355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Филип Рот » Она была такая хорошая » Текст книги (страница 16)
Она была такая хорошая
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:20

Текст книги "Она была такая хорошая"


Автор книги: Филип Рот



сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Рой, можешь ехать, если тебе хочется.

– Я знаю, что могу, – сказал он кисло.

– А в четыре заезжай за мной к папе Уиллу.

– Ну да, – он сердито двинул стулом о кухонный стол, – а после ты будешь злиться. Я-то уж знаю.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, если я поеду…

– С чего бы мне злиться? Или ты собираешься сделать что-нибудь такое, что мне наверняка не понравится?

– Ничего я не собираюсь! Я просто еду в гости! Еду выпить чашку кофе!

– Тогда все хорошо.

– Только чур, не устраивай сцен, когда мы вернемся домой… Вот и все, что я хотел сказать.

– Рой, минуту назад ты уверял меня, что с прошлым покончено и я могу на тебя положиться. Ведь согласись, так было далеко не всегда.

– Да ладно тебе.

– Вот уже полгода ты меня уверяешь, что стал взрослым человеком…

– Верно.

– Что ты понял свой долг по отношению ко мне и к Эдварду.

– Да!

– Ну, если это действительно так, если мне и правда нечего беспокоиться, что на тебя повлияет этот человек, если ты не обманываешь меня, Рой, и не притворяешься…

– Я никогда никого и ни в чем не обманывал!

– Эй! – снова позвала Элли. – Влюбленные! Долго еще вы будете прятаться? Может быть, все-таки выйдете?

Элис уже сидела в пальто и ботиках на стуле посреди гостиной. Из-за чего бы Люси и Рой ни ссорились, Элис всегда вставала на сторону Роя; к этому Люси уже давным-давно привыкла. Поэтому она не обратила внимания на то, что Элис сидит, поджав губы, и цедит слова.

Элли, опустившись на колени, застегивала молнию на комбинезоне Эдварда. Ее пальто распахнулось, и юбка задралась выше колен.

– Ну, поехали, – сказала Элли, – а то мы все схватим воспаление легких.

– Люси не может, – объявил Рой, а Люси в этот момент думала: «Не смей одевать мальчика без моего разрешения. Это мне решать – поедет ли он в твой дом, увидится ли с твоими родителями, а не тебе. Я его мать».

Напрасно она уступила Рою и отпустила Эдварда. Война окончена? Нет, никогда не окончится война с теми, кому нельзя доверять, на кого нельзя положиться. Почему, почему она вдруг ослабила свою бдительность? Потому что эта пустышка заявилась из своего Чикаго? Потому что эта «манекенщица» стоит на коленях перед ее ребенком, разыгрывая из себя мамочку, чтобы показать всем свои ноги чуть ли не до бедер?

– Ты не можешь? – огорченно спросила Элли. – Да ведь всего-то на часок. Я тебя сто лет не видела. И мы так толком о тебе и не поговорили – все обо мне да обо мне. Ну, Люси, поехали с нами. Я так завидую, что ты вышла замуж и не живешь этой жуткой суматошной жизнью. И мне б давно пора. – Внезапно ее глаза стали печальными. – Пожалуйста, Люси. Мне так хочется поговорить с тобой. Мне просто не терпится послушать про вашу семейную жизнь.

Малыш подбежал к отцу, схватил за руку и вновь уставился на Элли – она натягивала перчатки. Рой рассмеялся.

– Он думает, что перчатки теперь его, – объяснил он Люси.

– Р-р-ррр, – зарычала Элли, скрючив руку, словно это была лапа с когтями. – Р-р-ррр, Эдвард, сейчас я тебя…

Ребенок засмеялся, а когда Элли шагнула к нему, спрятался за отца. Рой посмотрел на Люси, потом да Элли.

– Эй, Эл, ты слышала? Мать Люси выходит замуж.

– Ну, прямо невероятно! – отозвалась Элли. – Потрясающе!!

– Это еще не решено, – холодно сказала Люси.

– Бог даст, не сорвется. Вот было бы здорово!

Люси никак не откликнулась.

– Слушай, – сказала Элли, – а как папа Уилл?

– Прекрасно.

– Вот кто мне по-настоящему нравится. Как сейчас помню его на вашей свадьбе. Как он тогда рассказывал про северные леса. До чего же здорово!

Никакого ответа.

Элли повернулась к Эдварду, который все еще глядел на нее во все глаза:

– А ты, Эдди, любишь папу Уилла?

