Текст книги "Ребе едет в отпуск"

Автор книги: Гарри Кемельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 30

– Эй, откуда этот загар, В. С.? Вы были во Флориде или купили кварцевую лампу?

– Флорида? Нет, мы с Кацем были в Израиле.

– Израиль? Не шутите? Эй, ребята, В. С. был в Израиле. Когда вернулись?

– Позавчера. Мы ездили на десять дней, по делу.

В воскресное утро мужская часть общины собралась на завтрак, и люди продолжали прибывать, а члены комитета накрыли круглый стол, покрыли его скатертью и расставили серебряную посуду – совсем не как у женщин, где все готовилось накануне.

Все столпились вокруг Маркевича.

– Как там, В. С.?

– Как погода?

– Арабы в вас стреляли, В. С.?

– Вы открываете филиал в Израиле, В. С.? Станете теперь международным финансовым гигантом?

– Скажите, люди там напуганы?

– Напуганы? – возмутился В. С. Маркевич. – Вот что я скажу: там можно гулять в любом городе днем и ночью. Мы с Кацем гуляли в полночь по темным улицам, и никто ничего не сделал.

– Вам удалось все посмотреть? Куда вы ездили?

– Ну, большую часть времени провели с парнями из Министерства промышленного развития. Они все нам показали и познакомили с большими боссами из правительства. Путешествие удалось на славу.

– А в Иерусалиме были? Виделись с ребе?

– Ага, – кивнул В. С., – виделись и провели вместе целый день. Он повозил нас по городу.

– Он показал гробницу царя Давида?

– А как насчет окон Шагала? Это первое, что я увидел, когда там был.

– Вы посетили хадасский госпиталь, правда?

– Надеюсь, видели «Меа Шеарим»?

– Когда мы там были, больше всего нас поразил «Яд Вашем». Вы туда ездили?

Маркевич, широко улыбаясь, вертелся от одного собеседника к другому и наконец поднял обе руки, словно сдаваясь.

– По правде сказать, ребята, у нас не было случая все это видеть. Как я сказал, водил нас ребе, он предложил пойти к Стене, что мы и сделали. Потом показал Старый Город, без чего можно было обойтись. То есть, на мой взгляд, это просто куча вонючих закоулков. А потом мы пошли в университет, это заняло целый день. Скажу вам, – он перешел на громкий шепот, – у меня сложилось впечатление, что ребе не знал и половины мест, о которых вы спросили.

– Да ну? Я думал, что он узнает все углы и закоулки.

Маркевич пожал плечами.

– Мы тоже так думали, потому ему и позвонили. Считали, он нам все покажет.

– Может, у него просто не было времени, он, наверное, сидит все дни в библиотеке…

– Шутите? – возмутился Маркевич. – Когда мы туда пришли, он заявил, что побывал там всего пару раз.

– Так что он там делает?

– Как мы поняли, просто отдыхает, гуляет, сидит в кафе – вот что.

– Я знаю, что он не такой уж энергичный человек, но чтобы в Иерусалиме… Скажи, а насчет возвращения он не заикался?

Маркевич медленно покачал головой.

– Ни слова. И это странно. То есть я ждал, что он при расставании скажет что-то типа: «До встречи в Барнардз Кроссинг», но – ни слова.

– К чему ты клонишь, В. С.?

– Об этом я говорил на прошлом собрании – чтобы иметь двух раввинов. Ну вот, я ему про это намекнул.

– Не может быть, В. С.!

– Может. Вы знаете мой девиз: не спросишь – не узнаешь. А почему бы нет? Может, я и не член правления, но я член общины и плачу взносы.

– Хорошо, ты его спросил – и что?

– Ничего! – торжествующе ответил Маркевич. – Он не обрадовался и не огорчился, просто вежливо выслушал.

– Может, он притворялся.

Маркевич пихнул собеседника локтем и подмигнул.

– Может быть, а может, он просто этим не заинтересовался. Сказать по правде, мы слегка разочаровались в нашем ребе. То есть если он наш раввин, то пусть и ведет себя, как наш раввин. Если вы едете в Вашингтон и сообщаете своему конгрессмену, что вы там, то конгрессмен интересуется вашими проблемами, старается вам помочь или по крайней мере делает вид. Ну или на худой конец пришлет вам помощника-провожатого. Так? Вот мы и думали, что ребе будет действовать так же. Взять наш поход к Стене. Если вы идете туда со своим раввином, то ожидаете от него, что он за вас помолится. Там самое святое место, и если там можно помолиться, то почему бы этого не сделать. Так? Мы его попросили, а он отказался, пришлось молиться нам самим с Кацем, но ведь это не одно и то же. Пришлось вставлять английские слова…

С центрального стола донесся стук молоточка, и председатель призвал:

– Пожалуйста, займите свои места. Пожалуйста, все займите места.

Все поспешно стали рассаживаться, кроме собеседников – те просто понизили голос.

– Но это странно. Что это значит, как по-вашему, В. С.?

Маркевич понизил голос до шепота, который был слышен на шесть – восемь столов по соседству.

– Вот мое мнение. Маркевич трепаться не любит, но Маркевич готов поспорить десять против пятидесяти, что наш ребе, уезжая в Израиль, уехал навсегда.

Глава 31

В то время как полиция в лице Хаима Иш-Кошера и «Шин Бет» в лице Авнера Адуми старательно «сотрудничали», тот факт, что встречались они в маленьком пыльном офисе Адуми на верхнем этаже штаб-квартиры полиции (который иногда сдавался для нужд разведки), а не в более просторном и удобном офисе Иш-Кошера на первом этаже того же здания, наводил на мысль, что сотрудничество носит односторонний характер.

Стиль работы двух этих людей сильно отличался друг от друга. Иш-Кошер носил голубую форму с белой рубашкой и черным галстуком, тужурка его всегда была наглажена и застегнута, что придавало вид деловой и строгий; он часто широко улыбался, демонстрируя ослепительно белые зубы. Авнер Адуми был крупным мужчиной с круглой головой и коротко стриженными волосами, которые почти поседели, за исключением нескольких светло-рыжих прядей. Ходил он без галстука и с закатанными рукавами. Воротник рубашки был распахнут, и это, как и ермолка Иш-Кошера, служило символом политики Израиля. Довольно грубый и не терпевший возражений, он редко улыбался, как правило, не по своей воле.

– Как поживает миссис Адуми? – вежливо поинтересовался Иш-Кошер.

– Она в хадасской больнице на обследовании.

– О, сочувствую.

– Все в порядке, просто анализы.

– Шок от взрыва?

– Доктор говорит, что нет. Ее, возможно, скоро выпишут, а затем она сможет обследоваться снова. – Его глаза скользнули по ермолке Иш-Кошера. – Как я понял, твои ребята организовали дело так, что я не смогу навестить ее в субботу?

В ответ – широкая дружелюбная улыбка.

– Мои ребята? А, ты имеешь в виду верующих. Нет, дело не в том, что ты не сможешь навестить ее, а в том, что тебе придется ехать в госпиталь на автобусе или машине, а это нарушение Субботы.

Адуми остерегающе выставил указательный палец.

– Однажды мы перестанем этому подчиняться, Хаим.

– Тогда больше не станет еврейского государства.

– О нет, оно будет, но для всех евреев, а не только для твоей кучки верующих. Теперь к делу. Достал что-нибудь по Мевамету?

– Нет, но уверен, что за ним охотились. Он занимался таким делом…

– Темным? Краденые машины? Сотрудничал с арабами?

– Пока мы этого не знаем. Но в его бизнесе всегда найдутся недовольные. Покупатель, решивший, что ему всучили дрянь, продавец, который считает, что сам бы продал дороже. А может, кто-то подумал, что Мевамет придержал товар. В конце концов, он был брокером и получал только проценты.

– Но все твердили о его безупречной репутации…

– Да, но…

– Хорошо, не буду спорить. Продолжай копать, если хочешь, но ты пошел по ложному пути. Профессор университета…

– Мы проверили всех арабов, с ним связанных, – торопливо заметил Иш-Кошер.

– Да, но нам нужны были не те. Для них он был другом, собирался им помочь.

– В том-то и дело, – горячо заметил Иш-Кошер. – Видишь ли…

– Знаю, террористы не хотели, чтобы их народ жил лучше. Вся эта версия… – он взмахнул широкой веснушчатой ладонью, – только теория. Террористы так не действуют и не думают. Один араб убивает другого, и семья убитого пытается отомстить тем же – это понятно. Это не наш способ, цивилизованные люди так не поступают, но это понятно. Но если они не могут добраться до убийцы, то пытаются отомстить членам его семьи – брату, дяде, отцу. Это уже другое. Со времен Шестидневной войны, когда наша армия их победила, они пытаются отомстить. Это нормально. Но они не могут отомстить армии, а убивают кого-нибудь из мирных жителей. Которого? Для них это безразлично: это может быть старик типа Мевамета, женщина или даже ребенок.

– Но…

Снова Адуми остановил его взмахом руки.

– Естественно, они стараются убить побольше людей, поэтому взрывают рынки и вообще места, где большое скопление народа. Но мы начеку, и это для них рискованно. Поэтому они выбирают себе безопасную жертву. Если их не ловят, тогда они смелеют и снова взрывают в людных местах. Почему погиб Мевамет? Скажу тебе: потому что он был безопасной жертвой. Живет одинокий старик в новом доме, единственном жилом на всей улице, да еще и на темной. По ней можно пройти незамеченным…

– Но их видели. Доктор говорит…

– Доктор видел молодого человека, который сказал, что у него дело к Мевамету. Возможно, тот что-то видел, его нужно допросить.

– Тогда почему ты выкинул эту часть показаний доктора, когда давал материал для журналистов?

– Потому что, Хаим, я подумал, что лучше юноше самому прийти с показаниями, это докажет, что он не замешан. Он не пришел, значит, в этом деле за ним что-то есть.

– А может, просто не хочет вмешиваться, – предположил Иш-Кошер.

– Это теракт. Любой должен помочь, – Адуми мрачно покачал головой. – Я рисковал, утаивая информацию от прессы. – Затем его лицо прояснилось. – Но если он не пришел сам, значит, будет от всего отпираться. Шел дождь, воротник его плаща был поднят, доктор мог его не узнать. Хотелось бы мне с ним связаться, честное слово.

Иш-Кошер широко улыбнулся.

– Может, я помогу? Хочешь знать его фамилию? – Из дипломата, лежащего на коленях, он достал лист бумаги и передал Адуми. Там было написано: «Я пришел в семь, как и обещал. Стедман».

– Где ты это взял?

– Один из моих ребят догадался заглянуть в почтовый ящик Мевамета.

– Но здесь нет даты, может, это бросили дня на два раньше. Доктор не упоминал о записке, а сказал, что видел, как тот ушел.

– Но он мог вернуться, когда доктор ушел.

– Возможно. – Адуми изучал записку. – Стедман… где я мог слышать эту фамилию?

– Известный американский журналист Стедман сейчас в Израиле, живет в «Царе Давиде».

– Нет-нет, – Адуми стал перебирать папки на столе. – А, вот – Стедман, американский студент из университета, которого часто видят в обществе араба по имени Абдул эль-Халди. Этим Абдулом мы в свое время интересовались.

– У тебя есть что-то на него? – живо спросил Иш-Кошер.

– По твоей части? Нет, ничего особенного.

– Тогда…

– Это само по себе подозрительно, Хаим.

– Ты думаешь, те арабы, которые действуют, и те, которые вне подозрений, для тебя одинаково важны?

Адуми хохотнул.

– Хаим, ты недалек от правды. Мы подозреваем всех. Но говоря, что мы заинтересованы в Абдуле, я имею в виду, что мы следим за ним, потому что, хотя он ничего не делает, слухи все равно растут. Арабы, которые стараются быть у нас на хорошем счету, иногда допускают мелкие промашки. А его имя всплывало не раз и не два. Так что он под наблюдением. Не круглосуточным, конечно, у нас нет столько людей. Но мы следим за ним, и недавно я узнал о студенте Стедмане. Тот меня заинтересовал. И если я вижу фамилию Стедман в деле Мевамета и узнаю, что тот заходил к нему перед взрывом…

– Ты собираешься его разыскать?

– Нет, Хаим. Пока я вмешиваться не буду. Это сделают твои люди, а ты его допросишь. Вот чего я от тебя хочу…

Глава 32

Иш-Кошер взглянул на паспорт и нажал кнопку на столе. Вошел клерк, которому он передал документ и велел его проверить. Затем снова повернулся к Рою.

– Итак, мистер Стедман, мне интересно, почему вы не пришли сами. Вы гость в нашей стране, и мне кажется, должны помочь полиции.

– Но я ничего не знаю о преступлении. Я слышал о взрыве, но он случился после моего ухода, и я ничего не видел.

Иш-Кошер поправил ермолку и улыбнулся.

– Вы интеллигентный человек, мистер Стедман. Студент нашего университета. Вы должны знать, что негативная информация тоже имеет значение. Вы ничего не видели в интервале, скажем, от без пяти семь до пятнадцати – двадцати минут восьмого? Это значит, что взрывчатку заложили раньше или позже. Вам не пришло в голову, что это может пригодиться полиции?

– Ну, я думал об этом, – кивнул Рой, – но ведь доктор был там и мог видеть то, чего не видел я.

– Не совсем, – поправил его Иш-Кошер. – Он был в доме, а вы – снаружи. Но когда вы пришли оставить записку, он уже ушел.

– Я просто подумал, что он еще там, и раз он пошел заявить в полицию, так зачем мне это было делать? – Рой испугался, когда за ним пришли из полиции, и еще больше – когда его привели к инспектору. Но сейчас он расслабился. Инспектор в ермолке – это успокаивает.

– Когда вы назначили встречу с Меваметом?

Рой решил скрыть свой предыдущий визит, чтобы не втягивать отца и ребе; но инспектор задал вопрос так обыденно, что промолчать было бы невежливо.

– Я не назначал, это сделал Мевамет. Дело в том, что мы были у него утром, точнее, ближе к обеду.

– Мы?

– Да, мы. Мне позвонил отец, сказал, что хочет пойти к Мевамету купить себе машину, а так как он считал, что я разбираюсь в этом и смогу ездить сам, то предложил пойти на следующий день, в субботу…

– В Субботу?

– Ага, вот именно, но отец сказал, что Мевамет не станет возражать, а у меня больше не было свободного времени. Так что мы встретились на углу авеню Шалом и улицы Мазл Тов…

– Вы с отцом?

– Да. И с ним был приятель – ребе Смолл из Америки…

– Ребе Смолл? – Иш-Кошер ничем не выдал удивления.

– Ну да, ребе Смолл, Дэвид Смолл.

– Он тоже знаток машин?

Рой взглянул на Иш-Кошера. Почему тот так ехидно спрашивает? Но лицо инспектора оставалось бесстрастным.

– Он договорился погулять с моим отцом, вот и пришел.

– Понятно.

– Ну, мы поговорили с Меваметом о машинах. Он предложил нам выпить и рассказал о себе, о своей прежней жизни. Говорил на идиш, так что я ничего не понял, только пару слов по-немецки, я его знаю. Потом сказал, что, если мы придем в семь, у него будет для нас машина.

– Но вы пришли один.

– Ага, отец идти отказался, чтобы Мевамет не подумал, что он заинтересован. Сказал он мне это после того, как мы вышли на улицу, а не при Мевамете.

