Текст книги "Замок (сборник)"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 46 страниц)

Что это, предчувствие? Мог ли Ворманн предвидеть свою смерть? Или мысль о самоубийстве уже подспудно сидела у него в мозгу?

И тут радость Кэмпффера несколько померкла. Он вдруг понял, что остался единственным офицером в гарнизоне и с этого момента вся ответственность лежит на нем. Кроме того, он вполне мог оказаться следующим кандидатом в покойники. Что же ему теперь…

Размышления майора были прерваны доносившимися со двора выстрелами.

Изумленный, Кэмпффер резко обернулся и увидел, как сержант Остер недоумевающе посмотрел в глубь коридора, а потом снова на него. Но недоумение на лице сержанта вдруг превратилось в гримасу животного ужаса, когда он поднял глаза на что–то над головой майора. Кэмпффер хотел обернуться и посмотреть, что могло вызвать такую реакцию, и тут почувствовал, как толстые ледяные пальцы схватили его за горло и стали душить. Эсэсовец попытался вырваться, отчаянно брыкаясь в надежде ударить того, кто стоял сзади, но ноги били в пустоту. Он хотел закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Дергая и царапая холодные пальцы, безжалостно выдавливавшие из него жизнь, майор яростно вертелся, пытаясь увидеть нападавшего. Он уже знал – каким–то замершим от ужаса уголком сознания чувствовал, кто это, но ему необходимо было увидеть! Он завертелся сильней и увидел рукав серого армейского кителя… скользнул взглядом вверх… и увидел… Ворманна.

Но ведь он мертв!

Кэмпффер отчаянно извивался и царапал мертвые руки, сдавившие горло. Бесполезно. Его поднимали за шею вверх, медленно и упорно, пока ноги не оторвались от земли. Кэмпффер протянул руки к сержанту, надеясь на помощь, но тот был уже ни на что не годен. Остер вжался в стену и медленно отползал прочь, прочь от майора, словно вообще не видел его. Остановившийся взгляд был прикован к Ворманну, бывшему непосредственному начальнику… мертвому, но совершающему убийство.

Какие–то видения пробегали в мозгу Кэмпффера, он уже не различал ни звуков, ни красок, мысли путались, сердце билось все медленнее.

Со двора доносились выстрелы вперемешку с воплями боли и ужаса. Остер медленно отступал по коридору, не замечая двух мертвецов, огибающих угол, в одном из них майор еще смог узнать рядового СС Флика, убитого в первую же ночь в замке. Наконец и Остер заметил их и не знал, куда бежать. Выстрелы во дворе, ураган огня… стрельба в коридоре – Остер разрядил свой «шмайссер» в приближавшихся мертвецов, пули рвали в клочья форму и тела, отбросив их чуть назад, но не остановив неумолимого продвижения… вопли Остера, схваченного мертвецами за руки и брошенного с размаху головой об стену… крики сержанта, оборвавшиеся глухим ударом, от которого его голова раскололась, как яичная скорлупа…

Перед глазами майора все плыло… звуки становились все глуше… в мозгу билась последняя мысль: «Господи! Прошу Тебя, даруй мне жизнь! Я сделаю все, что Ты попросишь, лишь спаси!»

Треск и внезапное падение на пол – веревка не выдержала веса двух тел… но пальцы Ворманна продолжали сдавливать горло. Великое спокойствие снизошло на Кэмпффера. Сквозь наступающую тьму он еще видел, как тело сержанта Остера с окровавленной головой поднялось и последовало за своими убийцами во двор. Последнее, что Кэмпффер увидел, было искаженное лицо Ворманна и улыбка на его мертвых губах. Сердце майора остановилось навеки.

Во дворе царил хаос.

Ходячие трупы бродили повсюду, убивая солдат в постелях, на посту – везде. Пули их не брали – они и так были мертвы. Охваченные страхом солдаты выпускали в них очередь за очередью, но мертвецы продолжали наступать. Хуже того – как только кого–то из живых убивали, новоиспеченный покойник тут же поднимался и пополнял ряды атакующих.

