Текст книги "Шоколадная принцесса"

Автор книги: Габриэль Зевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Он ничего на это не ответил.

– Жжется, – сказал он, отнял горошек от лица и положил пакет на колени. Наконец-то я смогла рассмотреть его глаз. Веко распухло и закрылось, а пурпурное пятно расползлось по скуле; кожа у виска немного кровоточила.

– Лео, кто это с тобой сделал?

Он снова прижал пакет к глазу:

– Я первым его ударил.

– Кого, кого ты ударил?

После аварии у Лео были трудности с контролем над собой, но такого не было уже многие годы.

– Анни, я не хочу об этом говорить.

– Мне нужно знать, кого ты ударил, чтобы принять меры. Вроде бы шума не должно быть, но может быть, нам придется извиниться или хотя бы поговорить с людьми и объяснить им твое состояние.

Он швырнул пакет в окно, и тот порвался. Горошины покатились по полу в разные стороны.

– Заткнись, Аня! Ты мне не начальница, и ты не знаешь всего.

– Хорошо, Лео, ты прав. Пожалуйста, просто скажи мне, кого ты ударил. Мне нужно знать.

– Кузена Микки, – ответил он.

Без сомнения, вы помните, что Микки – сын Юрия Баланчина и возможный преемник. Извинения приносить надо, и чем быстрее, тем лучше.

– Почему? Микки сделал тебе что-то нехорошее?

Лео уставился в верхний правый угол комнаты. Я проследила за его взглядом, но там ничего не было.

– Это он виноват в смерти бабули, – наконец сказал он.

– Еще раз?

– Если бы мы не поехали на эту глупую свадьбу, бабуля не умерла бы. Она была бы здесь, и я не… Почему мы вообще туда поехали?

– Потому что бабуля этого хотела, помнишь? Она решила, что для нас будет лучше, если мы выкажем уважение к семье.

Лео сжал руки.

– На меня давит, слишком давит, сильно давит.

– Что?

– Быть опекуном тебя и Нетти. Я скучаю по бабуле. Я хочу, чтобы она вернулась, она и папа.

– Ах, Лео, ты в любом случае не один. Я рядом.

– Ты же моя маленькая сестра, я должен тебя защищать.

Я улыбнулась: его мнение обо мне было так трогательно.

– Лео, я в самом деле могу позаботиться о себе; я ведь уже это делала.

Он промолчал.

– Ты можешь лечь в кровать, ради меня? Думаю, тебе не мешало бы отдохнуть.

Он кивнул. Я сняла с него галстук, запачканную кровью рубашку, и он лег в кровать.

– Как ты думаешь, на меня все будут сердиться? – спросил он.

– Не беспокойся, я все объясню. Все понимают, как тяжело на нас повлияла смерть бабули.

Я вышла из комнаты. Имоджин все еще стояла в коридоре, поэтому я спросила, не против ли она присмотреть за Лео.

– Я так и собиралась сделать, – ответила она.

Вин, Нетти и Скарлет уже прошли в гостиную, но Юджи остался стоять в прихожей.

Я потуже затянула пояс халата и искренне пожалела, что не оделась с утра поприличнее.

– Прости, что заставила ждать. Я знаю, что ты торопишься.

Он помахал рукой:

– Я собирался поговорить с тобой наедине. Нас тут могут услышать?

Я предложила выйти на балкон. Для этого надо было пройти через гостиную, мимо остальных. Вин вопросительно взглянул на меня, и я слегка улыбнулась, давая понять, что все в порядке.

– Почему тебя не было на поминках? – спросил Юджи, как только я закрыла за нами балконную дверь.

Я сказала, что болею и боюсь заразить других.

Он пристально изучил мое лицо, и от этого мне сделалось неловко. Так как я была в одном халате, я стала дрожать, и Юджи предложил мне свое пальто. Я начала отказываться, но он решительно снял его и накинул мне на плечи.

– Что же случилось такого, что Лео ударил Микки? – спросила я.

– Я не уверен, что знаю. Лео какое-то время говорил со своим другом, незаконным сыном Юрия от проститутки – я забыл имя этого молодого человека.

