Текст книги "Тайны кремлевских жен"

Автор книги: Галина Красная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

Решение суда было категоричным: непрошеные гости в течение 20-ти дней обязаны покинуть особняк. Но, очевидно, Кшесинская не очень верила в возможность исполнения решения суда. Спустя две недели имя ее появляется в материалах нового судебного разбирательства, связанного с поджогом ее дома.

11 мая 1917 года в особняк Кшесинской приходил никому не известный солдат. Он столкнулся со служащей социал-демократической организации Марией Клементьевой. На вопрос, что ему нужно, ответил, что зашел из любопытства. 12 мая около 6 часов утра к особняку на легковом извозчике подъехали трое: двое офицеров и один штатский. На их звонок вышел дворник Григорий Соловьев. Офицеры сказали, что им надо срочно пройти в комитет. У дворника ключей от ворот не было – они находились у солдата в дежурном помещении. Дворник принес ключи, впустил незнакомцев и вышел мести улицу. Посетителей видел и дворник соседнего дома, он же заметил, что один из офицеров был очень высокого роста. Минут через десять они вышли, при этом высокий сорвал с ворот дома плакат Петроградского комитета и, бросив извозчику, сказал: «Это тебе пригодится на фартук». Компания села в поджидающую их легковую повозку и направилась в сторону Троицкого. А в доме в это время начался переполох – горела кипа газет в столовой, где помещалась экспедиция «Солдатской правды». Горело несколько десятков тысяч экземпляров, облитых какой-то жидкостью. Пожар погасили. Выгорела часть стены и часть пола. Секретарь ЦК РСДРП Е. Д. Стасова вызвала милицию.

Было возбуждено уголовное дело. 30 мая 1917 года была допрошена «в качестве потерпевшей М. Ф. Кшесинская, 44 лет, католичка, не судимая, артистка государственных театров». «Я, – сказала Кшесинская, – теперь в доме не живу и почти в нем не бываю. Какую цель преследовал означенный поджог, был ли он направлен против моего имени, против какой-либо из организаций, самовольно поселившихся теперь в моем доме, я сказать не могу. Кто поджег, я не знаю, и указаний к обнаружению виновных я дать не могу» (ЦГИАЛ, ф. 487). Дело вскоре прекратили из-за невозможности обнаружить виновных.

Остается загадкой: был ли поджог местью Кше-синской захватчикам или она все-таки непричастна к инциденту.

В марте 1917 года, когда Кшесинская обдумывала, как ей вернуть свой дом, ее пытались шантажировать.

21 марта, около полудня, на квартиру Феликса Кшесинского, брата Матильды, у которого она тогда жила, позвонил неизвестный и сказал, что у него имеется два письма: одно – на имя Кшесинской, другое – на имя ее сына, и он готов их вернуть по принадлежности. На вопрос Кшесинской, а именно она подошла к телефону, каким образом попали к нему эти письма, незнакомец ответил, что нашел их во время обыска в одном из домов на Забалканском проспекте. Кшесинская была человеком весьма осторожным. Она сказала, что в данный момент разговаривать не имеет времени, и просила перезвонить вечером. Тут же она связалась с В. С. Хесиным и по его совету подала заявление в комиссариат.

Вечером незнакомец позвонил. Его звонка ждал Хесин. Выяснилось, что у незнакомца личные письма великого князя Андрея Владимировича, которые он может уступить за плату, а если Кшесинская отказывается от свидания с ним, то он передаст их «гражданскому мужу» ДО. Ф. Кшесинской великому князю Сергею Михайловичу.

Хесин предложил незнакомцу приехать к нему на квартиру, от чего тот резонно отказался. Сошлись на том, что встретятся в ресторане «Слон». Заехав в комиссариат и попросив прислать к назначенному времени в ресторан милиционеров, Хесин направился туда, занял отдельный кабинет, заказал чай и закуски.

