Текст книги "Любовь не по правилам (СИ)"
Автор книги: Галина Гонкур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Матвей поморщился, отбросил ложку в сторону.
– Очередная обиженка, поди. Как они мне надоели! Сказали же им: выплаты процентов пока приостановлены, ждите. Нет же, преследуют меня, у дома встречают, на улице подходят, по телефону. Вот они, минусы жизни и работы в маленьком городе: все всех знают и найти кого бы то ни было совершенно не проблема, как только тебе это в голову взбрело.
Затем повернулся к официанту и сказал:
– Передайте, что мне некогда, у меня гости. И вообще, сегодня выходной день, я рабочими вопросами не занимаюсь. Пусть завтра в офис приходит.
Официант кивнул и отошел от столика.
Матвей тем временем продолжил рассказ.
– Я деньги греб лопатой. Смог оплатить матери обследование в хорошей клинике, отцу – новые зубы. Алису как куколку одел. До рассчитанного мною конца проекта оставалось примерно три месяца. После чего можно было сворачиваться и уезжать. Дальше оставаться было опасно. И если бы не одна сумасшедшая, со своим сыном инвалидом, у меня бы все получилось. Кстати, интересно, не она ли там, у входа? С неё станется. Настырная, пронырливая как крыса городская.
Маша поняла о ком речь. Кажется, это про Полину, чью историю она тогда читала, перед поездкой в Электрозаводск. Ну и мразь, похоже, этот Матвей.
– Матвей, я вот вас слушаю, слушаю. Скажите, а вам вообще их не жалко, вкладчиков ваших? – вопрос, конечно, глупый, и ответ на него совершенно очевиден, но Маша все-таки решила его задать.
Он повернулся к Маше, резко, всем корпусом. И уставился на неё с усмешкой.
– Мне? Жалко? А почему мне их должно быть жалко? В этом мире всё устроено так, что кто сильный – тот и прав. Ну, так, если вы не заметили. А я сильный и умный. Я же не заставлял их нести мне деньги, они и приходили и отдавали мне их сами. За что же мне их теперь жалеть? Мне есть кого пожалеть, в этом мире каждый сам за себя. Кроме того, Маша… Я правильно запомнил, вас Маша зовут? Так вот, Маша. Это вам всем только кажется, что период жесткого естественного отбора для человека уже позади. Нифига подобного. Просто люди его маскировать научились, забалтывать. Понимаете, к чему это я? Я должен добыть кусок мяса и принести его в свою пещеру. А неудачники и убогие всё равно погибнут, не сегодня, так завтра. Так какой же резон мне голодать из жалости к ним и вообще, зачем им деньги?
В этот момент за спиной у Маши раздался какой-то шум. Она обернулась. В кафе вошла молодая худенькая женщина, раздвинув шторки входа инвалидной коляской, которую она толкала впереди себя. Наверное, если бы рядом был официант, он задержал бы её. Но тот, видимо, вышел на кухню за чьим-то заказом и в зале были только гости.
Девушка, стремительно двигаясь по проходу, дошла до их столика и громко сказала:
– Господин Фейхельбаум, здравствуйте!
Матвей вздрогнул и обернулся на голос.
Мальчик в инвалидном кресле, очень худой и бледный, с напряженным лицом, с нахмуренными бровями и упрямо выпяченным подбородком, смотрел прямо в его глаза. Из-за жары руки и ноги мальчишки были максимально обнажены и являли собой очень жалкое зрелище: практически лишенные мускулатуры, да и вообще – какого бы то ни было мяса, с большими узлами суставов, туго обтянутые бледной кожей. Видно было, что природа задумывала сделать из него крупного, могучего мужчину, но на определенном этапе что-то пошло не так.
До появления этой пары в зале было довольно шумно: невзирая на жаркую погоду, в кафе было много народу. Когда эта пара вошла, все стихли. И только из динамиков вполголоса звучала какая-то лирическая композиция.
– Господин Фейхельбаум, я Полина Воронина, а это – мой сын Артем.
Артем молча кивнул, не отводя серьезного взгляда от Матвея. Тому, видимо, эта пара была хорошо знакома, как и цель их визита.