– Это Яков Пирожков.

– И потом Лео внезапно побежал через всю комнату и ударил Микки. Вот почему я хотел поговорить с тобой: меня беспокоит, что, похоже, Джекс оказывает нездоровое влияние на твоего брата.

– Это возможно, но не думаю, что Джекс подговорил Лео ударить Микки Баланчина, если ты так думаешь. Я боюсь, что слова одного из наших адвокатов были истолкованы Лео так, что если бы мы не поехали на свадьбу, Галина все еще была бы жива, – объяснила я.

Юджи потянулся, глубоко вздохнул и склонил голову. Думаю, он сомневался, стоит ли говорить все, что думает.

– Аня, я собираюсь сказать – я это говорю с величайшим уважением к тебе и твоей семье и по причине связей между нашими отцами, ныне усопшими, – он откашлялся, – пора тебе приводить дом в порядок.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты многому позволила выйти из-под контроля, но все еще не поздно исправить. Я уверен, что твой брат попал под влияние Якова Пирожкова. Но есть и другое. Я предпринял путешествие в Америку ради пользы пяти больших шоколадных семей. Ты знаешь, кто они?

Я кивнула:

– Баланчины тут, вы в Азии, Маркесы в Мексике и… – и тут я замолчала. Честно говоря, я не знала двух оставшихся семей.

– Да, я тоже когда-то был, как ты, – сказал Юджи. – Я провел всю свою жизнь в тени нашего бизнеса, на самом деле ничего не зная о нем: в каком климате растут бобы какао, как выглядит фабрика по производству шоколада, почему он был запрещен в некоторых странах, кто зарабатывает себе на жизнь, выращивая бобы какао и распространяя шоколад, где…

– Достаточно, – прервала я его. Эта речь разозлила меня. – С какой стати я должна знать все о шоколаде, если я не собираюсь работать в этой сфере?

– Да, я тоже когда-то так думал и тоже отрицал эту возможность. Но, Аня, у таких людей, как ты и я, нет выбора. Мы родились с этой судьбой. Ты будешь заниматься шоколадом, хочешь ты или нет. Ты старшая среди детей Леонида Баланчина, и…

– Я не старшая! Старший – Лео!

– Лео был старшим, – настаивал Юджи. – Ты умная девочка и понимаешь, что я имею в виду.

Я промолчала.

– Можешь ли ты честно сказать мне, что считаешь мудрым не связываться с семейным бизнесом? Почему ты была в тюрьме этой осенью? И почему твой бойфренд был отравлен и потерял ногу? Почему мертвы твой отец и твоя мать и так много других членов твоей семьи? Почему твой брат находится в таком состоянии? Аня, ты уже почти взрослая женщина, и теперь пришло время.

– Время для чего? – спросила я.

– Время принять свое право по рождению и извлечь из него лучшее, – сказал Юджи.

– А как же Юрий и его сын? Разве они не управляют Баланчиными?

– Не мудро и не хорошо. Другие семьи чувствуют эту слабину и беспорядок; они видят представляющиеся возможности. И твой дядя приобрел много врагов. Он не должен был становиться главой семьи Баланчиных, и все это знают. Когда твой отец был убит, все думали, что временной главой семьи Баланчиных станет твоя бабушка, Галина, но она выбрала заботу о тебе и твоих родственниках.

Я об этом не знала.

– Сейчас для тебя сложилась очень опасная ситуация. Многие умрут. Поверь мне. Отравление фретоксином – только начало.

– У меня есть обязанности. Лучше всего я могу защитить свою семью – я имею в виду Нетти и Лео, – если мы сможем держаться подальше от всего этого.

Юджи пристально посмотрел мне в глаза.

– Если я правильно понимаю, ветрянка заразна только до тех пор, пока не отпадут корочки. Ты могла бы быть на поминках Галины, но ты решила не идти. Мне кажется, что ты предпочла провести этот день, целуясь со своим парнем.

– Это неправда!

– Разве?

– Чего ты хочешь от меня?

