Текст книги "Яйца раздора"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Хозяйка при упоминании о ворах усмехнулась и, слегка качнув головой, сказала.

– Ну не то чтобы сильно крали, но было.

– А что крали-то, – заволновались мы, – что конкретно?

Тетка Татьяна замялась и поправила на голове косынку.

– Да, в общем-то, ничего особливого, – сказала она. – Ну одеяло украли, да еще ведро картохи. Мне ее, картоху-то, соседка принесла, она у нее еще с прошлого года осталася. Ну так вот, я ведро-то возле крыльца поставила, а сама в дом пошла – борщ у меня там закипал. А когда на улицу-то вернулась, а картохи-то и нетути.

Тетка Татьяна сделала выразительное лицо и развела руками.

– Уж не знаю, считать ли это кражей али нет, но что было, то было. А у вас-то что украли?

Я замялась, не зная, что ответить, и пнула ногой под столом Ляльку. Пусть быстро соврет чего-нибудь, она у нас сообразительная. Сообразительная подруга пнула меня в ответ, но, как всегда, не подкачала. Поняв всю тщетность очаровывания непробиваемого Кита, она прекратила глупо хлопать ресницами и, приняв наконец нормальный человеческий облик, включилась в общий разговор. Отвечая на вопрос тетки Татьяны, Лялька не стала говорить об исчезнувших конфетах, а начала издалека. Она завела пространный разговор о всяких-разных необъяснимых явлениях, о которых когда-то где-то читала или слышала, упомянула зачем-то энергетических вампиров, чем сильно напугала тетку Татьяну, и наконец, ни к селу ни к городу приплела к разговору привидения.

Тут заскрипела лестница, ведущая на второй этаж, и нашим взорам предстали сначала босые мосластые ступни, явно принадлежащие мужчине, затем фиолетовые спортивные штаны необъятных размеров, потом красная вытянутая во всех направлениях майка и наконец крупный бритый череп, плотно, без всякого перехода сидящий на необъятных плечах.

«Просто монстр какой-то, – подумала я и поежилась. – Это что у Петровны муж, что ли, такой?»

Лестница была довольно крутая, и мужчина спускался задом медленно и осторожно. Наконец он ступил на пол и, повернувшись к нам лицом, пророкотал неожиданно высоким с хрипотцой голосом:

– Ба, гости у хате, а я и не знал.

Этот голос и тембром, и интонациями очень напоминал голос нашего знаменитого белорусского соседа, батьки Лукашенко, и удивительно не шел к его внушительной фигуре – как бы лишал ее основательности. Однако сразу же стало понятно, что никакой это не монстр, а очень даже добродушный дядька, только заспанный очень.

– А я лежу и слышу, шо вы про привидения гутарите, – сказал он, присаживаясь к столу и наливая себе из чайника чай. При этом тетка Татьяна отчего-то злобно зыркнула на мужа. – Меня Иваном, кстати, кличут, – представился он, – Иван Михалычем. А вас как звать-величать?

– Марьяна и Валера, – ответил за нас Кит. – Они у соседки вашей живут. А тебе, Михалыч, сейчас не чайку, а огуречного рассолу лучше бы выпить или чарку водки для поднятия сил.

Кит захохотал, а Михалыч, заметно смутившись, украдкой покосился на жену. Теперь стало понятно, отчего тетка Татьяна была столь не любезна с мужем. Видать, вчера Михалыч крепко принял на грудь и оттого проспал до полудня.

– Не Валера, а Валерия, – довольно жестко поправила Кита Лялька. Поскольку Кит к Лялькиным чарам остался равнодушен, то и она с ним решила не церемониться.

Михалыч, однако, оказался туг на ухо и плохо расслышал.

– Валерик – это даже лучше, – согласился он, – хоть и странно для дывчины. Так вы у тетки Марты живете, значится? Родственники чи, шо ли?

Мы на всякий случай кивнули.

– Так вот про привидения, – начал без перехода Михалыч. – Возвращаюсь я вчера вечером домой...

– В три часа ночи, – съехидничала Татьяна.

Михалыч виновато улыбнулся и, повернувшись к жене, примирительно зажурчал:

– Ну задержался немного, ну день рождения был... Кто ж знал, шо так получится... Ну не ругайся.

