Текст книги "Перемещенный (ЛП)"

Автор книги: Гарфилд Ривз-Стивенс

Соавторы: Джудит Ривз-Стивенс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Мартин кивнул.

– Ну, если они никогда не приходят к согласию, – произнесла Ко, – значит, это точно как Организация Объединенных Наций. Ну, и где же располагается этот Совет?

Мартин пожал плечами:

– Мартин никогда не ходил. Северное побережье? Южное побережье? Мартин не знает.

– То, где мы находимся, посвященные называют Cеверным побережьем, – пояснил Сорд, упреждая вопрос Ко. – Оно включает город Нью-Йорк и Мартин не знает, какую еще территорию.

– Ты показывал ему карту? – быстро спросила Мелоди.

Сорд кивнул, затем повернулся к половиннику:

– Повтори Мелоди, что ты говорил мне о картах, которые я тебе показывал?

Мартин облизнул губы и попытался вспомнить:

– Мартин знает карты. Мартин видел много карт. Мартин разбирается в картах. Гален Сорд показывал свои карты Мартину. Плохие карты. Мартин не знает.

– Не поняла, – растерялась Ко.

– Мартин хорошо ориентируется в городе. Помнишь, как легко он провел нас по довольно-таки запутанному пути к Межветрию? Но, когда я показал ему стандартную карту Нью-Йорка, и отметил, где именно мы находимся, где живет Ко, где располагается дом Кальдера и даже то место, откуда мы с ним попали в Сумеречный Мир, Мартин заявил, что это не то. Так что все, о чем ты говоришь, не имеет смысла – скорее всего, он привык к совершенно иным картам.

– Мартин, а ты не смог бы изобразить план города, каким ты его знаешь? – спросила японка.

Мартин отвел взгляд, и Ко почувствовала его глубокое смущение:

– Мартин не умеет читать и писать.

– Я уже предлагал ему это, – вздохнул Сорд. – Похоже, там, откуда он прибыл, умение писать и чертить карты одно и то же. Он сделать этого не в состоянии.

– Ох ты, – только и сумела произнести молодая женщина.

Форсайт более не мог скрывать своего разочарования. Он любил Мартина, и, кроме того, у него, как у ученого, был свой интерес к этому существу, но половинник более не являлся их единственным ключом к двери в Первый Мир. Адриан быстро застучал по клавишам, и всем присутствующие обернулись к нему.

– Что с Солом Кальдером? – проскрипел синтезатор.

– На обратном пути в фургоне нам ничего не удалось из него вытрясти, – доложила Ко. – Всю дорогу он рычал на Сорда и призывал на его голову тысячи смертей.

– Сол Кальдер не Первопосвященный, – с видимым облегчением вставил Мартин. – Это хорошо.

– Подруга мертва, – отстучал Форсайт. – Понимаю.

– Я знаю, что ты понимаешь, – Ко ласково взглянула на ученого. – Но Кальдеру ни за что не вырваться из своей камеры.

Адриан почувствовал, как старые, опасные мысли вновь зашевелились в его голове. «Отвлечься!» – приказал себе Адриан.

– Тело обследовали? – задал он вопрос.

Мелоди нахмурилась и скрестила руки на груди:

– Ты позвонил своему адвокату, Сорд?

Гален отрицательно покачал головой:

– Что бы я ему сказал, Мелоди? Думаю, сами разберемся.

– В фургоне мертвая женщина, Сорд. Как ты собираешься с этим управиться?

Сорд молниеносно вскочил со стола, и Форсайт почувствовал легкий укол зависти при виде быстрого движения чужого тела.

– Это не мертвое тело женщины. Это тело мертвого перемещенного в человеческом обличьи. Не думаю, что нам удастся отыскать федеральные или муниципальные законы, касающиеся смерти оборотней. Мы ничего не приобрели при…

– Нет, мы все потеряли! – Ко с такой силой ударила ладонью по столу, что опрокинула стаканчик с карандашами. – Ты еще не имеешь ни малейшего представления о том, во что мы влезли сегодня вечером! Сол Кальдер везде проходил как человек – улавливаешь? Он либо снимал этот дом, либо являлся его владельцем. Он уплачивал налоги. Он ходил за покупками – вспомни хотя бы пакет у него в руках! И, вероятно, по этому адресу ему доставлялась корреспонденция! Может быть, он даже где-нибудь работал!