– Я пришел, потому что я друг твоей семьи, и поэтому именно меня выбрали для того, чтобы составить доклад для других семей о положении дел у Баланчиных после катастрофы с отравлением.

– И что ты скажешь?

– Еще не знаю. По моему мнению, твоя семья находится на грани междоусобной войны. С одной стороны, позволить этому случиться – в интересах других семей, и когда все завершится, мы все устремимся и начнем делить долю рынка Баланчиных.

Я не была уверена в значении слова «междоусобный»; надо позже посмотреть.

– С другой стороны, я верю в то, что для шоколадных семей лучше иметь сильных партнеров. Твой отец был великим лидером. И я верю в то, что и ты можешь стать великим лидером.

– Твой разум так же изуродован, как и у остальных. Мой отец не был великим лидером; он был уголовником, вором и убийцей.

– Нет, Аня, ты не права. Он был простым бизнесменом, который пытался извлечь лучшее из плохой ситуации. Шоколад не всегда был вне закона, и он снова может стать легальным. Скоро о нем могут вообще забыть.

– Тогда о чем будут помнить?

– Боюсь, эта дискуссия затянется надолго. Может быть, на очереди детский труд. Но я верю, как и многие другие, что в центре внимания будет вода. Сейчас люди ощущают ее нехватку, и тот, кто контролирует водообеспечение, будет править миром.

– Но я не могу думать о таких вещах! Я всего лишь девочка, и мне надо заботиться о брате и сестре, закончить школу, может быть, даже поступить в колледж. То, что ты, похоже, требуешь от меня, невозможно!

– Я скажу тебе кое-что, что мой отец всегда мне говорил и что я теперь повторю тебе: «Юджи, ты можешь быть зрителем, который проживает свою жизнь, реагируя на решения других, или ты можешь стать тем, кто принимает эти решения». Возможно, эти слова немного потеряли в переводе с японского, но ты понимаешь, что я имею в виду. Ты сказала, что прежде всего ты должна защитить сестру и брата. И я спрошу тебя, Аня: из этих двоих людей, о которых говорил мой отец, кто, как ты думаешь, способен и может защитить свою семью? Тот, кто проводит жизнь, пытаясь избежать конфликтов? Или тот, кто знает, что конфликты будут, и оборачивает их себе на пользу? Ты знаешь, кем лучше всего быть на свете, по словам моего отца?

Я помотала головой. Юджи говорил ярко, но я не была уверена, что улавливаю его мысль.

– Катализатором. Катализатор провоцирует химическую реакцию, при этом оставаясь неизменным.

– Твой отец мертв, Юджи, – напомнила я. – Как и мой.

И тут на балкон зашел другой японец. Это был самый огромный человек, которого я видела в жизни. У него были ручищи, будто у борца сумо, и огромный живот, а одет он был в черный костюм. Его черные волосы были завязаны в хвост. Я не сомневалась, что это один из телохранителей Юджи (должно быть, он ждал под дверью все время). Телохранитель произнес несколько слов по-японски, Юджи ответил на том же языке и поклонился мне:

– Я должен идти, – сказал он в куда более официальной манере, – сегодня вечером я отправляюсь домой. Я продлил визит на максимально возможное время. Пожалуй, даже более, чем стоило бы. Мы еще не скоро увидим друг друга, но если тебе понадобится поговорить со мной, пожалуйста, не сомневайся и сразу же звони. До свидания, Анна Баланчина, и удачи тебе.

И он снова поклонился.

Я проводила его до двери, снова мимо Вина, Скарлет и Нетти, а потом зашла в ванную и немного побрызгала водой на лицо перед тем, как возвращаться назад. Краем глаза я уловила свое отражение в зеркале. Засохшие корочки от волдырей отпали, и хотя чувствовала я себя лучше, но выглядела в высшей степени плачевно. В глубине души я ощутила сожаление, что красивый двадцатитрехлетний Юджи Оно был вынужден встретиться со мной, когда я выглядела так уродливо. Я бы вообще никому в таком виде на глаза не показывалась, не говоря уж о первой любви.

