Текст книги "Александр Македонский"

Автор книги: Фриц Шахермайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

СЛОВАРЬ АНТИЧНЫХ ТЕРМИНОВ,
ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ТЕКСТЕ [399]399
  В словаре раскрывается лишь то значение термина, которое встречается в данной книге.


[Закрыть]

Автократор– правитель, обладающий неограниченной властью, наделенный чрезвычайными полномочиями.

Агема —конная гвардия; в Македонии отряд царских телохранителей.

Агора– рыночная площадь, место публичных собраний.

Аконтисты —воины, вооруженные короткими копьями, дротиками.

Амфиктиония– союз государств, связанных обязательством почитать и защищать какое-либо святилище.

Анабасис(анабазис) – поход в глубь страны, в сторону от моря.

Аргеады– царский род в Македонии, к которому принадлежали древние македонские цари, включая Александра.

Аргираспиды (букв,«среброщитные») – вооруженные щитами царские телохранители.

Аргонавты– участники легендарного похода на корабле «Арго» к берегам Колхиды за золотым руном.

Аретэ(букв, «доблесть, добродетель») – в понимании Аристотеля и Александра, присущее героям чувство долга, более важное для них, чем знатность происхождения или богатство.

Буле —государственный совет.

Гетайры(гэтеры, этеры) – конное ополчение македонской знати, служившее в армии Александра в тяжеловооруженной коннице. Первоначальное значение слова «друзья, товарищи».

Гибрис(букв, «дерзость, наглость») – в представлении древних греков гибрис присуща человеку, возомнившему себя равным богам.

Гиматий– длинный плащ, надевавшийся поверх хитона.

Гимнасий —место, которое в греческих городах отводилось для физических упражнений и использовалось также для философских и политических собеседований.

Гипасписты(букв, «щитоносцы») – пехотные отряды македонской армии, составлявшие царскую гвардию и входившие в фалангу.

Гипомнеумата(букв, «памятные записи») – заметки Александра, прочитанные после его смерти войску и содержащие планы новых походов и великих строек.

Гипотоксоты– легкая конница, вооруженная луками и стрелами.

Гипархи– правители областей, сменившие персидских сатрапов.

Гиппарх– начальник отряда конницы (гиппархии).

Гоплит– тяжеловооруженный воин.

Диаграмма– письменное распоряжение.

Диадохи(букв, «приходящие на смету», «наследники») – обозначение полководцев, унаследовавших и разделивших империю Александра.

Ила– подразделение конницы, эскадрон (около 200 человек).

Наварх– командующий флотом.

Ойкумена– населенная часть земли. В представлении древних греков, в ойкумену входили Южная Европа, Северная Африка и Азия вплоть до долины Инда.

Палестра– школа физического воспитания; место, где происходили гимнастические соревнования.

Педзэтайры(педзетеры) – тяжеловооруженная пехота, набиравшаяся из зажиточных крестьян.

Пельтасты– легковооруженная пехота, оружие которой ограничивалось пращами, луками и легкими кожаными щитами (пельтами).

Потос(букв, «влечение», «побуждение») – в понимании Аристотеля и Александра, потос – стремление к подвигу, присущее героическим личностям, которое влечет их к аретэ.

Продромой– легкая конница и пехота, которым поручались разведка и преследование противника.

Проксены– постоянные представители какого-либо государства в чужой стране.

Проскинеза(проскинесис) – земной поклон; принятая в Персии форма приветствия царя, сводившаяся к падению ниц и прикасанию лицом к земле.

Сарисса– длинное (около 4 м) копье, принятое на вооружение в македонской пехоте.

Симмахия —военный союз.

Синедрион– исполнительный орган Коринфского союза.

Таксис– полк пехоты, насчитывавший при Александре около 1500 человек.

Талант —весовая и денежная единицы. Аттический серебряный талант состоял из 60 мин и весил 26,2 кг.

Талассократия– господство на море.

Фаланга —боевой порядок тяжеловооруженной пехоты. Македонская фаланга насчитывала в глубину до 26 рядов.

Фрурарх– начальник воинского поста или крепости.