Малыш закивал головой, было видно, он готов согласиться со всем, что бы ни сказала Элинор.

– Мне кажется, наш Эдди в кого-то влю-бил-ся, – сказала Элис.

– Обними за меня своего дедушку, Люси, – попросила Элинор. – Правда ведь, так и хочется его обнять, когда он рассказывает эти свои истории. Такой славный старикан. Такой несовременный! Но вот это-то и здорово. Кроме шуток, в Чикаго ужас как не хватает искренних, душевных людей, а проходимцев и жуликов там хоть пруд пруди. Когда мы были на ранчо в Хорс-Крик, там был один человек, управляющий, и такой он был вежливый, старомодный, доброжелательный, что поневоле думаешь, неужели раньше все в Америке были такие. Но Скиппи говорит, такие люди вымирают, даже там они редки, а ведь Хорс-Крик, уж кажется, последний оплот. Ну разве это не позор? Просто страшно подумать. А о Чикаго и говорить нечего – там они давным-давно перевелись. Бывает, утром проснешься, как зарычат опять эти машины, так и хочется обратно в Либерти-Сентр, где, по крайней мере, нет этой звериной злобы и разбоя. Вы тут можете спокойно оставить свой дом, машину, ничего не запирать, уехать хоть на неделю, хоть на месяц – и ни о чем не беспокоиться. А вы бы поглядели сколько замков на одной только нашей двери. Целых три! – сказала она, поворачиваясь к Элис.

– Боже! – отозвалась та. – Слышишь, Ллойд? Там такой разбой, что Элли приходится запираться на три замка!

– И еще на цепочку, – добавила Элли.

– Элинор, я просто не понимаю, как ты можешь жить в таком месте, – удивилась Элис. – И как же с грабителями? Надеюсь, ты не ходишь по улицам?

– Конечно, нет, мама, – вставил Рой. – Она ходит по воздуху. Ну, как, по-твоему, она передвигается?

– Во всяком случае, Рой, – отозвалась мать, – мне кажется, если живешь в таком месте, где надо запираться на три замка и цепочку, не следует выходить на улицу после наступления темноты.

– Да, – сказал Ллойд, – у них там серьезная проблема с цветными, я им не завидую.

– Негры тут ни при чем, дядя Ллойд. Вот вы думаете, все дело в неграх, а сколько негров вы по-настоящему знаете? С кем из них вы разговаривали?

– Постой-ка, – сказал Рой. – Вот у меня был знакомый негр, мы с ним подолгу разговаривали, когда я учился в «Британии». Очень толковый парень, я к нему относился с большим уважением.

– А одна моя знакомая, – сказала Элли, – встречается с негром.

– Правда? – встрепенулась Элис.

– Да, на самом деле, тетя. А знаете, что сказал на это мой папаша? Наверное, она красная. Смех, да и только! Потому что на президентских выборах она голосовала за Эйзенхауэра, а коммунистке это вроде бы не к лицу.

– И как же она с ним встречается, Элинор? Прямо на людях? – спросила Элис.

– Вообще-то говоря, они познакомились в гостях, и он позвал ее к себе. Но могла бы познакомиться и на улице. И что тут такого? Цвет кожи никакой роли не играет… Она мне так сказала. И я ей верю.

– Она целовалась с ним? – поинтересовался Рой.

– Рой! – сказала мать.

– А что, собственно, ты волнуешься? Я просто спросил. Мне ведь интересно.

– Чего тут интересного! – отозвалась Элис.

– Я только хотел сказать, – продолжал Рой. – Одно дело дружить и всякое такое – в этом я не вижу ничего плохого. Я и сам частенько разговаривал с негром, я же вам рассказывал… Но, откровенно говоря, Элли, что касается этой девушки, мне, правда, кажется, что связи между людьми разных рас – это совсем другое дело.

Элли высокомерно повернулась к нему.

– Ну, положим, ни о каких связях я с ней не говорила. Я в такие дела не вмешиваюсь, Рой.

– Должна вам напомнить, – строго произнесла Элис, – что здесь стоит маленький ребенок, которому еще не успели засорить уши.

– Просто я хочу сказать, – заявила Элли, – где что ни случись, все валят на негров. А я больше не желаю слушать ничего подобного. Не желаю, и все. От кого бы то ни было.

– Ну, а что же ты нам можешь сказать о разбое, Элинор? – спросил Ллойд Бассарт. – Ведь ты же сама только что говорила, какой там у вас разбой.

– Но негры тут ни при чем!

