Текст книги "Шоколадная принцесса"

Автор книги: Габриэль Зевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Ты не знала, что я стоял за дверью, но я был там. Бабуля сказала, что я как он, что я дурак и единственное, что могу делать, это носить ящики. И ты согласилась. Лео Дурачок. Как Виктор по прозвищу Бык.

– Нет, Лео, ты неправильно понял…

Но он все понял верно.

– Все меня недооценивают, Анни. Только то, что мне трудно найти нужное слово и что я порой плачу, вовсе не значит, что я идиот. И только то, что у меня припадки, не делает меня слабаком, неспособным защитить сестер. Только то, что меня когда-то ранили, не значит, что я бесполезная вещь, которая никогда не станет лучше.

Мне хотелось кричать от боли, но я не могла себе позволить привлечь чье-то внимание.

– Это тебе Джекс объяснил?

– Нет! Ты меня не слушаешь, Анни. Это я. Может быть, Джекс сообщил мне пару вещей о том, как устроена Семья. Но я сделал это сам. Ради всех нас.

Лео был сбит с толку и сделал смертельную ошибку. Как я поняла, им манипулировал Джекс; но это не отменяет того факта, что Лео совершил попытку убийства. Если Семья доберется до него, Лео будет мертв. Если полиция будет первой, то его пошлют в тюрьму, которая может быть даже хуже, чем смерть, для такого человека, как мой брат.

Мне нужно было вывезти его из страны. Но первым делом надо было его вывести из школы.

Я снова перекрестилась и произнесла быструю молитву.

Я заставила Лео пообещать, что он станет менять скамьи в течение дня, это уменьшало шансы на то, что его заметят. Также я дала ему мой школьный шарф, чтобы его приняли за кого-то другого, если увидят.

Затем я пошла в офис церковного секретаря – он по-прежнему был пуст, так как администрация до сих пор не наняла нового, – и набрала номер телефона. В Киото было девять вечера. Не думаю, что время было слишком поздним для звонка, но даже если так, дело не могло ждать.

Юджи ответил по-японски.

– Юджи, это Аня Баланчина. Мне нужна помощь. – Я объяснила, в чем дело. – Я не прошу тебя, чтобы ты присматривал за Лео, но я не могу позволить, чтобы он оставался в стране. Он будет убит, и Баланчины вправе это сделать. Но я не могу позволить брату умереть, верно?

– Конечно, – ответил Юджи.

– Я надеюсь, что ты сможешь организовать тайную переправку Лео в Японию. И опять-таки я знаю, что ты скомпрометируешь себя, если он останется в твоем доме, так что надеюсь, что ты сможешь найти место, где за ним будут присматривать. Он сошел с ума. Он не имеет представления ни о своих способностях, ни о своих границах. Думаю, что его дружок, о котором ты меня предупреждал, Джекс, подстегивал его, но до каких пределов, я до сих пор не знаю.

– Я устрою транспорт и место для твоего брата, – ответил Юджи.

– Спасибо. Конечно, за все будет заплачено, но не прямо сейчас.

– Без проблем.

– Я… может показаться, что это выглядит лицемерно, ведь я прошу тебя о таком огромном одолжении, но я хочу поблагодарить тебя за цветы и особенно за записку.

– Конечно, Аня. Можно задать тебе вопрос?

– Да.

– Ты уже подумала о том, как и когда ты сможешь его вытащить из школы? Если она окружена полицией и репортерами, как ты говоришь. И если, очевидно, ты не можешь его привести домой.

– Через две недели случится школьный бал. Это большой праздник. Банкет, маскарадные костюмы, люди ходят туда-сюда. Думаю, что смогу его вытащить, хотя пока точно не знаю как.

– Предлагаю, чтобы он прямо из школы попал в машину. Так будет меньше шансов, что все пойдет наперекосяк.

Я согласилась. Мы решили, что переговорим снова ровно через неделю, и тогда Юджи точно сообщит, куда отправится Лео. Я должна буду позвонить ему из школы: наш домашний телефон могли прослушивать.

– Спасибо тебе, – сказала я раз в четвертый.

– Рад помочь. Когда-нибудь (я надеюсь, что этот день никогда не придет) я тоже смогу обратиться к тебе за помощью.

