Текст книги "Будущая Ева"

Автор книги: Филипп Огюст Матиас Вилье де Лиль-Адан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

VII
Nigra sum, sed formosa[32]32
  Черна я, но красива (лат.).


[Закрыть]

Есть тайны, которые не хотят, чтоб о них говорили.

Эдгар По

Лорд Эвальд проводил ее глазами.

– Дорогой Эдисон, – молвил он, – меня крайне изумляет одна вещь, в моих глазах совершенно загадочная. Каким образом ваша андреида может называть меня по имени, говорить со мной, отвечать мне? Все это положительно немыслимо, ведь для этого необходимо, чтобы она обладала каким-то разумением. Не станете же вы мне объяснять, что фонографы могут отвечать, притом к месту, еще до того, как запишут ответы, или что какой-то валик-двигатель способен продиктовать металлическому фантому вполне самопроизвольные слова и позы, пусть даже в соответствии с невероятно сложными и длинными расчетами – возможными допускаю! – но требующими скрупулезнейшей точности.

– Что ж, могу вас заверить: тонкости, о которых речь, говоря относительно, самые несложные из всех. И я вам это докажу, ручаюсь. Простота объяснения удивила бы вас еще больше, чем мнимая таинственность этих явлений. Но я уже сказал вам: ради создания необходимой иллюзии мне представляется полезным отложить объяснение этой тайны. Да, кстати! Вот вещь куда страннее, мой дорогой лорд: вы не спросили меня о том, каково же сейчас лицо андреиды?

Лорд Эвальд вздрогнул.

– Оно ведь скрыто покрывалом, – ответил он, – и я подумал, что такие расспросы были бы нескромностью.

Эдисон поглядел на лорда Эвальда с многозначительной улыбкой.

– Мне подумалось, – ответил он, – что вам не захочется обременять себя воспоминанием, которое, чего доброго, замутит обещанный мною образ: лик, явленный вам нынче вечером, запечатлелся бы у вас в памяти и неизменно сквозил бы из-под лица, которое андреиде еще предстоит обрести и которое для вас – единственная надежда. Это воспоминание мешало бы иллюзии, непрерывно напоминая о двойственности андреиды. А потому вам не хочется видеть сейчас ее лицо, даже если под покрывалом прячется идеальный лик Беатриче, – и вы правы. По аналогичной причине я не могу вам сегодня раскрыть тайну, которая вас занимает.

– Пусть будет так, – ответил лорд Эвальд и добавил, словно желая обогнать мысли, на которые навел его ответ ученого:

– Так вы собираетесь заключить Гадали в телесную оболочку, тождественную телесной оболочке той, которую я люблю?

– Да, – сказал Эдисон, – вы ведь заметили, не правда ли, дорогой лорд, речь идет не о кожном покрове – наиважнейшая вещь! – но только лишь о плоти.

VIII
Телесная оболочка

Женская плоть, идеальная глина, о чудо!

Виктор Гюго

– Помните ту руку, у меня в лаборатории, наверху, она так удивила вас? Так вот, я пущу в дело ту самую субстанцию.

Плоть мисс Алисии Клери состоит из частиц графита, азотной кислоты, воды и разных прочих химических веществ, обнаруженных при изучении подкожных тканей. Знания такого рода не объяснят вам, почему вы любите ее. Равным образом перечень составных частей андреидиной плоти не внес бы никакой ясности в ваши представления, поскольку гидравлический пресс, превратив их в однородную массу (подобно тому, как Жизнь перемешивает все составные части нашей плоти) в буквальном смысле слона претворил своеобразиекаждого и единое целое, которое следует не анализировать, а воспринимать.

Вам и не вообразить себе, до какой степени, например, тончайший железный порошок, невидимый, намагниченный и рассеянный но всей телесной оболочке, придает ей восприимчивость к воздействию электричества. Капиллярные окончания проводников, пропущенных сквозь невидимые скважинки в доспехах, смешиваются с волокнами этой плоти, которую безупречно облегает светопроницаемая пленка кожного покрова. Дозы тока, тщательно отмеренные и вызывающие повышенную чувствительность, воздействуют на частицы железа, что вызывает незаметные сокращения искусственных мышц в соответствии с микрозаписями на валике: в некоторых случаях они как бы накладываются друг на друга; словом, срабатывает сложная система мгновенных замедлений. Безмятежная непрерывность подачи тока снимает всякую возможность резких подергиваний, и таким образом достигается разнообразие улыбок, игра ямочек на щеках, словом, такая тождественность с моделью, что становится… страшно.