– Ну, и что вы опять от меня хотите, Полина? По-моему, мы с вами не раз уже общались и я вам всё досконально объяснял.
– Господин Фейхельбаум, мне нужны мои деньги. Как видите, сын у меня инвалид, ситуация критическая и у меня нет возможности вестись на все ваши уловки по не возвращению мне денег.
Матвей вскочил со стула так резко, что он, покачавшись на двух ножках, всё же упал, чуть не задев в падении ногу женщины за соседним столом.
– Как вы мне надоели! Сколько можно одно и то же обсуждать! Вы меня преследуете!
Следом за Матвеем вскочил Илья – было видно, что Матвей вот-вот накинется на незваную пару с кулаками, надо было не допустить драки.
– Не кричите на мою маму!
Было видно, что эта фраза далась мальчишке с большим трудом. Он сжал кулаки, подался весь вперед, лицо свело судорогой напряжения.
Матвей хмыкнул:
– Ты-то уж молчи, защитник ублюдочный!
В этот момент не выдержала Маша. Она тоже вскочила из-за стола, подошла к Полине и сказала:
– Давайте уйдем отсюда! Я вам помогу. Ничего он вам не отдаст, не унижайтесь перед ним со своими просьбами. Жалуйтесь, боритесь с ним, но не просите – толку не будет, одно расстройство вам.
От этих слов мать стихла, склонила голову и заплакала. Она послушно дала Маше себя развернуть, затем направить коляску в сторону выхода. За спиной, судя по звукам, разворачивался скандал.
Они шли по улицам маленького, раздавленного августовской жарой, городка и разговаривали. Полина, видимо, не избалованная собеседниками, взахлёб, перемежая рассказ слезами, рассказывала Маше свою историю.
Артём родился сразу с определёнными проблемами. Полина была из неблагополучной семьи, отец сгинул где-то по тюрьмам, мать бросила пить только накануне смерти, организм уже не принимал. Доучивалась последние годы она в другом городе, в Тульской области. Сюда, в Электрозаводск, вернулась уже после окончания школы, совпавшего со смертью матери. Вернулась уже беременной Отец Артема потерялся где-то на безграничных просторах России.
Он был Полининым одноклассником, о беременности Полины знал. Когда они расставались, Игорь сказал, что едет на Север – завербовался там на работу вахтовым методом, молодой семье деньги пригодятся. Уехал и больше Полина про него не слышала. Сначала она хотела искать его, но как? Он – сирота, они не женаты, на каком основании она подаст его в розыск? Что он уехал от неё и не вернулся? К тому же, когда она приезжала сразу после родов в их школу, одна из учительниц сказала, что Игорь не так давно приезжал, ему рассказали, что Полина родила больного ребенка. Так что у неё все основания были полагать, что не пропал отец Артема, а бросил их с сыном в трудной жизненной ситуации. А она девушка гордая, просить его о помощи не будет.
Полине, конечно, стоило бы заняться здоровьем Артёма сразу и основательно. Но посоветовать было некому, сама она тогда была достаточно легкомысленна, да и интернат, где она провела много лет, не лучшее место для развития умения принимать правильные решения. По совету одной из соседок, уже здесь, в Электрозаводске, Полина заваривала какие-то травки, прикладывала какие-то самодельные примочки сыну, заказывала всевозможные «лечебные молебны» в ближайшей церкви. От советов врачей, настоятельно рекомендовавших ей срочно ложиться в больницу и обследоваться, отмахивалась. В общем, когда спохватилась – было уже поздно, слишком сильно было запущено его состояние.
Полина, проклиная себя, бегала по клиникам, будто пытаясь наверстать свою прежнюю глупость и нерасторопность. Врачи разводили руками – ничего обещать не можем, время упущено, состояние тяжёлое. Постепенно она нашла определенные возможности, но перспективы были туманными, методы лечения – экспериментальными, мало еще изученными. Полине удалось вымолить, буквально выплакать у врачей включение Артема в новую опытную программу, но всё равно на это требовались значительные деньги. Программу реализовывали в Сибири, надо было ещё доехать туда, сына брали в клинику при институте, Поле же надо было три месяца где-то жить и на что то себя содержать. Плюс дополнительные медикаменты, и многое другое для Артёма – лечиться дело затратное.
