Текст книги "Святой вечер"

Автор книги: Фостер Дилейни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава

41

Лирика

Я проснулась в кровати Линкольна.

Вокруг был только мягкий свет прикроватной лампы и стук дождя в окно... и папа, сидящий в кресле и держащий меня за руку.

Может быть, все это был просто кошмар.

– Ты проснулась. – Его лицо озарила яркая улыбка. Его голубые глаза, похожие на мои, сверкали в янтарном свете лампы. Его волосы теперь были темными, а не светлыми, к которым я привыкла, и он отрастил бороду. Не кустистая, но достаточная, чтобы выглядеть старше своих лет.

– Как...

– Я здесь оказался? Я знаю? Сколько ты спала? – Он закончил за меня все возможные сценарии.

Я засмеялась, и он сжал мою руку. – Все вышеперечисленное. – Я мечтала об этом воссоединении много лет. Теперь, когда оно произошло, оно казалось нереальным.

Может быть, я умерла в той клетке? Если это был рай, то где был Линкольн?

– Ты спал несколько часов, – сказал мой отец.

Ладно, значит... не рай. Но все же, где был Линкольн?

– Какой-то парень по имени Грей нашел меня в Лос-Анджелесе и все рассказал. – Печаль наложила тень на лицо моего отца. Я предположила, что первоначальный шок прошел после встречи с Греем. К тому же у него было несколько часов, чтобы все это обдумать.

Именно этим Грей занимался последние пять дней – подводил итоги. Он не уходил от нас. Он замышлял нашу победу. Или свою месть.

– Господи, ангел, мне так чертовски жаль. Я должен был догадаться, что что-то не так. – Слезы навернулись на глаза моего отца. – Я должен был...

На этот раз я оборвала его. – Они инсценировали мою смерть и отправили меня в другую страну. Ты никак не мог этого знать.

Черт возьми, у меня заболело горло. Я поднесла руку к шее и провела пальцами по повязке. Лезвие. Он порезал меня. Малкольм собирался убить меня – на этот раз по-настоящему.

Папа тяжело сглотнул. То ли из-за повязки, то ли из-за безумия всего этого. Я не винила его. Если бы я не пережила это, я бы сама не поверила.

– Они причинили тебе боль. – Это прозвучало так, как будто он винил себя во всем, что произошло.

– Они не сделали ничего такого, с чем бы я не смогла справиться. – Я ухмыльнулась. – Кто-то научил меня быть жестким.

– Точно, блядь, научили. – Он наклонился и прислонился своим лбом к моему. – Ты самая выносливая.

Дверь со скрипом открылась, и мое сердце бешено забилось, когда Линкольн заглянул внутрь.

– Мне показалось, что я слышал здесь голоса. – Его губы изогнулись в моей любимой ухмылке. – Привет, соня. – Он подошел и прижался поцелуем к моему лбу.

Да, это определенно был рай.

Линкольн провел тыльной стороной пальца по моему лицу. Он смыл кровь со своих рук, но на костяшках его пальцев было сочетание корки и синяков. Его каре-зеленые глаза потемнели, когда он провел языком по губам. Его темные кудри упали на лоб. Его лицо было чисто вымыто, но часть меня скучала по черепу. Часть меня жаждала демона.

– Ты в порядке? – спросил он, и от его заботы у меня перехватило дыхание.

– Никогда не было лучше.

– Хорошо. – В его глазах мелькнуло озорство. – Потому что ты в полном дерьме за тот трюк, который ты провернула. Как только он уйдет, – он кивнул в сторону моего отца. – Эта задница будет моей.

– Следи за своим языком рядом с моей дочерью. – Отец отодвинул стул от кровати и засунул руки в карманы своих выцветших джинсов. – Мы поговорим позже. Может быть, завтра пообедаем?

Я улыбнулась ему. – Обед звучит прекрасно. – Я бы рассказала ему о библиотеке Грея, о миссис Мактавиш, свадьбе Татум и похищении Линкольна. Я нарисовала бы для него наименее душераздирающую картину, потому что остальная часть моей истории была не тем, что ему нужно было услышать.

– Ты хорошо о ней заботишься, или я тебя оттрахаю, – сказал он Линкольну, заставив меня рассмеяться. Это был мой отец, и Линкольн знал, что лучше не спорить. Они были как две капли воды похожи друг на друга. Глаза отца смягчились, когда он посмотрел на меня. – Скоро увидимся, ангел. Я люблю тебя.