Хилиарх(букв, «тысяцкий») – в конце царствования Александра ближайший помощник царя, соответствующий визирю восточных правителей.

Хитон —нательная одежда греков и македонян (рубаха).

Эакиды —потомки мифического героя Эака. Эакидами называли эпирских царей, ведших свое происхождение от Эака и Ахилла.

Эпигоны(букв, «потомки») – эллинистические правители, пришедшие на смену диад охам.

Эпитома —сжатое изложение или извлечение из литературного или исторического сочинения.

Эфемериды(букв, «подневные записи») – хроники дворцовой канцелярии Александра.

ФРИЦ ШАХЕРМАЙР И ЕГО КНИГИ ОБ АЛЕКСАНДРЕ

«То, что касается Александра, известно всем», – писал путешественник Павсаний (VIII, 7, 7) 400 лет спустя после походов великого завоевателя, а другой писатель приблизительно того же времени утверждал, что «нет человека, о котором писали бы больше и противоречивее» [400]400
  Арриан. Поход Александра. М. – Л., 1962, с. 47.


[Закрыть]. Прошедшие с тех пор века не ослабили интереса к судьбе великого завоевателя, и даже невежественный городничий в гоголевском «Ревизоре» не отрицал, что Александр Македонский – герой, хотя и не рекомендовал на этом основании ломать стулья и наносить убыток казне. Все же ожесточенные споры об Александре не затихали, не только стулья, но даже копья ломали не одни лишь учителя, но и крупнейшие ученые-античники.

Немало сил потратили и ориенталисты на изучение Восточного похода Александра, пытаясь выяснить причины его быстрых побед, а также определить влияние македонских завоеваний на развитие стран Переднего Востока и Средней Азии. В их спорах по, казалось бы, сугубо научным вопросам нетрудно подчас почувствовать и «злобу дня», угадать политическую позицию того иди иного ученого.

Большинство западных историков XVII, XVIII и даже XIX в. признавали идеалом общественного строя афинскую демократию эпохи Перикла. К возвышению Македонии, положившему конец независимости Афин, и к македонским царям Филиппу и Александру многие историки того времени относились с нескрываемой неприязнью. Такую позицию занимали и наиболее известные представители историографии первой половины XIX в.: Нибур, Грот, Курциус и др. Дройзен с его восторженным преклонением перед великим завоевателем стоит особняком среди ученых того времени.

В эпоху империализма буржуазная наука резко меняет свое отношение к возвышению Македонии и к Александру. Пельман одобряет идею Александра создать государство, «обнимающее главнейшие культурные народы и сглаживающее их особенности на почве возможно более космополитической культуры» [401]401
  Р. Пельман. Очерк греческой истории и источниковедения. СПб., 1910, с. 305.


[Закрыть]. Эд. Мейер в работе «Александр Великий и абсолютная монархия» [402]402
  Ed. Meyer. Kleine Schriften. I. Halle, 1910, с. 283–332.


[Закрыть], Керст, Вилькен и другие немецкие историки всячески превозносят македонское объединение. Влияние этой тенденции сказалось и на сравнительно новых книгах Берве, Раде, Корнемана [403]403
  См. библиографию.


[Закрыть]и др. Позиция Белова, писавшего, что «Александр пожал там, где посеял его отец», оригинальна и критична только в оценке личности Александра, но это не относится к оценке его деятельности.

Особенно возрос интерес к македонским завоеваниям и к личности Александра после второй мировой войны. За этот сравнительно небольшой промежуток времени об Александре было написано больше книг, чем за все предшествующие годы. Далеко не все они оставили заметный след в историографии, но некоторые представляют несомненный интерес (о книгах Э. Бедиэна, Г. Бенгтсона, П. Бриана, Л. Омо, Ч. Робинсона, М. Уилера уже писали в нашей специальной литературе).

На первом месте среди этих монографий, с нашей точки зрения, стоит прекрасная книга В. Тарна «Александр Великий» [404]404
  W. Tarn. Alexander the Great. Cambridge. 1948, v. I–II.