Да, я прекрасно знала, что это значит.

– И, Юджи, постарайся устроить его в хорошее место. Он совершил ужасную вещь, но у него добрая душа. Он всего лишь ребенок.

Голос мой прервался на слове «ребенок», показав больше эмоций, чем мне бы хотелось.

Я пошла на фехтование. Мы со Скарлет не разговаривали с тех пор, как она мне рассказала про Гейбла, так что она удивилась, когда я ее приперла к стенке в раздевалке.

– Скарлет, ты все еще в комитете по подготовке вечера? – прошептала я.

– О, мисс Баланчина соизволила поговорить со мной. Но не думаю, что я желаю разговаривать с тобой, – ответила она.

– Скарлет, у меня нет времени на эти глупости. Мне нужна твоя помощь в очень важном деле. И ты должна поклясться, что не расскажешь об этом Арсли. Если расскажешь, могут пострадать и даже погибнуть люди.

– Я не рассказываю Гейблу все подряд, знаешь ли. – Она понизила голос до шепота. – Это насчет Лео?

Я удостоверилась, что за нами никто не следит и не подслушивает, и кивнула.

– Что я могу сделать? – спросила она.

– Он тут, в школе. Я подготовила ему переезд в дальние края, но мне нужно разработать план, как вытащить его отсюда. Я надеялась, что смогу это сделать во время вечера. И не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме нас, знал об этом; я не говорила Вину и даже Нетти.

Скарлет кивнула.

– Значит, ты все еще доверяешь мне, даже несмотря на то, что я иду на вечер с Гейблом.

– Я верю, что ты никогда не сделаешь ничего, что способно навредить Лео, Нетти или мне, – сказала я дипломатично. – Ты мой самый старый друг, и мне нужна твоя помощь.

Скарлет оценила мои слова и обняла меня.

– Я так по тебе скучала!

Я обняла ее в ответ. Я тоже по ней соскучилась.

Мы со Скарлет шепотом обговаривали наш план во время фехтования всю следующую неделю. Однако мы решили не возобновлять обеды за одним столом; так никто не догадается, что она мне помогает.

Некоторые из наших задумок были чересчур сложны. Например, соорудить пиньяту – мексиканскую игрушку – в виде лошади на колесах и спрятать Лео внутри. Но для этого потребовались бы лицензии на бумагу и умение строить пиньяту, и кроме того, она совершенно не вписывалась в тему вечера «Рай на Гавайях». В конце концов мы остановились на очень простом решении: спрятать Лео в открытую. Мы предположили, что раз много парней пойдет на бал в смокингах, почему бы Лео просто не выйти в нем? В 9:30, примерно через час после начала вечера, Лео просто выйдет наружу и сядет в машину. Он будет выглядеть словно один из парней, пришедших на танцы. Скарлет и я даже устроили так, что Гейбл, Вин и Лео возьмут напрокат совершенно одинаковые смокинги. Без ведома каждого из них они помогут создать иллюзию, что Лео – всего лишь один из школьников, неотличимый от множества других.

Забавно: где-то дней за десять до бала Вин спросил меня, хочу ли я пойти.

– Ты столько пережила за последнее время, – сказал он, – и я знаю, что тебе меньше нравятся вечеринки, чем мне. Я пойму, если ты не захочешь идти на эту.

– Нет, я хочу пойти с тобой. Думаю, для меня будет лучше не киснуть дома и выходить наружу так часто, как можно.

Это была чистая правда, но я не упомянула, что сама жизнь моего брата зависит от того, пойду ли я на этот бал. Еще никогда я не ждала ни одного официального мероприятия с таким нетерпением.

За неделю до вечера я позвонила Юджи, как мы и договаривались. Он заказал транспорт для Лео, как и обещал.

– Машина доставит его на лодку, которая привезет его на остров у берегов Массачусетса. А оттуда частный самолет заберет его в Японию.

После некоторого колебания я спросила:

– А в Японии, что ждет его там?

– Я нашел для него очень хорошее место; думаю, оно тебе понравится. Это буддийский монастырь у подножия горы Койя. Там есть озеро, полное рыбы, и много животных. Я помню, ты говорила, что твой брат питает слабость к животным. Монахи, что живут там, – мирные люди. Они едят рыбу, но никакого мяса. И что еще лучше, языковой барьер не будет для твоего брата проблемой, а тебе не надо будет беспокоиться о том, как его примет общество, – большинство монахов там хранят обет молчания. Распорядок там не суровый, и, думаю, монахи будут добры к твоему брату, Аня.

