Текст книги "Барьер Сантароги"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Вы уверены, что сможете идти, сэр? – спросил Бурдо.

Десейн попытался сделать шаг. Колени стали будто резиновыми, и он упал бы, если б его не поддерживал Бурдо.

– Мы поедем на лифте? – спросил Десейн.

– Да, сэр. Это прямо по коридору.

– Тогда пошли к нему.

– Да, сэр. Извините, сэр. – Бурдо наклонился и, взяв Десейна на руки, повернулся и направился к двери.

Перед глазами Десейна промелькнуло удивленное лицо какой-то медсестры, шедшей по коридору. Он почувствовал себя дураком, оказавшись в этом беспомощном положении… но что он мог поделать? Медсестра окинула хмурым взглядом Бурдо, который, не обращая на нее никакого внимания, нажал локтем на кнопку вызова лифта. Медсестра, громко стуча каблуками, пошла дальше по коридору.

С легким свистом двери лифта разъехались.

Бурдо занес Десейна в кабину и локтем нажал на кнопку, помеченную буквой «р».

Во рту Десейна пересохло. Двери лифта закрылись. Он уставился в кремовый потолок, на молочные продолговатые лампы и подумал: «Они без всяких колебаний пожертвовали Дженни. Почему же потом они не подумали о Бурдо? Что, если лифт сорвется и разобьется вдребезги?»

Послышалось слабое жужжание. Десейн почувствовал, как лифт начал подниматься. Вскоре дверцы разъехались в стороны, и Бурдо вынес его из кабины.

Десейн увидел холл с кремовыми стенами, дверь из красного дерева, на которой висела табличка «Изолятор», а потом они оказались внутри.

Это была длинная комната с тремя кроватями. За окнами чернела смолянистая крыша. Бурдо положил Десейна на ближайшую кровать и отошел назад.

– Кухня там, – он указал на вертящуюся дверь в конце комнаты. – За этой дверью ванная, – она находилась как раз напротив кровати Десейна, а справа от нее – еще две. – А эти двери – в туалет и лабораторию. Вас это устраивает, доктор?

– Посмотрим! – ответил Десейн, встретив испытующий взгляд Бурдо. Затем он выдавил из себя грустную улыбку и объяснил, как будет питаться.

– Консервированная пища, сэр? – переспросил Бурдо.

– Я полагаюсь на вас, вы знаете это, – ответил Бурдо. – Ведь вы были… в таком же, как и я, положении… когда-то. Мне кажется, вы подсознательно симпатизируете мне. Я рассчитываю, что… – Десейн слегка пожал плечами.

– Именно этого доктор Ларри и хочет от меня?

– Да.

– Я должен буду наугад выбирать консервы на рынке?

– Правильно.

– Это выглядит идиотизмом, сэр, но я сделаю так, как вы просите. – Он вышел из комнаты, что-то бормоча под нос.

Десейн, с трудом забравшись под одеяло, некоторое время лежал, восстанавливая силы. Дальше крыши виднелся ряд верхушек деревьев – высоких, вечнозеленых – на фоне безоблачного голубого неба. В комнате царила абсолютная тишина. Десейн глубоко вздохнул. Действительно ли он будет здесь в безопасности? Ведь ее выбрал сантарожец. Но этот сантарожец был выведен из психического равновесия собственными сомнениями.

Впервые за последнее время Десейн понял, что может расслабиться. Огромная усталость навалилась на него.

«Откуда взялась эта неестественная слабость?» – подумал он.

Ее нельзя было объяснить последствием потрясения или полученными ожогами. Казалось, что она была вызвана ранами в его душе и затронула его тело – все его мышцы получили приказ бездействовать.

Десейн закрыл глаза.

Не видя ничего в красном сумраке, Десейну показалось, что он разбит на мелкие кусочки, его внутреннее «я» съежилось в ужасе. «Нельзя двигаться, – подумал он. – Двигаться – значит привлечь к себе беду, которая, возможно, окажется ужаснее самой смерти».

Непроизвольно задрожали ноги, а зубы застучали. Он попытался успокоиться, открыл глаза и уставился в потолок.

«Это реакция на Джасперс», – решил он.

Комнату наполнял его запах. Аромат резко бил в ноздри. Десейн потянул носом и повернулся к металлической тумбочке, стоявшей возле кровати. Потом потянулся к полуоткрытому ящику, выдвинул его и заглянул внутрь.