– К чему ты клонишь, Мелоди?

– К тому, что все произошло слишком неожиданно – в частности, исчезновение Кальдера. Фьюить – и исчез, как по мановению волшебной палочки. Он…

– Не из-за волшебства, – вмешался Мартин. – Колдовство…

– Мартин, не сейчас, – оборвала его японка. – Дело в том, что это Нью-Йорк, в котором исчез человек. Через пару дней к нему домой нагрянет полиция, взломает дверь и обнаружит следы борьбы.

– Ну и что?

– А то, что наш фургон с надписью «Сорд Фаундейшн» сегодня вечером почти два часа проторчал рядом с домом Кальдера. Твой идиотский «Порше» завонял всю улицу, и вообще мы наделали так много шума, сражаясь с подругой Кальдера, что, если никто в тот момент и не вызвал полицию, то, когда фараоны начнут опрашивать соседей, кто-нибудь из них обязательно обо всем вспомнит.

– Это уже позади, – ответил Сорд, и Форсайт с удовлетворением уловил в его голосе раздражение. – Мы здесь, в милях от того места.

– А что, если полиция примется разыскивать черный фургон и черный «Порше» с номером 928FG4, или еще за каким чертом ее занесет сюда к нам? Внизу – похищенная жертва, в бессознательном состоянии, в фургоне мертвое тело, так и лучащееся эманацией преступления. Для полиции не будет иметь никакого значения, кем была эта женщина, Сорд. Для них она будет тем, чем предстанет перед их взором – окровавленным трупом человеческого существа.

– Ну хорошо, хорошо. Я избавлюсь от тела, Мелоди. И куплю новый фургон.

Ко закатила глаза к потолку:

– О, Замечательная идея, Сорд – тогда полиция совершенно ничего не заподозрит!

– Так чего же ты, в конце концов, хочешь? – сдерживаясь из последних сил, как можно спокойнее спросил Гален. – Чтобы я позвонил Транку и сдался властям?

– Нет! Наоборот, я пытаюсь спасти тебя от этого! Давай, используй свою чертову голову и свои чертовы деньги, позвони адвокату и хорошенько подготовься к тому моменту, когда Транк тебя вызовет! – Японка повернулась к нему спиной. – Господи, неудивительно, что они вышибли тебя из клана, Сорд. Ты болван!

Форсайт вдруг осознал, что одним из преимуществ его нынешнего состояния является возможность открыто смеяться. В любом случае внешне это никак не выражалось. А сейчас ученый хохотал буквально до слез. С одной стороны, он с состраданием отметил два темных круга, появившихся на щеках Ко, но все подавляло удовольствие лицезреть бессильную ярость Сорда, в особенности в адрес того, чье увольнение немедленно лишило бы миллионера услуг Адриана.

Сорд швырнул альбом для рисования на стол и припечатал его сверху стаканчиком для карандашей.

– Ну простите меня, ради бога, мисс Ко, просто мне никогда до этого не приходилось сражаться с тагони, так что, вполне возможно, я не придерживался должного этикета.

– А мне никогда прежде не доводилось никого убивать! – Форсайт услышал, как голос Мелоди сорвался. Молодая женщина быстро повернулась и выбежала из лаборатории, оставив остальных в молчании.

Когда звук шагов Мелоди, спускавшейся по металлическим ступенькам, затих, они услышали скрип открываемых задних дверей фургона, припаркованного на своем обычном месте. Мартин, не поднимая головы, неуклюже пытался собрать рассыпавшиеся карандаши и вложить их обратно в стаканчик.

Спустя некоторое время Сорд повернулся к Форсайту:

– Как ты думаешь, это потому, что ей пришлось… ну, ты меня понимаешь? – На лице Галена вдруг появилось выражение, словно его только что осенила какая-то догадка.

Адриан же был уверен, что это именно так.

– Дай я попробую, – отстучал он, а затем приказал креслу нести его к лифту и к женщине, разделявшей его взгляды и мысли.

