Текст книги "Яйца раздора"

Автор книги: Галина Балычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Но, как говорится, мы предполагаем, а бог располагает...

Короче, отец уже был на даче. Его машина стояла во дворе, а все окна в доме были распахнуты настежь. Видать, отец дом проветривал после зимы.

Дачный поселок не встретил нас цветущими садами и обилием цветов, как в Больших холмах. Да и что говорить, листья на деревьях и те еще толком не распустились. Одна только молодая травка радовала глаз ядреной зеленью. Да еще свежий воздух. Уж что-что, а воздух у нас хорош. Вот как выйдешь из машины, как вздохнешь, аж голова кружится.

– Хорошо-то как! – воскликнула тетя Вика, выбравшись из машины и с усилием разгибая поясницу. – Прямо рай!

А из дома навстречу уже торопился отец.

– Вика! – кричал он. – Родная! Как я рад!

Он обнял и расцеловал сначала сестру, а потом Фиру.

– Ну, как дела, старина? – спросил он у Фиры. – Где тебя черти носили? Мы тут с ума посходили – всё беспокоились, куда ты подевался. Загулял, что ли?

Пока они здоровались и целовались, мы с Лялькой начали разгружать машину. Мы вытаскивали тюки, баулы, сумки, коробки и сваливали все это прямо на траву, так что вскоре возле Лялькиной «Судзуки» выросла целая гора добра. И как только все это уместилось в небольшом, в общем-то, джипчике?

– Что это у вас вещи как-то по-цыгански упакованы? – удивился отец. – Что это за тюки?

– Некогда было по чемоданчикам раскладывать, – брякнул Фира, – гнались за нами.

Услышав это, отец удивленно замер возле раскрытого багажника.

– Что значит гнались? – не понял он.

Я махнула на Фиру рукой, делая вид, что старик опять завирает.

– Потом, все потом, – сказала я. – Давайте сначала разгрузимся и, если можно, поедим. – Пап, у тебя ничего съестного нет? Мы почти сутки не ели.

Отец видно хотел спросить, почему это мы сутки ничего не ели, но передумал и растерянно развел руками.

– Я ж не знал, что вы сегодня приедете. Я, кстати, звонил тебе, да у тебя телефон не работал.

Он окинул взглядом нашу компанию из четырех человек и сообщил, что из съестного имеются только пельмени и копченая колбаса.

Этого было вполне достаточно. Ужин мы приготовили из того, что было, и буквально за какие-то пятнадцать минут. И надо сказать, что, несмотря на то, что времени и терпения на приготовление разносолов у нас не было (есть очень хотелось), он получился вполне приемлемым и даже из трех блюд. На первое были поданы пельмени с бульоном. Это делается очень просто. В кипящую воду бросаются мороженые пельмени, а затем туда добавляется наша фирменная приправа, которую тетя Вика засаливает на зиму и в которую входят помидоры, перец, укроп, лук, петрушка и еще что-то. В общем, благодаря этой приправе любой самый невыразительный суп приобретает неожиданно пикантный вкус и весьма привлекательный вид. На второе мы по-братски поделили колбасу, добавив к ней фаршированный перец из привезенных нами банок, а также всякие разные маринованные огурчики, помидорчики, грибочки и фигочки...

А вот к чаю у нас ничего не было.

– Жалко, что у нас все конфеты украли, – хохотнула Лялька. – Сейчас бы очень пригодились.

– Что? – снова испугался отец. – Вас, что, ограбили? – Он отставил от себя тарелку и, позабыв про правила хорошего тона, поставил на стол локти и уставился на нас с Лялькой. – Что там у вас произошло? Я еще по телефону почувствовал, что ты мне чего-то не договариваешь. – Отец погрозил мне пальцем. – Давайте-ка рассказывайте.

Мы подробно рассказали про все перипетии нашей поездки, не забыв упомянуть и про труп в подъезде, и про разбитый «Фольксваген» на дороге с похожими на мои номерами, и про дядю Жору.

Отец только охал и периодически повторял:

– Надо было мне с вами ехать. Зря я не поехал.

