Текст книги "Она была такая хорошая"

Автор книги: Филип Рот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Ты ошиблась?

– Да, я неправильно поняла. Конечно.

– Но…

– Пожалуйста, дай мне спокойно уехать в колледж!

И когда пришло время расставаться, казалось, что они вовсе и не были никакими подругами. Элли вместе с родителями уехала в Эвастоун во второй уикенд сентября, а в понедельник, в тот самый день, который Люси обвела пятью черными кругами, они с Роем в набитом чемоданами „Гудзоне“ отправились в Форт Кин: занятия были на носу.

3

В середине ноября за одну только неделю она дважды падала в обморок – первый раз в телефонной будке в „Студенческой кофейне“, а на другой день – когда встала, чтобы выйти из аудитории после занятий по английскому. В университетской клинике – бывшей казарме, перестроенной после войны, – Люси сказала доктору, что у нее скорее всего малокровие. Сколько себя помнит, она всегда была бледная, а кончики пальцев – что на руках, что на ногах – в сильный мороз в одну секунду превращаются в ледышки.

После осмотра Люси оделась и села на стул, придвинутый доктором. „Нет, дело тут не в кровообращении“, – сказал он и, отвернувшись к окну, поинтересовался, не было ли у нее задержек. Сначала Люси сказала – нет, потом – да, и тут же подхватила пальто и учебники и выскочила из кабинета. В тесном коридоре у нее опять закружилась голова, но это продолжалось всего минуту.

Едва она прикрыла дверцу телефонной будки в „Кофейне“, как вспомнила, что Рой еще на занятиях. К телефону подошла квартирная хозяйка миссис Блоджет, и Люси молча повесила трубку. Она подумала было набрать номер училища и попросить, чтобы его позвали, – но что она ему скажет?

И тут, когда первый приступ сменился полной растерянностью, ею овладела странная мысль – а может быть, Рой здесь вообще ни при чем? Она поймала себя на том, что рассуждает, как ребенок, который совсем не знает жизни и думает, будто женщина может забеременеть сама по себе. Стоит ей только захотеть.

Вернувшись к себе в комнату, Люси посмотрела на календарик со смехотворными пометками. Только в прошлую субботу, когда Рой привез ее из кино, она жирно обвела черным карандашом День Благодарения… Внезапно Люси почувствовала дурноту, ринулась в уборную и долго стояла там с раскрытым ртом, но смогла выдавить из себя лишь несколько коричневых капель. Ощущение тошноты не прошло.

Вечером, когда дежурная постучала в комнату и сказала, что звонит Рой, она не отозвалась.

На другое утро, в восемь, когда остальные студентки спешили кто завтракать, кто на занятия, Люси прибежала в клинику. Ей пришлось долго ждать на скамье в коридоре: доктор появился только в десять.

– Я Люси Нельсон, я была у вас вчера, – сказала она.

– Заходите, присаживайтесь, – сказал доктор.

Потом подошел к двери и прикрыл ее поплотнее. Когда он вернулся к столу, Люси сказала, что не хочет ребенка. Доктор чуть-чуть отодвинулся, закинул ногу на ногу и ничего не сказал.

– Доктор, я только что начала учиться. Первый семестр первого курса.

Он ничего не ответил.

– Чтобы поступить сюда, я несколько лет работала. Вечерами, за стойкой. В Либерти-Сентре – я ведь оттуда… И летом тоже – три года подряд. А тут я получаю жилищное пособие. Не поступи я сюда, я бы вообще не смогла учиться в колледже – из-за денег.

Она вовсе не собиралась растрогать его своей бедностью или беспомощностью. Доктор должен знать, что Люси совсем даже не слабая, она сильная, она преодолела множество лишений и перенесла множество страданий – она совсем не такая, как все восемнадцатилетние девчонки. Дело не в том, что Люси нуждается в его помощи, она заслуживаетего помощь.

– Я никогда еще не уезжала из дому, доктор. Это мои первые самостоятельные шаги. Я ждала этого всю жизнь. Копила деньги. Годами мечтала об этом.

Он невозмутимо слушал.

– Доктор, я не какая-нибудь вертихвостка, клянусь вам. Мне только восемнадцать лет. Вы должны поверить!

Доктор, сдвинувший было очки на лоб, опустил их на переносицу.

– Не знаю, что и делать, – сказала она, пытаясь собраться и побороть волнение.