Ко стояла у раскрытых дверей фургона, уставившись на укрытую черным пластиком бесформенную массу, лежавшую на металлических рейках, предназначенных для крепления кресла Форсайта. Теперь там лежало мертвое человеческое тело. И не имело никакого значения, кем на самом деле являлся этот человек – в данный момент здесь покоился труп Симоны Кальдер, подруги Сола, которую он называл «любимой».

И убила ее Ко. Мелоди с трудом сдерживала слезы, стараясь отогнать от себя мысли о том, что находилось перед ней, стараясь отрешиться от всех звуков ненавистной Голубятни, в которой любая мелочь напоминала о Сорде. Ей хотелось все бросить и уехать, чтобы не иметь ничего общего ни с ним, ни с бредовыми идеями этого маньяка. Но она не могла оставить Форсайта. И Жа-Нетт – во всяком случае, не Галену Сорду.

– Она пыталась тебя убить, – раздался сзади скрипучий голос синтезатора. Японка даже не почувствовала, когда он приблизился, не слыша жужжания его кресла или мягкого поскрипывания колес, доставивших ученого из лифта, но присутствие Адриана не тяготило ее. Наоборот, сейчас, как никогда, она нуждалась в друге. И подсознательно ей хотелось, чтобы кто-нибудь пришел. Даже Форсайт.

– Я знаю, – не поворачивая головы, безжизненным голосом отозвалась молодая женщина.

Форсайт подкатился ближе и тоже устремил свой взгляд вглубь фургона. В полумраке гаража, нарушаемом лишь слабым свечением, проникавшим сквозь решетку переплетенных металлических сходней и приоткрытых жалюзи, лазерные лучи, выходившие из больших очков Адриана, делали его глаза похожими на две красные точки.

– Если бы на тебя напал медведь, ты бы его убила? – спросил синтезатор.

– Сначала я бы попыталась его напугать.

– Но ты бы его убила, если бы пришлось? – механический голос эхом прокатился по гаражу.

– Если бы пришлось. Однако я не должна была убивать Симону.

Ответ последовал незамедлительно – паузы между словами были заполнены быстрым клацаньем клавиш, по которым привычно бегали пальцы ученого.

– Ты знала, что убьешь ее?

– Мартин говорил, что серебро смертельно для любого перемещенного.

– Серебряные пули, – отстучал Форсайт. – Серебряные клинки. Я не думал, что раствор галида серебра окажет столь сильное воздействие.

– И тем не менее это так, – тяжело вздохнула Ко.

– Тогда почему ты не винишь меня?

Японка прекрасно знала ответ на этот вопрос, но как она могла раскрыть Адриану всю правду? Что она чувствует по отношению к нему? Раскрой ему правду – и это будет мучить его еще сильнее, чем то состояние, в котором он сейчас находится.

– Тогда почему ты не винишь меня? – настаивал синтезатор.

– Потому что я, а не ты, была там. Потому что я, а не ты, все это натворила, – Мелоди почувствовала, как по ее лицу покатились злые слезы – она отняла чью-то жизнь.

– На твоем месте я поступил бы точно так же, – отстучал Форсайт.

Ко быстро повернулась к нему и схватила ученого за руку.

– О нет, – воскликнула она, – только не ты, Адриан, только не ты, мой…

– Почему Мелоди плачет? – послышался вдруг голос Мартина.

Японка взглянула на подошедшего, раздраженная его присутствием. Половинник висел футах в десяти над фургоном, словно акробат на трапеции, вверх ногами, уцепившись за стальную балку перекрытия.

– Я убила Симону Кальдер, – коротко ответила Ко, больше для себя, чем для Мартина.

Мартин несколько секунд раскачивался вперед-назад, затем разжал руки, перекувырнулся в воздухе и мягко, почти бесшумно, приземлился точно за спинкой кресла ученого, после чего сунул голову в фургон и принюхался.

– Симона Кальдер тагони, – сообщил он. – Симона Кальдер Аркадский перемещенный. Аркадский перемещенный убивает людей. Первый раз человек убил Аркадского перемещенного. И остался жив.

– Убивать очень плохо, Мартин – вот в чем все дело.

Некоторое время Мартин задумчиво следил за мерцанием огоньков на небольшом мониторе, прикрепленном к левой ручке кресла Форсайта. Затем, выпятив губу, половинник осведомился:

– Мелоди хотела убить Симону Кальдер?

– Нет, – искренне ответила Ко.