Я закрыла глаза и представила, как Лео в соломенной шляпе ловит рыбу, сидя в лодке. Небо и вода были настолько синие, что с трудом можно было различить, где начинается одно и кончается другое.

– По описанию похоже на райское место. Откуда ты о нем узнал?

– Когда-то давно я подумывал остаться там сам, – ответил Юджи Оно.

Прошла бесконечная неделя, наполненная страхом, что убежище брата обнаружат, во время которой мы вели множество тайных бесед со Скарлет и Лео. И наконец пришел выпускной вечер. Вин купил мне букет, состоящий из единственной белой орхидеи, чтобы носить на запястье. Орхидея была красивая, но в сочетании с черным платьем эффект был несколько похоронный.

– Я не хотел приносить тебе розы, – объяснил он. – Слишком банально для Анны Баланчиной.

– Повеселитесь как следует! – пожелала Нетти, нажав на спуск фотокамеры. – Хотела бы я пойти с вами.

– Вот, позаботься о моей шляпе, – сказал Вин, нахлобучив свою шляпу на голову Нетти.

Мы вошли в танцевальный зал в половине девятого. Я протанцевала с Вином несколько танцев, потом извинилась и пошла в дамскую комнату на третьем этаже, где мы договорились встретиться со Скарлет. Задача Скарлет заключалась в том, чтобы принести смокинг и переодеть Лео.

– Лео надел смокинг? – спросила я Скарлет.

– Да, – ответил за нее Лео, выходя из одной из кабинок. Он выглядел таким красивым и таким взрослым. Я даже пожалела, что не захватила фотоаппарат, чтобы показать Нетти фотографию, хотя невозможность этой затеи была очевидна.

– Ну разве он не здорово выглядит? – спросила Скарлет.

– Верно. – Я поцеловала Лео в щеку.

– Может, мне стоит проводить Лео до машины? – спросила Скарлет и надела на Лео черную шляпу, так что его лицо оказалось в тени. – На случай, если снаружи кто-нибудь тебя узнает.

Мы обговаривали это предложение несколько раз и решили, что раз Скарлет пошла на вечер с Гейблом, который передвигался в инвалидном кресле, будет лучше, если именно я провожу Лео к машине. Вполне возможно, что Лео примут за Вина, если на нас кто-нибудь вообще обратит внимание.

– Нет, все будет в порядке. До машины всего метров пятнадцать.

– Лео, ты готов?

Он предложил мне свою руку, и я взяла его под локоть.

– Прощай, Скарлет, – сказал он. – Ты сегодня выглядишь очень красивой. Не позволяй Гейблу дурно обращаться с тобой.

– Не позволю, Лео, клянусь, – ответила она.

Мы сошли по лестнице, прошли мимо администрации, спортивного зала, где были танцы, и мимо билетеров. Мы уже почти дошли до входной двери, когда я услышала, как кто-то окликнул меня. Это была доктор Лау, одна из дежурных учителей. Я повернулась поговорить с ней, молясь про себя, чтобы Лео догадался не ходить за мной.

– Хорошая новость, Аня! Я везде тебя искала – хотела сообщить тебе лично, что я получила ответ на твое заявление на участие в летнем лагере для юных криминалистов. Ты прошла конкурс.

– Ох, здорово, просто здорово, – сказала я. – Я… у меня немного кружится голова. Ничего, если мы поговорим чуть позже?

– Что-то случилось, Аня?

– Все в порядке. Мне лишь надо немного свежего воздуха. Буду тут через пять минут.

Я толкнула тяжелые дубовые двери школы и вывела Лео через них. Мы пошли по тротуару. Три парня в смокингах гоняли футбольный мяч, а на ступеньках у входа в школу сидели девушки в вечерних платьях. Среди них была и Чай Пинтер, но она меня не видела. В поле зрения не было ни репортеров, ни папарацци, да пусть бы даже и были – Лео уже пора было ехать, медлить было нельзя.