В 21.30, как было условлено, в кабинет вошел солдат, заявивший, что он и есть тот самый человек, с которым Хесин говорил по телефону. На просьбу Хесина показать письма, солдат ответил, что отдаст их «по получении 5 тысяч рублей, так как содержание писем таково, что великий князь Андрей Владимирович даст за них 50 тысяч, лишь бы избежать дурного последствия…» Хесин, чтобы затянуть время до прихода милиционеров, стал торговаться с солдатом. Тот как будто предложил, из причитающихся ему 5 тысяч рублей, одну тысячу Хесину – «за труды».

В это время у дверей кабинета послышались шаги милиционеров…

Арестованный оказался писарем управления запасных гвардейских частей Андреем Ивановичем Шаталовым. У него при аресте изъяли пистолет и два письма великого князя Андрея Владимировича на имя М. Ф. Кшесинской и ее сына.

Шаталов виновным себя не признал. Появление же у себя чужих писем объяснил следующим образом.

Во второй половине февраля 1917 года адъютант Управления штаба капитан Толстой поручил ему отвезти в Кисловодск несколько секретных документов к генералу Чебрыкину. Исполнив поручение, он, Шаталов, получил от Чебрыкина несколько пакетов, адресованных в Петроград разным лицам. Приехав в Петроград 27 февраля, «в горячке дней революции» пакетов сразу не передал, а «потом решил представить их в Гос. думу, но не имел времени исполнить сам намерений». Тогда он вскрыл один из пакетов и обнаружил конверт на имя Кшесинской, вскрыл его и прочитала письма.

«Убедившись, что они частного характера, первоначально предположил сдать его (т. е. конверт) все-таки в Гос. думу, а затем, 21 марта, будучи немного «под хмельком», решил доставить письмо, адресованное Кшесинской, именно ей, для каковой цели и позвонил ей по телефону. Денег он, Шаталов, от Кшесинской не требовал, а она сама предложила ему 5 тыс. р.» (ЦГИАЛ, ф. 487). Шаталов уверял, что Хесин сам требовал себе часть суммы, обещанной балериной, во что верится, конечно, с трудом.

Атмосфера безнаказанности и анархия февральских дней подтолкнули слабохарактерного писаря к такому необычному способу добывания денег. Было возбуждено уголовное дело. Однако 26 июня 1917 года Шаталов вместе с 62-й маршевой ротой убыл в действующую армию, куда следом были направлены и письменные сведения на него».

Как говорят, «время было такое». Заняли особняк? Не самое страшное. В 1918 году (фактически через год) Зинаида Гиппиус писала в «Петербургских дневниках»: «До такой степени «дленбе длится», что я решила быть мудрее и перестроить свою психологию. Не ждать. Так-таки не ожидать больше ровно ничего. Довлесть дневи…

Защелкнуть задвижку.

Массовый террор в России описать я не могу, – да и не хочу. В Симферополе вырезали две улицы «буржуев». В Ялте… столько убийств, утоплений с ядрами на ногах, что теперь… мертвецы одолевают город, всплывая в бухте в стоячем положении. Вот еще: на юге торговля рабынями: «герои» навезли, убегая с кавказского фронта. Продают женщин рублей по 30–25 (сбили цену, повсюду навезя, а первые шли посту и 75 р.)».

Грехопадение вождя

Женщины, которые активную сексуальную жизнь совмещают с политикой, представляют особый интерес. Именно такой женщиной была Инесса Арманд – возлюбленная Ленина. Для Инессы страсть и политика были понятиями неразделимыми и, можно даже сказать, составляли одно целое: мы говорим – «секс», подразумеваем – «политика»…

Инесса родилась в Париже 8 мая 1874 года. Ее родители – Теодор Стефан, француз, оперный певец, и Натали Бильд, шотландка, актриса, а потом учительница пения. Отец Инессы умер рано, оставив вдову без средств. Девочку воспитала тетка, сестра матери, учительница музыки и французского языка. Она-то и увезла маленькую Инессу в Москву, где преподавала в богатых домах. Она-то и ввела юную, прелестную парижанку в дом Армандов.