Лицо доктора осталось неподвижным. У него были добрые глаза и мягкие седые волосы. Он почесал нос.

– Не знаю, что и делать, – повторила она, – просто не знаю.

Он скрестил руки. Покачался на стуле.

– Доктор, до этого у меня никогда не было мужчин. Он первый. Правда. Я не вру.

Доктор повернулся к окну и посмотрел в сторону „Бастилии“ – так студентки называли главное здание колледжа. Потом опять вздернул очки на лоб, потер глаза. Может быть, он всю ночь провел на дежурстве и неимоверно устал. Может быть, обдумывал, что сказать. А может быть, даже и не слушал. Он приходил сюда на два часа утром четыре раза в неделю, так что не все ли ему равно? У него была собственная практика и, конечно, хватало своих хлопот, а здесь он принимал так, между прочим, – подрабатывал. И вполне возможно, он попросту тянет время, а потом отправит ее восвояси, пусть сама выпутывается.

Доктор опять повернулся к ней.

– А молодой человек где? – спросил он.

– Здесь.

– А точнее, Люси. Где?

У нее немного отлегло от сердца. Может быть, он и в самом деле собирается помочь?

– В Форт Кине.

– Значит, он своего добился и в сторону?

– Что? – прошептала она.

Доктор потер виски кончиками пальцев. Он думает. Он хочет помочь.

– Почему только вы, девчонки, не понимаете, что они из себя представляют? – спросил он мягким печальным голосом. – Разве не ясно заранее, как они будут себя вести в подобной ситуации? А еще такая смышленая, симпатичная девушка, как вы, Люси… О чем вы только думали?

Когда он назвал ее по имени, глаза Люси наполнились слезами. Можно подумать, что к ней впервые обращаются по имени. Да, она, Люси, смышленая, симпатичная… Ее жизнь только-только начинается! А за последний год и особенно за последний месяц с ней так много всего произошло. И вот уже девушка, соседка Люси по этажу, собирается познакомить Люси с одним парнем. Только все как-то не выходило, потому что каждый вечер к ней заезжал Рой – хотя бы только чтобы сказать „привет“. Стоило ей надолго уехать из дому – и вот она уже стала симпатичной! Ох, зачем же, зачем, спрашивается, она связалась с этим типом? Из-за того, что он звал ее ангелом? Из-за того, что без конца фотографировал? Или из-за того, что напевал на ухо дурацкие песенки? Он даже не понимал, что она собой представляет, дубина! Он все лето вел себя с ней так, будто она девчонка вроде Обезьянки Литтлфилд, а ведь она совсем не такая. И она разрешила, разрешила этому дураку настоять на своем. И теперь – вот, достукалась! Такое случается с деревенскими простушками, с теми, кто не учится, бросает школу, убегает из дому. Это должно было произойти с Бэбз Иген, но никак не с ней. Ей и без того не так уж сладко жилось.

– Не знаю, о чем я тогда думала, доктор, – она не смогла сдержать слез. – Я хочу сказать: иногда и сама не знаешь, что делаешь.

Она спрятала лицо в ладони.

– А что же все-таки молодой человек?

– Молодой человек? – вытирая глаза, переспросила она жалобно.

– Да, он-то что собирается делать? Бежать в Южные моря?

– Нет, что вы, – простонала она еще жалобнее, – нет, он женится на мне хоть завтра.

И тут же поняла, что этого не надо было говорить. Хоть так оно и есть, но говорить об этом ни к чему.

– Выходит, ты сама не хочешь, – произнес доктор.

Она приподняла голову.

– Разве я это сказала?

– Не лги мне, Люси! Говори все, как есть. Он готов жениться, а ты не хочешь. Так?

Она вскочила.

– Но я не пробыла здесь и трех месяцев. У меня первый семестр!

Доктор опять приподнял очки. У него было такое дружелюбное, морщинистое, крупное лицо – только разок взглянешь на него – и уже ясно, что у этого человека любящая семья, и уютный дом, и спокойная, радостная жизнь.

– Если молодой человек готов жениться…

– Ну и что из того? При чем тут он?

– Все-таки можно было бы и посчитаться с ним, тебе не кажется?

– Не понимаю, – бесхитростно сказала Люси. Она действительно не понимала.

– Ну, не мешало бы посчитаться с его чувствами. С его любовью к тебе.

