Текст книги "Барьер Сантароги"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую кристаллическую субстанцию.

«Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? – подумал Десейн. – Может, принести бомбу? Или портативную лампу дневного света?»

В это время Десейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнут звезды и возникает темная фигура какого-то чудовища.

Десейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую пленку и собрал полученное вещество в темно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.

Десейн понюхал склянку – резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. Ему показалось, что по спине пробежала электрическая искра, что он способен «видеть» кончиком языка или пальца. Десейн почувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зернышко, окруженное пустотой. Он сконцентрировал энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.

Но на тарелке ничего не было!

«Что же уничтожило ее? Как могла тарелка стать пустой?»

Десейн посмотрел на правую ладонь. Как же она близко от его лица! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.

Его сознание заполнили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний – сначала от желудка и горла к рукам и ногам. И вот уже вся кожа словно вспыхнула огнем. Возникло неясное чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где оно касается пола, кажется, что тот ослепительно сверкает.

«Я съел полную тарелку эссенции, – подумал Десейн. – Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?» – Десейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?.. с зернышком собственного «я»! Где же оно?

На каком фундаменте реальности до сих пор покоилось его «я»? Десейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно понимая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствуя, что они проносятся сквозь него, как через тень.

В этот миг он сбился с пути и споткнулся.

«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.

Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.

И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.

Десейн сменил акцент.

Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.

И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.

С захватывающим дух чувством божественного откровения Десейн вдруг осознал, что картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. Именно открытие, сделанное им сейчас без чьей-либо помощи, давало ему надежду. Странного рода, смутную, непонятно на что направленную, которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.

И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.

Участок, занятый сознанием Десейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко своего «я», потерявшего свою первоначальную форму. Десейн, хихикая, отбросил его. «Кто же только что отбросил это? – подумал он тут же. – Кто хихикал?»

Раздался громкий стук шагов. Голоса.

Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.

Паже.

– Надо уложить его на кровать, – сказал доктор.

Слова прозвучали ясно и отчетливо. Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые радужные очертания. Он не видел сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которое исходило от его кожи.

– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за его пределами, – пробормотал Десейн.

– Что он сказал? – спросила медсестра.

– Я не разобрал, – ответил Паже.

– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.

– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.

– О Господи! Что же нам делать?

– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить каталку.

«Смирительную рубашку? – повторил про себя Десейн. – Какая странная просьба!»

Кто-то побежал. Как же громко они топают! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!

Десейн кожей почувствовал, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали. Внезапно он ощутил, что его тело сжалось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.

– Помогите мне! – снова голос Паже.

– Что тут за беспорядок?! – раздался еще один громкий мужской голос.

В этот миг Десейну уже казалось, что он превратился в отдельный от лица рот, который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!

Затем он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.

«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он. И побежал. Он бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.

Из кружащихся над ним облаков вынырнула скамейка. Он рухнул на нее… и Стал еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.

«Жизнь в океане бессознательного», – подумал он. Вокруг становилось все темнее и темнее.

«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».

Темнота рассеялась. Десейна несло вверх, к ослепительному свету, где в сиянии двигались темные фигуры.

– У него открыты глаза, – голос медсестры.

Промелькнула какая-то тень.

– Джилберт? – произнес Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?

Десейн честно попытался ответить, но губы отказывались подчиняться. Снова вернулось ослепительное сияние.

– Нам придется самим узнать это, – устало заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?

– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.

– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.

– Доктор, а если он… – по всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.

– Я… готов, – сказал Паже.

«Готов к чему?» – подумал Десейн.

Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Десейн лежал, не в силах двигаться, и беспомощно наблюдал, как к нему подходил Паже, держащий в руках колбу, из которой поднималась пена и дым.

«Кислота, – подумал Десейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет тела – нет улик».

Туннель обвалился. Свет, усилившись, начал сходиться к одной точке.

«Возможно, я уже не существую», – подумал Десейн. Стало совершенно темнее.

«Возможно, я уже не могу действовать», – пришла новая мысль. Еще темнее.

«Возможно, меня вообще нет!» И наступило небытие.

13

– Можно было либо излечиться, либо умереть, – произнес желтый бог.

– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.

– Ты отказался от моего предложения, – укоризненно произнес красный бог.

– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.

– Нет ни одного дерева, которое было бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.

– Мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.

Раздался чей-то кашель.

– А почему у вас нет лиц? – спросил Десейн. – Вы различаетесь по цветам, но вы безлики.