Еще я осознала, что мое отсутствие на поминках бабушки было не просто ошибкой – это было эгоистично и греховно. Я должна была предугадать, что Лео отреагирует таким образом. Юджи был прав. Несмотря на то, что я говорила ранее, не страх заразить других людей и не состояние здоровья удержали меня от поминок, но тщеславие.

Это был хороший урок.

Я пошла в свою комнату, чтобы переодеться. Хотя я предпочла бы проваляться остаток дня в постели, надо было заниматься делами: увидеться с Юрием и Микки Баланчиными, чтобы объясниться насчет моего брата.

Прозвенел дверной звонок; я было подумала, что это Юджи Оно, который вернулся, чтобы сообщить мне о других вещах, в которых я ошибалась, но это был не он, а мистер Киплинг и Саймон Грин. На время поминок они сделали перерыв в работе и теперь пришли проверить, как мы.

– Да, достаточно хорошо, Лео спит, а я уже иду возмещать убытки Юрию и Микки, – доложила я. – Кто-нибудь из вас знает, что значит слово «междоусобный»?

– «Кровавый», – ответили они хором.

– Кровавый конфликт в группе, – продолжил Саймон.

– Тебе надо для доклада в школу? – спросил мистер Киплинг.

Я покачала головой.

– Выглядишь ужасно, – слова Саймона не прибавили мне бодрости.

– Спасибо.

– Нет, я имею в виду, стоит ли тебе выходить?

– Я бы предпочла не идти, но не думаю, что этот вопрос можно откладывать.

– Аня права, – сказал мистер Киплинг. – Если небольшие царапины оставить без лечения, они могут загноиться и перерасти в более серьезные. Мы проводим тебя, если хочешь.

– Нет, думаю, идти лучше в одиночку, так менее формально.

Мистер Киплинг согласился, что мои инстинкты, возможно, правы, но настоял на том, чтобы они с Саймоном все равно сопровождали меня на автобусе до Бассейна.

XVI
Я приношу извинения (неоднократно); передо мной извиняются (один раз)

Как я говорила, Бассейн находился в районе 90-х номеров домов по Вест Энд Авеню, не так далеко от Школы Святой Троицы. Хотя я избегала ходить туда, я не могла не признать, что он был по-своему красив. Стены были покрыты золотой, белой и бирюзовой мозаичной плиткой, и хотя тут уже много лет никто не плавал, в воздухе все еще чуть уловимо пахло хлоркой. Так как весь бассейн находился под землей, тут было тихо и прохладно, а звуки распространялись странным и непредсказуемым образом. Папа выбрал это место, так как его можно было легко охранять, стоило оно недорого и было явно более удобным, чем старые кабинеты в Вилльямсбурге. Полагаю, это место привлекало его и с эстетической точки зрения. Одной из главных причин, почему я не любила посещать Бассейн, было то, что он будил во мне воспоминания о папе.

Толстяк ждал в вестибюле вместе с Джексом.

– Я бы хотела поговорить с дядей Юрием и Микки. Они тут?

– Конечно, детка, – ответил Толстяк. – Они все еще в кабинете. Прости, но мне придется обыскать тебя перед входом.

Я подняла руки и сказала:

– Надеюсь, ты уже переболел ветрянкой.

– Мне сделали прививку в детстве, – сказал он, ощупывая мою одежду. – Готово. Как ты справлялась с зудом?

– Пыталась сосредоточить весь зуд в одной-двух точках. Думала, что если я расковыряю один волдырь, то не замечу остальных.

– Ну да. И как, сработало?

– Не так чтобы очень, – призналась я.

Я обратила внимание, что Джекс не сказал ни слова с тех пор, как я вошла. Молчаливость была не в его привычках, и я вспомнила, что сказал Юджи насчет нездорового влияния Джекса на моего брата.

– Привет, Джекс, – поздоровалась я.

– Рад тебя видеть, Анни.

– Так что там случилось сегодня с Лео? Я слышала, что ты был с ним все время.

Джекс запустил пальцы в волосы.

– Ты знаешь своего брата лучше, чем кто бы то ни было. Порой всякое выводит его из себя. Я думаю, что он переживал из-за смерти бабушки и выплеснул это на Микки.