Семья эта отличалась хлебосольством, радикальными взглядами, интеллигентностью. Там было много молодежи; с Инессой, впечатлительной, яркой, одаренной, быстро установились дружеские отношения. Тетка дала ей хорошее образование – домашнее, что считалось тогда наиболее подходящим для девушки; блестяще владела Инесса тремя языками: русским, французским, английским; виртуозно играла на рояле. Словом, девушка незаурядная. Удивительно ли, что ее полюбил молодой Арманд, Александр, сын и наследник главы дома.

В семнадцать лет Инесса сдала экзамен на звание домашней учительницы, в девятнадцать – вышла замуж.

Александр Евгеньевич, ее муж, человек по натуре мягкий, обаятельный, увлекался в ту пору земской деятельностью, благотворительностью. И Инессу вовлек в сферу своих интересов: вместе обдумывали всяческие хозяйственные преобразования, организовали школу в своем подмосковном имении Ельди-гино, вместе участвовали во всякого рода филантропических обществах… Безмятежное, благополучное житье-бытье.

Пошли дети. И с рождением первенца – сына Саши – связана верная «трещина» в как будто бы цельном и устойчивом мировоззрении молодой госпожи Арманд. Она была очень религиозна. А тут столкнулась с тем, что православная вера запрещает роженице в течение шести недель посещать церковь. Нелепое запрещение это взволновало, возмутило Инессу.

Но кто же, собственно говоря, «увел» ее в революционный стан? Кто, при каких обстоятельствах превратил «сочувствующую» даму из высшего общества в профессионального революционера?

На это ответила в автобиографии сама Инесса Федоровна:

«С 1901 года стремилась к революционным организациям и в 1902 году познакомилась с некоторыми представителями с.-д. и с.-p., которым оказывала некоторые услуги и которые со своей стороны снабжали (меня) нелегальной литературой, тогда еще весьма скудной. В 1903 году попала за границу, в Швейцарию, и после короткого колебания между эсерами и эсдеками (по вопросу об аграрной программе) под влиянием книги Ильина «Развитие капитализма в России», с которой впервые смогла познакомиться за границей, становлюсь большевичкой».

Ильин – Ленин – вот кто, оказывается, «увел» Инессу в революционный стан.

Ведя партийную работу в районах Москвы и в Пушкино, Инесса Арманд быстро проходит «первоначальный курс» обучения – овладевает искусством конспирации, техникой революционного подполья, умением работать в массах. Вслед за тем наступает пора «тюремных университетов».

Впервые она была арестована 6 февраля 1905 года. «Отсидки», выходы на волю, снова энергичная партийная работа и снова тюремная камера – общая или одиночная, в зависимости от произвола жандармов. Надо ли говорить, что тюремный воздух отнюдь не укрепляет здоровья молодой женщины. Но зато укрепляет волю.

В этой связи интересно обратиться к письму Инессы Арманд. Написано оно значительно позже первых арестов – в эмиграции, в Швейцарии, и адресовано старшей дочери Инне. Ведя разговор с дочкой, мать признавалась:

«…Скажу про себя – скажу прямо – жизнь и многие жизненные передряги, которые пришлось пережить, мне доказали, что я сильная, и доказали это много раз, и я это знаю. Но знаешь, что мне часто говорили, да и до сих пор еще говорят: «Когда мы с вами познакомились, вы нам казались такой мягкой, хрупкой и слабой, а вы, оказывается, железная…» И неужели на самом деле каждый сильный человек должен быть непременно жандармом, лишенным всякой мягкости и женственности, – по-моему, это «ниоткуда не вытекает» – выражение одного моего хорошего знакомого. Наоборот, в женственности и мягкости есть обаяние, которое тоже сила».

Вернемся к первому этапу эмигрантской жизни Инессы Арманд. К тому времени, когда она, бежав из Мезени, после ряда злоключений обосновалась в Брюсселе.

Этот год был посвящен главным образом учению. Поступив в университет, Инесса изучает социальные и экономические науки. За один только год был пройден университетский курс, с отличием сданы выпускные экзамены и получен диплом лиценциата экономических наук.

