Текст книги "Шоколадная принцесса"
Автор книги: Габриэль Зевин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Ничего. Обращайся, – сказал он, повернулся и пошел по коридору.
Я не знаю почему, но я смотрела, как он уходил. Может быть, мне хотелось еще раз взглянуть на то, что я теряю? Когда пришел лифт, я крикнула:
– Спокойной ночи, Вин!
– Вообще-то уже утро, – сказал он, и дверь лифта закрылась.
Скарлет ушла после завтрака.
– Спасибо, что поддержала меня в неудачном плане по соблазнению Вина, – сказала она, когда мы ждали лифта. – Ты очень хороший друг, знаешь ли.
Она пару раз кашлянула и быстро сказала:
– Все будет в порядке, если вы станете парой. Ты ему явно нравишься.
– Может быть, – сказала я. – Но в настоящее время я не ищу бойфренда.
– Ну, когда начнешь искать, я хочу, чтобы ты знала, что я не какая-нибудь глупая девчонка. Наша дружба не пострадает, если ты начнешь встречаться с ним. Я знаю, как высоко ты ценишь дружбу, Анни…
– Пожалуйста, не говори так, Скарлет!
– Скажу. Ты должна знать, как ты для меня важна. И что я никогда не перейду тебе дорогу ради парня, которому я все равно не нравлюсь. Ты заслуживаешь самого лучшего – не обязательно Вина, но явно не кого-то вроде Гейбла Арсли.
– Скарлет! Это просто глупо!
– Я тоже заслуживаю хорошего парня, – успела сказать Скарлет до того, как лифт поглотил ее.
Остаток воскресенья прошел тихо, и наконец-то я смогла сделать большую часть домашнего задания, включая чтение огромного текста про зубы. Единственное, что я из него вынесла – что Вин, возможно, был прав насчет износа эмали. Наш объект изучения был болен, и, принимая во внимание масштаб повреждений, возможно, болезнь длилась долгое время. Я подумала было, не стоит ли позвонить ему и сказать, что он был прав насчет зубов, но потом отказалась от этой мысли. Эта информация вполне могла подождать до понедельника, а мне не хотелось подавать ему ложные идеи.
VI
Я развлекаю двух непрошеных гостей; меня принимают за кого-то другого
В воскресенье у нас было двое гостей, и я бы с удовольствием обошлась без каждого из них.
Первым был Джекс. Он не предупредил о своем визите заранее и появился после того, как я пришла из церкви.
Я открыла дверь:
– Что тебе нужно?
– Разве так встречают родственников? – В руках у него был деревянный ящик шириной сантиметров в тридцать. – Я специально приехал к Галине. Она сказала, что у нее кончается «Особый темный Баланчина».
– Знаешь ли, такие вещи лучше в открытую не носить, – укорила я его, взяла коробку и бросила в прихожей.
– Беспокоишься, как бы меня не арестовали?
– Это было бы слишком сентиментально.
Он передернул плечами.
– Ну что же, я передам шоколад бабушке, – произнесла я тоном, подразумевающим, что он может уходить.
– Ты не собираешься пригласить меня войти?
– Нет. Лео спит, и бабуля тоже. Тут нет никого, кто бы хотел тебя видеть, Джекс.
– Почему ты такая злая, кузина? Я было подумал, что наши отношения немного улучшились со времен «Маленького Египта».
Я сузила глаза:
– Так и было. До тех пор, пока ты не исчез.
Джекс спросил, что это значит.
– Я имею в виду, что ты бросил Лео.
– Бросил Лео? Не будь ребенком! – Джекс снова передернул плечами (видимо, это был его любимый жест). – Клуб закрылся, всем пришлось уйти, и я уверен, что Лео спокойно добрался до дома, верно?
Я поняла, что Джекс понятия не имеет, что у Лео бывают припадки, и задумалась, стоит ли ему о них говорить: убедит ли это Джекса оставить моего брата в покое или только раскроет нашу слабость человеку, которому я вряд ли могу доверять? Я решила промолчать.
– Да, он пришел домой; нет, ты не принимал в этом участия. Лично я предпочитаю убедиться, что ухожу с теми, с кем пришла.
