Текст книги "Любовь не по правилам (СИ)"

Автор книги: Галина Гонкур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Да конечно возможно, ты даже не сомневайся! Слушай, а вы потянете еще ребенка то, помимо твоих проблем?

– Да ладно, сдюжим. Мне получше стало последнее время, врачи настоятельно советуют ходить с ходунками. Чем больше буду ходить – тем быстрее пойду сама, без подпорок.

– А как же твоя идея с Китаем?

– Ох, думала я про это, думала. И всё-таки не решилась на поездку. Дома-то, верно в народе говорят, и стены помогают. А там что? Кому я буду нужна? Петя здесь, ему работать надо, зарабатывать. Со мной он поехать не может. И, кстати, с Николаем то я окончательно решила как раз на фоне своей несостоявшейся китайской эпопеи.

Маша не на шутку изумилась.

– Как так? Поездка не состоялась, а ты «на её фоне» все решила?

– Ну, так получилось. И, кстати, слава богу, что так и что до реальной поездки дело не дошло! Я с Колей стала обсуждать свою педстоящую поездку, планы, финансовую часть, всякие проблемы и опасения свои, риски. Я же, не помню, говорила тебе или нет, предложила ему со мной поехать, страшновато всё же одной да не ходячей, ехать, и он согласился. Так вот, он очень живо в этом разговоре участие принимал. А потом вдруг я поняла, что он туда ехать за мой счет собирается, ни копейки своей в эту поездку не вложив. Я опешила сначала, конечно. А потом поневоле стала его поведение с поведением Петра моего сравнивать. И, знаешь, все эти сравнения не в Колину пользу оказались. Петя то у меня как бронепоезд: и семью обеспечивает, и меня за собой тянет, в депрессию, в безнадегу мне погрузиться не даёт. И чего-то мне так стыдно стало, так страшно, что еще один шаг – и я бы семью свою разрушила бы и потеряла совсем. Поняла вдруг, что потеряй я семью – и себя потеряю, и неважно будет, с ногами или без ног.

Маша была очень рада это слышать. Не в том смысле рада, что Николай оказался потенциальным нахлебником. А за Петра очень рада, который был ей очень симпатичен. За семью Резеды, которая на краю стояла, да не упала, удержалась, и теперь, даст бог, всю оставшуюся жизнь продержится. Жалко, конечно, Резеду, пережившую разочарование в мужчине. Но это небольшая плата за то, что в авантюру не влезла, не рискнула последним и мужчину, не только словом, но и делом свою преданность доказавшего, от себя не оттолкнула.

И по себя, про свою историю Маша мельком подумала. О том, что вдруг и ей так же повезет, как Резеде. И выбранный ею мужчина от нее не откажется, «в горести и болести», так сказать. Подставит свое плечо и меньше любить не станет. Она очень не любила всегда разговоров от пожилых людей на тему «сейчас молодежь уже не та пошла, вот раньше, в наше время». Вот, пожалуйста, пример Петра, ровесника Маши – может же любить свою жену по настоящему. Она вспоминала свой визит к Резеде домой – отношение Петра к жене былшо очень теплым, в этом был не только долг и забота порядочного человека, а тепло и любовь к родной душе.

Они еще немного поговорили с Резедой о детях. Маша рассказала Резеде о той семье, которую она интервьюировала в начале своих опросов, Наталье и Константине, об их проблемах с приемными детьми. Резеда слушала с большим интересом, поблагодарила Машу за рассказ, и стала уточнять, отдали ли своих назад в детский дом Дашу и Сашу непутёвые родители. Договорились, что как только Маша выйдет из клиники – они вернутся к этому вопросу. А то, может, придётся этих детишек спасать, тут Резеда с Петром и смогут пригодиться. Тем более, что пока вся эта история с усыновлением или удочерением с точки зрения воплощения её в реальность вообще под большим вопросом из-за состояния здоровья Резеды – в любом случае, спешить некуда. Но, даже не видя Резеды вживую, а только слушая ее по телефону, Маша понимала как та загорелась возможностью стать матерью и помочь кому-то, отдать какому-нибудь ребенку свои любовь и тепло. И зная напористость Резеды, ей сильный и целеустремленный характер, Маша не сомневалась, что у подруги все получится.

