Текст книги "Яйца раздора"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Я вздохнула. Есть хотелось, да и ноги уже затекли. А все из-за этого Фиры. Все из-за него. «Ну, встретимся, покажу я тебе, где раки зимуют! – мысленно пригрозила я родственнику и тут же добавила: – Господи, только бы он был жив, только бы с ним ничего не случилось...»

Неожиданно мы выскочили на не очень широкую, но свежеасфальтированную дорогу. И машина покатила быстрее – без скачков и прыжков.

– Кажется, подъезжаем, – сказала Лялька. – Посмотри, что там в карте указано? Деревня Маруховка есть?

Я углубилась в изучение карты и через некоторое время объявила, что действительно поблизости от Больших холмов расположена деревня Маруховка.

– Значит, скоро уже приедем, – обрадовалась я.

– Да приехали уже. – Лялька притормозила перед «лежачим полицейским».

Машина плавно перевалила через выступ и покатила по обсаженной старыми липами аллее. Несмотря на то, что никакого населенного пункта впереди не наблюдалось, на обочине, помимо дорожного знака с надписью «Большие холмы», имелся еще знак, ограничивающий скорость движения до тридцати километров в час. Можно подумать, что здесь было интенсивное людское движение. Однако Лялька послушно нажала на тормоз и с черепашьей скоростью поплелась вперед по живописной аллее. Впрочем, по таким красотам так и нужно ездить. Медленно и со вкусом. Вокруг было так чисто и красиво, что у меня появилось ощущение, что я нахожусь где-нибудь в Англии в начале двадцатых годов.

– Какая неестественная прибранность – удивилась я.

– Да, действительно красиво, – согласилась Лялька. – Странно только, зачем в чистом поле на дороге «полицейского» уложили. Кто здесь будет дорогу переходить? Суслики, разве что.

Мы въехали в лес. Но это нам только сначала так показалось. А на самом деле никакой это был не лес, а всего лишь узкая полоска аккуратно высаженных деревьев, сразу же за которыми начинались вожделенные Большие холмы.

– Ба, прелесть какая! – ахнула я, таращась на аккуратные домики по обеим сторонам улицы, мимо которых мы проезжали с черепашьей скоростью. – Нет, ты только посмотри, ну все как на подбор – беленькие, крыши зеленые...

– Нет, вон красная, – Лялька показала пальцем на большой двухэтажный дом под настоящей черепичной крышей. – А вон коричневая.

Мы ехали вперед и не переставали изумляться.

Я много ездила по Подмосковью, в разных местах бывала. И в обычных деревнях, и в коттеджных поселках для богатых, и на писательских дачах. Но такой сказочной прибранности (по-другому не скажешь) видеть мне доселе не приходилось. Нет, приходилось, конечно, в Англии и Германии. Но ни в России, ни, к слову сказать, на Украине – никогда. У нас ведь до сих пор, как в азиатских странах: там помои прямо на улицу выливают, а у нас мусор выбрасывают за забор. А чего? Главное, чтобы у себя было чисто, а то, что все близлежащие или стоящие леса превращены в самую настоящую свалку, обывателя не заботит. Он как будто в лес не ходит и на все эти красоты не любуется. А может, и любуется, да все это ему «до лампады». Поэтому и валяются средь берез отработавшие свой век холодильники, диваны, автопокрышки. Ну а про банки, бутылки и прочие отходы от отдыхающих и говорить нечего. Всего этого в округе в переизбытке.

А вот в Больших холмах мы пока ничего такого не видели.

Я вспомнила сказку Волкова «Волшебник Изумрудного города», которую читала в детстве своему Степке. Там на картинках художник изобразил город жевунов или мигунов (точно не помню). Ну так вот то, что я сейчас видела, очень напоминало мне тот сказочный город. Такие же одно-, двухэтажные пряничные домики с аккуратными садиками, клумбы и газоны перед каждым домиком. Дороги и переулки чисто выметены и нигде тебе ни ям, ни ухабов. На улице прохожих почти не было, зато в каждом саду кипела работа. Кто косил газон, кто ковырялся в грядках, кто мастерил что-то во дворе возле дома. Короче, все были при деле.

– Надо бы спросить кого-нибудь из аборигенов, где тут проживает эта самая Марфа, – предложила я. – Чего просто так кататься.