Двое отчаявшихся эсэсовцев сняли засов с ворот и начали открывать их. Но прежде чем они смогли выскочить наружу, их схватили и повалили наземь. А мгновение спустя они уже были на ногах и встали в воротах рядом с другими мертвецами, следя за тем, чтобы никто из живых не вырвался за пределы замка.

Внезапно погас свет – кто–то очередью разнес генераторы.

Эсэсовский капрал впрыгнул в джип и завел мотор, надеясь прорваться за ворота, но слишком резко выжал сцепление, и двигатель заглох. Завести его снова он не успел, потому что был сдернут с сиденья и задушен.

Один рядовой, который корчился и дрожал под своей шинелью, был задушен его собственным спальным мешком, причем сделал это мертвец без головы, при жизни звавшийся Лютцем.

Вскоре стрельба понемногу стала стихать. Редкие очереди перешли в одиночные выстрелы. Криков больше не было слышно, только вой, доносившийся из казармы, да и тот вскоре прекратился. Воцарилась тишина. Во дворе стояли мертвецы – убитые давно и только что, абсолютно неподвижные. Они словно ожидали дальнейших приказаний.

Внезапно все они попадали, кроме двоих, которые направились в подвал, неуклюже переставляя ноги. В центре двора возвышалась одинокая величественная фигура. Хозяин замка. Теперь уже сомнений в этом не было.

Когда в ворота начали просачиваться клубы тумана, густой пеленой окутывая двор, Моласар повернулся и зашагал в подземелье.

Глава 28

Магду разбудила стрельба в замке. В первый момент она испугалась, подумав, что немцы прознали о планах отца и решили его расстрелять. Но эта страшная мысль тут же исчезла. Это была беспорядочная стрельба, а не залп по команде. Скорее всего, там произошел короткий бой.

Съежившись на сырой земле, Магда заметила, что звезды на светлеющем небосклоне потускнели. Эхо последних выстрелов вскоре растаяло в холодном предрассветном воздухе. Кто–то или что–то одержало в замке победу. Магда была уверена, что победил Моласар.

Девушка поднялась и подошла к Гленну. Лицо его было в поту, он учащенно дышал. Она откинула покрывало, чтобы взглянуть на раны, и вскрикнула: Гленн плавал в голубом сиянии, исходившем от клинка. Она осторожно коснулась его – свет не обжигал, а приятно грел руку. Под разорванной рубашкой Гленна она нащупала какой–то маленький твердый предмет, похожий на наперсток, и осторожно взяла его в руки.

В тусклом утреннем свете Магда не сразу поняла, что катается у нее в ладони. Кусочек свинца. Пуля.

Магда провела руками по телу Гленна. И обнаружила еще много пуль. А вот ран стало гораздо меньше. Они почти все исчезли. На месте кровавых дыр, в которые свободно пролезал палец, остались небольшие шрамы. Магда отвернула рубашку на животе у Гленна и стала рассматривать место, где обнаружила кусочек свинца. Справа, рядом с клинком, который Гленн прижимал к груди, виднелась открытая рана с шишкой посередине. Вдруг шишка лопнула и на поверхность вышла еще одна пуля. Зрелище было и пугающим, и чудесным. Голубое сияние извлекало из тела Гленна пули и затягивало раны! Магда с немым изумлением продолжала наблюдать.

Сияние стало меркнуть.

– Магда…

От неожиданности девушка подскочила. Голос Гленна звучал гораздо уверенней. Она снова укутала его в одеяло. Взгляд Гленна был устремлен на замок.

– Отдохни еще немного, – шепнула девушка.

– Что там происходит?

– Недавно там стреляли. И сильно.

Застонав, Гленн попытался сесть. Но Магда легко уложила его обратно – он был еще очень слаб.

– Мне надо в замок… Остановить Расалома.

– А кто это – Расалом?

– Тот, кого вы с отцом называете Моласаром. Он просто перевернул свое имя. На самом деле его зовут Расалом… Я должен остановить его.

– Уже рассвело. Вампир никуда не может двинуться после восхода солнца, так что…

– Он боится солнца не больше, чем ты!

