Текст книги "Александр Македонский"

Автор книги: Фриц Шахермайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц)

Свою любовь к эллинам Александр I проявил, участвуя в героической борьбе греков с персами, закончившейся победой Эллады. Часть добычи, отнятой у мидян, он пожертвовал в Дельфийское святилище, а как участник Олимпийских игр, воздвиг свою статую на берегу Алфея. Известно, что часть изгнанных из Микен граждан Александр принял в Македонии, предоставив им земли. Он слыл покровителем искусств, и сам Пиндар гостил у него.

Но наибольшее проявление филэллинства можно отметить полвека спустя, в связи с деятельностью царя Архелая. Его столицей уже были не Эги, а Пелла, расположенная в бухте, глубоко врезавшейся в прибрежную полосу. Архелай поручил известному греческому художнику Зевксису украсить свой дворец фресками, превратив его в одну из прославленных достопримечательностей Македонии. Он привлек в свой дворец самых известных греческих художников, скульпторов и поэтов. Пелла стала культурным центром, конкурирующим с Афинами. Не случайно последние годы жизни Еврипид провел в Пелле. Его творческий гений, последний раз вспыхнувший в «Вакханках», несомненно, был вдохновлен необузданным македонским духом.

К самым ярким проявлениям деятельности царя Архелая следует отнести учреждение им проводившегося в Дионе пышного празднества в честь Зевса. Сочетание атлетических и художественных состязаний во время этих празднеств должно было объединить в Дионе славу Олимпийских игр и афинских Великих Дионисий. Не исключено, что Еврипид написал своего «Архелая» специально для такого празднества в Дионе.

Среди последующих правителей Македонии особенно поклонялся греческой культуре и искусству Пердикка III. Здесь, как и во многом другом, он проявил, пожалуй, чрезмерную активность. Он попытался даже привлечь в Пеллу Платона, но философ, сделав не слишком удачный выбор среди своих учеников, послал туда Евфрая. Последний стал играть при дворе значительную роль, но не пользовался симпатией. Его поведение вызвало толки: мол, на царские пиры теперь приглашают только гетайров, знающих толк в философских материях и высшей математике.

Так проявлялось стремление Аргеадов к эллинизации населения вплоть до вступления на престол Филиппа. Прежде всего это касалось искусства, философии, некоторых практических областей: медицины, техники, военного дела и даже налоговой системы. Заимствования затрагивали в основном придворные круги и земельную аристократию, но едва ли доходили до широких масс народа. Речь шла лишь об облагораживании «благородных». За пределами этой верхушки мало кто умел писать и читать. Даже Евридика, мать царя Филиппа, только в старости постигла это искусство [14]14
  Plut. De liberis educandis, 20, 14.


[Закрыть].

Глубоко чуждыми македонянам оставались сами основы греческого полиса с его гражданской жизнью. По-видимому, Аргеадов совершенно не интересовала эта сторона эллинской жизни. Пелла не стала греческим городом, и македоняне не имели никаких оснований для создания группировок олигархического и демократического толка. Даже учреждение новой фаланги – педзэтайров (гетайров-пехотинцев), – состоявшей из крестьян и пастухов, не привело к образованию подлинной «демократии». Такую реформу провели Аргеады, лишь когда получили для этого достаточную финансовую базу. Фаланга имела двоякое назначение: для военных целей и для поддержки народными массами царской власти. Время, когда был введен этот новый тип пехоты, определяется по-разному, и уточнить его не представляется возможным. Был ли создателем фаланги Александр I, Архелай, или правивший в течение недолгого времени Александр II, или даже сам великий Филипп – неизвестно [15]15
  См.: Frg. Gr. Hist., 72 frg. 4. Приведенный отрывок из Анаксимена не дает решения вопроса.


[Закрыть]. Однако, поскольку до правления Филиппа для постоянного содержания этого нового типа войска цари не имели достаточных средств, фаланга не могла появиться до этого времени. Только Филипп, использовавший золото и серебро фракийских рудников, мог создать ту железную фалангу, которая превзошла все виды греческой военной организации.