Плоть эта, которой созданные мною элементы сообщают мягкое тепло, на ощупь создает отменное впечатление упругости, она эластична, как в жизни, и порождает неизъяснимое ощущение человеческого сродства.

Поскольку андреидина плоть должна мягко светиться сквозь кожный покров, ей придается оттенок снега, белизна которого приглушена дымкой цвета амбры и бледных роз, а еще ей придается смутный блеск – с помощью крохотной дозы измельченного в тончайший порошок асбеста. Благодаря применению фотохромного метода, достигается окончательный тон. А с ним и Иллюзия.

Я поручился, что за сегодняшний вечер уговорю мисс Алисию Клери присоединиться к нашему опыту со всей готовностью, поручился, не зная ее, и смею вас уверить: играя на женском тщеславии, я добьюсь своего с такой легкостью, что вы отдадите должное моему искусству.

Как и подобает при данных обстоятельствах, главным моим ассистентом будет женщина, гениальная ваятельница, неизвестная миру; она завтра же приступит к работе у меня в лаборатории. Ваша возлюбленная должна будет позировать обнаженной, но лишь этой художнице, которая наделена душевной глубиной, не идеализирует, но воспроизводит и, дабы не погрешить против пропорций вашей живой подруги, для начала быстро снимет мерки под моим наблюдением – бесстрастным и неусыпным – с помощью сверхточных приборов: зафиксирует рост, окружность талии, ширину плеч и так далее, точно обмерит руки и ноги, лицо и все черты его, а также установит, сколько весит ваша юная подруга. Все это займет не более получаса.

Гадали, скрывшись за четырьмя большими объективами, будет, невидимая, ждать своего воплощения.

И вот субстанция плоти, безупречная и подобная человеческой, одевает остов андреиды в соответствии с естественными пропорциями живой красавицы. Поскольку субстанция эта – идеальный материал для ваяния, позволяющий с помощью тончайших орудий добиться совершенства лепки, эскизная приблизительность в скором времени исчезает: рельефы уточняются, появляются черты лица, но покуда еще бескрасочные и безоттеночные: статуя ждет творца – Пигмалиона. Голова требует столько же труда и напряженного внимания, сколько все остальное: ведь нужно учесть и движения век, и то, что мочка уха должна быть холодной, и легкое подрагивание ноздрей при дыхании, и то, что на свету они должны казаться почти прозрачными, и жилки на висках, и трепет губ, субстанция которых еще тщательнее и безжалостнее обработана гидравлическим прессом, чем субстанция для большинства остальных частей тела. Подумайте, какие крохотные магнитики мне потребуются (их придется спрятать в бесчисленных светящихся точках, обозначенных на фотоизображениях улыбки, например), и к этим магнитикам придется подвести систему микроскопических проводничков!.. Естественно, у меня в распоряжении имеется и соответствующий материал, и формулы, но необходимое совершенство сходства требует постоянных и тщательных трудов – недели по меньшей мере, как для сотворения мира. Подумайте, ведь всемогущая Природа доныне тратит девять месяцев, а потом еще шестнадцать лет на то, чтобы сфабриковать хорошенькую женщину! И ценой такого множества эскизов, меняющихся изо дня в день, а результат так недолговечен, и болезнь может покончить с ним единым дуновением!

По завершении этого этапа мы начнем добиваться абсолютного сходства андреиды с моделью и по чертам лица, и по линиям фигуры.

Вам известны достижения фотоскульптуры. С их помощью можно со всей точностью перенести внешний облик одного объекта на другой. Я располагаю новейшими приборами, обладающими чудотворной точностью; они изготовлены много лет назад по моим чертежам. С их помощью нам удается воспроизвести выпуклости и впадинки с точностью до десятой доли миллиметра! Соответственно, облик мисс Алисии Клери будет перенесен непосредственно на Гадали, то есть на эскиз, но уже наделенный чувствительностью, ибо беззвучный процесс воплощения Гадали уже начнется.

Тут всякая неопределенность исчезает, все лишнее уже бросается в глаза! Вдобавок к нашим услугам микроскоп. Поскольку необходима зеркальная верность оригиналу. Один великий художник, который под моим влиянием проникся восторженным интересом к этому особому виду искусства– уточнению облика моих фантомов, положит завершающие штрихи.