Там ничего не было. Но еще совсем недавно в нем находилось что-то, содержащее Джасперс. Что же?

Десейн оглядел всю комнату. Изолятор, сказал Паже. Вот только от чего изолируют здесь? Что? И зачем?

Он проглотил комок в горле и прилег на подушку.

Ужасающая усталость охватила его. Десейн почувствовал, что вот-вот провалится в зеленые воды забытья. Отчаянным усилием воли он заставил себя держать глаза открытыми.

Где-то раздались чьи-то стенания.

Безликий бог захихикал.

Открылась входная дверь.

Десейн заставил себя не двигаться, боясь, что если повернет голову, то провалится в глубины забытья и утонет в…

В поле зрения оказался Паже, внимательно глядящий на него сверху вниз. Доктор приподнял веко и осмотрел глаз.

– Проклятье, вы все еще продолжаете бороться с этим! – воскликнул он.

– Бороться с чем?! – прошептал Десейн.

– Я совершенно не сомневался, что, потратив столько сил, вы уже должны быть без сознания, – ответил Паже. – А ведь вы не собираетесь в ближайшее время подкрепить свои силы.

И в этот момент Десейн почувствовал, как болезненно заныло в пустом желудке. Он цеплялся за эту боль. Она помогала ему не утонуть в захлестывающих его зеленых волнах.

– Вот что я вам скажу, – произнес Паже. Он исчез из поля зрения Десейна. Затем послышалось скрипучее ворчание: – Я просто буду сидеть здесь и наблюдать за вами, пока Уин не вернется сюда с чем-нибудь, что вы запихнете себе в рот. Я не буду нападать на вас и не позволю кому-нибудь другому прикоснуться к вам. Перевязка может подождать. Сейчас для вас важнее отдохнуть. Если сможете, то поспите. Перестаньте бороться.

«Сон! Боги, как же усталость манит забыться сном! Так все же, с чем бороться?»

Десейн попытался еще раз сформулировать этот вопрос, но не было сил. Их хватало лишь на то, чтобы просто цепляться за крошечный ослепительно сияющий островок сознания и продолжать всматриваться в кремовый потолок.

– Ведя эту борьбу, вы пытаетесь выбраться из трясины, все более засасывающей вас, что заставляет меня подозревать в вашей теории какое-то зерно истины. Мы все еще не избавились до конца от подсознательно спрятанного в нас насилия.

Монотонный голос Паже действовал гипнотически. Фразы проносились мимо сознания Десейна.

«…Эксперимент по приручению людей… выведенных из экзальтации, из неизменяющихся условий… должны заново воспитать в людях чувство понимания… ничего нового: человечество всегда сражается с какими-либо проблемами… сродни религиозному переживанию – создание нового слоя теоботаников… не отрекаться от жизни или от понимания жизни… поиск общества, которое меняется постепенно, по мере удовлетворения нужд его членов…»

В голове Десейна раздался громогласный шепот одного из безликих богов:

«Слушай мою заповедь, данную тебе: бедняк не может позволить себе жить по принципам, а богач не нуждается в них».

Десейн лежал неподвижно в полной тишине.

Он боялся шевельнуться. Он ощущал, что ниже него живет и работает мир Сантароги, а он лежит здесь, выше этого мира. Что-то манило его, такое знакомое. Он чувствовал близость этого мира, но старался отогнать от себя мысль о нем. Сантарога пыталась убаюкать его обманчивыми масками, за которыми скрывались булыжники притворства и коварных замыслов. И все равно манила. Она подходила ему. Он почувствовал, как с бурным восторгом протягивает руки к этому миру, но отшатнулся назад, испуганный булыжниками, которые были повсюду, образуя темный покров над жизнью, наполняя его тоской кремового цвета – успокаивающей, сладкой, как патока… и все равно манящей.

Он не мог преодолеть соблазн в виде ослепительно сверкающих фейерверков, палитры цветов, режущих глаза… и все это был обман.

Он чувствовал, что все это обман, множество стереотипов и хорошо усвоенных условных рефлексов… и ненавидел этот мир.

«Который? – спросил он себя. – Сантарогу, или же тот, внешний?»

Что-то ухватилось за плечо Десейна, и он пронзительно закричал.