[Закрыть]– результат переработки написанных этим автором соответствующих глав «Кембриджской древней истории». В книге Тарна сочетаются увлеченность историка, сумевшего по-новому прочитать одну из интереснейших страниц истории, и блестящее изложение известных всем событий с основательностью и глубиной в разработке частных вопросов. Чтобы не отвлекать внимания читателя на источники и полемику по отдельным проблемам, Тарн разбил свою работу на два тома, отделив рассчитанное на массового читателя «Повествование» от предназначенных для специалистов «Источников и исследований». Этот второй том, состоящий из отдельных очерков, несомненно, значительное явление в историографии. Если можно согласиться не со всеми результатами исследования Тарна, то нельзя обойти молчанием проделанную им работу.

Вступительный очерк второго тома – разбор первоисточников, рассказывающих о походе – посвящен пересмотру взгляда на происхождение и сравнительную ценность сочинений современников македонских завоеваний. Еще в конце прошлого века немецкими историками была разработана концепция о существовании двух восходящих к современникам Александра традиций: одной надежной, основанной на воспоминаниях участников похода, Птолемея и Аристобула, которую использовал в дальнейшем Арриан в своем «Походе Александра», и так называемой «вульгаты» – распространенной, но малодостоверной версии. К «вульгате» восходят наиболее известные истории похода Александра, составленные в римское время: XVII книга «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского, «История Александра Македонского» Курция Руфа и сделанная Юстином «Эпитома» («Извлечение») из «Всеобщей истории» Помпея Трога, а также в значительной степени биография Александра, написанная Плутархом. Сколь значительное влияние на представления последующих поколений оказала эта «вульгата», видно из того, что именно на ней основан сложившийся еще в эпоху эллинизма и получивший затем распространение по всему тогдашнему миру «Роман об Александре», версии которого дошли не только на греческом, но и на латинском, арабском, армянском, сербском и многих других языках. Популярность «Романа об Александре» в средние века можно сравнить только с популярностью «Библии» [405]405
  См.: М. Грабарь-Пассек. Античные сюжеты и формы в западноевропейской литературе. М., 1966, с. 172–183; Александрия. Минск, 1962; Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века. М. – Л., 1965; В. М. Истрин. История сербской Александрии в русской литературе. Вып. 1. Одесса, 1909.


[Закрыть].

Историки XIX–XX вв. считали, что основным источником «вульгаты» были «Деяния Александра», написанные Каллисфен ом, а после смерти этого историка (327 г. до н. э.) основной материал «вульгата» заимствовала у Клитарха, которого считали участником похода. Полагают, что его сочинение предшествовало воспоминаниям Птолемея и книге Аристобула.

На ряде примеров В. Тарн сумел показать, что труды Клитарха не могли быть основным источником «вульгаты», так же как он сам не был, по-видимому, участником похода Александра. Историки позднейшего времени брали, возможно, из его увлекательно написанной, но, вероятно, более поздней по сравнению с Птолемеем и Аристобулом книги отдельные детали. Хотя гипотеза Тарна о происхождении «вульгаты» не была принята другими учеными, он все-таки заставил их пересмотреть общепринятый в то время взгляд на работу Клитарха. Исследования Тарном источников XVII книги Диодора показали, что Диодор брал свой материал не только у Клитарха и что роль Клитарха в создании «вульгаты» была вовсе не такой значительной.

Тем не менее некоторые выводы, к которым приходит Тарн, настолько парадоксальны, что сними невозможно согласиться. Например, Тарн считает Александра провозвестником братства и единства народов. Именно македонский царь, а не киники, утверждает Тарн, первым провозгласил идеи интернационализма и равенства народов [406]406
  Этот столь важный для Тарна тезис был позднее подвергнут убедительной критике его соотечественниками Бедиэном, Берном и др. (см. Библиографию).


[Закрыть]. Общая идея, по его мнению, способна сплотить народы сильнее, чем любая формальная связь. Красной нитью через всю книгу Тарна проходит апологетическая тенденция, его стремление найти оправдание жестокой захватнической политике, проводимой македонянами. Только трем поступкам Александра Тарн не находит оправдания: разрушению Фив, казням Филоты и Пармениона и вероломному убийству сдавшихся на милость победителя индийских наемников при Массаге. Но даже и эти поступки Тарн называет лишь «грехами юного властелина» и считает, что о них могут судить только те, кому знакомо искушение власти.

