Текст книги "Любовь не по правилам (СИ)"
Автор книги: Галина Гонкур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Копаясь как-то раз в себе и в своем отношении к имеющемуся у нее одинокому статусу, она вдруг осознала, что то, чего ей остро не хватает, это не собственно муж или дети, а отсутствие предмета заботы, точки приложения накопившихся у нее внутри любви и ласки. Решила покамест «лечить» это классически – завести домашнее животное. Правда, внутри от этого решения было немного неприятно: ей совсем не хотелось выглядеть классической старой девой, анекдотический состав семьи которой – она и кошка. Но, с другой стороны, кому какая разница, очень хочется приходить домой, а тебя там ждут и встречают. И вообще, одёргивала она себя, нечего так уж оборачиваться на чужое мнение. Кстати, пусть это будет именно кошка, решила она. С собакой слишком много обязательств.
Не успела Маша задуматься на эту тему, как вопрос решился сам собой. Будто кто-то сверху только и ждал её решения. Как-то утром она открыла дверь, чтобы идти на работу, а на коврике сидел котёнок. Было видно, что он совсем малыш – размер и пуговичные, еще совершенно бессмысленные глаза, сомнений на этот счет не оставляли. Раскрашен он был необычно: трехцветный колор, черный-рыжий-белый, в общем, не большая редкость, но окрас лег на его теле очень причудливо – основная часть его тельца была белой, а черные и рыжие волосы были разбросаны маленькими пятнами, как конопушками, по всей спине. Пришлось брать подкидыша в дом, Маша не могла себе представить, как она подвинет кроху ногой и, бросив эту жалкую мелочь в холодном холле, уйдет по своим делам.
Перво-наперво надо было определить у него пол. С этим дело оказалось чрезвычайно просто. Как только Маша сказала Геле, что вот, дескать, конопатый трехцветный найденыш поселился, как та её сразу уверенно поправила:
– Поселилась.
– Почему ты так в этом уверена? – изумилась Маша.
– Да потому, что трёхцветки – только кошки, котов не бывает, – уверенно пояснила ей Геля.
– Как это? Почему?
– Да кто ж его знает. Что-то там с чем-то сцеплено, гены какие-то. Но факт: только кошки!
А вот с именем долго не получалось. Интернет подсказывал много вариантов красивых кошачьих имен, но как-то они все к кошке не приклеивались, не шли ей. Месяца три она откликалась на Кошу и Кысю, пока в гости к Маше не пришел их курьер Гриша, неплохо разбиравшийся в компьютерах: требовалась его помощь в переустановке «винды» на домашнем компе. Кошка сначала стеснялась, пряталась на кухне и рассматривала Гришу из-за двери одним большим и круглым глазом. Потом, оценив Гришину безобидность и равнодушие к мелкому разведчику, осмелела, вышла на середину комнаты, уселась и стала облизываться – предъявила, так сказать, гостю и себя, и свою достойную восхищения чистоплотность.
Гриша, которого Маша не предупредила о своей новой жиличке, аж подскочил на стуле от неожиданности, издав модное нынче восхищенное «вау!». Кошка этот возглас правильно поняла и продолжила демонстративное самообслуживание с еще большим старанием, лишь взглядами искоса показывая, что восхищение гостя замечено и принято как должное.
– Как зовут-то недоразумение? – поинтересовался Гриша.
– Нету у кошки имени, а давно пора бы уже. Чего-то отказывает фантазия, – пожаловалась гостю Маша.
Григорий посмотрел на трехцветку ещё раз внимательно и сказал:
– Пусть будет Пиксель.
– Пиксель? Почему Пиксель?
– А ты на её пятна посмотри. Вылитая жеж Пиксель.
Услышал это слово, кошка бросила вылизываться, подошла и грациозным движением, свойственным только кошачьим, одним махом вспрыгнула гостю на колени.
– Смотри-ка, согласна, – восхищенно выдохнула Маша. – Спасибо, Гриш! Здорово получилось. Слушай, а это точно женское имя? Пиксель – это точно «она», а не «он»?