– Да, но ведь вампиры…

– Никакой он не вампир! И не был им никогда! Будь он просто вампиром, – в голосе Гленна зазвучали нотки отчаяния, – я бы и пальцем не пошевелил, чтобы его остановить!

Магду вдруг охватил леденящий ужас.

– Не вампир?!

– Он всего лишь источник легенд о вампирах, но питается вовсе не кровью. Это закрепилось в легендах, в памяти поколений только потому, что кровь – вещь материальная, ее можно увидеть, потрогать. То, чем действительно питается Расалом, нельзя ни увидеть, ни потрогать.

– Ты имеешь в виду то, о чем пытался мне рассказать прошлой ночью, перед тем… перед тем, как пришли солдаты? – Ей не хотелось вспоминать об этом кошмаре.

– Да. Он черпает силу из человеческой боли, несчастий, безумия. Он питается агонией тех, кого убивает собственноручно, но предпочитает жестокость людей по отношению друг к другу.

– Но это же смешно! Этим невозможно питаться! Это все слишком… слишком нематериально!

– Солнечный свет тоже «слишком нематериален», однако все расцветает под его лучами. Поверь мне: Расалом питается вещами, которые невидимы и неосязаемы и одна ужасней другой.

– Послушать тебя, так он прямо сам Змей!

– Ты хочешь сказать, Сатана? Дьявол? – Гленн слабо усмехнулся. – Забудь все религиозные учения, о которых когда–либо слышала. Они здесь ни при чем. Расалом появился гораздо раньше любого из них.

– Не могу поверить…

– Еще во времена Предтеч. Он прикидывается пятисотлетним вампиром, потому что это хорошо вписывается в историю замка и данной местности. И потому, что такие рассказы легко вызывают страх – дополнительное наслаждение для него. Но он намного, намного старше. Все, что он рассказал твоему отцу, – чистая ложь. Правда лишь то, что ему необходимо восстановить силы.

– Все? А как быть с тем, что он спас меня? И вылечил папу? А деревенские жители, которых майор взял в заложники? Ведь их расстреляли бы, если бы не он.

– Никого он не спасал. Ты говорила, что он убил солдат, охранявших крестьян. Но разве он выпустил арестованных? Нет! Только выставил майора полным идиотом, заставив мертвецов промаршировать в его комнату, надеясь, что тот с перепугу немедленно расстреляет заложников. Подобные ситуации и придают ему силу. А после пятисотлетнего заточения ему нужно основательно подкрепиться. К счастью, обстоятельства сложились против него и крестьяне остались живы.

– Заточения? Но ведь он сказал папе… – Магда не договорила. – Неужели и это ложь?

Гленн кивнул.

– Расалом не строил замка, как утверждает. И не прятался там. Замок был выстроен, чтобы поймать его и держать там в вечном заточении. Кто мог предположить, что замок да и сам перевал Дину вдруг приобретет стратегическое значение? Или что какой–то идиот взломает печать на дверях его темницы? И теперь, если он вырвется за пределы замка…

– Но он уже вырвался…

– Нет. Еще нет. Очередная ложь. Он хотел заставить твоего отца поверить, что свободен в своих действиях, но на самом деле он по–прежнему привязан к замку второй частью вот этого. – Гленн откинул одеяло и показал ей штырь на клинке. – Рукоять этого меча – единственное, чего Расалом боится. Что имеет над ним власть. Она связывает его. Рукоять своего рода ключ, она удерживает его в стенах замка. Без нее меч бесполезен, но, соединенный с рукоятью, может уничтожить Расалома.

Магда тряхнула головой, чтобы привести в порядок мысли. С каждой минутой эта история становилась все более невероятной.

– Но рукоять? Где она? Как выглядит?

– Ты тысячу раз видела ее изображение на стенах замка.

– Кресты! – сообразила Магда. Значит, это все–таки не кресты! Они скопированы с рукояти! Тогда ничего удивительного, что поперечина расположена так высоко! Она годами смотрела на них, но даже близко не подошла к разгадке. И если Моласар – или она теперь должна называть его Расалом? – действительно являлся источником легенд о вампирах, становится ясным, почему его страх перед рукоятью превратился в легендах в страх перед крестом. – Но где же…

– Зарыта глубоко в подземелье. И пока она в стенах замка, Расалом не сможет его покинуть.

