Текст книги "Замок (сборник)"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 46 страниц)

Грейс закрыла глаза в попытке представить себе будущее, нарисованное им, но ей не хватало воображения. И внезапно она увидела это будущее. В ее уме возникло апокалиптическое видение – она ощутила его, коснулась его, познала вкус страданий и духовного падения, ждавших людей впереди. Она вскрикнула и открыла глаза.

Мистер Вейер внимательно смотрел на нее, мрачно покачивая головой.

– И вы не поможете нам остановить его? – воскликнула Грейс.

– Нет. Я стар. С меня хватит борьбы. Мне осталось жить всего несколько лет. И я хочу прожить их в мире. Я не пособник вашим усилиям. Только вы в состоянии сделать то, что необходимо. Но я желаю вам сегодня удачи. И смотрите, чтобы ничто не отпугнуло вас.

– Отпугнуло?..

– Да. У вас могут быть видения. Вы можете оказаться во власти самых ужасных страхов, чувства вины, глубоко скрытого в вас. Не поддавайтесь им. Просто делайте то, к чему призваны.

Он спустился вместе с ней вниз, на улицу, где Избранные ждали в своих машинах. Он пожал ей руку, затем повернулся и направился к центру города.

Садясь в машину Мартина, чтобы ехать в Монро – с запланированной остановкой у скобяного магазина по пути, – Грейс посмотрела на удаляющуюся фигуру этого пожилого человека и не могла избавиться от чувства, что никогда больше его не увидит.

4

Кэрол надеялась скрыть от Билла то, что произошло, но ей это не удалось. Он расстилал на газоне одеяло, когда она подошла, и, подняв на нее глаза, резко выпрямился.

– Кэрол, что случилось?

Плача, она рассказала ему о телефонном звонке.

– Проклятье! – воскликнул он. – Что надо этим людям?

– Не знаю. Они пугают меня!

– Нужно поставить в известность полицию. Пусть полицейские посторожат дом.

– Пожалуй, ты прав. Я позвоню им после ленча. – Она посмотрела на одеяло. – Я думала, что мы поедим на балконе.

– Здесь, на солнце, теплее.

Кэрол опустилась на одеяло и посмотрела на салат с тунцом. Тот намек на аппетит, который появился у нее до телефонного звонка, бесследно улетучился.

– Откуда им известно, что я беременна? Сама я узнала об этом всего два дня назад.

Билл уселся напротив нее. Ему тоже не очень хотелось есть.

– Это означает, что они следили за тобой.

Кэрол окинула взглядом ивы, дом, пустынную гладь залива. Следили? От этой мысли у нее по телу поползли мурашки, и она даже обрадовалась, что Иона Стивенс будет поблизости.

– Неужели они никогда не оставят меня в покое?

– В конце концов оставят. Когда вся эта шумиха вокруг тебя уляжется, они найдут другой объект для своей паранойи. А пока, может быть, тебе все–таки следует принять предложение Эммы пожить у них. Или ты могла бы поехать к моим родителям. Они с удовольствием тебя примут.

– Нет, это мое единственное пристанище на сегодняшний день. Я остаюсь здесь.

Ее злило, что она вынуждена думать, как ей спрятаться от этих психов. Но она тревожилась за ребенка. Неужели они действительно хотят с ним расправиться?

С ребенком Джима.

– Тот, кто звонил по телефону… по–моему, это была женщина… она сказала, что я ношу Антихриста.

Билл сердито посмотрел на нее.

– И ты в это веришь?

– Нет, но…

– Никаких «но», Кэрол. Или ты веришь, что носишь абсолютно нормальное человеческое существо, ребенка, или не веришь. Нормального ребенка или сверхъестественного монстра. Середины я не вижу.

– Но Джим был клоном…

– Ты опять за старое!

– Ладно, меня беспокоит то, что она сказала. А что, если они правы? А вдруг клон не является сам по себе личностью? То есть он – просто разросшиеся клетки уже существующего человеческого существа? Может он иметь душу?

Она с отчаянием наблюдала, как исчезает уверенность Билла.

– Как я могу ответить на это, Кэрол? За две тысячи лет истории Церкви этот вопрос никогда не возникал.