Когда он сказал это в пятый раз, Фира не выдержал и съязвил:

– Надо было, надо было! Так что ж ты не поехал?! Небось опять из-за какой-нибудь юбки девчонок одних бросил!

Отец мгновенно окрысился.

– А ты вообще бы лучше помолчал! – накинулся он на Фиру. – Из-за кого весь этот сыр-бор затеялся?!

Они с Фирой препираются постоянно и по любому поводу – такие вот характеры. Никогда ни в чем друг другу не уступят. Фира уже открыл было рот, чтобы возразить, но я, не дав разгореться перепалке, сделала важное заявление:

– Я знаю, что они искали, – сказала я драматическим голосом.

Все уставились на меня.

– Что? – хором спросили Лялька и Фира.

– Кто? – не понял отец.

Я велела им подождать одну минуту и отправилась на террасу за пакетом с привезенным из-за границы мусором.

Когда я вернулась в гостиную, которая, к слову сказать, являлась одновременно и столовой, вся грязная посуда, оставшаяся после ужина, была уже убрана, и Лялька намывала ее, стоя возле раковины за барной стойкой. Если гостиная и столовая располагались у нас в одном помещении, то кухня все-таки была несколько отделена барной стойкой. Но в принципе и она тоже была тут же, где и все остальное. Такой вот американский вариант, когда все вместе.

Хотя раньше у нас на даче было все по-другому – сплошные перегородки и маленькие комнатки. Но после того, как отец впервые съездил в Америку, он предложил все перегородки попереломать и все комнатки-клетушки объединить. В результате получилось одно большое просторное помещение, где мы гужуемся теперь всей семьей да еще со всякими разными друзьями и подругами в придачу.

Я подошла к столу и, подняв перед собой мусорный пакет, перевязанный резинкой, потрясла им перед глазами домочадцев.

– Вот! – объявила я. – Вот она – «бомба»! – и, бросив пакет на пол, нагнулась за газетами, чтобы застелить ими стол. Не раскладывать же мусор прямо на скатерти.

Последовавшая за этим реакция родственников была неадекватной. Тетя Вика схватилась за сердце и приготовилась потерять сознание, Фира упал на пол и прикрыл голову руками, отец сбил меня с ног, благо, это было несложно, поскольку в этот момент я как раз нагнулась за газетами, и навалился на меня всем телом, а Лялька, подхватив с пола мусорный мешок, одним движением лихо выбросила его в окно. После этого в комнате воцарилась гробовая тишина. Я на всякий случай тоже помолчала и полежала на полу, не дергаясь, но потом, когда мне это уже надоело, я заерзала и придушенно спросила:

– В чем дело-то? Что за цирк?

Лежавший рядом Фира приподнял ладошку от головы и, поглядев на меня одним глазом, прошептал:

– Сейчас рванет, подожди.

– Кто рванет? – тоже шепотом спросила я, но потом, поняв, что он имеет в виду, зашлась в беззвучном смехе.

Я-то говорила о бомбе в переносном смысле, подразумевая ошеломляющую информацию. А они приняли мои слова за чистую монету.

Лежать на полу под тяжелым телом отца, бросившегося закрыть меня от предстоящего взрыва, было неудобно. А после того как я еще и насмеялась вволю, я настолько ослабла, что с трудом смогла подняться на ноги.

– Черт знает что, – пыхтела я, вставая и отряхиваясь. – Ничего сказать нельзя. – Я посмотрела в сторону раскрытого окна, а потом на Ляльку – Ну и зачем ты вышвырнула пакет с мусором?

Лялька вылезла из-за буфета, где сидела на корточках, прижавшись спиной к стене, и осипшим голосом пролепетала:

– Ты же сама сказала, что это бомба.

Я вздохнула и, подняв с пола Фиру, посадила его рядом с тетушкой на диван.

– Это я в переносном смысле, – сказала я. – Вы что, не понимаете? Где вот теперь искать этот пакет в темноте?

Родственники постепенно начали приходить в себя.

– Как в переносном? – спросил отец. – Так это была не бомба?

Я достала из шкафа большой мощный фонарь и направилась к выходу.

– Да какая, к черту, бомба, – ответила я и вышла на улицу.