– Но почему именно на Микки, а не, положим, на тебя? Разве ты не стоял ближе?

– Боже мой, Анни, я не знаю. Микки – засранец. Может, он посмеялся над Лео. Кто, черт побери, знает? Я не слежу за своим братом, как и за твоим. – Он повернулся к Толстяку: – Ничего, если я сейчас пойду? Умираю с голода.

Толстяк кивнул:

– Да, но мне нужно вернуться домой к восьми, так что не задерживайся.

– Прости, если был резок с тобой, Анни, у меня полно забот, – сказал Джекс и ушел.

– Не злись на него, должно быть, у него месячные, – заметил Толстяк и направил меня дальше, – тебе лучше идти, если хочешь поговорить с Юрием и Микки.

Кабинет Юрия был в центре раздевалки. Одну стену целиком занимало огромное окно. В сочетании с большим выпуклым зеркалом в верхней части стены оно позволяло легко увидеть, кто входит и выходит, вне зависимости от того, в какой части кабинета стоит наблюдатель. Поэтому я даже не успела постучать, как меня уже пригласили войти.

– Анни, рад тебя видеть, – сказал дядя Юрий, привстав. – Жаль, что тебя не было на поминках, но по твоему лицу видно, что ты все еще болеешь.

– Мне уже лучше, – уверила я и поцеловала его в обе щеки, как велел обычай.

– Привет, Аня, – поздоровался Микки, притаившийся в углу.

Я заметила, что на его щеке был небольшой синяк; с Лео он обошелся гораздо жестче.

– Ты должна была остаться в кровати, – сказал дядя Юрий. – Что тебя вынудило встать, малышка Аня?

– Я пришла принести извинения за поведение моего брата. Лео не всегда думает перед тем, как начать действовать; думаю, он был эмоционально нестабилен из-за поминок.

– Не беспокойся, девочка, – сказал он. – Мы знаем, что Лео, – он подобрал нужное слово, – чувствителен, но мы по-прежнему будем рады видеть его здесь.

Я посмотрела на Микки, согласен ли он.

– Я хочу, чтобы ты знала, что я не сделал ничего, что бы могло его спровоцировать, – сказал тот. – И мне ужасно неловко, что я ударил кого-то, – теперь он рылся в памяти в поисках подходящего эвфемизма, – вроде него. Это недостойно.

– А теперь поцелуй кузину и все забудем, – проинструктировал дядя Юрий.

– Я не болел ветрянкой, – заметил Микки. – Не обижайся, Аня, прививки не дают стопроцентной гарантии.

– Все в порядке, – уверила я. – Как прошел твой медовый месяц?

– Его не было, я не мог бросить работу. Юджи Оно стоял у меня над душой, и мы все еще, представь себе, разбираемся с последствиями отравления фретоксином, хотя прошло уже много месяцев.

– Вы узнали, кто это сделал?

Микки покачал головой:

– Многие начинают подозревать, что это дело своих рук.

– Хватит говорить о бизнесе, Анни не интересно это слушать, – сказал дядя Юрий.

Я кивнула и обернулась к Юрию.

– Может быть, будет лучше, если Лео прекратит тут работать? – предложила я.

– Не стоит, – уверил меня дядя Юрий. – Он прекрасный работник, а то, что случилось, останется без последствий. Скажи Лео, что завтра у него выходной, а в понедельник пусть приходит как обычно.

Дядя Юрий предложил мне чашку чая, но я ответила, что мне пора домой.

– Как у вас дела с тех пор, как Галина отошла в лучший мир? – спросил он. – Ты и твои родные, вы справляетесь?

Я утвердительно кивнула. По правде говоря, мне не казалось, что мы справляемся, но последнее, чего бы мне хотелось, – это помощи Семьи.

Когда я вернулась домой, все было тихо. Из-под двери комнаты сестры был виден свет; обычно это означало, что она занимается. Имоджин мыла посуду, хотя это не входило в ее обязанности. Я пошла на кухню, чтобы поговорить с ней.