– Что? – прогромыхал резкий голос.

– Вы какие-то странные боги, – констатировал Десейн и открыл глаза.

Он увидел лицо Бурдо и заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.

– И никакой я не бог, – растерянно сказал Бурдо. – Что вы говорили, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?

Десейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и увидел, что его тело спеленуто в смирительной рубашке.

Комната пропахла запахом дезинфицирующих средств, Джасперсом и еще чем-то прокисшим и вызывающим отвращение. Десейн по-прежнему находился в изоляторе. Его голова опять упала на подушку.

– Зачем меня связали? – прошептал Десейн.

– Вы что-то сказали, сэр?

Десейн повторил вопрос.

– Доктор Джил, мы не хотели, чтобы вы сами себе причинили вред.

– Когда… когда меня освободят?

– Доктор Ларри сказал – как только вы проснетесь.

– Но ведь я уже проснулся, не так ли?

– Да, сэр. Просто… – Негр пожал плечами и принялся расстегивать ремни, стягивающие рукава рубашки.

– Сколько? – прошептал Десейн.

– Сколько вы пробыли в таком положении?

Десейн кивнул.

– Три дня с небольшим. Сейчас почти полдень.

Когда с ремнями наконец было покончено, Бурдо помог Десейну сесть и снять рубашку. Сначала ему показалось, что необычайно чувствительная кожа на спине кровоточит, а мышцы не слушаются. «Ведь это совершенно новое тело», – мелькнула шальная мысль.

Бурдо накинул на плечи Десейна белый халат и завязал сзади тесемки.

– Может быть, вы хотите, чтобы медсестра сделала вам массаж спины? – спросил он. – В двух местах кожа покраснела, а это не очень-то хорошо.

– Спасибо, пока не стоит.

Десейн пошевелил сначала одной, затем другой ногой. Перед глазами возникла знакомая ладонь. Его собственная. «Как это может быть его ладонью, – удивился он, – когда мышцы руки принадлежат какому-то незнакомцу?»

– Доктор Ларри сказал, что никто никогда не принимал столько Джасперса за раз, – сказал Бурдо. – Джасперс – это хорошая штука, сэр, но всем известно, что вы приняли его слишком много.

– А… Дженни…

– С ней все в порядке, доктор Джил. Она так беспокоилась о вас. Как и все мы.

Десейн шевельнул одной ногой этого незнакомца, потом другой, пока не удалось свесить их с кровати. Он посмотрел на свои колени. Они выглядели очень странно.

– Послушайте, – обратился к нему Бурдо. – Вам лучше остаться в постели.

– У меня… Я…

– Вы хотите в ванную? Лучше я принесу вам судно.

– Нет… я… – Десейн покачал головой. Внезапно он понял, что что-то не так – его тело испытывало чувство голода.

– Я голоден, – сказал он.

– Так почему вы сразу не сказали об этом? Вас здесь уже дожидается отличный завтрак!

Бурдо поднял чашку и поставил ее перед Десейном. Резкий аромат Джасперса ударил в ноздри. Десейн протянул руку к чашке, однако Бурдо остановил его:

– Лучше я буду кормить вас с ложечки, доктор Джил. Вы еще слишком слабы.

Десейн остался терпеливо сидеть, позволив накормить себя с ложечки. Он чувствовал, как восстанавливаются силы. «Оно никуда не годится, это тело», – решил он. Психика, его внутреннее «я» совсем не соответствовали его внешней оболочке.

Десейн вдруг спросил себя, а что же его тело ест помимо вездесущего Джасперса. Овсянку, подсказал ему язык. С медом Джасперса и сливками Джасперса.

– Вас тут дожидается один посетитель, – произнес Бурдо, когда чашка опустела.

– Дженни?

– Нет… доктор Селадор.

«Селадор!» Это имя взорвалось в сознании Десейна. Селадор доверял ему, надеялся на него. Селадор-то и выслал ему пистолет по почте.

– Вы примете его? – спросил Бурдо.

– Вы… не будете возражать, если я увижусь с ним? – спросил Десейн в свою очередь.

– Возражать? А почему я должен возражать, сэр?

«Вовсе не твои возражения, Бурдо, я имел в виду», – сказал про себя Десейн.

И в этот миг его охватило сильное желание послать Селадора подальше. Как же легко было это сделать! Сантарога сможет оградить его от селадоров внешнего мира. Ему нужно только сказать об этом Бурдо, и все будет устроено.