Все оттенки доводятся до совершенства, ведь кожный покров, накладывающийся на телесную оболочку, отличается тонкостью, шелковистостью, просвечивает, и нужно предусмотреть и закрепить загодя нежнейшие градации Тонов независимо от специфики влияния солнечных лучей, которыми мы также воспользуемся.

По завершении этого этапа перед нами будет образ Алисии Клери в дымке вечернего лондонского тумана.

Вот тогда-то, прежде чем мы приступим к работе над кожным покровом и всем, к сему прилежащим, и надлежит позаботиться о той смутной, сугубо индивидуальной, особой эманации, которая в смеси с запахами излюбленных ее духов, присуща вашей избраннице.

Это, так сказать, изысканный признак, оповещающий ваше обоняние о ее присутствии, odor di femina[33]33
  Запах женщины (ит.).


[Закрыть], как говорят итальянские поэты. Ведь у каждой женщины, как у каждого цветка, есть свой характерный запах.

Вы говорили о теплом аромате, очарование которого пьянило вас некогда и завладевало вашим сердцем. В сущности, очарование этого плотского запаха одухотворялось чем-то, что, таясь в красоте молодой женщины, привлекало именно вас – человек, не любящий ее, этого запаха даже не почувствовал бы.

Стало быть, нужно разложить всю сложность плотского запаха на его реальные химические компоненты (все прочее – из области вашей чувствительности). О, мы действуем всего-навсего, как действует парфюмер, воспроизводящий запах того или иного цветка либо плода. В итоге абсолютное тождество. Скоро вы узнаете, как это делается.

IX
Розы уст и жемчуг зубов

Обворожительная г-жа де Х, из-за которой было столько дуэлей в избраннейшем кругу нашей золотой молодежи, неотразимой прелестью своих уст, свежих, как только что раскрывшийся бутон, была отчасти обязана ежедневному употреблению воды Бото.

Из старинных реклам

– Прежде всего, с вашего разрешения, один вопрос, дорогой лорд; мисс Алисия Клери изволит сохранять все свои зубы?

Лорд Эвальд удивился, но ответил утвердительным кивком.

– Хвалю ее за это, – продолжал Эдисон, – хотя тут она вступает в раздор с американской модой. У нас, как вам известно, все наши прелестные мисс, признанные законодательницы мод, для начала удаляют себе все зубы, даже если они прекрасней тихоокеанских жемчужин, и заменяют их вставными, которые в тысячу раз ровнее, совершеннее, изящней натуральных.

Что же касается мисс Алисии Клери, милорд (вообще-то неприятности с зубами – вещь обычная!), ее зубки будут воспроизведены с точностью… воистину ослепительной.

Милейший доктор Сэмьюэльсон и дантист У*** Педжор явятся ко мне в лабораторию во время шестого сеанса.

Прибегнув к одному анестезирующему средству – моего изобретения и совершенно безвредному, – мисс Алисия Клери вдохнет его, сама того не заметив, и мы повергнем ее в состояние глубокого обморока, во время которого будет сделан слепок со всех жемчужин, таящихся в ларце ее уст, а также не забудем и про язык, так что рот Гадали ничем не будет отличаться от рта ее прообраза.

Вы говорили об отблесках света на зубах вашей красавицы во время улыбки. Поверьте, по завершении процесса улыбка андреиды будет неотличима от улыбки живой мисс Алисии.

X
Телесные эманации

 
…и лепестки тех роз
Осенний ветер сбил и по морю разнес…
Но благовонное о них воспоминанье
Вдохни с моих ланит…
 

Мареелина Деборд-Ваяьмор

– Когда ваша прекрасная подруга очнется, мы скажем ей, что она потеряла сознание, вот и всё: это случается со всякой утонченной женщиной, и во избежание повторных недомоганий такого рода Сэмьюэльсон предпишет ей особые воздушные тепловые ванны, которые нужно будет принимать в ванном заведении, им же и основанном.

Мисс Алисия Клери отправится туда на другой день.

Когда она обильно пропотеет, доктор Сэмьюэльсон с помощью специальных сверхчувствительных приборов возьмет пробные образцы всех телесных эманаций этой молодой женщины, как берут кислоты на лакмусовую бумажку, причем с каждой части тела в отдельности.

Затем у себя в лаборатории, в рабочей обстановке, он подвергнет образцы анализу. Выделив химические компоненты, он просто-напросто сведет к формулам разные ароматы этого прелестного создания. Можно не сомневаться, степень приблизительности будет равняться бесконечно малым величинам, дозировка будет абсолютно точной.