В итоге еще немного они поговорили о делах агентства. Маша попросила Резеду подхватить агентские дела пока она в больнице. Гриша пообещал помочь и поддержать, при необходимости все онлайн-операции с делами «Счастливой пары». Резеда успокоила Машу, сказав, что та может болеть в свое удовольствие – агентство в крепких руках, пусть не волнуется. Не успела она положить телефон на тумбочку, как в палату вошла Геля.

– Что же это ты молчишь, на смс-ки мои не отвечаешь? – сказала она с упреком. – Я уж заволновалась, было, кинулась сюда быстрее – мало ли, думаю, что тут с тобой делают.

Маша обрадовалась подруге. Они так непонятно общались в последние перед ее попаданием в больницу дни, что Маша не понимала – они в ссоре или в мире, и что вообще между ними происходит. Ей не хватало женского общения, возможности поделиться своими мыслями и тревогами с подругой.

– Привет, Гель! День сегодня очень суетный какой-то, извини, что молчала.

– Ну, рассказывай, как тут у тебя и что. Что врачи говорят, как чувствуешь себя.

Маша рассказала Геле о результатах анализов, о неоднозначном прогнозе врачей относительно будущего. Тяжело в себе такое носить, ей очень хотелось поделиться. И как только она выпустила эту информацию из себя – ей сразу стало легче.

– Даа, – протянула задумчиво Геля. – Ну, что тут поделаешь. Теперь только выполнять рекомендации врачей и ждать куда, как говорится, «кривая вывезет». Ты, слышишь, не думай о плохом. Давай лучше думай о том, как выздоровеешь, как выпишут тебя, как домой вернешься.

– Да стараюсь я, но пока плохо получается не думать, – пожаловалась Маша подруге. – И тут еще ситуация такая… Я прямо даже не знаю, как тебе рассказывать… Боюсь, тебе неприятно будет.

– По Илью? – усмехнулась Геля. – Да рассказывай, не бойся. Я ж не девочка-подросток, с подружкой из-за мальчика ругаться.

– Это хорошо, что так, – выдохнула, отпуская напряжение, Маша. – Я боялась, честное слово, что мы с тобой из-за него поссоримся.

– Нет, не волнуйся, не поссоримся, – заверила Геля Машу. Хотя, честно говоря, было видно, что ей это тяжело дается. – Я уже привыкла, что вам, москвичам, все самое лучшее достается. Лучший кусок вам – а нам, провинции, то, что осталось.

– Чтоо? – вытаращила глаза от изумления Маша. – При чем тут Москва и провинция?

– А ты, Маш, присмотрись да задумайся. Что в государственном плане – Москва самая богатая, тут и пособия больше, и льготы всякие, и вообще – жизнь легче и сытнее. Да и не только в государственном – и в личном плане так же. Москвичам всё, остальным – ничего. Вы тут моднее все, образованнее, свободнее – что захотели, то получили, весь мир перед вами открыт. А мы, даже если сюда переезжаем, у нас все по другому. Может, хоть дети наши с вами в правах уравняются.

– Ничего себе, рассуждения, – обалдело протянула Маша. – Это кто это у нас обиженный то? Ты, что ли? Живешь в хорошей трешке в отличном месте, замужем, двое детей, нормальная работа, которую ты сама себе выбрала. А я, москвичка – одинокая, бездетная, живу в однушке на окраине. Так у кого у нас там лучший кусок, напомни-ка?

– Ладно, не закусывайся, – примирительно поговорила Геля, – Я к тебе как раз с новостями, про суженого твоего. Интересно?

– Конечно, интересно, – встрепенулась Маша.

