Текст книги "Александр Македонский"

Автор книги: Фриц Шахермайр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Шахермайр Фриц
АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

Личность и дела Александра Македонского
в интерпретации Фрица Шахермайра

Представлять книгу Ф. Шахермайра «Александр Македонский» довольно сложно, поскольку сам автор, уже на первых страницах своего сочинения, в присущей ему талантливой литературной манере объясняет цели, задачи и жанр своей книги. А потому хотелось бы прежде всего сказать несколько слов о самом авторе.

Фриц Шахермайр – довольно известный, как в Западной Европе, так и у нас в стране, австрийский ученый – антиковед. Его долгая жизнь и плодотворная научная деятельность интересны, противоречивы и драматичны.

Родился Ф. Шахермайр в 1894 году. Первое свое исследование, посвященное истории загадочных этрусков, он опубликовал в 35-летнем возрасте. Книга получилась довольно обширной. В течение своей дальнейшей научной деятельности Шахермайр главным образом занимался исследованием различных периодов и проблем истории Древней Греции.

Внимание ученого привлекали ее ранняя история, проблемы формирования греческого полиса, Афины классического периода, эпоха Александра Македонского и другие темы.

Спустя несколько лет после выхода своей первой работы, в самом начале 30-х годов, Ф. Шахермайр становится профессором Йенского университета. Вскоре к власти в Германии приходит Гитлер.

В это трагическое время Ф. Шахермайр оказывается среди тех ученых, которые разделяли взгляды нацистской идеологии. В 30-40-е годы он создает ряд работ, которые приносят ему славу одного из крупнейших нацистских историков.

Во второй половине 40-х годов ученый переживает, быть может, самые тяжелые годы своей жизни, связанные с тем духовным кризисом, который в итоге привел к отказу от прежних взглядов.

Подтверждением чего стала вышедшая в 1949 году книга «Александр Великий, Гений и власть» [1]1
  Schachermeyr F.Alexander dеr Grosse. Ingenium und Macht. Graz, 1949.


[Закрыть], положившая начало трилогии, посвященной эпохе и личности Александра Македонского. В этой книге Ф. Шахермайр негативно оценивает режим личной власти Александра.

В 50-е – 70-е годы Ф. Шахермайр исследует различные проблемы истории, культуры и религии Древней Греции, результатом этих исследований стали такие книги, как «Посейдон и возникновение греческой религии», «Минойская культура древнего Крита», «Эгеида и Восток», «Ранняя греческая классика», «Греческая история» и другие.

В 1970 году вышла в свет вторая книга Ф. Шахермайра, посвященная Александру, – «Александр в Вавилоне и организация государства после его смерти» [2]2
  Schachermeyr F.Alexander in Babylon und die Reichsordnung nach seinem Tode. Wien, 1970.


[Закрыть].

В 1973 году Австрийская Академия наук издает третью и наиболее фундаментальную работу Ф.Шахермайра, связанную с темой Александра – «Александр Великий. Проблема личности и деятельности» [3]3
  Schachermeyr F.Alexander der Grosse. Problem seiner Personlichkeit und seines Wirkens. Wien, 1973.


[Закрыть]. Именно эту книгу издательство «Феникс» предлагает вашему вниманию.

Из всех исследований, который Шахермайр посвятил Александру, эта его работа, как уже отмечалось выше, наиболее значительная. В какой-то степени, она носит обобщающий, итоговый характер, поскольку в ней ученый представляет результаты своего многолетнего изучения истории Александра, а также используют практически все накопленные исторической наукой материалы, связанные с этой темой. Вряд ли необходимо подробно говорить о том, что эпоха Александра Македонского и его деятельность являются одной из наиболее увлекательных тем в античной истории, но в то же время, споры, связанные с ней, продолжаются и по сей день.