– Я… э-э… хочу увидеться с ним, – сказал Десейн. Он огляделся. – Вы не поможете мне надеть халат и… здесь есть стул, на котором я мог бы сидеть?

– А почему бы вам, сэр, не устроиться в кресле на колесиках? Доктор Ларри специально послал за одним для вас. Он не хочет, чтобы вы перенапрягались. Вы не должны уставать, понимаете?

– Да… да, я понимаю. Кресло на колесиках.

Бурдо ушел за Селадором, перекатив кресло в противоположный конец комнаты, к двери, ведущей в коридор. Перед Десейном находились стеклянные двери, выходившие на открытую веранду, освещенную солнечными лучами.

Ему показалось, что его оставили одного, бесцеремонно выставив на всеобщее обозрение, с обнаженной душой, корчившейся в судорогах страха. «А ведь я по-прежнему отягощен тяжким грузом», – мелькнула мысль. Его приводила в замешательство перспектива встречи с Селадором. Исподволь подкрадывался непонятный страх. Селадор умеет различать притворство и обман. Он сразу заметит лживую маску – среди аналитиков никто не мог с ним сравниться.

«Селадор унизит меня, – подумал Десейн. – Почему я согласился принять его? Он насквозь пронзит меня взглядом, и я не смогу сопротивляться ему – мои реакции выдадут ему все, что он захочет узнать обо мне… о моей неудаче».

В этот момент Десейну показалось, что стенки раковины, в которой была заключена его рассудительность, разъедены внешней мишурой и фантазиями. С присущей ему жизнерадостностью Селадор с резким треском раздавит ее.

Дверь в коридор открылась.

Заставляя себя не торопиться, Десейн медленно повернул голову.

В дверях стоял Селадор – высокий мужчина, с резкими чертами лица. Смуглый цвет кожи и диковатые глаза индуса, седые волосы на висках и такого же серебристо-серого цвета твидовый костюм. У Десейна вдруг возникло смутное чувство, что он уже видел это лицо в другой жизни – этот пронизывающий взгляд из-под чалмы, в центре которой красовался кроваво-красный драгоценный камень.

Десейн покачал головой. «Я схожу с ума».

– Джилберт, – сказал Селадор, направляясь к нему. – Во имя Господа, что же ты сотворил с собой? – Десейн отчетливо слышал каждое слово, произносимое с оксфордским акцентом. – Мне сказали, что ты получил сильные ожоги.

«Итак, началось», – сказал себе Десейн.

– Я… мои руки и кисти, – произнес Десейн. – И еще немного лицо.

– Я прибыл только сегодня утром, – сказал Селадор. – Знаешь, мы все так беспокоились о тебе. За все дни – ни слова от тебя.

Он остановился перед Десейном, почти полностью закрыв собой вид на веранду.

– Должен сказать, что ты, Джилберт, выглядишь ужасно. Однако, кажется, на лице у тебя не осталось ни одного шрама.

Десейн поднес руку к щеке и неожиданно почувствовал, что это его щека, а не того незнакомца. Кожа на ощупь казалась гладкой, новой.

Все это место провоняло проклятым мускусным запахом, – пожаловался Селадор. – Ты не будешь возражать, если я открою двери?

– Нет… нет, пожалуйста, открывайте.

Десейн внезапно поймал себя на мысли о том, что Селадор – вовсе не Селадор: его слова уже не поражали глубиной мысли, а сам он приобрел некую манерность, которая, насколько помнил Десейн, была вовсе не характерна для него. Неужели Селадор изменился?

– Чудесный солнечный день, – произнес Селадор. – Почему бы мне не выкатить тебя на эту веранду, чтобы ты подышал свежим воздухом? Тебе это пойдет на пользу.

Паника сжала горло Десейна. Эта веранда… Он почувствовал, что там его ждет какая-то опасность. Он попытался остановить Селадора, возразить. Однако слова застревали в горле.

Селадор принял молчание за знак согласия и выкатил кресло Десейна за дверь. Слегка задрожал подоконник, и вот они уже на веранде.

Лучи солнца согревали Десейна. Его щеки щекотал, проясняя сознание, легкий ветерок, в котором почти не осталось запаха Джасперса. Десейн сказал:

– Разве вы не…

– Разве тебя не пьянит свежий воздух? – перебил его Селадор. Он остановился у невысокого парапета, на самом краю крыши. – Ну вот. Ты можешь восхищаться этим видом, а я присяду на уступ.