– Но все, что ему нужно, это вырыть рукоять и избавиться от нее!

– Он не может прикоснуться к ней, даже близко подойти.

– Значит, он навечно в ловушке.

– Нет, – очень тихо ответил Гленн, глядя Магде в глаза. – Вместо него это может сделать твой отец.

Магде стало худо, ей хотелось крикнуть «нет!» во всю силу легких, но она не смогла. От слов Гленна она прямо–таки окаменела. Но это была правда, и отрицать ее девушка не могла.

– Позволь объяснить тебе мою точку зрения на происшедшее, – прервал Гленн затянувшееся молчание. – Расалома выпустили в первую же ночь пребывания немцев в замке. У него тогда хватило сил убить только одного солдата. Потом он отдыхал и приглядывался к обстановке. Изначально, я думаю, он собирался убивать их по одному и питаться отчаянием и страхом, постоянно растущим среди оставшихся в живых после каждого очередного убийства. Он вел себя крайне осторожно, не убивая слишком много за раз, и не трогал офицеров, чтобы остальные не разбежались. Вероятно, он надеялся, что произойдет одно из трех: либо немцы настолько озвереют, что взорвут замок, и таким образом Расалом окажется на свободе, либо будут вызывать подкрепление, поставляя ему тем самым жертв. И третье: он найдет какого–нибудь ни в чем не повинного человека и перетянет на свою сторону.

– Отца. – Магда едва слышала собственный голос.

– Или тебя. Судя по твоим рассказам, Расалом во время своего первого появления рассчитывал именно на тебя. Но капитан убрал тебя из замка, и ты оказалась вне пределов досягаемости. Тогда Расалом остановил свой выбор на твоем отце.

– Но он мог использовать кого–нибудь из солдат!

– Видишь ли, он черпает силы и тогда, когда ему удается уничтожить все хорошее, что есть в человеке. Разрушение, подрыв и уничтожение моральных и духовных ценностей порядочного человека дает ему гораздо больше сил, чем тысяча убийств. Это для Расалома просто пир! И тут солдаты для него бесполезны. Ветераны польской и других кампаний с гордостью убивали во славу своего фюрера. И уничтожили немало людей. Для Расалома они не представляли практически никакой ценности. А прибывшее пополнение – охранники из концлагерей! В них и так не осталось ничего человеческого, что можно еще разрушить! Немцы годились только на то, чтобы использовать их в качестве шанцевого инструмента.

– Шанцевого инструмента? – не поняла Магда.

– Ну да, чтобы вырыть рукоять. Я подозреваю, что та «тварь», которая шаркала по подземелью, когда твой отец прогнал тебя, была никакая не тварь, а группа мертвых солдат, возвращавшихся к своим саванам.

Ходячие мертвецы… сама идея была слишком гротескной, слишком фантастичной, чтобы принять ее всерьез, но девушка хорошо помнила рассказанную Кэмпффером историю о мертвых солдатах, которые прямо с того места, где их убили, промаршировали к нему в комнату.

– Но если он может заставить мертвецов двигаться, почему не может приказать одному из них избавиться от рукояти?

– Невозможно. Рукоять разрушает его чары. Труп тут же станет снова недвижим, едва коснется рукояти. – Он помолчал. – Поэтому именно твой отец вынесет рукоять из замка.

– Но разве Расалом не потеряет над отцом власть, как только тот коснется рукояти?

Гленн грустно покачал головой.

– Пойми, ведь твой отец помогает Расалому по своему желанию… и с большим энтузиазмом. Он сможет легко завладеть рукоятью, потому что действует по своей собственной воле.

У Магды все помертвело внутри.

– Но ведь отец ничего не знает! Почему ты не рассказал ему?

– Потому что это его битва, а не моя! И потому что я не мог рисковать и дать возможность Расалому узнать, где нахожусь. Не говоря уже о том, что твой отец не поверил бы мне – ведь он возненавидел меня. Расалом проделал с ним мастерскую работу, постепенно разрушая его сущность, пласт за пластом уничтожая все то, во что он верил, что было для него свято, оставив лишь эгоизм.