– А кто при чем? – удивилась Элис. – Ведь это по большей части их рук дело? Разве нет?

– По правде говоря, – сказала Элли, – этим чаще всего занимаются наркоманы, но это просто больные люди, которые нуждаются в помощи. И тюрьма – не решение проблемы, вот что я должна вам сказать.

– Наркоманы? – переспросил Ллойд. – Ты имеешь в виду тех, кто курит опиум?

– Просто так – на улице? – ужаснулась Элис.

– Простак! – обрадовался Эдвард. – Мам, Простак! – обернулся он к Люси.

Элли откинула голову, взметнув гривой.

– Простак! Обязательно расскажу Скиппи! О, как прелестно. Простак! – воскликнула она, кинулась к Эдварду и подхватила его на руки. – И Ворчун! Правильно?

– Ага, – согласился малыш и потянулся к ее воротнику.

– А еще кто? – спросила Элли, покачивая его на руках. – Апчхи?

– Апчхи! – с готовностью подтвердил Эдди.

– Люси, – обернулась Элли. – Он – прелесть! Просто прелесть, – она поставила Эдварда на пол, но он не выпускал ее руки. – Ну, поехали!

– Поехали, – крикнул Эдди.

– Может, заглянешь попозже, Люси? – сказал Рой. – Потом, когда побудешь у своих. Я мог бы заехать за тобой.

– Я буду у родителей, – ответила Люси.

– А ты, Ллойд? – спросила Элис.

– Заеду чуть погодя.

Они пошли к выходу: Эдвард цеплялся за пальто своей новой кузины.

– И Тихоня!

– Тихоня! Малютка Тихоня. Как же это мы забыли малютку Тихоню? Он так похож на тебя.

– И Профессор.

– Да, да, и Профессор, – подхватила Элли. – Ну и Эдвард! Ай да карапуз! Честно говоря, мне даже не верилось, что ты есть на свете. А ты вон какой, здрасьте пожалуйста!

– И злая мачеха.

– Ну как же, как же: «Свет мой, зеркальце, скажи…» – И дверь захлопнулась.

Люси видела в окно, как Рой и Элли спорят, на чем ехать: в его «Гудзоне» или в новеньком «плимуте» миссис Сауэрби. Пока шли дебаты, Элис, держа Эдварда за руку, прохаживалась с ним по дорожке туда и обратно. «Мама, – сказал Рой, – ты не прочь остаться в живых, а?» Элли показала на «гудзон» и что-то проговорила, чего Люси не расслышала. Рой засмеялся. «Ах вот значит как, по-твоему!» – воскликнул он. Элли распахнула дверцу «плимута»: «Садись, Рой, садись! Ничего не случится». Ничего не случится! В этой штуковине производства «Крайслер моторс»? «Да ты шутишь, что ли?» – закричал Рой. «Садись, тетя Элис, садись, Эд», – звала Элли, но Рой сказал: «Ты ведь рискуешь не только своей жизнью, мам, но и моим наследником!» – «Рой, сейчас же перестань дурачиться», – сказала Элис. «Ну ладно, ладно, – сказал он, – ведь ничего не случилось». В конце концов все они втиснулись в автомобиль Сауэрби. Эдвард с бабушкой забрались на заднее сиденье, а Рой уселся рядом с Элли.

Люси уже было двинулась от окна, когда правая дверца «плимута» открылась и Рой обежал машину, направляясь к месту водителя. У багажника он поскользнулся и упал: «Уф!» – но тут же вскочил, отряхнул снег с манжет брюк и, подняв голову, увидел в окне Люси. Он помахал рукой. Она не ответила. Рой сложил ладони рупором и крикнул: «Может, приедешь?.. Через полчасика?»

В машине Элли отодвигалась от руля.

– Люси, так, может, мне?..

Она замотала головой.

Казалось, он не знал, что делать. Люси не двигалась. Может, он все же раздумает? Может, все-таки вспомнит, что за фрукт его дядюшка? Может, и сам захочет вытащить Эдварда из машины и вернуться с ним в дом?

Элли опустила окошко: «Рой! Мы здесь совсем окоченеем!» Он пожал плечами, послал вдруг Люси воздушный поцелуй, сел за руль и засигналил. Элли закрыла уши руками, Рой дважды нажал на газ, прежде чем мотор завелся. Снег позади автомобиля стал грязным от выхлопов. Элис сперва подняла окно, потом опустила, чтобы Эдвард мог помахать Люси своей крохотной красной варежкой. Люси подняла руку. Вновь прозвучал гудок, автомобиль отъехал от обочины и покатил к дому Сауэрби. И вот уже исчезли из виду красные огоньки, которые вспыхивали, когда Рой неизвестно почему нажимал на тормоза.