Вынырнув из сна, Десейн понял, что стонет и что-то бормочет. Несколько секунд потребовалось ему, чтобы прийти в себя. Куда же делись безликие боги?

Паже склонился над ним и положил руку на его плечо.

– Вам снился кошмар, – сказал доктор, убирая руку. – Только что вернулся Уин с едой – вот она.

Желудок Десейна скрутило спазмом.

Бурдо стоял справа от него у соседней кровати, на которой находился ящик, доверху заполненный консервными банками.

– Принесите мне открывалку и ложку, – попросил Десейн.

– Просто скажите мне, какую банку вы выбрали, и я открою ее, – предложил Бурдо.

– Я сам сделаю это, – не согласился Десейн. Он приподнялся на локтях. Руки задрожали, но он чувствовал себя сильнее – словно отчаяние давало ему дополнительные силы.

– Ладно, ублажи его, – сказал Паже, видя нерешительность Бурдо.

Тот пожал плечами и вышел из комнаты в дверь, находившуюся рядом с кроватью.

Десейн отбросил простыни, жестом отверг помощь Паже и коснулся ногами холодного пола. Он глубоко вздохнул и качнулся в сторону соседней кровати. Десейн чувствовал силу в коленях, но понимал, что еще довольно слаб.

Бурдо вернулся и передал Десейну открывалку с вращающейся рукояткой.

Десейн присел рядом с ящиком и вынул оттуда большую зеленую банку, даже не глядя на этикетку. Потом он вскрыл ее, взял предложенную Бурдо ложку и отогнул крышку.

Бобы.

Из открытой банки ударил запах Джасперса. Десейн посмотрел на этикетку: «Упаковано кооперативом Джасперса». Дальше шли даты изготовления и поступления в продажу, а также указание: «Продажа в других штатах запрещена. Подвергнуто обработке в декабре 1964 года».

Десейн внимательно посмотрел на банку. «Джасперс? Этого не может быть. Эта продукция не предназначена для перевозки. Его невозможно сохранить от…»

– Что-то не так? – спросил Паже.

Десейн еще раз осмотрел банку с блестящей этикеткой.

«Бобы в мясном соусе с говядиной», – прочитал он желтые буквы.

Не обращая внимания на соблазнительный аромат, шедший от банки, Десейн посмотрел на ящик. Он попытался вспомнить, слышал ли он, когда открывал банку, характерный свист, свидетельствующий о нарушении герметичности… и не мог вспомнить.

– Что-то не так? – повторил вопрос Паже.

– Все должно быть в порядке, – заметил Бурдо. – Вся продукция поступает от частных ферм.

Десейн оторвал взгляд от ящика. Насколько он мог видеть, на всех банках были наклеены этикетки кооператива Джасперс. «Частные фермы?»

– Вот, смотрите, – сказал Паже. Он взял из рук Десейна банку и ложку, попробовал бобы и улыбнулся. Потом вернул банку и ложку Десейну, который автоматически взял их.

– Здесь нет никакого подвоха, – убеждал Паже.

– Лучше и не может быть, – сказал Бурдо. – Это из частной лавки Пита Маджи, прямо с фермы.

– Это ведь Джасперс, – прохрипел Десейн.

– Конечно, – согласился Паже. – Законсервировано прямо здесь для местного потребления. Долгое время хранится на складе, чтобы сохранить свою силу. Однако аромат Джасперса быстро исчезает, когда банка открыта, так что вам лучше начать есть. У вас в распоряжении пять-десять минут… – он усмехнулся. – Благодарите судьбу, что вы здесь, в долине. Если бы вы были во внешнем мире и открыли эту банку, то аромат исчез бы за несколько секунд.

– Почему?

– Влияние чужеродной окружающей среды, – ответил Паже. – Так что давайте ешьте. Вы ведь видели, как я попробовал бобы. И ничего со мной не случилось.

Десейн слизнул кончиком языка немного соуса. Во рту появилось успокаивающее ощущение которое разлилось по всему телу. Соус показался ему восхитительным. Он запихнул в рот полную ложку, наспех прожевал и проглотил. Бобы с Джасперсом оказались в его желудке. Он почувствовал внутри глухие удары.

С округлившимися глазами Десейн повернулся к Бурдо и увидел удивление в карих глазах негра. Они вместе с высыпавшими на его лице светло-желтыми веснушками очаровывали. Внимание Десейна привлекла банка. Он заглянул в нее.