Лялька согласно кивнула, но продолжала ехать дальше. Наконец она остановила машину возле маленького домика с одной-единственной яблоней посреди сада и указала на деда, сидевшего перед палисадником на скамейке.

– Вон старик сидит, – сказала она. – Наверняка он все про всех знает. Надо с ним поговорить.

Мы выбрались из машины и направились к старичку, который, завидев нас, тут же встал со скамейки и, проворно перебирая ногами, обутыми в подшитые кожей валенки, потопал нам навстречу.

– Ревматизьм, знаете ли, – вместо «здрасьте» сказал старичок, указывая на свою обувку. – Тильки валенками и спасаюсь... та ще ентим. – Он хитро подмигнул и щелкнул пальцами по шее. Потом спохватился и, протянув свою коричневую от солнца и тяжелой работы руку, поздоровался:

– Здоровэньки булы, дывчаты, – сказал он. – Чи шукаете кого, чи кимнату найти хочите? Нынче многие на лето дачи шукают.

Мы сказали, что ищем Марфу, фамилии которой не знаем. К ней, дескать, отправился в гости наш родственник. Уехал и пропал. И ни слуху от него теперь, ни духу. Вот мы и волнуемся, доехал ли он до места или случилось что-нибудь по дороге.

– А давно вы здесь живете? – спросила я, желая выяснить, насколько хорошо старичок осведомлен о жителях поселка.

– Та с самого нарожденьня, – радостно ответил тот. – И усе про усих знаю. Хочь про кого спытайте, усе пидскажу: про батькив, про братьив, про сэстэр, про дидов та бабусь...

– Понятно, – остановила я его словесный поток. – Нам про дедов и бабусь не надо. Нам бы саму Марфу найти, а точнее, родственника, который у нее...

– Родственника? – переспросил старичок. – А какий такий родственник? Идколэ?

– Идколэ, это что? – не поняла я.

– Ну откуда? – пояснил старичок.

– Из Киева.

– З Кыиву? – обрадовался дед. – Так це ж друге дило. У Марфы у Кыиву родственников нэма. Так шо там и шукать нэ трэба.

У меня от огорчения вытянулось лицо, а старик радостно продолжал:

– У Марфы уся родня туточки. Никто никуда не уезжал.

Старичок поскреб лысину, предварительно сняв с головы видавшую виды шляпу, и авторитетно заявил:

– А можэ, вам Марта Подрига подойдэ? У ей дочка у Кыиву живэ, замужем там за инженером. А намедни ейный свекор, Светкин то исть, а Мартин сват, сначится, в гости приихал.

Мы радостно закивали головами. Нам с Лялькой было без разницы Марфой зовут эту родственницу Фириного приятеля или Мартой. Возможно, Вероника Матвеевна что-нибудь напутала. Главное, что на горизонте замаячил какой-то родственник из Киева, и возможно, это как раз наш Фира и есть. Надо было как можно скорее найти эту Марту и все у нее узнать. Впрочем, меня несколько насторожило то, что старичок сказал только об одном человеке, приехавшем в гости, а не о двоих. Может, он просто был не очень в курсе дела, а может, это была совсем не та Марта или Марфа. И что нам тогда делать?

Мы спросили у старичка, который, кстати, назвался дедом Василем, а по батюшке Василичем, как нам найти эту самую Марту Подригу. И тот, обрадовавшись, что сумел разгадать нашу загадку, вызвался поехать вместе с нами и самолично показать ее дом.

– Вы ее хату уже, поди, бачили, когда мимо ихалы, – сказал старичок. – Ладная хата, крепкая. И Марта – хозяйка справная. Та шо мы стоим-то? Ихать надыть, сами усе и побачите.

Мы сели в машину: дед Василь – впереди, рядом с Лялькой; я – сзади, между спальными мешками и рюкзаками, и малой скоростью отправились в обратный путь. Однако ехать нам пришлось всего ничего. Уже через три дома дед Василь велел Ляльке свернуть к двухэтажному кирпичному особняку под зеленой крашеной крышей.

– Это и есть дом Марты Подриги? – спросила я, разглядывая затейливого медного петуха, «сидящего» на крыше.

– Он самый. Только нэма их никого. Зранку ще запор висит. Видать куды-то поихалы.

