Текст книги "Замок (сборник)"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 46 страниц)

Наконец девушка уснула.

Глава 22

Как только за дочерью задвинулась каменная плита, Куза повернулся к Моласару и обнаружил, что тот уставился на него из темноты своими бездонными черными глазами. Профессор всю ночь ждал этого момента, чтобы задать Моласару интересующие его вопросы, в частности прояснить те противоречия, на которые обратил внимание рыжеволосый незнакомец. Но Моласар появился с его дочерью на руках.

– Почему вы это сделали? – спросил профессор, глядя снизу вверх на Моласара.

Тот молча в упор глядел на него.

– Почему? Я думал, она для вас всего лишь очередной лакомый кусочек!

– Не испытывай моего терпения, калека! – Лицо Моласара побелело еще сильней. – Я не могу спокойно стоять и смотреть, как двое немцев насилуют женщину моей страны, так же как не мог пять столетий назад равнодушно наблюдать, как то же самое делают турки! Поэтому я и стал сподвижником Влада Цепеша! Но сегодня немцы зашли куда дальше турок – они пытались совершить акт насилия в моем собственном доме! – Он вдруг успокоился и довольно ухмыльнулся. – И я получил немало удовольствия, оборвав их никчемные жизни.

– Так же, как получали удовольствие от союза с Владом.

– Ему нравилось сажать людей на кол, и это давало мне превосходную возможность удовлетворять свои желания, оставаясь в то же время в тени. Влад доверял мне. И в конце я был одним из немногих бояр, на кого он мог полностью положиться.

– Я вас не понимаю.

– А никто от тебя этого и не ждет. Ты на это не способен, я выхожу за рамки твоей компетенции.

Куза попытался сосредоточиться и привести в порядок путающиеся мысли. Столько противоречий… все не так, как должно было быть. Но больше всего тревожило сознание того, что безопасностью, а может, и самой жизнью единственной дочери он обязан нежити.

– В любом случае я ваш должник.

Моласар не ответил.

Поколебавшись, Куза все–таки начал исподволь подводить Моласара к тому самому вопросу, который мучил его сильнее всего.

– А существуют ли еще такие, как вы?

– Ты имеешь в виду нежить? Морок? Раньше были. А сейчас – не знаю. После пробуждения я почуял, что никто не желает признавать моего существования, так что за истекшие пять веков люди сумели, видимо, уничтожить всех остальных.

– А остальные тоже боялись креста?

Моласар напрягся:

– У тебя ведь нет его с собой? Предупреждаю, что…

– Нет, он далеко. Но меня удивляет ваш страх. – Куза указал на стены. – Вы окружили себя крестами из латуни и никеля, тысячами крестов, и вдруг прошлой ночью запаниковали при виде крошечного серебряного.

Моласар подошел к ближайшему кресту и оперся на него рукой.

– Здесь заключена небольшая хитрость. Видишь, как высоко расположена крестовина. Настолько высоко, что это практически и не крест вовсе. Такая форма не вызывает у меня отвращения. Я встроил тысячи таких в стены замка, чтобы запутать моих преследователей, когда решил укрыться здесь. Они и предположить не могли, что существо, подобное мне, может скрываться в постройке, где стены усеяны «крестами». Но данная форма креста имеет для меня особое значение. Позже я тебе объясню, в чем дело, если, конечно, ты заслужишь мое доверие.

Куза упорно пытался обнаружить нечто странное в страхе Моласара перед крестом. Однако надежда на это, едва родившись, умерла. И вновь им овладели тяжелые сомнения. Надо хорошенько подумать. Удержать Моласара и выудить у него что–нибудь еще. Нельзя позволить ему уйти. Пока нельзя.

– А кто они такие? Кто вас преследовал?

– Тебе что–нибудь говорит слово «глэкен»?

– Нет.

Моласар подошел ближе.

– Совсем ничего?

– Уверяю вас, никогда прежде не слышал этого слова.

«Почему это для него так важно?» – подумал профессор.

– Тогда, возможно, они больше не существуют, – пробормотал Моласар, обращаясь скорее к самому себе, чем к старику.

– Пожалуйста, объясните, что такое «глэкен»?