Селадор положил одну руку на спинку кресла Десейна.

– Как мне кажется, к этой палате подведены специальные провода, способные улавливать звуки, – сказал он. – Однако не думаю, что они установили подслушивающее устройство и здесь.

Десейн ухватился за колеса, боясь, что кресло внезапно сдвинется вперед и он свалится с крыши.

Он посмотрел вниз на асфальтированную автостоянку, газоны, цветочные клумбы, деревья. До него постепенно доходил смысл слов Селадора.

– Специальные провода… способные… – Он повернулся и увидел удивление в темных глазах собеседника.

– Очевидно, ты еще не до конца пришел в себя, – заметил Селадор. – Да это и понятно. Ты прошел через горнило ужасных испытаний. Впрочем, как только ты поправишься, я увезу тебя из этой долины. Уже в конце этой недели ты окажешься в безопасности в обычном госпитале Беркли, где сможешь отдохнуть и поднабраться сил.

Внутри Десейна клокотали разные чувства, его сознание стало ареной сражения. В безопасности. Какое ободряющее слово! Уехать из долины? Ему нельзя покидать ее! Однако он должен уехать, Но куда – во внешний мир? Отправиться в этот ужасный мир?

– Тебя что, накачали наркотиками, Джилберт? – спросил Селадор. – Ты выглядишь таким… таким…

– У меня… Со мной все в порядке.

– Знаешь, вообще-то ты ведешь себя довольно странно. Ты даже не спросил, что же мы обнаружили по тем наводкам, которые ты нам дал.

– И что?

– Оказывается, свой бензин они получают из отходов. Что вполне нормально, если принять во внимание экономические мотивы: расчет производится наличными с независимым производителем. Сыр и остальные продукты их кооператива, как утверждают в департаменте сельского хозяйства, с медицинской точки зрения совершенно безвредны. Однако коллегию департамента, ведающую вопросами недвижимости, заинтересовало то, что никто, кроме сантарожцев, не может купить собственность в долине. Может быть, они нарушают законодательство, предусматривающее борьбу против дискриминации.

– Нет, – перебил его Десейн. – Они… ничего не нарушают.

– Ха! Ты рассуждаешь, как человек, обнаруживший в шкафу скелет. Ну так что по-твоему, Джилберт, все это значит?

Десейну показалось, что он схвачен вампиром, который собирается выпить из него всю кровь. Его кровь насытит Селадора, даст ему силы. Десейн покачал головой.

– Ты болен, Джилберт? Может быть, я утомляю тебя?

– Нет. Просто я медленно соображаю. Доктор, вы должны понять – у меня…

– У тебя остались записи, Джилберт? Возможно, я смогу прочитать твой отчет и…

– Нет… пожар…

– Ах да! Этот доктор Паже говорил что-то насчет твоего сгоревшего грузовика. Полагаю, все сгорело?

– Да.

– Ладно. Значит, теперь нам, Джилберт, придется обойтись твоим устным рассказом. Есть ли какая-нибудь слабинка, которой мы могли бы воспользоваться для уничтожения этих людей?

Десейн вспомнил о теплицах – детский труд. Он вспомнил статистические данные, по которым у нескольких сантарожцев была разрушена психика после употребления Джасперса. Он подумал о наркотическом влиянии Джасперса. О чем ни думай – всюду он видел, как можно уничтожить Сантарогу.

– Должно быть еще что-нибудь, – сказал Селадор. – Ты продержался здесь намного дольше остальных исследователей. По всей видимости, тебе предоставили возможность свободно перемещаться по долине. Я не сомневаюсь, что кое-что ты обнаружил.

«Продержался здесь намного дольше остальных исследователей», – повторил про себя Десейн. Эта фраза прозвучала как откровение. Он как бы участвовал в обсуждениях, где решался вопрос о его участии в этом проекте.

«У Десейна в долине живет девушка. Может быть, это именно то, что нам нужно. Безусловно, это дает нам основание надеяться, что он продержится дольше остальных».

«Наверное, все так и происходило», – подумал Десейн. Подобная бесцеремонность вызывала у него отвращение.

– А что, в долину приезжало больше двух? – спросил Десейн.

– Двух? О чем ты, Джилберт?

– Так как, здесь было больше двух исследователей… до меня?

– Я не понимаю, откуда ты это…

– Так были?

– Знаешь, а ты очень проницателен, Джилберт. Да, их было больше двух. Кажется, восемь или девять.