Гриша посмотрел жалостливо и снисходительно на убогую:
– Машунь, – терпеливо начал он разъяснения. – Я не знаком лично ни с одним пикселем и ни с одной пикселью. И не знаю ни одного человека, такие знакомства водящего. Так что клянусь: от такой клички ни один пиксель не пострадает и не обидится! Называй сколько душе твоей удобно.
У Гели тоже жила кошка Каштанка – рыжая пушистая и дебелая тётка, размером со среднюю собаку. Вообще говоря, она была породистая – другую бы Геля и не завела. Но куплена была на Птичьем рынке, из соображений экономии. Заводчица кошки обещала Геле, что та подрастет и на ней можно будет круто заработать. Но с возрастом в кошачьей внешности вылезли некие дисквалифицирующие пороки, начались проблемы со здоровьем и мысль о сказочных доходах на котятах пришлось оставить. Геля чертыхнулась, плюнула и стерилизовала Каштанку: жить в ее постоянных воплях и призывах к плотской любви оказалось совершенно невозможно.
Встречаясь в офисе, после того, как обсудили рабочие вопросы, девушки переходили к классической женской болтовне. Геля – про детей, про мужа, который «гад такой, с детьми вообще не помогает, но лучше такой, чем, как у некоторых, совсем никакого» (в этот момент Геля осекалась, искоса взглянув на Машу, и торопливо переводила разговор на Каштанку и удачный улов на распродаже в ближайшем к дому ТРЦ). Маша этих неловких реплик и взглядов благородно не замечала, разговоры про распродажу поддерживала и сочувствовала Геле по поводу Геннадия, лишний раз убеждаясь в том, что своя прелесть в одиночестве есть: не надо никого терпеть и смиряться во имя.
Вообще, конечно, за такие высказывания можно было бы и обидеться. Но, во первых, Маша была не обидчивым человеком. Во-вторых, Гелю Маша находила, итого, хорошим человеком. Добрым, отзывчивым, невредным. Если у Маши случались какие-то неприятности – заболела, что-то случилось в квартире, срочно нужна поддержка – она первая приходила на помощь, при необходимости даже сковыривая с дивана своего «ленивца Генку» и подключая его к помощи подруге, попавшей в беду. Маша это качество в Геле очень ценила. А слова… Ну, это же просто слова, их можно мимо ушей пропустить.
Иногда только царапала ее как-то Геля внутренне. Бестактной репликой или поступком, вечной своей фразой «ну, конечно, вам, москвичам, всё легко дается», довольно обидной критикой Машиных непрактичных поступков. Навязчивыми советами что и как в себе изменить, чтобы, наконец, «перейти из старых дев в наши стройные ряды», как она часто говорила. Но Маша старалась такой Гели не замечать – в каждом из нас, если покопаться, можно много нехорошего нарыть, что ж теперь поделаешь.
часть 4 (часть 5 будет выложена 30.03, 11–12:00)
* * *
– Расскажите, каким вы видите своего избранника, – Маша заполняла обычную анкету агентства, одновременно выслушивая клиентку – подтянутую женщину лет сорока, хорошо одетую и сидевшую на стуле напротив с прямой спиной и аккуратно скрещенными, как рекомендуют женские журналы, ногами (ногу на ногу не класть – нарушается кровообращение, но и в стороны коленки не растопыривать – неизящно это).
– Видите, ли… Как вас, зовут? А, Мария. Видите ли, Мария, – разглаживая трикотажную юбку на коленях, начала свой ответ клиентка. – Дело в том, что у меня угасает работа яичников.
– Что, простите? – подняла изумленный взгляд от бумаг Маша. – Что угасает?
– Работа яичников, – терпеливо повторила клиентка. – Мой врач говорит, что мои шансы родить ребенка стремительно убывают.
– Так, я поняла, – заинтересовалась Маша. – Так вы, может, донора спермы ищете? Это не к нам.