Затем полученные вещества переводят в жидкое состояние и насыщают телесную оболочку, для чего мы прибегнем к процессу возгонки, причем каждая часть тела подвергнется особой обработке в соответствии с природными нюансами – точно так же, как искусный парфюмер – об этом уже говорилось – пропитывает искусственный цветок соответствующим ароматом. Так, например, рука у меня в кабинете, там, наверху, благоухает мягким индивидуальным запахом живой руки, послужившей ей моделью.

Когда телесная оболочка пропитается этими ароматами и оденется кожным покровом, они пребудут там в неизменной сохранности, которую кожный покров гарантирует надежнее, чем любое саше. Что касается Одухотворения, тут дело только за вами. А я вам говорю, Сэмьюэльсон – сущий дьявол, он у меня на глазах обманул собачий нюх – настолько его дозировка соответствует истине: бассет заходился лаем и терзал кусок искусственной плоти, которую перед этим потерли всего лишь химическими эквивалентами лисьего духа!

Ученого перебил взрыв хохота – лордом Эвальдом снова овладел приступ веселья.

– Не обращайте внимания, дорогой Эдисон, – вскричал он, – продолжайте, продолжайте! Это чудесно! Я как во сне. И не могу удержаться, а между тем мне совсем не до смеха.

– О, мне понятны ваши чувства, и я разделяю их! – меланхолично отвечал Эдисон. – Но подумайте, за счет каких мелочей создается порою неотразимое целое! Подумайте, от каких мелочей зависит и сама любовь!

Природа меняется, но андреида неизменна. Мы, люди, живем, умираем, и все такое. Андреиде неведома жизнь, болезнь, смерть. Она выше всех несовершенств и тягот! Она сохраняет красоту, возможную лишь в мечтах. Это вдохновительница. Она говорит и поет, словно наделена гениальностью – и даже более того, ведь чудесные ее речи одушевлены мыслями не одного гения, а нескольких. Сердце ее не знает измены: сердца у нее нет. А потому долг повелевает вам уничтожить ее в час вашей смерти. Заряда с нитроглицерином или с панкластитом хватит, чтобы она распалась в прах, и частицы его разметались по всем ветрам нашего древнего космоса.

XI
Урания

Звезда, которая сверкает, как слеза.

Жорж Санд

В глубине подземелья появилась Гадали: она шла меж кустов, осыпанных цветами, что неподвластны зиме.

Задрапированная широкими и длинными складками черного атласа, все с той же райской птицей на плече, она возвращалась к своим земным гостям.

Подойдя к поставцу, она вновь налила шерри в две рюмки и молча подала обоим.

Эдисон и лорд Эвальд поклонились в знак отказа, и она снова поставила рюмки на позолоченный серебряный поднос.

– Тридцать две минуты первого, – пробормотал Эдисон. – Не мешкая, перейдем к глазам! – Кстати, Гадали, раз уж речь зашла о ваших будущих глазах, скажите… можете вы увидеть отсюда своими глазами мисс Алисию Клери?

Гадали, казалось, на мгновение задумалась.

– Да, – отвечала она.

– Что ж, тогда опишите ее наряд, скажите, где она, что делает?

– Она одна в вагоне, вагон мчится, в руке у нее ваша телеграмма, она пытается перечитать ее; вот привстала было, желая пододвинуться к лампе, но вагон встряхнуло, и она почти упала на место: при такой скорости ей не удержаться на ногах!

И Гадали негромко засмеялась; райская птица шумно вторила ей мощным теноровым хохотом.

Лорд Эвальд понял: андреида показывает ему, что и она умеет смеяться над живыми.

– Раз вам даровано ясновидение, мисс Гадали, – сказал он, – не соблаговолите ли взглянуть, как она одета?

– Она в голубом платье, такого мягкого оттенка, что под лампой оно отсвечивает зеленым, – ответила Гадали, – а сейчас она обмахивается веером черного дерева, пластинки его украшены резьбой в виде цветов. На ткани веера изображена статуя…

– Непредставимо! – пробормотал лорд Эвальд, – все совершенно точно. Быстро же идут ваши телеграммы!

– Милорд, – отвечал инженер, – вы сами спросите у мисс Алисии Клери, не случилось ли с ней через три минуты после того, как она выехала из Нью-Йорка в Менло-Парк, инцидента, который только что описала Гадали. – Но не угодно ли вам поболтать с ней немного, покуда я выберу несколько образчиков несравненных глаз?