– Значит, ты не знаешь!

– Я могу сказать тебе только следующее. Джим был человеком, мужчиной, личностью. Он вправе иметь душу. Я верю, что она у него была.

– Но точно тебе это неизвестно?

– Конечно, неизвестно, – проговорил он мягко. – В этом и заключается вера. Мы верим в то, чего не можем знать точно.

Она подумала об ужасных снах, которые ее мучили, об абсолютном зле, присутствовавшем в них. Возможно ли, чтобы эти сны зарождались в ее чреве и потом проникали в подсознание? А что, если они больше чем фантазия? Что, если они – воспоминания?

– Но вдруг то, во что ты веришь, неправда? А что, если у Джима не было души и Сатана использовал его, чтобы проникнуть… в меня? – Она теряла почву под ногами, ощущала, что перестает владеть собой.

Билл наклонился к ней и сжал ее руку.

– Я уже рассказывал тебе о Сатане. Он – выдумка. Как и вся остальная ерунда. Мы имеем дело, Кэрол, не с романом ужасов, а с реальной жизнью. Антихристы рождаются в художественных произведениях, а не в Монро, на Лонг–Айленде.

Она почувствовала, как отчаяние, охватившее ее, проходит. Она вела себя глупо. Но вместе с чувством облегчения на мгновение вспыхнула ненависть к Биллу за то утешение, которое он предложил ей. Почему?

Она заставила себя рассмеяться.

– Наверное, мне надо перестать так много думать.

Билл улыбнулся и протянул ей блюдо с сандвичами.

– Может быть, и так.

Она взяла один сандвич. Сейчас она чувствовала себя гораздо лучше. Быть может, ей удастся что–нибудь съесть.

5

Мне пора уходить.

Ленч, за которым они съели так мало, подошел к концу. Билл посмотрел на часы и без всякого желания подумал, что ему следует отправляться в путь. Уик–энд оказался полным событий, он решительно отличался от размеренной жизни в приюте Святого Франциска. Регулярно переносить стрессы такого рода ему не под силу, решил про себя Билл. А кому это под силу? Однако он не мог не признать, что весь тот стресс, который выпал на его долю из–за Кэрол после его приезда в пятницу днем, был лишь частицей того напряжения, в котором она жила час за часом, день за днем. Не успев прийти в себя после смерти Джима ровно неделю назад, она узнает, что беременна его ребенком, а теперь какой–то параноик звонит ей и говорит, что она носит под сердцем Антихриста. Превратности судьбы, подстерегающие человека в повседневной жизни, всегда поражали его.

Пора в путь.

Билл посмотрел на Кэрол, сидевшую напротив него на одеяле, и ему почудилось, будто он видит ее без сарафана, обнаженной, как в прошлую пятницу, видит ее груди с торчащими сосками, пушистый треугольник ее лобка.

Пора.

Находиться рядом с ней в таком состоянии было пыткой. Он стыдился чувства сожаления о том, что не овладел ею в пятницу. Он старался избавиться от этого чувства, убежать от него, но оно не отпускало его, мучило, тянуло за рукав сутаны.

К своему ужасу, Билл понял, что любит ее, всегда любил, но подавлял любовь ежедневной молитвой, работой и исполнением обрядов.

Если он сейчас же не сбежит отсюда…

– Пора идти, – сказал он.

Кэрол нехотя кивнула.

– Думаю, что пора. Спасибо, что побыл со мной. – Она схватила обе его руки, и ее прикосновение доставило ему против воли наслаждение. – Спасибо за весь сегодняшний уик–энд. Если бы тебя не было здесь в пятницу, я, быть может, умерла бы.

– Если бы меня здесь не было, ты, возможно… – Он замолчал, не в силах говорить об этом. – Может быть, ничего бы и не произошло.

Она отпустила его руки.

– Да, может быть.

Они встали. Кэрол взяла блюдо с сандвичами, а Билл – одеяло. Когда он отвернулся, чтобы стряхнуть его на ветру, он услышал ее испуганный возглас:

– Билл! Посмотри!

Он повернулся к ней – она показывала на пожухлую траву у своих ног.

– Что случилось?

– Трава! Как раз там, где я сидела. Она засохла, как трава на могиле Джима.