Книга Тарна, несмотря на свойственное ей стремление к прославлению Александра, богата фактическим материалом, и если мы предлагаем нашему читателю не ее, а другую книгу об Александре, то это объясняется не только тем, что книга Фрица Шахермайра вышла на четверть века позже и включает новый материал, накопленный наукой за эти 25 лет [407]407
  Для некоторых книг год издания не имеет столь большого значения. Например, посвященный Александру I том «Истории эллинизма» Дройзена, вышедший в конце прошлого века, многократно переиздавался (в 1917, 1933, 1942,1952 гг.) и сегодня еще не утратил своего значения.


[Закрыть], но и большими ее достоинствами и глубокой эрудицией автора.

Шахермайр – единственный из известных нам ученых-античников, посвятивший Александру и его походам не только множество статей и исследований, но и три капитальные монографии. Первая из этих книг об Александре, которую автор снабдил подзаголовком «Гений и власть» [408]408
  F. Schachermeyr. Alexander der Grosse. Ingenium und Macht. Graz, 1949.


[Закрыть], была результатом долголетней работы Шахермайра над изучаемой проблемой и, что еще важнее, результатом духовного перелома ученого, происшедшего под влиянием крупных событий в жизни страны и в его личной. В предисловии к этой книге автор пишет, что события военных лет целительным образом повлияли на формирование его общих взглядов… и что без них его книга не могла бы возникнуть в ее современном виде.

Фриц Шахермайр – старейший, если не самый старый австрийский антиковед, участник еще первой мировой войны [409]409
  Cm.: F. K. Dcrner, F. Schachermeyr. Zum 70 Geburtstag. – Forschungen und Fortschritte. Т. XXIX. Вып. 1, В., 1965.


[Закрыть]. Проходя службу на Переднем Востоке и в Малой Азии, он увлекся историей Греции и античной культурой. Это увлечение захватило его на всю жизнь, и сейчас, на пороге своего 90-летия, он продолжает печатать исследования по истории ранней Греции и активно участвовать в конференциях историков.

Ф. Шахермайр начал свою научную карьеру с опубликования в 1929 г. солидного исследования по ранней истории этрусков. Уже в этой первой работе проявилась особенность таланта Шахермайра – умение на основе детальных исследований нарисовать общую картину эпохи. За долгую научную жизнь Шахермайру удалось сказать свое слово о различных и, казалось бы, далеких друг от друга областях и периодах истории древнего мира, но важнейшие его работы посвящены двум темам: ранней, как ее раньше называли «доисторической», эпохе жизни Балканского полуострова и времени Александра Македонского.

К сожалению, время, на которое пришелся расцвет научного творчества Шахермайра, оказалось тяжелым периодом в истории немецкой науки [410]410
  См.: Историография античной истории/Под ред. В. И. Кузи-щина. М., 1980, гл. 7, § 4. Немецкая историография античности. Гл. 8, § 5–6.


[Закрыть]. Приход к власти фашизма в 1933 г., засилье расизма и национализма в исторической науке не могли не привести к упадку и антиковедения. Поиски «нордических элементов» в греческой и римской культурах, прославление тоталитарного строя древней Спарты [411]411
  См.: С. Я. Лурье. О фашистской идеализации полицейского режима древней Спарты. – ВДИ. 1939, № 1.


[Закрыть], порицание демократического строя Афин и культ «сильной личности» – все эти установки оказали немалое влияние на молодого ученого, приглашенного профессором в Йену, незадолго до прихода Гитлера к власти. Уже в работе 1935 г. «Ахейцы и хетты», посвященной ранней истории народов Греции и Малой Азии, мы встречаемся не только с расистской терминологией, но и с характерным для фашистской науки утверждением о якобы исконном превосходстве индоевропейских или, как их называли немцы, индо-германских народов. Влияние фашистских установок сказалось и в объемистой статье 1937 г. об афинском тиране Писистрате, помещенной в «Реальной энциклопедии классической древности» Паули-Виссова (т. XIX).