Именно в этом следует искать ключ ко всей политике эллинизации, проводимой Аргеадами. Они взяли от греков все дары их муз, все, что было порождено их разумом и практицизмом, и оставили в стороне все те их достижения, которые могли пошатнуть традиционные устои Македонского государства. Поэтому македоняне особенно ценили тех эллинов, которым были чужды политические страсти. Они хотели, поднявшись над общим уровнем балканско-континентальной культуры, все же остаться по сути своей македонянами.

Огромное значение для македонян имело сближение с культурой Греции, проводившееся Аргеадами в высшей степени разумно, однако не меньшую роль играли политические столкновения между греками и македонянами на территории Балкан. Греческие города, расположенные по обеим сторонам Фермейского залива, закрывали от македонян побережье, поэтому Аргеады считали необходимым либо подчинить себе эти города, либо уничтожить. И когда основанный выходцами из Аттики Амфиполь закрыл македонянам доступ к фракийским рудникам, это вызвало резко враждебное отношение к грекам. Отныне Македония стала использовать все возможности, чтобы пошатнуть положение греков на севере. Борьба с эллинами действовала на Аргеадов как своего рода возбуждающее средство: она не давала македонянам впасть в спячку, являлась хорошей школой для проводимой ими политики, сущность которой составляли без конца заключаемые и вероломно нарушаемые договоры. В то же время эта борьба послужила стимулом к окончательному объединению Македонии и превращению ее в могущественную державу.

Однако древнюю Македонию ожидала еще одна опасность, которую никто не мог предвидеть. Она уже была близка, и в немалой степени ей содействовали гениальные Еврипидовы трагедии. Этой опасностью была свобода поведения, провозглашенная впервые греческими софистами, – автономия человеческой личности, оторванной от гражданских устоев. Такая свобода поведения глубоко противоречила всем македонским традиционным связям, сложившимся между царем, знатью и народом. Уже со времен Архелая внутри правящего дома усилились раздоры и интриги, которые часто приводили к критическим вспышкам, и патриархальные устои в верхних слоях македонского общества начали расшатываться. И разве не напоминала одну из женщин, рожденных фантазией Еврипида, Евридика, которая, посягнув на жизнь царственного супруга, не пожалела собственного сына, для того чтобы в союзе со своим любовником-свекром бесстыдно наслаждаться безграничной властью над Македонией? Неужели столь скоро дали всходы зерна, посеянные трагиком? Правда, подобное нарушение традиционных связей проявлялось лишь в кругах высшего общества, в то время как в низших слоях все еще оставалось по-старому. Мы увидим, что Филиппу удалось в последний раз поднять уважение к древнемакедонским традициям. Но разве его личная жизнь не была насыщена конфликтами, носившими чисто еврипидовский характер?

Все это предвосхищало в какой-то мере распад традиционных связей, которые уже полностью отсутствовали во времена Александра и диадохов. До этого времени перед Македонией не стояли проблемы, связанные с развивающимися общественно-политическими отношениями в стране. Македоняне сумели избежать внутренних раздоров, присущих Элладе. Свобода человеческой личности, хотя эта проблема мало интересовала македонян в целом, широко культивировалась в Пелле, где весьма усердно почитали поэзию Еврипида. Вскоре необузданный дух Еврипидовой свободы овладел обитателями царского дома и двора и, возбудив страсти и желания, вырвав их из патриархальной сени Македонии, увлек в неведомые дали.

Глава II
РОДИТЕЛИ. ФИЛИПП И ОЛИМПИАДА

СОЗДАТЕЛЬ БАЛКАНСКОГО ГОСУДАРСТВА

После смерти Архелая Македонию потрясали многочисленные внутренние неурядицы. Этим обстоятельством воспользовались иллирийцы, которые, создав государство на северо-западе Балканского полуострова, оказывали давление на горные районы Македонии и даже требовали от Аргеадов ежегодной дани. Пердикка III начал военные действия против иллирийцев, поставив на карту все, но проиграл. После ожесточенной битвы (359 г. до н. э.) македонские войска потерпели сокрушительное поражение. Четыре тысячи убитых легли на полях Линкестиды, и царь оказался одним из них.