«Вот те раз, – расстроилась я. – Ехали-ехали, наконец приехали, а на двери замок». – А на дворе между тем был, уже вечер, и проводить вторую ночь в полевых условиях мне лично совершенно не улыбалось.

– А может, соседи знают, куда хозяева уехали? – спросила я.

– Шо?

– Я говорю, может, соседи знают, куда подевалась Марта вместе со своим родственником?

– Можэ, и знають, – согласился дед Василич, – а можэ, и нет.

Мы выбрались из машины и через калитку вошли во двор. На двери дома действительно висел большой амбарный замок, а возле собачьей будки сидел черный с подпалинами кобель. Вернее, не сидел, а рвался с цепи, добросовестно исполняя свою собачью службу.

– А что эта Марта одна живет? – поинтересовалась я.

– Одна-одинешенька, – ответил Василич. – И это в таких-то хоромах! – В его интонациях прослеживалось явное неодобрение. – А уж кто тильки к ней ни сватался, кто тильки замуж идти ни уговаривал, а она – ни в какую. Вот ведь кака дурнэнька баба! А хата хороша!

– Так, может, потому она и не хочет замуж, что женихам ее дом больше ее самой нравится? – усмехнулась я. – Сколько лет-то ей, вашей Марте?

Василич призадумался, производя в уме какие-то расчеты.

– Она, кажись, уже писля войны народылася, – наконец произнес он. – Точно писля войны.

– Какой?

– Шо?

– Какой войны, спрашиваю.

– Как какой? – удивился Василич. – Отечественной. Да вы не сумлевайтесь, – заверил он, – Марта – баба ще в соку, и ей сейчас замуж – в самый раз. К тому ж куды ж она с такой хатой и без мужика, без хозяина то исть?

Василич раскудахтался, как старая курица. Видать, большой и добротный дом Марты Подриги не давал покоя не только большехолмским женихам, но и ему самому.

Кобель тем временем истошно лаял и рвался с цепи, демонстрируя образцовую собачью службу. Но особой злобы в его голосе не было, и лаял он больше для порядка. Когда же Василич, прикрикнув на кобеля, велел ему замолчать, тот и вовсе затих и, усевшись на задние лапы, стал с интересом разглядывать вновь пришедших.

«А собаку-то на цепи никто без присмотра не оставит, – подумала я. – Ее же кормить надо. Значит, либо хозяйка сама скоро вернется, либо собаку соседи кормят.

– С соседями нужно поговорить, – сказала я. – Наверняка они знают, где Марта.

Лялька с дедом Василем двинулись к соседнему палисаднику, а я решила обойти дом и осмотреться.

Дом был действительно большой и «справный», как сказал дед Василь. Такой еще целый век простоит, и ничего ему не сделается. Но в одном старик был прав. Для того чтобы содержать в порядке такие хоромы, действительно нужна мужская рука, а точнее руки. И не просто руки, а умелые руки. Это я по своей даче знаю. Там постоянно нужно что-то ремонтировать, перестраивать, перекрашивать и так далее... Но мы-то, как правило, нанимаем рабочих и оплачиваем их труды. А откуда у Марты такие деньги? Впрочем, может, ей родственники помогают?

– Марьяночка, – вдруг донесся до меня чуть слышный голос. – Марьяночка, это я Фира.

Я остановилась, как вкопанная, и покрутила головой. Откуда доносился голос, было неясно.

– Я здесь, – снова послышался голос, – в сарае.

– Фира? – тоже шепотом спросила я.

– Да, то есть нет. Я теперь не Фира, а Яков Ефимович.

– О-о-о!.. – выдохнула я. Видать не зря тетя Вика Белые столбы поминала. Сбрендил старик. Совсем с катушек соскочил.

Я подошла ближе к сараю и, делая вид, что рассматриваю стену (хотя что, собственно, на ней рассматривать?), тихо спросила:

– Ты живой? Тьфу! То есть ты хорошо себя чувствуешь?

– Да живой я, живой. А что случилось-то? Ты зачем приехала? С Викусей что-нибудь?

– Это я у тебя хочу узнать, что случилось, – уже совсем другим тоном осведомилась я.