Словно по заказу, за несколькими учениками приехали машины. В конце ряда черных лимузинов я заметила наш: машину с освежителем воздуха в виде четырехлистного клевера на заднем стекле.

Остаток пути мы прошли ровным шагом. Никто, казалось, нас не видел. Когда Лео уже стоял у двери со стороны пассажира, я быстро клюнула его в щеку:

– Хорошей поездки!

Я подумала, что нам лучше избежать долгих прощаний.

– Кстати, не вернешь ли мне папин револьвер?

– Зачем? – спросил Лео.

– Там, куда ты отправишься, он тебе будет не нужен.

Лео достал револьвер из-за пояса, и я положила его в сумочку.

– Я люблю тебя, Анни, и передай Нетти, что ее я тоже люблю. Мне очень жаль, что я причинил вам столько неприятностей.

– Не переживай, Лео. Ты мой брат, и я сделаю для тебя все, что угодно.

Лео сел в машину.

– А я смогу приехать на Рождество?

– Нет, Лео, боюсь, не сможешь. Но давай посмотрим, как все будет, хорошо? Может быть, я смогу тебя когда-нибудь навестить.

– И Нетти?

– И Нетти, – солгала я.

Я проводила взглядом машину Лео, потом вернулась обратно. Кстати, доктора Лау уже не было в холле. Я хотела пойти в зал, потанцевать с моим парнем и немного расслабиться. Теперь, когда я увидела, что Лео уехал, невидимая рука, сжимавшая мои внутренности все эти две с половиной недели, начала разжиматься (окончательно она исчезнет, лишь когда я услышу новости от Юджи).

Я нашла Вина; он разговаривал со знакомыми из «группы».

– Где ты так долго была?

– На обратном пути из дамской комнаты я встретила доктора Лау. Похоже, мою кандидатуру одобрили. Она мне все уши об этом прожужжала.

– Поздравляю! Очень горд за тебя. И еще раз – сколько продлится лагерь?

– Шесть недель.

– Ну, не так уж плохо. Хотя я точно буду по тебе скучать, – сказал он и притянул меня к себе.

Потом мы с Вином протанцевали еще несколько песен. Мне раньше казалось, что я не люблю танцы, но может быть, у меня просто не было подходящего партнера.

– Последняя песня, – прокричал лидер группы, – все на танцпол!

В другом конце зала я увидела Скарлет с Гейблом. Я решила официально помириться со Скарлет – я имею в виду в присутствии Гейбла.

– Ты мой лучший друг, – сказала я, когда дошла до них, – но я не управляю твоей жизнью. И если ты хочешь танцевать с этим имбецилом, думаю, это твое дело.

Скарлет улыбнулась мне:

– Конечно, Аня, спасибо. Это для меня много значит.

– Эй, ты не хочешь сказать, что я не имбецил? – сказал Гейбл Скарлет.

Скарлет покачала головой.

– Ну, порой ты его очень напоминаешь.

Я вернулась к Вину:

– Давай пойдем домой.

Мы вышли из танцевального зала рука под руку. Нас не ждала машина, мы собирались, как обычно, поехать на автобусе.

– Прекрасная ночь, – сказал Вин. – Можно сказать, что лето уже совсем близко.

И тут я услышала выстрел.

Я полезла в сумочку за папиным револьвером.

Снова выстрел.

Вин упал на землю.

– Боже мой, Вин!

Я вытащила револьвер из сумочки, взвела курок, прицелилась и выстрелила. Стрелявший находился от нас на расстоянии метров пяти, было темно, но стреляла я хорошо (папа позаботился об этом). Стреляла я для того, чтобы не дать убежать, а не чтобы убить. Одну пулю я отправила в плечо, а вторую – в колено.

Я подбежала к стрелявшему, откинула ногой пистолет так, чтобы он не смог его достать, и потом вернулась к Вину. Наши одноклассники стали собираться вокруг него.

– Кто-нибудь, позвоните девять-один-один. Стреляли в Вина Делакруа. – Мой голос был тверд, даже если о самой себе я бы так не сказала.

Я опустилась рядом с ним на колени. Он был в обмороке от боли или, быть может, ударился головой, когда падал. Единственная рана, что я видела, была в бедре. Оттуда текла кровь, так что я сняла шарф и обмотала его вокруг ноги как жгут.