– Ну, больших новостей нету, но у него есть ребенок, дочь Марьяна. От тетки, Кариной звать, на которой он женат не был. С ребенком он практически не общается. Только имя свое для свидетельства о рождении дал. Официальных алиментов на него не заведено, так что, я думаю, не помогает он им никак. Вот такое вот гавно, дорогая моя. Так что ты десять раз подумай, связываться с ним или нет.

– Откуда дровишки? – настроение у Маши испортилось, но ей очень не хотелось, чтобы Геля это заметила.

– Да от Матвея. У него связи есть в полиции. Сама ж понимаешь, без крыши таким бизнесом, как у него, заниматься невозможно. Вот он справочки то по моей просьбе и навел. Должна же я понимать, в какие руки подругу свою отдаю. Кстати, как он, приходит к тебе, навещает?

– Да, приходит, каждый день, – Маше тяжело было продолжать разговор с Гелей. С одной стороны, она была благодарна подруге за информацию – лучше, все-таки, понимать с кем дело имеешь. С другой – она не могла отделаться от мысли, что Гелин визит связан не с беспокойством за ее, Машино, здоровье, а именно с вот этим желанием – наговорить про Илью гадостей. Геля, конечно, понимает, думала Маша, что даже если я Илью брошу, он к ней не пойдет. Но и у подруги с ним не сложится – мелочь, а приятно. И эти рассуждения еще, про Москву и провинцию, фу… Так что-то противно на душе!

Геля пробыла у нее недолго. Маша теперь была исполнена подозрительности на ее счет, так что решила, что и краткость визита была связана не с необходимостью спешить в Москву, к детям, которые были оставлены на свекровь, как сказала Геля. А с тем, что и ехала она сюда только ради того, чтобы сказать гадость про Илью и посмотреть на Машину реакцию, сделать так, что если Илья не обратил на нее, Гелю, внимания – то чтобы и у Маши с ним ничего не получилось. И от этого на душе было плохо, и от того, что такие вот мысли одолевают и что основания для таких мыслей у нее есть…

И другие мысли, тоже не слишком красивые, крутились у нее в голове. В такие минут сильно порадуешься, что мысли – они внутри, и посторонним их не видно и не слышно.

Маша думала о том, что если у Ильи уже есть дочь, то, может, ему уже не будет так важно – способна ли она в деторождению. То есть, это, конечно же, важно. Но в данном случае, может, не так уж и принципиально? И неопределенность по этой теме из-за Машиного здоровья не станет для него решающим фактором?

Что-то в этом есть некрасивое. Надо прекратить относиться к себе как к существу второго сорта, начала злиться сама на себя Маша. И вообще – прекратить мусолить внутри одну и ту же тему!

* * *

Постепенно Машины мысли снова вернулись к Илье и к рассуждениям о том, как же ей правильно поступить, как вести себя с Ильей, как разрешить свои сомнения.

Она очень боится оказаться обузой для него, думала Маша, в том случае, если её дела со здоровьем, с лечением и выздоровлением пойдут не слишком оптимистично. Видно же, что Илья – очень порядочный парень и не бросит её. Как-то это не очень правильно. Одно дело Петр с Резедой – они поженились, когда Резеда еще была здорова, прожили несколько лет до её внезапного инсульта. И совсем другое дело – Машина история. Когда изначально она знает, что ее жизнь и судьба сейчас висят на волоске и куда качнется вся эта шаткая конструкция, в сторону выздоровления или в другую сторону – бог весть. И неправильно, несправедливо эту громоздкую конструкцию вешать на бедного, ни в чем не повинного мужика. Ведь пойди развитие ситуации в негативную сторону, не дай лечение результата – и у Ильи на руках может оказаться угасающий постепенно инвалид. Он сейчас не знает ещё и не понимает этого, но Маша-то знает и понимает!

А, может, и неправильно, что она вот так заранее себя хоронит и лишает себя шанса на счастливую личную жизнь. Может быть, последнего своего шанса. Ещё ничего страшного произошло, но она из одной только возможности, что это может произойти, свою женскую судьбу толстым крестом перечёркивает. А ведь кто знает, пошлет ли ей судьба ещё раз человека, от которого ей будет так тепло и хорошо, и будет так хотеться жить дальше, выздороветь и еще долго-долго наслаждаться жизнью?