Отмечая положительные моменты деятельности и стремление к тоталитаризму этой «сильной личности», Шахер-майр не забыл упомянуть, что «по своей крови Писистрат, несомненно, в значительной степени имел северные показатели». В том же стиле сочетания результатов детальных исторических исследований с национал-социалистскими «установками» написана и его третья крупная работа – «Индогерманцы и Восток» (1944). И только в четвертой книге Шахермайра («Александр Великий. Гений и власть»), написанной в 1949 г., уже по возвращении в родную Австрию, наметился тот духовный перелом, о котором мы уже говорили и который сам автор назвал «целительным».

Эта книга может служить характерным примером пересмотра взглядов серьезным ученым, занимавшим в свое время ведущее положение в исторической науке «гитлеровского рейха».

Следует сказать несколько слов о характере и причинах духовного перелома, происшедшего с Шахермайром. После разгрома гитлеризма он уже был совершенно не склонен восхвалять «необузданных властителей, приписывающих себе сверхъестественную силу и ставящих себя над материальным миром, попирая при этом права и достоинства личности». Слишком дорого обошлась Германии вера в силы таких «всемогущих магов». К их числу автор относит прежде всего героя своей книги Александра Македонского, называя затем и других деятелей мировой истории – Валленштейна, Карла XII, Наполеона, не говоря уже о «современных экспериментах». «Нет никаких сомнений, – утверждает автор, – что такого рода деятели, «стоящие выше добра и зла», когда в их руках оказывается власть, становятся опасными. Средства, при помощи которых они пытаются навязать людям свою волю, безрассудны. Единовременный брак его сподвижников и воинов, – знаменитая свадьба в Сузах не могла привести к слиянию Востока и Запада, а скорее напоминала действия хозяина конного завода».

Сама жизнь заставила Шахермайра отказаться от веры в то, что он называл «изначальной внутренней силой гениев», убедила его, что личность не может ставить себя над материальным миром, и тем самым приблизила к положениям исторического материализма. Свои новые убеждения он выразил словами: «Александр – мрачный герой! Его цели шли вразрез с историческим развитием. Его деятельности не дано было осчастливить людей». Немало должен был пережить и продумать Шахермайр, чтобы прийти к таким выводам.

В предисловии к своей первой книге об Александре Ша-хермайр сетует на те условия, в которых в результате безответственной политики предшествующих правителей оказалась Австрия. Издательство в университетском городе Граце, где когда-то учился юный Шахермайр, не могло предоставить ему возможность издать плод его многолетнего труда в достойном виде. Автор вынужден был отказаться более чем от 1200 примечаний, которые вместе с приложениями должны были составить второй том монографии. Условия научной жизни в еще не оправившейся после военной разрухи Австрии не позволили ему издать книгу в двух томах.

Вторая книга Шахермайра об Александре вышла в 1970 г. в Вене. Эта сравнительно небольшая монография «Александр в Вавилоне и организация государства после его смерти» [412]412
  F. Schachermeyr. Alexander in Babylon und die Reichsordnung nach seinem Tode. Wien, 1970.


[Закрыть]посвящена последнему периоду жизни великого полководца и, что самое главное, результатам его деятельности.

Одновременно Шахермайр продолжал свои штудии по ранней истории Греции. В послевоенные годы вышли его книги: «Посейдон и возникновение греческой религии» (1950), «Древнейшие культуры Греции» (статья в «Реальной энциклопедии классической древности» Паули-Виссова, вышедшая затем в 1955 г. отдельной книгой), «Минойская культура древнего Крита» (1964), «Ранняя греческая классика» (1966), «Эгеида и Восток» (1967). В этих работах автор отказывается от своих прежних высказываний о ведущей роли «нордического элемента» в создании греческой культуры и уделяет много места взаимодействию культур Греции и Малой Азии.

Итогом многолетних исследований Шахермайра, посвященных Александру, стала его значительная как по содержанию, так и по объему монография, вышедшая в 1973 г. также в издательстве Австрийской Академии наук [413]413
  F. Schachermeyr. Alexander der Grosse. Das Problem seiner PersOnlichkeit und seines Wirkens. Wien, 1973.