Так оно и есть. Магда все видела собственными глазами и боялась поверить в случившееся. Это была правда.

– Ты мог помочь ему?

– Возможно. Впрочем, сомневаюсь. Твой отец вел борьбу не только с Расаломом, но и с самим собой. В конечном итоге против зла каждый вынужден выступать в одиночку. Твой отец нашел оправдание тому злу, которое чувствовал в Расаломе, а вскоре нашел в нем решение всех своих проблем. Расалом начал с веры. Он не боится креста, но притворился, что боится, вынудив старика поставить под сомнение все наследие предков, вера и духовные ценности вашего народа потеряли для него смысл. Затем Расалом спас тебя от насильников – лишнее доказательство гибкости и быстроты его ума, – сделав таким образом твоего отца своим должником. Дальше Расалом пообещал ему уничтожить нацизм и спасти ваш народ. И наконец, завершающий удар – излечивает отца от болезни, мучившей его многие годы. Теперь у него есть послушный раб, готовый сделать все, что он скажет. Он не только уничтожил человека, которого ты называла отцом, но превратил его в послушный инструмент, который выпустит самого страшного врага рода человеческого из стен замка.

Гленн попытался сесть.

– Я должен остановить Расалома раз и навсегда!

– Да пусть идет, – махнула рукой Магда, ошеломленная несчастьем, случившимся с ее отцом по его же вине. А выстояла бы она или кто–нибудь другой перед такой атакой на свое «я»? И она продолжала: – Расалом уйдет, отец избавится от его влияния, и мы пойдем дальше своим путем.

– Да не будет у вас своего пути и жизни не будет, если Расалом выйдет на свободу!

– Но что такого может сделать Расалом, чего еще не сотворили Гитлер и Железная гвардия?

– Да ты не слушала меня! – сердито воскликнул Гленн. – Как только Расалом выйдет на свободу, Гитлер покажется тебе ребенком, с которым вполне могли бы играть твои дети!

– Ничто не может быть хуже Гитлера! – воскликнула Магда. – Ничто!

– Расалом! Он хуже! Неужели ты не понимаешь, Магда, что даже при Гитлере, каким бы чудовищем он ни был, все же есть надежда! Гитлер всего лишь человек. Он смертен. В один прекрасный день он умрет или его убьют. Возможно, завтра, возможно, через тридцать лет, но он умрет! Он контролирует лишь малую часть мира. И хотя сейчас кажется непобедимым, ему еще предстоит столкнуться с Россией. Британия по–прежнему сопротивляется. Еще есть Америка, и если американцы решат повернуть свое производство и людей на войну, ни одна страна, даже гитлеровская Германия, не сможет им долго противостоять! Так что, как видишь, даже в этот мрачный период жизни остается лучик надежды.

Магда задумчиво кивнула. Слова Гленна соответствовали ее собственным чувствам – она никогда не переставала надеяться на лучшее.

– Говорю же тебе, Расалом живет за счет человеческой деградации, черпает силы из страха и унижения. А за всю историю человечества никогда еще этого добра не было так много, как в современной Восточной Европе. До тех пор пока рукоять находится в земле, Расалом не только не может выйти оттуда, но и изолирован от внешней среды. Убери рукоять – и туда хлынет поток, весь поток отрицательной энергии от всех смертей, несчастий и массовых казней в Бухенвальде, Дахау, Освенциме и прочих концлагерях, все ужасы современной войны. А он будет впитывать их как губка – ведь для него это грандиозный пир – и станет невероятно, чудовищно силен! Могущество его разрастется до немыслимых размеров! Но этим он не ограничится. Он захочет большего. Он быстренько обежит весь мир, уничтожая глав государств, сея смуту в правительствах и превращая народы в запуганную толпу. Какая армия сможет устоять перед легионами ходячих мертвецов? И тогда надо всем воцарится хаос. И начнется настоящий кошмар. Ничто не может быть хуже Гитлера, говоришь? А представь, что вся планета превратится в огромный концентрационный лагерь!