Надо быстрее что-то решать. И из-за Ильи, и из-за себя. Себя ведь тоже очень жалко, подумала совсем истерзанная всеми этими мыслями Маша. Пусть уже быстрее решится все, есть у нее мужчина или же его нет и она снова одна.

Она нажала на кнопку вызова над своей кроватью. Буквально через несколько минут в палату заглянула медсестра.

– Доброе утро! Что-то случилось?

– Простите, пожалуйста, за беспокойство. Но не могли бы вы доктора позвать? Мне очень нужно прямо сейчас поговорить с ним!

– Хорошо, сейчас, одну минуту. Пойду, поищу его, подождите.

И действительно, очень скоро ее лечащий врач заглянул в палату.

– Марат, доброе утро. У меня к вам просьба.

– Да, я слушаю вас.

– Понимаете, Марат, передо мною сейчас стоит очень сложная нравственная проблема. И помочь мне можете только вы.

– Так, давайте ближе к делу. А то я уже напрягся. А напрягов мне тут, поверьте, хватает и без вас, – было видно, что Марат изрядно заинтригован.

– Да подождите, не спешите. Выслушайте меня, и вы сразу всё поймете. Помните, когда вы вчера зашли в мою палату, ко мне приходил молодой человек? Вы его еще выгнали отсюда?

– Да, конечно, помню. У него, кстати, очень интересная внешность. Совершенно классические черты лица, как у греческой статуи, и неожиданно лысая голова.

– Да, это точно. Я даже когда его первый раз в жизни увидела, прозвала его про себя «лысый грек».

– Да, есть такое. Точно и забавно!

– Так вот, Марат. Вы, как никто, знаете, что моё состояние здоровья – под большим вопросом. И как и что со мною будет дальше – никто не знает, в том числе, и современная медицина.

– Ну, Маша, не вешайте нос! Ваши шансы на выздоровление, в том числе – и полное выздоровление, довольно велики.

– Подождите, я вас очень прошу. Не нужно меня сейчас ободрять. Честное слово, я и без этого полна оптимизма и энтузиазма побороться за свою жизнь. Я сейчас о другом, у меня к вам просьба. Я хочу отправить к вам Илью, чтобы вы ему честно и без прикрас всё рассказали. Всё-всё, про мое здоровье, про пего перспективы и перспективы деторождения. Про лечение, которое мне предстоит. Честно, прямо и без прикрас. Я не на сто процентов пока уверена, что сделаю это, но хотела бы иметь такую возможность.

Доктор посмотрел долгим взглядом на Машу.

– Маша, не понимаю. Что за мазохизм? Зачем вам это? Раз вы про 100 % говорите – вы и сами не очень уверены, что это нужно делать и правильно.

– Не в этом дело. В том, что делать это нужно – я абсолютно уверена. Просто я могу ошибаться в чувствах Ильи ко мне.

Марат помолчал, засунув руки в карманы халата, Потом решился таки: подвинул стул, сел рядом с Машиной кроватью.

– Милая моя, а вы уверены, что это правильно? Вот эта ваша неожиданная затея? Как мне известно, родителей ваших в живых нет. Пока вы были без сознания, никого, кроме этого парня, я здесь за всё это время не видел. И вы хотите, чтобы я этими своими рассказами-страшилками и его отпугнул, единственного, дежурившего как верный пес у дверей в реанимацию? Подумайте над этой идеей еще немного, не спешите, не горячитесь.

Маша была очень взволнованна этим разговором.

– Понимаете, это не моя причуда, не сиюминутный каприз, я долго обдумывала эту просьбу. У нас складываются довольно серьезные отношения с Ильей. И я хочу сейчас, пока еще они не сложились – оповестить его о том, на что он должен решиться. Я не хочу, чтобы это вскрылось потом, когда расставаться – это рвать по живому. Пусть ухаживает – если будет продолжать за мной ухаживать – с открытыми глазами.