– Почему…

– Почему тебе этого не сообщили? Мы хотели предупредить тебя, чтобы ты был поосторожнее, но потом посчитали, что нет необходимости пугать тебя.

– Но вы ведь считали, что они были убиты здесь… сантарожцами?

– Все эти случаи выглядят необычайно загадочными, Джилберт. Мы вовсе не были уверены. – Широко раскрытыми глазами Селадор внимательно и испытующе посмотрел на Десейна. – Это правда убийство? И мы в данный момент подвергаемся опасности? У тебя сохранилось то оружие, которое я…

– Если бы все было так просто, – вздохнул Десейн.

– Во имя Господа, Джилберт, что же это? Ведь ты наверняка что-то обнаружил. Я возлагал на тебя такие надежды.

«Возлагал на тебя такие надежды», – повторил про себя Десейн. И снова эта фраза как бы открыла дверь, за которой втайне велись разговоры, решающие его судьбу. Почему Селадор так разоткровенничался с ним? Десейн вдруг понял, что его поражает собеседник, внезапно утративший присущую ему глубину мысли. Куда же делся всемогущий психоаналитик? Неужели он и в самом деле так сильно изменился?

– Значит, вы… вы просто использовали меня, – сказал Десейн. Он вспомнил обвинения Эла Мардена. Марден все это понял…

– Послушай, Джилберт, давай-ка не будем выяснять отношения. Да, как раз перед тем, как я выехал сюда, Мейер Дэвидсон интересовался тобой. Ты помнишь Дэвидсона, агента инвестиционной корпорации? Ты, Джилберт, произвел на него потрясающее впечатление. Он сказал, что уже подыскивает тебе место в своей фирме.

Десейн уставился на Селадора. Неужели он говорит это всерьез?

– В нашем мире ты окажешься на ступеньку выше, Джилберт.

Десейну очень захотелось рассмеяться, но он справился с этим желанием.

У него возникло странное чувство, что он порвал со своим прошлым и уже в состоянии заняться изучением той псевдоличности, того жалкого существа, которым был он сам. Тот, прежний Десейн, обеими руками ухватился бы за это предложение. Новый же Десейн понимал, что таким образом выражается истинное отношение Селадора и его закадычных дружков к таким, как он: как к полезному, но не очень умному человеку.

– Вы уже составили мнение о Сантароге? – спросил Десейн. «Интересно, видел ли уже Селадор стоянку подержанных автомобилей Клары Шелер или рекламные объявления в витринах магазинов?»

– Сегодня утром, дожидаясь, когда мне будет разрешено встретиться с тобой, я немного проехался по городу, – ответил Селадор.

– И как вам показалось это место?

– Ответить откровенно? Странное местечко. Когда я спрашивал у местных жителей дорогу сюда, они отвечали отрывисто… и странно как-то. Не совсем… ну, словом, это был не вполне английский, хотя, конечно, было множество американизмов, однако…

– У них возник свой язык – он напоминает их сыр, – заметил Десейн. – Такой же острый и с характерным привкусом.

– Острый! Точно сказано!

– А можно их назвать обществом индивидуалистов, как вы считаете? – спросил Десейн.

– Возможно… но в чем-то все они одинаковы. Скажи мне, Джилберт, нет ли тут связи с решением направить тебя сюда?

– Связи?

– Я имею в виду вопросы, которые ты задаешь. Должен признаться, что твоя манера говорить очень напоминает… ладно, черт побери, но ты начал говорить, как местные жители, – смуглокожий индиец попытался выдавить из себя улыбку. – Неужели и ты стал местным?

Вопрос человека с восточными чертами смуглого лица и сильным оксфордским акцентом внезапно показался Десейну удивительно забавным. Чтобы Селадор задавал такие детские вопросы…

Десейн безудержно захохотал. Но Селадор расценил этот смех по-своему.

– Что ж, мне остается надеяться, что это не так.

– Людей должна интересовать прежде всего человечность, – заметил Десейн.

И снова Селадор не понял его.

– Ты изучал сантарожцев как превосходный психолог, каким ты и являешься. Хорошо. Тогда расскажи, что же ты выяснил.

– Скажем иначе, – сказал Десейн. – Иметь свободу – это еще не все, нужно знать, как распорядиться ею. Существует вероятность, что, гоняясь за свободой, люди в каком-то отношении превращаются в ее рабов.

– Звучит очень философски, – заметил Селадор. – Ну, а как быть нашим спонсорам, ищущим справедливости?

– Так они ищут справедливости?