– Ну, не прям так уж донора спермы. Я хочу полноценную семью. Ребенка я, разумеется, тоже хочу, но я не хочу быть матерью-одиночкой. Я много работаю, неплохо зарабатываю. Не до семьи мне просто долгое время было. Теперь вот настал момент, когда, я считаю, надо бросить все силы на заключение брака. Я, знаете ли, привыкла все делать продуманно и тщательно. К созданию семьи, я считаю, тоже надо подойти вдумчиво и тщательно.
Маша отодвинула в сторону клавиатуру, заинтересовавшись рационализмом клиентки.
– Скажите, пожалуйста, как вы себе видите этот процесс? Ну, чтобы он был вдумчивым и тщательным, – задала она даме уточняющий вопрос.
– Ну, во-первых, как видите, я не стала идти традиционным путем в поиске кандидата в претенденты на мои руку и сердце, – начала рассказ клиентка. – Ну, знаете, все эти просьбы к подружкам «нет ли у твоего мужа одинокого друга? есть, да? а познакомь меня с ним». Это всё не ведёт ни к чему хорошему. Пусть поиском жениха занимаются профессионалы. А вас мне рекомендовали именно как профессионалов – может, помните, год назад вы нашли моей подруге Насте мужа? Ну, такая блондинка? Она, конечно, не блондинка, крашеная, но умеет себя подать правильно.
«Девочки такие девочки. Интересно, как говорят мои подруги обо мне, как описывают меня посторонним? Всё-таки отличная это работа, интересная, нескучная», – параллельно прослушиванию рассказа, размышляла Маша, параллельно заверяя клиентку, что блондинку Настю она, конечно же, помнит.
– Ну, так вот. Дальше я пошла по врачам, узнать точно и достоверно как обстоят мои дела со здоровьем, в том числе, и женским, – продолжала тем временем клиентка. – Должна же я понимать, что я собой представляю объективно. И вот врач мне сказал – яичники угасают, Лора, поторопись. И вот я здесь, у вас. Как вы, наверное, поняли, искать мне жениха нужно срочно. Хотелось бы выйти замуж еще в полной кондиции и комплектации.
На клиентку ушел примерно час времени. Какие все-таки рациональные женщины попадаются, с ума сойти, думала Маша, наводя порядок у себя на рабочем столе после ухода рациональной Лоры. Кстати, интересно, сколько ей? И она полезла посмотреть еще раз на анкетные данные, как-то на автомате она их забивала в анкету, не заострила внимание.
Оп-па. Так она ровесница, ну, чуть старше, на пару лет всего, – это открытие для Маши стало неприятным, как-то она даже поёжилась от него. Она выключила компьютер, оставила записку на столе для приходящей уборщицы (новенькая повадилась так тщательно убирать, что все провода из системного блока выдергивает), закрыла офис и решила пройтись пешком до метро – в воздухе уже отчетливо веяло весной, она очень любила это время года.
И по дороге домой, и уже дома, невнимательно смотря какой-то сериал, Маша всё не могла отделаться от ассоциативных рядов, возникших у неё после прослушивания истории об угасающих яичниках. То они виделись ей как ночная панорама большого города, с постепенно гаснущими огнями. То клеткой яиц, постепенно теряющих свою твердость и безвольно повисающими на бортиках из папье-маше.
ТВ-сериал тоже был на сегодняшнюю тему: муж с женой собирались разойтись из-за того, что не могли родить ребенка, а приемного брать не хотели. Вот тема деторождения меня сегодня обложила со всех сторон, подумала про себя Маша, наводя себе кружку чаю и возвращаясь на диван под плед. Пиксель уже угнездилась у подушки, недовольно поглядывая на беспокоящую её своим хождением туда-сюда хозяйку. «Интересно, а как обстоят мои дела с женским здоровьем? Сто лет не была у врача. Все откладываю, откладываю, ведь не беспокоит вроде ничего. А то вот захочу ребенка – а там вдруг бац, и уже всё угасло», – размышляла Маша, следя за мельтешением на ТВ-экране.