Следует добавить, что позже, в Париже, Инесса слушала лекции в Сорбонне, да и вообще всегда и везде не упускала случая учиться – учиться самостоятельно работать с книгой, серьезно и систематически штудировать капитальные труды по политэкономии и педагогике, по статистике и экономгеографии…

В один из коротких наездов из Брюсселя в Париж Инесса Арманд познакомилась с Владимиром Ульяновым. Заочно знала Ленина давно, но личное знакомство состоялось лишь в 1909 году.

С той поры через всю свою жизнь Инесса, покоренная Лениным, пронесла любовь к нему. С той поры и до самого смертного часа существование Инессы было озарено лучами этого чувства.

Как пишет Н. Валентинов в «Моих встречах с Лениным», еще в 30-е годы в издательстве «Bandiniere» появилась книга «Тайные любовные увлечения Ленина», написанная двумя авторами – французом и русским (первый, скорее всего, был только переводчиком). Впервые в виде статей она появилась в 1933 году в газете «Untransigent» («Независимая» – ежедневная га-зета, выходившая в Париже в 1880–1948 гг.). Книга рассказывала об интимных отношениях Ленина с некой Елизаветой К. – дамой «аристократического происхождения». В ней приводились даже письма Ленина к этой К., которые даже на глаз неспециалиста выглядели явной фальшивкой. Н. Валентинов же считал (и это не было секретом для старых товарищей Ленина – Зиновьева, Каменева, Рыкова), что тот «был глубоко увлечен, скажем, влюблен в Инессу Арманд – его компаньонку по большевистской партии. Влюблен, разумеется, по-своему, т. е., вероятно, поцелуй между разговором о предательстве меньшевиков и революцией, клеймящей капиталистических акул и империализм».

Как известно, знакомство Ленина с Арманд произошло в 1910 году в Париже, и внимание, которым Ленин окружал Инессу, росло в 1911–1912 годы. Они часто подолгу разговаривали в кафе на avenu d’Orlaans. «Ленин не спускал своих монгольских глаз с этой маленькой француженки», – свидетельствовал французский социалист и большевик Шарль Раппопорт.

Ленин ценил в Арманд твердый характер, неистощимую энергию. «Я уверен, что ты из числа тех людей, кои развертываются, крепнут, становятся сильнее и смелее, когда они одни на ответственном посту», – писал он ей 15 июля 1914 года.

Он не мог не восхищаться ее блестящим знанием пяти языков, благодаря чему Инесса являлась его незаменимой помощницей на Циммервальдской, Кин-тальской и других международных конференциях в годы мировой войны, на первых двух конгрессах Коминтерна после Октябрьского переворота. Огромное влияние на Ленина оказывала виртуозная игра на рояле Инессы Арманд. «Десять, двадцать, сорок раз могу слушать Sonata Pathetique, и каждый раз она меня захватывает и восхищает все более и более», – говорил Ленин.

Н. Валентинов высказывает предположение, что отвергнутая Лениным Инесса, подсознательно желая вызвать у него ревность, присылает ему план брошюры о женском вопросе, в котором звучит требование «свободы любви». В письме от 17 января 1915 года Ленин советует это требование выкинуть, как «не пролетарское, а буржуазное требование». По его мнению, дело не в том, что понимает Арманд под «свободой любви»; «дело в объективной логике классовых отношений в делах любви». Инесса, судя по ленинскому письму от 24 января 1915 года, высказывает несогласие, не понимает, «как можно (так и написано!) отождествлять (!) свободу любви» со свободой адюльтера. Тезис Ленина: «Буржуазки понимают под свободой любви «свободу» от серьезного в любви», «от деторождения», свободу адюльтера. Но у Ленина отличный от Арманд взгляд на «ту проблему: «…Вы, совершенно забыв объективную и классовую точку зрения, переходите в «атаку» на меня», – жалуется он. И далее:

«Даже мимолетная страсть и связь» «поэтичнее и чище», чем «поцелуи без любви» (пошлых и пошленьких) супругов. Так Вы пишете. И так собираетесь писать в брошюре. Прекрасно.