Люси молча покачала головой: да не любит он ее. Он только напевает ей на ухо дурацкие песенки.

– С тем, чего он хочет, – продолжал доктор, – чего ждет от тебя.

– Но он и сам не знает, чего хочет.

– Ты говоришь, он хочет жениться.

– Я совсем не то имела в виду. Просто он так говорит, но ведь ему совершенно непонятно, что это значит. Да, вы правы, доктор, – я не хочу выходить за него замуж. Зачем мне вас обманывать? Я ненавижу ложь, и это правда, самая настоящая правда! Вы же знаете, что сотни и сотни девушек делают то же самое, и притом с разными людьми.

– Наверное, им все же не следует этого делать.

– Но я не плохая! – что она могла поделать, если это так и есть. – Я хорошая!

– Ну, ну, сядь и успокойся. Я и не говорил, что ты плохая. Напротив, я уверен в обратном. И не вскакивай каждый раз прежде, чем я договорю до конца.

– Извините. Такая у меня привычка. Пожалуйста, извините.

– Так вот, им не следует этого делать, – продолжал он, – потому что они чаще всего недостаточно взрослые, чтобы суметь заплатить по счету, если они проиграют. Я имею в виду, если они попадут в беду.

– Но…

– Но, – возвысил он голос, – для того чтобы хотеть любви, они уже достаточно взрослые.

У нее опять навернулись слезы.

– Да, да. Вы все правильно поняли, доктор, именно так со мной и было. Точь-в-точь как вы говорите…

– Люси, слушай меня…

– Я слушаю, доктор. Потому что именно так и было…

– Люси, но ведь это касается не только тебя.

Она было подумала, что в колледже есть и другие девушки в таком же положении, и, может быть, даже здесь – в палатах, выходящих в тот же коридор, что и кабинет доктора.

– Не надо забывать про молодого человека.

– Но…

– Послушай, Люси. Ведь это затрагивает еще и молодого человека и твоих родителей. Ты уже говорила с ними?

Люси посмотрела на свои пальцы, теребившие английскую булавку, скалывавшую старую клетчатую юбку.

– У тебя есть родные?

– Конечно.

– Ну, так я думаю, тебе следует побороть смущение и все им рассказать.

– Нет, я не могу.

– Почему же?

– У меня ужасная семья.

– Поверь, Люси, в восемнадцать лет многим кажется, будто у них ужасная семья. Ты ведь стала так думать с тех пор, как попала в колледж, верно?

– Но у меня действительно ужасная семья. Я ничего не придумываю, это правда!

Он промолчал.

– Я их даже не замечаю. У нас нет ничего общего. Доктор, да они просто ниже меня, – добавила Люси: ей показалось, что он не очень-то ей верит.

– В каком же это смысле?

– Отец пьет, – Люси посмотрела ему прямо в глаза. – Он настоящий пьяница.

– Ясно, – произнес доктор. – Ну, а мама?

Опять закапали бессильные слезы.

– Она слишком хороша для него.

– Это еще не значит, что они ниже тебя, – спокойно сказал доктор.

– Да, но, если бы у нее была хоть капелька ума, она бы давным-давно его бросила. И хоть капелька уважения к себе. Она должна была найти человека, который бы ей подходил, который уважал бы ее.

Вроде вас, подумала она. Если бы вы встретили мою мать, если бы она вышла за вас… Вдруг Люси услышала свой голос:

– Один человек мне как-то сказал, будто она похожа на Дженнифер Джонс. На актрису.

Доктор протянул ей бумажную салфетку, и Люси высморкалась. Не надо стараться разжалобить его, не надо хныкать, не надо расклеиваться. Так вела бы себя ее мать.

– Люси, мне кажется, тебе надо поехать домой. Прямо сегодня. Думаю, твоя мать поймет все гораздо лучше, чем тебе кажется. Может быть, даже не рассердится. Судя по тому, что ты тут рассказала, мне именно так и кажется.

Люси не отвечала. Он не хочет помочь ей. Он старается избавиться от нее.

– По-моему, ты все-таки любишь ее. И возможно, она отвечает тебе тем же.

– Но она ничем не может мне помочь, доктор. Любовь здесь совсем ни при чем. Это как раз то, что ее губит. Она слишком слабая. Слишком беспомощная.