И он отошел в глубь подземелья, подошел к последней в ряду колонне, вынул оттуда какой-то камень и, насколько можно было судить, погрузился в созерцание предметов, спрятанных в этом тайнике.

– Не будете ли вы так добры, мисс Гадали, и не объясните ли мне, как применяется вон тот прибор, такой сложный с виду? – сказал лорд Эвальд.

Гадали повернулась, словно желая взглянуть из-под покрывала на предмет, о котором шла речь.

– Охотно, милорд Селиан, – ответила она. – Это также изобретение нашего друга. Прибор этот измеряет теплоту звездного луча.

– Ах да? Помнится, мне попадалось что-то о нем в наших газетах, – ответил лорд Эвальд с фантастическим самообладанием.

– А, так вы знаете, – проговорила Гадали. – Задолго до возникновения Земли хотя бы в виде туманности, светила уже сверкали, сверкали с незапамятных времен, по увы, они были так далеко, что лучезарный их свет, пробегающий в секунду около сотни тысяч миль, лишь недавно добрался до того места, которое Земля занимает в Небе. И оказывается, многие из этих светил давно погасли, еще в те времена, когда смертные, населявшие их, и не подозревали, что Земле суждено возникнуть. Но тем лучам, которые отбрасывались этими светилами, теперь уже остывшими, дана более долгая жизнь. Лучи продолжали свое неостановимое путешествие в пространстве. И ныне добрались до нас. Так что человек, созерцающий небо, часто любуется солнцами, которых больше не существует, но которые все же можно разглядеть – благодаря лучу-призраку – во всемирной Иллюзии.

Так вот, прибор этот, милорд Селиан, настолько чувствителен, что в состоянии измерить почти несуществующую, почти нулевую теплоту подобных звезд. Средь них есть и такие дальние, что их свет дойдет до Земли, лишь когда и она, в свой черед, остынет, как остыли они, и неприкаянные их лучи так и не коснутся ее.

Что касается меня, то ясными ночами, если в парке никого нет, я беру этот чудесный прибор, поднимаюсь наверх, прохожу по траве, сажусь на скамью в Дубовой Аллее и тала, для собственного развлечения, в полном одиночестве обмеряю лучи погасших звезд.

Гадали смолкла.

У лорда Эвальда кружилась голова; в конце концов он начал свыкаться с удивительной мыслью:, все воспринимаемое здесь его слухом и зрением настолько выходит за пределы возможного, что реально уже в силу самого этого обстоятельства.

– Вот глаза! – воскликнул Эдисон, подходя к лорду Эвальду с каким-то ларчиком в руках.

Андреида отошла к черной кушетке и прилегла, словно не желая принимать участия в разговоре.

XII
Глаза разума

 
Глаза ее темны, огромны, глубоки,
Твоя безбрежность в них, о ночь, твое сиянье!
 

Шарль Бодлер

Лорд Эвальд пристально поглядел на Эдисона:

– Вы сказали, трудности, связанный с изготовлением электромагнитного существа, легко разрешимы, непредсказуем только результат. Поистине, вы сдержали слово, ибо уже сейчас, мне кажется, результат не имеет почти ничего общего со средствами, использованными для его достижения:

– Соизвольте припомнить, милорд, – отвечал Эдисон, – ведь те мои объяснения, которые прозвучали более или менее категорично, касались всего лишь примитивных и чисто физических загадок Гадали; но я предупреждал, что она неожиданно продемонстрирует вам явления высшего порядка, и только в этом смысле она НЕОБЫКНОВЕННА! Так вот, в числе этих явлений есть одно, по поводу которого я должен признаться, что могу всего лишь описать его удивительные формы выражения, во не в силах объяснить механизм их возникновения.

– Так вы говорите не об электрическом токе?

– Нет, милорд; речь о совсем другом флюиде, под его-то воздействием и находится сейчас андреида. Проанализировать же это воздействие невозможно.

– Так, значит, когда Гадали описала мне наряд мисс Алисии Клери, дело было вовсе не в искусном розыгрыше с помощью телеграмм?

– Будь оно так, я начал бы с соответствующих объяснений, дорогой милорд! Иллюзии я отвожу ровно столько места, сколько необходимо для того, чтобы ваша мечта сохранила свое право на существование.

– Не думаю, однако же, чтобы бесплотные духи согласились оказывать смертным мелкие услуги, сообщая, например, сведения о железнодорожных пассажирах.