Разум Магды отказывался воспринимать картину, описанную Гленном.

– Это невозможно!

– Почему? Думаешь, будет недостаток в добровольцах, готовых служить в лагерях смерти, созданных Расаломом? Нацисты в полной мере доказали, что всегда найдутся желающие принять участие в уничтожении себе подобных. Но и это еще не все. Ты, надеюсь, заметила, как изменились жители деревни? Все, что скрывалось в самых темных уголках их души, всплыло теперь на поверхность. Они не испытывают ничего, кроме злобы, ненависти и жажды насилия.

– Но почему?

– Под влиянием Расалома. Разгуливая по замку, он постепенно наращивал силу за счет смертей и ужаса, царящих там, а главное, за счет медленной деградации твоего отца. А пока он наращивал мощь, солдаты вдобавок еще и разрушали стены замка. Каждый день они понемногу разбирали его, нарушая целостность строения. И с каждым днем влияние Расалома распространялось все дальше за стенами замка. Замок был выстроен по старинному образцу, и изображения рукояти меча на стенах были расположены таким образом, чтобы заточить Расалома внутри, отрезать от внешнего мира и сдерживать его мощь. Теперь система нарушена, и жители деревни расплачиваются за это. А если Расалом вырвется на свободу и доберется до концлагерей, то уже всему миру придется расплачиваться! В выборе жертв Расалом не так разборчив, как Гитлер, – ему сгодятся все расы и народности, независимо от вероисповедания или цвета кожи! Расалом воистину сторонник равенства – для него нет разницы между богатыми и бедными, верующими и неверующими: богачи не смогут откупиться, благочестивые не вымолят спасения, хитрые не выкрутятся и не ускользнут. Страдать будут все, особенно женщины и дети. Люди будут рождаться в несчастье, жить в вечном отчаянии и умирать в муках. Поколение за поколением будут страдать для того, чтобы питать Расалома!

Гленн остановился перевести дух и продолжил:

– Но самое страшное, Магда, что тогда исчезнет всякая надежда! И этому не будет конца! Расалом станет непобедим и бессмертен! Станет недосягаем. Если он вырвется сейчас на свободу, его невозможно будет остановить. В прошлом его останавливал меч, но теперь, если учесть, что творится вокруг… он станет настолько силен, что даже рукоять, соединенная с клинком, вряд ли его остановит. Нельзя допустить, чтобы он вырвался из замка!

Магда поняла, что Гленн собирается в замок.

– Нет! – закричала она и обхватила его руками, пытаясь удержать. Она не могла позволить ему уйти. – В таком состоянии ты не можешь с ним драться! Он убьет тебя! Неужели больше некому? Пусть это сделает кто–нибудь другой.

– Некому! Только я! И, как твой отец, я должен сражаться с ним один на один. К тому же я виноват в том, что Расалом еще до сих пор существует.

– Но почему?

Гленн промолчал. Тогда Магда решила поставить вопрос иначе:

– А откуда вообще он взялся, этот Расалом?

– Он был человеком… когда–то. Но отдался во власть сил Тьмы, и они изменили его. Навеки.

У Магды пересохло во рту.

– Но тогда… если Расалом служит силам Тьмы, кому служишь ты?

– Другим силам.

Она заметила, что отвечает он неохотно, но не унималась:

– Силам добра?

– Возможно.

– И давно?

– Всю жизнь.

– Но как же так… – Магда боялась услышать ответ. – Почему это твоя вина, Гленн?

Он отвернулся.

– Меня зовут не Гленн, а Глэкен. И я так же стар, как Расалом. Это я выстроил замок.

С тех пор как Куза спустился в яму за талисманом, Моласара он больше не видел. Боярин сказал о том, что немцы теперь поплатятся за то, что заняли его замок, при этом голос его донесся откуда–то из глубины туннеля, а потом он исчез совсем. Мертвецы снова зашевелились и двинулись следом за удивительным созданием, которое повелевало ими.