– Ну, голубушка, ты сейчас просто слишком взволнована…

– Доктор, но они ведь не могут помочь! Только вы можете, – она вскочила. – И вы должны это сделать!

Он покачал головой:

– Боюсь, что я не могу этого сделать.

– Но вы должны!

– Мне очень жаль.

Неужели он не шутит? Неужели он вот так отвернется от нее и заявит, что не может помочь, после того как понял, в каком она положении?

– Но это же нечестно! – вырвалось у нее.

Он опять покачал головой.

– Вовсе нет.

– И что же вы собираетесь делать? Сидеть здесь и двигать очки вверх-вниз? Одарять меня своими мудрыми советами? Говорить мне „голубушка“?! – Люси овладела собой и села. – Простите! Я не это хотела сказать. Но почему же вы… Вы же поняли, как обстоит дело. – У Люси было такое ощущение, будто она умоляла доктора убедиться в его собственной правоте. – Ведь вам все ясно, доктор. Ну, пожалуйста, вы же так хорошо меня поняли!

– Человек может только то, что он может. Это общий закон. Мало ли чего от нас требуют?

– Пожалуйста, не говорите мне прописные истины, да еще таким тоном, – сердито сказала она. – Я не ребенок.

На секунду воцарилось молчание. Затем он поднялся.

– Но что же будет со мной? Если вы не поможете…

Он обошел вокруг стола.

– Значит, вам все равно, что со мной будет? – спросила она. И тут Люси впервые почувствовала, что доктору не терпится выпроводить ее.

– Вы не вправе рассчитывать, барышня, что я буду вас спасать, – сказал он.

Она поднялась и посмотрела ему прямо в лицо – он уже стоял у двери.

– Пожалуйста, не читайте мне нотаций с высоты своего величия. Я не намерена выслушивать поучения совершенно незнакомого человека, который ровно ничего не знает о том, что мне пришлось перенести. Я совсем не такая, как все эти восемнадцатилетние девчонки, и не нуждаюсь в ваших нотациях.

– А что же вы хотели услышать? – спросил он раздраженно.

– То есть?

– Я спрашиваю, на что вы рассчитывали? Да, Люси, вы совершенно правы, – сказал он, – вы совсем не такая, как все эти восемнадцатилетние девчонки. – Он распахнул дверь.

– Но что же будет со мной? Как вы можете быть таким жестоким?

– Надеюсь, все-таки найдется человек, которого вы послушаете, – отозвался он.

– Вряд ли, – ответила она резко.

– Тем хуже для вас.

– Ну что ж, – сказала Люси, застегивая пальто, – желаю вам счастья в вашем уютном домике. Да, ступайте домой и будьте счастливы со своей мудростью, со своими очками, со своим дипломом в рамочке и со своей трусостью!

– Прощайте, – сказал он, па мгновенье прикрыв глаза. – Желаю удачи.

– Я не привыкла надеяться на удачу, доктор. Да и на людей тоже.

– Тогда на кого же вы надеетесь?

– На себя! – сказала она и прошествовала мимо него в раскрытую дверь.

– Всего доброго, – мягко произнес доктор, когда Люси промчалась мимо, и закрыл за ней дверь.

„Ах ты трус, – стонала она сквозь зубы, спеша в „Кофейню“. – Ах ты рохля, – плача, бормотала она, когда шла к автомату с телефонной книгой в руках. – Ах ты жалкий, подлый эгоист“, – когда водила пальцем по желтой странице, отыскивая телефоны врачей и представляя, как все они, один за другим, произносят: „Вы не вправе рассчитывать, барышня, что я буду вас спасать“, и она уходит ни с чем и бредет к другому, точно такому же, униженная, отверженная, несчастная.

В День Благодарения, когда вся семья собралась в столовой за праздничной индейкой, Люси объяснила родным, что она и Рой Бассарт решили пожениться.

– Что? – изумился отец.

Она повторила.

– С чего это вдруг? – резко спросил отец и отшвырнул нож – он собирался разрезать индейку.

– С того, что нам так захотелось.

Через пять минут за столом осталась одна бабушка. Она продолжала есть и спокойно дошла до кулебяки, пока наверху остальные члены семьи, каждый по-своему, пытались уговорить Люси открыть дверь. Однако Берта все же не упустила случая заявить, что смертельно устала от вечного кавардака и постоянных трагедий – нет, больше она не допустит, чтобы не тот, так другой отравляли ей жизнь изо дня в день.