– Мартин понимает, что плохо хотеть убивать. Иногда приходится убивать. Вот разница.

– Это не был несчастный случай, Мартин. Убийство личности есть убийство личности. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Мартин протянул руку над спинкой кресла и ласково коснулся локтя молодой женщины.

– Нет, нет. Мелоди неправа.

Он нырнул в фургон, просевший под его весом.

– Симона Кальдер Аркадский перемещенный. – Мартин ухватился за край черного пластикового покрывала. – Перемещенное обличье Симоны Кальдер тагони. – Он взглянул на Ко, вцепившись обеими руками в пластик, глаза его сделались большими и круглыми. – Могущественный Аркадский перемещенный.

Половинник принялся стягивать покрывало на себя.

– Нет, Мартин, не нужно… пожалуйста… я не могу…

– Могущественный старый Аркадский посвященный, – торжественно закончил Мартин, одним рывком стягивая пластиковое покрывало, которое взвилось в воздух так легко, словно под ним ничего не лежало.

Ко изумленно отступила на шаг. Она была готова лицезреть безжизненные руки, ноги и остановившийся взгляд убитой ею женщины, и этот взгляд должен был буравить ее, прожигая насквозь.

Но ничего этого не было – ни рук, ни ног, ни взгляда. Тело исчезло. Лишь облачко белой пыли, взметнувшееся от дуновения ветра и тут же растаявшее в воздухе.

– Старый, старый, старый Аркадский перемещенный, – задумчиво пробормотал Мартин, выпуская пластиковое покрывало из рук.

Мелоди резко повернулась к Форсайту, словно ища у того подтверждения увиденному. Рядом с физиком безмолвной статуей застыл Гален Сорд.

Мелоди взглянула на Галена, стараясь отыскать в его глазах понимание. Но единственное, что она увидела, была его рука, на мгновение погрузившаяся в облако белой пыли – все, что осталось от мертвой тагони. Лицо Сорда исказила кривая улыбка.

Мартин вернул японке ощущение своей невиновности. Сорд же возвратил ей былую ненависть.

Глава 14

Жа-Нетт услышала знакомое царапанье в дверь спальни и крикнула Мартину, чтобы он заходил. Ее приятель бесшумно вошел, закрыл за собой дверь и опустился на пол рядом с девочкой, крепко упершись ладонями в толстый белый ворсистый ковер.

Маленькая негритянка сидела на краю кровати, устремив задумчивый взгляд в окно, где между двумя громадами соседних домов виднелся кусочек голубого неба. Она вдруг осознала, что, хотя Сорд в последнее время все чаще прибегал к ее услугам, ей редко доводилось видеть дневное небо. Гален предпочитал ночь. Девочка приглашающе похлопала ладонью по кровати, и Мартин быстренько устроился рядом, уставившись туда же, куда был устремлен ее взгляд.

Некоторое время спустя половинник покачал головой и осведомился:

– Что делает Жа-Нетт?

– Бьет баклуши, – отозвалась девочка.

– Не понял?

– Так говорил мой папа. Сижу и ничего не делаю.

– Внутри тебе легче? – не отрываясь от окна, спросил Мартин.

– Не думаю, что смогу есть бюргеры скоро, но все будет в порядке.

Мартин неожиданно вскинул руку и указал куда-то в небо длинным, увенчанным черным ногтем пальцем:

– Самолет!

Жа-Нетт улыбнулась, заметив серебристую точку, медленно плывущую между домами. На землю опускались сумерки.

– Летал когда-нибудь?

Мартин отрицательно мотнул головой:

– Но хотелось бы.

– Наверное, Сорд возьмет тебя с собой в полет. Мы с ним летали в Лондон, в Сан-Франциско. И он позволил Мелоди сводить меня в Мир Диснея.

Мартин снова покачал головой:

– Мир Диснея как Первый Мир? Второй Мир? Сумеречный Мир? Мартин не знает.

Жа-Нетт рассмеялась.

– Это как большая детская площадка, – пояснила она. Девочка коснулась кончиками пальцев руки приятеля. – Тебе бы там понравилось. Уверена.

– Мелоди возьмет Мартина?