Там ничего не было.

Десейн испытывал странное ощущение – словно его память быстро прокручивалась назад подобно обратной перемотке магнитофонной записи: вот его рука торопливо запихивает содержимое ложки из банки в рот. Смутное воспоминание о проглатывании пищи.

Сейчас он понял, что же стучало внутри – его сознание. Больше он не чувствовал голода.

«Это сделало мое тело, – подумал Десейн. Его охватило чувство удивления. – Это сделало мое тело».

Паже взял пустую банку и ложку из безвольных пальцев Десейна. Бурдо помог Десейну вернуться в постель, натянул поверх него простыни и поправил их.

«Это сделало мое тело», – снова подумал Десейн.

Внутри него словно бы произошло переключение, и с мыслью, что влияние Джасперса слабеет, его сознание прояснилось.

– Ну вот, – произнес Паже.

– А как же быть с бинтами? – спросил Бурдо.

Паже осмотрел повязку на щеке Десейна, наклонился ближе и понюхал ее, потом выпрямился.

– Возможно, сегодня вечером, – сказал он.

– Вы поймали меня в ловушку, не так ли? – спросил Десейн и пристально посмотрел на Паже.

– Ну вот, он снова бредит, – заметил Бурдо.

– Уин, – начал Паже, – я знаю, что у тебя есть кое-какие личные дела. Почему бы тебе сейчас не заняться ими и не оставить меня одного с Джилбертом? Постарайся вернуться к шести.

– Я могу позвонить Вилле и попросить ее…

– Не стоит беспокоить дочь, – перебил его Паже. – Иди и…

– Но что, если…

– Никакой опасности не существует, – поторопился заверить его Паже.

– Как скажете, – вздохнул Бурдо. Он направился к двери, ведущей в коридор, на секунду остановился в дверях и внимательно посмотрел на Десейна, потом вышел из комнаты.

– Что вы хотите сообщить мне, чего не должен слышать Уин? – спросил Десейн.

– Ну вот, он снова бредит, – повторил Паже фразу Бурдо.

– Наверное, что-то…

– Да нет у меня никаких тайн!

– И тем не менее вы попросили его наблюдать за мной… потому что он особенный, – заметил Десейн. Он глубоко вздохнул, чувствуя необыкновенную ясность в мыслях и встревоженность в сознании. – Уин оказался неопасным для меня.

– Уин живет собственной жизнью, а вы вмешиваетесь в нее, – сказал Паже. – Он…

– Почему же Уин оказался неопасным?

– Это вам так кажется, а не мне, – возразил Паже. – Уин спас вам жизнь, когда вы чуть было не упали с лестницы. Вот вы и прониклись определенной…

– Он приехал в Сантарогу из внешнего мира, – перебил его Десейн. – Когда-то он был таким же, как и я.

– Многие приезжают сюда из внешнего мира, – возразил Паже.

– И вы тоже?

– Нет, но…

– Как же на самом деле действует эта ловушка? – спросил Десейн.

– Да нет никакой ловушки!

– Что Джасперс делает с людьми? – уточнил Десейн.

– Задайте себе этот вопрос.

– Я имел в виду – в техническом смысле, доктор?

– В техническом?

– Да. Что же делает Джасперс?

– А, понятно. Он, помимо всего прочего, ускоряет катализ химических реакций в нервной системе с участием 5-гидрокситриптаина и серотонина.

– Изменения происходят в клеточном комплексе Гольджи?

– Не только. Джасперс вызывает разрушение систем блокировки сознания, в результате чего открывается возможность образного мышления и начинается процесс развития сознания. Вам начинает казаться, что у вас становится лучше память, она… развивается. Но это происходит, конечно, только в момент осуществления реакции – побочный эффект скорости, с которой…

– Образное мышление, – повторил Десейн. – А если человек не в состоянии управлять всеми видами памяти? Ведь бывают и совершенно неприятные люди, скандалисты… а некоторые воспоминания способны вызвать психическую травму…

– Да, случались и неудачи.

– Влекущие за собой опасные последствия?

– Иногда.

Десейн инстинктивно закрыл рот и сделал глубокий вдох через ноздри. По чувствам ударил резкий запах Джасперса. Он посмотрел в сторону ящика с банками, лежавшего на соседней кровати.