– Я приготовила обед и дала твоему брату аспирин, – сказала она.

– Очень вам благодарна. Вы могли бы этого не делать.

Она выключила воду.

– Я очень беспокоюсь о тебе, твоем брате и твоей сестре, Анни. Даже несмотря на то, что Галина мертва, я все равно беспокоюсь о вас.

Я кивнула, и тут мне на ум пришло то, что я сочла хорошей идеей.

– Я надеюсь, вас не оскорбит, если я предложу вам остаться тут на несколько недель? Я знаю, что ваша профессия – сиделка, а не нянечка, но мне правда нужна помощь. И для них обстановка станет более привычной. – Я махнула рукой в сторону наших комнат. – Мистер Киплинг будет выплачивать вам ту же зарплату, что и обычно.

– Только если мне не придется выносить судно. – Она улыбнулась.

– Если вы захотите побыть у нас, можно использовать комнату бабушки.

– Звучит неплохо, Анни. Честно говоря, я надеялась, что ты это предложишь.

Хотя я не слишком люблю нежничанья, я обняла Имоджин. Она широко раскрыла передо мной руки, и было бы невежливо не обнять ее.

Она предложила мне разогреть еду, но я отказалась: желудок все еще бунтовал.

– Тост? – спросила она.

Надо признать, звучало заманчиво.

Она обрезала у хлеба корочки и положила тост на симпатичную фарфоровую тарелочку, а потом отправила меня в кровать.

Когда я вошла в комнату, оказалось, меня там ждал Вин. Он читал книгу.

– О, я и не знала, что ты все еще здесь.

– Ты ушла, не попрощавшись, – сказал Вин, положив книгу на кровать (книга принадлежала Имоджин). – Я не знал, куда ты пошла, и ждал, надеясь, что тебя не убьют. А теперь, когда я вижу, что ты жива, могу и уйти.

Вин встал. Он был почти на голову выше меня, и рядом с ним я чувствовала себя малявкой.

– Прости, я не могла отложить этот вопрос.

– Не могла отложить? Самое лучшее, что ты можешь придумать для извинения?

Он улыбался, когда говорил эти слова.

– Ну, моя жизнь – сложная штука. Мне правда жаль.

Он нахмурил брови и поцеловал меня:

– Ты прощена.

– Я сегодня только и делаю, что извиняюсь. Уже начинаю чувствовать себя самым виноватым человеком на земле.

– Не суди себя строго. Сомневаюсь, что ты – самая виноватая. Земля очень большая.

– Ну спасибо.

– Я уже начал беспокоиться, не убежала ли ты с Юджи. Так ведь его имя?

– Да.

– И начал ревновать.

– Не начинай, Юджи двадцать три, и он слишком стар для меня.

– И ты предпочитаешь меня, да?

– Ну да, конечно, я предпочитаю тебя. Хватит строить из себя дурачка, Вин.

– Двадцать три не такой уж большой возраст, – поддразнивал он. – Когда тебе будет восемнадцать, ему исполнится всего лишь двадцать пять.

– Забавно, точно так же Нетти говорила о тебе. Разница в том, что ты всего на четыре года старше ее.

– Что, Нетти на меня запала?

Я широко раскрыла глаза:

– Ты что, не видишь? Она почти помешалась на тебе.

Он покачал головой:

– Очень мило.

Зазвенел дверной звонок, я подошла к двери и посмотрела в глазок. Там стоял человек, которого я никогда в жизни не видела, и держал в руках картонный ящик, обернутый в целлофан (дорогая штука, сейчас нечасто такое встретишь – целлофан не перерабатывается). Человек был ниже, чем я, а его руки были подозрительно тонкими по сравнению с круглым животом. Хотелось бы знать, действительно ли он такой толстый или его живот – фальшивка, скрывающая что-нибудь опасное, типа оружия.

– Доставка для Ани Баланчиной, – сказал он.

– От кого? – спросила я, не открывая дверь.

– Не могу сказать.

– Минутку, – ответила я и пошла к бабушкиному шкафу, чтобы достать папин пистолет. Я заткнула его за пояс юбки и вернулась в прихожую. Накинув на дверь цепочку, я слегка приоткрыла дверь.