– Конечно. Ей там тоже нравится. Да и Сорд иногда рад хотя бы на время от нас избавиться. – Маленькая негритянка опустила ноги на пол. – Может, включить телевизор? У нас в запасе еще час, или даже немного больше.

– Схватки? – встрепенулся Мартин.

– Завтра вечером, – ответила Жа-Нетт.

Мартин пожал плечами.

– Ладно, поглядим. – Немного подумав, он добавил. – Галену Сорду стоило бы купить видео. Тогда схватки были бы всегда.

Половинник тоже опустил ноги на пол.

– А в Мире Диснея есть схватки?

– Думаю, да, – кивнула Жа-Нетт. – Это именно то, чем ты занимался у себя там, в анклаве? Смотрел видео и мечтал?

– Иногда. Смотрители не часто позволяли Мартину смотреть видео, поэтому Мартин представлял все внутри себя.

– А эти, смотрители – они что-то вроде родителей, да?

Мартин опустил голову и принялся теребить покрывало:

– Жа-Нетт помнит родителей?

– Да – маму с ее черными глазами. Говоришь, она из клана Марратин? Но я больше ничего о ней не знаю.

– Папа человек?

Жа-Нетт зажмурилась, и перед ее мысленным взором всплыло лицо отца – черная, как ночь, кожа, тонкие усики и та особая улыбка, которая, как она думала, предназначалась ей одной.

– Думаю, он исчез, когда мне было шесть лет.

– А куда он ушел?

Девочка открыла глаза и вновь устремила взгляд куда-то за окно, но услужливая память продолжала рисовать картину: четырехлетняя Жа-Нетт, скрестив ноги, сидит рядом с отцом в машине и играет в куклы, заставляя их двигаться, танцевать и драться, не прикасаясь к ним даже пальцем. Она видела лицо отца, наблюдавшего за ней в этот момент, на котором застыла та особая улыбка, и снова ощутила ту любовь, которую, как ей казалось, наполнял этот взгляд, пока не стала понимать жизнь лучше. Вспомнила те игры, в которых участвовал и он, и в которых ее любимые куклы заменялись игрушками отца: игральными костями. Девочке едва исполнилось пять лет, но она уже умела заставлять кости катиться очень естественно и замирать тогда, когда это было необходимо. Отец называл ее своим маленьким ангелом.

– Жа-Нетт знает, куда ушел папа? – откуда-то издалека донесся голос Мартина.

Вегас – вначале они попали в Вегас. Ее отец с толстой пачкой денег, такого количества ей еще не приходилось видеть. А папа говорил своему ангелу, что вдвоем они сумеют сделать эту пачку еще толще, такой большой, что хватит на поиски мамы. Для шестилетней Жа-Нетт, впервые попавшей в залитый огнями казино город, все окружавшее казалось еще замечательнее, чем Рождество.

Но в казино ее не пустили. По крайнее мере, в те, куда хотел попасть ее отец. Служащие казино никак не могли взять в толк, почему он настаивает на ее присутствии в игорных залах, и предлагали ему отвести девочку в детскую комнату, к мультфильмам и мороженому, что Жа-Нетт очень даже нравилось.

Однако, отгородившись от всего остального мира в кабине их спального фургона, папа объяснил дочке, что она должна находиться рядом с ним, когда он играет в кости, чтобы заставлять их останавливаться тогда, когда это нужно.

Наконец, удалось отыскать подходящее место в Рено, и Жа-Нетт теперь часами сидела за столиком ресторана, устремив свой взгляд туда, где, отчетливо видимый на фоне каких-то деревянных столбов и старого колеса от фургона, в десяти футах от нее, у огромного стола, за которым взрослым было позволено играть в кости, стоял ее отец.

Было очень трудно, находясь так далеко, управлять костями, время от времени теряя их из виду. Однажды она заставила перевернуться кость уже после того, как та остановилась, и это привело взрослых в ярость. Но в основном ей удавалось укладывать кости так, как хотелось ее пане, и каждый раз он бросал на нее сквозь спицы колеса взгляд, наполненный любовью – так ей казалось.

Сидя на постели в Голубятне, ощущая тепло, идущее от тяжелого тела Мартина, Жа-Нетт понимала, что вся эта невинность, с которой она вспоминала своего отца, целиком объяснялась ее тогдашним возрастом. Теперь-то она знала, что особая улыбка отца предназначалась отнюдь не ей, а способности к транслокации, унаследованной Жа-Нетт от матери. Она никогда не была папины маленьким ангелом, а просто средством решения всех отцовских проблем.