Все тут же потянулись вслед за мной, за исключением тети Вики, которая все еще не могла прийти в себя и сидела на диване, обмахиваясь какой-то брошюркой вместо веера.

Мы же отправились на поиски мусорного пакета, который, к слову сказать, как сквозь землю провалился.

Мы уже обшарили весь участок перед домом, осмотрели каждую пядь земли, но пакета нигде не было. Просто мистика какая-то. И куда Лялька могла его зафиндилить?

Мы снова вернулись к дому и, мысленно прикинув траекторию полета мусорного пакета, повели поиски по второму заходу. Однако усилия наши были тщетны.

И тут Лялька не выдержала.

– Да пропади он пропадом, этот пакет, – плюнула она. – Что там такого необыкновенного, чтобы полночи лазить за ним по кустам? Золото и бриллианты что ли? – Лялька направилась было к дому, но я схватила ее за рукав.

– Про золото не знаю, а бриллианты точно были, – прошептала я и опасливо оглянулась по сторонам. – В шоколаде спрятаны...

Лялька вытаращилась на меня во все глаза и застыла на месте.

– Правда, правда, – заверила я ее, – сама видела.

Немного постояв и потаращившись, Лялька наконец вышла из ступора и, ни слова не говоря, вернулась на исходную позицию, то есть к окну, из которого был выброшен пакет. Теперь она приступила к поискам уже совсем с другим настроением. И это, надо сказать, тут же принесло положительные результаты. Встав спиной к окну, Лялька мысленно отследила траекторию полета мусорного мешка, тщательно осмотрела возможную площадь его падения и, не найдя ничего на земле, задрала голову вверх и стала осматривать деревья. И очень скоро она обнаружила нашу пропажу на яблоне. Правда, мешок висел довольно высоко и дотянуться до него невооруженной рукой было практически невозможно.

– Тут лестница нужна, – сказал отец. – Может, отложим до завтра? Чего мы будем мучиться сейчас в темноте.

Но мы с Лялькой ничего откладывать до завтра не собирались, да и лестница нам не понадобилась. Манимая бриллиантовым блеском, Лялька, как обезьяна вскарабкалась на старую яблоню и, дотянувшись до ветки, на которой висел мусорный пакет, с величайшей осторожностью сняла его и с такой же осторожностью спустилась с дерева. А перед тем как спрыгнуть на землю, она передала пакет мне, чтобы, не дай бог, не повредить его ненароком.

Отец с Фирой взирали на наши действия с удивлением. Им было непонятно, чего это мы так с мусором носимся. А мы, передавая пакет из рук в руки, как драгоценный груз, понесли его в дом.

Дома мы с Лялькой тут же позакрывали все окна и позадергивали все занавески, расстелили на столе газеты и стали аккуратно выкладывать весь мусор из мешка. Увидев на обеденном столе помойку, тетя Вика пришла в неописуемый ужас.

– Ты что, Марьяночка, совсем сказилась? – заохала она. – Зачем же ты грязь всякую на стол валишь? Другого места не нашла?

Не обращая внимания на тетушкины вопли, я продолжала доставать из пакета и выкладывать на стол огрызки от яблок, яичную скорлупу, картофельные очистки и всякие прочие отбросы. До шоколадных яиц я пока еще не добралась. Но наконец дошла очередь и до них. Первый кусок, частично обернутый красочной фольгой с одной стороны и залитый кетчупом с другой, я отложила в сторону от общего мусора, а Лялька, тут же подхватив его двумя пальцами, стала внимательно разглядывать со всех сторон. Тетя Вика, Фира и отец тоже приблизили свои головы к шоколадному осколку, но ничего интересного для себя не усмотрели.

– Да что вы все ищете-то? – с некоторым даже раздражением спросил отец. – Может, скажете наконец?

Я достала еще один кусок шоколада, значительно больший, чем первый, и не такой грязный. Его я тоже аккуратно положила на край стола. Родственники взирали на мои действия с непониманием. Вдруг Лялька тихо ахнула и, поднеся кусок шоколадного яйца чуть ли не вплотную к глазам, отчетливо произнесла:

– Да это же никак изумруд, едрёньте! Только необработанный.

Отец и Фира, тесня друг друга, притиснулись к Ляльке и пытались разглядеть, что она держала в руках.