И побежала через школьный двор к стрелявшему, который тоже лежал на тротуаре. На нем была маска, сделанная из лыжной шапочки. Я сорвала ее с его лица: это был Джекс.

– Пожалуйста, не стреляй в меня. Я не хотел убить Лео, честно, клянусь, всего лишь пытался ранить его, чтобы отвести к Юрию и Микки.

– Чтобы они убили моего брата, а ты стал героем, верно? Ты болван, это был даже не Лео. Лео тут нет. Это был мой парень, Вин.

– Анни, мне очень жаль, это была ошибка, честно.

– Ничто из того, что ты делаешь, нельзя назвать честным, Джекс.

Хотелось бы мне знать, как Джекс узнал, что Лео в школе. Догадался? Или Лео как-то связался с ним? Или информатором был совсем другой человек? О моем плане знали только Юджи и Скарлет, и сильно сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них сказал Джексу. Прямо сейчас я не могла об этом думать. И спросить Джекса тоже не могла, так как если бы я спросила, это было бы равносильно признанию, что мы смогли тайно переправить Лео сегодня из страны.

– Ты ведь знаешь, кто отец моего бойфренда, верно?

– Помощник окружного прокурора, – сказал Джекс. До него начало доходить, в чьего сына он стрелял.

– Поздравляю, кузен. Теперь наши жизни превратятся в ад.

Показалась полицейская машина.

– Что тут произошло? – потребовал ответа полицейский.

– Этот человек, Яков «Джекс» Пирожков, стрелял в моего парня, – сказала я.

Полицейские надели на Джекса наручники; он вздрогнул от боли, когда полицейские потянули его за руку.

– А кто выстрелил в него? – полицейский указал на Джекса.

– Я, – ответила я и, конечно, тоже оказалась в наручниках.

Потом приехала «скорая» и отвезла Вина в госпиталь. Я отчаянно хотела поехать с ним, но, конечно, не могла это сделать в наручниках. Я прокричала Скарлет, чтобы она поехала с ним вместо меня, и она так и сделала.

Потом приехала еще «скорая» и забрала Джекса.

И в конце концов приехала вторая полицейская машина за мной.

XIX
Я заключаю честную сделку

Четыре часа меня допрашивали в участке, но о Лео я не сказала ничего. Все, что удалось узнать полиции, – что какой-то мелкий бандит стрелял в моего парня и что я подстрелила его в целях самозащиты, так что они смогли предъявить мне только незначительные обвинения: незаконное владение оружием и просроченное разрешение на владение оружием. Надо добавить, что я спасла жизнь сыну Чарльза Делакруа – стоило ли упоминать, что именно из-за меня он попал в ситуацию, подвергшую его жизнь опасности? С точки зрения полицейских я была героиней. Или по крайней мере антигероиней.

Так что меня заключили под домашний арест, в то время как власти совещались, что же со мной делать. Меня не послали в «Свободу» после того, каким фиаско закончилось мое предыдущее там пребывание.

Что еще я могу вам рассказать? Ах да, Лео. Мое домашнее заключение только началось, как пришла весточка от Юджи Оно. Брат добрался до Японии и был в безопасности среди монахов у горы Койя. По крайней мере, наши мучения были не напрасны. По телефону Юджи спросил меня, не надо ли мне чего-нибудь еще; я сказала, что нет. Он и так мне очень помог.

И вы, конечно, хотите узнать, как же Вин. Чарльз Делакруа сделал так, что я не смогла увидеться с Вином в больнице, и позаботился о том, чтобы до него не доходили звонки и все, что я пыталась сказать ему. Он не упустил ни одной мелочи, и думаю, подобная тщательность в своем роде достойна восхищения.

Я прочла в газетах, что пуля попала в вертлужную впадину на бедре и что теперь нога Вина была заключена в каркас из металлических штырей и штифтов. Он поправится, но Скарлет сообщила мне, что ему очень больно. Она также сказала, что вокруг него круглые сутки дежурит охрана. «Теоретически, – сказала однажды Скарлет, когда зашла ко мне домой, – это нужно затем, чтобы охранять Вина, но на самом деле Чарльз Делакруа хочет быть уверенным, что Вин не попытается связаться с тобой».