Казалось, эта катастрофа принесет Македонии гибель. Победители, овладев горными областями, пытались захватить центр страны. В это же время с севера вторглись пеоны, а с востока Македонии угрожали фракийские племена. Македонским царем был провозглашен Аминта, не достигший еще шести лет. Всевозможные претенденты, поддерживаемые Афинами и другими врагами Македонии, пытались завладеть незавидным наследством Пердикки III. Тучи, сгущавшиеся над Аргеадами в течение нескольких столетий, наконец разразились грозой и волны варваров с востока, запада и севера вот-вот должны были захлестнуть страну.

Все эти бедствия пали на плечи юного Филиппа, который был назначен опекуном малолетнего царя, как единственный из Аргеадов, оставшийся в живых после смерти его брата Пердикки. Филипп, сын неукротимой Евридики, с детства опасался своей матери. Позднее, во времена великого стратега и военного реформатора Эпаминонда, он в качестве заложника попал в Фивы. Там он познакомился с Элладой столь основательно, как никто из македонян. Вплоть до гибели Пердикки Филипп был его сподвижником. Теперь он в свои 23 года стал регентом государства, стоявшего на краю гибели.

То, что произошло в действительности, можно отнести к самым удивительным событиям истории. Юноша, взяв в свои руки руль правления, сумел купить дружбу пеонов и фракийцев ценными дарами, а расположение Афин – дешевыми обещаниями. Филипп выиграл время для того, чтобы вновь собрать и вооружить войско. Прежде всего он призвал горных пастухов. До сих пор эти люди спускались с гор, лишь когда перегоняли скот на зимние пастбища. Филипп образовал из них войско, вооружил и вдохнул в них свою отвагу.

С 10 000 пехотинцев и 600 всадниками он напал на Пеонию, выступил против иллирийцев и разбил их всех в жестоких сражениях.

Филипп выиграл больше, чем потерял Пердикка. Гордыня населения горных областей, расположенных на западе Македонии, была уже сломлена иллирийским кнутом. Поэтому Филипп предстал перед ними как освободитель от варварского ига. Благодаря этому он упразднил то особое положение, которым пользовались эти области, а местные правители отказались от власти и присоединились вместе со своими всадниками к македонской аристократии. Все реформы проводились Филиппом в столь обходительной и мягкой форме, что местные князья вскоре почувствовали себя опорой царской власти. Только одни македоняне негодовали.

Филипп сумел укрепить свое царство так прочно, как только могли мечтать его предшественники. Удача сопутствовала ему и в столкновениях с балканскими соседями. В течение последующих лет ему удалось расширить владения Македонского государства. Вмешавшись в дела Эпира, он сумел прийти там к власти. У иллирийцев он отнял долину Охридского озера. Ему подчинились пеоны и агриане. Затем он начал готовиться к войне с фракийцами, в ходе которой отобрал у них земли до реки Нест и присоединил их к Македонии. В результате последующих походов Филипп захватил власть над всей восточной частью полуострова вплоть до Хемуса (Балканские горы). Таким образом, Македония сделалась великой балканской державой, простершейся от Ионийского моря до Понта. Доходы от фракийских золотых рудников позволяли Филиппу содержать самую большую и боеспособную армию, когда-либо существовавшую в Европе.

Перед Аргеадами издавна стояла цель выйти из-под опеки греческих городов и сделаться хозяевами этой части побережья.

И здесь Филипп превзошел самые смелые замыслы своих предшественников.

Полоса эллинских городов, союзных с Афинами, все еще преграждала выход к побережью Эгейского моря. Как только Филипп стал регентом, он сразу же задумал подчинить себе эти города и освободить от афинского влияния. Проследить все ухищрения этого гениального «шахматиста» мировой истории не представляется возможным. Расскажем лишь вкратце о тех методах, которые применял этот блестящий знаток Греции: это и договоры, которые он не соблюдал, так же как и его партнеры; и обещания, данные Афинам, с помощью которых он выигрывал время; и та дьявольская хитрость, с которой он сумел оторвать греческие города от Афин и Афины от греческих городов. С удивительным мастерством привлекал он с помощью звонкой монеты на свою сторону полисы, сеял измену в рядах своих противников и рано или поздно затевал с ними войны. Благодаря перевесу в военной силе он покорил их всех, причем Афины даже не успели начать войну. Он разрушил такие центры, как Потидея, Мефона, Аполлония, Олинф, а возможно, и Стагиру. Остальные города, особенно важный для него Амфиполь, он включил в состав своего государства в качестве подвластной территории. Часть жителей этих полисов была переселена во внутренние области Балканского полуострова, во вновь основанные поселения. К 350 г. до н. э. все побережье оказалось в руках Македонии.