Он покачал головой:
– Ты слишком его опекаешь. – Он посмотрел мне в глаза. – Но я тебя понимаю. Жизнь сделала тебя тем, что ты есть, кузина. Ты и я, мы оба – создание обстоятельств.
– Спасибо, что принес шоколад.
– Свежая поставка. Скажи Лео, что он будет нужен в Бассейне в среду.
– Может быть, перенести на будущую неделю? У Лео что-то вроде простуды, и он не хочет заразить братву.
Я попыталась придать последним словам оттенок шутки. Это было ошибкой. Я никогда не шутила с Джексом, и поэтому, разумеется, мои слова пробудили в нем подозрения. Папа всегда говорил, что в бизнесе человек должен вести себя последовательно и что любые изменения в голосе или манерах будут сразу же подмечены и истолкованы. «Действуй с рассуждением, – сказал бы он. – Твои ошибки не останутся незамеченными ни друзьями, ни в особенности твоими врагами». Самое забавное, что я тогда не понимала и половины из его слов; я обычно кивала или говорила: «Да, папа». Но сейчас, когда я стала старше, его слова постоянно всплывали в памяти, и вспомнить их было гораздо проще, чем его лицо.
Джекс с любопытством посмотрел на меня:
– Конечно, Анни. Скажи Лео, что мы ждем его в понедельник на будущей неделе.
Второй посетитель появился около одиннадцати вечера (поздновато для воскресенья) и тоже не предупредил о своем приходе.
Я увидела Гейбла через глазок и, учитывая все то, что случилось на прошлой неделе, решила не открывать дверь.
– Пошел вон отсюда, – прошипела я.
– Да перестань, Анни. Впусти меня.
Я проверила, на месте ли цепочка, и приоткрыла дверь.
– Нет. Это плохая идея. Тебе надо идти домой, если хочешь успеть до комендантского часа.
– Ну, впусти меня. Чувствую себя дураком, стоя на проходе, – сказал Гейбл, наклоняя голову к просвету между дверью и косяком. Мы стояли так близко, что я почувствовала, что от него пахнет кофе. – Не беспокойся, – продолжал он, – я больше не сержусь на тебя за то, что случилось. Ты была зла, что я с тобой порвал. Я это прекрасно понимаю.
– Все было не так!
Он словно не понимал, что врет.
– Подробности оставим за кадром, Анни. Я зашел сказать тебе, что хочу, чтобы мы остались друзьями, чтобы ты была частью моей жизни.
– Чудненько, – сказала я. – Теперь вали к себе домой!
Почему я так долго терпела этого ублюдка?
– Как насчет плитки шоколада на дорожку? – спросил Гейбл.
Я покачала головой. Так вот что на самом деле значило «останемся друзьями».
– Ну, давай, Анни, я заплачу.
– Я тебе не дилер, Арсли.
Краем глаза я заметила коробку, которую принес Джекс. Я распечатала ее и просунула в щель между дверью и косяком две плитки.
– Наслаждайся, – сказала я и закрыла дверь.
Можно было услышать, как он срывает обертку, даже не зайдя в лифт, – вот свинья. Не в первый раз мне пришло на ум, что существенная часть моей привлекательности в глазах Гейбла была вызвана доступом к шоколаду.
Я подняла коробку и отнесла ее к сейфу в комнате бабули. Когда я перекладывала последнюю плитку, я вдруг услышала, как бабуля произносит имя моей матери:
– Кристина!
Я не ответила. Похоже, у бабушки был кошмар.
– Кристина, подойди сюда, – сказала она.
– Это не Кристина, бабуля. Это Анни, твоя внучка.
Все чаще и чаще бабушка путала меня с мамой. Я подошла к ее кровати, и бабуля взяла меня за руку. Ее хватка была неожиданно сильной. Другой рукой я включила свет.
– Видишь, бабушка, это я.
– Да, – сказала она, – теперь я вижу, что ты не Кристина. – Она рассмеялась. – Я рада, что ты не Кристина О'Хара. Знаешь, мне никогда не нравилась эта ирландская шлюшка. Я говорила Лео, чтобы он не женился на ней, от нее будут одни неприятности. Она была копом. Она сделала его слабым. Глупый влюбленный мальчишка. Я так в нем ошибалась.
Да, я уже слышала все это раньше и напомнила себе, что это голос лекарств и болезни, а не моей бабушки.