– Где изумруд? – спросили они в один голос. – Какой изумруд?

Прекратив сортировку мусора, я тоже присоединилась к остальным, но мне, правда, ничего не было видно. Поэтому я, бесцеремонно отодвинув в сторону Фиру, отобрала у Ляльки кусок шоколада и, отковырнув от него грязный «орешек», потерла его между пальцами. Этот «орешек» был несколько меньшего размера, чем тот первый, который я обнаружила еще в Киеве, но тем не менее где-то на полкарата он, по моим соображениям, тянул.

– Вот что им было нужно! – сказала я, потрясая рукой, в которой был зажат изумруд. – Камни! Ни деньги, ни документы, как мы сначала думали, а бриллианты и изумруды. – Я посмотрела на Ляльку. – Теперь все понятно?

Она ошарашенно смотрела на перепачканный шоколадом камешек и потрясенно качала головой. Потом Лялька опрометью кинулась за барную стойку на территорию пищеблока, схватила из сушки эмалированную миску и, налив в нее из чайника воды, вернулась к столу.

– Опускай! – велела она.

Я опустила камешек в теплую воду и, поболтав его там немного, снова достала на поверхность и положила на ладонь. После помывки он стал не намного лучше прежнего, но зато теперь стало абсолютно точно видно, что это не что иное, как самый настоящий изумруд.

Мы дружно ахнули.

– Ну ни фига себе! – протянул Фира. – Это на какой же такой помойке ты это нашла, Марьяночка?

Я потрепала старика по лысине.

– Ты что, дедунь, шоколадные «Яйца Фаберже» не узнаешь, что ли? Это же та коробка, которую мы раздавили еще по дороге из Москвы.

Впрочем, что это я? Откуда Фире знать про раздавленную коробку? Мы же выбросили ее еще до того, как в Большие холмы приехали.

Я положила корявый необработанный изумрудик на край стола и стала любоваться им со стороны. Лялька тоже смотрела на него с умилением.

– Молодец, тетя Вика, – сказала она, кивнув в сторону тетушки. – Завалила изумруды картофельными очистками, и лох дядя Жора во время обыска ничего не нашел. Всю квартиру вверх дном перевернул, а порыться в мусорном ведре не догадался.

Мы с Лялькой радостно засмеялись, а тетя Вика, схватившись за сердце, тяжело опустилась на диван.

– К-как-кой обыск? – запинаясь, спросила она.

Я и забыла совсем о том, что тетя Вика ничего не знает про злоумышленников, которые побывали в ее квартире и перевернули там все вверх дном. Более того, я и не собиралась ей ничего об этом говорить. Мы договорились с Вероникой Матвеевной, что к приезду тетушки квартира будет убрана, и тетя Вика ничего об обыске не узнает. Ведь это же очень противно, когда к тебе в дом забираются воры и роются в твоих вещах. Со мной такое однажды уже было, и хотя тогда у меня ничего не украли, но я по своему опыту знаю, что ощущение после этого остается препакостнейшее.

Я растерянно смотрела на тетю Вику и хлопала глазами.

Вдруг зазвонил телефон. Время было уже позднее, и звонить могли только свои. Но тем не менее, когда отец потянулся к трубке, я на всякий случай предупредила:

– Меня нет, я еще не приехала...

Не знаю, зачем я это сказала. Но что-то мне подсказывало, что в сложившихся обстоятельствах лучше пока свое местонахождение не обнаруживать.

Как ни странно, это оказался Макс. Он, видите ли, никак не может до меня дозвониться – у меня, видите ли, телефон не работает. А как он интересно может работать, если его дружок, дядя Жора, повытаскивал у нас из аппаратов все SIM-карточки и оставил нас с Лялькой без связи, гад. Еще Макс сказал, что находится сейчас в Киеве, искал меня у тети Вики, но там, дескать, никого нет, и он теперь даже не знает, что и думать и где меня искать.

Отец повернулся в мою сторону, спрашивая глазами, что отвечать. Но я сама не знала, что надо было отвечать. Тогда отец, сказав, что сам ничего не знает и тоже сходит с ума, немного поохал за компанию с Максом и клятвенно пообещал позвонить ему сразу же, как только что-нибудь обо мне узнает.