– Маша, вы не волнуйтесь. Лучше обдумайте всё ещё раз хорошенько. Просто это как-то очень не по-женски, чересчур прямо и бесхитростно. Вот эта ваша кристальная честность и выворачивание карманов при том, что вас об этом никто не просил. Но воля ваша, как скажете. Я согласен. Если нужно, присылайте своего «лысого грека» ко мне, как только он придет, мы поговорим. Я сегодня на сутках, так что меня нетрудно будет найти. Только ответьте сначала мне на один вопрос, пожалуйста. Почему вы сами не хотите рассказать вашему жениху о том, как обстоят дела с вашим здоровьем? Ведь он у вас, как я понял, не врач, так что отсутствие специальных знаний вам в этом не помеха. На бытовом уровне вполне могли бы сами ему всю картину обрисовать. Что за интрига, чего я не понимаю?

Маша поколебалась прежде, чем ответить. Откровенность в разговорах с посторонними или почти посторонними людьми никогда не была сильной стороной её характера. Но ничего не попишешь, нужно объяснять. Иначе Марат может не согласиться или все же что-то утаить от Ильи, невзирая на ее просьбу.

– Понимаете в чём дело… Илья – очень благородный мужчина, и очень такой, знаете, «мужчина-мужчина». Если эту историю изложу ему я, то этим как бы припру его к стене. Лишу возможности уйти. Потому, что сложно это выполнить без потери самоуважения: выслушать от женщины на больничной койке рассказ о тревожном состоянии её здоровья с туманными перспективами развития ситуации, а потом сказать «ой, вон оно как, ну, я тогда пойду, мне такого не надо». Понимаете? С вами же ситуация другая. После вашего рассказа он может развернуться и уйти. Вы же не будете знать куда он пошел, ко мне в палату или домой? Да даже если и будете – вы ему совсем посторонний человек, перед вами потерять лицо не так страшно. Я хочу дать ему шанс, понимаете?

Врач улыбался, смотрел на Машу удивлённо и изучающе одновременно.

– Маша, вы мудрая женщина. Так всё продумали. И очень сильная, благородная. Будет очень жаль, если Илья ваш окажется слабаком. Вы заслужили иного.

– Да ладно вам. Сейчас я – самая обычная, не очень здоровая и очень испуганная женщина. Так что, поможете, доктор?

– Помогу. Почему же не помочь. Но вы точно хорошо подумали, не пожалеете потом о своём решении?

– Спасибо, Марат. Не пожалею.

* * *

Илья пришел ее навестить примерно через час после ухода доктора. Час – это немного времени. Но его вполне достаточно для того, чтобы извести себя мыслями о резонности своей придумки до полного изнеможения. Впрочем, сказала себе Маша, есть еще сценарий номер два – если дальше того, что есть, Илья отношения развивать не будет. Тогда ему ничего и знать не надо. Останемся, что называется, друзьями. А про друзей так много знать не нужно!

Маше сложно было сегодня с ним общаться. Свою идею она ощущала как камень за пазухой, продолжая, впрочем, считать ее правильной и резонной. Илья, кажется, интуитивно чувствовал эту заминку, общение у них сегодня было какое-то напряженное, она то и дело ловила на себе его вопросительный взгляд. Наконец, он снова присел на пол около нее, взял ее руку в свою, поцеловал. Потом, помолчав, посмотрел Маше в глаза и сказал:

– Машунь, я с тобой поговорить хочу!

– Я слушаю, – сердце у нее колотилось так, что странно было, что Илья этого не слышит.

– Ты мне очень нравишься. Нет, даже больше – я, кажется, влюбился. Давай будем вместе? Мне кажется, у нас есть шанс и всё будет очень хорошо. По крайней мере, я приложу к этому все усилия, – он волновался так, что на лбу выступила испарина. Как же так, совсем чужой мужчина, она его и не знает толком, а такой вдруг родной – и так быстро им стал! Даже запах от него, не резкий, пряный, и тот – совершенно не чужой, а очень близкий, не раздражает ее, такое чувствительное всегда, обоняние.