– Надеюсь, что ты никогда не переживешь такое разочарование в жизни, моя девочка, – продолжала она. – Это… это словно…
Слеза покатилась по ее щеке.
– О нет, бабушка, не плачь, пожалуйста. – Тут я заметила, что на подоконнике лежит книга Имоджин. – Может быть, ты хочешь, чтобы я почитала тебе?
– Нет! – закричала она. – Я могу читать сама! Глупая сучка, с чего ты решила, что я не могу читать сама?
Она вырвала у меня руку и, хотя я не думаю, что специально, ударила меня по щеке тыльной стороной руки. Мгновение я не могла пошевелиться. Не то чтобы мне было больно, но все же… Она никогда меня не била. Никто в семье меня не бил. Я дралась в школе, но эта пощечина была гораздо, гораздо хуже.
– Вон из моей комнаты! Слышишь меня? Я не хочу, чтобы ты тут была! Убирайся немедленно! Убирайся!
Так что я выключила свет и ушла.
– Спокойной ночи, бабуля, – прошептала я. – Я люблю тебя.
VII
Меня обвиняют в преступлении; все становится еще хуже
К утру понедельника я была рада вернуться в Школу Святой Троицы. По сравнению с домашней жизнью школа казалась отдыхом.
Скарлет заняла для меня место в столовой. Вин тоже тут был – думаю, в школе он был знаком только с нами.
– Могу поспорить, что ты счастлива избавиться от сетки! – сказала Скарлет.
– Да нет. Я уже вроде как к ней привыкла, как и к дежурству по кухне. Думаю, пора найти Арсли и вылить ему на голову очередную… Кстати, что у нас сегодня в меню?
Я посмотрела на поднос Вина. Обед состоял из чего-то белесого шарообразной формы, политого густым коричневым соусом, и еще половинки какого-то багрового комка.
– Словно День благодарения в сентябре, [7]7
Сочетание цветов напомнило героям о Дне благодарения и традиционной еде в этот день: белое – картофельное пюре, коричневое – мясо индейки, багровое – клюквенный соус.
[Закрыть]– сообщил Вин. – Такое сложно вылить на голову парню. – Он набрал на вилку белесой массы. – Слишком плотная, она прилипнет к подносу, и он сможет увернуться.
– Да, ты, пожалуй, прав. Вместо этого я могу попробовать стрелять этой штукой из рогатки.
Я посмотрела на то место, где обычно сидел Гейбл, но его там не было.
– Да и в любом случае Арсли тут нет.
– Его не было и в классной комнате, – сообщила Скарлет. – Может быть, заболел?
– Скорее, прогуливает. Я видела его прошлой ночью, и с ним все было в порядке.
– Ты его видела? – переспросила Скарлет.
– Это не то, что ты думаешь. Он хотел… – Я остановилась. Не стоило упоминать о семейном бизнесе в присутствии Вина, чей отец был неофициальным главой полиции.
– Так чего он хотел? – спросила Скарлет. И она, и Вин ждали окончания фразы.
– Простите, думала о случившемся с бабулей. Поговорить. Все, что ему было надо, – поговорить.
– Поговорить? Это не в стиле Гейбла. И о чем же он хотел поговорить?
– Скарлет, – я выразительно подняла брови, – о разрыве и прочем расскажу позже. Думаю, Вину не стоит это слушать.
Вин пожал плечами:
– Я не возражаю.
– Ну, может быть, я просто не хочу об этом говорить, – сказала я, вставая из-за стола. – Кроме того, мне надо употребить мои кругляши со Дня благодарения до того, как они остынут.
Я не видела Скарлет (чтобы она была при этом одна) до урока фехтования на следующий день.
– Так о чем ты говорила с Гейблом? – прошептала она, когда мы делали растяжку.
– Ни о чем. Он хотел шоколада. Я не могла сказать это в присутствии Вина.
– Гейбл такой идиот! – вскричала она. – Не могу представить, что он в самом деле это сделал!
– Мисс Барбер, давайте помолчим во время растяжки, – сказал мистер Жарр.
– Простите, мистер Жарр, – сказала Скарлет. – Ну, серьезно, – прошептала она мне, – он просто омерзителен. Кстати, и сегодня его тоже не было в классной комнате.
– Почему? – спросила я.