Куза остался наедине с холодом, крысами и талисманом. Ему хотелось поскорей убраться отсюда, но он здраво рассудил, что самое главное сейчас – уничтожить немцев: и солдат, и офицеров, что Моласар и собирался сделать. Конечно, профессор не отказался бы посмотреть, как будет умирать майор Кэмпффер. Пусть испытает хоть частичку того ужаса, через который заставил пройти тысячи ни в чем не повинных и беспомощных людей.

Но Моласар приказал ждать здесь. Со двора донеслись приглушенные звуки выстрелов, и профессор понял, почему должен был оставаться в подвале: Моласар доверил ему источник своего могущества и теперь не хотел подвергать риску, опасаясь, как бы шальная пуля не настигла профессора. Вскоре стрельба прекратилась. Положив талисман на землю, Куза взял фонарик, вылез из ямы и встал на краю, окруженный полчищами крыс. Он их даже не замечал, находясь в состоянии крайнего возбуждения и с нетерпением ожидая возвращения Моласара.

И вскоре услышал звук шагов. Кто–то шел сюда, и шел не один. Профессор направил фонарик на вход в пещеру и увидел, как из–за поворота вышел майор Кэмпффер и направился прямо к нему. Куза от неожиданности испустил вопль и чуть было не свалился в яму, но тут заметил, что у офицера остекленевшие глаза и застывшее лицо, и сообразил, что эсэсовец уже мертв. Вслед за майором шел капитан Ворманн, тоже мертвый, с обрывком веревки на шее.

– Я подумал, что тебе будет приятно взглянуть на эту парочку, – сказал Моласар, входя следом за офицерами. – В особенности на того, который собирался построить лагерь смерти для наших соотечественников–валахов! Теперь я найду этого Гитлера и уничтожу вместе с его подручными. – Моласар помолчал. – Но сперва надо позаботиться о моем талисмане. Ты должен тщательно спрятать его глубоко в горах. Только тогда я смогу полностью посвятить себя делу избавления мира от нашего общего врага.

– Конечно! – Сердце Кузы радостно затрепетало. – Он здесь, внизу!

Он скатился вниз и схватил талисман. Сунув его под мышку, профессор полез наверх. Моласар быстро отошел назад.

– Заверни его! – потребовал боярин. – Он сделан из драгоценных металлов и может привлечь внимание.

– Конечно! – радостно согласился Куза и достал со дна ямы кусок мешковины. – Я надежно упакую его, как только выберусь на свет, не волнуйтесь. Позабочусь о том, чтобы…

– Немедленно заверни его! – взревел Моласар.

Профессор замер, удивленный такой внезапной вспышкой ярости, он было подумал, что не должен позволять Моласару разговаривать с собой в подобном тоне, но потом решил, что средневековому боярину можно кое–что и простить.

– Хорошо, – кивнул он, опустился на корточки, накрыл талисман мешковиной, а сверху еще обернул измятой полусгнившей материей.

– Прекрасно! – прогремел голос почему–то позади профессора. Подняв голову, Куза увидел, что Моласар перешел в другой конец помещения, подальше от входа. – А теперь поспеши! Чем скорей я узнаю, что талисман надежно спрятан, тем раньше отправлюсь в Германию!

Куза заторопился. Как мог быстро, он выкарабкался из ямы и поспешил по туннелю к выходу из подвала, на свет, где его ждал новый день, новый не только для него самого и его народа, но и для всего человечества.

– Это старая история, Магда… Она тянется тысячелетия… и, боюсь, у меня нет времени тебе ее рассказывать.

Магде казалось, что его голос звучит откуда–то издалека, словно из глубокого колодца. Гленн сказал, что Расалом старше, чем иудаизм… а потом добавил, что он сам – ровесник Расалома… Но этого не может быть! Мужчина, который так любил ее, не мог быть каким–то пережитком древних времен! Он – живой и реальный! Из плоти и крови!

Какое–то движение привлекло ее внимание и вернуло к реальности. Гленн пытался встать на ноги, используя вместо опоры клинок. Ему удалось встать на колени, но он был еще слишком слаб, чтобы подняться совсем.