[Закрыть]. Как явствует уже из заглавия, этот том нельзя рассматривать как переиздание предыдущей книги 1949 г. «Александр. Гений и власть». Новый подзаголовок «Проблема личности и деятельности Александра» переносит акцент с вопроса об одаренности Александра на проблему результатов его кипучей деятельности.

В новой книге получили отражение исследования автора за последние 25 лет, а также результаты работ других ученых за этот период. Вопрос об оценке личности Александра, на который Шахермайр так решительно ответил в своей пер вой книге, теперь он ставит несколько шире, пытаясь определить, какое влияние на судьбы человечества оказал этот «мрачный гений». В первой книге Шахермайр, признавая, что влияние Александра не было благотворным, все же полагал, что дальнейшие события развивались по намеченному македонским царем плану. Хотя в его отношении к македонскому завоевателю сквозило чувство неприязни, которое он испытывал к другому «гению власти», своему современнику, он все же признавал, что Александр сильно повлиял на ход будущих событий. В новой книге острота критики личности Александра несколько смягчена, но зато вопрос о влиянии его деятельности на историю Средиземноморья решен иначе.

Автор, посвятивший своему герою столько времени и сил, естественно, стремится к тому, чтобы читатель нашел в образе правителя незначительного Македонского царства черты, сделавшие его впоследствии повелителем мира, полубогом, легенды о котором будут жить века и даже тысячелетия. Показывая привлекательные черты Александра, Шахермайр в то же время не закрывает глаза на его безрассудство и жестокость. В заключительной главе новой книги, рассказывая о смерти полководца, Шахермайр пишет, что со смертью Александра ушел укротитель, усмиривший всех непокорных и заставивший их подчиниться своей воле.

Подводя итоги политической деятельности Александра, Шахермайр объявляет ее безрезультатной: «Александр поклонялся фетишу, который сам избрал, – идее мировой империи, создание которой в то время еще не было исторически обусловлено, а потому было и нереально». Теперь никто больше не желал служить поверженному фетишу.

Правители, пришедшие на смену Александру, вернулись, по мнению Шахермайра, к политическим концепциям его отца Филиппа – к политике слияния греков и македонян, противопоставления их варварам и династическому принципу передачи власти. Укрепившиеся у власти династии диадохов понимали, что для них важно сохранить поддержку верхушки общества, и не навязывали знати своих «благодеяний».

Шахермайр считал Александра не только полководцем и политическим деятелем, но и талантливым учеником Аристотеля в области политики, опередившим не только своего учителя, но и всех современников по крайней мере на полстолетия, а то и на целый век. В отличие от Тарна, видевшего в Александре оригинального мыслителя, Шахермайр признает, что интернационалистические взгляды царя были подготовлены киниками. По его мнению, выдвинутые Александром идеи были впоследствии подхвачены стоиками, но «не оказали все же никакого влияния на духовное развитие своего времени». К такому пессимистическому, но, бесспорно, справедливому выводу автор приходит в итоговой главе «Наследники Александра».

***

Шахермайр поставил перед собой нелегкую задачу найти для своей новой книги об Александре оригинальную форму. Во введении (он назвал его «По обе стороны исторической науки», намекая на то, что строгие критики сочтут, что его манера художественного описания исторических событий лежит «по другую сторону исторической науки») автор пишет, что при написании этой главной книги его задачей было найти такой стиль изложения, который подходил бы к образу главного героя, «великого разрушителя полисного уклада жизни и блестящего мыслителя, превзошедшего даже своего учителя – Аристотеля».

Сейчас, считает Шахермайр, когда методика научного исследования усложнилась, не только специальные статьи, но и обобщающие работы пишутся таким сухим и скучным языком, что изложенные в них события могут «разве что заинтересовать, но уж никак не увлечь читателя». Специализация достигла такой степени, что серьезные ученые считают для себя зазорным писать для массового читателя, и авторами популярных работ становятся люди, далекие от науки. Дать достоверную картину исторической эпохи, сохранив при этом увлекательность и художественность изложения, – вот та «сверхзадача», которую поставил перед собой Шахермайр в своей новой книге.