– Глэкены – это секта фанатиков, начавшая свою деятельность от имени церкви еще в Средние века. Ее члены насаждали христианство и в самом начале подчинялись только Папе Римскому, но довольно скоро стали сами себе хозяевами. Они стремились проникнуть во все эшелоны власти, подчинить своему влиянию все королевские династии, чтобы в конечном счете завладеть всем миром – единая вера, единая власть.

– Но это невозможно! Я один из крупнейших специалистов в области европейской истории, в частности Восточной Европы, и никогда не слышал о такой секте.

Моласар придвинулся еще ближе и ощерился.

– Ты смеешь уличать меня во лжи в моем собственном доме?! Безумец! Что ты смыслишь в истории! Ты когда–нибудь слышал обо мне или мне подобных, пока я сам не предстал перед тобой? А много ли ты знаешь об истории замка? Ничего! Глэкены – тайное братство. Ни одна королевская семья даже не догадывалась о них, а потом, церковь, если и знала об их существовании, ни за что не признала бы этого!

Куза отвернулся, чтобы не чувствовать смрадного дыхания Моласара, к которому явственно примешивался запах свежей крови.

– А вы как узнали об их существовании?

– Были времена, когда для тех, кого вы называете нежитью, мало что оставалось неизвестным в этом мире. Мы узнали о замыслах глэкенов и решили действовать. – Моласар гордо выпрямился. – На протяжении веков мы противостояли глэкенам. Срывали их планы – они задались целью уничтожить нас всех до единого. Убивали власть имущих, попавших под их влияние.

Он возбужденно заходил по комнате.

– Вначале глэкены даже не были уверены, что мы существуем. Но как только убедились в этом, начали с нами тотальную войну. Один за другим мои братья гибли. И когда я понял, что кольцо вокруг меня сжимается, построил замок и решил сохранить себя в нем, чтобы пережить глэкенов с их планами мирового господства. И похоже, это мне удалось.

– Очень мудро, – согласился профессор. – Вы окружили себя псевдокрестами и впали в спячку. Но все же ответьте мне: почему вы боитесь креста?

– Я не желаю об этом говорить.

– Но вы должны мне сказать! Мессия – Иисус Христос – был ли…

– Нет! – Моласар отшатнулся и, задыхаясь, прислонился к стене.

– Что с вами?

Моласар уставился на Кузу.

– Не будь ты моим соотечественником, я вырвал бы тебе язык!

«Даже само имя Христа приводит его в ужас!» – подумал Куза.

– Но я никогда…

– Не произноси больше этих имен, если тебе дорога моя помощь!

– Но это всего лишь слова.

– НИКОГДА! – Моласар уже овладел собой. – Я тебя предупредил. Никогда, или твой труп ляжет в подвале рядом с телами немцев.

У профессора голова пошла кругом. Необходимо что–то предпринять.

– А что вы можете сказать об этих словах: «Йитгадаль веитгадаш шемей раба беальма дивера хиреутеи, вейямлих…»

– Это еще что за абракадабра? – спросил Моласар. – Какое–нибудь заклинание? Или молитва? Пытаешься от меня избавиться? – Он подошел ближе. – Уж не переметнулся ли ты к немцам?

– Нет, – только и смог произнести профессор дрогнувшим голосом.

В голове у него зашумело, и он судорожно вцепился в ручки коляски. Казалось, комната перевернулась вверх дном и земля уходит из–под ног. Это был сущий кошмар! Чудовище боялось креста, приходило в бешенство при одном лишь упоминании Христа, а древние иудейские молитвы за упокой души, произнесенные на иврите, для него пустой набор слов. Непостижимо! И все же это так.

Моласар тем временем продолжал говорить, не обращая никакого внимания на вихрь чувств, захвативших профессора. Куза попытался вникнуть в смысл его слов. Это очень важно для спасения Магды и его самого.

– Мои силы растут не по дням, а по часам. Они вливаются в меня. Очень скоро – самое большее через две ночи – я смогу очистить замок от чужеземцев.

Куза мучительно размышлял: силы… через две ночи… очистить замок. Но в голове у него вертелось совсем другое: «Йитгадаль веитгадаш шемей», – и это мешало слушать Моласара.

Вдруг у входа в башню раздался громкий топот, кто–то бежал вверх по лестнице, а со двора доносились испуганные гневные крики. Лампочка на потолке мигнула, и свет стал слабее – это означало, что замок полностью освещен.