Джасперс. Заряд сознания. Опасная субстанция. Наркотик, таящий в себе зловещее предзнаменование. В сознании Десейна проносились самые разные фантазии. Он повернулся и с удивлением встретил блуждающий взгляд Паже.

– Вы не можете обойтись здесь, в долине, без экспериментов, не так ли? – спросил Десейн.

– А кому бы этого хотелось?

– Вы надеетесь, что я останусь, чтобы помочь вам разобраться в ваших неудачах.

– Конечно, это надо сделать.

Десейн вспыхнул гневом.

– И что же мне думать? – вскричал он. – Я не могу избавиться от запаха…

– Успокойтесь, – прошептал Паже. – Сейчас не время волноваться. Все пройдет, а вы даже не заметите этого.

«У каждого общества – свои основы химии, – подумал Десейн. – Свой собственный аромат, нечто, представляющее огромную важность, но видимое лишь его членами».

Сантарога пыталась убить его, Десейн знал это. И тут мелькнула мысль: что, если эти попытки были вызваны тем, что у него был другой запах? Он уставился на ящик, стоявший на постели. Невозможно! Не может быть такого простого объяснения!

Паже подошел к ящику, отодрал небольшой кусочек наклейки от банки и дотронулся до него языком.

– Этот ящик с продуктами находился в хранилище. Эта бумага – органическое вещество. А любое органическое вещество, пройдя определенную обработку, пропитывается Джасперсом. – Он бросил клочок бумаги в ящик.

– Я тоже стану, как этот ящик? – спросил Десейн. Ему казалось, что у его ног примостилось некий призрак, и он не мог избавиться от мыслей об этом создании. Внутри шевельнулось древнее существо, напомнив о своем существовании. – Я тоже стану…

– Выбросьте эти мысли из головы, – перебил его Паже.

– Я тоже стану одной из ваших неудач? – договорил Десейн.

– Я же сказал вам, перестаньте!

– Почему?

Десейн сел на кровати, охваченный страхом и гневом. Он строил различные предположения, и каждое казалось хуже предыдущего. Сейчас он казался себе беззащитнее и уязвимее, чем тогда, когда убегал от ударов кнутом.

Потрясенный этим так неожиданно пришедшим воспоминанием, Десейн рухнул на подушку. «Почему именно сейчас я вспомнил этот случай?» – спросил он себя. Перед его глазами возникла картина из далекого детства, вынырнувшая из глубин памяти на поверхность сознания. Он вспомнил боль от удара хлыстом по спине.

– Вы не относитесь к тому типу людей, на которых Джасперс действует неудачно, – сказал Паже.

Десейн с ненавистью посмотрел на пахучий ящик.

– Джасперс!

– Вы из той породы людей, которые могут пойти очень далеко, – продолжал Паже. – Почему, как вы думаете, вы оказались здесь? Только ли из-за этого дурацкого отчета о состоянии рынка? Или из-за Дженни? Конечно же, нет. Ответ не может быть таким простым. Поймите, Сантарога призывает к себе определенных людей, и они откликаются на ее зов.

Десейн искоса поглядел на него.

– Вот я и прибыл сюда, чтобы предоставить вам, сантарожцам, возможность прикончить меня, – заметил Десейн.

– Мы не хотим убивать вас!

– Помните, вы говорили, что, возможно, я прав? Но уже в следующую минуту утверждаете совершенно обратное.

Паже вздохнул.

– У меня есть одно предложение, – сказал Десейн.

– Говорите.

– Вам оно не понравится, – заметил Десейн.

Паже пристально посмотрел на него.

– Что у вас на уме?

– Вам будет страшно сделать это.

– Я не…

– Это что-то вроде клинического теста, – перебил его Десейн. – Но, как мне кажется, вы будете искать любой предлог, чтобы не допустить проведения этого теста или же остановить его. Вы будете делать вид, что не понимаете меня. Вы попытаетесь ускользнуть от…

– О Господи! Что у вас на уме?

– И, возможно, вы сумеете сделать это.

– Что именно?

– Отказаться от моего предложения.

– Не пытайтесь загнать меня в угол, Джилберт.

– Ну хорошо, слушайте, – произнес Десейн. Он поднял руку, останавливая Паже. – Я хочу, чтобы вы позволили мне загипнотизировать вас.

– Что?

– Вы слышали, что я сказал.

– Зачем?