Теперь, когда выяснилось, что Фира жив и здоров, хотя и не совсем, если принять во внимание тот факт, что он теперь не Фира, а Яков Ефимович (хорошо, что не Ричард Львиное Сердце), меня разбирала злость на этого искателя приключений. Мы бросаем все дела, мчимся, можно сказать, в другую страну, чтобы найти этого кошмарика, а он с раздвоением личности сидит в чужом сарае и даже не выходит оттуда, чтобы поздороваться.

– Опять в казаков-разбойников играешь? – повысила я голос. – Не наигрался за семьдесят лет? Ты хоть знаешь, что там с тетей Викой в Киеве творится? От тебя пятый день – ни слуху, ни духу. Мы уже не знали, что и думать. А ну выходи быстро!

Звякнула щеколда, и моим очам предстал Фира, живой и здоровый и даже щегольски одетый (в соответствии с его, разумеется, представлениями о моде) и аккуратно причесанный. Я с удивлением уставилась на старика. Вообще-то Фира и раньше любил выпендриться «во все заграничное», как он говорил. Тем более что возможность у него такая была. От моего отца ему доставались фирменные куртки и джемпера. И несмотря на то, что Викентий Павлович – мужчина крупный и высокий, тетя Вика как-то умудрялась перешивать его шмотки для маленького и тщедушного Фиры. От Степки некоторое время Фире перепадали джинсы и кроссовки. Но после того как Степан вымахал под потолок, а ноги его достигли сорок пятого размера, джинсы и кроссовки Фира стал донашивать уже после меня.

Сейчас на Фире красовались мои голубые джинсы, красный отцов джемпер, давным-давно привезенный мамой из Италии, и что больше всего поразило мое воображение – шейный платок, кокетливо повязанный и выглядывающий из расстегнутого ворота рубашки.

– Ты чего это? – удивилась я. – Чего так вырядился?

Фира покосился на рукав своего, а в прошлом отцова кроваво-красного джемпера, поправил на шее платочек и, неопределенно мотнув головой, ничего не ответил. А напротив даже спросил:

– А ты чего приехала-то, Марьяночка? Случилось, что ли, что?

Я строго поглядела на старика.

– Случилось! – процедила я. – Вообще-то ты пропал! А в остальном, прекрасная маркиза...

Не успела я договорить, как Фира бросился мне на шею и задушил в объятиях.

– Неужто из-за меня приехала? – обрадовался он. – Вот спасибочки, Марьяночка! Вот спасибочки!

Некоторое время он прыгал возле меня, изображая радость от встречи, потом оглянулся по сторонам и, понизив голос почти до шепота, сообщил:

– А я как иномарку-то у ворот увидел, так сразу подумал, что это Светка с Борькой из Киева приехали. А как же я им покажусь-то? Я ж теперь не я, а Яшка-боцман.

Нехорошие подозрения снова закрались в мою душу.

– Ты же недавно говорил, что ты Яков Ефимович, – осторожно напомнила я. – А теперь уже Яшка-боцман?

Я стала подозревать у Фиры не раздвоение, а растроение личности.

В этот момент во двор въехали забрызганные грязью «Жигули» и остановились напротив крыльца. Худой, длинный мужик с вислыми пшеничными усами выбрался из машины и, обежав ее вокруг, галантно открыл дверцу статной русоволосой красавице. Судя по всему, это и была сама хозяйка дома. На вид ей было лет пятьдесят пять – пятьдесят шесть (я в возрастах не разбираюсь), но выглядела она еще очень ничего. Смуглая, кареглазая, с румянцем во всю щеку...

В общем, болыпехолмских мужиков понять можно – не только дом хорош, но и хозяйка хороша.

Заслышав шум автомобиля, Фира опрометью бросился в сарай.

– Кто там приехал? – испуганно спросил он через приоткрытую дверь. – Случайно не Светка?

И чего он так какую-то Светку боится?

– Не знаю, – ответила я. – Мужик какой-то на синих «Жигулях» и тетка с ним. А ты от какой такой Светки прячешься?

Фира не ответил и, открыв дверцу пошире, проворно выскочил из укрытия.

– Наши вернулись, – крикнул он и с улыбкой заторопился навстречу пышнотелой красавице. – А ты смотри не перепутай, – шепнул он, оглянувшись. – Яковом Ефимовичем меня зовут...

– О господи, твоя воля! – возвела я очи к небу и пошла следом за стариком. – Опять ведь в какую-нибудь авантюру с тобой вляпаюсь.