Она искала деньги отчаянно и настойчиво. Работать она не могла: Артём нуждался в постоянном присмотре и был без неё совершенно беспомощен. Тем более, что к его обездвиженности последний год добавились еще и эпилептические приступы. Они, конечно, получали пособие, но скопить с этих денег ничего не получалось – все уходило на текущую жизнь. Никакой надомной работы Поля себе найти не могла, так что ситуация казалась безвыходной.
И тут, как ей показалось, появился шанс на спасение. Местная газета написала статью об одиноких мамочках с детьми-инвалидами. В частности, и о Полине с Артемом тоже. И нашелся добрый человек, местный бизнесмен, который пожалел её, разыскал ее и дал денег: его дочь страдала тем же заболеванием и он хорошо знал, что это такое и как трудно растить такого ребенка. Сто тысяч, его подарок, – это была примерно треть необходимой им суммы. Но треть – это лучше, чем ничего.
И тут подвернулся Матвей и его «Фонд роста ваших капиталов». Рассказала Поле про него соседка, которая тоже отнесла туда свои небольшие сбережения. Полина сходила, послушала девушку-консультанта, та твердо обещала Полине, что её вложенные сто тысяч уже через два месяца превратятся в три сотни тысяч отличных, полновесных российских рублей. Ей бы насторожиться в этот момент, вооружиться здравым смыслом, или уж хотя бы посоветоваться с кем-то сведущим. Но сумма из тройки и пяти нолей светилась перед её мысленным взором ярким светом, мигала, переливалась разноцветными огоньками, а на её фоне бегал и играл совершенно здоровый Артем. Да и не было вокруг неё тех, с кем можно было бы это обсудить. И она дрогнула.
Маша шла рядом с Полей, слушала её и думала о том, что вряд ли кроме сочувствия она сможет чем-то помочь этой маленькой несчастной семье. Что можно сделать? Поговорить с Матвеем? Но исход этого разговора очевиден – хорошо, если просто высмеет и хотя бы выслушает, не более того. Написать заявление в милицию? Но перспективы такого дела туманны, это было понятно даже не имеющей специального образования Маше – ведь Полина сама, добровольно отнесла свои деньги в фонд. Даже если правоохранительные органы и найдут там признаки мошенничества, возбудят против Матвея уголовное дело, то тянуться оно будет очень долго. Ведь там же не одна Поля пострадавшая. Столько времени у Полины и Артёма нет.
Как тяжело дается собственное бессилие, даже просто – его осознание! Даже времени на то, чтобы вмешаться в ситуацию с Полиной, у Маши нет: ей остались считанные дни до госпитализации. Неужели это всё, выхода нет, тупик? И у Артёма, это маленького джентльмена, готового вступиться за мать, даже сидя в инвалидной коляске, нет никаких шансов на выздоровление?! Слезы душили, сердце колотилось о рёбра, от обиды и отчаяния перехватывало дыхание.
– Поля, вы дайте мне свои координаты, пожалуйста. Я не уверена, что смогу вам помочь. Но я постараюсь хоть что-то сделать в этой ситуации. Я ещё не знаю что. Я буду про это думать. Честно, вы меня очень взволновали вашей историей и прямо сейчас ничего дельного я не могу вам сказать. Но я успокоюсь, подумаю и что-нибудь обязательно придумаю, верьте мне!
Полина горько усмехнулась.
– Да ладно вам. Я же всё понимаю. Спасибо, конечно, что слушаете, сочувствуете, сопереживаете. Но, похоже, нам с сыном надо просто принять неизбежное.
В этот момент у Маши зазвонил мобильный телефон. Илья.
– Да, Илья, я слушаю.
– Маша, мы сейчас едем в офис к Матвею, надо посмотреть ряд документов. Вы, я так понимаю, уже едете на свое интервью?
Маша решила не вдаваться в подробности.
– Да, уже подъезжаю к больнице.
– Отлично. Тогда я жду вашего звонка. Потом я вас заберу и будем возвращаться.
Маша простилась с Полиной и Артёмом, ещё раз на прощание пообещав, что постарается что-то придумать. Уточнила у нее адрес больницы, где была назначена встреча с Маратом, та оказалась совсем недалеко. И быстрым шагом отправилась туда, время уже поджимало.