– Вы родились здесь, – начал Десейн, – вы с самого рождения привыкли к влиянию этого… заряда сознания. Я хочу заглянуть в глубины вашего подсознания и увидеть, какого рода у вас страхи.

– Из всех сумасшедших…

– Я не какой-то там любитель-шарлатан, просящий вас подвергнуться гипнозу, – снова перебил Десейн. – Я – психолог-клиницист, хорошо знакомый с гипнотерапией.

– На что вы надеетесь, когда…

– Что такое человеческий страх? – опять не дал договорить ему Десейн. – Это как свет маяка, указывающий дорогу домой. Проникните в этот страх – и вы познаете его подспудные мотивы. За любым страхом таится насилие огромной…

– Чепуха! У меня нет…

– Вы же врач. Вам известно об этом лучше, чем кому-либо.

Паже молча уставился на него. Вскоре он признал:

– Да, конечно, каждый человек испытывает страх смерти. И…

– Больше, чем это.

– Вы считаете себя каким-то богом, Джилберт? Вы просто ходите вокруг да около.

– Дайте ответ, «взлетит ли орел по твоей команде и совьет ли гнездо среди высоких скал»? – начал Десейн. Он покачал головой. – Чему вы поклоняетесь?

– А… вот оно что – религия, – Паже облегченно вздохнул. – Тебе не нужно бояться ужаса ночи, ни стрелы, днем летящей, ни чумы, крадущейся во мраке, ни разрушения, опустошающего все в округе в полдень. Вы это хотите услышать?

– Нет, не это.

– Джилберт, я не настолько невежествен в этих вопросах, как вы, наверное, себе вообразили. Если я соглашусь на ваше предложение, то можно расшевелить такое…

– И что же именно?

– Мы оба знаем, что это невозможно предсказать заранее.

– Вы проводите эксперимент от имени общины… группы, общества, которое не хочет, чтобы я лез в его дела, – произнес Десейн. – Так чему же на самом деле поклоняется это общество? С одной стороны, вы говорите: можете смотреть и изучать все, что только пожелаете. А с другой – захлопываете двери. В каждом действии…

– Неужели вы в самом деле верите, что кое-кто из нас пытался убить вас ради безопасности общины?

– А разве нет?

– Неужели не найдется других объяснений?

– Каких же?

Десейн пристально смотрел на Паже. Вне всякого сомнения, доктор был встревожен. Он избегал взгляда Десейна, при этом руки его бесцельно двигались, а дыхание участилось.

– Общество никогда не верит, что оно может умереть, – сказал Паже. – Из этого следует: общество, как таковое, никогда никому не поклоняется – если оно не может умереть, то никогда и не предстанет перед Высшим Судом.

– В этом случае, – продолжил Десейн, – оно может вытворять такие мерзости, какие отдельному человеку никогда бы и в голову не пришли – его бы просто стошнило от одной только мысли об этом.

– Возможно, – пробормотал Паже. – Возможно. Ну хорошо. Почему вы решили проверить меня? Ведь я никогда не пытался причинить вам зла.

Десейн, ошарашенный этим вопросом, отвел взгляд в сторону. За окном сквозь зелень деревьев он увидел полоску холмов, которые окружали Сантарогу. Он чувствовал себя пленником этой гряды холмов, запутавшимся в паутине собственных мыслей.

– А что вы скажете о людях, которые пытались убить меня? – резким тоном спросил Десейн. – Они – подходящие объекты для исследований?

– Мальчик – возможно, да, – ответил Паже. – Мне все равно придется обследовать его.

– Пити, сын Йорика, – заметил Десейн. – Один из неудавшихся экспериментов?

– Не думаю.

– Еще один человек с раскрепощенным сознанием… как я?

– Вы запомнили это?

– Тогда вы говорили, что внешний мир умирает, а вы отгородились от него здесь с помощью Джасперса.

– Да, тогда я вам многое рассказал, сейчас я это припоминаю, – заметил Паже. – Действительно ли ваше сознание сейчас полностью раскрепощено? Вы уже можете видеть то же, что и мы? Стали ли вы таким же, как мы?

Десейн внезапно вспомнил голос Дженни в телефонной трубке: «Будь осторожен». И страх в ее словах: «Они хотят, чтобы ты уехал».