И как всегда, я могла понять его решение. Менее чем за год два моих парня попали в больницу. Я чувствовала себя чем-то вроде чумы. Если бы у меня был любимый сын, я бы тоже старалась оградить его от такой девушки.

– Но угадай, что? – спросила Скарлет.

– Что?

– У меня есть записка для тебя. У него было мало времени.

Она вручила мне письмо. На клочке чистой марли было накорябано следующее:

«Дорогая Аня, не слушай отца. Пожалуйста, приходи, если можешь. Я по-прежнему люблю тебя. Конечно, люблю. Вин».

– Я могу передать с тобой письмо для него?

Скарлет задумалась.

– Ну, доставить ему письмо будет труднее. Охрана запрещает проносить что-либо в палату. А если они заметят, что у меня твоя записка, меня больше не пустят к нему. Почему бы тебе просто не передать что-нибудь через меня?

– Скажи ему… – Что тут можно было сказать? Что мне чрезвычайно жаль? – Скажи ему спасибо за письмо.

– Спасибо за письмо! – передразнила Скарлет. – Ну конечно!

Через две недели после стрельбы мне позволили выйти из-под ареста, чтобы встретиться с советом школы. Сопровождал меня Саймон Грин. На совете решалось, стоит ли мне позволить учиться в Школе Святой Троицы на будущий год.

Я не буду загружать вас излишними подробностями, но по итогам голосования одиннадцатью голосами против одного было решено исключить меня из школы. (Единственный голос в мою пользу был от старой доброй доктора Лау.) Главным поводом (невзирая на множество нарушений правил школы – драки, неподчинение, постоянные прогулы) стало то, что у меня было оружие, из которого я и стреляла в Джекса. Очевидно, они не хотели, чтобы на школьном дворе велась стрельба.

Мне разрешили завершить этот год обучения дома, но сказали, что после мне придется найти себе другую школу. Я внесла и этот пункт в список необходимых дел.

Решение школы? Честно говоря, я не могу с ним не согласиться.

По пути домой из школы я спросила Саймона, не можем ли мы остановиться у больницы.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – спросил он. – Чарльз Делакруа более чем ясно показал свое отношение к тебе.

– Пожалуйста, – умоляла я. (Папа обычно говорил, что единственное, ради чего стоит просить, это жизнь, но, может быть, он ошибался. Может быть, любовь иногда тоже стоит того, чтобы ради нее умолять.) – Пожалуйста.

По моему лицу потекли слезы, я захлюпала носом. Вела себя как ребенок, выглядела отвратительно и жалко. У Саймона Грина было мягкое сердце, и он был наивен, как его имя, [9]9
  Игра слов. Грин – англ. Green – зеленый и молодой, легковерный, наивный, неопытный.


[Закрыть]так что в конце концов пожалел меня.

– Хорошо, Аня, мы попытаемся.

Мы поднялись на лифте в детское отделение. Как нелепо было то, что высокий, уже выглядящий взрослым Вин все еще считался ребенком. Нам повезло, было время обеда, так что у палаты Вина охрана отсутствовала. Мы постучались в дверь (она была оранжевой и с аппликацией в виде пляжного зонтика; думаю, ее приклеили, чтобы показать, что лето совсем близко, даже если вы прикованы к больничной койке).

– Войдите, – сказал женский голос. Я толкнула дверь. На кровати никого не было, а на стуле у окна сидела мать Вина. Я думала, что она прогонит меня, как только увидит, но она не стала этого делать. – Вину делают рентген. Пожалуйста, присаживайся, Аня.

Нас с Саймоном не надо было упрашивать. Я знала, что мать Вина делает мне одолжение, так что я приложила все усилия, чтобы вести приятную светскую беседу.

– Как поживают ваши апельсины?

– Отлично, спасибо, – рассмеялась миссис Делакруа. – Я хочу, чтобы ты знала, что считаю поведение Чарли совершенно диким. В том, что случилось, нет твоей вины; кроме того, твоя смекалка спасла Вину жизнь.

– Поведение мистера Делакруа выглядит не таким диким, если учесть, что именно я поставила Вина в такую ситуацию, – была вынуждена сказать я.