Моласар осклабился в волчьем оскале:

– Похоже, они нашли мертвецов.

– И сейчас появятся здесь и обвинят меня в этом, – добавил Куза, выведенный из ступора охватившей его тревогой.

– Ты ведь умный, – сказал Моласар, шагнув к стене и толкнув привычным жестом каменную плиту, которая легко повернулась. – Вот и воспользуйся этим умом.

Куза беспомощно смотрел, как Моласар растворяется в темноте открывшегося прохода, жалея, что не может последовать за ним. Как только проход закрылся, профессор развернул кресло к столу и склонился над «Аль Азифом», сделав вид, будто поглощен чтением, ожидая и дрожа от страха.

В комнату ворвался Кэмпффер.

– Ты, жид! – заорал он, с угрожающим видом тыча пальцем в лицо профессора и размашистым шагом направляясь к столу. – Ничего у тебя не вышло, жид! Я так и знал!

Куза с недоумением смотрел на майора. Сказать было нечего. И не было сил. Он чувствовал себя несчастным, больным и разбитым не только физически, но и душевно. Болела каждая косточка, каждый сустав, каждая мышца. Он все еще не мог прийти в себя после разговора с Моласаром. Мозг отказывался работать. Во рту пересохло, но он не решался прикоснуться к воде, потому что при одном только виде Кэмпффера сразу заныл мочевой пузырь.

Нет, такие стрессы не для него. Он педагог, ученый, человек умственного труда. Он не знает, как вести себя с этим наглым щеголем, от которого теперь зависит его жизнь. С какой радостью Куза нанес бы ответный удар, но не смел об этом даже мечтать. Так стоит ли за такую жизнь бороться?

Сколько еще он сможет выдержать?

Но у него есть Магда. И нельзя лишать ее даже самой маленькой надежды.

Две ночи… Моласар сказал, что у него будет достаточно сил через две ночи. Сорок восемь часов. «Смогу ли я продержаться так долго?» – спрашивал себя Куза. Но он должен продержаться до субботнего вечера. Вечер субботы… Шаббат закончится… хотя что теперь значит для него Шаббат? Да и все остальное тоже?

– Ты меня слышишь, жид? – Голос майора сорвался на визг.

– Да он понятия не имеет, о чем вы толкуете, – раздался еще один голос.

В комнату вошел капитан. Было в этом человеке что–то порядочное, какое–то благородство. И Куза это чувствовал. Качества, никак не присущие офицеру германской армии.

– Ничего, скоро узнает! – Очутившись у стола, майор склонился к старику так низко, что его физиономия «истинного арийца» оказалась всего в нескольких дюймах от лица профессора.

– Что случилось, майор? – спросил Куза, изображая недоумение и стараясь ничем не выдать своего страха. – Что я такого сделал?

– Ничего ты не сделал, жид! В этом–то все и дело! Две ночи торчишь тут со своими паршивыми книгами и морочишь нам голову, будто благодаря тебе прекратились убийства. Но сегодня…

– Но я никогда… – начал было Куза, однако майор не дал ему продолжить и грохнул кулаком по столу.

– Молчать! Сегодня еще двоих моих людей нашли в подвале с разорванным горлом.

Перед мысленным взором профессора предстали два трупа. Он уже прежде видел убитых с вырванными глотками и радовался в душе: эти двое пытались изнасиловать его дочь и заслужили подобную участь. Даже страшнее. Хорошо, что Моласар выпил их кровь.

Но теперь и сам он в опасности. Майор в бешенстве. Нужно что–то срочно придумать, иначе вряд ли он доживет до субботнего вечера.

– Теперь ясно: в том, что две ночи прошли спокойно, твоей заслуги нет. Я не вижу никакой связи между твоим пребыванием здесь и двумя сутками без смертей – для тебя это просто счастливое стечение обстоятельств! Но ты пытался убедить нас в обратном. Что же, это лишний раз подтверждает истину, которой нас учили в Германии: никогда не доверяй жиду!

– Я не приписывал эту заслугу себе.

– Ты пытаешься задержать меня здесь, жид! – прищурившись, прошипел Кэмпффер. – Делаешь все возможное, чтобы помешать мне выполнить мою миссию в Плоешти, да?