В ту же секунду Паже снова превратился в его сознании в серого кота, вспугнувшего птиц в саду, и Десейн понял, что он по-прежнему одинок и не соединился ни с кем, ни с одной группой. Он вспомнил озеро, особенные ощущения, когда он чувствовал и свое тело, и общее настроение всей компании, которое он разделял.

Он начал вспоминать все беседы, которые вел с Паже, по-новому оценивая их. Он чувствовал, что в данные секунды в его сознании началась перестройка мироощущения, которое производила Сантарога.

– Я дам вам еще немного Джасперса, – сказал Паже. – Возможно, тогда…

– Вы подозреваете, что я не замечаю, как дрожу от волнения? – перебил его Десейн.

Паже улыбнулся.

– Сара продолжает использовать фразы, которые имели хождение в прошлом, – сказал он. – Еще до того, как мы урегулировали наши отношения с Джасперсом… и внешним миром. Но не стоит смеяться над ней и ее стилем речи. Она сохранила невинный детский взгляд.

– Который отсутствует у меня.

– У вас все еще остались кое-какие догмы и предрассудки тех нелюдей, – сказал Паже.

– К тому же я услышал и узнал слишком много о вас, сантарожцах, чтобы мне было позволено уехать, – заметил Десейн.

– Неужели вы так и не попытаетесь стать другим? – произнес Паже.

– Кем именно стать? – Этот сумасшедший, почти шизофренический разговор с Паже выводил Десейна из себя. Болтовня! «Раскрепощенное сознание!»

– Только вы знаете это, – ответил Паже.

– Что?

Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Десейна.

– Я скажу вам, что я понял, – произнес тот. – Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Уина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже и почему сгорел мой грузовик. Вы не хотите…

– Ну хватит!

Паже потер подбородок и отвернулся.

– Что я говорил? Вам все же удалось это, – заметил Десейн.

– Iti vucati, – пробормотал Паже. – Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная. Интересно, может быть, поэтому вы и прибыли сюда – чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.

Он повернулся и пристально посмотрел на Десейна.

– О чем вы говорите? – спросил тот. В тоне и манерах собеседника Десейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него тревогу.

– Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», – начал Паже. – И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Поскольку мы являемся сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути – то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…

– Прекратите попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, – перебил его Десейн. – Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…

– …пустоты, – закончил за него Паже. – Да, пустота – очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна только как математика. Всякое феноменальное существование – преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.

Десейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошел с ума?

– Действие само по себе не может дать результата, – продолжал Паже. – Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия – признак заблуждения.

Десейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.

– Я вижу, что вы смущены, – продолжал Паже. – Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…

– Да перестаньте вы, – прервал его Десейн.

Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».

– Вы должны привыкнуть к условному мышлению, – сказал Паже. – Только так вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…

– Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? – спросил Десейн. – Вы все будете давить на меня, давить и…

– Кто на вас давит? – удивился Паже. – Разве не вы оказываете самое сильное давление на…

– Черт бы вас побрал! Замолчите!

Паже молча посмотрел на него.

– Эйнштейн, – пробормотал Десейн. – Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… – Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.

«Скоростная работа ума напоминает охоту за подводными лодками в глубинах собственного сознания, – подумал Десейн. – И успех этой охоты зависит от количества задействованных тобою поисковых групп и скорости их передвижения».

Это ощущение исчезло так же быстро, как возникло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.

«Узкие тропы», – повторил Десейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так думают сантарожцы? Десейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.

– Могу я рассказать поподробнее? – спросил Паже.

Десейн кивнул.

– Вы, должно быть, заметили, что мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. Что условное мышление не допускает никакого другого подхода, оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям тех людей, что послали вас сюда шпионить за нами. У них есть…

– Как быстро вы можете думать? – спросил Десейн.

– Как быстро? – Паже пожал плечами. – По мере необходимости.

«По мере необходимости», – повторил про себя Десейн.

– Могу я продолжить? – спросил Паже.

Десейн снова кивнул.

– Мы заметили, – начал Паже, – что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение, – с этим вы согласитесь, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы. Я не сомневаюсь, что это уже сделано, – это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду о том, как воротилы большого бизнеса относятся к людям, выполняющим подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже ею заниматься.

Десейн прокашлялся. Вот в чем суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? В благородных целях? Или же вы используете их способности для достижения собственных?» Внешний мир все больше и больше начал казаться Десейну пустым местом умышленно льстивых речей, вызывающих раздражение.