– Что в коробке? – спросила я.

– Если я расскажу, это испортит сюрприз, – сказал посыльный.

– Я не люблю сюрпризы.

– Да перестаньте, все девчонки их любят.

– Но не я. – И я начала закрывать дверь.

– Подождите! Это цветы. Получите их, хорошо? Вы последний из моих заказов на сегодня.

– Но я не жду никаких цветов.

– В том-то и дело. Люди обычно не ждут цветов.

В его словах был смысл.

– Распишитесь здесь. – Он протянул мне коробку и затем электронное устройство и попросил, чтобы я подписала.

Я сказала, что лучше не буду этого делать.

– Да перестань, детка, хватит усложнять мне жизнь. Подпишись здесь, пожалуйста.

– Почему бы вам не сделать это за меня?

– Годится, – ответил он и пробормотал себе под нос: – В наше время дети стали такие невоспитанные.

Я принесла неожиданно тяжелую коробку на кухню и разрезала целлофан ножом. В неглубокой квадратной вазе стояло двадцать четыре розы с короткими стеблями. Это были самые красивые цветы, которые мне когда-либо посылали. Там же лежал бумажный конверт кремового цвета, на котором было написано мое имя. Я вскрыла его и прочла следующее:

«Дорогая Аня, приношу свои извинения, что жестко говорил с тобой сегодня. Ты перенесла очень тяжелую потерю, а я вел себя как безмозглый грубиян.

Я больше всех понимаю, какие жертвы ты приносишь. Знай, что ты не одна и у тебя есть друг.

Твой старый друг (надеюсь), Юджи Оно.

P. S. Однажды, когда я еще был ребенком, у меня были причины, чтобы впасть в бездну отчаяния. Твой отец поделился со мной следующим: «Более всего мы боимся не того, что мы неполноценны, а того, что наша мощь безгранична». Эти слова навсегда остались со мной, и поэтому сегодня я передаю их тебе.

P. P. S. Может быть, когда-нибудь ты сможешь приехать в Киото».

Буквы были очень мелкие и аккуратные – автору надо было вместить весь текст на открытку. Мне казалось, что это написано рукой Юджи – похоже, он зашел в магазин цветов по дороге в аэропорт, – и это в сочетании с формулировкой было знаком глубокого уважения. Кроме того, он преподнес мне еще один подарок – слова моего отца. Они останутся со мной надолго, даже когда розы умрут. Я склонилась, чтобы понюхать розы. Их запах был свежим и мирным, словно они пришли из мира, где я никогда не была, но не теряла надежды когда-нибудь появиться. Я не особо люблю цветы, но эти… Надо признаться, они были красивы. Я опустила письмо в карман, и тут на кухню зашел Вин. Он спросил меня, кто прислал цветы, и, не знаю почему, я соврала:

– Один из родственников не смог присутствовать на похоронах бабушки.

– Выглядят дорого, – отметил он. – Мне пора идти, встречаюсь кое с кем из «группы».

– Так быстро? – сегодня я с ним почти не виделась.

– Аня, я тут провел восемь часов!

Вин ушел, и я села у кухонного стола, рядом с моими розами, и перечитала открытку. Хотелось бы знать, почему Юджи был в бездне отчаяния. Не связано ли это со смертью его отца? Или это случилось раньше? Я вспомнила, что когда-то его похищали, еще мальчиком. Вроде бы тогда (хотя я точно не помню) он потерял палец.

И снова я перечитала открытку; можно сказать, благодаря ей я почувствовала, что меня кто-то увидел и понял.

Я провела почти всю свою жизнь, пытаясь сделать нас невидимыми, то есть живыми и здоровыми. И тут кто-то догадался, кто-то увидел, кто-то передо мной извинился. И не просто кто-то, а человек, который находился в такой же ситуации, который знал ее изнутри, который страдал так же, как и я.

Я больше не была одна.

Я положила открытку обратно в карман и пошла в комнату бабушки, чтобы вернуть пистолет в шкаф.