Невозможно отрицать, что книга Шахермайра читается легко и с удовольствием. Все интересно – будь то психологическая характеристика целых народов (греков, македонян, персов), портреты родителей, юных друзей (па-реа), полководцев и советников молодого царя, входивших в его придворный лагерь, или же топография мест, по которым проходили македоняне и которые престарелый ученый объездил сам, чтобы своими глазами увидеть то, о чем хотел рассказать. Как отличается она от сочинений авторов, вынужденных пересказывать чужие описания и наблюдения!

Автор настолько вжился в описываемую эпоху, что не без успеха вкладывает собственные мысли в уста Александра. Изучив высказывания и письма Александра (большинство которых он считает подлинными), Щахермайр настолько проникся психологией своего гербя, что рискует реконструировать мысли и слова царя даже в тех случаях, когда античные авторы ничего о них не сообщают. Поэтому так живо встает перед глазами читателя сцена на пиру, когда был убит Клит, и другая сцена, когда Каллисфен отказался совершить земной поклон (проскинезу).

Живо описана ссора с Филиппом, когда Александр бросает отцу дерзкие слова, и картина штурма индийского города маллийцев, когда Александр чуть не заплатил жизнью за свою храбрость. Хотя в биографии Александра, написанной Плутархом, мы находим близкие к нашей книге описания, Шахермайр сумел дополнить их такой тонкой психологической мотивацией, что забыть эти эпизоды просто невозможно. Вспомним, к примеру, сцену прощания Александра с Неархом перед разделением войска на обратном пути из Индии, когда Александр предстал перед нами в таком неожиданном свете: «это не беззаботный гордец, не жестокий поработитель, а любящий и внимательный друг». Автор нашел новые краски для портрета своего героя, то величественного, то отталкивающего, то храброго до безумия, то подозрительного и боящегося собственной тени.

«Люди грубые и жестокие иногда бывают склонны к нежной и верной дружбе, хотя в их отношениях с друзьями и отсутствует сентиментальность», – пишет Шахермайр, и читатель останавливается на этой мысля и не может не признать ее справедливость. Или вот еще один пример. Характеризуя персидскую династию Ахеменидов, Шахермайр не обольщается, объясняя причины «альтруизма» первых персидских царей. «Они знали, – пишет он, – что «мягкие» режимы оказываются более длительными и выгодными для правителей, чем те, которые основаны на применении силы». Но, продолжает автор, мягкие законы были лишь красивым фасадом и далеко не всегда выполнялись поставленными царем сатрапами. «Власть над народами несет с собой разложение, чванство и самомнение, жестокость и ограниченность». Таких мест в этой объемистой, но удивительно легко читающейся книге так много, что из нее вполне можно извлечь материал на целый сборник исторических афоризмов.

Вторым важным достоинством этой книги является ее проблемность. Кроме основной проблемы – общечеловеческого значения судьбы Александра и результатов его деятельности каждая глава и даже параграф ставит перед читателем вопросы, над которыми раньше многим из нас не приходилось задумываться. Можно ли научиться искусству полководца? Как случилось, что македоняне, стоявшие на значительно более низкой ступени общественного развития, чем греки, оказались способными воспринять греческую культуру? Почему, восприняв ее и почти слившись с грекахми, они еще долго сохраняли все свои традиции? На многие вопросы мы получаем новые ответы взамен привычных. Как относился Александр к своему обожествлению? Вопреки Тарну Шахермайр считает (и психологически это вполне убедительно), что на гребне успехов Александр действительно уверовал в свое божественное происхождение. Не совсем убедительна его полемика с Тарном, отрицавшим, что Александр с самого начала готовился к покорению ойкумены. Тог факт, что канцелярия царя не осталась в Македонии, еще не доказывает, как нам кажется, намерения царя перенести столицу на Восток.