Логичное ли противопоставление? Поцелуи без любви у пошлых супругов грязны. Согласен. Им надо противопоставить… что?.. Казалось бы: поцелуи с любовью? А Вы противопоставляете «мимолетную» (почему мимолетную?) «страсть» (почему не любовь?) – выходит, по логике, будто поцелуи без любви (мимолетные) противопоставляются поцелуям без любви супружеским… Странно. Для популярной брошюры не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский… пошлый и грязный брак без любви – пролетарскому гражданскому браку с любовью (с добавлением, если уж непременно хотите, что и мимолетная связь – страсть может быть грязная, может быть и чистая)».

Близкая подруга Инессы по эмиграции большевичка Людмила Сталь дала ей такую характеристику: «Пренебрежение к материальным условиям жизни, внимательное отношение к товарищам и готовность поделиться с ними последним куском были основной чертой ее характера». К этому хочется добавить красочный рассказ рабочего-большевика Григория Котова, встречавшего Инессу в Париже:

«Как сейчас вижу ее, выходящую от наших Ильичей. Ее темперамент мне тогда бросился в глаза… Казалось, жизни в этом человеке неисчерпаемый источник. Это был горящий костер революции, и красные перья в ее шляпе являлись как бы языками этого пламени».

Зима 1913/14 года. Инесса снова в Париже. Этому предшествовало, как мы помним, немало событий. Поездка на нелегальную работу в Россию, арест и «сидка» в петербургской предварилке, бегство за границу. Посещение Ульяновых, которые перебрались тогда из Парижа в Краков, чтобы быть поближе к родине. Участие в Поронинском совещании Центрального Комитета с партийными работниками… И вот – Париж.

Не успела Инесса еще как следует обосноваться, а в очередном письме от В. И. Ленина среди других поручений прозвучал требовательный призыв: «Беритесь архиэнергично за женский журнал!»

Создание нового большевистского журнала и появление нового журналиста-большевика было тесно связано с краковскими «блонями» (осенью 1913 года в Польше Инесса совершала дальние прогулки по берегам Вислы, покрытым изумрудными душистыми лугами, по-польски их называют «блони»), Недаром ведь и литературный псевдоним себе Инесса выбрала Блонина. С той поры Елена Блонина вошла в строй боевых партийных публицистов.

…Скромное парижское кафе на тихой улочке близ Больших Бульваров. Мраморный столик, бокалы лимонада, чашечки со стынущим кофе. Чернильница, газеты на палках-держалках, книги с закладками. Две женщины увлеченно работают в этом кафе – ведут какие-то записи, пишут письма, спорят… Эмигрантки-большевички Инесса Арманд и Людмила Сталь – члены заграничной редакции будущей «Работницы» – заняты подготовкой ее первого номера.

Дело налаживалось трудно. Русская часть редакции работала в условиях жесточайшего полицейского террора, каждый час ожидая ареста (это «ожидание» длилось не так уж долго; почти все русские редакторы нового журнала оказались за решеткой). Заграничная часть редакции была разобщена (Ар-. манд и Сталь во Франции, Крупская в Галиции); трудности связи, отсутствие опыта и средств, невозможность собраться всем вместе для выработки общей точки зрения – все, все было преодолено.

И вот, наконец, в руках у Инессы полученный из России первый номер «Работницы». Незатейливо оформленный, отпечатанный на неважной бумаге, скромный журнал. Но свой, родной, долгожданный…

Посылая Инессе в Париж № 3 «Работницы», Владимир Ильич писал: «Хорошо ведь! Налаживается дело».

А. Латышев писал: «В годы мировой войны Ленин не написал никому так много писем, как Инессе Арманд. Но следует отметить, что в секретном архиве Ленина хранится еще ряд неопубликованных писем. Кроме того, составители 48-го и 49-го томов полного собрания сочинений сделали многочисленные купюры, так что часть опубликованных ленинских писем к Арманд следует считать фальсификацией. Чем выделяются купированные места ленинских писем? Во-первых, изъяты абзацы, в которых Ленин особенно несдержан по отношению к своим соратникам по партии, а также те, в которых просматриваются его чувства к Арманд.