– Чтоб я знала. Возможно, он топит котят или что-нибудь в этом роде. – Она захихикала. – Почему красивые парни всегда социопаты?
– Кажется, Вин не очень похож на социопата, – ответила я, не подумав.
– Неужели? Значит, ты считаешь, что он симпатичный? Наконец-то ты сказала это вслух!
Я покачала головой. Скарлет была неисправима.
– Признание – первый шаг, Анни.
Известие о том, что Гейбл оказался в больнице, застало меня на уроке криминалистики.
Чай Пинтер, которая всегда все обо всех знала, специально подошла к моему столу, чтобы рассказать эту новость.
– Ты слышала о Гейбле? – спросила она.
Я отрицательно покачала головой, и, конечно, она с радостью мне все рассказала.
– Ну, похоже, он заболел утром в понедельник, но его родители не думали, что это что-то серьезное. Они предложили ему остаться дома. А потом он, ну, понимаешь, блевал весь вторник, но они все еще думали, что это желудок или что там еще. А когда ночью со вторника на среду его продолжало рвать, они наконец-то отправили его в больницу. И он все еще там! Райан Дженкинс даже слышал, что ему делали операцию!
Чай явно была в восторге от того, что одного из ее одноклассников, возможно, оперировали.
– Но я не думаю, что это правда. Ты ведь знаешь, что люди склонны делать из мухи слона.
Я это знала.
– Я подумала, что ты должна знать больше, чем я, насчет состояния Гейбла, так как вы долго встречались. Но, похоже, ты ничего не знаешь, – сказала она весело.
Доктор Лау хлопнула в ладоши, начался урок, и Чай вернулась на свое место.
Часть лекции была посвящена тому, как болезни различными способами влияют на разложение тела, но я слушала невнимательно. Нет, я не волновалась насчет Гейбла, но новость меня поразила. И я не могла не думать о том, была ли я последним человеком, кто видел его в воскресенье вечером. А если это в самом деле так, то, возможно, это совпадение приведет к проблемам в будущем или даже сегодня. Возможно, я была параноиком, но… Жизнь научила меня, что умные люди всегда ждут худшего. Но если это правда, пора было составлять план действий. Тут Вин прошептал:
– С тобой все в порядке?
Я утвердительно кивнула, но все было далеко не в порядке. Прямо сейчас мне было необходимо пойти и позвонить мистеру Киплингу. Однако не стоило, чтобы окружающие видели, как я убегаю из класса для звонка адвокату. Так что я продолжала сидеть на своем месте, обхватив руками колено, смотрела на доктора Лау и не слышала ни единого ее слова.
Вин снова прошептал:
– Я могу чем-нибудь помочь?
Я раздраженно помотала головой. Что он мог сделать? Мне нужны были тишина и время.
Как только прозвенел звонок, я направилась к телефонам-автоматам, которые находились напротив канцелярии. Нужно было позвонить бабушке и мистеру Киплингу. Я двигалась очень быстро, но старалась не бежать.
Но дойти до них я не успела; кто-то положил мне руку на плечо. Это была директор.
– Аня, – сказала она, – этим людям надо поговорить с тобой.
Обернувшись, я без особого удивления увидела, что за ее спиной стоят несколько полицейских. Они не носили форму – детективы в штатском, думаю, – но я ощущала исходящую от них ауру представителей закона.
– Директор, как много времени это займет? Мне нужно успеть на контрольную по английской литературе, будет «Беовульф».
В отдалении стояли мои одноклассники и с любопытством пялились на меня. Я старалась не обращать на них внимания. Мне нужно было сосредоточиться.
– Не беспокойся, я прослежу, чтобы ты смогла наверстать упущенное, – сказала она, переместив руку мне на спину. – Офицеры, давайте проведем беседу в более частной обстановке.
Во время короткой дороги в кабинет я обдумывала, не воспользоваться ли мне правом отказаться отвечать на вопросы без адвоката. Я бы чувствовала себя лучше, будь мистер Киплинг в комнате, но в то же время я знала, что требование его присутствия произведет негативное впечатление, и они могут решить провести мой допрос в полицейском участке (хотя вызов адвоката был моим правом). Так будет только хуже. «Успокойся, Аня, – сказала я себе. – Давай подождем и посмотрим, что будет».