Элли, как видно, упрашивала отца разрешить ей взять в Чикаго новый автомобиль: считалось, что «плимут» принадлежит ее матери, но Айрин за четыре месяца не наездила и двухсот миль, что, по мнению Элли, было просто смешно.

– И, наверное, он отдаст ей машину, – сказал Ллойд, когда Люси отошла от окна. – Да я и не завидую тому, что он может себе это позволить. Когда я пошел в учителя, я понимал, что мне и на старости не обзавестись автопарком. Да, Люси, моей целью было подготовить молодых людей к встрече со всеми жизненными передрягами, и я думаю, ты понимаешь, что об автомобилях я при этом как-то не подумал. Если говорить откровенно, я считаю, что Джулиану не следует еще больше баловать девчонку – он и так ее избаловал. Я ничего не имею против любой расы, веры и цвета кожи, но, между нами говоря, знаешь, кто, по-моему, была та девушка, что путалась с негром, – по-моему, это была сама Элинор.

А я думала, она рассказывала о своей подруге, – сказала Люси, натягивая боты. Элли заявилась на каблучках, как будто стоял июль.

– Ну, хорошо бы это было так, Люси. Мне очень не понравился рассказ этой юной особы. Решительно не понравился. Можешь мне поверить, так могла говорить только одна из тех девиц, которых этот цветной водил к себе домой. Я вижу молодых людей насквозь. Всю жизнь возле них провел! У них привычка такая, когда они рассказывают о себе, говорить: «А вот моя подруга». Элинор баловали с детства: она была очень хорошенькой. А теперь Джулиан хватит лиха со своей доченькой, с которой он так носился. Позволить девушке двадцати двух лет жить одной в таком городе, как Чикаго, где на нее могут оказывать самое дурное влияние, – нет, этого я не могу понять. В особенности если речь идет о такой влюбчивой особе, как Элинор. И как бы там ни отнеслись к моему мнению, Люси, я его выскажу. Судя по тому, что я от нее услышал, Элинор катится в пропасть, и притом очень глубокую. Но, – он всплеснул руками, – я в это дело не вмешиваюсь и посоветовал Элис…

Тут Люси отключилась. До нее дошло, что она совершила глупость. Как могла она отпустить Роя одного, как могла позволить ему встретиться с дядей без нее – до чего же это опасно, до чего глупо!

И она подумала: а не сказать ли свекру, прямо здесь, сейчас, что она беременна?

Нет, лучше объявить всем сразу.

Она нашла решение, и притом превосходное: она объявит им всем сразу. Она приедет к Сауэрби и сообщит всей компании – Джулиану, Айрин, Элли, Элис, Ллойду, Рою и Эдварду. А когда все семейство в сборе, разве оно может воспринять известие о новом ребенке иначе как с энтузиазмом… Да, да. Она прямо видит, как Элинор хлопает в ладоши и требует шампанского. И все поднимают бокалы: «За Линду Сью!», как четыре года назад поднимали их за будущее Роя. Да, да, как бы Рой ни встретил эту новость, расскажи она ему наедине, как бы он ни был недоволен тем, что Люси сговорилась с его отцом, – все эти чувства потонут в общем гуле поздравлений. Да, да, именно так она и сделает.

Сперва она поедет к папе Уиллу. Выждет минут пятнадцать, потом позвонит Сауэрби и на этот раз согласится заглянуть к ним – пусть только Элли за ней заедет. В машине – разумеется, по секрету – она признается: «Элли». – «Что?» – «У нас с Роем будет ребенок. Я говорю тебе первой». – «Ах, как здорово, Люси!» Потом она объявит им всем, а Элли будет стоять рядом и повторять: «Ну, разве это не изумительно?! Разве не прекрасно?!» В честь такого события миссис Сауэрби, конечно, пригласит их остаться на ужин. Люси позвонит папе Уиллу и попросит его с бабушкой, маму и мистера Мюллера попозже подъехать к Сауэрби – у нее есть для них потрясающая новость. И тогда уж узнают все-все, без исключения. Начнутся разговоры и шуточки, поднимется шум, у всех будет хорошее настроение… А тревога и беспокойство Роя при мысли о том, что он вновь станет отцом, отступят перед нахлынувшей на него гордостью, надеждой и ожиданием.