Завидев нас, хозяйка дома приветливо поздоровалась с Фирой, обозвав его Яковом Ефимовичем, и с улыбкой повернулась ко мне.

– Здравствуйте, – сказала она. – Кого-нибудь ищете?

Я поздоровалась и, неуверенно кивнув, тут же дернула Фиру сзади за джемпер. Уж коли заварил всю эту кашу, так пусть ее сам и расхлебывает. А я лично не знаю, что теперь говорить. Если раньше мы ехали на поиски Фиры, то теперь получается, что никакого Фиры здесь нет и искать его бессмысленно. Так за кем же мы тогда приехали?

Я стала судорожно придумывать, что бы такое сказать, но, не придумав ничего лучшего, решила представиться:

– Марианна меня зовут, – сказала я и улыбнулась.

Но информация не произвела на хозяйку дома никакого впечатления. Впрочем, на какое впечатление я рассчитывала, и сама не знаю. Просто тянула время.

– А я – Марта Теодосовна, – пропела тетка и, вопросительно глянув на Фиру, снова перевела взгляд на меня.

Повисла неприятная пауза. Я молчала, хозяйка молчала и, что возмутительно, Фира, гад, молчал. Поставил меня в дурацкое положение и как воды в рот набрал...

Я незаметно протянула сзади руку… И от души ущипнула его за бок. Это, слава богу, возымело действие.

– Марианна?! – тут же с удивлением и даже вроде бы с восторгом воскликнул он. – Так вы случаем не племянница Ферапонта Семеновича Воробейчика будете?

Я с грустью посмотрела на старика и обреченно кивнула.

– Его самого, – согласилась я.

Потом окинула Фиру ехидным взглядом и с сарказмом спросила:

– А не подскажите ли, кстати, куда это он подевался, этот Ферапонт Семенович Воробейчик. По нашим сведениям, он отправился сюда, в Белые столбы, то есть, тьфу, – плюнула я, – в Большие холмы вместе со своим приятелем. Но пятый день от него ни слуху ни духу. А мы, знаете ли, волнуемся, ищем его.

Услышав о пропаже моего родственника, Марта Теодосовна испуганно всплеснула руками и уставилась на Фиру.

– Яков Ефимович, – воскликнула она, а я при этом невольно скривилась, – как же так получилось? Это куда же подевался ваш товарищ?

Фира замахал руками, призывая всех к спокойствию.

– Все в порядке, все в порядке, – затараторил он. – Никуда он не пропал, просто поехал навестить родственников. Погостит-погостит и вернется.

Фира врал, как сивый мерин. Впрочем, по части соврать он всегда был большой мастер. А я только вздохнула и дипломатично попросила воды.

– Идем, девонька, в дом – ласково позвала хозяйка, – я тебе кваску налью. Холодненького. – И направилась к крыльцу.

На пороге она остановилась, оглянулась на стоявших у машины мужчин и мягким, но непререкаемым тоном велела им разгружать поклажу.

– Заносите все в хату, – сказала она. – А вы, Прокофий Иванович, оставайтесь ужинать. Сегодня Яков Ефимович про Париж будет рассказывать. Очень интересно. – Она с симпатией посмотрела на Фиру.

Однако мне не показалось, что дядька с вислыми усами так уж жаждет Фириных рассказов. Более того, я заметила, что он поглядывает на нашего старика несколько враждебно и при этом бросает страстные взоры на хозяйку дома. Видать, правду сказал дед Василь: вокруг Марты Теодосовны и в самом деле женихи вьются, как шмели вокруг цветка. И, кстати, наш старик тоже как-то подозрительно петушком скачет. А уж вырядился-то просто как индюк. Ой, беда с этими стариками!

Я невольно простонала сквозь зубы и приложила ладонь ко лбу.

– Что такое? – сразу же испугалась хозяйка. – Никак заболела?

Я с готовностью закивала головой.

– Заболела-заболела. Голова сильно болит. Можно я посижу где-нибудь в уголке?

Тетка Марта сразу же засуетилась, закудахтала вокруг меня.

– Да зачем же сидеть? Ты приляжь лучше, девонька. А я тебе сейчас кваску холодненького принесу.

Хозяйка потянула меня в дом, а там – в маленькую спаленку.