Надо было бы, конечно, раздеться на ночь, да и постель постелить, но так лень было вставать из-под пледа. Максимум на что Машу хватило – щелкнуть пультом и угнездиться поудобнее, подсунув себе Пиксель под мышку, как грелку. Кошь возмущенно мявкнула, прихватила Машу за руку не больно, для острастки, но на более активные действия её тоже не хватило. Засыпая, Маша вспомнила, что у Гели был какой-то знакомый гинеколог, надо бы её потрясти по поводу этих контактов.
* * *
Вообще сны у Маши были редкостью. Это еще с подростковых времен повелось. В детстве они снились ей каждую ночь – длинные, с фантастическими сюжетами, ярко раскрашенные, после которых просыпаешься как после похода в кинотеатр, переполненный эмоциями и впечатлениями. А потом, лет в 13–14, – как обрезало. Иногда даже обидно становилось: девчонки в школе на перемене делятся наперебой, а Маше и рассказать нечего. Потом привыкла. Кажется, без снов даже высыпаешься лучше. Поэтому если вдруг снились сны – то это практически всегда было приметой: что-то будет необычное, это какой-то знак.
Иногда эти знаки удавалось разгадать, иногда – не получалось. Маша один раз даже сонник на развале у метро купила, но книжка оказалась какой-то глупой: «змея – трудный символ, это значит, что скоро вам предстоит схватка со злейшим врагом», «золото снится к упущенной удаче», «увидеть во сне пожар – к разочарованию в личной жизни». Так что книжка была заброшена на антресоли, а потом, при очередном наведении порядка в квартире, выкинута вместе с остальным ненужным хламом, хотя Маша очень не любила выкидывать книги – родительское воспитание.
Вот и в этот раз сон приснился причудливый и странный, поди, разгадай.
Приснилась бабушка, которая умерла много лет назад, Маша только-только институт закончила. Вроде бы сидит Маша на кухне, судя по всему, время действия – утро, так как надета на ней ее любимая спальная длинная майка и чашка кофе в руках, с бутербродом на тарелке рядом, традиционный Машин завтрак. И ощущение, как всегда во сне, вроде бы сам участвуешь в событиях, а вроде бы – и со стороны смотришь.
Бабушка заходит к Маше в квартиру, долго, кряхтя, переобувается и ходит по комнате, по коридору. Вроде бы ищет что-то, или просто осматривается тщательно. А потом говорит Маше укоризненно: «Марусь, что ж грязь то у тебя такая! Приберись, да побыстрее. Скоро мужик твой домой придет, а ты баклуши бьёшь». Маша осматривается по сторонам – и вправду, грязно: весь пол засыпан каким-то то мусором, мятыми бумажками, настриженными волосами. Маша бросает кофе, хватает веник, тряпку и начинает убирать. Под ноги попадается расческа. «Баб, не твоя?» – «Моя, конечно. Не мужика же твоего, он ведь у тебя лысый!». Маша поднимает расческу с пола, кладет её на полку под зеркалом и продолжает уборку. Но мусор почему-то приклеен к полу и каждую бумажку, клок волос приходится с большим усилием отдирать, чтобы положить в мусорное ведро. Она поворачивается извиниться перед бабушкой, позвать её к столу, но видит лишь, как за той закрывается входная дверь.
Сразу после этого Маша проснулась в глубоком изумлении. Была суббота, в планах было намерение отоспаться в этот день, но то ли сон, то ли биологические часы заставили её проснуться в привычные 8 утра. Чистя зубы в ванной, а потом готовя себе завтрак, Маша всё размышляла чтобы значил этот сон и кто такой упомянутый бабушкой лысый мужик, чтобы это всё могло значить? В конце концов, плюнула, пробормотала себе под нос: «Приснится же ерунда всякая!» и пошла в ванную краситься.
На эту субботу у Маши с Гелей было намечено празднование 8 марта. Казалось бы, странно праздновать этот праздник в последних числах марта. Но в положенное для праздника время у Гели заболел сначала сын, а потом и дочь, подхватившая от брата инфекцию. В то же время, и совсем его отменять не хотелось бы – хороший праздник, годный, подарки там, поздравления, приятные слова мужчины говорят. Так что праздник решили просто перенести.
Особых гостей не ожидалось: Маша, Геля с мужем и детьми, ну и обязательный и бессменный Григорий. За 5 лет работы коллектив остался неизменным, все сроднились и, при всей разнице интересов, с удовольствием общались как на работе, так и вне её. Маша отвечала за торт, Григорий – за спиртное, за Гелей было все остальное.
За тортом пришлось ехать далеко, аж на Маросейку, где Маша покупала неизменный «Эстерхази» к празднику. Она сама очень любила это ореховое лакомство, и с успехом подсадила на него всех остальных. Везти огромную коробку через весь город на метро очень неудобно, но Маша успокаивала себя соображениями о том, что изредка ради такой вкуснятины пострадать можно. Тем более, что вся компания всегда восхищалась вкусом и размерами торта, а так же Машиным героизмом. Это было достаточным вознаграждением за труды: Маша была очень чувствительна и отзывчива на любое доброе слово в свой адрес.
Наконец, она выгрузилась из маршрутки неподалеку от Ботанического сада, где рядом с одноименным метро находилась квартира Гели. Дом был совсем рядом с остановкой, надо было только перейти через дорогу, ухитрившись оказаться не обрызганной весенней грязью, летящей в разные стороны от проезжающих мимо автомобилей. Наконец, путешествие из точки А в точку В, с заездом в С (за тортом) и Д (за любимым самодельным гранатовым соком на Алексеевский рынок, где им торговала приятная пожилая армянская чета) подошло к концу.
В прихожей на Маше сразу повисли дети Ангелины – 8 летний Макс и 5 летняя Варвара, ровесница их агентства. Любовь у Маши с детьми была взаимной: дети очень радовались визитам Маши, которая впадала, играя с ними, в сущее детство, а Маша очень нежно относилась к этой энергичной парочке. Дети Гели Маше нравились: энергичные, активные, смышленые и коммуникабельные. «Генины гены!», как любил нехитро каламбурить их отец, каждый раз при этом поднимая палец кверху. Почему он так считал – непонятно. На отца, ленивого пузатого мужичка, который десять раз думал, прежде, чем встать с дивана, они не были похоже точно. Но вежливая и неконфликтная Маша с таким утверждением не спорила.
Маша раздевалась в коридоре, пытаясь одновременно расстёгивать «молнию» на сапогах и отвечать на град детских вопросов типа «а в «морской бой» сегодня играть будем?», «а у меня зуб выпал и я жду зубную фею, как вы думаете, что она мне принесет?». Из кухни неслось аппетитное шкворчание от жарки чего-то вкусного и бубнёж Гели по телефону, в гостиной, похоже, уже встретились Гена и Гриша – оттуда неслись гитарные переборы и бессмертные строки «Дождь нам капал на рыло, и на дуло нагана». Почему два молодых человека, из обычных московских семей, не сидевшие и не привлекавшиеся, каждый раз, встречаясь, начинали исполнять исключительно блатняк – науке было неизвестно.
Маша поспешила на помощь Геле, дети по дороге рассосались на просторах довольно большой квартиры: мать любила привлечь к их к общественно-полезному труду, в виде «поди-подай-принеси», а они, как любые нормальные дети, старались от этого, по возможности, уклониться.
До кухни и последних, завершающих хлопот по раскладыванию праздничных блюд из кастрюль в плошки красивого сервиза, Геля подвела Машу к столу, похвастаться.
Стол был живописен. Между приборами, парадными тарелками и бокалами были в изобилии разложены искусственные цветы из фольги, фигурные свечи, стоял букет красных гвоздик – пасха в этом году была ранняя, букет Геля с Геной купить успели, а вот на кладбище не попали. Вот и пригодились цветы. Картину дополняли огромные салфетки попугайской расцветки. Стол был небольшим, так что, с учетом украшений, гвоздики красными пушистыми подушками лежали на горлышках бутылок, а искусственные цветы пришлось выложить прямо на тарелки, поверх положенных туда же салфеток.
– Ну, как? – гордясь своими декораторскими навыками, спросила Геля. – Нравится?
– Да, – в изумлении выдохнула Маша. – Ощущение такое, будто фею прямо нам на стол вырвало.
Геля крякнула от неожиданности.
– Какой же ты, Машка, человек, – обиделась она. – Вроде и похвалила, а вроде и поддела. Не разберешь тебя иногда.
– Ну, ладно, я пошутила. Пойдем на кухню, помогу принести что нужно. Да и будем уже за стол садиться, – примирительно закруглила скользкую тему Маша. Когда речь шла о ней самой, чувство юмора Геле обычно отказывало.
Наконец, стол был полностью накрыт, Геля объявила дежурное, стартовое «приборы всем дадены, стаканы у всех нОлиты», детям были выданы салфетки, блатняк захлебнулся строчками «голуби летят над нашей зоной, голубям нигде преграды нет» под строгим взглядом хозяйки. И празднование началось.
Одна была беда с праздниками у Гели – очень уж вкусно она готовила. Маша, как и другие гости, неизменно переедала и, если погода позволяла, сразу после стола шла на балкон передохнуть и как-то устаканить в себе гору съеденной в гастрономическом угаре пищи. Мужчины курили, некурящие девочки – просто дышали по-вечернему холодным воздухом. Дети обещанных игр не дождались: сбежали к дружественной соседке, где жили две девочки-двойняшки с удобным возрастом аккурат между Максиком и Варей.
Маша смотрела вниз, где в темноте и тумане, который совершенно не разгоняли уже зажегшиеся уличные фонари, как глубоководные рыбы сновали прохожие, и думала о чём-то своём. Геля рассказывала ей какую-то длинную историю, до которых она была страшно охоча, и не обращала внимания на невнимательно слушавшую Машу. Вообще, в такие моменты Геля сильно напоминала Маше героиню романа «Янки при дворе короля Артура», Сэнди – девушку, которая умела говорить на вдохе и на выдохе, и, если даже её перебивали, потом восстанавливала свой рассказ ровно на том слове, где она его прервала.
– Гель, а у тебя гинеколог знакомый есть? – вспомнила о своем насущном вопросе Маша.
– Что-то случилось? – озабоченно спросила Ангелина.
– Да нет. Просто надо же иногда проверяться, вот я и решила, что пора, – не стала вдаваться в подробности Маша. – Так есть или нет?
– Есть, конечно. Вообще, у любой нормальной женщины такой должен быть, – назидательно заметила Геля. – В понедельник напомни, я ее наберу, предупрежу о тебе.
* * *
Геля, в отличие от Маши, коренной москвичкой не была. Она родилась в Воронежской области, в маленьком городке – областном центре Коробчевск, отстоявшем от столицы Центрального Черноземья почти на три сотни километров, на самом краю области, на границе с Украиной. Мама ее была фельдшером в ветлечебнице (не то чтобы она сильно любила животных – хотелось пойти в человеческую медицину, но не срослось), отец работал в местном отделении газовой службы. По местным меркам – Горные (такая у них была фамилия) были почти элита, с хорошими заработками, с образованием. Так что Ангелина росла в достатке, посещала местную музыкальную школу и практически все доступные в местном ДК кружки. Девочка она была активная, энергичная, и просто шляться по улицам ей родители не разрешали, да она и сама не стремилась: с детства у нее была мечта окончить школу и уехать в большой город. В Воронеж, например, о котором много рассказывали учившиеся там родители, а еще лучше – в Москву, предел мечтаний многих подростков из провинциальных городков страны.
Правда, понимания как попасть в Москву у нее не было. С Воронежем было проще, все-таки и город поменьше, да и поближе он, подоступнее. Поэтому мечта о Москве лежала в ее голове в дальнем ящике, иногда Геля доставала ее оттуда, любовалась, давала себе клятву не упустить шанса, если таковой вдруг представится, и прятала ее до поры до времени обратно.
После школы, которую Геля закончила почти с медалью (русский язык только не поддался ее стараниям), Геля уехала поступать в столицу Черноземья. Целью был экономфак местного университета, но туда попасть не удалось: слишком уж большой был конкурс на бюджетные места, а на оплату коммерческого отделения у её родителей не было денег. Но возвращаться в родной Коробчевск Геля не хотела ни при каких условиях, поэтому документы были поданы сразу в несколько вузов Воронежа. Поступить удалось на экономический факультет местного строительного института, не университет, конечно, но тоже очень неплохо.
Первая ступенька в намеченном плане была достигнута. Гелю это очень взбодрило и она решила, что теперь-то уж мечту о Москве можно попробовать осуществить. И случай не замедлил представиться: тот, кто сильно хочет, шансы на исполнение мечты получает всегда. Важно не пропустить этот шанс, опознать его в текучке ежедневных событий. А уж жизненной цепкости и пронырливости Геле было не занимать.
Сначала-то шанс не очень был похож именно на шанс, так, рядовая случайность. Летом после 4 курса Геля устроилась поработать на турбазу в одном из курортных городков Краснодарского края: прекрасная возможность и денег немного заработать, и на юге бесплатно отдохнуть. Сначала Гелю взяли туда на кухню, официанткой-раздатчицей, но когда местная бухгалтерша сломала ногу (ночное купание, пляж с крупными камнями, большой вес и некоторое количество отличной крымской массандры – плохое сочетание), то выдался шанс и по профессии поработать немного.
Геннадий приехал в этот южный городок отдыхать, родители дали ему денег на курортный отдых после неплохо сданной сессии в московском вузе. Но парень он был азартный, и все деньги, полученные от родителей, в первую же неделю проиграл в местном казино. Вопрос о том, возвращаться ли домой, с покаянием и извинениями, или попробовать как-то выкрутиться на месте, встал перед Геннадием в полный рост. Загвоздка заключалась в том, что делать он руками ничего не умел (в институте он учился на менеджера – загадочная профессия, практические и востребованные в обычной человеческой жизни навыки там отсутствуют), физической силой для того, чтобы пойти что-нибудь разгружать, или, наоборот, загружать, тоже не обладал – план выжить без родительских денег находился под серьезной угрозой.
Но и в его истории был шанс, который Геннадий не упустил. С самого момента своего приезда на курорт комнату он снял у армянина Степана, местного микро-олигарха в области регионального туризма: все маршрутки, возившие отдыхающих по экскурсиям «водопады-шмодопады, дельфинариум, ботанический сад – налетай-покупай, дешево и безопасно!». Когда Гена вечером, в беседке увитой виноградом, куда хозяева его приглашали каждый вечер на ужин («ай, какой худой мальчик, разве в Москве умеют кормить?! и куда только смотрят родители!»), поплакался Степану на случившуюся с ним коллизию, ему был предложен отличный выход: ходить вечерами по центральной набережной с мегафоном и зазывать народ к Рите, племяннице Степана, торговавшей экскурсионными турами тут же, рядом, с маленького прилавка. За это ему был предложены ежедневное обильное кормление (кров был оплачен вперед, при заселении) и даже немного денег. Геннадий с радостью согласился.
Геля с Геной познакомились в кафе, после работы. Там было дешево, невкусно, зато была большая площадка, где можно было потанцевать и даже попеть под караоке «Девочка моя синеглазая» или «А тучи как люди».
– Ты местная? – немного свысока, помня о своем столичном происхождении, спросил Гена.
– Нет, я из Воронежа, – Геля рассудила, что где Коробчевск ее кавалер все равно не знает, а Воронеж – всё-таки большой город, недалеко от Москвы.
– И чего ты там, в Воронеже, делаешь?
– Учусь на экономиста, в университете, – врать так врать, раз уж взялась, решила Геля. – Между прочим, Воронежский университет – в десятке лучших в стране, чтоб ты знал.
Геле казалось, что слава Воронежского университета отбрасывает некоторое количество сияния и на нее. На нового кавалера ведь очень важно сразу произвести правильное впечатление.
В этот вечер они пели до хрипоты, танцевали так, что Геля сломала каблук любимых босоножек, выпили на двоих две бутылки вина, третью взяли с собой, на ночной пляж, куда они перекочевали из закрывшегося по причине позднего времени кафе. Закончилась эта ночь понятно чем – Геля потеряла девственность. Девственности было немножечко жаль, Геля совсем иначе представляла себе первую ночь с мужчиной. Да и первого своего мужчину она видела совсем иным, по крайней мере, с чистым нижним бельем – мама сильно избаловала Гену и, оказавшись один, он не слишком заботился о своей чистоплотности. Но после того, как Гена, в районе второй половины третьей бутылки вина, рассказал, что он москвич и живет с родителями в большой квартире в районе Перово, где у него своя комната («раньше с бабушкой комнату делил, но в прошлом году бабушка умерла»), последние сомнения с колебаниями Гелю оставили.
Они встречались еще несколько раз до отъезда, то в съемной комнате Гены, куда он приводил ее через сад, чтобы хозяева не увидели, то на пляже, под навесом с лежаками (после первого секса на пляжных камнях Геля категорически отказывалась предаваться утехам в естественной среде). Один раз даже в экскурсионной маршрутке Степана, которую он легкомысленно забыл закрыть на ночь.
Расставание они отмечали в том же кафе, где они познакомились. Геннадию пора было возвращаться домой, в Москву, у Гели поездка обратно предстояла еще через неделю. Перекусив, они собрались потанцевать и Гена попросил Ангелину спрятать его бумажник и паспорт к ней в сумочку: в кармане пиджака была большая дырка и Гена боялся остаться без денег и документов. В какой-то момент Геля отлучилась в туалет, попудрить носик, ее разобрало любопытство и она достала паспорт Гены, решив проверить правду ли он ей рассказывал о себе. Оказалось, правду: Ребров Геннадий Артурович, Москва, ул. Красных Конструкторов, 33-166, москвич и неженат. Геля, на всякий случай, переписала адрес себе в блокнот.
Поэтому, когда по возвращению домой, через некоторое время выяснилось, что Геля беременна, ей было что сказать родителям на традиционный вопрос «и кто этот подлец?».
По такому случаю был собран семейный совет.
– Ну, и что ты теперь думаешь делать? – хмуро поинтересовался у дочери отец. Его раздирали сомнения: с одной стороны, ему хотелось высечь дочь до красной задницы, с другой – она же беременная, ей отрицательные эмоции испытывать нельзя. А скандалить так, чтобы без отрицательных эмоций обойтись, Иван Николаевич не умел.
– Наверное, замуж буду выходить, – с напускной беспечностью ответила отцу Геля.
Ивана Николаевича перспектива прикрыть срам дочери замужеством очень успокоила, но не сдаваться же сразу.
– Что значит «наверное»? Раздумываешь над ролью матери-одиночки, что ли? – повесил угрозу в воздухе Иван Николаевич. – Род наш позорить? Да нас в Коробчевске каждая собака!..
Что делает в Коробчевске каждая собака с представителями рода Ивана Николаевича осталось за скобками – из-за спины Гели жена Ивана Николаевича, мать беспутной дочери, показала довольно крупный для женщины кулак, международно принятый знак, намекающий на возможные неприятности и настоятельную просьбу к говорящему попридержать язык. Пора было уже считаться с тем, как бы транслировала мужу Антонина Леонидовна, что дочь носит под сердцем их внука или внучку.
Потом они поужинали более или менее мирно и за чаем решили: знакомиться с будущими сватами в столицу командируются Геля и Антонина Леонидовна, Иван Николаевич остается на месте, дом сторожить. Как и почти все в Коробчевске, Горные держали скотину: телочку, пару отличных свинок-уржумок, два десятка кур. Замужество замужеством, а скотину просто так не бросишь, надо кому-то и пожертвовать собой.