Наконец он повесил трубку и, вытерев пот со лба, тут же на меня набросился.

– В чем дело? Почему ты прячется от Максима Валентиновича? Я уже с вами вообще ничего не понимаю!

Знал бы он, что я и сама пока ничего толком не понимаю.

Но я не стала тратить время на объяснения, а предложила всем засучить рукава и начать отделять «зерна от плевел», то есть выбирать из всего этого дерьма, что находилось в мусорном мешке, бриллианты и изумруды. К работе приступили с энтузиазмом. Сортировку осуществляли в десять рук, разложив содержимое пакета на газетах по всему полу. Работа была кропотливая, но, слава богу, мелких камней в яйцах почти не было, в основном попадались крупные. И, кстати, многие из них были уже ограненные.

Лялька выдала предположение, что это старые камни.

– Теперь такую форму практически не встретишь, – сказала она, рассматривая крупный камень желтоватого оттенка. – Большие потери при огранке. Невыгодно.

Лялька неплохо разбиралась в драгоценностях и, если верить ее словам, то получалось, что...

– Господи, боже мой, – ахнула я, – так это что же такое получается? Камни-то, что ли, ворованные?!

– Как это, ворованные, – не понял Фира. – Что ты имеешь в виду?

Поднявшись с коленок (я разбирала мусор на полу возле стола) и с трудом разогнувшись, я взгромоздилась на стул.

– А так! Если эти камни старые, значит, их наковыряли из старых оправ. А зачем нужно было это делать? – Я обвела всех взглядом. – А чтобы их невозможно было опознать. Ювелирное изделие опознать легко, а отдельный камень – довольно трудно, если, конечно, это не булыжник какой-нибудь с персональным именем.

После моих слов родственники приостановили работу по сортировке очистков, побросали свои кучки и в ужасе уставились на меня.

– Марианна, – строго сказал отец, – ответь наконец, что все это значит и где ты все это взяла? – Он обвел рукой кучки мусора и ткнул пальцем в небольшую горку из драгоценных камней.

– В помойном ведре у тети Вики, – ответила я.

Услышав такое про свое помойное ведро, тетушку чуть удар не хватил, но Лялька жестом попросила ее повременить падать в обморок.

– Что ты людям голову морочишь? – сказала она. – При чем здесь ведро, когда эти коробки тебе Макс дал. Камни явно его. И все это здорово смахивает на контрабанду, чтобы не сказать хуже.

Отец по-прежнему ничего не понимал и переводил вопросительный взгляд с меня на Ляльку и с Ляльки на меня.

– Контрабанда?! – ахнул он. – Ничего не понимаю. Так, значит, эти камни принадлежат Максиму Валентиновичу?

Так почему же тогда ты отказалась с ним разговаривать? Или ты собираешься все это присвоить себе?!

Голос отца аж зазвенел от гнева. А я вскинула голову и обалдело уставилась на предка. Вот уж никак не ожидала, что родной папаша мог так дурно подумать о своей дочери.

– На черта мне эти камни? – возмутилась я. – Просто я еще сама не знаю, что все это значит и что со всем этим делать.

А отец между тем в возмущении воздел руки к абажуру и нервно забегал вокруг стола. Пробегая мимо барной стойки, он мимоходом плеснул себе холодного чая и, размахивая кружкой, стал горячо доказывать, что нам сейчас не в очистках надо ковыряться, а немедленно звонить Максиму Валентиновичу или же сообщить о находке в милицию.

Я вопросительно поглядела на Ляльку.

– Что делать-то?

Та только нехотя пожала плечами. Чувствовалось, что не очень-то она согласна с моим отцом, и была бы ее воля, вообще бы никому ничего не сообщала. Но поскольку упасть в глазах моего уважаемого предка она себе позволить не могла, то без всякого энтузиазма процедила:

– Ну уж так сразу и в милицию... Максу сначала позвони. В конце концов это его коробки, ему и решать, что с ними делать.

Отец одарил Ляльку уважительным взглядом, а мне протянул телефонную трубку.