И еще она сообщит, что они хотят девочку – это желание Роя, он сам выбрал для нее имя: оно ему давно нравилось, и он решил так назвать свою дочь, когда она у него появится. А если поднимут тост за Линду Сью, потом уж будет поздно спрашивать, кому из них первому взбрело в голову обзавестись девочкой, а значит, не будет ни обвинений, ни упреков… Между прочим, в новом стереофоническом комбайне Сауэрби есть магнитофон; если б ей только удалось убедить их включить запись и запечатлеть это семейное торжество! Тогда бы лента осталась свидетельством того, как их всех привела в восторг новость о Линде Сью. «За нашу дочку, и надеюсь, что наше желание сбудется!» – скажет Рой, и его слова навсегда останутся на ленте.

Но, может, это уже лишнее… А может, и нет. Разве она не видела, как люди открещиваются от правды? Разве она не видела, как люди лгут, как они готовы изворачиваться, готовы на что угодно, лишь бы увильнуть от исполнения своего долга и своих обязанностей? Если бы в ту ночь, когда Рой говорил, что хочет дочку, у нее был магнитофон… Но уж от своих слов он вряд ли откажется. Неужели Рой на это способен? Да и с какой стати? Может, он медленнее взрослеет, чем она, но по натуре Рой вовсе не лжец. Нет, не обманщик, не негодяй, не картежник, не бабник, не пьяница. На самом деле, он человек добрый и мягкий… и она любит его.

Любит? Она не станет обманывать себя, не станет утверждать, ни что всегда любила его, ни что вообще любила его. Но сегодня, в этот воскресный день, когда за спиной четыре мучительных года супружества, Люси уверена, что любит Роя. Конечно, не того, каким он был раньше, а нового Роя, каким он наконец стал. Сегодня на кухне с ней говорил уже не прежний ребячливый Рой, лживый и безответственный. Неужели это свершилось? Неужели он изменился? Стал хорошим человеком? Ее муж стал хорошим человеком? Она замужем за хорошим человеком? Отец Эдварда, отец будущей Линды Сью – хороший человек.

О, наконец-то она может полюбить Роя, она сделала его хорошим, порядочным человеком!

Да, с этим покончено! Ни Джулиан и никто другой больше не противится их браку. Сауэрби капитулировали – вот что значит сегодняшний визит Элли! Если они послали Элинор пригласить всех к себе – значит, они признали, что она была права, а они нет. Джулиан Сауэрби признал свое поражение! Несмотря на все деньги и адвокатов, несмотря на все его коварство и лживость, Джулиану пришлось выкинуть белый флаг!

Страдания, которые ей пришлось перенести минувшей весной, страдания, которые она испытала перед появлением Эдварда, все ее муки и унижения – со всем этим покончено! На этот раз ее беременность будет проходить так, как полагается. Живот округлится, груди набухнут, кожа станет гладкой и блестящей, и это не ужаснет ее, не приведет в отчаяние и уныние. На этот раз она будет спокойно наслаждаться материнством. Наступит весна, за ней лето… Люси представила женщину в белоснежной кружевной рубашке, с распущенными волосами, в постели – это она, Люси, рядом с ней крохотная дочка, а на стуле сидит и улыбается им обеим мужчина. В одной руке у него цветы для новорожденной, в другой – для матери. Это Рой. Он смотрит, как она кормит ребенка грудью, и это зрелище наполняет его гордостью и нежностью. Он стал хорошим, порядочным человеком.

Вот о чем она думала, пока добиралась до Бассартов до папы Уилла. Ее муж стал хорошим человеком… А Джулиан потерпел поражение… И когда она ляжет в больницу, кругом будут цветы… И она отрастит волосы до пояса… И если всю жизнь ей приходилось быть твердой как камень, как железо, теперь это в прошлом. Она может наконец стать самой собой!

 
Поднялся ветер как-то раз и сдул усы у франта,
Ах, бедный, старый Финнеган…
 

Самой собой! Но какой же она будет? Кто она такая – подлинная Люси?..

Напевая, улыбаясь, раздумывая про себя – кто же она? какой она станет? – Люси поднялась по ступенькам к двери дедушкиного дома и, даже не позвонив в колокольчик, распахнула ее навстречу несчастью.

– Посидите еще немного, – говорил папа Уилл, – пожалуйста, Бланшард.

Мистер Мюллер помотал головой. Он застегнул последнюю пуговицу на пальто и потянулся за шляпой, которую держал Уиллард.