Куза растерялся от такого оборота дела. Этот человек безумен… Безумен не меньше, чем сам Абдул аль–Хазред, написавший «Аль Азиф», книгу, которая лежит сейчас перед ним.

И тут профессору в голову пришла блестящая мысль.

– Но послушайте, майор! Я наконец нашел кое–что в одной из книг!

Услышав это, Ворманн шагнул вперед.

– Нашли? И что же вы нашли?

– Ничего он не нашел! – прорычал Кэмпффер. – Еще одна жидовская уловка, чтобы продлить себе жизнь!

«Вы совершенно правы, майор!» – подумал Куза.

– Господи, дайте же ему сказать! – гаркнул Ворманн и повернулся к профессору: – Так что вы нашли? Покажите мне.

Куза указал на «Аль Азиф», написанную арабской вязью. Книга датировалась восьмым веком, и в ней не было ни слова ни о замке, ни о Румынии вообще. Но профессор надеялся, что немцы никогда об этом не узнают.

Взглянув на рукопись, Ворманн с сомнением вскинул бровь:

– Я не понимаю эти каракули.

– Да врет он все! – не унимался Кэмпффер.

– Эта книга не лжет, майор, – тихо произнес Куза. Он на секунду замолчал, молясь про себя, чтобы немцы не отличили турецкий язык от арабского, затем вдохновенно продолжил: – Она написана турком, который вторгся сюда вместе с Мухаммедом Вторым. Автор пишет, что существовала маленькая крепость – описываемые им кресты не оставляют сомнений, что речь идет именно об этом замке, – которой владел боярин из древнего валашского рода. Призрак хозяина позволяет ночевать в замке только местным жителям, а ежели чужеземцы или завоеватели осмелятся войти в ворота его бывшего жилища, он убивает по одному из них каждую ночь. Вы понимаете? То, что происходит с вами сейчас, происходило и с турецкими солдатами пять столетий назад!

Куза замолчал и внимательно посмотрел на офицеров. Он сам изумился, насколько складную сказку сумел сочинить, используя свои собственные познания об истории края и сведения, полученные от Моласара. Конечно, не все в его рассказе было ладно, но немцы вряд ли это заметили.

– Чушь собачья! – фыркнул Кэмпффер.

– Не уверен! – вмешался Ворманн. – Сами подумайте: в те времена турки постоянно наведывались в эти места. И подсчитайте трупы: с учетом сегодняшних, начиная с двадцать второго апреля, то есть с момента моего прибытия, как раз получается по покойнику в день.

– И все равно… – Кэмпффер не закончил фразы, его уверенность таяла на глазах, и он с сомнением смотрел на профессора. – Значит, мы не первые?..

– Нет. Во всяком случае, если учесть то, что здесь написано. – Куза кивнул на книгу.

Сработала! Самая чудовищная ложь, какую только можно себе представить, к тому же сочиненная на ходу, сработала! Немцы не знали, чему верить! Ему хотелось смеяться.

– И как же они решили проблему? – спросил Ворманн.

– Ушли.

Наступила долгая пауза.

Наконец Ворманн повернулся к Кэмпфферу:

– Я вам это твержу вот уже…

– Мы не можем уйти! – завизжал Кэмпффер, он был на грани истерики. – По крайней мере, до воскресенья. – Тут он повернулся к профессору: – И если к этому времени ты не найдешь решения, жид, я прослежу за тем, чтобы ты вместе со своей дочерью сопровождал меня в Плоешти.

– Зачем?

– Там узнаешь. – Кэмпффер секунду поколебался, потом продолжил: – Впрочем, нет, скажу прямо сейчас. Пусть это будет для тебя дополнительным стимулом. Ты, надеюсь, слышал об Освенциме, Бухенвальде?

У Кузы перехватило дыхание.

– Лагеря смерти!

– Мы предпочитаем называть их центрами переселения. А в Румынии их до сих пор нет. И моя задача как раз и состоит в том, чтобы исправить эту оплошность. Такие, как ты, плюс цыгане и масоны, а также прочий человеческий мусор пройдут обработку в центре, который я построю в Плоешти. Но если ты окажешься мне полезен, я, пожалуй, отсрочу твой визит в этот лагерь, и, может быть, ты даже умрешь своей смертью. А попробуешь задержать меня здесь, тогда вместе с дочерью удостоишься чести быть нашим первым клиентом.