Я прижала пальцы к губам и поцеловала его. – Я тоже тебя люблю, папа.

Как только мой отец вышел и за ним захлопнулась дверь, на губах Линкольна заиграла лукавая улыбка.

– Так ты имел в виду мою задницу в буквальном смысле или...

Его рот прижался к моему, заставив меня замолчать. Мои пальцы запутались в его волосах, притягивая его глубже в поцелуй. Все было здесь, раздетым и сырым, истекающим кровью из моей души в его. Я застонала в его рот. Еще. Он поклонялся мне своим языком и наказывал меня своими губами. Он устроился между моих бедер, его член был твердым и пульсировал в моем сердце даже сквозь ткань нашей одежды. Он оторвал свой рот от моего, перехватив мои губы зубами.

То, с какой нежностью он смотрел на меня, разорвало меня на части. – Ты больше никогда не сможешь так со мной поступать, птичка, – прошептал он с прерывистым дыханием, а затем провел кончиком носа по моему. – Понятно?

Я кивнула.

– Хорошая девочка. – Он перевернулся на спину и прижал меня к своей груди, его рука провела по моим волосам.

– Что случилось? Где твой отец? – И Грей. Где был Грей? Последнее, что я помнила, это как они с Каспианом появились перед тем, как Линкольн отнес меня наверх. Сразу после того, как Малкольм вогнал лезвие в мою кожу.

Ледяной холод заставил мое тело содрогнуться. Дыхание перехватило в легких. Он все еще там?

Голос Линкольна успокаивал меня. – Никаких вопросов. Не сегодня.

Я приподняла бедра с кровати, безмолвно умоляя его прикоснуться ко мне.

Он ухмыльнулся. – Как бы я ни хотел трахнуть тебя прямо сейчас, сегодня мы просто будем лежать здесь. – Он поцеловал меня в макушку. – Сегодня вечером мы просто заживем.

И это было то, что мы делали. Это было то, кем мы были – две поврежденные души, пытающиеся исцелить друг друга. Я влюбилась в Линкольна не потому, что он был хорошим человеком. Я влюбилась в него, потому что мое одиночество нашло приют в его темноте. Я никогда не ставила перед собой цель найти героя, потому что мой отец всегда учил меня спасать себя. Я любила Линкольна, потому что быть с ним – это как выйти на солнечный свет после жизни в тени. Я любила его, потому что, хотя я всегда говорила все, что думаю, он понимал все то, что я не говорила. Я была мотыльком, загипнотизированным его пламенем, и вместе мы сожгли бы весь мир, чтобы согреть друг друга.

Глава

42

Линкольн

Лирика спала, свернувшись калачиком у меня на груди, всю ночь напролет. Чертов рай. Я вообще не спал. Вместо этого я провел всю ночь, просто наблюдая за ней. Так спокойно. Наконец-то я смог отдохнуть.

Мне удалось выскользнуть из постели незамеченным, и теперь я стоял на кухне и взбивал яичницу, пока бекон шипел на сковороде.

Я не любил кофе, но Лирика обожала это дерьмо, поэтому я сделал и его.

Как раз когда я собирался вылить яичницу на сковороду, мой телефон пискнул новым текстовым сообщением.

Чендлер: 15 канал.

Черт. Это случилось. Наконец-то.

У Чендлера были связи с даркнетом. Этот ублюдок был в курсе всего. Благодаря его связям, прослушке, которую я установил на папин компьютер, и тайному логову Каспиана в стиле Бэткейва, они смогли найти доказательства того, что папаша серьезно увлекался порно. Не просто порно – такое, которое было запрещено везде, кроме каких-нибудь суперхуевых стран третьего мира. Такое, в котором мужчины получали удовольствие от пыток и убийств женщин, а затем трахали их безжизненные тела, пока те истекали кровью. Мой отец не только финансировал один из сайтов, который снимал это дерьмо, но и посылал им девушек для использования. Не лучший образ для парня, баллотирующегося в президенты. От осознания того, что он когда-либо был рядом с Лирикой – или моей сестрой – мне хотелось блевать.