В кресле около камина, скрестив руки на груди, сидела бабушка Берта. Люси взглянула на ее сердитое лицо, потом опять на мужчин.

– Бланшард, утро вечера мудренее, – сказал папа Уилл. Однако отдал гостю шляпу.

Мистер Мюллер потрепал его по плечу и вышел из дома.

– Что тут происходит? – спросила Люси.

– Скорее всего ничего особенного, детка, – дед попытался улыбнуться. – Ну, а как ты? Где Рой? Эдвард?

Бабушка Берта ущипнула себя за руку повыше локтя.

– Скорее всего ничего особенного, – повторила она.

– Ну ладно, Берта! – сказал Уиллард.

– Скорее всего, ничего особенного. Просто она заявила, что больше не желает его видеть. – Берта в ярости поднялась и подошла к окну. – А больше ничего!

– Почему не желает видеть? – спросила Люси.

Но бабушка молчала. Она провожала взглядом удаляющуюся фигуру Бланшарда Мюллера.

– Папа Уилл, с чего это он ушел? Что произошло?

– Объясни ей, – сказала бабушка.

– Нечего тут объяснять, – ответил папа Уилл. Бабушка фыркнула и вышла на кухню.

– Папа Уилл…

– Нечего объяснять, – повторил он.

Люси двинулась вслед за ним.

– Послушай… – но он поднялся по лестнице в комнату матери и закрыл за собой дверь.

Люси пошла на кухню. Теперь бабушка выглядывала из заднего окна.

– Ничего не могу понять, – сказала Люси.

Бабушка не ответила.

– Я говорю, не могу понять, что случилось. Что здесь происходит?

– Он снова попал в тюрьму, – с горечью сообщила бабушка.

Люси сидела одна в гостиной и ждала, пока папа Уилл сойдет вниз. Она заявила, что хочет знать все от начала до конца.

– Что все? – отозвался он.

Она повторила, что хочет знать все по порядку. И именно от него, а не от каких-нибудь посторонних.

– У нее хватает своих волнений, – возразил папа Уилл. – Да и нечего, собственно, рассказывать.

Пока он шагал по комнате, Люси втолковала ему кое-какие истины, которые, по ее мнению, ему давно пора бы знать: нельзя скрывать от людей правду, нельзя приукрашивать жизнь и думать, что так можно уберечься… Она замолчала, а потом сказала: словом, она хочет знать, как все обстоит на самом деле. Если отец в тюрьме…

– Кто тебе сказал?

– Если он там, я хочу узнать об этом от тебя, папа Уилл. Я не хочу, чтобы мне пришлось догадываться о том, что происходит, по перешептываниям и сплетням.

На этот раз никаких сплетен не будет, заверил он. Они никому ничего не говорили, даже Бланшарду, хотя для него все обернулось очень плохо. Прошлой ночью Уиллард с Бертой пришли к решению, что нет никакого смысла распространяться о случившемся: этим дела не поправишь. Вчера вечером, когда они сидели за ужином, Майра уронила голову на стол и рассказала им о том, что волновало ее почти целый месяц. Но зачем втягивать в это Люси, он не понимает. У нее своя жизнь, и ей вполне хватает забот.

– Так что же все-таки произошло?

– Люси, ну зачем тебе это знать?

– Папа Уилл, у меня нет никаких иллюзий относительно него. Я, если ты помнишь, уже давным-давно поняла, что он собой представляет, гораздо раньше других, папа Уилл, если считать, что другие вообще хоть что-нибудь поняли.

– Ну конечно же, поняли…

– Расскажи мне все по порядку.

– Люси, это долгая история. Почему тебе так хочется в нее вникать, я просто не понимаю.

– Он мой отец.

Это замечание как будто поколебало его.

– Он мой отец! Рассказывай все!

– Боюсь, тебя это расстроит.

– Пожалуйста, не беспокойся обо мне.

Уиллард прошелся до лестницы и обратно. Ему придется рассказывать с самого начала, предупредил он.

– Прекрасно, – сказала Люси и, взяв себя в руки, приготовилась слушать: сначала так сначала.