Беспримерные успехи Филиппа дают возможность понять, почему народ решил облечь регента в царский пурпур. Общевойсковое собрание лишило трона малолетнего Аминту и передало царскую власть в руки наиболее достойного. Это, по-видимому, произошло в 357 г. до н. э., еще до брака Филиппа с Олимпиадой и во всяком случае до появления на свет Александра в 356 г. до н. э. Филипп относился к своему подопечному очень лояльно: оказывал ему почести, а позже даже породнился, выдав за Аминту одну из своих дочерей.

Конечно, хотелось бы более подробно ознакомиться с государством Филиппа, но, к сожалению, сохранилось очень мало сведений о нем. Костяк государства, доставшегося Александру после смерти отца, мы можем представить себе, отбросив то, что, как нам известно, было добавлено и усовершенствовано Александром.

Как уже говорилось выше, территория Македонии расширилась в западном направлении (за счет Эпира и Иллирии) ненамного, но зато в восточном она распространилась до Песта и побережья Эгейского моря. Западная часть государства по-прежнему делилась на отдельные области, с той только разницей, что они уже не имели автономии. Тем не менее пехота горных областей, служившая в царском войске, распределялась по этим областям и подчинялась местной знати. В Нижней Македонии существовало деление на более мелкие районы.

Остальные области, покоренные Филиппом, нельзя было считать собственно македонскими. Их население должно было нести военную службу, платить подати и предоставлять заложников. Ополчение их не принадлежало непосредственно македонскому войску и поэтому не имело права участвовать в общевойсковом собрании македонской армии. Пеоны и агриане оставались в подчинении своих племенных вождей. Что касается Фракии, то Филипп заменил ее вассальный режим провинциальным управлением под руководством назначаемого им македонского стратега. Номинальную независимость сохранил и Эпир. Фактически же благодаря близкому родству с царским домом молосцев Эпиром управлял сам Филипп.

Фессалийские области были объединены с Македонией личной унией. Фессалия единственная в Греции сохраняла архаические черты сельского быта и по своей политической структуре стояла ближе всего к македонянам. Филипп, призванный ее знатью для оказания помощи, был избран пожизненным «тагом» Фессалийского союза.

Вот и все, что мы знаем о государстве, созданном Филиппом на Балканах. Изучая его, следует, однако, особо выделить проблему гегемонии в Коринфском союзе (речь о ней пойдет в следующем разделе). Царство Филиппа было первым крупным государственным образованием в Европе и из-за обширности занимаемой территории выглядело совсем непохожим на эллинские государства. Войдя в историю как государство негреческое, обладающее большой территорией, Македония и в дальнейшем сохраняла это свое отличие. Однако без заимствования технических и военных достижений греков и их усовершенствования Аргеады не смогли бы достигнуть таких успехов как во внутриполитическом, так и в военном отношении. Правда, стремление выйти за пределы своего мира было свойственно и городам Греции. Македоняне, как истые земледельцы, расценивали успешность политики с точки зрения захвата большего земельного пространства; они стремились прежде всего к покорению больших территорий, подобно тому как это позднее делали римляне.

Для создания своей державы Филиппу нужны были люди, которые несли бы с собой культуру и цивилизацию и тем самым привлекли бы к нему население, оправдывая его завоевания. Таких людей Македония дать не могла. Письменностью, литературным языком, цивилизацией и всей своей культурой она была обязана эллинам, а также своим балканским соседям, которые, как, например, Эпир и Фракия, давно уже начали впитывать элементы эллинизации.

Для упрочения своего культурного и политического господства на захваченных территориях Филиппу пришлось создать целый ряд укрепленных пунктов. Помимо своего основного назначения они служили посредниками в распространении эллинского политического влияния. Хотя эти крепости, по существу, явились арсеналами македонского царя и были лишены какой-либо автономии, присущей греческим городам, они стали очагами греческого образа жизни. В действительности это был тот же самый тип города, который все более прививался в самой Македонии наряду с балканским типом сельских поселений. Своей архитектурой они напоминали греческие города, однако в политическом отношении отличались от них: они не были полисами, там не возникало политических проблем и не было государственного устройства – они не получили его, даже когда приобрели частичную автономию. Это был скорее прототип более позднего эллинистического города, входящего в состав монархии, который распространился из Македонии и стал характерным для империи Александра и для государств диадохов.