Я схватил пульт и включил телевизор. Там, конечно, показывали, как моего отца выводят из нашего дома в наручниках с офицером по обе стороны, держа его за руки, пока они вели его к черному внедорожнику. Камера переместилась на входную дверь, где моя мать стояла, прикрыв рот рукой, словно не могла поверить в происходящее, словно не знала, за какого человека она вышла замуж.

Внизу экрана мелькнул заголовок:

Кандидат в президенты Малкольм Хантингтон задержан оперативной группой ФБР в ходе международной операции по борьбе с торговлей людьми.

Он никогда не покинет стены этой тюрьмы. Я схватила телефон со стойки и отправила ответное сообщение. Ты знаешь, что теперь делать. Затем я нажал кнопку питания на пульте и взбил свои гребаные яйца.

Солнце проникало сквозь щель в занавесках, освещая нежные изгибы тела Лирики. Она высунула одну ногу из-под одеяла, а ее голова уютно устроилась на подушке, подоткнутой под ее руку.

Я прислонился к дверной раме с подносом для завтрака в руках и смотрел, как она спит. Впервые за почти пять лет я снова мог дышать. Мое сердце билось, а не колотилось. Я не пил больше недели и ничего крепче пива. Это были не наркотики, от которых я был зависим. Это был побег, которого я жаждал. Я мог обходиться без них неделями – месяцами, когда тренировался.

Теперь Лирика была в моих венах. Мне больше ничего не было нужно.

Она зашевелилась, когда я подошел и поставил поднос на кровать. Я провел пальцем по ее щеке, призывая ее проснуться. Она потянулась, как ленивая кошка, затем открыла глаза и медленно улыбнулась мне.

– Что это все такое? – спросила она, увидев поднос, полный еды.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб, затем сунул ей в рот ломтик бекона. – Что? Я не могу принести тебе завтрак в постель?

Она сузила глаза, пережевывая пищу.

Я засмеялся и взял кусочек бекона себе. – Это я говорю тебе, что собираюсь провести остаток своей жизни, делая тебя счастливой.

– Это значит...

– Да, детка. Теперь ты в безопасности. – Я переставил поднос на пол, затем устроился между ее ног. – Больше никакого Малькольма. Больше никакой Шотландии. – Я провел языком по ее губам. – Больше никакого Грея. – Я сорвал с нее покрывало и прижался к ней своим твердым членом. – Ты вся моя, и я позабочусь о том, чтобы все об этом знали.

Эпилог

Линкольн

Месяц спустя...

Моя кожа стала более плотной, как будто мне не хватало места внутри собственного тела. Моя кровь быстрее текла по венам. Мое сердце билось как рекордсмен.

Дыши, Линкольн. Просто дыши, мать твою.

Все это было очень поэтично – то, что его тюрьма была похожа на церковь. Ведь именно в церкви я впервые влюбился в Лирику.

Массивное кирпичное здание имело ряды арочных окон вдоль фасада и круглые башенки, обрамляющие вход в стиле собора. Как и большинство старых зданий в Нью-Йорке, оно выглядело готично и жутко.

Внутри это была мрачная каменная коробка с клетками, поставленными друг на друга. По крайней мере, так казалось. Полы были из бетона, а стены выкрашены в белый цвет с потертостями. Ряды клеток размером десять на десять с белыми прутьями выстроились вдоль стен и уходили в высоту на три этажа. И пахло здесь комбинацией отбеливателя и застоявшейся гребаной воды.

Мое сердце билось о грудную клетку, когда я прислонился к крашеным шлакоблокам и ждал. Чендлер подкупил парня из тюрьмы пакетом травы и фотографиями стриптизерш, чтобы тот отвел Малкольма в тюремный кафетерий. Он также купил мне десятиминутное окно в лазарете, а чертовы часы тикали быстро.

В коридоре раздались крики, за ними последовал высокий звук набираемого цифрового кода, затем металлическая дверь захлопнулась.

Вот и все.

Время платить.

Я подождал еще секунду, пока не услышал, как дверь снова захлопнулась, а затем медленно вышел из ванной, где прятался.

– Давно пора, блядь. Я могу истечь кровью до смерти. – Мой отец лежал на больничной каталке со скованными наручниками руками. Его тюремный комбинезон цвета загара был пропитан кровью. – И передайте своему начальству, что мой адвокат позаботится о том, чтобы парень, который меня зарезал, никогда не увидел свет.