– Успокойся, Кэрол!

– Билл, что–то не в порядке. Я уверена в этом! Происходит что–то ужасное!

– Перестань, пожалуйста. Ведь весна только–только начинается. Вероятно, какая–то большая бродячая собака зимой основательно полила это место, и корни травы погибли, вот она и не зазеленела.

– Но это как раз там, где я сидела! – возразила Кэрол. – Ты видел это, когда расстилал одеяло? Видел?

Заметив отчаяние в ее глазах, он решил солгать.

– Теперь, когда ты заговорила об этом, я вспомнил: да, я видел пятно пожухлой травы.

Облегчение, отразившееся у нее на лице, стоило того, чтобы он солгал. На самом деле до сих пор он не видел здесь засохшей травы. Но, разумеется, он и не искал ее.

– Давай проделаем небольшой эксперимент, – предложил он. – Следуй за мной.

Ранее, ожидая, когда Кэрол выйдет из дому, он побродил по заднему двору и приметил ряд цветущей герани в оранжерее на южной стороне особняка. Теперь он повел ее туда. В теплом, насыщенном густыми испарениями воздухе внутри стеклянного помещения стоял пряный аромат красно–оранжевых цветов.

– Вот, – показал он на растение с особенно длинными стеблями. – Возьми пальцами один из них и подержи, не сжимая, несколько секунд.

– Зачем?

– А затем, что я хочу доказать тебе, что ни трава, ни цветы, ничто другое не погибает из–за тебя, или Джима, или вашего ребенка.

Кэрол взглянула на него с недоверием, но опустилась на колени и сделала, как он велел. Билл про себя молил Бога, чтобы все обошлось и жизнь не преподнесла бы Кэрол еще один неприятный сюрприз.

Если он завянет, произойдет большая беда, мелькнуло у него в голове.

Подержав добрые полминуты стебель, Кэрол отпустила его и резко отпрянула, будто опасаясь, что цветок внезапно взорвется.

– Видишь! – воскликнул Билл с облегчением, надеясь, что оно осталось незамеченным, – яркий цветок и его стебель по–прежнему были свежими и даже не поникли. – Ты просто даешь волю воображению. Принимаешь на веру параноидные заблуждения тех безумных фанатиков.

Кэрол радостно улыбнулась и чуть не бросилась его обнимать, но сдержалась.

– Ты прав. Все это чушь собачья! – Она рассмеялась и прикрыла ладонью рот. – О! Извините, святой отец!

– Ваше наказание за это – три раза прочитать «Аве Мария» и глубокое покаяние, юная леди! – проговорил он наставительным тоном исповедника, тайно мечтая, чтобы она обняла его.

О да, уйти надо было давным–давно.

6

Брат Роберт, напряженно выпрямившись, сидел на переднем сиденье машины Мартина. Пока караван из трех машин следовал по скоростному шоссе Лонг–Айленда, он пребывал в тягостном раздумье. Мысли его беспорядочно сменяли одна другую.

В какой–то степени он был разочарован, считая само собой разумеющимся, что это ему предстояло бы повести верующих на подвиг во славу Господа, что в его руке окажется огненный меч Господень, поражающий Антихриста. Но выбор пал не на него, а на Грейс.

И все же он не обойден благодатью. Благоговейно касаясь заживающих стигматов, он благодарил Святого Духа за то, что тот отметил его столь недвусмысленным образом.

Честно признаться, он чувствовал облегчение от того, что бремя ответственности снято с его плеч. Формально, в силу его сана, он по–прежнему возглавлял Избранных, но теперь не ему одному надлежит нанести последний удар по Сатане. Это было бы тяжким бременем. Сейчас, когда он может разделить его с кем–то еще, он ощутил удивительную легкость на душе.

Каким странным будет этот Армагеддон! Какую пеструю, разношерстную армию Господню образуют эти обычные люди! А вместо огненных мечей их оружием будут хирургические инструменты!

Где величие и грандиозность великой битвы между добром и злом? Кто мог когда–нибудь вообразить, что судьба мира будет решаться в небольшом городишке, в этом тихом уголке Лонг–Айленда? Все оказалось как–то не так: обыденно, по–земному.