Жа-Нетт с силой зажмурилась и вновь отчетливо увидела женщину в платье, едва прикрывавшей ее тело, прижимавшуюся к отцовской руке и безудержно смеющуюся, когда он метал кости, а Жа-Нетт вытворяла с ними то, что хотел ее отец. Она увидела другую, особую, улыбку отца, предназначавшуюся этой женщине, и вдруг отчетливо поняла, что он никогда, никогда в жизни не станет искать маму.

Той ночью, лежа без сна на койке в спальном фургоне, девочка изо всех сил прижимала скомканный край одеяла к лицу, вздрагивая от страха каждый раз, когда рядом тормозил другой фургон или автомобиль, и на оконных стеклах на мгновение появлялся и исчезал отблеск фар. Горькие слезы безмолвно скатывались по ее щекам. Слезы по отцу, оставившему ее в одиночестве этой ночью. Слезы по маме, исчезнувшей во мраке.

Отец вернулся на рассвете, когда небо на востоке окрасилось в пурпурный цвет. Его волосы были взъерошены, он шатался и что-то невнятно бормотал, как всегда, когда допоздна засиживался за игральным столом с другими взрослыми. Он наклонился, чтобы поцеловать своего ангела, и в ноздри Жа-Нетт ударил густой запах духов. Женских духов.

Отбросив одеяло в сторону, девочка крепко обхватила папину шею руками, а затем вдруг почувствовала, как ее подняло в воздух, когда Здоровяк потянул отца за шиворот.

Здоровяки вошли в фургон вслед за папой. Их было двое – высоких, необычайно широкоплечих, а их искаженные яростью лица затем долгие годы будут преследовать Жа-Нетт в ночных кошмарах. Здоровяк швырнул девочку на койку, не обращая внимания на ее слезы. Затем они принялись избивать папу, осыпая его плохими словами, потом один из них разодрал на папе пиджак и выгреб из его кармана все деньги.

Отец упал на койку вслед за дочерью. На его усах запеклась кровь, глаза расширились и наполнились слезами. Он умолял своего маленького ангелочка показать Здоровякам то, что она умела. Он умолял ее подтвердить, что это не только его оплошность.

Девочка была напугана, находясь на грани истерики, но все-таки заставила в себе силы заставить танцевать своих кукол, не дотрагиваясь до них. Впервые в жизни демонстрировала она свое искусство посторонним. Из всего, что было сказано той ночью, Жа-Нетт запомнила только одну фразу, навечно врезавшуюся ей в память – фразу, которую один из Здоровяков сказал другому:

– Конрой, нельзя допустить, чтобы подобные ей существовали. Их никогда не было прежде, не будет и впредь.

А потом они увели ее папу навсегда…

– С Жа-Нетт все в порядке? – словно сквозь вату донесся до нее встревоженный голос приятеля.

Девочка открыла глаза. По темнеющей голубизне неба медленно ползла серебристая капля еще одного самолета.

– Я не знаю, куда ушел мой папа, – отозвалась она. Много спустя, повзрослев, Жа-Нетт начала подозревать, что же на самом деле случилось с ее отцом. Но больше всего ее занимала мысль, почему, увидев способности девочки и, без сомнения, зная о существовании ей подобных, Здоровяки тогда не вернулись, чтобы наказать и ее.

– Гален Сорд сейчас как Жа-Нетт папа? – не унимался Мартин.

Жа-Нетт обдумала услышанное и решила, что приятель прав.

– Да, точно, как мой папа, – грустно признала она. В двенадцатилетнем возрасте маленькая негритянка уже прекрасно понимала, что значит быть использованной кем-то другим. Но Сорд, по крайней мере, был с ней честен. Во всяком случае, он четко дал ей понять, для чего они с Форсайтом взяли ее из приюта незадолго до несчастного случая с Адрианом. Сорд был далек от нее, постоянно занят, и в основном игнорировал девочку, хотя время от времени она ощущала на себе его внимательный взгляд, когда он думал, что Жа-Нетт целиком поглощена своими делами. Гален никогда не задевал ее и, что самое главное, никогда не обманывал. У девочки были серьезные сомнения, что ей когда-нибудь удалось бы его полюбить, но в чем Жа-Нетт была уверена – так это в том, что уважать его она будет всегда. И будет благодарной за то, что он забрал ее из приюта.