Таков был Малкольм Хантингтон – он отдавал приказы, даже когда проигрывал.

В комнате было холодно и стерильно. Единственными предметами здесь были раковина из нержавеющей стали и запертый шкаф у стены.

Я натянул хирургическую маску на подбородок и провел рукой по синей форме. Его лицо стало белым, как простыня, как только он увидел меня. Или это могла быть потеря крови.

Я изогнул бровь и сунул зубочистку в рот. – Ты ожидал кого-то другого?

– Линкольн... – Его голос был таким же слабым, как и его внешний вид. Его взгляд метался по комнате, к двери, затем, наконец, остановился на мне.

– Никто больше не придет. Только я и ты. – Я посмотрел на его залитый кровью живот и покрутил зубочистку между зубами.

Его грудь вздымалась от коротких вдохов.

– Этот взгляд. – Я указала пальцем на его лицо. – Вот этот... Держу пари, так выглядела Лирика, когда очнулась в Шотландии посреди испорченной церемонии помолвки.

Он закатил глаза. – Пожалуйста. – Его взгляд встретился с моим. – Я был там. Он обращался с ней как с королевой. – Его глаза сузились. – Ей это нравилось.

Движимый чистой ненавистью и адреналином, я бросился вперед, схватил в кулак его комбинезон и поднял его с каталки. – Он изнасиловал ее, а ты заставил его это сделать.

– Это вопрос восприятия.

Мой кулак с громким треском столкнулся с костью. Его голова откинулась назад, кровь хлынула из носа, потекла по рту и подбородку. Я толкнул его обратно и сделал шаг назад, вспомнив, зачем я здесь. Я не был уверен, сколько минут у меня осталось.

– Черт. – Я надавил на низ его живота, и он вздрогнул. – Ты выглядишь как дерьмо.

– Охрана! – начал кричать он, но я зажал ему рот латексной рукой. Сильно. Его зубы царапали мою ладонь, почти прорвав перчатку.

Я покачал головой, нащупывая в кармане скальпель, затем покрутил его между пальцами. Стальное лезвие прочертило дорожки в его крови, когда я проследил за его раной через ткань.

Я надавил вниз, прорывая хлопок и его кожу.

Он закричал, вытираясь об мою руку, покрывая ее слюной, соплями и кровью.

– Это за тринадцатилетнего меня. – Я еще глубже вонзила лезвие. – За детство и любой шанс на нормальную жизнь, которые ты у него украл. За то, что заставил его чувствовать, что он никогда не будет достаточно хорош. – Я сглотнул. – Мне нужен был отец, а ты дал мне топор.

Его желудок всколыхнулся, как будто его вот-вот стошнит. Давай. Я бы держал руку прямо здесь и смотрел, как он задыхается.

Я переместил лезвие ниже, ближе к его паху, затем снова ударил его. – Это за Татум. – Я вывернул руку. – За попытку продать свою собственную гребаную дочь. – Я наклонился и прошептал ему на ухо: – Кстати, она жива. Жива, счастлива и замужем за Каспианом, блядь, Донахью.

Я вытащил лезвие, вытер его о комбинезон, затем поднес его к подбородку.

Его глаза были дикими. Бешеными. А его кожа становилась все бледнее с каждой секундой.

– А это за Лирику.

Я провел лезвием по его коже и увидел, как его кровь покрывает мою руку.

Я где-то читал, что либо ты умираешь героем, либо живешь достаточно долго, чтобы увидеть, как ты становишься злодеем. Я только что убил монстра, чтобы спасти девушку. Какого черта это сделало меня героем?

***

Несколько часов спустя, когда мои руки были чистыми, а мысли спокойными, я лежал в постели с Лирикой, проводя кончиком маркера по ее обнаженному телу. Ее сладкий аромат витал вокруг меня, а ее рот расплывался в великолепной, блядь, улыбке, от которой мой член становился твердым.

– Куда ты ходил сегодня? – спросила она, когда я нарисовал еще одну розу на ее ключице.

Уже распространилась новость о том, что Малкольм Хантингтон погиб в тюремной драке.

Жаль.

Я омрачил свою душу его кровью, но я не хотел, чтобы она была рядом с этими тенями. Поэтому я сделал то, что умел лучше всего. Я отвлек ее.

– Просто немного дерьма с Чендлером, – сказал я, проводя языком по тонкой колонне ее горла.

