажи, докажи то, что ты говоришь. Он не мог меня убедить.

– А отец Доэрти?

– Он не снимает воротничка священника и черной одежды, так и кажется, что на нем церковные облачения, поэтому перед алтарем он достаточно убедителен. Ему веришь. Майк Доэрти не слишком умен, но ему и не надо, потому что кажется, что кто-то говорит за него. Это как будто фокусы показывают.

– Ну, у нас все иначе, – заметил ребе. – Раввин – это не пастор.

– Я знаю, вы мне объясняли, но знает ли об этом ваша община, или им нужно показывать фокусы?

– Думаю, некоторые знают, – сказал ребе. – А может, и все вместе.

– Короче, вот почему ребе Дойч был так популярен. Я слышал, как он однажды председательствовал на собрании. Он манипулирует голосом, если вы меня понимаете. Очень впечатляет. У нас священник носит облачение, у вас – нет, поэтому вам приходится действовать голосом и манерами. Форма дисциплинирует, спросите любого полицейского.

Ребе взглянул на синюю фуражку шефа, лежавшую возле него на полу, и сказал с улыбкой:

– Шеф полиции Иерусалима, по крайней мере тамошний инспектор, носит вот это. – И он коснулся ермолки у себя на голове.

– Правда? То есть это часть формы? Он носит ее на улице?

– Нет, на улице у него такая же фуражка, как у вас. Только в своем офисе…

– Вы видели его в офисе? Вы что, оказались замешаны в какое-то дело?

Ребе ухмыльнулся.

– Не совсем. Там случился взрыв, а я кое-что знал, и меня допросили.

– Взрыв! И вас допрашивали в полиции?

– Да, это можно назвать допросом, – улыбнулся ребе. – Но спрашивали в основном насчет моих религиозных взглядов. Инспектор сомневался в моей ортодоксальности.

Шеф полиции в изумлении покачал головой.

– Полицейский расспрашивал о религиозной ортодоксальности? Что же это за место, где полицейский беседует с раввином о религии? Разве это его дело?

– Именно такое место, – ответил ребе, – и так бывает не всегда. Просто попался особенный полицейский.

– Но вы говорили о взрыве. Значит, там было опасно?

– О, нет.

– Послушайте, сэйлемский настоятель собирает группу паломников в Ирландию, Рим, а затем в Святую Землю. Моя жена собирается ехать, и я согласен отпустить ее. Но если там опасно…

– О, там не опасно, – заверила Мириам. – Для нее, – добавила она. – Но для нас…

– А какая опасность была для вас? – спросил шеф.

Мириам взглянула на мужа. Он улыбнулся.

– Для нас всегда есть опасность не вернуться обратно.