Впрочем, и в уже опубликованных письмах к Арманд Ленин был более несдержан, чем в обращениях к другим адресатам. Так, в одном из писем начала февраля 1916 года он писал: «Если Маша оказалась такой, то я лично очень рад, что эта сука отказалась идти в наш журнал». Или: «На такое говно, как Мер-гейм, не стоит тратить много времени: ясно, что безнадежно».

В письмах к Арманд Ленин мог рассказать и какую-либо сплетню, например о большевичке Разми-рович, которую он называет «солдатской женой». «Здесь «солдатская жена» и ее новый любовник, – писал он 19 июля 1914 года из Поронино. – Это и в «армии» в высшей степени глупо. Как-нибудь потом я хочу рассказать тебе почему».

Ленин начинает письмо от 25 июля 1914 г. (неопубликованное) с обращения: «Мой дорогой и самый дорогой друг, наилучшие приветствия в связи с приближающейся революцией в России».

Интересно, что в этом письме он обращается к Арманд то на «ты», то на «вы». С началом же первой мировой войны он обращается в письмах к Арманд только на «вы».

В 1952 году умерла Александра Коллонтай, и в том же году на страницах парижского журнала «Prenves» опубликована беседа с ней француза Марселя Боди, который сотрудничал с Коллонтай в России в революционные годы, а затем под ее руководством работал в Осло. Коллонтай хорошо знала Арманд, переписывалась с ней, хотя отношения между ними не были безоблачными. Со слов Коллонтай, Боди сообщил, что Крупская, узнав о любви мужа к Инессе, причем от него самого, хотела «отстраниться», уйти, но Ленин не желал идти на разрыв с ней. «Оставайся», – просил он Надежду Константиновну.

Известны все апологетические описания внешности Инессы Арманд.

А вот «объективистское», непредвзятое агентурное донесение в Московское охранное отделение – из ленинской школы в Лонжюмо: «История социалистического движения в Бельгии – 3 лекции; читала их эмигрантка Инесса, оказавшаяся очень слабой лекторшей и ничегр не давшая своим слушателям.

Инесса (партийный псевдоним, специально присвоенный на время преподавания в школе) – интеллигентка с высшим образованием, полученным за границей; хотя и говорит хорошо по-русски, но, должно думать, по национальности еврейка; свободно владеет европейскими языками; ее приметы: около 26–28 лет от роду, среднего роста, худощавая, продолговатое, чистое и белое лицо; темно-русая с рыжеватым оттенком, очень пышная растительность на голове, хотя коса и производит впечатление привязной; замужняя, имеет сына 7 лет, жила в Лонжюмо в том же доме, где помещалась и школа; обладает весьма интересной наружностью».

Агент кое в чем оказался не прав: Инесса – это подлинное имя Арманд, по национальности она не єврейка, а француженка по отцу (мать была шотландкой). И было ей тогда уже 37 лет.

Не найдены письма Ленина к Арманд периода их близких отношений, которые, по-видимому, имели место короткое время осенью 1913 года. Очевидно, эти письма безвозвратно потеряны. Хронологически первое письмо Ленина к Инессе Арманд, опубликованное в полном собрании сочинений, датировано второй половиной декабря 1913 года, спустя несколько недель после «проведенного» им «расставания». Но все равно некоторые первые опубликованные письма начинаются с отточий, со ссылками: «начало письма не разыскано», «рукопись имеется только с 3-й страницы». Не разысканы также заключительные фразы ряда писем.

После смерти Ленина Политбюро ЦК РКП (б) приняло постановление, требовавшее от партийцев, которые хранили письма, записки, обращения к ним вождя, передать их в архив Центрального Комитета, т. е. с 1929 года практически в полное распоряжение Сталина.