И он потянулся, чтобы чмокнуть жену в щеку. Но тетка Татьяна от поцелуя увернулась и все равно продолжала злиться.

– Моду взяли, – проворчала она, – шо ни день, то именины.

У нее, видать, был сварливый характер, и остановить ее было не просто.

– Ну так возвращаетесь вы вчера домой, – бестактно перебила я тетку Татьяну. – И что?

– Ага, – встрепенулся Михалыч. – Возвращаюсь я вчера домой и бачу, шо от хаты Марты, от вашей, то исть, хаты, – пояснил он, – человек бежит. Быстро-быстро так бежит и за голову держится.

«Это он, наверно, Прокофия Ивановича видел», – подумала я.

– Я тогда ще подумал – а не вор ли то к Марте забрался, а теперь вот, укравши, убегает – и хотел было уже зайтить и разузнать, в чем дело, но потом бачу, шо мужик тот свернул к дому учителя нашего, Прокофия Ивановича. И тогда я подумал, шо можэ то сам Прокофий Иванович и есть, и пошел себе дальше.

Михалыч сделал большой глоток из своей расписанной красными маками чашки и продолжил:

– Захожу я к себе на двор и... в общем, не сразу я в хату-то вошел, сначала... короче, в уборную я пошел, и тут бачу, как по саду Марты крадется ктой-то. Я подумал, шо це собака, ну и кинул в нее палкой.

Я сделала удивленные глаза – зачем, дескать, в собаку обязательно палкой. Она же ползла себе по своим делам, никого не трогала…

Михалыч перехватил мой взгляд и тут же поправился.

– Нет, не для того, шобы убить там чи покачлечить, – воскликнул он. – Ни боже ж мой. – Так, для острастки, шобы не лазила по чужим огородам. Но шобы вы думали... – тут Михалыч сделал загадочное лицо. – Собака та – все-таки я в нее попал – как вскочит на задние лапы, да как побежит. По грядкам, через кусты... А потом перемахнула через забор и...

«И огородами, огородами к Котовскому...», – мысленно закончила я за нашего сказочника Михалыча.

Видно, сосед был сильно подвержен зеленому змию и возвращался вчера с именин под сильным впечатлением от выпитого.

– Да, но вот шо самое интересное, – продолжал врать сосед, – пугало огородное, шо стояло в огороде у тетки Марты, вдруг как сорвется с места и как кинется тоже к забору. Я глазам своим не поверил. Никогда такого не бачил, шобы огородное пугало бегало.

Я тоже такого никогда не видела, поскольку белой горячкой не страдала.

– Ну и что, – с грустью спросила я Михалыча, – догнало это пугало собаку?

Мыхалыч с живостью повернулся в мою сторону.

– Нет, – сокрушенно произнес он, – не догнало. Даже до забора не добежало – упало. А собака с забора спрыгнула и...

Михалыч замолк.

«Ах, какая жалость», – с ехидством подумала я, а сама спросила:

– Ну и дальше что?

– А дальше... дальше, когда я из уборной-то вышел, никого уже не было. Ну я и пошел спать.

«Тьфу, черт, – подумала я и посмотрела на Ляльку. – Зря время теряем, слушая бредовые россказни соседа».

Я перевела взгляд на тетку Татьяну и на Кита. Первая с осуждением качала головой, а второй откровенно давился от смеха.

– Пора тебе завязывать, Михалыч, с зеленым змием, – сквозь смех произнес он, – не ровен час не только огородные привидения, а и черти видеться начнут. Ну это ж надо что удумал – чучело огородное по саду бегало за ходячей собакой.

Я мысленно согласилась с Китом. Все это действительно здорово смахивало на белую горячку.

– Где ж это вы, Иван Михайлович, видели, чтобы собаки через заборы лазили, – проронила я. – Это ж вам не кошки.

– А я про кошек ничего такого не говорил, – обиделся сосед. – Чего не было, того не было. Никаких кошек не было. А собака была. Я в нее когда палкой-то попал, она как завоет, как завоет и как побежит... Ну точно – собака.

Бесполезность нашего визита была очевидной. Ничего путного мы не узнали, а только еще больше заморочили себе головы ходячими собаками и бродячими пугалами.