Ну, прежде всего, похоже, что Майра так или иначе все это время поддерживала с ним связь. Чуть ли не с того самого дня, как он пропал, а тому уже почти четыре года, он писал ей до востребования. К сожалению, ни один из старых друзей Уилларда по работе и не подумал сообщить ему, что время от времени Майра заходит за почтой. С другой стороны, он, право, не знает, как бы сам поступил в подобной ситуации, – ведь тому, кто не соблюдает тайны переписки, нечего делать на почте. А может быть, они ничего даже и не заметили. Ведь письма приходили не то чтобы каждый день и даже не каждую неделю и не каждый месяц. Во всяком случае, так, рыдая, рассказывала им Майра. Обычно он сообщал, где находится и как у него идут дела, особенно если случалось что-то важное. И иногда, когда она бывала в плохом настроении, грустила или тосковала о прошлых днях, она отвечала.

…Что ж, дальше так дальше, раз Люси этого хочет. Первые несколько месяцев после своего исчезновения он жил в Батлере на юге штата – работал у одного своего старого приятеля на бензоколонке. Но к тому времени, когда родился Эдвард…

– Выходит, он знает об Эдварде.

– Да, о важных событиях, вроде рождения Эдварда, его более или менее держали в курсе.

– Почему?

– Почему? Ну, не знаю почему, Люси. Полагаю, она считала, что о некоторых вещах он должен знать, несмотря на все, что было: все-таки мы долгое время жили вместе, верно ведь? Так что о некоторых вещах он должен был знать.

– Ясно.

– Так или иначе, после рождения Эдварда он отправился во Флориду. И вроде бы снова попробовал завербоваться во флот. Некоторое время он и верно проработал в Пенсаколе, пытался поступить на службу старшиной по электрической части.

– Старшим?

– Люси, я передаю только то, что было сказано мне. Если ты хочешь, чтобы я замолчал, я буду только рад.

– А после Пенсаколы? Когда ему не удалось устроиться?

– После Пенсаколы он переехал в Орландо.

– Ну, а там что ему понадобилось?

– Сначала он жил в семье своей кузины Веры. Потом, кажется, близко сошелся с одной леди из Уинтер-парка. Даже обручился с ней. По крайней мере, она так Думала, пока он не рассказал ей всю правду о себе.

– Неужели?

– Он сказал, что женат, – пояснил папа Уилл.

– Ах, об этом!

– Люси, я не защищаю его. Я лишь рассказываю тебе то, что ты просила меня рассказать. И право же, делаю это против своего желания. Думаю, мне давно уже пора остановиться. Зачем тебе знать все эти подробности? Что было, то было. Поговорили, и хватит.

– Пожалуйста, продолжай.

– Детка, а ты уверена, что тебе нужно все это знать? Видишь ли, тебе, пожалуй, будет тяжело это слышать…

– Прошу тебя! Мне это абсолютно безразлично! Меня это никак не касается, если не считать того, что по воле случая моя мать встретила этого человека и в результате на свет появилась я! Если мне удается, я о нем не думаю и секунды, а обычно это мне удается. Я прекрасно понимаю, что эта история меня никак не касается. Так что можешь не бояться рассказывать все – во всех дурацких подробностях. Мне нужны факты, и только факты.

– Но зачем?

– Итак, он рассказал своей невесте «всю правду о себе». И чем же кончилось это представление? Могу я спросить? Пожалуйста, папа Уилл, продолжай. Что бы он ни выкидывал с тех пор, как уехал из Либерти-Сентра, я за это не отвечаю. Не я сказала ему там во флоте, что он не очень-то годится на должность старшего…

– Старшины, детка.

– Ну, на должность старшины. Прекрасно. Не я подбила его сперва на помолвку, а потом на размолвку.

– Никто этого и не говорит, Люси.

– Прекрасно. Ну и куда же он отправился?

– Ну, он обосновался в Клируотере. И здесь оставался дольше всего. Устроился на работу в отдел ремонта при «Клируотер бич армз» – самом большом и, наверно, самом шикарном отеле в тех местах. А месяца четыре назад его сделали главным механиком.

– Да ну?

– Ночной смены.

– А потом что случилось?

– Ну, очевидно, он поборол себя и перестал пить. И то, что случилось, не имеет никакого отношения к выпивке. Теперь он не брал и капли в рот, а работать он всегда умел, когда держал себя в руках, так что произвел на начальство самое приятное впечатление. Ну, и они оценили по достоинству его умение день и ночь держать машины на всех парах – тут они не ошиблись. Зато они переоценили силу его характера – вот в чем была их ошибка. Правда, сразу ничего, конечно, и не заметишь – ведь он только что поступил… И в довершение ко всему они совершили большую ошибку, доверив ему ключи от всех дверей. Но даже и с ключами все было как будто в порядке. Он вроде бы преуспевал, ему доверяли и все такое, и так до самого рождества. Тогда-то Майра взяла и написала ему о том, что после серьезных размышлений она решила развестись с ним и выйти замуж за Бланшарда Мюллера.