В четыре часа позвонил Рой. Люси вышла из спальни, но не начала разговора, покуда кухня не опустела. Рой сказал, что им не удастся встретиться до девяти.

Ну, а как вели себя его родные, когда он им рассказал?

Никак. Он еще ничего не сказал.

В половине десятого он позвонил от Сауэрби и сказал, что решил подождать до дома, чтобы сообщить новость родителям наедине. „Хорошо, а когда ты им скажешь, Рой?“ – „Точно не знаю. Ну, а как я могу знать точно? Попозже“. Но ведь неделю назад он сам хотел позвонить им из Форт Кина, ему самому казалось, говорила Люси, что здесь не может быть никаких осложнений: всем и так ясно, что они рано или поздно поженятся. И он сам…

– Слушай, – прервал он, – тут Элли хочет с тобой поговорить.

– Рой!

– Привет! – влезла Элли. – Привет, Люси. Извини, что так долго не писала.

– Хелло, Элинор.

– Ты знаешь, дела, дела, дела. Ну, ты можешь себе представить. Я прямо схожу с ума от всех этих наук. А сейчас мы тут слушали про приключения Роя в „Британии“ и просто животики надорвали. Ну и местечко! Хватанули уже – будь здоров! Слушай, давай сюда.

– Нет, мне надо быть дома.

– Ты, я думаю, не обижаешься, что я тебе не писала… или обижаешься?

– Нет, что ты!

– Ну, тогда хорошо. До завтра. Мне надо тебе кое-что рассказать. Я познакомилась с таким замечательным типом, – Элли перешла на шепот, – чуть было не послала тебе его карточку, вот до чего дошла. Он прелесть, просто прелесть!

В полночь Люси вышла из спальни и сама позвонила Рою.

– Ну как, сказал?

– Слушай, ну что ты делаешь? Все уже спят.

– Значит, ты не говорил?

– Было уже поздно.

– Но я ведь уже своим сказала.

– Слушай, отец вышел на лестницу и спрашивает, кто звонит.

– Ну и что такого? Скажи, что я.

– Знаешь, будь добра, прекрати указывать, что мне делать, – ответил он, – я скажу, когда мне…

Вдруг он повесил трубку. Она опять набрала номер. На этот раз к телефону подошел мистер Бассарт.

– Кто это? – спросил он.

Люси задержала дыхание.

– Послушайте, кто бы вы ни были, советую вам не безобразничать в такой час. А если это кто-нибудь из моего пятого класса, так и знайте, я сумею вас разыскать.

С утра она позвонила снова.

– Я как раз собирался набрать твой номер, – сказал Рой.

– А когда ты соберешься поговорить с ними?

– Еще только восемь. Мы даже не завтракали. Тут тетя Айрин должна подъехать.

– Значит, ты уже разговаривал?

– Откуда ты взяла?

– Нетрудно догадаться – поэтому она и приезжает.

– Откуда ты только все берешь? Откуда ты все знаешь?

– Рой, ты от меня что-то скрываешь.

– Ничего подобного. Слушай, пустим все на самотек хоть на пару часов. О господи!

– А зачем бы твоей тете приезжать в восемь утра? Кому это она так понадобилась?

– Ну ладно, ладно, – внезапно сказал он, – если тебе не терпится узнать…

– Еще бы!

– Так вот, отец хочет, чтобы я подождал до июня.

– Значит, ты все же сказал!

– Как только мы приехали домой.

– Чего же ты молчал об этом вечером?

– Так получилось, Люси. Я хотел сообщить тебе хорошие вести. Я не хотел огорчать тебя, но ты без конца меня дергаешь и мешаешь действовать по намеченному плану.

– По какому еще плану! О чем ты говоришь, Рой? Разве мы можем ждать до июня?

– Но он-то не знает, что мы не можем!

– А ты не сказал, Рой?

– Я вешаю трубку. Она уже здесь.

Днем он позвонил и сообщил, что останется дома до понедельника, так что ей лучше поехать автобусом в воскресенье вечером.

– Я говорю из автомата, Люси. Меня послали к мистеру Бранну, взять чего-то там для отца. Так что я спешу…

– Рой, немедленно объясни мне, что все это значит.

– Я постараюсь уладить тут кое-что, понимаешь?

– Рой, я ничего не хочу слушать. Мне необходимо сейчас же с тобой увидеться!