И тем не менее существовало чудо появления стигматов, которое рождало в нем внутреннюю убежденность: им предстоит вступить в бой с чудовищным злом. Если бы им удалось вырвать его с корнем раньше, чем оно утвердится, мир избежал бы великих страданий.

Брат Роберт жаждал сам вырвать корень зла. Но ему не дано владеть тем особым тонким ремеслом, которое необходимо для такого рода свершения. Грейс же владела им. Он утешал себя мыслью, что именно по этой причине, а не из–за сомнения в силе его веры Господь обделил его своей милостью. Не важно, кто выполнит великое предначертание, важно, чтобы оно свершилось.

И скоро это произойдет. Антихрист будет отправлен прямо в ад, а брат Роберт возвратится в свою любимую келью в монастыре в Эгюбелле.

7

Грейс положила руку на кожаный футляр с хирургическими инструментами, лежавший рядом с ней на заднем сиденье. Она продезинфицировала их прошлой ночью в автоклаве во время своей смены в Ленокс–Хилле, и теперь они были абсолютно стерильными. На коленях она держала бутыль с хлороформом, который взяла в больнице. Кроме того, она везла раствор антисептика и ампулы с антибиотиками, а также таблетки кодеина, которые собиралась дать Кэрол после завершения операции.

Она не могла не возвращаться мыслью к этому. Ее стигматы еще были видны. Святой Дух все еще находился в ней, и ничто не отвратит ее от священной миссии, но как бы ей хотелось, чтобы все произошло иначе! Случись у Кэрол выкидыш несколько дней назад, ничего этого не потребовалось бы. Грейс знала: до конца своей земной жизни она будет расплачиваться за то, что ей придется сделать. Она только надеялась, что сумеет загладить вину будущими благими поступками.

О Боже, сделай так, чтобы эта чаша миновала меня!

Но Грейс знала: кроме нее, нет никого, кому можно было бы ее вручить.

Кэрол… единственная дочь ее брата. После смерти Генри и Эллен и до того, как Кэрол вышла замуж за Джима, она стала для Грейс почти дочерью. По утрам Грейс отправляла ее в колледж, тревожилась за девушку, когда та поздно возвращалась в субботние вечера. Она повела ее под венец на свадьбе.

Она не сделает Кэрол ничего плохого, только изымет сатанинский плод, который та вынашивает. Но Кэрол никогда не поймет, никогда не простит содеянного. Это было самое ужасное. И все же Грейс готова пожертвовать любовью племянницы ради Бога, ради безопасности человечества.

Нет сомнения, что вскоре после того, как Антихрист будет уничтожен, ее разыщет и арестует полиция, так же как и большинство тех, кто сопровождает ее сейчас. Никого из них это не страшило. Они избраны во славу Божию. Они делали то, что им уготовано, следуя воле Господней. А выполнив свое предназначение, они предадут себя в Его руки.

Их было восемь мужчин и пять женщин, включая Грейс, и все они избраны Святым Духом и движимы священной целью, все готовы умереть за Господа. Мужчины могли понадобиться Грейс, чтобы убрать с пути тех, кто решится защищать Кэрол, а женщины – чтобы помочь ей с Кэрол. Нехорошо, если посторонние мужчины, даже те, в которых пребывает Святой Дух, увидят нагое тело Кэрол. Поэтому женщины будут держать Кэрол, а мужчины обеспечат Грейс возможность выполнить свою миссию без помех.

Грейс закрыла глаза. Только таким путем обретет она спасение. Она чувствовала это. Один проступок освободит ее от всех, подобных ему, греховных деяний. Подобная соразмерность совершенна.

А почему бы и нет? Ведь ее происхождение божественно.

8

Кэрол смотрела, как Билл проехал в стареньком фургончике через ворота и, свернув, исчез из виду. Она почувствовала себя очень одинокой и пошла в дом, чтобы побыть с Эммой. Должно быть, я дошла до крайности, подумала Кэрол, и решила помочь Эмме убрать кухню. Но та выставила ее за дверь, приказав выполнять предписание врача о постельном режиме.