– Наверное, да… Но никто не совершенен, я считаю. Посиди тут недолго; Вин скоро вернется, и я знаю, что он захочет тебя увидеть. Кстати, «захочет увидеть» – слишком мягкое выражение.

В палате не было других стульев, так что мы с Саймоном сели на кровать. В основном говорили они двое, а я слишком волновалась, чтобы поддерживать беседу.

Наконец дежурный вкатил кресло-каталку Вина в комнату. Он был одет в футболку и спортивные штаны. Одна штанина была отрезана, чтобы не мешать черной металлической конструкции из штырей удерживать вместе бедро и ногу.

Мой красавец Вин. Я хотела перецеловать все его раны, но его мать и мой адвокат были в палате. Так что вместо этого я начала рыдать.

Это с ним сделала я, пусть даже не своими руками, но во мне крылась причина его нынешнего состояния.

Травма Вина была далеко не такой ужасной, как то, что случилось с Гейблом, но я чувствовала боль Вина как свою. (Думаю, причина была в том, что я любила его.)

– Пусть дети поговорят наедине, – сказала миссис Делакруа. – Охранники вернутся после обеда. – И они с Саймоном вышли в коридор.

Поначалу я даже не могла смотреть на него – он выглядел таким хрупким. Неудивительно, что отец хотел запереть его от всего мира.

– Скажи что-нибудь, – мягко попросил Вин. – Ты же не можешь стоять тут, ничего не говоря и не глядя на меня. Я подумаю, что больше не нравлюсь тебе.

– Я так испугалась, – сказала я наконец. – И так переживала за тебя. А потом они запретили мне появляться тут, и звонить тебе, и как-нибудь еще связываться с тобой. А теперь я тут, а ты изранен и болен. Тебе очень больно?

– Только если я хочу встать, или сесть, или повернуться, или вздохнуть, – пошутил он. – Вот, помоги мне лечь в постель, милая.

Он оперся о меня, приподнялся и упал на кровать. Лицо его сморщилось.

– Я сделала тебе больно?

Он покачал головой.

– Конечно нет, глупышка. Наоборот, все стало лучше.

Я наклонилась над кроватью и поцеловала его туда, где один из штырей входил в ногу. Потом забралась на кровать и прилегла рядом с ним.

Должно быть, мы задремали, потому что следующее, что я помню, – что охрана ворвалась в комнату и вытащила меня из кровати. Я тяжело ударилась о пол коленом. Похоже, должен был остаться ужасный синяк, но в тот момент я едва ощущала боль.

– Оставьте ее! – закричал Вин. – Она ничего не сделает! С ней все в порядке!

– Приказ вашего отца, – ответил охранник с нотками извинения в голосе.

– Он не приказывал вам швырять шестнадцатилетнюю девушку на пол! – закричал Вин.

– Пошли, – сказал Саймон. – Нам пора уходить, пока не стало еще хуже.

– Я люблю тебя, Аня! – выкрикнул Вин.

Я хотела ответить, но дверь в палату уже захлопнули, а Саймон тащил меня к лифту, бормоча:

– Мистер Киплинг убьет меня за то, что я привел тебя сюда.

Саймон доставил меня обратно в квартиру. После того как полицейский, задачей которого было следить за моими действиями и защищать меня от Семьи, зафиксировал мое возвращение, я сразу пошла к себе в комнату. На полпути меня остановила Имоджин.

– Что случилось с твоим коленом?! – закричала она. День был теплым, так что на мне была школьная юбка и не было чулок.

– Пустяк.

На самом деле колено пульсировало от боли, но я не могла себе позволить жаловаться – Вину было гораздо хуже.

– Не похоже на пустяк, Анни. – Она проводила меня в мою комнату. – Ложись, – приказала она, но и без того, единственное, чего я хотела, это лечь. Я выплакала все слезы (а их у меня никогда не было слишком много), и все, чего мне хотелось, это впасть в спячку, как медведю.

Домашний арест был удобен в том смысле, что он отгородил меня от всего и всех, так что я могла позволить себе спать в середине дня, и всем было все равно.

Имоджин вернулась с вездесущим пакетом замороженного горошка:

– Вот, возьми.

– Все в порядке, Имоджин, я только хочу спать.

– Ты сама меня позже поблагодаришь.