Она приподняла бедра, лишь малейший намек, но я поймал его.

– Твоя киска умоляет о моем члене. – Я провел зубами по ее челюсти и нарисовал еще одну линию карандашом. – Ты этого хочешь, детка? – Я прикусил ее губу. – Это то, о чем ты просишь?

Еще одна линия. Еще одна метка. Еще одна буква. Все в идеальном дизайне между ее грудей.

Она потянулась и схватила меня за задницу, прижимая мой член к своей киске.

Я взял ее запястья в одну руку и держал их над ее головой. – Еще нет. – Я ухмыльнулся. – Я почти закончил.

Лирика выгнула спину, вжимаясь в меня своими идеальными сиськами. Ее тело было опасным гребаным оружием, и она знала, как им пользоваться.

Я наклонил голову и прикусил ее сосок. – Нет. – Я провел еще одну линию по ее грудине. – Блядь. – Еще одна линия ниже. – Пока. – Еще несколько линий чуть ниже пупка, и я отпустил ее запястья.

Я зажал маркер между зубами, затем вытащил ее из кровати и потащил в ванную.

Когда я включил свет и встал перед зеркалом, у нее перекосило рот.

Вдоль ключицы я написал те же римские цифры, что и всегда. Вся верхняя часть ее груди была усыпана розами, охваченными пламенем, потому что это и есть наша любовь – прекрасная и хаотичная, а по центру сисек до пупка были слова «Выходи за меня замуж».

Слезы навернулись ей на глаза и хлынули на щеки. Я смахнул их большим пальцем, а затем размазал их по губам так же, как я сделал это с ее кровью в первую ночь, когда прикасался к ней.

– Я люблю тебя, Лирика Мэтьюс. И не только потому, что ты чертовски совершенна или потому, что ты так сжимаешь свою киску, когда я глубоко погружаюсь в тебя. Я люблю тебя, потому что мы чертовски беспорядочны. Но, блядь, это прекрасно. Я люблю тебя в свете... и в темноте. Я не знаю, к какому дерьму мы идем, но я знаю, что хочу сделать это с тобой. Я хочу делать это с тобой всегда.

Она приподнялась на цыпочки и прижалась своим ртом к моему.

– Это значит да? – спросил я с ухмылкой.

– Да. – Она посмотрела на меня ярко-голубыми глазами, и меня поглотила вся надежда, которую они хранили.

Я взял маркер и провел линию вокруг ее пальца. – Завтра мы купим тебе настоящее.

После «смерти» Татум я остался единственным наследником Хантингтонов. Я не только унаследовал место отца в Братстве, но и получил тонну денег, которые, как он думал, он скрывал. Все незаконное дерьмо, которое не ушло прямо к моей маме – которая была свободна жить своей жизнью теперь, когда отца не было рядом, чтобы выдвигать требования – было моим. У Лирики могло быть пять гребаных колец, если бы она захотела. Черт, я бы купил ей десять – по одному на каждый палец.

Я бросил маркер на стойку, затем обхватил ее затылок и прижался ртом к ее рту. Я не ждал больше ни секунды, чтобы попробовать ее на вкус. Ее тело прильнуло к моему, а ее руки сжимали мои волосы. Это было отчаянное, пылкое столкновение языков и разбитых губ. Когда я отстранился, у нас обоих перехватило дыхание.

Она бездумно провела кончиками пальцев по ключицам. – Могу я тебя кое о чем спросить?

– Только если это касается моего члена... – Я потянулся и провел кончиком пальца по ее киске. – ...и этой киски.

Она откинула голову назад на мою грудь, когда я просунул палец внутрь. – Что означают римские цифры?

– Это дата похорон твоей матери, когда ты взяла меня за руку и попросила бежать с тобой. – Я приподнял ее и поставил ее попку на стойку в ванной. – В тот день ты вырезала свое имя в моей душе.

Она обхватила меня ногами за талию, а руками за шею. – Ты все еще будешь бежать со мной?

– В том-то и дело, Птичка. – Я придвинулся ближе к ее ждущему телу. – Я именно там, где хочу быть. – Я схватил ее за задницу и притянул к себе. – Нам больше не нужно бежать.

КОНЕЦ

Чендлер

Раньше я боялся своего отца. Большую часть моей жизни Пирс Кармайкл был пугающим и мстительным человеком.