Ну вот, значит, действуем по сценарию номер раз. Вдох, выдох – поехали! И пусть мне повезет!

– Илюш, ты мне тоже очень нравишься, но у меня к тебе просьба. Я очень прошу тебя, отнесись к ней серьёзно, выслушай меня внимательно и сделай, пожалуйста, так, как я прошу.

– Да, конечно. Что-то случилось? – напрягся Илья. Он даже чуть отпрянул от нее, чтобы заглянуть в глаза.

– Да нет, погоди, ты не понял. Я прошу тебя дойти до моего лечащего врача, и послушать его заключение о моем состоянии здоровья. Потом ты пойдешь домой, или не домой, а на работу. Ну, короче, ты пойдешь и подумаешь над тем, что он тебе сейчас расскажет. Не спорь со мной, так надо. Если ты будешь по-прежнему готов настаивать на своём предложении – ты завтра придешь ко мне и мы всё обсудим. Если нет – я тебя пойму. Нет, погоди. Целоваться мы потом будем, – она заканчивала свою речь, уворачиваясь от поцелуев Ильи.

– Маш, вот скажи мне, к чему эти таинственности и испытания, как в сказке? – Илья улыбался, сжимая ее руку в своих ладонях.

– Я хочу быть уверена, что ты как следует всё обдумал и хочешь быть со мной не по внезапному импульсу, а на основании полной информированности и тщательного обдумывания. Пойми, для меня это очень важно. Я такой человек, что потом сгрызу себя мыслями о том, что ты меня просто жалеешь и хочешь быть со мной из жалости, по причине своей доброты и общего благородства, – от страха у Маши свело связки, и голос быть тихим и сиплым. – Я, правда, этого не выдержу. Так что пойди мне навстречу, сделай так, как я прошу. И если ты завтра придешь ко мне и повторишь свое предложение – я обещаю, что скажу тебе «да» и больше никакими испытаниями тебя изводить не буду.

Видно было, что Илья очень расстроен и напряжён. Он держал себя в руках изо всех сил, хотя было заметно, что ему очень хочется начать спорить с Машей, с ее предложением. Он поцеловал её на прощание, оставил на прикроватной тумбочке пакет с продуктами, которые он купил для визита в больницу, и молча вышел.

Сутки тянулись как известная китайская казнь с выбритой макушкой и каплями, мерно капающими на неё и сводящими казнимого с ума. За это время Маша успела сгрызть себя практически целиком и полностью, пожалеть примерно раз тысячу о своём решении, называя себя «дурой дурацкой», и столько же раз сказать себе, что, как в рекламе, «всё правильно сделал!». Обидеться на жизнь, судьбу и бога за то, что ей посланы такие испытания, пройти стадии «за что мне это и почему», «он передумает со мною быть и я умру в хосписе, среди чужих людей». «продаю все, и уезжаю в Израиль, в Китай, к чёрту на рога – лишь бы подальше от Москвы и чтобы медицина была передовая, и пусть будет что будет!», и куча еще всякого, отчего она совсем ослабела.

Помимо волнений о том, что решит Илья после разговора с врачом, Машу мучила мысль о том, что значит формулировка «давай будем вместе». Он не хочет на ней жениться? Ну, собственно, его тоже можно понять: они знакомы всего ничего, было бы странно, если бы он принял такое решение совершенно не зная Маши. Нет, с подозрительностью в себе надо начинать бороться! Судя по сплетне, принесенной Гелей, а также смутно ей известной истории с Лилей, дочерью Светланы Александровны, у мужика есть некоторый опыт не слишком позитивных финалов развязки романа. Правильно он делает, что осторожничает. Маше это нравится: он бы очень смутил ее, предложи он ей сейчас руку и сердце. Она еще и сама не готова к таким решительным шагам. А вот попробовать, дать друг другу шанс – она готова. Так что, пожалуй, все к лучшему!