В кабинете директора было трое детективов – двое мужчин и женщина лет тридцати с короткими вьющимися волосами. (Несмотря на мое затруднительное положение, я не могла не подумать, что ей стоило бы воспользоваться парой талонов на средства для волос.) Она представилась как детектив Фраппе. Двое мужчин выглядели почти одинаково – прически «ежиком», одутловатые лица, только у одного был красный галстук (детектив Кранфорд), а у другого – черный (детектив Джонс).
Похоже, детектив Фраппе была тут главной: говорила большей частью она.
– Аня, ты бы нам очень помогла, если бы ответила на пару вопросов.
Я кивнула.
– Полагаю, ты уже слышала о Гейбле Арсли.
Я тщательно обдумала ответ.
– Только слухи. Единственное, что я знаю точно: он отсутствовал в школе.
– Он в больнице, – сказала Фраппе. – Он очень болен, даже может умереть. Поэтому для нас очень важно, чтобы ты рассказала нам все, что знаешь.
Я кивнула и сказала:
– Могу я задать вопрос?
Фраппе обменялась взглядами с Кранфордом, он медленно наклонил голову в ответ, так что, может быть, главным был все-таки он.
– Почему бы и нет, – сказала Фраппе.
– Что с ним случилось?
Фраппе еще раз посмотрела на Кранфорда, и он снова кивнул.
– Гейбл Арсли был отравлен.
– Ох, бедный Гейбл, господи. – Я покачала головой. – Прошу прощения, директор, это так ужасно.
– И что ты чувствуешь по этому поводу? – спросила Фраппе.
Я подумала, что покачивание головы, употребление имени Божьего всуе и слова «это так ужасно» достаточно ясно выразили мое отношение, но…
– Конечно, это очень грустно. До недавнего времени он был моим парнем.
– Да, директор нам это уже рассказала. Поэтому мы и хотели поговорить именно с тобой, Аня.
– Да.
– Он с тобой порвал?
Джонс записывал всю беседу на диктофон (если я не упоминала об этом раньше). Мне не хотелось, чтобы на пленке было зафиксировано, будто мы расстались по инициативе Гейбла.
– Нет, – сказала я.
– Ты порвала с ним?
– Можно сказать, что решение было обоюдным.
– Можешь рассказать подробнее?
Я покачала головой:
– Это вроде как личное.
– Нам важно это знать, Аня.
– Я не хочу говорить об этом в присутствии директора. – Я взглянула на нее. – Это неприятная история, и я смущаюсь.
– Продолжай, Аня, – сказала директор. – Я не буду тебя осуждать.
– Хорошо.
Я видела, к чему они клонят, и решила, что так как у меня нет достаточно информации об отравлении Гейбла и о том, собираются ли они обвинить меня, врать или скрывать правду было бы глупо.
– Гейбл хотел со мной переспать, и когда я сказала «нет», он все равно продолжал настаивать. Единственное, что остановило его, это что мой брат вошел в комнату.
Кранфорд наклонился к Фраппе и что-то прошептал ей на ухо. Кажется, я разглядела, как его губы выговаривают слово «мотив». Округлое «мо», появился язык на «ти» и быстро исчез на «в». «Мотив». Ха, конечно, у меня был мотив.
– Можно сказать, что ты была очень зла на Гейбла? – на этот раз заговорил сам Кранфорд.
– Да, но не потому, что он захотел со мной переспать. Я злилась, потому что он всем врал о том, что произошло, за это я и вывалила ему лазанью на голову. Думаю, вы об этом уже слышали, но если нет, директор будет рада просветить вас. – Я сделала паузу. – Давайте сразу определимся, детективы. Я не травила Гейбла. И если вы хотите спросить меня о чем-либо еще, вам придется задавать мне вопросы в присутствии моего адвоката. Возможно, вы знаете, кем был мой отец, но моя мать была полицейским, и я знаю свои права. – Тут я встала. – Директор, могу ли я сейчас идти на урок?
В коридоре было пусто, но я не была уверена, что за мной не следят. Я сделала вид, что иду на урок английской литературы, но прошла мимо двери и вышла наружу, на школьный двор. Погода наконец-то стала похожа на осеннюю. В более обычных обстоятельствах это могло бы меня порадовать.