– Что, прямо так сейчас и звонить? – попыталась я оттянуть время. – Поздно уже.

Отец отрицательно мотнул головой.

– Ничего не поздно. К тому же Максим Валентинович только что сам звонил и очень за тебя беспокоился.

Макс отцу очень нравился. Они как-то виделись пару раз. Один раз у меня дома – Макс тогда заезжал ко мне по какому-то делу. А в другой раз мы случайно встретились в ресторане. Мы с Максом отмечали три месяца нашего знакомства, а отец ужинал в обществе американских ученых, которые приехали в институт по каким-то там научным делам. Макс тогда произвел на отца неизгладимое впечатление. И умный-то он, и воспитанный, и с хорошими манерами, и еще бог знает что... Мне, конечно же, было приятно, Макс мне и самой до чертиков нравился.

Я взяла у отца телефон, набрала Максов номер и, прилепившись ухом к трубке, замерла в ожидании. По тому, как Макс отреагирует сейчас на мое сообщение о драгоценностях, что будет говорить и каким тоном, я смогу понять, замешан он в этом деле или нет.

Макс ответил на звонок сразу же. А, услышав мой голос, даже не стал орать, как в прошлый раз, а только поблагодарил бога, что я жива и здорова и что со мной все в порядке.

– А с чего ты взял, что со мной все в порядке? – спросила я. – Тебе что, дядя Жора сказал?

Макс на секунду замер, а потом спросил:

– Дядя Жора? Ты Сизова имеешь в виду? А где он, кстати? Все как с ума посходили – ни у кого мобильники не работают. Куда он подевался?

– А ты сам-то где? – осторожно поинтересовалась я.

– В Киеве. Утром собирался ехать в эти ваши Белые... то есть Большие холмы. Так ты где сейчас находишься, Марьяша?

– В Большие холмы ездить не надо, – сказала я, – нас там уже нет. Езжай домой. И вот еще что... Бриллианты твои с изумрудами у нас. Не могу сказать, что в целости и сохранности – мы их сейчас из помойного ведра достаем, но в принципе ты можешь их забрать. Они же ведь твои?

Я задала вопрос и с замиранием сердца стала ждать Максовой реакции.

– Чего ты сказала? – не понял Макс. – Что вы достаете из помойного ведра?

– Бриллианты и изумруды.

– Уф-ф... – Макс с шумом выдохнул и, помолчав некоторое время, невнятно пробормотал: – Да, как-то с утра день не задался... – Потом еще немного помолчал и спросил уже другим тоном: – Так что ты сказала, дорогая? Что вы там делаете?

– Приезжай, увидишь.

У меня отлегло от души. Кажется, Макс вообще не в курсе дела относительно этих драгкамней.

«Господи, какое счастье!», – подумала я и с глупой улыбкой посмотрела на родственников.

– Он ничего не знает, – прошептала я, прикрыв трубку рукой. И уже совсем другим тоном спросила: – Так, значит, это не ты начинил конфеты драгоценными камнями?

– Начинил камнями?.. – опять переспросил Макс. – Конфеты? Постой, постой, Марьяша, объясни все по порядку. Что там у вас происходит?

Я объяснила, как смогла, по порядку, то есть рассказала всю эпопею, которую мы выстрадали из-за его конфет и что нам до сих пор приходится страдать, роясь в помойном ведре и выуживая оттуда бриллианты и изумруды. Макс в ответ только охал и стонал.

– Ну Сизов, – ругался он, – ну гад! Найду – убью! А я-то, дурак, послал его к вам на помощь, а он, оказывается, за спиной фирмы неучтенной продукцией торгует. То-то он в Мюнхене сам не свой вдруг сделался. Наверно, обнаружил пропажу коробки. А я понять не мог, почему он все время куда-то исчезает и кому-то звонит...

Я слушала, как ругается на другом конце провода Макс, и для меня его ругань была все одно что музыка.

«Значит, Макс здесь совершенно ни при чем, – радовалась я. – Какое счастье!»

От радости я готова была прыгать и скакать.

– Так что мне тогда делать с этими камнями? – спросила я. – Сдать их в милицию? Раз они не твои, а дяди Жорины, а он вор и мошенник...