Куза беспомощно обмяк в коляске. Он шевелил губами, но не мог издать ни единого звука. Услышанное потрясло его до глубины души. Не может такого быть! Однако зловещий блеск в глазах Кэмпффера говорил о том, что это чистая правда.

– Зверь! – только и мог произнести профессор.

Кэмпффер расплылся в улыбке:

– Как ни странно, но в устах еврея это слово не является для меня оскорбительным, а только доказывает, что я успешно справляюсь со своими обязанностями. – Майор направился к выходу и уже у самых дверей обернулся. – Так что проштудируй как следует свои книги, жид. Потрудись для меня хорошенько. Найди ответ. От этого зависит жизнь не только твоя, но и твоей дочери тоже.

Он повернулся на каблуках и вышел.

Куза умоляюще посмотрел на Ворманна:

– Капитан…

– Я не в силах что–либо сделать, господин профессор, – едва слышно ответил он с нотками сожаления в голосе. – Единственное, что я могу вам посоветовать, – это продолжить работу с книгами. Вам удалось найти упоминание о замке, значит, есть шанс откопать еще что–нибудь. И пусть ваша дочь найдет убежище более надежное, чем корчма… Может быть, где–нибудь в горах…

Профессор не мог признаться капитану, что он соврал, что замок не упоминается в книгах и что вообще нет никакой надежды найти упоминание о нем. А насчет Магды…

– Моя дочь очень упряма. Она останется в корчме.

– Так я и думал. Но мне нечего добавить к сказанному. Я бессилен что–либо сделать и уже не контролирую обстановку в крепости. – Ворманн поморщился, как от зубной боли. – Если вообще когда–нибудь ее контролировал. Доброй ночи.

– Подождите! – Куза с трудом извлек из кармана крестик. – Возьмите его. Он больше не нужен.

Крепко зажав в кулаке крестик, Ворманн пристально посмотрел в глаза старику. Потом повернулся и вышел.

У Кузы начался приступ депрессии. Положение казалось безвыходным. Если Моласар перестанет убивать немцев, Кэмпффер благополучно отбудет в Плоешти и начнет массовое истребление румынских евреев. Если же убийства не прекратятся, Кэмпффер не оставит от замка камня на камне и увезет их с Магдой в Плоешти, где они станут первыми жертвами. Он представил, что будет с Магдой, когда она попадет эсэсовцам в руки, и вспомнил старое изречение: бывает судьба страшнее смерти.

И все–таки должен быть выход. Дело не только в нем или в Магде. На карту поставлены сотни жизней, возможно, миллионы. Должен быть способ остановить Кэмпффера! Нужно ему помешать. Кажется, ему необходимо быть в Плоешти не позднее понедельника… Потеряет ли он свой пост, если задержится? Если да, то все обреченные получат отсрочку…

А что, если Кэмпффер никогда не покинет замка? Что, если с ним произойдет несчастье? Как? Как остановить его?

Профессор заплакал от собственного бессилия. Он всего лишь старый калека, к тому же еврей, а вокруг только немцы. Ему нужна помощь. Нужен ответ. И немедленно. Профессор опустил голову.

Господи, помоги рабу Твоему найти ответ во имя спасения других Твоих рабов. Научи, как помочь им. Укажи путь к их спасению.

Беззвучная молитва прервалась, профессор впал в глубокое отчаяние. Что толку молиться? Сколько тысяч погибших от рук нацистов вот так же обращались к Богу, моля о помощи. Где они теперь? В мире ином. И где окажется он, если будет ждать ответа от Бога? Там же, где они. А Магду ждет еще худшая участь.

Он неподвижно сидел, охваченный отчаянием.

Но все же еще оставался Моласар.

Выйдя от профессора, Ворманн какое–то время молча постоял у дверей. Когда Куза рассказывал о том, что ему удалось найти в этой непонятной книге, у капитана возникло ощущение, что это и правда и ложь одновременно. Странно. Что за игру затеял профессор?