Я пересекла двор и вошла в церковь, а оттуда прошла в кабинет секретаря. Он был пуст, как я и предполагала, – секретаря на прошлой неделе уволили. Я взяла телефонную трубку, ввела код, который выводил на городскую линию (даже не спрашивайте, как я его узнала) и набрала номер дома. Ответил Лео.
– Ты один?
– Да, и у меня все еще болит голова, – ответил он.
– Имоджин здесь?
– Нет.
– Бабуля проснулась?
– Нет. Что случилось? У тебя странный голос.
– Послушай, Лео, к нам в дом очень скоро могут заявиться люди. Я не хочу, чтобы ты пугался.
Лео ничего не сказал.
– Лео, я не могу видеть, как ты киваешь, мы же говорим по телефону.
– Я не буду пугаться, – сказал он.
– Мне надо попросить тебя сделать кое-что очень важное, – продолжала я. – Но ты не должен никому говорить об этом, особенно тем людям, что придут к нам домой.
– Хорошо, – сказал Лео, но как-то не слишком убедительно.
– Возьми шоколад из шкафа бабушки и брось его в установку для сжигания отходов.
– Но, Анни!
– Это очень важно, Лео. У нас из-за него могут быть неприятности.
– Неприятности? Я не хочу, чтобы у кого-то были неприятности.
– Их и не будет. И не забудь нажать на кнопку запуска. И проследи, чтобы бабушка не видела, что ты делаешь.
– Думаю, я смогу это сделать.
– Послушай, Лео. Возможно, я буду дома очень поздно. Если это произойдет, позвони мистеру Киплингу. Он знает, что делать.
– Ты пугаешь меня, Анни.
– Прости, я объясню все позже, – сказала я. – Я люблю тебя.
Я скрестила пальцы на удачу, чтобы Лео успел избавиться от шоколада до того, как появятся копы.
Потом я позвонила мистеру Киплингу.
– Копы пришли сегодня в школу. Кто-то отравил моего бывшего парня, и они думают, что это я, – сказала я, как только он подошел к телефону.
После короткой паузы он сказал:
– Ты все еще в Школе Святой Троицы?
– Да.
– Я прямо сейчас поеду к тебе. Держись, Аня. Мы разберемся с этим.
И в этот момент дверь в офис секретаря открылась.
– Мы нашли ее! – закричал детектив Джонс. – Она звонит по телефону!
Затем он повернулся ко мне:
– Нам нужно забрать тебя в участок для дальнейшего допроса. Твой парень только что впал в кому. Врачи думают, что он может умереть.
– Бывший парень, – тихо сказала я.
– Аня? Ты все еще у телефона? – спросил мистер Киплинг.
– Да, мистер Киплинг, – ответила я. – Не могли бы вы встретиться со мной не в школе, а в участке?
Меня никогда не пугал вид полицейского участка, и я не особенно волновалась, очутившись там в качестве задержанной. Хоть я и выросла в окружении преступников, меня еще никогда не обвиняли в преступлении.
Копы ввели меня в комнату, где одна из стен была зеркальной, и я предположила, что за мной наблюдают из-за стены. На потолке светила флуоресцентная лампа, а обогреватель, казалось, был включен всегда, вне зависимости от погоды. Полицейские сели по одну сторону стола, а я по другую. С их стороны на столе стоял кувшин воды; мне питье не полагалось. У них были стулья с обивкой, а у меня – складной стул из голого металла. Очевидно, замысел комнаты был в том, чтобы заставить обвиняемого (то есть меня) почувствовать себя некомфортно. Жалкая попытка.
Детективы были те же самые, что и в школе – Фраппе и Джонс, только Кранфорд вышел. Как и раньше, большей частью говорила Фраппе.
– Мисс Баланчина, – начала она, – когда вы в последний раз видели Гейбла Арсли?
– Я не стану отвечать на ваши вопросы, пока не прибудет мой поверенный, мистер Киплинг. Он должен быть здесь через…
И в этот момент в дверь комнаты допросов вошел сам мистер Киплинг. Он был абсолютно лысым, низеньким и немного полноватым, но у него были добрейшие (хоть и слегка навыкате) голубые глаза. От него пахло потом, он задыхался, и я никогда еще не была так рада его видеть.