– Мелоди как мама Жа-Нетт? – продолжал допытываться Мартин.

– Думаю, да, – кивнула девочка, легонько прикасаясь тыльной стороной ладони к руке Мартина, зная, что этот жест ласки и дружбы ему приятен. Ей нравилось, как он при этом улыбается. – Ты знаешь, мне кажется, ей хотелось бы стать моей мамой. Будто это ее обязанность или что-то еще в этом роде. Но… но когда наступает время учить меня быть хорошей или проверять мои уроки, она иногда теряется. Мне кажется, что Мелоди боится слишком на меня воздействовать.

– Мелоди как сестра?

– Пожалуй, это точнее. – Жа-Нетт обрадовалась, что Мартин помог ей разобраться в ее отношениях с Ко. Девочка улыбнулась. – Мы ведь похожи, верно?

Глаза ее приятеля расширились.

– Нет, – серьезно возразил он. – Жа-Нетт черная. Мелоди нет. У Жа-Нетт волосы длинные, а у Мелоди… их почти нет.

– Ну, а еще что? – шаловливо спросила маленькая негритянка.

– Жа-Нетт шутит?

Девочка протянула руку и нежно коснулась переносицы Мартина.

– Так-так-так, – задумчиво протянула она. Затем, погрузив пыльцы в густую гриву своих волос, Жа-Нетт вдруг поняла, что Мартин только что подсказал ей совершенно безумную мысль.

– Ну-ка, Мартин, покажи руки!

Половинник послушно протянул девочке обе руки ладонями вверх, и Жа-Нетт не замедлила поместить туда свои ладошки. Ее растопыренные пальцы едва покрывали половину его ладони.

– А что сейчас делает Жа-Нетт? – полюбопытствовал Мартин.

– Какие у тебя замечательно толстые пальцы. Ты ножницами пользоваться умеешь?

– Предпочитаю себя обкусывать.

– Фьюить, – одним прыжком Жа-Нетт оказалась на ковре и метнулась к платяному шкафу. – А на этот раз мы воспользуемся этим. – Девочка протянула приятелю ножницы.

Мартин в замешательстве уставился на них:

– Сестричка-половинник все еще шутит?

Жа-Нетт накрутила на палец длинную прядь волос и улыбнулась так, как это обычно делала Ко.

– На этот раз нет, братик-половинник, – и вдруг громко и счастливо засмеялась.

– Если ты будешь вертеться, я ничего не смогу сделать, – мрачно изрекла Ко.

Сорд отступил на шаг в сторону и оглядел себя в большом зеркале, висевшем на стене кабинета. Если бы не боль, раздиравшая плечи, он бы, конечно, сумел сам повязать эту чертову бабочку, вместо того, чтобы отдаваться на растерзание неуклюжим попыткам Ко. Но уже сам процесс надевания рубашки оказался столь трудным, что Гален оставил всякую надежду сделать что-нибудь самостоятельно.

– Как-то криво сидит, – пожаловался он, имея в виду бабочку.

Ко выругалась про себя и резко повернула Сорда к себе лицом.

– Наклонись ниже – мне плохо видно. – Она несколько удлинила одно крыло бабочки и туже затянула узел. – Дышать можешь?

– С трудом.

– Плохо, – ее руки отскочили от шеи Сорда, словно кнут от привязанной коровы.

– Так лучше, – Сорд с удовлетворением оглядел себя в зеркале и потянулся к фраку.

– Не спеши, – Мелоди буквально вырвала фрак из его рук. – Мне необходимо тебя оснастить.

Сорд отступил на шаг и всплеснул руками:

– В чем дело?

– Послушай, Гален, – по-моему, именно тебе предстоит отправиться на благотворительный бал в пекло, не так ли? – японка быстро сложила фрак и аккуратно перекинула его через руку. – А, насколько тебе известно, всякие устройства и приборы – это уже моя забота. – С этими словами молодая женщина резко повернулась, намереваясь уйти.