* * *
Марат уже ждал ее в холле больницы. Поговорить решили в небольшом кафе на первом этаже. По причине жаркой погоды и отсутствия там кондиционера, оно было практически пустым. И врачи на перерыве, и больные с посетителями – все предпочитали проводить время на улице, в окружавшем больницу старом парке, где было уютно и относительно прохладно от старых лип, из которых он состоял.
Трудный вопрос вы мне задали, Маша. Да, я считаю наш с Катей брак весьма удачным. Что такое «удачный брак» в моем понимании? Это отсутствие обманутых ожиданий. С этой точки зрения я счастливый муж. Не всё, конечно, сбылось из того, на что я рассчитывал. Моя главная тревога на сегодняшний день – то, что у нас с Катей нет детей, и заводить их она не планирует. Занята построением какой-то мифической карьеры. Вы, я знаю, уже говорили с ней, наверное, понимаете, как далеко то, что она делает, от реального строительства этой самой карьеры.
Катя – она такой большой ребенок, так и не выросший еще, хотя ей уже почти 30 лет, у моей мамы к этому возрасту уже трое детей было. Но я не давлю на нее. Детей надо заводить не потому, что «так положено», а потому, что хочется и чувствуешь, что готов, что хочешь быть родителем. Катя и не готова, и не хочет. И я, в общем, уважаю её за то, что она трезво смотрит на вот это всё. Хуже было бы, если бы родила мне в угоду, а потом кочевал бы ребенок между мамками и няньками. Знаете, ребенок куда тоньше мужчины чувствует любят его или нет, мужчину-то как раз можно обмануть. А детей и собак – поди, попробуй.
Жена из Кати, строго говоря, так себе. Ну, вы дома у нас были, думаю, всё видели. То, чем традиционно должна заниматься женщина – дом, кухня, дети – её не интересует, ей это скучно. По крайней мере, сейчас. И будет ли когда-нибудь интересовать – не знаю. Но мне много и не нужно, зарабатываю я нормально, а деньги, как вы понимаете, помогают нивелировать ряд бытовых неудобств, по крайней мере, частично.
Я, наверное, плохой муж. Во-первых, я старый, ну, относительно, конечно, у нас 10 лет разницы с Катей. Во-вторых, я человек одной идеи и страсти – медицины. Я живу там, моё сердце и мозги тоже там, именно она, медиина, заводит меня больше всего и больше всего меня интересует. Фанатик, если хотите. Я ведь потому и в брачное агентство обратился. Родители запилили, женись да женись. И началось вот это, знаете, наше традиционное – поиски невесты, подсовывание мне фото, приходы в гости – якобы случайно – незамужних девушек, как только я к ним приезжал. А я хотел в жены русскую девушку. Ну, или, как минимум, местную, москвичку. Они мне нравятся: свободные, дерзкие, независимые. Мне с такими интересно, именно они меня, как мужчину, «цепляют».
Оно ведь как с Катей у нас было? Вы нас хоть и знакомили, но, может, не помните именно нашу историю. Да и встречался я с девушками-претендентками без вас. Она четвертой была кандидаткой. Три первые девушки были хорошими, но вот как-то не удержали моего взгляда. А вот с Катей мы как то зацепились друг за друга. Первый раз в кафе встретились, на нейтральной, так сказать, территории. Вроде ничего девушка, симпатичная, неглупая. Я её на второе свидание пригласил, меня коллега позвал на свой юбилей, все парами собирались быть, а мне одному вроде как и не очень удобно было в одиночку. Я её с собой позвал.
Девушек и женщин там много было, принято же на такие праздники парами приходить. Но самая хорошенькая – моя Катя была. Все мужики на нее внимание обратили, головы себе посворачивали. Тетки, жены мужиков наших, с неприязнью даже смотрели, типа, вот, пришла какая-то цаца. Ну, тетки – они ревнивые к чужому успеху обычно, ха-ха. Извините, Маша, если я вас вдруг нечаянно обидел.
И вот тогда мне так приятно стало, что эта женщина – моя. Я другими глазами на нее после этого посмотрел. Еще несколько раз встретились, и я понял – нашел я себе жену.