– Кто ты? – спросила девушка, глядя на него так, будто видела впервые. – И кто такой Расалом?

– Эта история началась давным–давно, – произнес Гленн, тяжело опираясь на клинок. Он весь взмок от усилия, и его пошатывало. – Задолго до эпохи фараонов, Вавилона, даже до расцвета Месопотамии. Когда–то на Земле существовала иная цивилизация, задолго до нынешней.

– Цивилизация Предтеч? – уточнила Магда. – Ты уже говорил об этом!

Идея была не нова для нее. Она уже встречалась с этой гипотезой в различных научных исторических и археологических журналах, которые прочла, помогая отцу в исследовательской работе. Эта достаточно сомнительная теория гласила, что вся нынешняя история отражает лишь развитие второй цивилизации на Земле, что когда–то, в незапамятные времена, на территории современной Евразии существовала иная цивилизация – некоторые археологи даже относили к ней Атлантиду и архипелаг Мю, – которая была полностью уничтожена в процессе каких–то глобальных катаклизмов.

– Но эта гипотеза полностью дискредитирована, – продолжила девушка с ноткой неуверенности в голосе. – Все известные историки и археологи считают ее совершенно бредовой.

– Знаю. – Гленн сардонически улыбнулся. – «Авторитеты» наподобие тех, кто оспаривал существование Трои, пока Шлиман не отыскал ее. Но я не собираюсь с тобой спорить. Цивилизация Предтеч действительно существовала. Я родился в те времена.

– Но каким образом…

– Позволь мне побыстрей закончить. У меня мало времени, а я хочу тебе кое–что рассказать, прежде чем пойду сражаться с Расаломом. В нашей цивилизации все было по–другому, иначе, чем у вас. Мир являл собой поле битвы между двумя… – он попытался подыскать подходящее слово, – я не буду называть их «богами», потому что не хочу, чтобы ты их как–то персонифицировала. Это были две огромные, недоступные пониманию силы… Силы, правящие тогда миром. Одна из них, Сила Тьмы, которую называли Хаосом, упивалась и наслаждалась всем, что пагубно для человечества, другая сила…

Он опять замолчал, и Магда не удержалась от подсказки:

– Белая Сила? Сила добра?

– Нет, все не так просто… Мы тогда называли ее Светом. Но главное – то, что она противостояла Хаосу. И наш мир тогда разделился на два лагеря: на тех, кто добивался власти при помощи Хаоса, и на тех, кто им противостоял. Расалом был величайшим чародеем своей эпохи, адептом Силы Тьмы. Он полностью отдался в ее власть и стал Поборником Хаоса.

– А ты предпочел стать Поборником Света – силы добра?

Магде очень хотелось, чтобы он сказал «да».

– Нет… Не то чтобы я сам избрал свой путь. И я не могу сказать, что та сила, которой я служу, была абсолютным добром или абсолютным Светом. Я был… скажем, мобилизован. И определенные обстоятельства сыграли свою роль – обстоятельства, которые уже давным–давно утратили для меня всякое значение, – но в результате получилось так, что я оказался в армии сторонников Света. А вскоре уже не имел возможности выйти из игры, так как оказался впереди, во главе всей армии. Тогда я и получил этот меч. Его сделали для одной–единственной цели – уничтожить Расалома… И вот пришло время последней схватки между противоборствующими силами: Армагеддон, Рагнарек – все битвы Страшного суда слились в одну. В результате начались кошмарные катаклизмы – землетрясения, извержения вулканов, огненные шквалы, гигантские волны – и стерли с лица земли малейшие следы нашей цивилизации. Лишь немногие уцелели, чтобы начать все заново.

– А что же Силы?

Гленн пожал плечами.

– Они существуют и поныне, только после той катастрофы потеряли к нам всякий интерес. Для них мало что осталось в разрушенном мире, немногие оставшиеся в живых обитатели которого вернулись к первобытному состоянию. Они переключились на что–то другое, оставив нас с Расаломом сражаться друг с другом на протяжении веков. Ни один из нас не одерживал верх надолго, мы не старели и не теряли сил. И где–то на этом долгом пути мы оба кое–что потеряли…