Я перевернулась на спину, она ощупала мое колено. Синяк был уродливым, но вроде ничего не сломалось, так что она уверила меня, что я буду жить; после этого пакет с горошком оказался на своем месте.

– Почему мы всегда используем для этого горошек? – спросила я, вспоминая, как множество раз я клала пакет с горошком на голову Лео или как после «Маленького Египта» я дала его Вину. Не тот ли это самый пакет? Я не знала точно.

– Разве у нас нет мороженых морковок или там кукурузы?

Имоджин покачала головой:

– Кукурузу съедают быстрее всего, а морковь никто из вас не любит, так что ее никогда не покупают.

– Звучит логично.

Потом я сообщила Имоджин, что хочу спать, и она оставила меня одну.

Позже этим же вечером (Нетти уже пошла спать) я проснулась от стука в дверь комнаты. Это была Имоджин.

– К тебе пришел гость, – сказала она. – Отец твоего парня. Ты хочешь увидеть его тут или в гостиной?

– В гостиной, – сказала я. Колено сводило от боли, но я не хотела встречать Чарльза Делакруа в горизонтальном положении (то есть выглядеть слабой). Я заставила себя встать, разгладила школьную рубашку и юбку, пригладила волосы пальцами и похромала в гостиную.

– Мне жаль, что так получилось, – сказал Делакруа, показав на мое колено, которое через десять часов почернело, покраснело, отекло и выглядело чрезвычайно эффектно. Он сел в красное бархатное кресло, и я не могла не подумать о том, как часто я видела его сына на том же самом месте.

– Прошу прощения за столь поздний визит. Приходится крайне много работать; кроме того, мне не хотелось, чтобы репортеры засекли меня входящим в твой дом.

Я кивнула.

– И может быть, вы также хотели видеть меня без адвоката, – предположила я.

– Да, Аня, ты права. Я хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. Ситуация, в которой мы все оказались, частная, но в то же время связанная с бизнесом. Таким образом, дело для меня чрезвычайно сложное.

– Бизнес всегда частное дело, когда он твой бизнес, – сказала я.

Делакруа расхохотался.

– Да, конечно. Ты мне очень нравишься!

Я уставилась на него.

– Да не притворяйся удивленной. Ты очень мила, только не годишься для моего сына.

В конце концов он заговорил прямо.

– Хорошо, сейчас я введу тебя в курс дела, если ты не возражаешь. Мы проверили пули, которыми ты стреляла в твоего кузена. Они вышли из того же оружия, из которого Лео стрелял в Юрия Баланчина. И какие же мы делаем выводы из этого, Аня?

Я не стану ему помогать.

– Почему бы вам не рассказать мне?

– Умная девочка. Вывод такой: ты виделась с братом и каким-то образом переправила его в безопасное место, поэтому он и отдал тебе оружие.

Я глубоко вздохнула. Я никогда не скажу, где сейчас Лео.

– Честно говоря, Аня, мне все равно, где сейчас твой брат. Он стрелял в бандита, которого никто не любил, даже его собственные люди. Так что если ты смогла переправить Лео-младшего из страны, ты молодец. Ты заботишься о своих людях, и я понимаю это. И ты должна понимать, что я делаю то же самое. Единственное, что меня волнует, – что из-за тебя подстрелили моего сына.

Я опустила голову.

– Хотела бы я повернуть время вспять. Я подвергла его опасности и никогда себе этого не прошу.

– Ах, Аня, не будь такой театральной. Порой я забываю, что ты всего лишь шестнадцатилетняя девочка, пока ты не скажешь что-нибудь глупое типа этого. Вин выздоровеет, и этот опыт поможет ему в становлении его характера. Жизнь была для него слишком легкой. Поэтому главная причина, по которой я беспокоюсь о том, что Вина подстрелили, – то, что его имя попадает в газеты, и таким образом мое имя будут связывать с твоим. Видишь, в чем проблема?

Я кивнула.

– Если я не подвергну тебя какому-нибудь наказанию за хранение оружия, покажется, что я смотрю сквозь пальцы на дела девушки моего сына. И даже хуже – ведь эта девушка связана с братвой. Мои враги будут заявлять, что я не могу справиться с организованной преступностью. Я не могу себе этого позволить. В начале июня я объявляю о выдвижении своей кандидатуры на пост окружного прокурора.