Интересна попытка Шахермайра связать введение проскинезы с отношением Александра к персидской религии и к культу огня. Внимательного рассмотрения заслуживают рассуждения Шахермайра о географических представлениях древних и о взглядах Александра на симметричность вселенной, от которых он должен был отказаться в результате своего похода. Да и мало ли еще интересных решений может предложить читателю крупный ученый, почти 50 лет своей жизни посвятивший исследованию личности Александра и его деятельности?

В основу всех реконструкций Шахермайра положены его отношения к первоисточникам, описавшим Восточный поход Александра. Учитывая динамичный характер своей книги, Шахермайр не дал обзора первоисточников, как это обычно делается в начале книги, а привел его лишь в конце IV главы, когда о многих их авторах мы уже получили некоторое представление [414]414
  Обстоятельный очерк источниковедения эпохи Александра написан Л. П. Маринович и содержится в книге «Источниковедение Древней Греции» (М., 1982). Там же дана критика новейших работ, относящихся к источникам эпохи Александра.


[Закрыть].

Официального историографа похода, ученика и родственника Аристотеля, Каллисфена, Шахермайр решительно не одобряет. Он считает, что это был ограниченный, тщеславный человек, увлеченный своими политическими идеями (панэллинизм, исконное превосходство греков над варварами и т. п.), неспособный поэтому понять величие замыслов Александра. В его «Истории» много искажений: не следует, в частности, доверять приводимым им сведениям о численности варварских войск, о чудесах и божественных знамениях. Безудержный льстец, он способствовал созданию легенды о божественном происхождении царя, а затем сам пал жертвой своего высокомерия и претензий.

Шахермайр положительно относится к не дошедшей до нас книге Онесикрита «Об Александре». Кормчий царского корабля, ученик Диогена, Онесикрит создал образ «философа с оружием в руках», образ, настолько близкий самому Шахермайру, что тот излагает его концепцию в заключительной главе своей книги. Если Тарн прямо называет Онесикрита лжецом, то Шахермайр значительно смягчает эту характеристику, полагая, что Онесикрит не гнался за истиной, а использовал поход Александра для написания «утопического романа», в котором развивал идеи киников.

Снисходительно также относится Шахермайр к главному «врагу» Тарна – Клитарху. Немецкий исследователь причисляет его, как и двух предшествующих историков, к «романтической школе». Если Каллисфен был увлечен политическими идеями, Онесикрит – философскими, то Клитарх ставил перед собой прежде всего литературные задачи. Вслед за Тарном Шахермайр отходит от точки зрения Дройзена и других немецких ученых и признает, что Клитарх не принимал участия в Восточном походе и что он не стремился отыскивать для своего труда достоверные сведения. Его информацию никак нельзя признать достоверной: он просто расспрашивал знакомых ему участников похода, а где ему не хватало сведений, добавлял от себя. Его цель была чисто литературной – дать яркое описание полного чудес похода в Азию. Для этой цели избранная им свободная форма – смесь правды и выдумки – вполне подходила. Яркостью повествования объясняется и популярность Клитарха у римских историков времени империи, которые ставили его сочинения, дошедшие до нас лишь в отрывках, выше всех остальных (Страбон XI, 5, 4).

В отличие от своих предшественников Шахермайр усомнился в достоверности сведений, сообщаемых Птолемеем и следующим за ним Аррианом. Эти сведения вполне точны, когда речь идет об организации армии, маршрутах, приказах царя или географии завоеванных стран. Там же, где вопрос касается внутренней борьбы в македонском лагере, они напоминают записки Цезаря «О галльской войне». Хотя Птолемей часто цитирует официальные документы, относиться к его сведениям нужно весьма осторожно. Опасаться следует не искажений, вкравшихся в традицию, а того извращения истины, которое было присуще диктаторскому режиму. Автор умело умалчивает обо всем, о чем ему не хотелось бы сообщать. Из его повествования невозможно извлечь подоплеку событий: дается только официальная версия, а дальше мы «упираемся в глухую стену». Чтобы докопаться до истины, Шахермайр предлагает осторожно использовать сплетни, собранные у военачальников и придворных чиновников Клитархом и, что еще важнее, Харесом, составителем дошедшей до нас в отрывках «Истории об Александре».