Уиллард опустился в кресло, закрыл глаза и уронил голову на руки.

– И никому из нас об этом не сказала. Все по-своему, все в тайне… Решила выйти замуж… Наверное, ей казалось, что это ее долг – сообщить Уайти первому… Понимаешь, она не хотела, чтобы эта новость дошла до него через прежних дружков из «Погребка Эрла»… Ну, в общем, не знаю, что она там думала, но так или иначе – сделанного не поправишь… А она вот что сделала.

– Она была примерной женой, папа Уилл. И всегда считалась с его чувствами. Всегда поступала порядочно и благопристойно. Она была примерной, послушной женой. И такой и осталась!

– Люси, она верна себе, и только.

– И он тоже остался верен себе, правда. Что же он при этом натворил? Говори, не бойся, я выдержу.

– Ну, это письмо его потрясло. Можно было подумать, что теперь, когда он вылечился от своей болезни, устроился на приличную работу и живет там, где, по его словам, ему всегда хотелось жить; так вот, можно было подумать, что сейчас, когда он уже почти год практически помолвлен с другой женщиной и почти четыре года не живет дома, так вот, можно было подумать, что он теперь подготовлен к такому удару и через день-другой привыкнет к мысли, что ему надо жить этой новой жизнью, с новыми друзьями, новыми занятиями и как-то примириться с тем, что произошло за две тысячи миль от него с женщиной, которую он не видел бог знает сколько… А он взял и выкинул абсолютную глупость. Но как знать, может, он и без всякого письма поступил бы точно так же. Может, Майра тут вообще ни при чем, а он уже давно собирался это сделать. Так или иначе, на новогодние праздники он налаживал оконный вентилятор в одном из служебных помещений. К несчастью, секретарша, уходя домой, по небрежности, впопыхах или еще почему-нибудь оставила прямо на ящике с картотекой, стоявшем рядом с сейфом, сумку, набитую ценными вещами. Теми, что обычно сдают на хранение. Драгоценностями… Часами… Ну деньги там, конечно, тоже были.

– Стало быть, он остался верен себе – и присвоил все это.

– Ну, не все, конечно.

– Не все, – повторила она, опустив глаза.

– Самую малость, – сокрушенно сказал Уиллард. – А через какое-то время он осознал, что натворил…

– Но было уже поздно.

– Было уже поздно, – повторил папа Уилл. – Это верно.

– И он все пропил.

– Нет, нет, – вскинулся Уиллард, – пьянство тут ни при чем. В Орландо он опять вступил в Лигу борьбы с алкоголизмом, как и в Уиннисоу. Но на этот раз он в ней удержался. Там-то он и познакомился с той дамой из Уинтер-парка. Так вот, он отнес все к себе домой и потом провел ночь без сна, понимая, что поступил как последний дурак. Но наступило утро, и какая-то женщина пришла за своими часами, а их не оказалось на месте. Тут началась проверка, и не успел он вернуться в отель, как там поднялся переполох. Тут он совсем растерялся. Положить вещи на место сейчас, когда хозяин на взводе и кругом кишмя кишат детективы, невозможно – он это понимал. Поэтому он решил, что пока самое разумное промолчать и отправиться восвояси. Он рассчитывал, что, может быть, ночью ему удастся положить все на место. Но уже через несколько часов подозрение пало на него, к нему пришли, и тут уже не было выхода, – да и кроме того, он и сам собирался это сделать уже через час после того, как унес вещи – так что он чистосердечно признался, вернул все до последнего и сказал, что возместит убытки из своего жалованья. Но оказалось, что хозяин уже уволил секретаршу, которая оставила ценности, и, чтобы оправдать себя в глазах постояльцев, жаждал кого-нибудь примерно наказать. Ценности были все равно застрахованы, да, кроме того, ничего и не пропало, но это ничуть его не смягчило. По-моему, он думал не только о постояльцах, но и о своих собственных интересах. И вот, вместо того чтобы попросту уволить Уайти, как ту девушку-секретаршу, он ударил по нему изо всех орудий. Так же поступил и судья. Они там все кормятся вокруг отеля и все, полагаю, хорошо понимают, с какой стороны хлеб намазан маслом, – вот они на него и насели. В назидание остальным. Во всяком случае, так это выглядит со стороны. В итоге он получил полтора года. И сидит в тюрьме штата Флорида.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю