Текст книги "Перемещенный (ЛП)"

Автор книги: Гарфилд Ривз-Стивенс

Соавторы: Джудит Ривз-Стивенс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Хохоча, мама подхватила его на руки и вскинула над собой, в теплое летнее небо. Она звонко поцеловала его в по-детски округлую щеку, и он ответил на поцелуй.

– Мячик! – вдруг закричал он. – Мячик! Мячик!

Его крепкие маленькие ножки стремительно понесли его по шелковистой, мягкой траве непередаваемо изумрудного цвета туда, где его уже дожидался яркий, как само солнце, желтый-прежелтый мяч.

Мальчик буквально упал на него, пытаясь обхватить мяч своими ручонками, и в этот момент уловил за спиной мамины шаги.

Ничего поделать он уже не мог, и только дернулся в беспомощном предвкушении ощущения ее пальцев, пробегающих по худеньким мальчишечьим ребрам. И, прежде чем ее руки действительно коснулись его, он уже корчился на земле от хохота.

Он перекатился через голову и совсем близко увидел ее, присевшую рядом с ним на корточки и вторившую его смеху. Она показалась ему еще более прекрасной, чем за все эти пять долгих лет его жизни.

Эта красота буквально ошеломила его, и он умолк, вдруг ощутив какую-то невидимую и неразрывную связь, вдруг возникшую между ними, а это прекрасное лицо с бездонными глазами навечно врезалось ему в память. Ее золотом отливавшие в солнечных лучах волосы. Веселые искорки в ее глазах. Волшебная выпуклость живота, где, по ее словам, находился подарок для него и его отца. Новый приятель по играм. Сестренка. Или братишка.

Жизнь казалась каким-то непрекращающимся праздником и… даже чем-то еще более прекрасным. Чем-то, что делало это волшебство полным тайного смысла, как и все эти дни, посвященные играм в саду анклава.

Мамины руки нежно обняли его.

– Я люблю тебя, малыш Гален.

От нее пахло летними сочными травами и мягким теплым бризом, и он, зарывшись носом в ее плечо, знал, что вся его жизнь обещает быть просто сказочной.

От нее несло антисептиком, и скальпель в ее руке глубоко вошел ему в грудь…

«Чтоб я сдох – он открыл глаза!»

Свет.

«Не могу в это поверить. Зрачки реагируют!»

«Ты уверен? Взгляни сюда – осколки костей пробили сердце, легкие не работают. Давление…давления вообще нет!»

«Но его чертовы зрачки реагируют на свет!»

«Нужно войти в мозг…»

«Что же нам делать?»

«Немного попрактиковаться, полагаю. Подкачаем кислорода и войдем.»

«Сколько же ему еще осталось?»

«Минус десять минут, парень. Вот уже десять минут, как он должен быть мертв».

Давление в пластмассовом кольце вокруг его рта и носа усилилось. Перед глазами завращался световой круг, цвет его менялся от голубого до желтого, затем вдруг круг превратился в сферу и…

Большой желтый мяч взвился в воздух, и он прыгнул за ним чуть раньше, чем требовалось. Мяч стукнул его по голове, отскочил и покатился по земле, и он со всех ног бросился следом, пытаясь его догнать, а мяч продолжал катиться, пока не наткнулся на ствол небольшой яблони и не остановился.

Он подхватил мяч, крепко прижал к себе маленькими ручонками и, смешно переваливаясь, побежал назад, чтобы снова бросить его маме. Не добегая нескольких шагов, он затормозил, сосредоточился, глубоко вздохнул и с силой толкнул мяч. Мама молниеносно качнулась в сторону, и, подбив мяч одной рукой, направила его туда, где могла уже без особого труда поймать его.

– Молодец, малыш Гален, умница, – мама обнимала мяч так же, как недавно обнимала его.

– Еще! – закричал Гален, хлопая в ладоши. – Еще! Еще!

– Нет!

Он сразу узнал этот голос – трудно было представить, что Томас Роф посмеет появиться здесь в отсутствие отца. Руки мальчика бессильно упали вдоль тела, и он опустил голову, не решаясь поднять глаза.

Время игр закончилось.

– Так не хорошо, малыш Гален, – повторил голос. Высокий, темный человек, неторопливо загребая густую траву ногами, приближался к матери Галена. Подойдя к ней вплотную, он забрал у нее мяч.

– Очень плохо, Гален, плохо. Понимаешь?

Гален почувствовал, как его нижняя губа начала дрожать. Не поднимая головы, он принялся носком туфля ковырять землю. Человек подошел ближе, и мальчик из-под лобья взглянул на него.

Томас остановился футах в четырех от него и присел на корточки. Солнечные лучи не играли в его волосах, ибо Роф был абсолютно лыс, если не считать узкой темной бахромы, охватывавшей затылок и чуть приподнятой у висков. Его лицо поражало совершенством и холодно-бесстрастным выражением, и весь его облик живо напомнил Галену горгулию, изображение которой красовалось на стене старой школы. Томас отбрасывал длинную тень, и мальчик физически ощутил ее тяжесть на своей вывернутой в неосознанном желании противиться ступне.

– Смотри, мальчик, как это делается. Мяч нужно бросать вот так.

Желтый мяч покоился на вытянутых вперед ладонях Томаса. Неожиданно мяч подпрыгнул, крутанулся в воздухе, на мгновение завис, затем медленно подплыл к Галену и мягко лег в его машинально подставленные руки.

– Видел? – улыбнулся Томас; его улыбка была подобна неожиданному блеску грани кристалла в темноте. – Вот так нужно бросать мячик, малыш Гален. Тогда все будет хорошо. А теперь попробуй ты.

Гален попытался удержать мяч на вытянутых руках, но тот был слишком тяжел и все время скатывался на землю.

Улыбка темного человека погасла:

– Еще раз, мальчик. Попытайся еще раз.

Гален поднял мяч и снова попытался удержать его так, как учили в старой школе. Это ему удалось, но он не знал, что делать дальше.

Мальчик нерешительно взглянул на мать, но не понял выражения, появившегося в прекрасных маминых глазах. Он перевел взгляд на Томаса; глаза последнего напоминали пустые бездонные колодцы.

Гален почувствовал, как его начинает бить дрожь. Отбросив мяч в сторону, он ринулся к матери, протягивая руки, а по его пылающим щекам заструились слезы.

Она подхватила его, прижала к себе и принялась нашептывать что-то успокаивающее и ласковое слова, но даже этот шепот не мог перекрыть слов темного человека, доносившихся до мальчика в промежутках между всхлипами.

– … говорил я тебе?… не такой, как мы… что-то не то… врожденный… уродец … не может больше находиться… находиться…

… оставайся с нами… оставайся с нами… Вот так.

«Ты уверен, что ЭЭГ подсоединен правильно?»

«Он дышит, не так ли?»

«Здорово же ты поработал над этим легким. Мне уже казалось, что оно…»

«Что?! Да я даже не касался его разорванного легкого! Оно только… оно…»

«Он снова открыл глаза!»

«Ты можешь заниматься своими прямыми обязанностями – следить за вводом анестетика?»

«Успокойся – все выполняется хрестоматийно, как по учебнику. Вот только метаболизм этого парня совершенно не вяжется с тем, о чем говорится в умных научных книжках».

«Просто поразительно…»

«Как и его легкое, верно?»

«Ладно, ладно, главное, что он до сих пор жив. Давай заштопаем ему эти разрывы в стенках желудочка.»

«Какие разрывы, Док?»

«Ну эти, которые… о, черт. Обломки костей… Они ведь…»

«Так что же, получается, ничего не случилось? То есть, я хотел сказать, что это невозможно, правда? Как же это, Док?»

– Это невозможно, – сказал Томас.

Сидя в своем тайном убежище под длинным обеденным столом, надежно скрывшись за лесом потемневших ножек дюжины массивных стульев, Гален, прислушиваясь, поднял голову. Осторожно, стараясь не шуметь, он закрыл лежавшую перед ним на полу книгу. Это был огромный тяжелый фолиант, затянутый в кожу, полный библиотечных запахов, пыли и тайн. Внимание мальчика привлекли две пары ног, появившихся в комнате, и он сразу же распознал медлительную шаркающую походку своего дяди Александра и бодрый, ритмичный шаг Томаса Рофа. Дернув плечом, Гален вновь вернулся к своей книге. Дела взрослых его совершенно не интересовали – он их попросту не понимал.

– Боюсь, он стал помехой, – продолжал Томас. – Как теоретически, так и на практике.

Гален провел кончиками пальцев по буквам и эмблеме, вытесненным на толстой кожаной обложке фолианта. Он еще не владел языком, на котором была написана эта книга, но знал ее название, которое слышал неоднократно. Фолиант являлся неисчерпаемым источником совершенно потрясающих историй, читаемых ему вслух перед сном, историй о «старых добрых временах», как называл их отец, как-то особенно по-доброму при этом улыбаясь. Книга называлась «История великого клана Пендрагон», а эмблемой служили меч и дракон, изображение которых было выгравировано на кольцах его родителей, и Гален знал, что придет время, когда он тоже будет носить такое кольцо. Словом, книга, как нельзя лучше, подходила для чтения в тайном убежище.

– Но почему? – послышался голос Александера, в котором явно проскальзывали нотки усталости. – Ведь сколько поколений мы взрастили правильно!

Гален осторожно раскрыл книгу. Бумага была удивительно тонкой – скорее всего, при ее изготовлении пользовались мастеровыми кристаллами. Будучи отпущенными, страницы столь мягко ложились на место, что даже не шелестели. Да, именно такая книга лучше всего подходила для чтения в укромном тайнике.

– Возможно, – последовал ответ Томаса, – возможно, ошибка и не связана с поколением…

Александер закашлялся, и Гален снова поднял голову.

– Вы осмеливаетесь предположить, что он…он…половинник?

Гален зажал рот ладонями, чтобы не рассмеяться. Никогда прежде не доводилось ему слышать проклятий из уст дяди Александера, и это выглядело довольно комично. Мальчик вновь вернулся к книге и принялся перелистывать ее в поисках картинок.

– Он столь же бессилен, как и человек, – произнес Томас.

– Я не позволю оскорблять мою сестру, – в голосе Александера зазвучал металл. – Просто он развивается медленнее, чем другие. Дайте срок…

Интересно, подумал Гален, кого дядя Александер подразумевает под своей сестрой. Он никогда не слышал, чтобы у старика были маленькие братья или сестры, и тут же решил, что неплохо было бы с ними познакомиться и поиграть: самому Галену едва минуло пять лет.

– Ты прекрасно знаешь, какова ситуация, старик, – гневно прошипел Томас. – Времени больше нет. Как мы сможем предстать перед Собором, зная, что наследник не обладает Способностью?

Мальчик отыскал свою любимую картинку – замысловатый офорт, изображавший эпизод битвы Великой Войны. В самом центре картинки находился доблестный воин, закованный в богато украшенные доспехи, которые, по словам отца, в настоящее время пребывали в каком-то музее, но где именно, Гален уже позабыл. Могучим мечом воин рассекал надвое огромное обезьяноподобное существо, состоявшее, казалось, из одних клыков и когтей. Гален знал, что подпись под рисунком гласила: «Флоренсийская битва во времена Великой Войны с низшими кланами».

Мальчик провел по картинке пальцем, повторяя движение меча, и постарался представить себе, какой была жизнь в те далекие годы. Он коснулся лица воина, отметил правильную линию чуть заостренных кончиков его ушей, боевой огонь в глазах, отсветом вспыхнувший в Кристалле, что свидетельствовало о присущей воину внутренней мощи.

– Другого выхода нет, – резкий голос Томаса раздался, казалось, над самым ухом Галена, и мальчик вздрогнул. – Малыш Гален должен быть изгнан.

Сорд уронил книгу с колен, и она с громким стуком упала на пол. Значит, все это время речь шла о нем? Изгнать его?

Томас опустился на четвереньки и сквозь частокол ножек стульев уставился на Галена. Какое-то мгновение выражение лица Рофа напоминало лицо обезьяноподобного существа из книги – злобное, безумное и голодное.

– Ну вот, видишь, что я имею в виду, – недовольным тоном произнес Томас. – Он столь бессилен, что даже не обладает аурой – оказывается, все это время он находился здесь.

Александер, покряхтывая, осторожно опустился на четвереньки рядом с Томасом. Лицо дяди было мягче, добрее, и, увидев мальчика и то, что он делает, старик улыбнулся:

– А, малыш Гален – снова просматриваешь семейный альбом?

С этими словами старик отодвинул стул и, протянув руку, поднял книгу с пола. Увидев картинку, которую незадолго до этого рассматривал Гален, дядя снова улыбнулся – казалось, на Томаса он не обращает никакого внимания.

– Так-так, Лисандер в битве при Флоренсе. Да, великий день для Высших кланов… – он снова протянул руку, приглашая мальчика выбраться из своего убежища. Его улыбка подчеркнула глубокие морщины старческого лица, острые кончики ушей потешно шевельнулись над голыми висками.

– Лисандер Сорд был великим героем кланов, малыш. – Дядя на секунду бросил взгляд на Томаса, и в его глазах сверкнул недобрый огонь, который, впрочем, тут же погас. – Как тебе известно, Лисандер был моим предком, и, следовательно, независимо от того, что пытаются утверждать некоторые, он также и твой предок.

Гален почувствовал прикосновение дядиной руки – кожа старика была теплой, сухой и дышала покоем.

– Никогда не забывай об этом, малыш. Никогда.

Гален взглянул дяде прямо в глаза, как две капли похожие на мамины, и услышал удаляющиеся шаги Томаса, в ярости покинувшего помещение.

– Я не забуду, – запинаясь, произнес мальчик, не понимая, почему эти лучащиеся глаза вдруг стали наполняться слезами.

«Он снова открыл глаза!»

«Сорд! Вы меня слышите? Вы знаете, где находитесь?»

«Никакой реакции».

«Но ведь зрачки сужаются!»

«И кровяное давление вновь появилось!»

«Невероятно – не так уж много мы в него влили…»

«Не думаю, что нам нужно было в него вливать много, доктор. Больше всего кровоточил его скальп, но когда вы смыли кровь, он оказался не так уж плох».

«Да, но на коже черепа у него вообще нет никаких ран!»

«Что?!»

«В машине, кроме него, находились еще люди. Может быть, их кровь…»

«К черту все – он сейчас в стабильном состоянии? Тогда давайте его на рентген. Мне это все очень не нравится. Очень не нравится…»

«Давай, Сорд, давай. Ты знаешь, где находишься? Ну-ка, взгляни на меня…»

– Взгляни на меня, молодой господин.

Гален с трудом переносил процедуру причесывания. Его волосы были все еще влажными, и кожу на голове больно стягивало, когда мать резкими рывками пыталась уложить их назад. И еще ему не нравился сладковатый цветочный запах, исходящий от стоявшего перед ним миниатюрного существа.

– Малыш Гален, – послышался голос матери. – Смотри на герра Шлаузена, когда он с тобой разговаривает.

Гален украдкой повел глазами в сторону матери. На этот раз на ее волосах не плясали солнечные блики. На дворе стояла ночь, тяжелые шторы наглухо закрывали окна фамильной библиотеки, парящие под потолком осветительные кристаллы были притушены. Мать стояла рядом со стариком, которого Гален прежде никогда не видел; старик устало опирался на трость, словно у него не было сил уже держаться прямо.

– Молодой господин, – мягко повторил герр Шлаузен.

Гален перевел взгляд на существо, едва ли превышавшее его ростом, но казавшееся еще более древним, чем дядя Александер. Глаза старика, наполненные голубой силой, хорошо сочетались с ловко сидящем на изящной фигуре хорошо пошитым костюмом. Сухонькая рука цепко держала желтый шар Кристалла Ожидания.

– Да, сэр? – отозвался Гален. Почему все так печальны? Из-за того, о чем на прошлой неделе говорил Томас? Что малыш Гален должен уйти?

– Взгляни в шар, молодой господин. Посмотри, что в нем возникает.

Гален сосредоточил взгляд в самом центре Кристалла Ожидания. Из прошлых уроков мальчик усвоил, что должен заполнить шар…чем-то. Но чем и как – он не знал.

– Мама… – неуверенно начал Гален.

Взмахом руки старик прервал его. Гален услышал едва сдерживаемое рыдание матери, и краем глаза заметил, как она пошатнулась и ухватилась за плечо старика с тросточкой. Ее живот казался уже таким огромным. Братик. Или сестричка.

– Смотри, молодой господин, – на этот раз губы герра Шлаузена не шевелились. – Кристалл ждет тебя. Что ты видишь в нем? Чем ты можешь его наполнить?

Слезы, только слезы из глаз.

Старик вздохнул, и в ноздри мальчика ударил резкий запах аромат роз. Герр Шлаузен медленно опустил шар и, сокрушенно покачивая маленькой головкой, повернулся к матери Галена.

– Tut mir Leid, meine Dame, – тихо произнес он. – Никаких изменений…ничего. Мне очень жаль…

Мать уткнулась в плечо старика, зажимая себе рот ладонью. Гален увидел, как спина ее задрожала, и ему вдруг стало страшно.

В этот момент в библиотеке появился Томас. Впервые за долгое время Гален видел, что темнолицый чем-то доволен. Роф положил руку на спину матери Сорда:

– Все в порядке, моя госпожа. Обо всем уже договорено. – Он повернулся к герру Шлаузену и кивнул.

Галену вдруг захотелось закричать на Томаса, потребовать, чтобы тот убрал свою руку со спины матери, и вообще выяснить, почему этот человек остался здесь, в то время как отец Гален уехал. Но цветочный запах цепко держал его. Мальчик почему-то не мог отвернуться от стоявшего перед ним старика, в руке которого неизвестно откуда появился хрустальный пузырек, заполненный голубоватой опалесцирующей жидкостью.

– Выпей это, молодой господин, – сказал герр Шлаузен. Когда он говорил, цветочный запах усиливался.

Выбора у Галена не было. Пузырек касался его губ, тело не слушалось. Мать плакала. Томас улыбался. А отец был далеко.

– Выпей это, молодой господин, и забудь.

Забудь отца. Забудь свою мать, эту волнующую округлость будущего брата или сестренки. Забудь свой дом, свой анклав, свои книги, свои игры.

– Забудь обо всем, – повторил старик, переливаясь всеми оттенками голубого, и цветочный запах снова усилился.

Забудь старую школу и горгулий. Забудь фолиант, Лисандера, дядю. Забудь обо всем.

Голубая жидкость полилась в рот.

– Забудь обо всем.

Обо всем. Забудь.

«У тебя есть предназначение».

Я помню.

– … вы вспомнили? – похоже, этот голос уже не впервые задавал один и тот же вопрос. – Вы вспомнили, что произошло?

Гален Сорд открыл глаза, и свет буквально ослепил его. Длинный темный туннель исчез.

Над ним склонилась сиделка, одной рукой щупая пульс, а другой слегка похлопывая его по щекам.

– Вы знаете, кто вы?

– Гален Сорд. – Он попытался сесть и обнаружил, что находится в постели. Грубые простыни больно натирали тело.

– Вы знаете, где находитесь?

На какое-то время он задумался. Скорая помощь. Что-то там говорилось о докторе…

– В больнице? – догадался он.

– Вы помните, что произошло?

«Несчастный случай» – это было первое, что пришло ему в голову. Девушки смеялись. Скорость оказалась слишком высока. Неожиданно дорога ушла в сторону, и на машину надвинулось… Да, но ведь было еще что-то, кроме наезда. Некто подходил к нему в операционную. Некто приходил к нему, когда он парил над сумеречной бездной, и этот кто-то сказал ему…сказал ему…

Пальцы Сорда впились в кисть сиделки.

– Мистер Гален, – снова произнесла она, со страхом глядя на него. – Вы помните, что произошло?

– Да, – отозвался Сорд. – Я вспомнил… все…

Впервые, после без малого двадцатилетнего перерыва, он вспомнил все, что было с ним в той, другой, жизни.

Глава 4

Маркус Асквиз оторвался от полицейских протоколов, аккуратно разложенных на громадном, обтянутом кожей, столе. Пара тонких пенсне чудом удерживалась на переносице юриста, а сквозь редкие, тщательно прилизанные вверх от висков волосы, розовела блестящая лысина. Однако ум, скрывавшийся за столь непритязательной внешностью, по своей остроте мог посоперничать с умом любого из тех молодых адвокатов, с которыми Маркусу не раз приходилось сталкиваться в суде.

Он откашлялся, давая понять, что собирается говорить.

– Мне сказали, что вы просто счастливчик, Гален, – не смотря на уже явно слышимое старческое дребезжание, голос юриста был все еще силен, отшлифованный пятидесятилетним стажем произнесения речей перед аудиторией.

Гален Сорд стоял у огромного, во всю стену, окна, задумчиво созерцая раскинувшийся тридцатью этажами ниже Центральный парк. Затем взгляд молодого человека перекочевал на аккуратный прямоугольник гипса, казалось, намертво впечатанный в кисть его левой руки.

– Полиция пришла к выводу, что в тот момент, когда ваша машина наткнулась на фонарный столб, ее скорость достигала восьмидесяти миль в час, – продолжал Асквиз, вновь возвращаясь к лежавшим перед ним протоколам. – Одна из пассажирок погибла, вторая… ну… вторая, судя по всему, предпочла бы погибнуть тоже, вам же удалось отделаться парой пустячных переломов.

– Моя грудная клетка была полностью раздавлена, – без малейших эмоций возразил Сорд, повторяя только то, чего не было в полицейских протоколах и о чем ему поведала дежурная сиделка. – Пять ребер расколото на мелкие кусочки. Отек легкого. Сердце пробито обломками костей. Сотрясение мозга.

– Вполне возможно, что в первый момент так и показалось, – согласился адвокат с дружеским, хорошо рассчитанным смешком. – По правде говоря, когда мне позвонили, я было решил, что вы снова…э-э…напились, и подумал…

– Так оно и было, – голос Сорда почти терялся в пространстве роскошной, обитой темным деревом, старинной адвокатской конторе.

Асквиз пожал плечами и вновь углубился в изучение страниц, которые держал в руках.

– Медицинское обследование отвергает наличие малейшей дозы алкоголя в вашей крови в момент…

– Я принял кое-что посильнее алкоголя.

– И тем не менее никаких следов чего бы там ни было в вашей крови, Гален.

Сорд отвернулся от окна и в упор взглянул в лицо собеседнику:

– Я должен был умереть, Маркус.

Некоторое время адвокат изучающе смотрел на своего молодого клиента, затем снял пенсне, аккуратно сложил и его и положил сбоку от пресс-папье на потемневший от времени серебряный поднос.

– Я понимаю, – сказал он, сплетя пальцы перед собой. – В тебе говорит комплекс вины из-за женщин.

– Черт возьми, да! И ваша фирма должна сделать все необходимое, чтобы часть моих средств пошло на компенсацию ущерба, нанесенного им и их…

– Любой подобный шаг может быть воспринят судом как признание вины…

– Во имя Господа, Маркус! Ведь я действительно виновен! – всплеснул руками Сорд. – Я был пьян, ничего не соображал и превысил скорость…

Асквиз хлопнул ладонью по столешнице:

– Нет, молодой человек, вы не были ни тем, ни другим, ни третьим. Здесь, передо мною, результаты медицинской экспертизы – ваша кровь была чиста. А вот полицейский протокол – три внушающих доверие свидетеля независимо друг от друга показали, что вы сделали все возможное, чтобы избежать столкновения с такси, пытавшимся перерезать вам дорогу. В худшем случае – я повторяю, в худшем, – ваша единственная вина заключается в том, что в вашей двухместной машине находилось три человека, и вы управляли ею, будучи лишенными водительских прав. И это, молодой человек, все.

В ответ на этот взрыв адвоката Сорд лишь цинично усмехнулся:

– Все это дерьмо, и вы знаете это не хуже моего.

– Ничего я не знаю, – раздраженно буркнул Асквиз и полез в карман пиджака.

Сорд снова отвернулся и уставился в окно.

– Расскажите мне о моих родителях, – не оборачиваясь, попросил он.

– Я не был с ними знаком, – ответил адвокат.

– Вы ответили слишком быстро, – отозвался Гален. – Вы всегда отвечаете слишком поспешно, когда дело касается моего прошлого.

Он подышал на стекло, с интересом наблюдая, как, помутившись вначале, оно вновь стало прозрачным, открывая вид на парк.

– Как же тогда вам удалось стать управляющим моей доверительной собственностью, а, Маркус? Если вы не были знакомы с моими родителями?

Асквиз снова прочистил горло:

– Ваш отец имел дело исключительно с мисс Марджорибенкс…

– Уже который год находящейся на пенсии.

– Верно. Ваш отец заключил договор о вашей доверительной собственности через эту фирму с участием мисс Марджорибенкс в качестве управляющей, которой она и оставалась до своего преждевременного… словом, до того печального случая, после которого ваша собственность была передана под мою опе…

– Расскажите лучше, как умерли мои родители, – теперь Сорд стоял буквально в нескольких шагах от адвоката, вперив в лицо последнего тяжелый взгляд. От него не ускользнуло напряженное выражение, вдруг появившееся в глазах Асквиза. Странно, что раньше он ничего подобного не замечал.

– Авиакатастрофа. Над Новой Зеландией. Вам тогда было всего два года…

– Мне было пять лет, Маркус.

Адвокат опустил глаза и сильно потер лоб.

– Нет, нет. Вам было пять лет, когда мисс Марджорибенкс ушла на пенсию и вас поместили…

– Мне было пять лет, когда мои родители отослали меня, потому что я не владел силой, – отрубил Сорд. – Такой, какой обладали все остальные из моего клана. Вам что-нибудь говорит имя «Пендрагон»?

Асквиз сидел, как громом пораженный.

– Вы проиграли, Маркус. Отреагируй вы подобным образом в суде, обвинение бы закопало вас.

Асквиз попытался что-то произнести, но у него ничего не вышло. Он, поперхнувшись, закашлялся, и с трудом прохрипел:

– Я… я не понимаю, о чем вы, Гален. Может быть, вам приснился плохой сон? Кошмар, вызванный действием анестетиков. Понятно, никому не хочется быть сиротой – вам просто привиделось, что…

– Я не сирота, Маркус. У меня были и мать, и отец. У меня был дядя по имени Александер. И одного из моих предков звали Лисандер. Боже мой, в тот момент, когда меня высылали, моя мать была беременна, и сейчас у меня где-то есть брат или сестра. У меня… – и тут Сорда словно что-то ударило изнутри. Он вспомнил глаза человека из операционной.

– Господи, Маркус. У меня есть брат!

Лицо Асквиза было белее мела.

– Нет, Гален, вы не поняли. У вас не может быть брата.

Сорд навис над стариком:

– О нет. Это в ы не понимаете. По всем правилам я должен был умереть после этого несчастного случая на прошлой неделе. Я уже умирал. Но тут в операционной появился человек, мужчина. И он говорил со мной, Маркус! Он говорил, но губы его оставались неподвижными. И он смотрел на меня. Он смотрел на меня, и его глаза были точной копией глаз моей матери. Глаз нашей с ним матери!

– Нет, – в разом ослабевшем голосе адвоката прозвучала мольба.

– Да, – Сорд выпрямился. – Он говорил со мной, он сказал, чтобы я вспомнил, и я вспомнил. «У тебя есть предназначение» – вот что он мне сказал.

– Он так сказал?

– И еще – «Ты должен бороться»!

– И это? Брин сказал тебе именно так?

Сорд дернулся, как от удара:

– Брин? Так его зовут Брин? Вы с ним знакомы?

– Нет, – в глазах Асквиза стояли слезы. – Я не знаю его. Я просто не могу его знать. И вы не можете. Вы не должны…

– Как мне отыскать его, а, Маркус? Как мне найти всех их – мою семью?

Асквиз поднес к лицу белый полотняный платок. Шумно высморкавшись, он свернул его, вытер глаза и попытался выровнять дыхание. Когда адвокат заговорил снова, было видно, что самообладание вернулось к нему. Но оно было очень хрупким, и Сорд это почувствовал. Как паутинка.

– Гален, вы хоть имеет представление о том, во сколько оценивается ваше состояние?

Сорд уселся на краешек стола и скрестил руки на груди.

– А какое, собственно говоря, отношение это имеет к делу?

– Нет, ответьте – вы представляете?

Сорд неопределенно покрутил в воздухе ладонью:

– Ну… четырнадцать … пятнадцать миллионов, где-то так…

Асквиз приподнял брови и покачал головой:

– Двадцать семь и три.

– Так вот, касательно моей семьи, Маркус…

– Я мог бы удвоить ваше состояние, – глаза Асквиза были кристалльно чисты и спокойны. – Я мог бы даже утроить его.

Сорд пристально взглянул на адвоката и понял, что тот не шутит. Однако Галена это заботило сейчас меньше всего – ему нужно было, чтобы Асквиз признал: все, о чем его спрашивали, имеет под собой реальную почву.

– Спасибо, Маркус, – сказал Сорд.

– Все, что вы должны обещать – это не искать… ну, словом, не влезать во все это.

– Ясно. Мои иллюзии. Действие анестетика.

Из груди Асквиза вырвался вздох облегчения:

– Точно, мой мальчик. Точно.

Сорд поднялся и принялся мерить шагами толстый персидский ковер перед столом адвоката.

– Знаете, Маркус, вы были единственным постоянным лицом в моей жизни. Ежегодно я нанимал нового адвоката, но не менее четырех раз в год я появлялся здесь, в вашем офисе… На каникулы вы забирали меня к себе, в Башню. Летом мы вместе отправлялись в Хемптон. Подписывая чеки, вы учили меня жить.

– Я старался, – в голосе Асквиза чувствовалась какая-то неуверенность.

– И каждый раз вы ухитрялись вытягивать меня из всевозможных неурядиц, являвшихся, как это ни парадоксально, результатом именно того, чему вы меня учили.

– Подобная методика срабатывает лишь у тех, у кого есть средства.

– И у меня есть эти средства, не так ли, Маркус?

– Даже более чем…

– А теперь вы предлагаете мне ни мало ни много пятьдесят миллионов долларов, чтобы откупиться от меня, от той проблемы, которая сейчас у вас возникла в связи с моим чрезмерным любопытством.

– Ну, если грубо, то да.

Сорд остановился и в упор взглянул на человека, который в течение двадцати лет заменял ему всех родных и близких.

– Так вот, я предложу эти двадцать семь и три десятых миллиона кому угодно, лишь бы он помог мне справиться с моей проблемой. Мне почему-то кажется, что подобная куча денег вполне способна раскрыть много интересного, верно, Маркус? Например, отыскать многих без вести пропавших людей?

У Асквиза отвисла челюсть:

– Гален, вы не должны… Иначе вам грозит…

– Что? – вскинулся Сорд. – Опасность? Не думаю. На прошлой недели я был уже готов отдать концы, но мой брат – он натянуто улыбнулся старику, – Брин, побывав в операционной, излечил меня. – Сорд взял с подноса на столе Асквиза старинный серебряный нож для вскрывания конвертов, по форме напоминавший кинжал. – Брин возложил свою руку на меня, и она полыхнула голубой силой – видите, Маркус, как много я запомнил? – и мое тело вновь сложилось воедино. – Он поднес кинжал к своему животу. – Думаю, что если кто-то и хотел меня убить, то это он должен был сделать еще тогда, когда мне было всего пять лет. И мне кажется, что я могу заняться поисками своей семьи, не подвергая при этом себя никакой опасности. – Сорд развернул кинжал острием к себе. – Очевидно, если со мной что-либо произойдет, то голубая сила… – с этими словами он отвел руку для удара…

– Не-е-ет!! – Асквиз буквально вылетел из кресла и крепко ухватился за нож. – Нет, – повторил он, и Сорд вдруг понял, насколько адвокат стар. – Эта…голубая сила, ее действие… не сохраняется. Вы больше не находитесь под ее защитой.

Гален оставил кинжал в дрожащей руке Асквиза.

– А как же она тогда действует?

Адвокат тяжело рухнул в кресло. Сорд ощутил, что именно в этот момент ему наконец-то удалось сделать первый шаг на длинном-предлинном пути.

– Не могу сказать, – голоса адвоката понизился до шепота, – потому что я… не знаю.

Он взглянул на стоявшего перед ним молодого человека, чью жизнь все эти годы он пытался как-то упорядочить.

– Я не принадлежу к их миру, Гален. Вы должны мне поверить.

Сорд кивнул. По глазам Асквиза было видно, что тот говорит правду: защита проиграла.

– Ну, а что вы можете рассказать мне? – Гален постарался придать своему голосу мягкость, на которую только был способен.

Асквиз медленно покачал головой, и на какое-то мгновение Галену даже показалось, что адвокат забыл о присутствии клиента.