– Да и я не думаю, – отвечал Эдисон. – Но ведь доктор Уильям Крукс – тот самый, который открыл четвертое состояние материи, состояние радиации, в то время как нам известны были только твердое, жидкое и газообразное, – рассказывает, опираясь на свидетельства самых авторитетных ученых Англии, Америки и Германии, о том, что он видел, слышал и осязал вкупе с многознающими ассистентами, помогавшими ему в экспериментах; и должен признаться, его рассказы наводят на размышления.

– Но ведь не возьметесь же вы утверждать, что это странное создание, не одаренное разумом, могло отсюда или еще откуда-то разглядеть женщину, о которой мы говорим. А между тем подробности, приведенные ею при описании наряда мисс Алисии Клери, точно соответствуют истине. Как ни чудесны глаза, хранящиеся в вашем ларчике, не думаю, чтобы они обладали такой властью.

– На все это могу – по крайней мере сейчас – ответить вам лишь вот что: ТА СИЛА, благодаря которой Гадали может видеть на расстоянии сквозь свое покрывало, не имеет никакого отношения к электричеству.

– Вы мне когда-нибудь расскажете об этом подробнее?

– Обещаю, да она и сама объяснит вам свою тайну в один из тихих звездных вечеров.

– Хорошо, но то, что она говорит, похоже на речи, которые слышишь во сне, на мысли-призраки, рассеивающиеся в трезвости пробуждения, – сказал лорд Эвальд. – Вот сейчас мисс Гадали говорила со мною о потухших светилах. Наука именует их черными дырами, если не ошибаюсь; и при этом изъяснялась она не то чтобы совсем уж неточно, но так, словно ее «разум» руководствуется некоей логикой, отличающейся от нашей. Смогу ли я понять ее?

– Лучше, чем меня самого, – отвечал Эдисон. – Можете не сомневаться, дорогой лорд. Что же касается ее подхода к астрономии… Боже правый, ее логика стоит всякой другой. Спросите у любого ученого космографа, ну, например, каковыпо его мнению, причины того, что ось каждой планеты в той же Солнечной системе обладает разным наклоном или, просто-напросто, что представляют собою кольца Сатурна, – увидите, много ли он об этом знает.

– Вас послушать, дорогой Эдисон, так придется поверить, что андреида в состоянии постичь бесконечность! – с улыбкой пробормотал лорд Эвальд.

– Только это как раз она и в состоянии постичь, – ответил с глубокой серьезностью инженер, – но если вы хотите в этом удостовериться, спрашивать ее надо, сообразуясь со странностями ее природы. То есть без малейшей высокопарности, словно играючи.И тогда ее речи производят впечатление куда более сильное, чем то, которое производят обычные глубокомысленные или даже возвышенные рассуждения.

– Не можете ли вы задать ей на пробу в моем присутствии один из таких вопросов? – спросил лорд Эвальд. – Докажите, что она и вправду таит за своим обличьем представление о бесконечности.

– Охотно, – сказал Эдисон.

Он подошел к кушетке и начал так:

– Гадали, предположим невозможное: некое божество, вроде тех, которым поклонялись в стародавние времена, возникнув в космическом эфире, внезапно метнет в сторону наших миров электрический заряд, природа которого такова же, что и у заряда, дарующего жизнь вам, но мощность столь огромна, что заряд этот может свести на нет закон всемирного притяжения и, взорвав Солнечную систему, отправить все планеты в бездну с той же легкостью, с какой высыпают яблоки из мешка.

– Так что же? – спросила Гадали.

– Так вот: что подумали бы вы о подобном явлении, случись вам наблюдать столь грозную картину?

– О, мне думается, – промолвила андреида, посадив райскую птицу на свои серебряные пальцы, – в неотвратимой бесконечности событию этому было бы придано столько же значения, сколько вы придаете миллионам искорок, что потрескивают и опадают в очаге крестьянского дома.

Лорд Эвальд поглядел на андреиду, но не проронил ни звука.

– Вот видите, – сказал Эдисон, – Гадали в состоянии постичь некоторые положения не хуже, чем вы и я, но выражает их весьма, я бы сказал, своеобычно, пользуясь образами.

Лорд Эвальд немного помолчал.

– Отказываюсь от всякой попытки разгадать то, что происходит вокруг меня, и целиком полагаюсь на вас, – проговорил он после паузы.

– Так вот, Глаза! – сказал ученый и, нажав на пружину, открыл ларчик.