Уже здесь мы видим, как завязывается нить, которая ведет к Александру и эллинистической империи. Так, уже во Фракии возникло право наследования царю и провинциальное управление. Первые царские города, возникшие в результате объединения поселений, превратились в военные, торговые и культурные центры. Стихийно пробивают себе путь общегреческие язык и культура. Однако до Александра это явление не имело космополитической направленности и не было проявлением произвола великой личности. Оно было порождено самой Македонией, ограниченной пределами Балкан, и, кроме того, освещено блеском эллинской культуры. Таким образом, македоняне воспринимали устремления Филиппа как свои собственные. При Филиппе невозможны были ни процесс Филоты, ни мятеж в Описе. Оставаясь в пределах Балкан, Филипп не порывал связей с теми ценностями, которые чтили македоняне.

В БОРЬБЕ ЗА ГЕГЕМОНИЮ В ЭЛЛАДЕ

В предыдущем разделе была рассмотрена деятельность Филиппа на Балканах, которой он, как македонянин, придавал большое значение. Однако, считая себя Гераклидом [16]16
  Отец Александра, Филипп, выводил свое происхождение от мифического героя Геракла (см. выше).


[Закрыть], т. е. эллином, царь полагал, что ему предстоит еще более великая миссия в Элладе. Пока шла речь о родных землях и о побережье, Филипп вел себя по отношению к грекам как поборник македонских интересов и осуществлял свою завоевательную политику с изрядной жестокостью. Мысль о покорении эллинов, обитавших на материке, и включении их в состав Македонского государства была чужда Филиппу. Он лишь стремился объединить их и руководить греками для их же блага как самый эллинизированный из эллинов. Для Аргеада такое стремление было новым и необычным. Его предшественник, Александр I Филэллин, подтверждал свои права эллина участием в Олимпийских играх, Филипп же хотел сделать это, достигнув гегемонии над Элладой, т. е. добиться того же, чего до него добивались Перикл и Лисандр.

Для Филиппа, царя Македонии, это не означало отклонения от намеченного им плана, и, поскольку Македония заимствовала все достижения греческой культуры, подобное намерение как бы органически вытекало из предыдущей истории, более того, представлялось миссией Македонии.

За несколько десятилетий до Филиппа сама идея достичь таких высот выглядела бы абсурдной. Но для Филиппа это не было утопией. Все его начинания были вызваны исторической необходимостью, которая сложилась не столько в македонской, сколько в греческой действительности. Что же произошло в Элладе? Что могло способствовать столь серьезным переменам?

В течение ряда столетий Греция представляла собой арену борьбы мощных, рвущихся наружу сил. Но с недавних пор она стала подобна вакууму, и по сравнению с ней Македония жила исключительно напряженной жизнью. Со времени утраты Мессении Спарта оказалась обессиленной, а Афины, отдавшие Ионию персам, – слишком слабыми для того, чтобы поддержать финансами свои претензии на гегемонию в Элладе. Фивы же утратили всякое значение после гибели Эпаминонда. Таким образом, государства, до этого времени претендовавшие на гегемонию, не только были истощены, но и, что еще серьезнее, старая идея полиса, на основе которой они поднялись и расцвели, утратила свою жизненную силу.

Центр исторической активности все более перемещался из зоны городов-государств на север, в земледельческие области Фокиды и Фессалии, где власть носила совершенно иной характер.

С одной стороны, здесь правили безжалостные и властолюбивые личности вроде Ясона, жестокого властителя Фереса, подчинившего своим личным интересам страну и вмешивавшегося самым решительным образом в судьбы Эллады. С другой – ей грозила еще более серьезная опасность – выступления наемников. Вследствие бесконечных раздоров между олигархами и демократами десятки тысяч греческих граждан были лишены родины. Кроме того, избыточное население Аркадских гор, крестьяне и пастухи, спустилось в долины; эта достаточно большая группа людей без определенных занятий надеялась получить средства к существованию на военном поприще. В качестве профессиональных: гоплитов они получили хорошую подготовку и во много раз превосходили гражданские ополчения. Эти искатели счастья готовы были наняться к кому угодно, лишь бы им больше платили: к самой ли Греции, к персидским сатрапам, к «парю царей», к египетским правителям или же к тем, кто замышлял отложиться от Ахеменидов. Ни одна война не обходилась без наемников, которые своей численностью, воинской доблестью и необузданным нравом угрожали всему греко-персидскому миру.

Вскоре после вступления Филиппа на престол произошло объединение двух сил: в Фокиде инициативные и алчные Филомел и Ономарх возглавили продажных и жадных наемников. Не только греков, но и Филиппа страшило передвижение войск в северные районы Греции, находившиеся в близком соседстве с его владениями. Ему не нравилось, что командиры наемных войск, действия которых предугадать было невозможно, сосредоточили в своих руках всю власть. Поэтому, исходя из интересов самой Македонии, чтобы предотвратить возможные осложнения, Филипп должен был превентивно вмешаться в происходящие события. Но по своей сути это вмешательство вскоре вышло за пределы местного конфликта, и, как мы увидим ниже, Филипп имел далеко идущие планы.

Впрочем, несмотря на разложение полисного строя, пока еще не могло быть и речи о полном превосходстве македонских владык над греками. Лишь Филипп показал, на что способен в определенных обстоятельствах выдающийся государственный деятель. Пускай Македония и была подобна крестьянскому оружию, но оно находилось в руках одного из самых искусных и блестящих фехтовальщиков того времени. Только Филиппу удалось разбудить потенциальные силы, таившиеся в македонянах, главными чертами которых были здравомыслие, практицизм и трудолюбие. Македоняне не знали экспансивных политических деятелей, а также слишком экзальтированных или чересчур флегматичных городских жителей. Страна была населена спокойными людьми крестьянско-пастушеского склада. Они ставили перед собой исключительно конкретные задачи и умели извлекать пользу из технических новшеств. И если эллины изобрели массу практических предметов, македоняне, заимствуя их, превзошли своих учителей. Филипп, сам величайший практик по натуре, всячески поощрял их в этом.

Так, уже в области военного искусства проявилось огромное превосходство македонян над греками, которое было достигнуто не только благодаря способностям македонян к ведению войны. Эллины подняли военную технику на такой высокий уровень, что сами уже не были в состоянии оплачивать связанные с нею расходы. Филипп же превзошел самого Эпаминонда как реформатор, стратег и тактик: он привлек к себе сицилийцев, известных своими военными изобретениями, и с их помощью создал сильную артиллерию с дальнобойными орудиями и осадными машинами, каких еще не знали в Эгеиде. В отличие от греков он имел возможность финансировать создание этой техники.

Таким образом, военное превосходство строилось на прочной финансовой базе. И дело не в том, что фракийские рудники попали во владение Филиппа, а просто он сумел их рационально использовать и вообще хорошо понимал необходимость увеличения доходов государства. Так Македония сделалась одной из самых мощных в финансовом отношении держав Эгеиды. Это привело к новому соотношению сил в мире и сделало возможным, во-первых, создание технически превосходно оснащенного войска и, во-вторых, проведение политики с позиций «звонкой монеты».

Возвышение Македонии как в финансовом, так и в техническом отношении могло произойти быстро еще и из-за исключительной нерешительности и медлительности правителей эллинских городов.

Эллада оказалась намного слабее не только в военных и государственных вопросах, но и (а это не менее важно) уступала Македонии в моральном отношении. Как известно, истинная этика основывается на уважении прав другой стороны. Однако кем были Афины для своих союзников? Разве у союзников не отбиралось последовательно одно право за другим? Разве их не отягощали все новыми и новыми поборами? А Лисандр, разве он лучше поступил со своими декархиями [17]17
  Декархия – коллегия правителей (десять аристократов и спартанский наместник), поставленная в конце Пелопоннесской войны спартанцами во главе малоазийских городов.


[Закрыть]? Не говоря уже о Фивах, которые всегда думали только о собственных интересах. Неизменно действовал один лишь непреложный закон корыстолюбия и тот эгоизм, который всегда компрометировал себя. Повсеместно мы видим и у других греческих городов ту же органическую неспособность уважать права соседей. Отсюда и результат: разложение и распад всех объединений, раздробленность и взаимное недоверие греков по отношению друг к другу. Отсюда же проистекают отсутствие национального единства и взаимная вражда. Этот всеобъемлющий эгоизм полиса неизбежно должен был погубить нацию, а вместе с ней и отдельные государства.