Пока я не решил тоже стать пугающим и мстительным.

– Это какая-то шутка? – спросил Малкольм Хантингтон, когда мы стояли в театре Линкольна, все трое в ряд, как в каком-то гребаном супергеройском монтаже. Он был потрясен. Это было заметно по его голосу.

Я не винил его. Он только что видел, как его дьявольский план разрушить жизнь его сына рассыпался на куски у него на глазах. А потом он стал свидетелем того, как тот же сын всадил пулю в мозг другого человека.

Линкольн вернулся наверх, чтобы проверить Лирику, пока мы заканчивали дела внизу. Он сделал свою часть работы... пока что.

– Это было бы удобно, не так ли? – ответил Грей, когда мы вышли из тени и оказались на виду.

Они стояли там – мой отец, Малькольм и король Айелсвика – с челюстями и расправленными плечами, словно приготовившись к битве.

Мы принесли эту гребаную войну. В этом мире власть не была привилегией или правом по рождению. Она принадлежала тем, кто был достаточно храбр, чтобы взять ее.

Малкольм наклонил голову и сузил глаза. – Ты ожидаешь, что нас запугают мой сумасшедший сын и какой-то двойник Каспиана Донахью?

Рот Каспиана искривился в горькой ухмылке. – Так вот кем вы меня считаете? – Он шагнул ближе, позволяя Малкольму посмотреть ему в глаза.

– Это невозможно, – сказал Малкольм.

– О, это чертовски возможно. Просто спроси моего отца. Он был удивлен не меньше, чем ты. – Каспиан ухмыльнулся. – О, подожди. Ты не можешь.

Глаза Малкольма расширились от понимания.

Я чувствовал, как взгляд отца буравит меня.

Я не стал отводить взгляд.

– Что насчет Татум? – спросил Малкольм.

Каспиан перепрыгнул через пять футов, отделявших нас от них, и обхватил рукой горло Малькольма. – Ты не должен произносить ее имя.

– Халид? – спросил мой отец.

Каспиан повернулся к нему, чтобы ответить. – Составляет компанию моему отцу в аду. – Он снова посмотрел на Малькольма. Костяшки его пальцев побелели, когда он крепче сжал горло Малькольма. – Пока они ждут, пока остальные присоединятся к ним.

Грей шагнул к Каспиану и положил руку ему на плечо. Его взгляд был устремлен на Малкольма. – Как видишь, твой план не сработал. Теперь тебе придется решать досадную проблему манипулирования авиакатастрофой, в которой предположительно погибли три человека, и тем, что произошло в Роще той ночью.

Малкольм закашлялся и захрипел, схватившись рукой за горло. Каспиан смотрел на него еще несколько секунд, а затем наконец опустил его. Он тут же начал задыхаться.

Это. Вот ради такого дерьма я и жил. Это почти заставило мой член напрячься.

Грей убрал руку с плеча Каспиана.

Мой отец шагнул вперед. В Роще ничего не произошло, кроме того, что группа мужчин собралась вместе и хорошо провела время. Дети годами играют в прятки. В этом нет ничего криминального.

Я взглянул на него и улыбнулся. – У меня есть четыре свидетеля, которые могут не согласиться.

Его лицо побледнело. – Девочки. Это был ты. – Он сглотнул. – Ты забрал их.

Мои глаза сузились, я мысленно запечатлел тот самый момент, когда Пирс Кармайкл понял, что ему крышка. – Мне немного помогли.

Грей прочистил горло. – Одна последняя маленькая деталь, и мы уйдем от тебя. – Он перевел взгляд на короля. – Есть сайт под названием Багровый грех. Слышали о нем?

Король и Малкольм переглянулись. Черт, жаль, что я не снимал это дерьмо.

Когда никто не высказался, Грей продолжил. – Да. Я подумал, что вы могли бы. – Он переместился прямо перед королем, в дюймах от его лица. У Грея были яйца. Он мне нравился. – Первое, что ты сделаешь, когда выйдешь отсюда, это закроешь этот гребаный сайт. – Он сделал шаг назад и сунул руку в карман, как будто это была обычная, повседневная деловая встреча. – И чтобы убедиться, что ты это сделаешь, я заехал в Айелсвик по пути сюда и выбрал небольшую страховку.