– Прости, я опоздал, – прошептал он. – Машина попала в пробку, так что мне пришлось бежать.
Он обернулся к двоим детективам:
– Разве так уж необходимо было тащить шестнадцатилетнюю девушку, у которой за душой ни единого ареста, в полицейский участок? Лично мне это кажется несколько чрезмерным, как и температура в комнате!
– Сэр, проходит расследование покушения на жизнь, и обращение с мисс Баланчиной было соответствующим, – сказала Фраппе.
– Спорный вопрос, – ответил мистер Киплинг. – Допрос несовершеннолетней в школе без опекуна или поверенного кажется мне очень сомнительным. Лично я не могу не задаться вопросом, почему полицейское управление Нью-Йорка настаивает, что мальчишка с расстройством желудка – жертва попытки умышленного убийства.
– Мальчик в коме и может умереть, мистер Киплинг. Я бы хотела продолжить расспрашивать мисс Баланчину, так как время играет большую роль, – сказала Фраппе.
Мистер Киплинг кивнул.
– Мисс Баланчина, когда вы в последний раз видели Гейбла Арсли?
– В воскресенье вечером. Он зашел ко мне домой.
– Зачем?
– Он сказал, что чувствует себя неловко после того, что произошло между нами, и хочет, чтобы мы оставались друзьями.
– Что-нибудь еще? – спросила она. – Была ли у его прихода иная причина?
Я понимала, к чему она клонит.
Шоколад. Всегда шоколад.
Я велела Лео уничтожить его, так как хранение шоколада было незаконным, и я не хотела, чтобы у моей семьи были проблемы, если копы вздумают обыскать мой дом. Но что, если полицейские думают, что я отравила Гейбла при помощи шоколада? В таком случае просьба брату могла выглядеть как попытка уничтожить улики. Мне надо было подумать об этом раньше. Мне надо было хорошенько все обдумать, вот только времени не было – все происходило слишком быстро.
В мою защиту можно сказать, что Гейбл вовсе не был пай-мальчиком. Он был богатеньким обжорой и активным потребителем контрабандных товаров. Кто знает, во что он себя втравил? Кроме того, у меня не было причин сомневаться в качестве шоколада Баланчиных. Хотя всю мою жизнь шоколад был запрещен, я никогда не думала, что он может быть отравлен. Папа всегда так бдительно следил за контролем качества… но все-таки папа не управлял шоколадной фабрикой уже очень долгое время.
– Мисс Баланчина, – повторила Фраппе.
Все, что оставалось сейчас, – быть честной.
– Да, была и другая причина. Гейбл хотел знать, есть ли у меня шоколад.
– И он был?
– Да, – сказала я.
Фраппе что-то прошептала Джонсу.
Мистер Киплинг сказал:
– Перед тем как вы двое начнете бурно радоваться, я хочу напомнить, что семья Баланчиных традиционно связана с импортом и экспортом шоколада. Они производят линию шоколада под названием «Особый Баланчина», которая продается в России и Европе, где шоколад не находится под запретом. Естественно, что часть продукции иногда оказывается здесь, так что я не нахожу ничего необычного в том, что в доме у мисс Баланчиной был шоколад.
– Человек, которому она дала этот шоколад, отравился, – заметил Джонс.
– О, вы тоже умеете говорить? – сказал мистер Киплинг. – Даже если мистер Арсли и был отравлен, какие доказательства, что источником яда был именно шоколад? Яд мог попасть в его организм и другими путями.
Фраппе улыбнулась и сказала:
– Вообще-то мы со стопроцентной уверенностью можем утверждать, что отравлен был именно шоколад. Когда мисс Баланчина решила отравить Арсли, она дала ему две плитки шоколада.
– Ваша девочка действовала наверняка, – сказал Джонс.
– Она дала ему две плитки шоколада, но мистер Арсли съел только одну, – продолжила Фраппе. – Его мать нашла вторую плитку в его комнате и немедленно послала ее в лабораторию, где обнаружили, что плитка содержит большое количество фретоксина.
– Ты знаешь, как фретоксин действует на человека, Аня? – спросил Джонс. – Все начинается со слабых болей в желудке. Человека даже не тошнит.
– Бедный мальчик, наверное, подумал, что у него грипп, – вставила Фраппе.