Но Макс сказал, что в милицию сдавать ничего не надо. В милицию сходить мы всегда успеем. Сначала нужно встретиться и все обсудить. И вообще до его приезда велел ничего не предпринимать. Ну не предпринимать, так не предпринимать.

Я не возражала. Вот встретимся в его офисе, тогда все и решим.

Но Макс настаивал на том, чтобы самому приехать к нам на дачу. Негоже, дескать, двум девушкам (это он про нас с Лялькой) разъезжать по проселочным дорогам с бриллиантами на сумму в полмиллиона долларов.

Я сначала согласилась, а потом сказала, что о времени и месте встречи мы договоримся завтра.

Потом мы поговорили еще немного о всякой ерунде, вернее, Макс говорил, что очень по мне соскучился, а я молчала и довольно сопела в трубку.

Родственники стояли рядом и подслушивали, а я не очень-то люблю прилюдно обнаруживать свои чувства.

Однако когда я положила трубку, червь сомнения вдруг снова заворочался в моей душе.

«А откуда, интересно, он знает, что бриллиантов в этом помойном ведре ровно на полмиллиона долларов? Я ведь, кажется, ничего не говорила ни про количество, ни тем более про качество камней».

Я озадаченно посмотрела на кучку отмытых в миске с водой камешков, на аккуратно разложенные по всему полу объедки из помойного ведра, свернула из четвертушки газетного листа кулек, ссыпала туда все бриллианты-изумруды и объявила о закрытии сезона золотой лихорадки.

– Время собирать камни закончилось, – торжественно произнесла я, – а разбрасывать их нам уже не придется.

Отец с тетей Викой облегченно вздохнули и, с трудом разогнувшись, отползли от своих кучек и упали на Диван. Фира же с Лялькой не только не бросили своего занятия, а напротив, с подозрительной резвостью принялись лихорадочно сгребать разложенный по полу мусор в пакеты. При этом каждый старался ухватить себе по возможности большую часть. Не прошло и трех минут, как весь мусор был собран и вынесен в неизвестном направлении.

– Ох, какие молодцы, – похвалила их тетя Вика, когда пол был вылизан до зеркального блеска. – А я уже так устала, что ни ногой, ни рукой не могу пошевелить. Давайте уже спать ложиться, а то сил никаких нет.

Держась за поясницу и вздыхая, тетушка прошаркала в свою спальню. Отец пошел на второй этаж. Фира тоже растворился где-то в коридоре. Его «Спокойной ночи!» донеслось до нас уже издалека.

Мы же с Лялькой пока не спали. Вернее, я лежала в постели и блаженствовала на своих пуховиках, а Лялька сидела рядом и шипела:

– Не вздумай разрешить ему сюда приезжать. Он ведь ни разу не был на этой даче, так?

– Ну?

– Баранки гну. Нечего ему здесь пока делать. Вот ты ему назовешь адрес и не успеешь оглянуться, как здесь окажется дядя Жора со своими головорезами. Вспомни, как было. Только он узнал, что мы уже в Больших холмах, и тут же у нас сперли очередную коробку. Только ты ему или, точнее, его секретарше сообщила, на каком километре мы находимся, и тут же совершенно посторонний, ни в чем не повинный «Фольксваген» оказывается в кювете, а его обитатели – на том свете. Так все время было!

– Ну не все время, – возразила я. – Я, например, не говорила ему, где живет тетя Вика. А мужика в подъезде тем не менее убили. – Я выразительно посмотрела на Ляльку. – Ну что скажешь?

Лялька на секунду задумалась, а потом сказала:

– Ну, узнать тетушкин адрес было несложно. Ты же сама назвала его этой... как ее... Адамовне. И если дядя Жора знал, что ты будешь с ней встречаться, то он или, скорее, кто-нибудь из его подручных, Кит, например, мог следить за всеми сотрудниками ее фирмы и проследить за каждым, кто выходил из офиса. Таким образом он элементарно смог узнать адрес тети Вики.

– Ну не знаю, – ответила я на Лялькины соображения. – По-моему это слишком сложно и вообще притянуто за уши.

– За уши – не за уши, но сюда его лучше пока не пускать. Сами привезем ему его вонючие бриллианты.