Мы поблагодарили хозяйку за чай, выразили радость от нашего знакомства и отправились восвояси, правда, уже не через забор, а общепринятым путем – через калитку.

Кит увязался за нами проводить и дошел до самого дома. На прощание он спросил, надолго ли мы приехали в Большие холмы и какие у нас планы на вечер. Лялька тут же забыла все свои обиды и выразила полную готовность провести вечер с симпатичным соседом, а я сказала, что до вечера еще дожить надо. Я тогда еще сама не знала, до чего была близка к истине.

Дома нас с нетерпением поджидали тетка Марта и дед Фира. Они уже по третьему разу подогревали чайник и разогревали вареники.

– Ну где вы ходите так долго? – набросился на нас с порога Фира. – Что там этот «ботаник», скандалил что ли?

– Ботаник? – не поняла я.

– Ну Прокофий этот. Он в школе ботанику преподает.

– Вот как? – я уселась за стол и придвинула к себе поданные Мартой Теодосовной вареники. Все уже давно позавтракали, одна я до сих пор моталась голодной.

Вереники были изумительные, ничуть не хуже, чем у тети Вики – творог домашний, вкусный, тесто нежное, а сметана!..

«Эх, хорошо на Украине жить, – подумала я, – вареники, галушки, пампушки... Одна беда – все это хоть и чрезвычайно вкусно, но на самом деле просто смерть для талии».

Я посмотрела на Ляльку. Та всегда очень строго относилась к своей фигуре и ни за что не позволяла себе ничего лишнего. Но сегодня она без зазрения совести наворачивала уже вторую или даже третью за утро порцию вареников. Ну раз так, решила я, поглядев на подругу, будем считать, что иногда можно себе позволить и что-нибудь вредное. И попросила добавки.

– Ну так что, Прокофий-то? – снова спросил Фира. – Как он там?

– Плохо, – трагическим голосом произнесла я. – В милицию на тебя собирается жалобу подавать за нанесение увечий.

Я налила себе еще кофе и потянулась за сахарницей.

– Как в милицию? – насторожился Фира и тоже схватился за сахарницу. – При чем здесь милиция? Подумаешь, водой из ковшика окатил. Да я и не попал в него вовсе. А если огрызком назвал, так это, извините, не матерное выражение, а даже по его специальности – из ботаники.

Фира занервничал. Он вцепился в сахарницу мертвой хваткой и никак ее не отпускал. Я подергала-подергала ее в свою сторону и нарочито вежливо произнесла:

– Яков Ефимович, не соблаговолите ли вы передать мне сахар.

– Чево? – не понял Фира.

– Сахар, – рявкнула я.

Фира отцепился от сахарницы.

– Глаз ты ему подбил, – сообщила я, помешивая ложечкой кофе. – Сильно. Возможны осложнения со зрением.

Фира выронил чайную ложку, которую вертел в руках.

– Как глаз? – ахнул он. – Какой глаз?

– Кажется, левый, – невозмутимо ответила Лялька. – Синячище вот такой!

Она указательным пальцем нарисовала в воздухе окружность.

– Матка боска, – запричитал Фира. В волнительных ситуациях он вспоминал про свои польские корни. – Не трогал я его! Честное слово, не трогал! Вот те крест! – Фира широко по-христиански перекрестился.

– А синяк откуда? – поинтересовалась Лялька. – Не сам же он его себе поставил. Вчера после ужина он ушел от нас двуглазым. А сегодня что мы видим? Покалечил ты его, уважаемый, и за это придется отвечать.

Лялька совершенно открыто подшучивала над стариком, но тому было совсем не до смеха.

Фира вскочил со своего места и нервно забегал вокруг стола.

– Ну допустим, – заголосил он, – допустим, вечером он был двуглазым. Но не всю же ночь он был у нас на глазах. И откуда мы знаем, что он делал в период времени после ужина и до рассвета. Может, он еще под чьими-нибудь окнами серенады пел, и ему там как следует наподдавали. Кто это знает? Ночь-то длинная.

Тетке Марте такие речи очень даже не понравились. Что значит, пел серенады под другими окнами? Обидно даже. Разве можно променять ее на кого-то еще? Она поджала губы и, прихватив со стола грязные тарелки, удалилась на кухню.