Маше было отчетливо дурно. То ли жара, то ли нервы – бог его знает, в чем причина. Мутило, мучила слабость и боль внизу живота, она вся была покрыта липкой испариной. Но надо было потерпеть. Последнее интервью и дело сделано. Она попросила прощения и отошла купить себе холодной колы в буфете. После пары глотков, кажется, стало легче.
Надо постараться не думать о дурноте, тогда должно стать легче. Она посмотрела на Марата повнимательнее. Перед ней сидел очень интересный мужчина. Внешне вроде и ничего особенного, не слишком высокого роста, крепкий, с намечающимся животиком, начавший потихоньку лысеть со лба. Но такая харизма, такой характер! Просто какой-то нереальный магнетизм исходил от доктора. Интересно, как ему удалось увернуться от романов и брака здесь же, на рабочем месте?
Кстати, Маша его вспомнила совершенно чётко. Вспомнила, как он пытался клеиться к ней во время заполнения анкеты. Она не поддалась, но волнение присутствовало, интересный мужчина. Еще вспомнилось совершенно отчетливо, о чем они говорили тогда, в офисе. Он спросил Машу, замужем ли она. Услышав ответ, засмеялся: «Вы бы хоть соврали, что ли. Кто же доверится сапожнику без сапог!».
Она вспомнила даже свои мысли в тот момент: яркий мужик, но бабник 100 %, пробы ставить негде. Наплачется та женщина, которая будет рядом с ним. Надо же, и тут ошиблась: Катя выглядела вполне довольной своей жизнью и явно не плачет. Который раз подтверждается простая мысль: кто что ждет от семейной жизни, все мы очень разные. Кому, как говорится, арбуз, а кому – свиной хрящик. И большое счастье, когда в пару объединяются два любителя арбузов или хрящей, а не крест-накрест.
Вообще, я пуританином не был никогда. И романы на работе, пусть мимолетные, но были. И есть у меня дочь внебрачная, от нашей бывшей медсестры. Но неправильно это всё. Не нужно заводить романов на рабочем месте, особенно, если это рабочее место – больница. Поверьте мне, опытному человеку. Очень вредит и рабочему процессу, и собственному душевному покою. Так что, отчасти, я и эту проблему женитьбой решил.
Дочь? Да, уже подросток, 10 лет ей. Её мать раньше в нашей больнице работала. Тогда еще наш роман начался. Но пока она работала у нас, я старался каких-то особенных контактов не допускать, уже тогда понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Это уже потом мы с ней сошлись, ребенок появился, когда она уже в другом месте работала. Девочка, дочь-то, хорошая, воспитанная. Я помогаю финансово, езжу иногда в гости. Тамара, мать её, тоже хорошая женщина, правильно дочь воспитывает.
Почему на ней не женился? Да вы знаете, она на 5 лет старше меня, дважды уже замужем была, но без детей. А тут вот Аллах дал, да. Ей ничего от меня не надо было, она сразу сказала, что будет рожать для себя. Ну, для себя-не для себя, а помогать я должен, раз отец, я так считаю, такие у меня понятия. Но о жене у меня все-таки другие представления, и внешне, и вообще. Девочке, дочке, дал фамилию свою, отчество. Буду всегда помогать по мере возможности. Но всё же в официальном браке мне детей бы хотелось, как говорится, официальны детей.
Знает ли Катя про эту историю? Да, знает, конечно. Я еще, когда за ней ухаживал, все ей рассказал. Но она смешная, Катя-то. Видимо, обдумала эту ситуацию и решила, что лучше ей делать вид, что не знает ничего. Никогда мне вопросов по этому поводу не задает. Если я вдруг на эту тему заговариваю, то молча выслушивает то, что я говорю, и переводит разговор на другое. Такое, знаете, решение вытолкнуть неудобную информацию на обочину, вытеснение неугодного. Думаю, ей это не очень приятно, что у меня ребенок на стороне. Но что я могу с этим поделать… А она вам не рассказывала об этом, нет? Ну, я не удивлен.