– Я кладу трубку, Люси.

– Погоди!

– Нет, мне нужно идти! Извини. До свиданья.

– Если ты так поступишь, я тут же еду к тебе домой. Ты слышишь меня?

Но Рой уже положил трубку.

Она позвонила Элинор.

– Элли, это Люси. Мне нужно повидаться с тобой.

– А что такое?

– Значит, и ты тоже?

– Что „тоже“, Люси?

– Элли, помнишь, когда-то тебе нужно было поделиться со мной, а теперь это нужно мне. Я должна знать, что тут происходит. Я еду.

– Сейчас? Люси, лучше не надо, я хочу сказать – лучше не сейчас.

– Ты что, не одна дома?

– Нет, но они все словно с ума посходили.

– Из-за чего?

– Ну, Рой сказал, что ты хочешь выйти за него замуж.

– А он не сказал, что это он хочет на мне жениться?

– Ну да… Что-то вроде. Будто бы и он об этом подумывает… Но, Люси, им кажется, что ты хочешь заставить его. Ой, кто-то подъехал к дому. Разъездились тут – все утро туда, сюда и обратно. Люси?

– Да?

– А это правда?

– Что правда?

– Ты заставляешь его?

– Нет.

– Тогда зачем тебе все это?

– Затем, что мы оба этого хотим.

– И ты тоже?

– Да.

– Но…

– Что но, Элинор?

– Ну… ты еще такая молодая. Мы все молодые. Я хочу сказать, это такая неожиданность. Просто не знаю, что тут сказать, ей-богу.

– Потому что ты кретинка, Элли. Зануда, набитая дура, да еще ко всему и эгоистка.

Под вечер она села в автобус и уехала в Форт Кин. На дверях „Бастилии“ висела цепочка, и Люси сильно промерзла, пока ей удалось найти сторожа. Тот отвел ее в корпус № 3, посадил на стул, вынул очки и принялся просматривать списки. Она смотрела на нескончаемый ряд имен и вдруг подумала: „Бежать отсюда. Навсегда. Никто меня не отыщет!“

Оказавшись в своей комнате, она стала бить кулаками по подушке, по спинке кровати, по стене. Это ужасно. Невыносимо. Все студентки в Америке сейчас дома, веселятся с родными и друзьями. Да и ее умоляли остаться – и мать, и дедушка, и даже отец. Говорили, что их просто ошеломила такая новость. Ведь все произошло так неожиданно. Ну, разве не так? – умоляли они через дверь. Они постараются свыкнуться с этой мыслью, если только Люси не сбежит от них в Форт Кин, как убежала вот сейчас к себе наверх. Вполне понятно, сперва они были попросту ошарашены, можно сказать, потеряли голову. Ведь как-никак это ее первый семестр в колледже, она об этом столько мечтала. Но, уж наверное, Люси знает, что делает, раз это окончательное решение. Может быть, она все же останется до понедельника? Разве они ее останавливали три года назад, когда Люси собиралась перейти в католичество? Нет, она заявила, что это очень серьезно, и они не стали ей препятствовать. А когда Люси передумала, она приняла и это решение самостоятельно, никто на нее не давил. То же самое и с оркестром. И тут она никого не спрашивала. Они относились к ее увлечению с пониманием и уважением, пока Люси сама в конце концов не решила бросить оркестр.

Конечно, им и в голову не приходит сравнивать увлечение барабаном и выбор мужа, с которым делишь всю жизнь, но от этого их позиция не меняется: если она хочет играть на барабане, а не заниматься фортепиано (которое, напомнили они, Люси забросила в десять лет, тоже ни с кем не советуясь) или там аккордеоном (компромиссное предложение папы Уилла), пусть поступает по-своему, они ей мешать не станут… У них дома не диктатура. У них демократия: каждый имеет свое мнение, и его только уважают за это. „Я могу быть не согласен с вами, – говорил папа Уилл из-за двери, – но всегда и везде я буду бороться насмерть за ваше право иметь собственное мнение“. Так, может быть, она все-таки передумает и не станет торопиться в колледж, где сейчас никого нет? Почему бы ей не остаться и не переговорить обо всем? А кроме того, бабушка чего только не наготовила для нее, целую неделю трудилась. „Не для меня, а для праздника“, – отозвалась Люси. „Ну ладно, голубушка, какая ж тут разница, если подумать. Ведь ты впервые приехала из колледжа надолго, и мы все понимаем… Люси? Ты слушаешь меня?“