Только в мае 1939 года, после смерти Н. К. Крупской, старшая дочь Инессы Инна Арманд передала письма вождя к матери (многие с оторванными началом и концом) директору института Маркса – Энгельса – Ленина.

Характерно, что впервые тщательно отобранные письма Ленина к Арманд и были опубликованы в 1939 году, сразу же после смерти Н. К Крупской. И лишь через 10 лет, в 1949 году, журнал «Большевик» напечатал другие письма. Только в 1951 году – в 35-м томе четвертого издания сочинений – публикуются некоторые письма вождя, которые свидетельствуют, что Ленин и Инесса были столь близки, что до мировой войны обращались друг к другу на «ты». Можно отметить, что Ленин не любил амикошонства и на «ты» обращался только к членам своей семьи, не считая нескольких писем к друзьям юности О. Мартову и Г. Кржижановскому.

Имелась версия, что Сталин угрожал Крупской в случае ее малейшего неповиновения объявить официальной женой Ленина Инессу Арманд.

Тем не менее теплые, если не восторженные воспоминания об Инессе Арманд оставила Крупская. В 1926 году она являлась редактором сборника «Памяти Инессы Арманд». Самозабвенно посвятив всю себя мужу, она после его смерти стремилась уберечь его личную жизнь от всяких кривотолков. Детей же Инессы Арманд Крупская в своей одинокой старости любила горячо и искренне.

Приведем несколько отрывков из воспоминаний Крупской об Арманд. Они создают хороший фон для показа взаимоотношений Ленина и Инессы.

О знакомстве с Арманд: «В 1910 году в Париж приехала из Брюсселя Инесса Арманд и сразу же стала одним из активных членов нашей Парижской группы. Вместе с Семашко и Бригманом (Казаковым) она вошла в президиум группы и повела обширную переписку с другими заграничными группами. Она жила с семьей, двумя девочками и сынишкой. Была горячей большевичкой, и очень быстро около нее стала группироваться наша парижская публика».

Крупская рассказала, как Инесса Арманд снимала дом, в котором жили ученики ленинской школы в Лонжюмо, организовала там столовую для учеников, в которой питались и Ленин с Крупской. После переезда Ленина в Краков Инесса Арманд по его поручению выехала в Россию. И вскоре была там арестована.

В тюрьме Арманд провела целый год и, освободившись благодаря стараниям бывшего мужа, сразу же приехала к Ленину в Поронино. Осень 1913 года – это и был короткий период близости Ленина и Инессы Арманд. Крупская пишет: «Арестованная в сентябре 1912 г., Инесса сидела по чужому паспорту в очень трудных условиях, порядком подорвавших ее здоровье, – у ней были признаки туберкулеза, – но энергии у ней не убавилось, с еще большей страстностью относилась она ко всем вопросам партийной жизни. Ужасно рады были мы, все краковцы, ее приезду… Осенью мы все, вся наша краковская группа, очень сблизились с Инессой (!). В ней много было какой-то жизнерадостности и горячности. Мы знали Инессу по Парижу, но там была большая колония, в Кракове жили небольшим товарищеским замкнутым кружком. Инесса наняла комнату у той же хозяйки, где жил Каменев. К Инессе очень привязалась моя мать, к которой Инесса заходила часто поговорить, посидеть с ней, покурить. Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса.

Вся наша жизнь была заполнена партийными заботами и делами и больше походила на студенческую, чем на семейную жизнь, и мы рады были Инессе. Она много рассказывала мне в этот приезд о своей жизни, о своих детях, показывала их письма, и каким-то теплом веяло от ее рассказов. Мы с Ильичем и Инессой много ходили гулять. Зиновьев и Каменев прозвали нас «партией прогулистов». Ходили на край города, на луг (луг по-польски – «блонь»), Инесса даже псевдоним себе с этих пор взяла – Блонина. Инесса была хорошая музыкантша, сагитировала сходить всех на концерты Бетховена, сама очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич особенно любил «Sonata pathetique», просил ее постоянно играть».