Интерес к личности и деятельности Александра Македонского возник уже у его современников, на которых огромное впечатление произвели масштабы его завоеваний. Это касается, в первую очередь, сочинений таких авторов эпохи Александра, как Онесекрит, Харес, Птолемей, Аристобул, Клитарх, а также работ некоторых представителей более поздней исторической традиции: Диодора Сицилийского, Плутарха, Арриана. Но уже в античное время, наряду с положительными и восторженными оценками жизни и деяний Александра, сформировалось и противоположное ему критическое направление, принадлежащее, в первую очередь, таким представителям все той же поздней традиции, как Помпей Трог и Квинт Курций Руф.

Наметившаяся еще в античную эпоху разница в оценках личности и деятельности Александра характерна и для историографии Нового и Новейшего времени. С появлением в первой половине XIX века классического труда И. Дройзена «История эллинизма» была нарушена традиция негативного отношения к Александру, характерная для таких авторитетов в области античной истории как Нибур, Грот, Курциус и другие. В новейшее время внимание историков к личности и эпохе Александра усиливается. Начиная со второй половины 40-х годов нынешнего столетия, на Западе появляется достаточно много работ, посвященных этой теме. Наиболее значительными из них являются монографии Э. Бедиэна, Г. Бенгстона, П. Бриана, Л. Омо, В. Тарна, Ч. Робинсона.

В Советском Союзе того же периода, ученых также привлекает эта тема, но за исключением монографии Б.Г. Гафурова, Д.И. Цибукидиса «Александр Македонский и Восток» (1980), крупных работ, освещающих жизнь и деятельность Александра Македонского, создано не было. Вообще, до недавнего времени, у отечественного читателя были весьма ограниченные возможности познакомиться с научно подготовленной биографией такой яркой фигуры мировой истории, как Александр Македонский.

В 1890 году в России был издан I том «Истории эллинизма» И. Дройзена, посвященного личности Александра, затем в 1900 году на русском языке появилась книга В. Уилера «Александр Великий». В советский период, в довоенное время, вышли три работы научно-популярного характера, это книги С.А. Жебелева (1922), С.И. Ковалева (1937) и И.Н. Резникова (1940). Сравнительно недавно были опубликованы работы А.С. Шофмана «Распад империи Александра Македонского» (1984) и исторический очерк И.Ш. Шифмана «Александр Македонский» (1988).

В 1984 году было осуществлено первое издание предлагаемой вам книги Ф. Шахермайра. Написанная в жанре биографии эта работа представляет собой достаточно редкое в современной историографии сочетание научной монографии и увлекательного литературного повествования. Это позволяет даже не искушенному в проблемах античной истории читателю окунуться в атмосферу той эпохи, познакомиться не только с личностью Александра, но и с теми историческими деятелями, которые его окружали, оказывали на него влияние или противостояли ему. Портреты Филиппа, Олимпиады, Аристотеля, друзей и противников Александра написаны ярко и интересно. Ф. Шахермайр одинаково скрупулезно относится и к описанию ключевых моментов в жизни своего героя, и к воссозданию той исторической обстановки, которая его окружала. Известно, что Шахермайр, которому ко времени издания последней книги об Александре было уже почти 80 лет, сам посетил те места, по которым проходило войско его героя.

Но, конечно, же Шахермайр в первую очередь историк и для него при создании картин далекого прошлого основой являются сочинения античных авторов и другие письменные источники, анализ которых предпринимает Шахермайр в IV главе своей книги. Он считал, что «самыми надежными сведениями» об Александре отличаются произведения Хареса, Аристотеля и Птолемея, полагая, что Каллисфен, Онесикрит и Клитарх «в сущности романтики, которые проповедывали новые идеи, а не старались установить историческую истину». Из поздних античных авторов, наиболее значительными Шахермайр считает Арриана и Плутарха.

Интересна оценка Шахермайра сочинения Птолемея Лага; назвав его в числе авторов трех важнейших источников по истории Александра, он в то же время, обращает внимание на то, что это политическое произведение и его автор далеко не беспристрастен и «сознательно замалчивает все проблемы, связанные с личностью и целями Александра».

Похожую оценку дает ученый и другому надежному автору – Аристобулу, который «старался нарисовать его (то есть Александра – С.Я.) образ без каких-либо отрицательных черт». Такое отношение Шахермайра к первоисточникам во многом связано с его интерпретацией личности своего героя. Критически оценив сочинения таких представителей официальной традиции как Птолемей, Аристобул и широко используя непопулярного Хареса и, отчасти, Клитарха, Шахермайру удалось создать исторический портрет Александра Македонского, который во многом отличается от сложившегося в историографии образа.

Всех великих исторических деятелей Шахермайр делит на два основных типа; на гениев рационального характера, способных соотносить свою деятельность с интересами общества и необузданных властителей, ставивших свою волю выше народа и в титаническом порыве увлекавших и общество и самих себя к неизбежной катастрофе. И если отца Александра – Филиппа, Шахермайр относит к первому типу, то самого Александра Шахермайр склонен причислить ко второму, поскольку он разрушил то национальное единство греков македонян над созданием которого так много потрудился Филипп.

Вместе с тем Александр для Шахермайра «не хрестоматийная величавая фигура, и не грозный властитель… а более величественный и, одновременно, отталкивающий, внушающий священный трепет образа». С одной стороны – это талантливый, умный политик и полководец, с другой – жестокий, честолюбивый, порой фанатичный правитель, в котором «на протяжении всей его жизни боролись две силы – любовь к созиданию и дух разрушения».

Личность Александра, его жизнь и деятельность нельзя понять в отрыве от условий, обстановки и людей, которые его окружали в детские и юношеские годы. Очевидно, поэтому Шахермайр в первой главе своей книги предлагает подробный очерк, посвященный родине Александра – Македонии, который дает представление о географических, исторических, социально-политических особенностях и традициях Македонского царства.

В последующих главах рисуются интереснейшие портреты родителей Алексанадра, передавших сыну как свои достоинства, так и недостатки. Шахермайр подчеркивает, что «желая понять Александра, необходимо представить себе характер Филиппа и его политические задачи». Подробное описание настроений юного Александра и его отношений с родителями необходимо, поскольку психологи неоднократно отмечали, что многие достоинства и пороки будущих известных личностей закладывались в ранние периоды их жизни.

В главе «Наследник престола» Шахермайр рассматривает факторы, способствовавшие формированию незаурядной личности своего героя. Это и характер Александра, в котором «уживались романтические настроения с трезвым рационализмом, потребность любви – с неумолимостью, воинственностью и склонностью к насилию», и образование, которое дал Аристотель, и уже отмеченное влияние отца.

В последующих главах Шахермайр довольно много внимания уделяет главному противнику македонян в грядущем Восточном походе – Ахеменидской державе. Автор дает исторический очерк Персидского государства, где отмечает его социально-экономические, политические, культурные традиции и особенности, отличавшие его не только от греков, но и от таких предшествующих крупнейших восточных деспотий, как Вавилония и Ассирия.

Интересна идея Шахермайра о соответствии этих особенностей планам мирового господства Александра: «Строго говоря, империя Александра была основана не Александром, а Киром… Империю Александра правильнее считать не расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством».

По мнению Шахермайра, персидские традиции соответствовали македонским. В частности, Александр, как и Ахемениды опирался на знать. Вместе с тем автор справедливо подчеркивает, что сходство условий и традиций не помешало сформировать Александру свою самостоятельную концепцию, в основе которой лежит идея космополитизма, неприемлемая для Ахеменидов.

Центральные главы книги Шахермайр посвящает Восточному походу – главному делу жизни Александра, направленному на создание Великой империи. Здесь, как и в предыдущих главах, наряду с интереснейшими описаниями событий, содержатся не менее интересные, оригинальные идеи, порой резко отличающиеся от принятых в историографии мнений.

Несомненным достоинством книги Шахермайра является то, что уже в первых главах перед читателем ставятся вопросы, которые волнуют самого автора. Как случилось то, что македоняне, стоявшие на более низкой ступени общественного развития, чем греки, оказались способными воспринять греческую культуру? Почему после того как это произошло, македоняне сохранили свои традиции? Можно ли научиться искусству полководца? Как относился Александр к своему обожествлению? Эти и многие другие вопросы придают книге проблемный характер.

Следование, по словам автора, «художественному стилю исторической античной прозы», талант историка и писателя делают книгу Ф. Шахермайра своего рода бестселлером, одинаково увлекательным как для специалистов, так и для читателей, далеких от проблем античной истории.

С. Ю. Янгулов

Посвящается моей жене Гизеле Шахермайр

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
ПО ОБЕ СТОРОНЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ

Занимаясь историей какой-либо страны, периода, народа или жизнеописанием исторической личности, нельзя забывать о необходимости соблюдения двух принципов: точного изложения фактов с учетом всех, казалось бы, незначительных моментов и умения излагать их в художественной форме. Еще в древности Геродот, Фукидид, Саллюстий и Тацит руководствовались этими принципами. И сейчас многие крупные историки сочетают исторически правильное изложение фактов с художественной формой.

Это особенно важно для нашего времени, когда обнаруживается явная тенденция к разрыву между специальными трудами и популярными книгами, в которых основное внимание уделяется форме изложения. Если такие известные ученые прошлого, как Эдуард Мейер, Юлиус Керсг и Карл Юлиус Белох, знакомили читателя с ходом своих мыслей, давая в виде подстрочных примечаний выводы из предварительно проведенных исследований, то в наше время примечания, столь необходимые для правильной оценки изложения фактов, оказываются зачастую в конце книги, где они не получают уже должного звучания. Неудивительно, что и в специальных исследованиях все больше проявляется тенденция не считаться с литературной формой изложения и их стали публиковать только в специальных научных журналах или монографиях. Это привело к тому, что историки уже не воспринимают всерьез те работы, которые написаны сторонниками литературного изложения исторических проблем, независимо от того, какое значение они имеют для науки. Эту категорию ученых упорно призывают к тому, чтобы результаты своих изысканий они публиковали на страницах лишь сугубо научных журналов, поскольку с точки зрения узких специалистов все обобщающие работы в наше время пишутся только для широкого круга читателей.

Если раньше ученые находили место для дискуссии и в солидных трудах, то теперь принято вести полемику только на страницах научной периодики или в специальных монографиях, подбирая для этой цели факты и доказательства, не стремясь к литературному изложению. Конечно, в прошлом наряду с крупными изданиями печатались также журнальные статьи и специальные публикации, но они составляли лишь основу для последующих фундаментальных исторических исследований. В настоящее же время эти публикации все больше становятся самоцелью.

Нельзя не отметить, что подобная двойственность подхода к историческому исследованию представляет серьезные опасности. Одна из них заключается в том, что античная история, направленная в узко-специальное русло, теряет не только контакты с историографией в целом, но и со взыскательной частью (а такая, безусловно, имеется) интересующейся историей древнего мира читающей публики. Другую опасность я усматриваю в том, что литературное изложение исторических событий попадает в руки некомпетентных лиц, недостаточно сведущих в античности и в поисках дешевой занимательности искажающих исторические факты. Стремясь привлечь внимание читателей к наиболее эффектным сюжетам, они нисколько не заботятся об исторической достоверности. Это тем более опасно, что такие авторы, как правило, владеют литературным слогом и легко расправляются с лакунами, существующими в исторической науке.

Чтобы разрыв между историческими исследованиями и их изложением не превратился в систему, следует строить работу таким образом, чтобы в ней сочетались и научная аргументация, и исследование источников, и художественное изложение.

Моя первая книга об Александре была с интересом встречена читателями, тем не менее некоторые ученые оценили принятую в ней форму изложения, сообразуясь с собственными критериями. Встал вопрос, имеет ли историк право на свой собственный стиль или обязан подчиняться сложившемуся условному, научному языку. Распространяется ли это категорическое требование на всех и имеет ли исследователь право выйти за рамки общепринятого научного косноязычия, долженствующего служить примером для дальнейшего подражания?

Вильгельм Энсслин сформулировал эту проблему в своей рецензии на мою книгу следующим образом. Я, с его точки зрения, преступил долг историка и оказался по ту сторону исторической науки, внеся в свою книгу больше пафоса и преувеличений, чем это дозволено в серьезном исследовании. При этом он упустил из виду, что допущенные мною крайности внесены не мной, а восходят непосредственно к самим источникам.

Стиль книги об Александре неизбежно связан с оценкой его личности. Одни исследователи, такие, как Бенедикт Низе, рисующие Александра добропорядочным, заурядным человеком, не ставившим перед собой никаких грандиозных задач, естественно, прибегали к скромному стилю изложения. Другие – И. Г. Дройзен, Е. Корнеман, в известной мере В. Тарн и У. Вилькен, ценившие Александра – выдающегося полководца, воздавали ему должное и придерживались несколько высокопарного стиля. Поскольку я считаю Александра гениальным завоевателем, который сумел выйти далеко за пределы персидской монархии, разрушив все стоявшие перед ним преграды, то у некоторых моих коллег возникли ко мне претензии как по существу проблемы, так и по стилю моего изложения, сильно отличающемуся от традиционно-научного. Ничто столь ярко не характеризует существующие противоречия исследователей Александра Македонского, как те оценки, которые они дали моему труду. Ф. Эртель, Ф. Альтхайм, Ч. Робинсон и Бр. Уэллс положительно отнеслись к моей манере изложения, ибо они сами воспринимают македонского владыку в более широком аспекте. Инстинский же, который считает, что деятельность Александра ограничилась лишь исполнением замыслов его отца, намеревавшегося захватить только персидскую монархию, предъявляет претензии и к стилю книги. Таким образом, прослеживается определенная связь между взглядами на личность Александра и художественными особенностями повествований о нем.

Мое восприятие личности Александра тесно связано с моей оценкой первоисточников. До сих пор исследователи опирались на Птолемея и зависящего от него Арриана, в результате чего возник образ крупного полководца, но эти же источники оставляли возможность трактовать личность Александра как простодушного правителя, менее талантливого, чем это было на самом деле.

Я не придерживаюсь традиционных взглядов и сомневаюсь в достоверности официальных и официозных версий, предлагаемых Птолемеем. Хотя мне кажется, что этот автор, когда он сообщает об организации армии, маршрутах, а также приводит географические данные, заслуживает доверия, однако при описании пожара в Персеполе, процесса против Филоты, введения проскинезы и много другого мы встречаемся лишь с официальной версией, упираемся в глухую стену, за которой скрыто истинное положение дел.

Верноподданнические чувства обязывали считать все официальные версии аутентичными и неопровержимыми. Однако целый ряд сообщений, отправленных Александром с театра военных действий, содержит слишком много неправдоподобного относительно потерь, понесенных обеими сторонами, численности вражеских войск и продолжительности переходов. Они напоминают сообщения Цезаря в его записках «О галльской войне». Неудивительно, что Александр, не всегда сообщая истинное положение дел, возможно, сам определял, что, с его точки зрения, соответствует действительности, а что – нет. Птолемей же, ставший впоследствии царем, сохранил все сведения, официально распространенные Александром.

Если я, таким образом, выступил против традиционного почтительного отношения к Птолемею-историку, то в то же время необходимо встать на защиту ценности свидетельств, поступивших от Хареса, управляющего царским двором, а также некоторых сведений, исходящих от Клитарха. Большинство исследователей не придавали особого значения им как неофициальным источникам. Я же пришел к выводу, что не только Харес был очевидцем многих значительных дворцовых событий, но и Клитарх включил в свой труд наряду с пустой болтовней и многие ценные сведения, полученные им от военачальников, воинов и придворных чиновников [4]4
  Подробнее об этом см.: Fr. Schachermeyr. Alexander in Babylon. Wien, 1970, c. 81, 92.


[Закрыть].

На основе нового прочтения этих источников передо мной возник совершенно иной образ Александра, не хрестоматийная величавая фигура и не грозный властитель в регалиях и доспехах, а более величественный и одновременно отталкивающий, внушающий священный трепет образ. Он в большей степени соответствует тем сведениям, которые сообщает Арриан об Александре: о его беспредельных политических притязаниях, стратегических замыслах, безумной отваге и дерзости в сражениях.

Облик же, созданный филистерской школой ученых, столь же далек от истинного Александра, как и фигура простоватого рубаки, слепо исполнявшего замыслы своего отца Филиппа.

Однако существует еще одна сложность. В своей работе, посвященной анализу образа Перикла в книге Фукидида [5]5
  См.: Юбилейный сборник в честь Ханса Эриха Штира. – Antike u. Universalgeschichte, 1972, с. 176 и сл.


[Закрыть], я уже говорил о том, что восприятие исторической личности различными исследователями неизбежно содержит противоречия, которых невозможно избежать, тем более что Александр, воспитанный одновременно на демократических и монархических принципах, воспринимался многими исследователями как непостижимая и вызывающая неприязнь личность. Спорить с такой трактовкой личности Александра я считаю столь же бессмысленным, как и опровергать мою собственную, если только в распоряжении оппонента нет серьезных аргументов. Сосуществование противоречивых оценок личности Александра совершенно естественно. Каждая из них, несомненно, имеет под собой какую-то почву, поскольку в чрезвычайно сложной натуре этого человека было заложено такое богатое сочетание самых разнообразных черт, что каждая из них, исследованная в отдельности, не может не принести определенную историческую пользу. Охватить же «всего» Александра представляется более сложной задачей.

Принимая во внимание различные трактовки образа Александра, мы неизбежно должны примириться и со своеобразием стиля исследователей, повествующих о нем. Очевидно, еще Берве, Эртель, Альтхайм и Робинсон, как и Арриан, сумели оценить титанические масштабы личности Александра. Однако они не ставили своей задачей осветить по-новому македонского властителя, опираясь на второстепенные источники. Я же использовал их, взяв на себя эту достаточно сложную и не всегда безопасную (для меня как для исследователя) задачу. Положение облегчалось тем, что мое понимание личности Александра направляло меня именно по этому пути. В своей книге об Александре я позволил себе две «вольности», которые, с моей точки зрения, были необходимы для изложения.

В основном я следовал художественному стилю исторической античной прозы, требованиями которой являются определенный ритм повествования и передача идей, мыслей и впечатлений автора устами главных действующих лиц. Это представляется мне единственно оправданным для изложения истории

Александра, поскольку жизнь и деятельность македонского царя – это широкое эпическое полотно, уникальная насыщенность которого не может быть правильно передана тривиальной «научной прозой». Теперь о второй «вольности» – об идеях, мыслях и впечатлениях, зачастую приписываемых мною Александру. Здесь речь идет о логической связи между мыслью и последующими поступками, о той обстановке и обстоятельствах, которые вызывают реакцию данной личности. Изучив поведение личности в реальных случаях, можно реконструировать хотя бы в некоторых основных чертах те соображения, которыми человек руководствовался.

В античной историографии мысли исторического деятеля большей частью раскрываются с помощью произносимых им речей. При этом ораторам приходилось приноравливаться к аудитории. Именно так выглядят речи исторических лиц прежде всего у Геродота и Фукидида, а затем почти у; всех позднейших историков древности. Более точно с образом мышления героя знакомят нас не исторические труды, а величественные монолога греческой трагедии и философские диалоги.

Мне представляется, что в трудах биографического характера, посвященных, например, Периклу или Александру, следует стремиться передать ход мысли героя. Конечно, подобного рода реконструкции можно допускать только в тех случаях, когда существует реальная уверенность, что мы в состоянии сделать это достоверно. Во всяком случае таким образом мы избежим опасности, грозящей тем историческим работам, которые довольствуются лишь сухим изложением источника, не наполняя его живым содержанием.

Поскольку сам Александр не придерживался условных границ ни в политической, ни в духовной сфере, его историк не может не следовать его примеру, если хочет представить полную картину исторической деятельности царя.

И если завоеватель питал наивную веру, что его стремление охватить все сущее будет понятно всем, включая сомневающихся и равнодушных, почему же следует отказывать его биографу в не менее наивной надежде, что ему удастся вызвать интерес не только специалистов, но и широкого круга читателей.

Но это не главная цель, которую я перед собой ставил. Высшая цель исторического труда – передать события прошлого в назидание будущему.