– Но потом отравление начинает прогрессировать, – продолжал Джонс. – А если отложить лечение надолго, в желудке и кишечнике появляются язвы. Печень и селезенка перестают работать, отказывают и другие органы. Тем временем по всей коже вылезают волдыри. В конце концов организм больше не может этого выдерживать; у человека случается сердечный приступ либо начинается сепсис от множества инфекций, которые бушуют в теле. Фретоксин вызывает полный отказ работы всех органов, и, что самое грустное, человеку уже все равно. Он может только молиться, чтобы все это наконец закончилось.
– Чтобы сотворить такое с человеком, надо действительно его ненавидеть, – сказала Фраппе.
– Так ненавидеть, как ты ненавидишь Гейбла Арсли, – закончил Джонс.
– Я не знаю, как фретоксин попал в шоколад! Я бы никогда не отравила Гейбла! – закричала я. Однако в глубине души я понимала, что крики бесполезны. Эту проблему не решить сегодня.
После этого они взяли отпечатки моих пальцев, сделали фотографии и заперли меня на ночь в одиночной камере. На следующий день судья по делам несовершеннолетних должен был решить, куда меня поместить в ожидании суда по делу о покушении на жизнь Гейбла и по менее серьезному делу – о хранении незаконных веществ. Мистер Киплинг думал, что они, вероятно, отошлют меня домой с жучком, вживленным в плечо, так как у меня прежде не было задержаний.
– Возможно, тебе стоит остаться у меня и Кейши на некоторое время, если судья подумает, что бабушка не сможет проследить за тобой, – сказал мистер Киплинг. Кейшей звали его жену.
– Она не будет возражать?
– Нет, ей бы это понравилось. Она порой ужасно скучает по нашей дочери. Так что держись, Аня, – мистер Киплинг говорил это, стоя у решетки камеры. – Я все улажу, обещаю.
Я кивнула, но он меня не убедил.
– Вы должны знать, – прошептала я, – что это Джекс Пирожков дал мне этот отравленный шоколад.
Мистер Киплинг обещал в этом разобраться.
– Давай подождем и не будем говорить полиции о Пирожкове до тех пор, пока у нас не будет больше информации. Они уверены, что ты преступница, так что надо быть осторожными. Мы не должны невольно дать им оружие в руки.
– Я также велела Лео уничтожить остатки шоколада, – продолжала шептать я. – Это было глупо. Я действовала не подумав. Я беспокоилась, что они будут обыскивать дом и найдут контрабанду.
Мистер Киплинг кивнул.
– Я знаю, Лео звонил мне. Полиция как раз постучала в дверь, когда Лео пытался залезть в шкаф Галины. Он бы не успел это сделать.
– Хорошо, – сказала я. – Я рада, что не сделала своего брата соучастником чего бы то ни было.
Мой голос прервался на слове «соучастник», в горле возник комок – было похоже, что сейчас польются слезы. Но все же я не позволила себе плакать.
– Не волнуйся, Аня, – сказал мистер Киплинг. – Проблема непременно будет решена. Я уверен, что всему этому есть логическое объяснение.
Я внимательно посмотрела на него. Лицо мистера Киплинга было очень бледным, с зеленоватым отливом, а глаза сильно покраснели.
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Всего лишь немного устал. Сегодня был трудный день. Не волнуйся обо мне. Я хочу, чтобы ты хорошо выспалась, по крайней мере, настолько хорошо, насколько это возможно в полицейском участке.
Он указал на металлическую кровать с тонким, как бумага, матрацем, покрытую колючим шерстяным одеялом.
– Подушка не выглядит так уж плохо, – заметила я. И в самом деле, она была на удивление пухлой.
– Узнаю мою девочку, – сказал адвокат. Он просунул руку сквозь прутья и погладил меня указательным пальцем по щеке. – Увидимся завтра, Анни, в суде. Я останусь в твоей квартире, чтобы убедиться, что у Лео, Нетти и Галины есть все необходимое.
Полицейские забыли забрать мою цепочку с крестом из платины и золота. Я расстегнула ее и вручила мистеру Киплингу; она принадлежала моей матери, и мне не хотелось, чтобы она потерялась или ее украли.
– Для сохранности, – сказала я.
– Я принесу ее тебе завтра утром, – пообещал он.