Кэрол попыталась ее послушаться. Она включила телевизор, но ни по одному каналу не нашла для себя ничего интересного. Показывали старые кинофильмы, студенческие игры на кубок, хоккей и профессиональный баскетбол. Она выбрала две книги, но положила их обратно. Чем бы ей заняться? Достаточно того, что последние два дня она провела в четырех стенах крошечной больничной палаты. Ей не хотелось просто сидеть и ничего не делать, потому что тогда она начала бы думать о Джиме. И о том, что произошло с ним и что больше она его никогда не увидит…

Кэрол отправилась в оранжерею посмотреть, не найдется ли там для нее какого–нибудь занятия с растениями. Под стеклянной крышей было жарко и сухо. Почти все растения нуждались в поливке. А это было как раз то, что она могла сделать – хорошенько все полить.

Она искала лейку, когда заметила увядшую герань. Ей чуть не стало дурно. Но она сказала себе, что ошиблась, это другое растение. Не могло оно быть тем же.

Но это было оно.

Подойдя поближе, Кэрол увидела, что длинные стебли, зеленые и крепкие час назад, теперь пожелтели и сникли. Оранжевые лепестки валялись на полу. Среди всех его стройных сородичей было одно увядшее растение – то, до которого она дотронулась.

Кэрол какое–то время на него смотрела, а потом отвернулась. Она не станет пугаться этих загадочных превращений. Внушая себе мысль Билла, что не следует принимать на веру навязчивые идеи разных параноиков, она прошла оранжерею насквозь и вышла из нее. Ей надо уехать из особняка, подальше от Эммы, подальше от всех. Она миновала ворота, не взглянув на остроконечные прутья решетки, и направилась прямо в город.

9

– Все в порядке, – сказал Иона сам себе, положив телефонную трубку на рычаг. Он был у себя в доме один.

Иона только что позвонил своему мастеру Биллу Эверсу, рассказал ему о семейных проблемах, связанных со смертью приемного сына, и предупредил, что хочет на ближайшие две недели взять отпуск из числа неиспользованных за многие годы. Эверс отнесся к нему сочувственно и дал свое разрешение.

Иона улыбался. А он и не знал, как кстати может оказаться смерть кого–нибудь из членов семьи.

Внезапно небо потемнело. Удивившись, он поднялся со стула, высокий и жилистый, и подошел к окну. Зловещие тучи громоздились далеко на западе, заслоняя солнце. Он вспомнил прогноз погоды, который совсем недавно слышал по радио в машине: «Солнечно и теплее обычного весь день». Впрочем, неожиданная гроза не помешает, если учесть наступившую жару.

И все же неизвестно откуда взявшиеся тучи вселили в него дурные предчувствия. Что–то заставило его позвонить в особняк Хэнли. К телефону подошла Эмма.

– Где Кэрол? – спросил он.

– Где–то здесь. Ты получил отпуск?

– Да. Она рядом с тобой?

– Кэрол? Нет. Когда ты сюда приедешь?

– Не важно. Пойди и найди ее.

– Но, Иона! Это большое поместье и…

– Найди ее!

Иона в ярости ждал, пока Эмма найдет Кэрол. От Эммы была несомненная польза, но иногда она бесила его своей тупостью. Наконец она, запыхавшись, вернулась к телефону и доложила:

– Ее здесь нет. Я звала, звала, но она не откликается.

– Черт тебя подери, женщина! – взревел он. – Ты должна была смотреть за ней!

– Я смотрела! Я приготовила для нее сандвичи, но я не могу смотреть за ней каждую минуту! Она взрослый…

Иона швырнул трубку и вернулся к окну. Сгустившиеся черные тучи ползли в сторону Монро. Тогда он понял, что это не просто гроза не по времени года.

Он побежал в гараж и завел машину. Он должен найти ее. Даже если ему придется объехать все улицы Монро, он найдет ее и доставит в безопасное место.

Эта гроза направлена против нее и против того, кого она носит.

Глава 23

1

Бредя вдоль залива, Кэрол из окна проезжавшей машины услышала припев из «Пристани в заливе» Отиса Реддинга. Она вспомнила, как понравилась эта песня Джиму, когда он пару недель назад услышал ее впервые. А сейчас Джим умер, совсем как Отис.