Поскольку греческие государства не в силах были подняться над своими бедами, то, казалось, существовал лишь один путь к спасению – достичь объединения народа вокруг какого-нибудь «великого избавителя». Еще Ксенофонт в своей «Киропедии» предугадал необходимость появления подобной личности. Однако совершенно четко и ясно это сформулировал только Исократ. Он сказал, что великая личность должна поднять мир городов-государств над мелкими раздорами и взаимным недоверием и объединить их панэллинской идеей.

Подобные рекомендации напрашивались сами собой. Разве Филипп не обладал всеми данными, которые предопределили ему роль рулевого – спасителя потерпевшего крушение корабля? Разве в нем не воплощалась огромная реальная власть в сочетании с ярко выраженным уважением к традиции? Разве, будучи македонянином, он не испытывал чувства признательности к эллинам за их культурную миссию? Разве не был он сам эллином, ведя свой род от Гераклидов, и не считал себя обязанным оказать помощь собратьям? Таким образом, Филипп не мог не прийти к мысли о необходимости создания такой формы правления, которая не была бы орудием угнетения подопечных государств, а сохранила бы им полную автономию, освободив, однако, от язвы партикуляризма.

Только Филипп мог выдвинуть столь величественную и грандиозную программу. Его государство располагало достаточным числом подданных, доходами и другими средствами. Он не нуждался в экономической эксплуатации эллинских городов. Македонское государство было достаточно богато. Для полного блеска в короне Филиппа недоставало лишь одного «драгоценного камня» – благородной и благотворной красоты греческой культуры.

В своем письме Филиппу в 346 г. до н. э. Исократ выразил надежду, что македонскому властителю удастся склонить эллинов к объединению. В действительности же осуществление ее потребовало бы принуждения, без которого не обходится ни один процесс, связанный с объединением, так как приходится преодолевать сопротивление народов, отстаивающих свою самостоятельность. Можно ли было ожидать от полиса, что он добровольно откажется от своей высокой миссии решать судьбы Эллады согласно собственному мировоззрению? Правда, Филипп старался, достигнув главенствующего положения, и в своей панэллинской практике уважать права и достоинство полисов, всячески щадя их престиж и независимость. Однако противники Филиппа, сохраняя партикуляризм, в свою очередь, склонялись к идее панэллинизма. Как известно, Демосфен, замечательный оратор и политический деятель, наиболее ярко выражал антимакедонские тенденции эллинского полиса. Он воплотил в себе всю гордыню эллина, проповедовал устарелый, закосневший, но еще достаточно впечатляющий символ эллинской веры. Единственной гарантией свободы Демосфен считал полис. Филипп же нес с собой деспотию и тиранию, но никак не гегемонию. Для Демосфена Филипп не был ни эллином, ни Гераклидом, а просто самым сильным из варваров. Однако он стоял на довольно зыбкой почве, особенно когда гордые Афины предпочли искать защиты от северных варваров, опираясь на союз с исконным врагом эллинов – еще более «варварскими» персами.

И все же Демосфену удалось не только посеять недоверие к Филиппу, но и создать сильный антимакедонский блок, разрушить который мирным путем было невозможно. Оставался лишь один путь – война. Таким образом, судьба эллинского мира была решена насильственно в кровавой битве при Херонее в 338 г. до н. э.

Одержав победу и став властителем всей Эллады, Филипп не стремился сразу же воспользоваться лаврами победителя. Он отказался даже от преследования разбитого противника. Хотя с Фивами Филипп обошелся достаточно сурово, к Афинам и всей остальной Элладе он отнесся довольно доброжелательно, словно хотел одержать еще одну победу – уже над сердцами озлобленных эллинов. То, что впоследствии Александр предлагал персам, Филипп предложил грекам: пусть впредь не будет ни победителей, ни побежденных. Филипп не намеревался насильственно объединить в единое государство два народа, в его расчеты не входило расширение границ державы, которое было в равной мере нежелательным ни для самих македонян, ни для эллинов.