«Расставание», которое произошло по инициативе Ленина, безусловно, подтолкнуло ее уехать из Кракова. Крупская дает такую интерпретацию ее отъезда: «Сначала предполагалось, что Инесса останется жить в Кракове, выпишет к себе детей из России; я ходила с ней искать квартиру даже, но краковская жизнь была очень замкнутая, напоминала немного ссылку. Не на чем было в Кракове развернуть Инессе свою энергию, которой у нее в этот период было особенно много. Решила она объехать сначала наши заграничные группы, прочесть там ряд рефератов, а потом поселиться в Париже, там налаживать работу нашего комитета заграничных организаций».

По приезде в Россию Ленин жил в Петрограде, а Инесса Арманд обосновалась в Москве. Сохранилось несколько коротких писем Ленина к Арманд весны 1917 года. В этих письмах наряду с другим Ленин интересовался: «Как довольны Москвой?», «Желаю всего лучшего и в смысле работы, и в смысле устройства с заработком, и в смысле жизни с детьми», «У нас все то же, что Вы сами здесь видали, и нет «конца краю» переутомлению… Начинаю «сдавать», спать втрое больше других и пр.

Как Вы? Довольны ли Москвой? С удовольствием большим вижу иногда из московского «Социал-Демократа», как Вы берете разную работу в разных районах, но, конечно, из газеты мало видно».

После Октябрьского переворота Инесса Арманд избрана в Московский губисполком и его президиум, в губком партии и его бюро. Она член ВЦИК от Москвы. Это, так сказать, официальные ее посты, выборные должности. А всевозможные поручения растут как снежный ком… Зимой 1918 года «товарищ Инесса» получила новое, трудное и ответственное получение партии.

Ее назначили председателем Московского губернского совета народного хозяйства. После того как командные высоты экономики были захвачены рабочим классом, предстояло сделать следующий шаг – взять в свои руки управление промышленностью, наладить контроль за производствохм, вернуть к жизни и поставить на службу Советской власти замолкшие, пустынные, обледеневшие предприятия, безжизненные станки и потухшие вагранки… Можно подумать, что фаворитка «вождя мирового пролетариата» была именно тем человеком, который способен это сделать.

Еще одно направление деятельности Инессы – женотдельское, партийная работа среди женщин. А как же без этого, ведь любимый ею человек говорил: «Идеи становятся силою, когда они овладевают массами». Страсть вдохновляла на партийную работу.

Достаточно сказать, что на первом Всероссийском съезде работниц и крестьянок (ноябрь 1918 года, Москва, Колонный зал Дома союзов, который еще так недавно был Благородным собранием) Инесса прочитала два доклада. Вот как вспоминает о ней участница съезда, старая коммунистка Елизавета Коган-Писманик:

«Большое место в памяти и сердце заняла Инесса Арманд. Худенькая, тихая, она зябко куталась в серый платок, покрывающий ее плечи… Волосы закручены на затылке узлом, большие проницательные и добрые глаза ее заглядывали прямо в душу. Неутомимая революционерка, она постоянно была окружена делегатками и отвечала на их многочисленные вопросы».

После Всероссийского съезда работниц и крестьянок при ЦК РКП (б) была организована Комиссия по пропаганде и агитации среди женщин. В составе комиссии – Инесса. Позднее в ЦК партии был создан отдел по работе среди женщин, а в августе 1919 года И. Арманд стала этим отделом заведовать.

Тесные личные контакты с Лениным и Крупской восстановились у нее лишь два года спустя после переворота. Крупская свидетельствовала: «В конце 1919 года к нам часто стала приходить Инесса Арманд, с которой Ильич особенно любил говорить о перспективах движения. У Инессы старшая дочь уже побывала на фронте, чуть не погибла во время взрыва 25 сентября в Леонтьевском переулке. Помню, как Инесса пришла к нам однажды с младшей дочерью Варей, совсем молодой тогда девушкой, потом ставшей преданнейшим членом партии. И Ильич при них, как я по старинке выражалась, «полки разводил»; помню я, как поблескивали глаза у Варюшки».