Как она ни противилась, ее преследовали болезненные ассоциации; куда бы она ни шла, все напоминало ей о Джиме.

Гнетущая духота с каждой минутой становилась все невыносимей.

Ветерок, дувший с залива, жарко, точно большая собака, дышал ей в лицо. Она услышала далекие раскаты грома и, взглянув на небо, увидела, как по нему мчатся тучи, громоздятся друг на друга и закрывают солнце. Казалось, они очень спешат. Молнии сверкали под их черным брюхом. Она не успела заметить, как на смену ясному дню пришел неподвижный тяжелый сумрак, предвестник грозы.

Прямо как нарочно, подумала она.

Кэрол ненавидела грозы. А Джим всегда их любил. Она прижималась к нему, зажав уши руками и крепко зажмурив глаза, а он как зачарованный смотрел через окно на молнии. Для него чем неистовее была гроза, тем лучше.

Но теперь нет никого, к кому можно было бы прижаться, а эта гроза, похоже, будет ужасающей. Кэрол поспешила назад, к набережной.

Гроза обрушилась на город внезапно. Подул холодный ветер, разгоняя застывший жаркий воздух. Бледные всполохи превратились в яростно разящие сине–белые стрелы, а гром уже не бормотал, но словно дикарь–гигант дубасил по алюминиевому куполу неба огромной кувалдой. Хлынул дождь. Крупные, подгоняемые ветром капли, сначала редкие, оставляли на мостовых и тротуарах мокрые пятна размером в серебряный доллар.

Затем с неба полились струи ледяной воды, превращавшие крутящуюся пыль в грязное месиво, которое подхватывали бурные ручейки, уже через минуту образовав вдоль тротуаров потоки глубиной в два дюйма.

В одно мгновение Кэрол промокла до нитки. Она побежала под дерево, но вспомнила, что дерево – наихудшее укрытие во время грозы. Впереди, за несколькими домами, она увидела убежище куда безопаснее – старую приходскую церковь Скорбящей Божьей Матери.

Пока она бежала к входу в церковь, с неба посыпался град. Градины были величиной с детские стеклянные шарики, а некоторые даже с мяч для гольфа. Они барабанили по мостовой, ударяли Кэрол по голове и плечам, с оглушающим шумом колотили по крыше и капоту стоявших вдоль тротуара машин. Она вбежала по каменным ступеням, моля Бога, чтобы дверь была открыта. Дверь подалась и впустила ее в прохладную сухую тишину вестибюля.

И сразу гроза осталась где–то далеко–далеко.

Церковь. Когда она была в церкви последний раз? На чьем–то венчании? На крестинах? Она не могла вспомнить. С наступлением юности она стала редко посещать церковь. Возвращаясь мыслью к тем годам, Кэрол полагала, что виной тому была реакция да смерть родителей. В годы обучения в колледже ее небрежение к религии вызывало недовольство тети Грейс, но до ссор дело не доходило. Она не стала атеисткой, как Джим. Просто спустя некоторое время стоять на коленях и молиться по воскресеньям Богу, который год от году становился все более далеким и ненужным, потеряло всякий смысл. Но она помнила, как после смерти родителей еще до ее отступничества приходила в церковь Божьей Матери одна и просто сидела там в тишине. Это приносило ей успокоение.

Она оглядела вестибюль. Слева было место для крещения, а справа лестница, которая вела наверх, на хоры. Будучи в седьмом и восьмом классах, она пела в хоре каждое воскресенье во время утренней мессы для детей.

Кэрол пробрала дрожь. С ее волос и голых плеч все еще стекали дождевые капли, мокрый сарафан облепил ее как плохо сидящая вторая кожа. Она открыла дверь и вошла в неф. Когда она шла по центральному проходу, быстрые вспышки молний бушевавшей за стенами церкви грозы освещали витражи в окнах, покрывая яркими разноцветными пятнами скамьи и алтарь, почти как во время психоделических световых шоу, так популярных среди наркоманов.

Все время, пока Кэрол шла по проходу, приближаясь к алтарю, раскаты грома снова и снова сотрясали здание. Она скользнула между рядами скамей, опустилась там на колени и закрыла лицо руками, чтобы не видеть молний. В мозгу ее не переставали звучать вопросы: как ей жить дальше одной? как ребенок вырастет без Джима?