И чего вдруг отец повел себя так, словно для него все это – неописуемая трагедия? Она как-то не привыкла, чтобы он близко, чуть ли не до слез, принимал к сердцу ее жертвы, обиды и страдания? Она терпеть по может притворства. И потом, кто говорит о том, что Люси бросит колледж? Он бегал по дому и вопил: „Я так хотел, чтобы она училась!“ Откуда он взял, что она не хочет? Люси всего-то и сказала, что собирается замуж за Роя… А может быть, они сами догадались об истинной причине? Вдруг они поверили ей, лишь бы не слышать унизительной правды? Люси схватила учебник французского и швырнула через всю комнату. „Ничего не знают, – выкрикнула она, – а еще лезут со своими разрешениями!“

Если бы только они сказали: „Нет. Нет, Люси, не смей этого делать. Все. Мы запрещаем тебе. Кончено“. Но, как видно, ни у кого из них не хватало ни твердости, пи упорства, чтобы противодействовать ей. Она давно восстала против них, эта борьба длилась всю ее юность, и она победила. Теперь с этим покончено. Она может делать все, что только захочет, – даже выйти замуж за человека, которого в душе презирает.

Когда в понедельник вечером Рой вернулся в Форт Кин и зажег свет у себя в комнате, первым делом он увидел Люси, сидевшую у окна.

– Ты что это здесь делаешь? – вскрикнул он, роняя чемодан. – И занавески не задернуты!

– Что ж, задёрни их, Рой.

Он мигом опустил занавески.

– Как ты сюда попала?

– Как обычно, Рой. На всех четырех через подоконник.

– А она дома?

– Кто?

– Хозяйка! – прошептал он и тут же выскользнул в холл.

Она слышала, как он насвистывает, поднимаясь в ванную: „Твой, вздох как песня, а голос – скрипка, и это волшебство…“ Потом в туалете наверху зашумела вода, и Рой снова проскользнул в комнату.

– Ее нет, – сообщил он, прикрывая дверь. – Но, пожалуй, все же лучше выключить свет.

– Чтобы не смотреть мне в глаза?

– Чтобы она нас не накрыла, когда вернется. Она вот-вот придет. Так что стряслось?

Она поднялась со стула и обхватила руками живот.

– Угадай!

– Тсс-с-с…

– Ее же нет.

– Но она сейчас придет. Мы всегда выключали свет, Люси.

– Я хочу говорить с тобой и смотреть тебе в глаза. Не по телефону, Рой, когда ты можешь…

– Ладно… Но ты уж извини, а свет все-таки придется выключить. Так что давай-ка.

– Но мы поженимся или нет? Скажи, я ведь должна знать, что делать дальше, к кому идти и что вообще…

– Ну ладно, в конце-то концов ты, может, разрешишь мне хотя бы снять пиджак?

– Рой, да или нет?

– Слушай, ну как я могу сказать „да“ или „нет“, когда тут так просто не ответишь.

– Нет, на такие вопросы именно так и отвечают.

– Может, поговорим поспокойнее? Я ведь два часа просидел за рулем.

Когда он стал вешать пиджак в шкаф, она подошла сзади и дотянулась на цыпочках до его уха, которое было почти на фут выше ее:

– Да или нет, Рой?

Он отшатнулся.

– Во-первых, сейчас я выключу свет. Осторожность не помешает. Когда я снимал эту комнату, то уговаривался не приводить сюда девушек.

– Ну, меня-то ты водил. И не раз.

– Она ведь не знает. Ох, черт побери. Ладно, тушим, – и не слушая больше возражений, он выключил свет.

– Наконец-то ты не видишь меня, Рой. Теперь расскажи, как ты провел праздники, пока я сидела здесь в пустом общежитии одна-одинешенька целых два дня?

– Во-первых, я не просил тебя возвращаться в общежитие, когда там никого нет. А во-вторых, я все же присяду, если не возражаешь. Да почему бы и тебе не сесть?

– Ничего, я постою.

– В темноте?

– Да.

– Тсс…

– Ну, я слушаю, – сказала она.

– Дай мне сесть как следует… Ну вот, порядок.

– Так что?

– Мне удалось их уговорить, но не совсем.

– Дальше.