– Ложись сюда, – указала она на кровать, покрытую разноцветным лоскутным одеялом. – Отдыхай, девонька. Поди, устала с дороги-то? А я сейчас за кваском сбегаю, – сказала она и выскользнула за дверь.

Оставшись одна в комнате, я присела на кровать и осмотрелась. Да, действительно, хозяйка дома, Марта Теодосовна, была невеста с приданым. Что правда, то правда. Не только дом, но и то, что было в доме, вполне заслуживало одобрения. Может быть, на чей-то взыскательный вкус в комнатах было чересчур много мебели, ковриков, салфеточек и статуэточек. Может быть. Зато недостаток вкуса провинциальной хозяйки с лихвой компенсировался чистотой и идеальным порядком в доме.

Я погладила рыжую фарфоровую собаку, стоящую на прикроватной тумбочке, и углубилась в размышления. «Что же здесь все-таки происходит? Почему Фира теперь не Фира, а Яков Ефимович, и куда подевался его дружок?» Но мои размышления были прерваны телефонным звонком. Звонил сын Степка. Наконец-то он вспомнил о матери, не прошло и суток.

– Ма! – орал в трубку Степан. – Вы куда там пропали? Мы с отцом здесь с ума сходим, волнуемся. Почему не звонишь?

«С отцом? – удивилась я. – Почему с отцом, а не с дедом? Неужто Михаил Александрович объявился?»

Я вздохнула и уселась поудобнее на кровати. Мы со Степкиным родителем – Лаврушиным Михаилом Александровичем давно в разводе. Сначала жили-жили, а потом подумали, что не сошлись характерами и разошлись. Вообще-то это я так подумала, а Михаил Александрович был со мной в корне не согласен. Впрочем, он всегда был не согласен. Всегда и практически со всеми. Зануда страшный. И вот на протяжении всех последующих после развода лет он с маниакальным упорством вторгается в мою жизнь. Вторгается и нудит. А я в силу своего мягкого характера все это терплю. Правда, с трудом.

– Степашечка, – виновато сказала я, – прости, родной. Здесь связь очень плохая. Я звонила, – соврала я, – но не могла дозвониться. А у нас все хорошо. Фиру мы... – Я прикусила язык, потому что в комнату с запотевшим кувшином кваса вплыла тетка Марта. Она отчего-то не торопилась уходить, и я, сказав Степке, что у нас все в полном порядке, тетя Вика здорова, а я перезвоню попозже, захлопнула крышку мобильника и вопросительно уставилась на хозяйку.

– Что-то не так, Марта Теодосовна? – спросила я.

Та нервно теребила край своего зеленого жакета.

– Уж не знаю, как и сказать, – начала она. – Но там во дворе девушка, – хозяйка кивнула в сторону окна, – красивая такая, вся в белом...

«Знать, Лялька наконец от соседей вернулась», – подумала я. Это она в дорогу вырядилась в белые брюки и белую футболку. Очень практично и предусмотрительно. Только думаю, что теперь Лялькин прикид не такой уж и белый, а скорее серый. Впрочем, Марта Теодосовна сказала, что «вся в белом».

– Так что же красивая девушка? – поинтересовалась я.

Марта Теодосовна оставила в покое жакет и принялась теребить воротничок блузки.

– Да странная какая-то, – произнесла она. – Увидела Якова Ефимовича и как закричит: «Фира, совести у тебя нет!», – а потом бросилась на него и стала целовать.

Тетка Марта вопросительно посмотрела на меня, а я, надув щеки, стала в очередной раз судорожно соображать, чего бы такого соврать. Ляльку-то ведь я не успела предупредить, что Фира теперь не Фира. А может, сказать, что Лялька обозналась и приняла этого чертова Якова Ефимовича за... А за кого она могла его принять? Ох уж мне этот Фира! Заморочил всех совсем. Ну погоди ж ты у меня!

Я решительно встала и направилась во двор, где возле дома на лавочке сидели Фира и дед Василь. Напротив них, уперев руки в боки, стояла Лялька и мрачно смотрела на обоих. При моем появлении она вскинула голову и довольно громко поинтересовалась:

– Что здесь, черт возьми, происходит? Твой...

Лялька не договорила, а я схватила ее за руку и потащила за угол дома подальше от стариков.