Он не вырастет!

Кэрол вскинула голову. Эти слова поразили ее. Кто…

В действительности она их не слышала. Их никто не произносил. Они прозвучали у нее в уме. И тем не менее Кэрол оглядела церковь. Кроме нее единственными человеческими фигурами в нефе были: стоявшая в алькове около кафедры слева от алтаря скульптура Святой Марии в человеческий рост, попиравшей змия–Сатану, и справа от алтаря – распятый Христос.

На секунду у нее замерло сердце: ей показалось, что краем глаза она увидела, будто голова Христа в терновом венце приподнялась, но когда она посмотрела еще раз как следует, голова была поникшей, как обычно. Просто игра света от молнии.

Вдруг она почувствовала, что в пустой церкви что–то изменилось. Когда она вошла, помещение, казалось, приняло ее тепло и приветливо, а теперь здесь все словно дышало неприязнью и враждебностью к ней, и они росли с каждой минутой.

Кэрол бросило в жар. Ее промокший от дождя сарафан перестал холодить. Взамен появилось растущее ощущение жара. Ее кожа горела, ее что–то обжигало.

Звук, подобный треску расколовшегося дерева, испугал Кэрол. Она осмотрелась, но, поскольку он эхом отдавался от купола и стен просторного нефа, ей казалось, что он исходит отовсюду. Скамья под ней закачалась. Кэрол в испуге, спотыкаясь, бросилась в проход. Треск дерева стал раздаваться вокруг нее все громче и громче. Стоны и визг терзаемого дерева наполнили помещение. Она увидела, что скамьи задвигались, стали изгибаться, коробиться, корчиться, как в агонии.

Внезапно скамья, на которой она только что сидела, выгнулась и раскололась по всей длине со звуком пушечного выстрела. За ней вторая и третья. Кэрол оглушила канонада – скамьи вокруг нее раскалывались одна за другой. Она в ужасе зажала уши, чтобы не слышать грохота, и, шатаясь, закружила по проходу. В воздухе летали освещенные разноцветными бликами обломки скамей, вырванных из мраморного пола.

А как ей было жарко! Нестерпимо жарко! Перед глазами плыли клубы пара. Она посмотрела на свои руки и увидела, как от мокрой кожи поднимаются струйки пара. Все ее тело извергало пар.

Вспышки молний, раскаты грома, стоны изуродованного дерева – все это казалось направленным на нее. Ей нужно бежать отсюда.

Когда Кэрол повернулась, чтобы броситься прочь из церкви, она увидела, как голова распятого Христа качнулась. У нее подкосились ноги – она поняла, что это не игра света.

Скульптура подняла голову и смотрела на нее.

2

Проклятый дождь!

Направляя машину поближе к тротуару, Иона чувствовал, как лысые покрышки скользят по рельсам старого трамвая, проходившим по центру города. Он не видел, куда едет. «Дворники» на ветровом стекле не успевали бороться с потоком воды, а дурацкое устройство для очистки запотевших стекол напрасно пыталось протереть их запотевшую изнутри поверхность.

Иона провел рукавом по боковому окошку, чтобы очистить его, но это не помогло. Казалось, будто он въехал во что–то серое и мокрое, чему нет названия. Бешеные потоки воды, низвергавшиеся с неба, заслонили от него непроницаемой завесой торговый район Монро. Когда дождь и град исступленно забарабанили по крыше машины, Иона ощутил первые признаки страха. Что–то было не так. С женщиной что–то происходило – здесь неподалеку. Противоположная сила пытается завладеть ею. Все погибнет, если он не найдет ее.

Где она?

В отчаянии он закрыл ребром ладони свой здоровый правый глаз, и дневной свет померк. Затем приподнял повязку с левого глаза. Темнота. Какие–то зыбкие тени справа, а слева – ничего, абсолютная пустота.