– Так почему вы вернулись?

– Ну, я думал, что могу взглянуть на машину, если она там будет.

– Но ее не было.

– Точно. Но я подумал, раз мы договорились о встрече, а машины не было, это сыграет нам на руку. В конце концов, если он не выполнил обещания, то мог бы скинуть цену.

– Понятно.

– Но доктор мне сказал, что Мевамет спит, будить его не надо, так что я ушел. А потом решил написать записку и оставить в почтовом ящике, и вернулся.

– М-м. Ваш отец с вами не живет?

– Нет, он живет в «Царе Давиде», но сейчас его там нет, он уехал на несколько дней в Хайфу.

– А по какому адресу?

– Не знаю. Я позвонил в отель, и мне сказали, что он уехал в Хайфу. Адреса я не спрашивал. Может, в отеле знают.

– Хорошо, мистер Стедман. Вроде все ясно. – Комиссар поднялся, завершая разговор.

– Это все?

– Вы можете опять понадобиться, но на сегодня все, – он улыбнулся, разрешая идти.

– Да, но мой паспорт еще у вас.

– О, конечно. – Иш-Кошер снял телефонную трубку. – Паспорт мистера Стедмана принесите, пожалуйста… Что?.. Хорошо, поищите на его столе… О, понятно… Ладно, ничего.

Он положил трубку и повернулся к Рою.

– Человек, который с ним работал, не оставил его на столе, а, видимо, унес с собой. Мы пришлем его вам по почте.

Когда Рой ушел, он снова поднял трубку.

– Авнер? Иш-Кошер. Здесь был молодой Стедман… Нет, ничего особенного, просто он был у Мевамета тем утром вместе с отцом и приятелем отца. А знаешь, кто этот приятель? Ребе Дэвид Смолл… Не помнишь? Он живет в доме пять по Виктори-стрит… Нет, он единственный жилец, отсутствовавший, когда мы всех проверяли после взрыва.

Глава 33

Несмотря на ермолку, инспектор Иш-Кошер был не слишком религиозен, но соблюдал традиции и помнил, как выглядит раввин. Но ребе Смолл этим представлениям не соответствовал. Раввин должен носить бороду и темные одежды, желательно черные. У ребе Смолла не было бороды, и носил он светло-серые летние брюки и полосатый пиджак. Раввин, по крайней мере, не должен ходить без головного убора; ребе Смолл не носил шляпы. Приглашая ребе сесть, Иш-Кошер сразу почувствовал неприязнь.

Инспектор полистал папки на столе, взглянул на ребе и приветливо сказал:

– Недавно мы опрашивали жильцов вашего дома, не ждал ли кто однажды вечером гостей. Вас не было дома, но ваша соседка мадам Розен сказала, что вы только вечером прилетели. Она сказала, что вы раввин из Америки. А в карточке на вашей двери стоит просто «Дэвид Смолл». Вы все-таки раввин?

– Да, я раввин.

– Тогда почему не написано: «ребе Дэвид Смолл»?

– Потому что здесь я не раввин.

– И все же, если из Америки приезжает врач, он пишет на дверях «доктор».

– Это не одно и то же. Врач может оказать помощь в экстренной ситуации, например при несчастном случае.

– Какой вы деликатный человек, ребе! А что вы за раввин?

– Консервативный. Раввин из консервативной американской общины.

– Консервативных раввинов учат иначе, чем наших?

– Нет, не совсем, – покачал головой ребе Смолл. – Теория не сильно различается, различаются подходы. Многие ваши раввины несут официальные функции, а мы редко работаем официально. Большей частью мы имеем дело с эмоциональным и духовным здоровьем членов общины.

– Понятно. – Инспектор внезапно улыбнулся. – Подведем итоги: так вы ждали кого-то в тот вечер, когда приехали?

– Нет, никого.

Иш-Кошер что-то записал, закрыл папку и откинулся в кресле, опять любезно улыбаясь.

– Вы здесь в научном отпуске?