– Слушай, – понизив голос, затараторила я. – Я не успела тебя предупредить. Фира теперь не Фира, а Яков Ефимович. Уж не знаю, что все это значит, но он просил его не выдавать. Так что лучше пока помалкивай и действуй по обстоятельствам. Понятно?

Лялька окинула меня недобрым взглядом. Если к Фириным фокусам она уже давно привыкла, то мое поведение возмутило ее до глубины души.

– Это у вас что, семейное? – с сарказмом спросила она, намекая на групповое помешательство. – Может, не будем дурковать, а заберем старика и отправимся домой?

Я собралась было обидеться за семью, но не успела – на крыльце появились тетка Марта и ее услужливый сосед, Прокофий Иванович, который в настоящий момент изо всех сил демонстрировал трудовой раж. Разгрузку провизии из машины он уже закончил и теперь принялся прямо во дворе намыливать хозяйский автомобиль. Делал он это с энтузиазмом и настроением: драил крышу, стекла, двери и так далее. Тетка Марта с удовольствием наблюдала за его работой.

– Вот спасибо вам, Прокофий Иванович, – приговаривала она. – Вот спасибо. – И что бы я без вас делала? Что бы делала? Вот купила машину, а водить боюсь.

Тут она увидела нас с Лялькой и, спустившись с крыльца, пошла навстречу.

– Вот, Марта Теодосовна, – сказала я, показывая на Ляльку, – подруга моя, Валерия. Вместе приехали.

Тетка Марта улыбнулась Ляльке, дескать, всякому гостю рады. Но при этом явно ждала разъяснений по поводу ее «странного» поведения. Ну что же... Если надо, то пожалуйста.

Я вздохнула и, сделав максимально честное лицо, начала врать:

– Она, как увидела Якова Ефимовича, – затарахтела я, – так сразу же подумала, что это Фира, то есть Ферапонт Семенович, потому что Ферапонт Семенович очень похож на Якова Ефимовича и... обозналась, в общем.

Я посмотрела на Ляльку и на Фиру. Те с готовностью кивнули.

– Да-да, – в один голос поддакнули они, – обозналась...

Тетка Марта улыбнулась еще шире.

– Ну что ж, это бывает, когда люди похожи, – согласилась она. – Но вот скажите пожалуйста...

Она хотела еще что-то спросить, но сообразительный Фира вовремя ее перебил.

– Ох, и есть же как хочется, – бестактно заявил он. – Кажется, барана бы съел.

Дед Василь, сидевший рядом на лавочке и куривший трубку, встрепенулся и радостно закивал. С мнением Фиры он был полностью согласен, хотя его к ужину вроде бы никто не приглашал.

Тетка Марта, вспомнив про долг гостеприимства, подхватилась и, как ужаленная, кинулась в дом.

– Ну надо же, – донесся оттуда ее голос, – совсем голову потеряла. Люди с дороги голодные, а я... Сейчас-сейчас на стол соберу.

Мы с Лялькой и Фирой переглянулись.

– Ляль, – шепнула я, – отправляйся на кухню и помоги тетке Марте с ужином, а нам с Фирой поговорить надо.

Я выразительно глянула на старика и, приказав ему следовать за мной, направилась в сторону огорода. Фира нехотя поплелся сзади.

– Ну и что здесь, собственно, происходит? – начала я допрос с пристрастием, как только мы удалились от дома. – Почему ты находишься здесь под чужим именем? Почему не позвонил домой? Что за идиотские игры? Ты вообще знаешь, что там с тетей Викой происходит?

Я засыпала Фиру вопросами, а тот, трусливо прикрываясь ладошкой, только пыхтел и жмурился.

– Ну?! – прикрикнула я наконец. – Будешь отвечать?

– Марьяночка, – залепетал дед Фира. – Ты только не ругайся, но так уж получилось. Я тебе сейчас все подробно обскажу, только давай отойдем подальше. – Фира опасливо посмотрел по сторонам и, схватив меня за руку, потянул в сторону сарая.

– Да что тут у вас происходит-то? – уже не так сурово спросила я.

Мы уселись в сарае прямо на пол на охапку прошлогоднего сена, и Фира, понизив голос, быстро зашептал:

– Есть у меня сосед Яшка, Яков Ефимович. В одном доме живем, приятельствуем. А у Яшки есть сын Борька и невестка Светка. И вот эта самая Светка удумала Яшку женить. Ну чтоб сплавить его с жилплощади, значит. Понятно?