Король Уинстон глубоко вдохнул и посмотрел на Грея. – Ты забрал Сэди.

Грей усмехнулся. – Когда я заберу свою королеву, я не собираюсь ее возвращать.

– Тогда кто?

– Скоро узнаешь, – ответил Грей, а затем кивнул в сторону лестницы за клеткой – той, что вела в мансарду Линкольна на втором этаже. – На сегодня это все. У нас есть другие дела.

Каспиан бросил на Малкольма последний взгляд. Этому ублюдку повезло, что Каспиан не убил его. Если бы Линкольн не был уже на высоте, он бы, наверное, так и сделал. Но у нас была вся эта херня с разделением с классом. Дать каждому по очереди. Бла-бла-бла.

У Грея был свой момент с королем. Его месть скоро наступит, и я бы отдал свой левый орех, чтобы быть там, когда это случится. Зачеркните это. Я бы отдал палец. Мне нужны были оба ореха.

Я даже смог немного понаблюдать за тем, как мой отец корчится.

В общем, это был очень хороший день.

***

Джон Колдуэлл был эгоистичным, жадным мудаком с мозгами, которому удалось занять место окружного прокурора. У него также была плохая привычка играть в азартные игры. Я знал, потому что был букмекером, который принимал его ставки. И он задолжал мне около семнадцати тысяч долларов – плюс-минус.

По дороге домой я открыл экран Bluetooth и прокрутил вниз до его имени. Его секретарь сразу же соединила меня с ним. Хорошая девушка.

– Привет, Джон. Это Чендлер Кармайкл.

– Чендлер... – Пауза и глубокий вдох. – Привет. Я хотел тебе позвонить... – Он тянул время. Ублюдки, которые должны деньги, но не могут заплатить, всегда, блядь, тянули время.

Я избавил его от страданий. – Я звоню не из-за денег.

Он тяжело вздохнул в трубку. Облегченно, я бы сказал.

Какой-то мудак передо мной затормозил из-за толпы пешеходов. Я не стал сигналить. Это был Нью-Йорк. Всем плевать на отсчет времени на пешеходных переходах. Они переходили улицу, когда им вздумается. Им повезло, что я не был первой машиной, потому что я не был тем парнем, который хлопнул по тормозам.

– Помнишь то, о чем я писал тебе по электронной почте?

– Да, с сенатором.

– Разберись с этим, и мы сочтемся.

Еще один длинный порыв воздуха. Потом тишина.

Потом: – Считай, что все сделано.

– Хорошо поговорили, Джон. Хорошего дня.

Через три городских квартала я въезжал в гараж своего многоквартирного дома. Я назвал это квартирой. На самом деле это был пентхаус. Каспиан оставил его мне, когда они с Татум решили инсценировать свою смерть и переехать на тропический остров. Я не любил подачки, но ни один мужчина в здравом уме не отказался бы от адреса в Хадсон-Ярдс без всяких условий.

– Все в порядке? – спросил я охранника, который стоял у лифта, ведущего прямо в мой пентхаус.

– Да, сэр. Никто не входил и не выходил весь день.

Я похлопал его по плечу, когда вошел в открытый лифт. – Ты отлично справляешься, парень. Продолжай в том же духе. – Это был сарказм, а я был козлом. Этому парню платят за то, что он целый день стоит у лифтов.

Я ввел свой код и смотрел, как мелькают цифры до самого двадцать первого этажа. Я заметил ее в тот момент, когда стальные двери раздвинулись, открывая мне широкий вид на мою гостиную.

Ее темные волосы длинными волнами спадали по спине. Тонкая бретелька ее темно-синего платья спадала с одного плеча. Она стояла ко мне спиной и смотрела на город через окна от пола до потолка. Ее длинные загорелые ноги выпирали из слишком короткого платья, и она была босиком.

Из всех людей, которым можно было доверить ее, они выбрали меня.

Она обернулась, медленно, целенаправленно – не в спешке, не в беспокойстве, как обычный человек обернулся бы при звуке, что кто-то вошел в комнату. Скорее, она ожидала меня, даже ждала.

Длинные ресницы обрамляли ее карие глаза. Ее полные губы сложились в идеальную позу.

Я встретил ее взгляд и улыбнулся. – Здравствуй, принцесса.

Перевод группы : https://t.me/ecstasybooks