– Нет, просто в отпуске на несколько месяцев.

– Ага, понятно. И что вы здесь делаете, ребе? Осматриваете достопримечательности, занимаетесь в университете?

– Нет, я просто отдыхаю.

– От тяжкого труда в общине? – комиссар улыбался, но в голосе звучал сарказм.

– Что-то в этом роде, – добродушно согласился ребе Смолл.

– Оказывается, вы отдыхаете не только от своей работы, ребе, но и от религии.

– Что вы имеете в виду? – изумился ребе. – Если я не хожу каждую Субботу в синагогу…

– Вы ходите в Субботу покупать машину к некоему Бенджамину Мевамету, которого потом взрывают.

– Откуда вы знаете, что я ходил покупать машину?

– Ну, ребе, – укоризненно развел руками Иш-Кошер, – здесь я задаю вопросы.

– Я договорился о встрече со своим другом, Дэном Стедманом, а он договорился со своим сыном. Он хотел, чтобы я встретился с мальчиком, и я согласился.

– Но он хотел купить машину, заключить сделку – и это в Субботу. Так что же вы за раввин?

Теперь в его голосе звучала явная неприязнь.

Ребе только улыбнулся.

– Как все раввины, я много над этим думал, – терпеливо начал он. – Приверженность традиционной религиозности – держать голову покрытой, соблюдать Субботу по суровому раввинскому уставу, – все это мы делаем отчасти по привычке, отчасти потому, что от нас этого ждут; мы показываем пример другим, чтобы поддержать традиции и авторитет раввина. Не думаю, чтобы кто-то считал, что человеку это нравится. Как говорил Исайя: «Говорит Господь: Я пресыщен всесожжениями вашими… они отвратительны Мне. Новомесячий и Суббот не могу терпеть». Это довольно строго, но дает повод предположить, что Господь Исайи предполагал конформизм и религиозные конвенции в целом.

– Господь Исайи! – Иш-Кошер был взбешен. – Скажите, ребе, вы верите в Бога?

– Для полицейского вроде вас нужен ответ «да» или «нет».

– Я… – задохнулся комиссар.

– Это трудный вопрос, – спокойно продолжал ребе, – есть три варианта ответа…

– Варианта?

– Конечно. Вы спросили, верю ли я в Бога. Вы имели в виду меня теперешнего или меня вчерашнего, а может, меня трехлетней давности? И что такое «верить»? Вот опять вопрос: верить так, как я верю, что дважды два – четыре? Или что свет проходит в секунду определенное расстояние? Я этого сам никогда не видел, но видели люди, в чью компетентность меня научили верить. А может, верить, как я верю, что был такой Джордж Вашингтон, который завоевал для американских колоний независимость от Британии, или что был человек по имени Моисей, он сделал то же самое для евреев в Египте. Если подумать, можно найти много форм веры, и все разные. И наконец, третий вариант – вера в Бога. Кто он – человек? А может, необъяснимая субстанция? Тот, кто чувствует нас, людей, и отвечает на наши просьбы о помощи? Или тот, кто так далеко от нас, что совсем не интересуется нами? Или же кто-то, кто был вечно? Но, говоря более обобщенно, я чувствую, что вера иногда появляется, а иногда исчезает, что у вас, что у главного раввина или даже у Папы Римского.

Иш-Кошер с трудом собрался с силами.

– Я не собираюсь вести с вами теологические споры…

– Я как раз думал, зачем же вы меня вызвали.

– У Мевамета на тот вечер была назначена встреча с вашим другом Стедманом. Я хочу знать, состоялась ли она.

– Я больше не виделся с мистером Стедманом, но помню, как он говорил сыну, что не собирается идти. Он не хотел показывать излишней заинтересованности. Это все?

– Все, до свидания.

– Мой паспорт. Он у вас на столе.

– Ах, да. Вот он. – Иш-Кошер протянул ребе паспорт, а после его ухода немного постоял, барабаня пальцами по столу.