Лялька отчего-то была сильно раздражена, а я рассмеялась.

Действительно после многодневного пребывания в помойном ведре эти бриллианты с чистой совестью можно было назвать вонючими.

Лялька на мой идиотский смех только осуждающе покачала головой и, пожелав мне спокойной ночи, легла на раскладушку, но не вырубилась по своему обыкновению, а долго еще ворочалась и вздыхала. Я же после всех ужасов нашего путешествия, оказавшись у себя дома или, точнее, на своей даче, что, впрочем, сути дела не меняет, впервые за последние дни полностью расслабилась и оттого почти мгновенно заснула. Я обожаю жить на даче и нигде так сладко не сплю, как здесь.

Однако в эту ночь мой сон был омрачен пренеприятнейшими сновидениями. То кто-то меня душил, то кто-то гнался за мной, а у меня, как это обычно бывает в кошмарных снах, ноги становились ватными и я не могла сдвинуться с места, как ни старалась. Несколько раз я просыпалась среди ночи, ворочалась с боку на бок, неоднократно переворачивала подушку и в конце концов встала утром совершенно разбитая и в отвратительном расположении духа.

Первая мысль, которая посетила меня при пробуждении, – это было как можно скорее избавиться от бриллиантов и изумрудов и забыть весь этот ужас, как кошмарный сон.

Лялька к этому времени была уже не только одета и умыта, но и полностью готова к отъезду. Она намывала во дворе свою «судзуку».

– Собирайся быстро! – крикнула она, когда я вышла на крыльцо с чашкой горячего кофе. – Ехать пора!

– Так Макс же еще не звонил, – возразила я. – Может, его еще и в Москве-то нет.

Лялька закончила намыливать машину и стала поливать ее из шланга.

– Пока доедем, пока заберем твой «Фольксваген», пока то да сё, твой Макс уже и приедет.

В общем, так оно и получилось. Вскоре позвонил Макс, который уже подъезжал к Москве и спросил, как проехать на нашу дачу, а я сказала, что с дачи мы уже уехали и что удобнее будет встретиться прямо у него в офисе.

Встретились мы через два часа на Чистых прудах, где в небольшом трехэтажном особнячке девятнадцатого века располагалась Максова фирма. Сам хозяин, то бишь Макс, уже поджидал нас в своем кабинете. В светлом костюме, гладковыбритый, с модной стрижкой он отнюдь не напоминал человека, который всю ночь провел за рулем. При нашем появлении Макс тут же бросил телефонную трубку, даже забыв попрощаться с абонентом, и раскрыв объятия, двинулся нам навстречу. Расцеловав меня, он галантно приложился к Лялькиной ручке и, усадив нас в глубокие пухлые кресла, обтянутые натуральной кожей, тут же велел секретарше Верочке принести кофе.

Журнальный столик возле окна был сервирован на троих: три кофейные чашки, три пузатые коньячные рюмки, бутылка коньяка, конфеты, фрукты. Не спрашивая, будем ли мы пить с утра коньяк, Макс наполнил рюмки и прежде, чем мы успели что-либо возразить, бухнулся перед нами на колени и пообещал не вставать до тех пор, пока мы не простим его за все те ужасы, что претерпели по его вине.

– Готов на все, только простите, – покаянно произнес он.

Шикарный мужчина на коленях перед нами! Этой декорации надо было соответствовать.

Лялька тут же приняла небрежную позу и, откинувшись на спинку кресла, закинула ногу на ногу, демонстрируя аппетитные коленки и породистые щиколотки. Весь ее вид говорил о том, что ее придется еще очень и очень хорошо попросить, прежде чем она смилостивится и простит виновного.

Я не захотела отставать от подруги и, последовав ее примеру, тоже постаралась принять царственную позу. Я, как и Лялька, откинулась было назад, закинув ногу на ногу, но, к моему полному неудовольствию, тут же съехала по скользкой кожаной спинке вниз. Я не учла того факта, что на мне был надет шелковый брючный костюм, а шелк по коже скользит, как окаянный. Я постаралась быстро исправить положение и, привстав на полусогнутых, снова откинулась на спинку кресла. Ситуация повторилась.