– Пока понятно. Дальше.

– И вот, значит, Светка велела Яшке сюда к Марте ехать, чтобы познакомиться, значит. Марта – это Светкина мать. Ты поняла?

– Поняла. Дальше.

– Да что ты все дальше да дальше, – взъерепенился вдруг Фира. – Слушай лучше.

Хамства я не терплю в принципе, а уж от шкодливого деда Фиры и подавно.

– Что такое? – повысила я голос и выразительно подняла одну бровь.

– Слушай дальше, Марьяночка, – быстро поменял тактику Фира. – Дальше самое интересное.

Он вскочил с пола, подгреб под себя побольше сена и, устроившись поудобнее, продолжил:

– Как-то раз вечером подслушал Яшка, как Светка говорила Борьке, что хорошо было бы, если бы Яшка женился на ее матери, Марте, и перебрался бы жить к ней в деревню. И той, дескать, было бы хорошо – какой-никакой, а мужик в доме, и Яшка бы жил на свежем воздухе. Вроде как заботу о родителях проявляет, а на самом деле Яшку из квартиры вытурить хочет. А Яшка жениться не желает. А Светка, зараза, настаивает. Вот и решил он заместо себя меня к Марте отправить. «Поживи, – говорит, – у нее недельку, отдохни. От тебя, – говорит, – не убудет, на тебя ж никто не позарится. А я, – говорит, – потом скажу, что бабе этой я не понравился, и свадьбе не бывать.

– Погоди-погоди, – остановила я словесный поток старика, – так этот твой Яшка, он что никогда с теткой Мартой не встречался, что ли?

– В том-то и весь фокус, – хихикнул Фира. – Яшка-то у нас моряк. Боцман, между прочим. Всю жизнь плавал и плавал, и дома его почти что и не было никогда. А как с флота его списали – ну возраст там, давление и все такое прочее, он в Киев вернулся, и Светка, невестка, давай его подзуживать: «Съехаться, дескать, надо, чтобы квартира трехкомнатная была. Съехаться...» Ну Яшка-дурак с ними и съехался. А теперь они решили из квартиры его вытурить и сюда сплавить.

– Да, дела, – протянула я. – Ну и дальше что?

– А дальше я сюда приехал.

– А почему тете Вики не сообщил, что доехал, и вообще, что жив-здоров?

– Да как же? – удивился Фира. – Марта ходила на почту звонить. Все Светке обсказала.

– Что обсказала? – передразнила я Фиру. – Что Яков Ефимович приехал живой и здоровый?

Фира хлопнул себя в сердцах по лбу.

– Тьфу ты, голова моя садовая. Действительно! Я же теперь – не я. И Викуся, значит, ничего про меня не знает?

Фира подскочил с земли и забегал от нервов по сараю туда-сюда.

– Ну ладно, – примирительно сказала я, – сейчас я ей позвоню и скажу, что ты жив-здоров и просто играешь в казаков-разбойников. Но куда же настоящий-то Яков Ефимович подевался?

– А он ушел... в большой бизнес, —хихикнул Фира. – В Германию за иностранной машиной поехал. Был Яшка боцманом, станет бизнесменом. – Фира засмеялся-закудахтал, как старая курица.

Я веселья старика не разделила и игру в «боцмана» не одобрила. Более того, велела Фире собирать свои манатки и утренней лошадью отправляться домой в Киев.

– Погулял и хватит, – отрезала я. – Нечего хорошей женщине голову морочить.

Я поднялась на ноги и, стряхнув с себя сено, выбралась из сарая. Во дворе было пусто: ни Прокофия Ивановича, ни деда Василя на горизонте не наблюдалось. Одни только чисто вымытые синие «Жигули» стояли на приколе возле крыльца.

– А хорошо здесь у тетки Марты, – посмотрев по сторонам и вдохнув полной грудью, сказала я. – Чисто, красиво...

– Это ты, Марьяночка, еще огорода не видела, – вынырнул у меня из-под мышки Фира, – и сада...

Он приоткрыл голубую, окрашенную масляной краской калитку и потянул меня за собой.

– Пойдем, покажу тебе Мартины владения.