Интересно, такой набор недостатков у жены – не готовит, детей не хочет, да и вообще, к женским обязанностям достаточно халатно относится. Зато кино смотрит и мнение о нём имеет. Подозреваю, правда, не своё мнение, рассуждала про услышанное Маша. Наверное, на очередных курсах услышала или духовный учитель рассказал. Вообще, интересно, не напрягает ли это мужика. Не хочется ли ему кого-то попроще, поудобнее заполучить. Хотя вроде нет, не напрягает и расставаться с Катей он не собирается.
Я человек сухой, практический, лишенный иллюзий. Так, наверное, у всех хирургов с областью чувств обстоит, не встречал я среди нас романтиков-идеалистов. Так что не могу сказать, что я прямо вот жить без Кати не смогу. Смогу, конечно. В нашем браке, мне кажется, вообще больше рационального, чем эмоционального. В том смысле, что я, например, женился с холодной головой, и подумав предварительно как следует.
Катя – красивая молодая девушка, здоровая, из хорошей семьи. С образованием, без дурных наклонностей – пить-курить, там, дурные компании, ничего такого. Старается расти и развивается. Были бы у меня силы после работы на болтовню светскую, мне бы даже было о чем с ней поговорить. Да, родители недовольны, что русская, но это пережить можно, не 19 век. Кроме национальности, им не к чему придраться. Мне с ней приятно где-то появиться, на нее мужики оборачиваются, а мне приятно, не скрою. Да и в интимной жизни у нас с ней всё отлично, это тоже важно. Извините за подробности.
Что касается быта, я готов пока потерпеть. Молодая она еще. Ей надо подрасти, повзрослеть. Тогда и уюта захочется, и детей. Не смотрите, что ей уже 28 лет. Она, по сути, не старше 15–16 лет, если по психологическому возрасту говорить. Это понимать и учитывать надо. Да и вообще, не главное это всё. Что главное? Работа, Маша, работа главное. Для мужика – особенно.
Извините, пора мне. Я же дежурю сегодня, много дел. Надеюсь, удалось помочь и вам всё понятно про нашу семью объяснить. До свидания!
Маша позвонила Илье, сказала, что закончила. Он сказал, что ему нужно еще минут 15–20, чтобы закончить. Маша решила забрать недопитую колу и подождать Илью в парке. Может быть, там ей полегчает. Она убрала в сумку диктофон и направилась к выходу.
Когда она уже была на ступеньках, у нее зазвонил телефон. Она засуетилась – банка с колой, сумка, замок которой некстати заел, мешали ей быстро извлечь смартфон. Маше отойти бы в сторону со ступенек, но она про это не подумала. И тут ей прямо в спину влетел какой-то парень, быстро спускавшийся по ступенькам прямо за ней. От резкого толчка она не удержалась на ногах и покатилась вниз по длинным и довольно крутым ступеням.
– Девушка, простите! Как вы? Я нечаянно! Давайте я помогу вам встать! – лицо молодого человека она видела будто сквозь туман. Очень болели нога и живот.
Он поднял Машу и дотащил до ближайшей лавочки. Маша была очень испугана: нога практически не слушалась ее, живот, кажется, собирался вот-вот лопнуть. Парень встревоженно посмотрел ей в лицо и сказал:
– Подождите, я сейчас сбегаю за врачами! Господи, слава богу, что все это случилось рядом с больницей! Потерпите, я сейчас вернусь.
Его спина в оранжевой майке и сухой хруст кроссовок по галечной дорожке – это было последнее, что видела Маша, прежде, чем потеряла сознание.
* * *
Маша бежала по какому-то коридору. Каждые примерно десять метров на стене была прикреплена лампочка с защитной сеткой. Лампочки были выкрашены красной краской и тревожно мигали. Звука почему-то не было совсем. Под ногами были темные, маслянистые лужи, Маша бежала прямо по ним, брызги летели в разные стороны: на джинсы, на стены, на руки. Коридор то и дело поворачивал из стороны в сторону, каждый следующий его отрезок был похож на предыдущий как две капли воды. Так что совершенно было непонятно куда Маша бежит и как далеко ей ещё бежать. Вообще ничего не было понятно.