– Да ты сядешь в конце концов или нет?

– Не все ли равно? Ты ведь меня так и так не видишь.

– Очень даже вижу, как ты висишь надо мной. Ну сядь же. Пожалуйста.

Она прождала его почти час. И ей больше всего хотелось не сидеть тут, а лечь спать. Люси опустилась на край постели и закрыла глаза. „Пойти к мистеру Валерио“. „Скрыться, сбежать“. Какой в этом смысл? Единственный человек, которого она хотела бы сейчас видеть, – отец Дамрош. Но что он может сделать? Ничего – и в этом вся его беда. Помощи от него столько же, как от святой Терезы или Иисуса Христа. А на вид он такой сильный, и всегда так внимательно выслушает, и говорит такие прекрасные слова… Но ей не слова нужны. А дела.

– Во-вторых, – говорил Рой, – не думай, что мне это так легко далось. Это был сущий ад.

– Это почему же?

– Да потому, что пришлось делать вид, будто ты не беременна, хотя все они только и делали, что приставали с вопросами – с чего да с чего.

– И ты сказал?

– Нет.

– Точно?

– Да! Тсс-с!

– Ты сам кричишь.

– Из-за тебя.

– Нет, ты кричишь, потому что ты заврался, Рой.

– Я не сказал им, Люси. Ну что ты на меня взъелась? В самом деле, я просто удивляюсь, почему я им не сказал. Почему нельзя открыть правду? Ведь мы все равно поженимся.

– Поженимся?

– Ну я хочу сказать – смогли бы пожениться, если б я им сказал…

– Ты хочешь сказать, что, раз ты им не сказал, мы не поженимся?

– В том-то и вся штука. Вот что путает все карты. То есть я хочу сказать, они приводят столько доводов, почему нам надо подождать хотя бы до июня.

– Ну?

– Ну, и это серьезные доводы. Мне кажется, против серьезных доводов трудно возражать, только и всего.

– И поэтому ты согласился ждать?

– Я сказал, что подумаю.

– Но разве мы можем ждать?

– Слушай, надо мне было выбраться из дому или нет? Я и так пропустил целый день.

– С машиной ты мог бы в любой момент…

– Но не мог же я уехать в разгар скандала! Ты ничего не понимаешь!

– Отчего же? Почему не мог?

– Слушай, зачем мне их злить, зачем морочить им голову? Я не сделал ничего плохого. Совсем даже наоборот. И почему бы нам попросту не сказать правду? Мне, знаешь ли, не к чему врать родителям.

– Мне тоже, Рой, если мы говорим об одном и том же.

– Но ведь ты ж соврала.

– Потому что мне так захотелось!

– Почему?

– Слушай, будь мужчиной! Ну как ты себя ведешь?

– Но ведь это ты все от них скрываешь? Знай они правду, они бы нас поняли.

– Рой, тебе в самом деле кажется, будто они кинутся мне на шею, если узнают насчет ребенка?

– Я сказал, что они поймут, только и всего.

– Но понять прежде всего нужно нам – нам с тобой, Рой!

– Что ж, может, это и правильно… в отношении твоих.

– А чем они хуже твоих, Рой? Думаешь, твои лучше? Слушай, если ты не хочешь жениться на мне, потому что кто-то начал тебе нашептывать, будто я тебе не пара, – не волнуйся, я тебя неволить не стану.

Молчание. Секунда, другая… Наконец он сказал:

– Но я ведь сам хочу.

– А мне кажется, Рой, это вовсе не так. – Она закрыла лицо руками. – Верно? „Верь мне, верь мне“, – а на самом деле вот оно что получается.

– Ну нет… что ты… Только должен тебе сказать, в последние дни ты ведешь себя так, что поневоле не захочется жить с тобой под одной крышей. Ты вдруг стала такой…

– Какой такой? Плебейкой?

– Нет, – сказал он, – такой неласковой.

– Ах, значит, вот оно что?

– Да, вроде того, особенно в последнее время.

– А что еще?

– Ну ладно, Люси, если говорить серьезно – ты стала ужасно злая.

– Посмотрела б я на тебя, если бы у тебя был уговор с человеком, а потом…

– Да нет, не просто злая, а…

– Что?

– …словно чокнутая.

– Ты действительно думаешь, что я свихнулась?

– Я этого не говорил. Я не говорил, что ты свихнулась.