Ворманн вышел на ярко освещенный двор и сразу заметил озабоченное выражение на лицах солдат. Ну что ж, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Две ночи без происшествий – и то слишком много, так что вряд ли можно было рассчитывать на третью. Сейчас все вернулось на круги своя, если не считать еще двух мертвецов. Теперь их уже десять. Десять ночей – десять мертвецов. Каждую ночь по одному. Страшно подумать! Если бы убийца, этот «валашский боярин», потерпел хотя бы до завтрашней ночи. Тогда Кэмпффер убрался бы отсюда и капитан смог бы покинуть замок вместе со своими солдатами. А теперь придется пробыть здесь до конца недели. Еще три ночи – пятница, суббота, воскресенье. Значит, еще три потенциальных трупа. А может, и больше.

Ворманн свернул вправо и направился ко входу в подземелье. Дневальные уже должны были отнести туда двух мертвецов. Ворманн решил проверить, положили ли их так, как подобает. Даже эсэсовцы имеют право на достойное обращение с их останками.

В верхнем подвале он бегло осмотрел комнату, где обнаружил покойников. У них были не только разорваны глотки, но и свернуты шеи. Это уже что–то новенькое. В комнате он никого не увидел, лишь на полу валялись обломки двери. Что же здесь произошло? На полу, рядом с солдатами, лежало оружие, из него, видимо, никто не стрелял. Может быть, они пытались спрятаться здесь от своего преследователя и заперлись? Почему никто не слышал криков? Или они не кричали?

Капитан прошел дальше по центральному коридору к пролому в стене и услышал внизу приглушенные голоса. Спускаясь по лестнице, он столкнулся с дневальными, пытавшимися согреть дыханием закоченевшие руки, и приказал им возвратиться обратно.

– Посмотрим, как вы справились с заданием.

В подвале тусклый свет фонариков и керосиновых ламп, которые солдаты держали в руках, выхватил из мрака десять тел на полу.

– Мы привели их в порядок, господин капитан, – сказал солдат в серой форме. – Натянули простыни, они стали сползать.

Ворманн внимательно огляделся. Все как будто в порядке. Надо отправлять погибших на родину. Но как?

Он щелкнул пальцами: ну конечно же – с Кэмпффером! Майор собирался убыть в воскресенье вечером, независимо ни от чего. Он и переправит тела в Плоешти, а оттуда их отвезут самолетом в Германию. Великолепно. И очень удобно.

Тут он заметил, что из–под простыни торчит нога одного из покойников. И подошел ближе, чтобы прикрыть ее. Сапог весь был в грязи. Как будто мертвеца волокли сюда за руки. Второй сапог тоже был в глине.

Ворманн пришел в неописуемую ярость, но быстро поостыл. Какая, собственно, разница? Труп есть труп… Стоит ли поднимать шум из–за пары грязных сапог? На прошлой неделе это, возможно, и имело смысл. Но сейчас – никакого. Мелочь. И все же эти сапоги почему–то вызывали тревогу. Он и сам не знал почему.

– Пошли, ребята.

Капитан отвернулся от трупов. Солдаты с радостью подчинились. Здесь было невыносимо холодно.

Дойдя до лестницы, Ворманн оглянулся. Мертвецы были едва различимы в тусклом свете. Сапоги… Он снова подумал об испачканных, заляпанных глиной сапогах. Потом повернулся и решительно зашагал следом за солдатами.

Кэмпффер стоял у окна и смотрел во двор. Ворманн зашел в подвал, затем вышел оттуда, а майор все стоял и смотрел. Казалось, он должен был чувствовать себя в относительной безопасности, по крайней мере до конца ночи. Но не потому, что на каждом шагу стояли часовые. Просто тварь уже выполнила на сегодня свою задачу, убила двоих, и вряд ли нападет снова.

И все–таки майора сковал леденящий душу ужас.

Страшная мысль пришла ему в голову. До сих пор жертвами были рядовые. Офицеры не погибали. Но может быть, просто потому, что рядовых было больше – примерно двадцать солдат на одного офицера. Где–то в глубине души зрела мысль, что для них с Ворманном убийца приберег что–то более изощренное, чем вырванные глотки.

Майор не знал, откуда такое предчувствие, но совершенно в этом не сомневался. Хоть бы поделиться с кем–нибудь своими страхами, все равно с кем, стало бы немного легче, и он смог бы уснуть.

Но поделиться было не с кем!

И он решил не спать до рассвета, пока солнечные лучи не рассеют ночную тьму.