Я покрутила у виска указательным пальцем.

– Думай, что болтаешь-то, – прошептала я, глядя на Фиру. – Какой женщине понравится, что она не единственная, а какая-то одна из многих?

Фира, приостановив на время свой бег, схватил со стола мою чашку и залпом допил мой, между прочим, кофе.

– Чево? – не понял он.

– Чево-чево, – передразнила я старика. – Ляль, объясни ему, – а сама пошла на кухню.

Там тетка Марта уже возилась с овощами – очевидно, начинала готовить обед. Ну точно, как наша тетя Вика – вечно у плиты, вечно с кастрюлями.

– Марта Теодосовна, – подошла я ближе, – давайте я вам помогу. Вы что собираетесь готовить?

Тетка Марта повернула ко мне свое милое в веснушках лицо, на котором уже и следа не было от былой обиды.

– Ну что ты, Марьяночка, – пропела она, – не надо никакой помощи. Отдыхайте, гуляйте. А что это за парень, кстати, с вами к дому подходил? Красивый такой, видный. Видать, не здешний, у нас таких нет.

– Да это племянник соседей ваших, – ответила я, – Никитой зовут.

– Никита? – удивилась тетка Марта, но потом, вроде бы что-то вспомнив, кивнула головой. – Это, наверно, сынок Ванькиной двоюродной сестрицы из Киева. Ох, и гулящая была девка, прости господи, – тетка Марта в сердцах швырнула в миску очищенную морковку. Та плюхнулась в воду, вызвав небольшой фонтанчик брызг. – Но вроде бы у нее дочка тогда родилась... – Тетка Марта на минуту задумалась, что-то припоминая, но, кажется, так ничего и не вспомнив, вдруг неожиданно спросила: – А скажи мне, Марьяночка, почему ты Якова Ефимовича на «ты» называешь? Вы ж вроде бы только вчера познакомились. Или, может, у вас в городе так принято?

Я запыхтела, не зная, что ответить. Ляльки рядом не было, а я так быстро, как она, соображать не умею.

– Э-э, – замычала я, – э-э, дело в том, что этот Яков Ефимович, – начала я врать, – очень похож на одного моего родственника. Ну просто одно лицо. И когда я разговариваю с ним, то иногда просто забываю, что передо мной не он, не мой родственник, а совершенно посторонний человек.

Я выдохнула и честными глазами уставилась на тетку Марту. Поверила или нет? Та глаз на меня не подняла, но согласно кивнула – дескать, мой ответ ее вполне удовлетворил. А уж что она там на самом деле подумала, неизвестно. Может, и не поверила совсем. «Ну Фира, ну вражина, – в очередной раз помянула я старика, – врать из-за него приходится добрым людям».

Не дожидаясь еще какого-нибудь каверзного вопроса, я поспешила улизнуть из кухни в гостиную, где в эго время шел настоящий допрос с пристрастием. Лялька допрашивала Фиру, а гот отбивался, как мог, в одиночестве и без адвоката.

– Ну не бил я его, – отбрехивался Фира. – Врет он все, сморчок поганый

Я замахала руками, привлекая к себе всеобщее внимание, и, приложив палец к губам, сделала предостерегающий жест.

– Слушай, Фира, уймись же ты наконец, – зашипела я на него. – Если тебя впустили в дом, – я кивнула в сторону кухни, – это еще не значит, что ты можешь вмешиваться в чужую жизнь. Что ты все время обзываешь Мартиного соседа нехорошими словами? А может, он ей нравится. Может, она за него замуж собирается. Кто это знает?

Фира вскочил со стула и, подлетев ко мне и приблизив губы почти вплотную к моему уху, вернее так близко, как только смог дотянуться, горячо зашептал:

– Так в этом же все и дело. Нельзя допустить, чтобы такая замечательная женщина, как Марта Теодосовна, досталась такому облезлому стручку. – Все ругательства Фиры в отношении Прокофия Ивановича были исключительно ботанического направления.

Я посмотрела на старика с недоумением.

– Ты что это серьезно?

– Еще как серьезно, – продолжал шептать мне в ухо старик. – Ты посмотри на Марту – и красавица-то она, и хозяйка замечательная, и характер, и вообще... И все это отдать какому-то ботанику?