Что ж, этого следовало ожидать. Видения появлялись, только когда им самим этого хотелось. И очевидно, дар, которым он обладал, сегодня не давал о себе знать. Именно сегодня, когда он больше всего в этом нуждался. Он поворачивал голову вправо и влево, подобно радарному локатору, надеясь что–нибудь увидеть, но…

Иона замер. Вон там, вверх по холму, направо от набережной. Он отнял руку от здорового глаза и увидел только запотевшее ветровое стекло машины. Но когда он снова прикрыл глаз…

Свет.

Не яркий свет маяка или прожектора, а бледное мерцание в непроглядной тьме. Оно должно что–то значить. Иона включил коробку передач и медленно двинулся по залитой водой набережной. На первом же перекрестке он повернул направо и, увеличив обороты двигателя, направил машину вверх, против потока. Время от времени он останавливался и закрывал рукой здоровый глаз. Мерцание становилось ярче, когда машина продвигалась вперед. Сейчас оно было впереди и слева. Иона осторожно вел машину вверх по холму, поворачивая то вправо, то влево до тех пор, пока свет не заполнил пустоту его больного глаза.

Это здесь!

Определив местонахождение эпицентра сияния, Иона прикрыл повязкой пустую глазницу и выскочил из машины. Сквозь стену дождя он увидел очертания каменного оштукатуренного фасада католической церкви.

Иона застыл на месте. Этого не может быть! При чем тут церковь? Женщина неподвластна ей, а Тот и подавно. В чем же здесь дело?

Но женщина находилась внутри, и с ней Тот. И Тот в опасности!

Когда Иона двинулся в сторону церкви, ветер и град с удвоенной силой обрушились на него, словно вознамерясь не пустить внутрь. Но он должен был попасть туда, ибо там грозило произойти нечто роковое.

3

Христос смотрел, нет, впился в нее взглядом с креста. Его глаза сверкали гневом.

Сердце Кэрол колотилось в груди. Все тело сотрясала дрожь.

– Этого на самом деле нет, – произнесла она громко, в надежде, что, несмотря на оглушавшую ее какофонию вокруг, звук собственного голоса придаст ей силы. Но этого не произошло. – Я вижу еще один из тех снов! Это должно быть сном! Ничего этого нет!

Какое–то движение привлекло ее взгляд к правой руке Христа. Его пальцы сжались, пронзенная гвоздем ладонь дернулась. Она увидела, как мышцы руки напряглись от усилия. Но это была деревянная статуя! Деревянные мускулы невозможно напрячь!

Это доказывает, что я вижу кошмарный сон! В любую минуту я могу проснуться!

На мгновение она представила себе, как проснется рядом с Джимом и обнаружит, что все ужасы прошедшей недели были лишь плодом ее больного воображения. Как это было бы чудесно!

Пригвожденная к кресту рука Иисуса по–прежнему дергалась в попытке освободиться, из раны заструилась кровь, она ручейком стекала с ладони и медленно падала на пол длинными тяжелыми каплями.

Кэрол повернулась, чтобы бежать по проходу к выходу, когда заметила, что на нее смотрит статуя Святой Девы. Из ее глаз лились слезы. В голове Кэрол прозвучал голос:

Сможешь ли ты погубить все, за что Он страдал?

Это безумие! Горячечный бред. Кто–то добавил ЛСД в ее графин с водой в больнице!

Тут она заметила движение у нот Пресвятой Матери. Змий выползал из–под ноги, которой она попирала его.

Ты освободишь Змия?

Змий соскользнул с пьедестала и на минуту исчез из виду. Потом его длинное толстое тело коричневого цвета снова появилось у ограды алтаря, обвилось кольцом вокруг перил, и он замер наверху, глядя на нее блестящими глазами.

Кэрол пыталась бежать, но не могла. Смертельный ужас приковал ее к месту. И тут она почувствовала боли внизу живота. Такие же, как в пятницу.

Пронзительный скрип гвоздя, выдираемого из сухого дерева, снова привлек ее внимание к правой стороне алтаря. Правая рука Христа была снята с креста, из ладони торчал окровавленный гвоздь. Он вытянул руку и указал пальцем прямо на Кэрол.

Ты освободишь Змия? Вырви его! Вырви его!

– Это мое дитя! Мое и Джима.

Новый приступ боли заставил ее согнуться пополам. И тогда она увидела, что Змий обвил ее ступни и, раскачиваясь, ползет вверх по ноге.