Сутки она не ела, просто – не могла, не шла пища в рот, от лекарств на пустой желудок подвздошье болезненно сводило. Она пыталась заглушить неприятные ощущения чаем – жидкость это было единственное, что её встревоженный организм был готов принимать, но получалось не особенно успешно. Она лежала, закрыв глаза и пытаясь уснуть, и повторяла: осталось совсем немного, скоро всё будет ясно. Маша, терпи! Телефон лежал рядом с ней, на тумбочке, иногда вспикивая смс-ками или уведомлениями соцсетей. Было очень соблазнительно взять в руки его плоскую и гладкую тушку, набрать знакомый номер и выдохнуть: «Извини, была неправа! Приходи, я очень скучаю! Давай будем вместе, пожалуйста, я очень этого хочу! Мне кажется, ты тот самый мужчина, которого я так долго ждала». Но она удерживала себя от этого шага.

Спать у неё тоже не получалось – стоило ей задремать, её начинали мучить какие-то кошмары, сказывалось напряжение и эмоциональный раздрай. Помучившись несколько часов и не находя себе места, она, наконец, придумала себе занятие. Нашла в телефоне «тетрис» и несколько часов, пока не заболели глаза, складывала фигурки одну на другую. Отлично, кстати, отвлекает от гоняния мыслей туда-сюда в воспалённой голове.

Наконец, наступило утро. Уколы, измерение температуры, визит дежурного врача перед сдачей смены, утренняя порция таблеток. Ффух, всё позади. Теперь осталось совсем немного!

Вдруг в палату постучали. После Машиного «войдите!» дверь открылась и в палату зашел Илья. Он было очень парадно одет, в костюм с галстуком, и выражение его лица достоверно отражало его с трудом сдерживаемое волнение. В левой руке у него был букет цветов, в правой – охапка надувных шариков-сердечек с разноцветными надписями на них «Я тебя люблю», «I love you» и «Je t'aime».

Войдя в палату, Илья отпустил хвостики шариков, за которые сдерживал их прыть, и они взмыли вверх, уткнувшись веселой стайкой в потолок. Солнце из окна падало на их глянцевую поверхность, наполняя скучную больничную палату веселыми разноцветными бликами

Маша была изумлена и даже немного испугана, так сильно, что имей она возможность встать и пойти – не то чтобы пошла, а побежала бы прочь. Щеки горели, она, кажется, даже забыла моргать и выдыхать – смотрела на Илью, застыв, во все глаза.

Илья, в лучших классических традициях, опустился перед Машей на колени. Глаза его заблестели, по тому, как он побледнел и напрягся, было видно, что и он очень взволнован. Маша с колотящимся сердцем смотрела на него и ждала хоть каких-нибудь его слов. И вдруг, не отводя от Маши взгляда, он тихо вполголоса запел. С первых нот Маша опознала знаменитую «I will always love you» Уитни Хьюстон. Илья пел тихо и довольно верно, попадая практически во все ноты. Маша хотела подпеть, она очень любила эту песню, но у нее перехватило дыхание.

Спев пару строк, он протянул Маше конверт. Она открыла его и обомлела: авиабилеты в Париж, на уикенд! С открытой датой! Обалдеть, она теперь просто как актриса голливудского кино!

Илья замолчал, посмотрел на Машу, наслаждаясь ее реакцией. Кредит, конечно, под конский процент удалось взять – ибо внезапно и срочно, как только накрыло идеей. Но зато эффект это на неё произвело ошеломительный, ровно такой, на который он и рассчитывал. Да и хрен бы с ним, с кредитом, как говорится, с такой женщиной не грех увидеть Париж и умереть! Затем он вдохнул поглубже и громко сказал:

– Маша, будь со мной, я прошу тебя!

Подумал, и добавил вежливое:

– Пожалуйста!

С ума совсем сошел, ей-богу, подумала она и вдруг почему-то заплакала.