Фира отрицательно помотал головой.

– Ни за что!

– И что же ты в самом деле жениться, что ли, собрался? – с испугом спросила я.

Фира оторвался от моего уха, посмотрел на меня продолжительным взглядом, повертел теперь уже в мой адрес пальцем у виска, а потом вдруг согнулся пополам и зашелся своим кудахтающим смехом.

– Ой! – стонал он, вытирая набегающие от смеха слезы. – Ой, насмешила! Не могу!

Мы с Лялькой ничего не поняли и терпеливо ждали, когда Фира перестанет веселиться и объяснит наконец, что он имел в виду.

Наконец он успокоился и, сделав нам знак рукой приблизиться и понизив до минимума голос, изложил нам стратегию своего поведения в отношении тетки Марты.

– Яшка, дурак, – заявил он авторитетно.

Потом опасливо покосился в сторону кухни – как бы Марта не вышла и не подслушала то, что он говорит, и продолжил:

– Я его много лет знаю. И характер его, и привычки, и вкусы... Все знаю. И короче, зуб даю, что Марта ему понравится. Она бабенка что надо, и он мужчина еще хоть куда. Поэтому нечего ему бобылем маяться. Вот познакомлю его с Мартой – и конец – делу венец.

Фира рубанул рукой воздух.

– Для него и стараюсь, – пояснил он. – Друг все-таки. Потом и Марта мне спасибо скажет. Это она пока что еще Яшку не видела. А как увидит...

– Что прямо Бельмондо? – с сарказмом поинтересовалась Лялька, а может, и не с сарказмом. Может, ей и в самом деле было интересно, какой он собой этот настоящий Яков Ефимович. Это ж Лялька.

Фира, кажется, так сразу и не вспомнил, кто такой Бельмондо, но с уверенностью заявил:

– Да никакого сравнения!

В комнату вошла тетка Марта.

– Что вы говорите, —спросила она, – сегодня по телевизору Бельмондо? А как фильм называется?

– Да нет, – ответила я, – это мы так, к слову про Бельмондо вспомнили. – И я, быстро повернувшись к Фире, поспешила сменить тему разговора на более животрепещущую. – Ну так что, Яков Ефимович, – спросила я грозным голосом, – признаете факт нанесения телесных повреждений в область лица известному вам лицу, а именно Прокофию Ивановичу?

Фира трагически всплеснул руками.

– Ну сколько же вам говорить? – заверещал он. – Ну не трогал я его. Да будь он неладен, этот струч... – Фира опять было хотел обозвать нехорошим словом несчастного ботаника, но, взглянув на тетку Марту, осекся.

«Чистосердечное» признание Фиры нисколько меня не порадовало. С одной стороны, он клялся и божился, что совершенно не трогал ботаника, а с другой стороны, сам ботаник тем не менее предъявлял претензии по поводу избиения. Ну и где же тут логика? Если Прокофия Ивановича покалечил не Фира, тогда кто же? Просто мистика какая-то. И сосед еще этот со своими ходячими пугалами и лазающими через заборы собаками. Кошмар какой-то. Либо все тут с ума посходили, либо...

Мой взгляд упал на обеденный стол, с которого тетка Марта уже убрала остатки завтрака и на котором теперь одиноко лежали Лялькины часы.

– И все-таки не дает мне покоя одна мысль, – сказала я, обведя всех взглядом. – Почему украли коробку с конфетами, когда рядом лежали дорогие часы? Не логично как-то. Вам не кажется?

Фира и тетка Марта сначала дружно посмотрели на Лялькины ходики от Картье, а потом с большим вниманием уставились на меня.

– А ведь действительно... – протянул Фира.

– Действительно, – поддакнула Лялька и, ничего больше не добавив, почти бегом дунула на второй этаж.

Мы проводили ее удивленными взглядами и снова сосредоточились на часах. Часы были действительно дорогие: мало того что золотые, так еще и с бриллиантами. И если что и следовало бы красть, то непременно их, а не початую коробку с сомнительными конфетами. Но Фира высказал предположение, что Прокофий Иванович (а он настаивал на том, что именно сосед влез в окно и украл конфеты), когда позорно бежал с поля боя, решил прихватить с собой конфеты, чтобы с горя напиться.

– Конфеты-то с алкоголем, – пояснил старик.

Марта Теодосовна версию Фиры не одобрила и отрицательно покачала головой.

– Ерунду вы говорите, Яков Ефимович, – сказала она. – Никогда Прокофий Иванович пьяницей не был. И не поверю я, чтобы учитель, образованный человек, на чужое добро польстился.

После таких слов Фира аж задохнулся от негодования. Он подскочил к тетке Марте и, упершись одним кулачком в стол, а другим потрясая в сторону соседского дома, взвизгнул:

– Это он-то на чужое не льстится? Это он-то? А кто вчера ночью просился, чтоб его в дом пустили?

Тут тетка Марта густо покраснела и сказала, что это никого не касается.

«О-о, – подумала я, – пора мне отсюда ноги уносить».

На мое счастье, со второго этажа донесся призывный голос Ляльки.

– Марьяшка, – кричала она, – поднимись-ка на минутку, я не могу найти зарядное устройство к мобильнику! Ты не брала?

– Не брала! – Крикнула я по инерции, но, сообразив, что это повод улизнуть от стариковских разборок, тут же помчалась помогать подруге в ее поисках.

Однако никакой зарядник Лялька вовсе не искала. Когда я поднялась наверх и вошла в спальню, она тут же закрыла за мной дверь и даже крючок набросила, а потом, схватив меня за руку, молча подтащила к кровати.

– Ты чего это? – удивилась я.

Лялька не ответила. Вместо этого она приподняла подушку, отдернула покрывало и... моим глазам предстала очередная коробка конфет «Яйца Фаберже».

– Ну и что? – не поняла я.

Лялька по-прежнему действовала молча. Она вытащила коробку, открыла крышку, и я увидела то же, что уже видела в предыдущей коробке – пятнадцать «киндер-сюрпризов» в разноцветной фольге, рядящихся под яйца Фаберже.

Я вопросительно посмотрела на подругу. Ничего предосудительного или примечательного я пока что не видела.

Лялька опять не стала ничего объяснять, а просто перевернула коробку вверх дном и высыпала содержимое прямо на кровать. Яйца посыпались на покрывало, а я не в силах что-либо сказать только рот от удивления разинула. На кровати поверх шоколадных яиц рассыпались не очень толстые, но все же весьма внушительные пачечки зеленых американских долларов.

– Ёжкин кот! – вырвалось у меня. – Это что же такое?

– Конфеты с начинкой из «зелени», – сказала Лялька. – И надо полагать, что именно эту коробку твой Макс приготовил для этой... как там ее... Адамовны, кажется.

Я тупо разглядывала пачки долларов.

– Но про деньги он мне ничего не говорил, – растерянно пробубнила я. – Сколько здесь?

– Тридцать тысяч. Деньги, конечно, не бог весть какие, но все же странно, что твой господин Белопольский умолчал о них. В конце концов надо было предупредить и точно сказать, какую конкретно коробку передавать этой... Адамовне. Откуда мы знали, какую надо было отдать.

Я стала собирать рассыпавшиеся по покрывалу пачки долларов.

– К пакету записка была пришпилена, – сказала я. – Весь пакет и надо было отдавать. Но коробки так сильно помялась – кто-то бросил на них рюкзаки. Вот я и выбрала из всех самую приличную. Ее и отдала. – Я вздохнула и посмотрела на Ляльку. – Я же не знала, что здесь деньги...

Лялька кивнула и, отобрав у меня доллары, стала засовывать их на дно своей сумки.

– Не знала, – согласилась она. – Это уж точно. – Она задвинула сумку глубоко под кровать и, протянув мне мобильник, потребовала:

– Звони своему красавцу. Уж он-то наверняка все знает.

– Кому? – тупо спросила я.

– Максу, кому же еще, – рявкнула Лялька. – И выясни, зачем он в принципе засунул доллары в конфеты, а главное, кому, кроме него, об этом было известно. – Лялька в раздумье потерла лоб и добавила: – Я вот что думаю, а не из-за этих ли самых долларов того дядьку в подъезде как раз и грохнули?

Я ничего не поняла из того, что мне наговорила Лялька. Мысли в голове путались. Но Максу я позвонила.

Макс ответил не сразу, но все же ответил. По веселому разноголосью и звону бокалов, доносившихся из трубки, я поняла, что поймала его то ли на банкете, то ли на фуршете, в общем, на очередной тусовке.

– Да, дорогая, – донесся издалека его голос. – Рад тебя слышать. Как там у вас дела?

– Дела у нас очень плохи, – категорично заявила я. – Ты зачем в конфеты доллары засунул и меня не предупредил? А я, между прочим, не на соседнюю улицу ехала и даже не в соседний город, а в другую, на минуточку, страну.

Голос в трубке изменился. Макс был явно смущен и одновременно удивлен.

– А откуда ты про доллары узнала? – спросил он.

– В коробке нашла. Я их перепутала, коробки эти, и отдала не ту. Впрочем, теперь уж я и не знаю, что у тебя в других коробках понапихано. Мы пока что открыли только две. Первую у нас, правда, ночью украли.

– Как украли? – не понял Макс. – Откуда? Кто?

– Со стола. Они с вечера в гостиной на столе лежали, а утром их уже там не было, – ответила я. – А вот кто украл, не знаю.

– Тьфу, черт, – выругался Макс, – ерунда какая-то.

– Может, для тебя и ерунда, а для нас совсем даже не ерунда, – обиделась я. – Сначала в подъезде крадут дипломат с документами и конфетами и убивают при этом человека, потом крадут вторую коробку конфет, а потом в третьей мы находим, на минуточку, тридцать тысяч долларов. И это, по-твоему, ерунда? – Мой голос был полон праведного гнева и возмущения. – И в связи с вышеизложенным у нас возникли некоторые подозрения. Кто-нибудь, кроме тебя, знал про эти деньги?

Макс на другом конце провода надолго замолчал.

– Эй, – крикнула я и подула для порядка в трубку, – ты меня слышишь?

– Да слышу-слышу, – совсем рядом прозвучал его серьезный голос.

– А чего молчишь?

– Думаю.

Думает он. Раньше надо было думать, когда конфеты долларами начинял. А теперь надо думать, как нам с Лялькой изловчиться и не разделить судьбу несчастного Ковальчука и не отправиться за ним в мир иной.

– Эй, – снова позвала я, – ну придумал что-нибудь?

– Про деньги знали только я и Зоя. Мы всегда из московской фирмы перекидывали ей наличные суммы в обход счетов. Ну сама понимаешь – налоги там и прочее... Вообще-то никакого особого секрета в этом нет, в рамках фирмы, разумеется. Но про то, что в этот раз деньги повезешь ты, никто не знал. Все как-то спонтанно получилось. Ты сказала, что едешь в Киев, а тут как раз Зоя позвонила и сказала, что есть на примете очень интересный экземпляр напольных часов – один старик продает, – и срочно нужны деньги. Ну я и решил передать их с тобой. Так что, кроме нас с Зоей, про деньги больше никто не знал.

– А почему ты их в конфеты засунул? Можно было просто так в конверт положить.

– Слушай, Марьяшка, – быстро сказал Макс, – давай сейчас прервемся. У нас еще не закончились переговоры, и ты меня случайно в баре перехватила, а меня уже зовут. Я все хорошенько обдумаю и сразу же тебе перезвоню. Идет?

Что я могла возразить? Ничего. Я отключила телефон и повернулась к Ляльке.

– Ну что? – спросила она. – Что он говорит?

– Говорит, что они всегда переправляют наличные деньги с каким-нибудь нарочным. В данном случае этим нарочным оказалась я. А про деньги знали только два человека – Макс и Зоя. Деньги предназначались для приобретения каких-то часов, антикварных, наверно.

– Понятно, что ничего не понятно, – протянула Лялька и, сделав умную физиономию, стала рассуждать. – Если Макс отправил эти деньги вместе с тобой в Киев, то маловероятно, что он стал бы возвращать их себе с помощью каких-то третьих лиц и тем более ценой жизни того дядьки из подъезда. Согласна?

– Согласна. – Я кивнула.

– А вот что касается Зои Адамовны, то здесь есть над чем подумать.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что она заранее знала про деньги и, возможно, решила присвоить их в свое личное пользование и для этого инсценировала кражу. Наняла, к примеру, каких-нибудь бандитов, они за определенную мзду выкрали для нее тот злосчастный дипломат, и денежки в результате достались уже не филиалу, а непосредственно ей. Ферштейн?

Я с сомнением покачала головой.

– Убить человека за тридцать тысяч?..

– Долларов, – напомнила Лялька. – Заметь, долларов, а не рублей. А нынче такие времена, что не только за тридцать тысяч «зеленых», но и за три тысячи рублей башку отвернут за милое дело.

От ободряющих Лялькиных слов я пригорюнилась. Если то, что она говорит, правда или хотя бы частично правда, то нам самим надо сильно позаботиться о своих собственных башках. Доллары-то, будь они не ладны, у нас. Значит, и охотиться теперь будут за нами. «Ну спасибо, любимый, – мысленно помянула я Макса. – Ну удружил. Позже он, видите ли, позвонит. А будем ли мы к тому времени живы, он не подумал? »

Я пригорюнилась еще сильнее. Посидела, подумала, встала, походила по комнате от кровати до окна и обратно, но, так ничего и не придумав, снова уселась на кровать и вопросительно уставилась на Ляльку.

– Значит, ты думаешь, что и вторую коробку у нас выкрали тоже бандиты Адамовны? – спросила я. – Но как же они узнали о том, где мы находимся?

– Ничего невозможного нет, – жестко ответила Лялька. – То, что знают двое, уже не является тайной для остальных.

– Ты на меня, что ли, намекаешь? – обалдела я.

Лялька покрутила пальцем у виска и отмахнулась.

– А на кого же тогда?

– Подумай.

– На тетю Вику?

Лялька только вздохнула.

– На Веронику Матвеевну? Ты хочешь сказать, что это она доложила бандитам о нашем местопребывании? – Теперь уже я покрутила пальцем возле своего виска. – Она же не дура, чтобы так нас подставить.

Лялька скептически фыркнула.

– Ты что же думаешь, – сказала она, – что к ней пришли люди, назвались бандитами и стали расспрашивать про то, куда мы поехали? Так, что ли, по-твоему?

Я пожала плечами.

– Они могли прикинуться кем угодно и, как бы между прочим, выпытать у старушки всю нужную информацию. Да в конце концов они могли назваться милиционерами, и тогда-то уж она точно бы все им про нас выложила.

– Или же им Макс сказал... – произнесла я гробовым голосом.

Лялька обескураженно уставилась на меня. А я, забравшись с ногами на кровать и обхватив голову руками, тихонько завыла. Лялька – верная подруга меня не пожалела, а вместо этого смачно выругалась.

– Это когда же ты успела ему доложить про то, что мы здесь? – злобно прорычала она.

Я не ответила. Мне и так было плохо, а тут еще она...

– Ну тогда, как говорится, вопросов больше не имею, – сказала Лялька. – Максу известно и про то, что доллары у нас, и про наше местонахождение...

– Про то, что доллары у нас, он с самого начала знал, – напомнила я. – Он их, между прочим, сам в коробку положил.

Мой аргумент несколько остудил Лялькин пыл.

– Вообще-то, да, – протянула она, – если он сам отдал тебе эти чертовы доллары, так зачем ему потом огород городить и отбирать их у тебя... Ерунда какая-то получается.

– Вообще-то у меня их пока никто не отбирал, – возразила я. – Отбирали у дядьки, которого прислала за конвертом Адамовна.

– Ага, – обрадовалась Лялька, – круг замкнулся. Выходит, что все-таки это Адамовна. Она инсценировала кражу, но в украденной коробке денег не обнаружила. Тогда она узнала у Макса о нашем местопребывании – он мог случайно ей проболтаться – и пустила по нашему следу своих бойцов, один из которых и украл ночью коробку.

– Каких еще бойцов? – испугалась я.

– Ну бандитов, – успокоила меня подруга.

Хрен редьки не слаще. Я снова схватилась за голову.

– А поскольку в коробке, кроме конфет, ничего больше не было... в смысле долларов не было, – пояснила Лялька для самых тупых, намекая, вероятно, на меня, – то не исключен тот факт, что они предпримут еще одну попытку добраться до денег. И я предлагаю им в этом помочь.