Всё-таки кажется, что это сон. Или что-то в этом роде. Бежать она начала как только уснула на операционном столе. Анестезиолог попросил ее начать обратный отсчет, она сбилась на цифре «семь» и сразу побежала. Вернее, она, заснув, будто впрыгнула в уже бегущее свое тело. Интересно, это вообще нормально? Надо было врача все-таки расспросить, что и как тут должно быть.
Иногда она слышала за спиною скрип. Это открывались старые металлические двери в стенах коридора, мимо которых он пробегала. Судя по звуку, открывались, но не закрывались. Наверное, оттуда кто-то выглядывал и смотрел ей вслед. Но она бежала и не оборачивалась – откуда-то она совершенно точно знала, что этого делать нельзя, иначе невозможно будет вернуться.
Она выскочила из подземного коридора. Какой-то разрушенный город, там тоже синеватая ночь, кучи обломков, мусора, ветер несёт бумажки, тряпки, какие-то нитки. Ниток отчего-то особенно много. Все они спутаны в рыхлые клубки, и то и дело попадаются под ноги, путаются, мешают пройти. Маша по-прежнему спешит, роется то в одной, то в другой мусорной куче, вместе с тощими, облезлыми местными собаками, которые почему-то совершенно не обращают на нее внимания.
Абсолютно непонятно что она ищет. Но внутри есть точная уверенность, что когда она это найдет – сразу поймет, что это оно и есть. Поэтому надо успокоиться и искать. И спешить. Непонятно почему и зачем, но совершенно точно это очень нужно. Времени очень мало!
Вдруг одна из собак что-то выхватывает из кучи мусора, цепляет зубами и пытается убежать. Она уже почти совсем соскочила с кучи, но ее догоняет другая собака, прыгает первой прямо на холку. Завязывается отчаянная драка. Рык, визг, в стороны летят пыль и песок, мелкий гравий, мусор. Маша подбирается поближе к дерущимся. Ей обязательно нужно забрать то, что у первой собаки в зубах. Именно это она и искала в этой куче. Что-то темное, сморщенное, мягкое.
Наконец, вторая собака заваливает первую и начинает её душить. Ноша вываливается из сведенной судорогой пасти и катится вниз, по куче мусора, цепляясь за торчащие обломки и то и дело меняя направление движения. Другие собаки тоже кидаются к выпавшей вещи. Маша понимает, что они подберутся к ней быстрее, у неё не получается достаточно быстро бежать. И тогда она пытается использовать свой единственный шанс: она с разбегу прыгает и накрывает цель всем телом. Лицо зарывается в мусор. Нечем дышать. Все тело болит. Ни руки, ни ноги не слушаются. Победа?
– Маша, Маша, – голос звучал металлически, гулко, с ревербирацией. – Маша, вы меня слышите? Дайте знать, если вы меня слышите.
Дать знать это, конечно, хорошо. Но как? Все тело сковано бессилием, ноги как чугунные столбы, руки… А где у меня руки? Перед глазами какая-то густо-синяя пелена. Во рту что-то ужасно мешает, он не закрывается. А где собаки?
Сознание постепенно возвращается, пелена перед глазами расходится. Так, наводим фокус. Какой-то мужчина. Хирургическая форма. О, так это Марат!
– Уф, пришла таки в себя, слава богу, – облегченно выдыхают где-то рядом. – Дала жару девка. Я уже мысленно заявление об увольнении писал.
Голос звучал где-то за спиной. Видимо, что-то случилось. На душе было как то очень покойно. Вспомнилось падение, парк, оранжевая майка. Ух
Марат, одетый голубую хирургическую форму подходит, смотрит на показания приборов, что-то говорит непонятное в сторону медицинской сестре (со слухом все еще как-то странно, отмечает про себя Маша, почему то если говорят в сторону – она почти не слышит).
Ужасное неприятное ощущение в горле, всё чешется, мешает и болит. Голоса практически нет, сип какой-то из неё раздается. Интересно, а Илья уже знает, что она не поедет с ним в Москву? Надо сказать Марату, чтобы он его предупредил. Она открывает рот, но сказать ничего не получается. Марат успокаивает ей, заверяет её, что всё нормально, надо просто потерпеть, все будет хорошо. Потерпеть значит потерпеть. Все будет хорошо. И Маша незаметно для себя снова засыпает.