Сорд вполголоса выругался. Если не предпринять что-то сейчас, она явно постарается так нашпиговать его электроникой, что это будет заметно любому болвану.

– Прости, ладно? Я приношу извинения за свое поведение на этой недели. Это как-то поможет?

Ко на мгновение замерла на полпути между кабинетом Сорда и его спальней.

– Нет, – немного поколебавшись, отрезала она, и двинулась дальше.

Сорд последовал за ней по балконному переходу и дальше вниз, в ее мастерскую на третьем уровне, удивляясь, каким образом ему могло прийти в голову мысль, что такой человек, как Ко, мог согласиться с ним работать.

Жа-Нетт он понимал: она ребенок. Сорд говорил ей, что делать, и она либо делала, либо начинала артачиться. В последнем случае Гален попросту накладывал запрет на что-нибудь – например, на возможность просмотра телепередач – и Жа-Нетт быстренько выполняла все, что от нее требовалось. Это были очень простые и вполне понятные взаимоотношения.

Даже на Мартина можно было найти управу. Основной сложностью общения с половинником являлось то, что последний подходил ко всему со своими мерками на уровне инстинкта, и порой становилось необычайно трудно объяснить ему логику тех поступков, которые Мартину предстояло совершить. Но Сорд быстро понял, что, почесав Аркадию шею в районе затылка и одновременно произнеся несколько фраз с просительной интонацией, можно из Мартина вить веревки.

А Форсайт так вообще радовал Сорда. Конечно, Гален не снимал с себя ответственности за то, что случилось с ученым при их первой попытки проникнуть в Первый Мир, но, тем не менее, относительно Адриана у него не возникало никаких сомнений. Форсайта отличал незаурядный ум, неподдельный энтузиазм и, что скорее всего, обусловливалось его нынешним состоянием, ученый не относился к разряду людей, транжирящих слова и время попусту. Сорду всегда импонировал присущий Адриану рационалистический подход во всем, ибо такой подход был по духу близок самому Галену.

Но Мелоди Ко с самого начала была ошибкой. Сорд вспомнил охватившее его сомнение еще тогда, когда Форсайт впервые предложил подключить молодую японку к их сумасбродным исследованиям. Адриан утверждал, что она была его самой способной ученицей. Прекрасная экспериментальная подготовка. Солидный теоретический багаж. Любой факультет Манхеттенского технологического института готов предоставить ей место в аспирантуре, как только она выберет интересующее ее направление исследований. Ум, сравнимый с умом нобелевского лауреата, утверждал Форсайт, и Гален, наконец, согласился с ней побеседовать.

Это было роковое решение. Вместо острого ума, готового полностью отдаться интересующим его исследованиям, перед Сордом оказалась ограниченная, самоуверенная, надменно-недосягаемая личность, эгоистичная до мозга костей. Гален долго не мог понять, каким образом Адриан мог терпеть все ее выходки, да еще настаивать на включение девицы в их группу. Но, в конце концов, Сорд сдался, а когда случилось несчастье с ученым, стало просто невозможным увольнение Ко, поскольку теперь уже сам Гален нуждался в ней по тем же причинам, по которым Форсайт раньше рекомендовал ее. Самым прискорбным было то (и Сорд прекрасно это сознавал), что вряд ли ему удалось бы найти лучшего помощника Форсайту, способного одновременно выполнять функции лаборанта самого Сорда. Кроме того, Галену казалось, что он вот-вот готов полюбить ее.

– Сорд, проснись, – Мелоди вертела Галеном во все стороны. – Руки шире.

Сорд с трудом приподнял руки.

– Плечи болят, – пожаловался он.

– Ты должен быть благодарен за то, что я добралась до них раньше, чем началось заражение, – Ко принялась прилаживать тонкую черную ленту к его спине. – Это антенный ввод. Как только я подцеплю контакты, можешь задвинуть его под каммербанд.

– А батареи? – Сорд нетерпеливо следил за тем, как японка методично изучает содержимое небольших пластмассовы ящичков, прикрепленных к стене прямо над верстаком. В целом мастерская молодой женщины просто поражала своей чистотой и порядком, словно ее хозяйка здесь никогда ничем не занималась кроме как перекладыванием собранных ею устройств и приборов во все меньшие и меньшие ящички.