– Конечно, справедливости. Их заманили в эту долину и обманули. Они вложили огромные средства – и никакой отдачи. А они не такие люди, которые способны стерпеть подобное отношение.

– Заманили? – переспросил Десейн. – Что-то не верится. Кто это их заманил? И, кстати, каким образом им удалось приобрести право на аренду? Одно я знаю точно: никто в долине им ничего не отдаст.

– Это не такой важный вопрос, Джилберт.

– Да нет, это очень важно! Каким же образом им удалось приобрести право на аренду сантарожской земли?

Селадор вздохнул.

– Ладно, раз ты настаиваешь. Они выиграли это право на аукционе, где распродавалась государственная собственность, предложив цену…

– Поскольку были уверены, что никто не предложит большую, – перебил его Десейн и хмыкнул. – Неужели они не занимались изучением местного рынка?

– Они отлично знали, сколько людей здесь проживает.

– Но каких людей?

– Что ты хочешь этим сказать, Джилберт?

– Сантарога очень напоминает греческий полис, – ответил Десейн. – Это общество индивидуальностей, а не коллектив. Сантарожцы – не рабы какого-нибудь муравейника, которых можно понукать и услащать пряниками. Это настоящий полис, достаточный по размерам, чтобы удовлетворять потребности людей. Их прежде всего интересуют люди. А что касается справедливости…

– Джилберт, ты говоришь очень странные вещи.

– Выслушайте меня до конца, доктор.

– Хорошо, только я надеюсь уловить смысл во всей этой… этой…

– Справедливости, – закончил за него Десейн. – Спонсоры, о которых вы упомянули, и правительство, которое они контролируют, больше интересует общественный порядок, чем справедливость. Они унаследовали свои представления от заскорузлой, давно изжившей себя системы, с которой незаметно для себя срослись. Вы хотите узнать, как сантарожцы относятся к ним и их махинациям?

– Позволь напомнить тебе, Джилберт, что именно для этого мы и направили тебя в долину.

Психолог улыбнулся. Обвинительный тон Селадора не пробуждал в нем угрызений совести.

– Нечестная власть, – начал Десейн. – Вот что думают сантарожцы о внешнем мире: это место, где господствует нечестная власть. Деньги и нечестная власть подчинили себе все.

– Внешний мир, – повторил Селадор. – Ты ведь специально выделил это словосочетание.

– Нечестная власть – это власть без управляющего, – продолжал Десейн. – Выходя из-под контроля, она уничтожает самое себя и все вокруг. Эта цивилизация представляет собой сплошное поле сражений. Их называют по-разному: рыночное пространство, торговое пространство, суд, выборы, сенат, аукцион, забастовка – но все равно они остаются полями сражений. И это нельзя отрицать – каждый возьмется за оружие, если будет брошен клич войны.

– Я уже начинаю думать, что ты защищаешь этих сантарожских мошенников, – заметил Селадор.

– Конечно! Здесь с моих глаз спала пелена, мешавшая мне ясно видеть! Я продержался намного дольше, чем вы рассчитывали, верно? Вы ведь возлагали на меня такие надежды! Как вы можете быть таким наивным?!

– Джилберт, не забывайтесь! – Селадор встал и посмотрел на Десейна сверкающими глазами.

– Вы знаете, что я на самом деле понял? – спросил Десейн. – Справедливость! Вы все так чертовски хотите спрятать свою ложь за ширмой справедливости и законности! Вы говорите мне…

– Доктор Джил? – до веранды донесся голос Бурдо.

Десейн облокотился о левую сторону кресла и оттолкнулся правым колесом. Кресло завертелось на месте.

В ту же секунду произошли два события: Десейн увидел Бурдо, стоявшего у открытых стеклянных дверей на веранду, и почувствовал, как его кресло обо что-то ударилось. Он повернул голову в сторону Селадора и успел увидеть, как его ноги исчезают за краем крыши. А потом раздался долгий, отчаянный, душераздирающий вопль, и следом – глухой удар о землю, звук которого он никогда раньше не слышал и не хотел бы услышать вновь. Его чуть не стошнило.

Бурдо быстро оказался рядом с ним. Свесившись через парапет, он посмотрел вниз.

– Господи! – пробормотал он. – О Господи, какое ужасное происшествие!

Десейн поднес свои руки к глазам и взглянул на них. «Я еще слишком слаб для того, чтобы это сделать. Я еще не поправился окончательно. Я слишком слаб!»